Страница:
Оказывается, здание защищали сыновья 11 народов. Все дни героической обороны дрался там и абхазец Алексей Сукба (или Цугба, как в некоторых документах). Почему же о нем предпочитали умалчивать?
Примечательно, что в радиомемуарах героя Сталинградской битвы маршала Василия Чуйкова эта фамилия упоминалась, правда, среди погибших: «Горстка советских воинов защищала дом, названный потом домом сержанта Павлова… Многие герои битвы пали смертью храбрых. В городе на Волге и сегодня чтут память этих парней. Это: русские Александров и Афанасьев, украинцы Сабгайда и Лущенко, грузины Мосиашвили и Степанашвили, узбек Тургунов, казах Мурзаев, абхазец Сукба, таджик Турдыев, татарин Рамазанов. Дом Павлова сохранен для потомков как символ мужества советских воинов».
Удалось установить, что Алексей Шабанович Сукба, 1919 года рождения, беспартийный, образование – 5 классов, был призван в армию в июле 1941 года Гудаутским районным военкоматом Абхазской АССР. Известно еще, что жил он до войны в селе Баклановка. Будучи общительным, Алексей легко сходился с людьми.
В 1948 году в Сталинградском издательстве вышла книга самого Павлова, тогда уже младшего лейтенанта. В ней тоже были упомянуты еще не все защитники дома. Пофамильно названы лишь семь человек. Однако Сукба тут тоже есть!
Можно найти упоминание об Алексее в армейской газете «Сталинское знамя», посвятившей в декабре 1942-го полосу подвигу защитников дома. Вскоре Сукба был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Сталинграда».
В 1944 году война привела его в Западную Белоруссию. Что случилось с ним в тех краях – неясно, но через некоторое время его фамилия оказалась в списках власовцев из так называемой РОА (Русской освободительной армии). По бумагам получается, что непосредственно в боях против своих он не участвовал, а нес караульную службу. Но этого было достаточно, чтобы имя солдата исчезло из истории Сталинградской битвы.
Справедливости ради стоит сказать, что цензоры принялись за работу не сразу. Еще несколько лет имя Сукбы публично упоминали всякий раз, когда речь заходила о геройской обороне. В середине 1950-х работники местного музея решили собрать в городе всех павловцев. Тогда-то все и произошло. С оторопевших от такого оборота участников эпопеи чекисты взяли подписку о неразглашении тайны. А ею с того дня стало и участие в рядах защитников дома калмыка Хохолова, чей народ был репрессирован Сталиным, и абхазца Сукбы, оказавшегося в списках РОА.
Вот почему, когда в начале 1960-х годов строили каменное панно на торце восстановленного «дома Павлова», там значилось только 24 бойца, представлявших 9 национальностей.
Наверняка неприступные, как «дом Павлова», архивы хранят тайну и о том, как герой Сталинграда оказался «по ту сторону» фронта. Скорее всего, Алексей был пленен. Возможно, записавшись в РОА, хотел спасти жизнь. Но в то время с такими не церемонились.
Надо сказать, что вокруг этого обычного четырехэтажного типового дома, волею военной судьбы вошедшего в мировую историю как «дом сержанта Павлова», и поныне непостижимым образом концентрируются всяческие домыслы. Чего стоит многолетнее предание о том, будто сам Павлов вовсе не умер в 1981 году, а принял монашеский постриг и стал архимандритом Кириллом… На самом деле герой похоронен в родном Новгороде. А упомянутый старец Кирилл, по данным музея-панорамы, тоже в миру был Павловым. И тоже Героем Советского Союза. Только награжден он этим званием не за Сталинград, а за бои на Сандомирском плацдарме. Правда, спутать, надо признать, основания были. Оба во время битвы на Волге были сержантами, оба закончили войну младшими лейтенантами.
«ФАРШ ПРОГЛОЧЕН ЦЕЛИКОМ!»
В 18.00 по английскому летнему времени 19 апреля 1943 года подводная лодка «Сираф» вынырнула из тени своей плавучей базы «Форт» в шотландском городе Гринок и направилась по реке Клайд вниз, держа курс в открытое море. Командир лодки, лейтенант Джоэлл, которому только исполнилось 29 лет, отсалютовал из боевой рубки и спустился вниз.
Только он был осведомлен о содержании цилиндрического стального контейнера, размещенного в носовом отсеке лодки. Надпись на контейнере гласила: «ОБРАЩАТЬСЯ ОСТОРОЖНО. ОПТИЧЕСКИЕ ИНСТРУМЕНТЫ. ОСОБАЯ ОТПРАВКА», а экипажу было сообщено, что контейнер содержит секретное метеорологическое устройство, которое командование ВМС Великобритании намерено разместить у испанского побережья.
Поход субмарины, длившийся десять дней, проходил в подводной положении, всплывали лишь по ночам для подзарядки аккумуляторов и точной ориентации. В назначенный срок, 25 апреля, «Сираф» подошла незамеченной к испанскому порту Уэльва, на юго-западном побережье Испании.
Всплыв на перископную глубину после полудня, командир отчетливо увидел десятки рыбацких шхун, занятых ловом, однако густой туман позволил лодке избежать обнаружения. «Сираф» без промедления нырнула на глубину, а когда всплыла вновь, море и берег окутывала темнота. Молодая луна уже исчезла с небосклона, близилось время прилива. Из лодки на узкую палубу поднялись все офицеры. Сюда же был доставлен стальной контейнер с секретным устройством. Морские волны плескались у самых ног стоявших на палубе людей…
Море было спокойным, рыбацкие суденышки не удалялись далеко от устья реки Уэльвы: лов было решено производить, пользуясь приливной волной. Все внимание рыбаков было поглощено наполнявшейся рыбой сетью, но хозяин шхуны «Святой Франциск» Филиппе и его зять Мигель сразу же заметили на воде тело человека, лежавшее лицом вниз. Подойдя к утопленнику вплотную, тесть и зять, не сговариваясь, подцепили покойника баграми и отбуксировали его на мелководье, а уже оттуда – на берег. Здесь взору моряков предстал британский офицер, на личном значке которого, прикрепленном к подтяжкам, значилось: «Майор Уильям Мартин, королевская морская пехота». К запястью левой руки майора посредством специального браслета и цепочки был пристегнут портфель. Не прошло и получаса, как тело утопленника было передано на попечение командира местного воинского подразделения.
Документы и личные вещи погибшего были переданы на хранение военному юристу, а само тело доставили в морг города Уэльвы. Вывод патологоанатомов гласил, что майор Мартин упал в море живым, а причиной его смерти стало переохлаждение организма от долгого пребывания в воде.
Копии, снятые испанской военно-морской разведкой со всех документов, писем и личных бумаг, обнаруженных в карманах костюма и в портфеле майора Мартина, были немедленно предоставлены в распоряжение немецкого резидента в Уэльве, после чего, помеченные грифом «совершенно секретно», легли на стол руководителей германской военной разведки.
Кроме нательного креста, денег, наручных часов, связки ключей и сигарет, в список личных вещей майора входили письма и фотографии невесты погибшего, письмо от отца, пригласительный билет в лондонский «Кабаре-клуб», пропуск в штаб военно-морских десантных операций, служебное удостоверение личности, письмо на официальном бланке «Ллойдс банка», счета из военно-морского клуба, военного магазина, в том числе за обручальное кольцо, два автобусных билета и два билета с оторванными корешками в Театр принца Уэльсского.
Но два личных и в то же время строго секретных письма привлекли главное внимание немецкой разведки. Первое из них было направлено заместителем начальника генерального штаба генералом Арчибальдом Наем командующему британской армией в Тунисе генералу Александеру. Второе – командующим морскими десантными операциями лордом Маунтбэттеном в Алжир, в штаб союзных войск, на имя генерала Дуайта Эйзенхауэра.
Обнаруженные в портфеле майора Мартина документы подтолкнули германское политическое и военное руководство к полному пересмотру своей средиземноморской стратегии, поскольку абвер после их тщательного анализа пришел к выводу, что «подлинность захваченных документов вне подозрения, а предположение о том, что они специально подброшены с целью дезинформации – маловероятно».
Вплоть до обнаружения тела майора немцы были убеждены, что следующую после захвата Туниса операцию союзники проведут в Средиземном море, и что высадка крупного контингента союзных войск с перспективным броском на Италию будет, про всей вероятности, осуществлена на Сицилии. Далее по степени вероятности немцы ставили Крит, Сардинию и Корсику. Такого же мнения придерживался Бенито Муссолини, высказавший его Гитлеру через гросс-адмирала Деница.
Но отныне ситуация в корне менялась: содержание писем, обнаруженных у британского майора, очевидно свидетельствовало, что высадка союзников под кодовым названием «Операция Бримстен» будет произведена на остров Сардиния, а Сицилия – лишь отвлекающий объект этой операции.
Даже сам фюрер обратил свое внимание на документы Мартина. В этой связи гросс-адмирал Дениц писал в своем дневнике: «Фюрер не согласен с дуче в том, что наиболее вероятным объектом вторжения является Сицилия. По мнению фюрера, обнаруженные английские документы подтверждают предположение о намерении противника нанести удар по Сардинии и Пелопоннесу (южное побережье Греции). К такому же выводу пришел генеральный штаб сухопутных сил рейха…»
Турция тотчас была предупреждена о переброске немецких войск и флота в Грецию, 1-я танковая дивизия была переброшена из Франции на Пелопоннес, побережье которого было блокировано тремя линиями новых минных заграждений, большая группа торпедных катеров была переведена с Сицилии в Грецию, было развернуто строительство мощных оборонительных укреплений на Сардинии и Корсике, куда также было переброшено мощное танковое соединение.
А теперь вернемся на год назад. Только-только завершилась «Операция Торч», позволившая союзникам установить долгожданный контроль над североафриканским побережьем. Теперь союзные войска приступили к планированию высадки в Италии, которая в случае успеха привела бы к полному краху всю оборонительную систему Германии в Южной Европе, ускорила бы открытие второго фронта и, наконец, гарантировала бы выход Италии из войны.
На пути этих заманчивых перспектив лежала Сицилия. Без контроля над этим стратегически важным островом союзный бросок в Италию оставался неосуществимой мечтой. Это прекрасно понимали в генеральном штабе германского вермахта, сосредоточившего на острове мощные силы для отражения удара.
В июне 1942 года в одной из комнат здания Адмиралтейства массивным столом работы прошлого века собрались офицеры британской военной разведки из «Группы по сохранению секретов военных операций». Стол был поделен на два сектора. В первом были сложены все документы, отражающие взгляд на операцию союзного командования, во втором – стратегическое отношение к ситуации на Средиземном море командования противника. С документом первого сектора неясностей не было: союзники располагали двумя армиями – армией генерала Эйзенхауэра (в районе Магриба) и армией фельдмаршала Вильсона (в Египте). Силы обеих армий в полном составе привлекались к высадке на укрепленном побережье Сицилии с последующим броском на Апеннинский полуостров.
С документами второго сектора, из которых ясно вытекало, что немцы смотрят на ситуацию несколько иначе, также не было неясностей. Они были убеждены, что удар по Сицилии нанесет лишь Эйзенхауэр, а армия Вильсона вторгнется в Грецию и продолжит наступление в Европу через Балканы.
«Группе» предстояло сохранить заблуждение немцев относительно планов армии Вильсона и убедить их в том, что местом высадки Эйзенхауэра является не Сицилия, а остров Сардиния.
Какие только фантастические идеи и предложения не сыпались в тот день на полированную поверхность старинного стола! Каждая новая идея рождала в геометрической прогрессии число оппонентов, выливавших на головы авторов тонны ядовитого сарказма. До тех пор пока одна идея не примирила спорщиков – идея достать мертвое тело, одеть его в форму штабного офицера армии Его Величества, положить в его портфель штабные документы, способные убедить немцев, что Сицилия НЕ ЯВЛЯЕТСЯ местом высадки союзных войск. Создав впечатление, что офицер погиб в результате аварии самолета, летевшего курсом на Африку, обеспечить доставку трупа морским приливом к испанскому побережью, где немцы располагали густой агентурной сетью. После недолгих раздумий план операции был принят и получил название «Минсмит» (mincemeat – «начинка, фарш»).
Но теперь нужно было найти подходящее тело. Помог случай, и вскоре в распоряжении «Группы» оказался труп человека, умершего от воспаления легких. При таком диагнозе в легких скапливается жидкость – те же симптомы, что и при гибели на море. Тело принадлежало человеку тридцати лет, и теперь нужно было определить точный адрес его доставки. Выбор пал на испанский город Уэльву, где германский резидент имел тесные контакты с местными чиновниками. Удачно решилась и проблема доставки «офицера» к берегу: его тело в спасательном жилете должно было дрейфовать к побережью под влиянием дующих здесь ветров. Недолго обсуждался и вопрос о транспортировке: контейнер с телом «наживки» должна была доставить к Уэльве субмарина «Сираф» под командой лейтенанта Джоэлла, имевшего опыт в осуществлении такого рода операций.
Письма для офицерского портфеля должны были носить личный характер и вместе с тем нести в себе ложную информацию. Эту работу блистательно выполнили сэр Арчибальд Най и лорд Луис Маунтбэттен. В письме Ная содержался прозрачный намек, что союзники хотят убедить противника, что удар будет направлен на Сицилию, и что решение о высадке в Греции уже принято. В письмах же Маунтбэттена давалась блестящая характеристика «погибшего офицера» и содержался намек, что подлинным объектом удара союзников в Средиземном море является не Сицилия, а Сардиния. Итак, «важные письма», которым суждено было сыграть роль уникального дезинформатора германской военной разведки, были уложены в портфель с металлической цепочкой и «браслетом» для будущего хозяина.
10 апреля «майор» был со всеми предосторожностями помещен в стальной контейнер, заполненный двуокисью азота и кусками сухого льда. Затем офицеры разведки закрыли крышку контейнера и завинтили болты. Для них Билли Мартин был не только живым, но и очень близким человеком. Он позволил им прочесть очень нежные письма своей любимой и поведал о своих финансовых затруднениях. Они изучили каждую его мысль и были уверены, что с их помощью он готов спасти тысячи жизней союзных офицеров и солдат.
Группа сопровождения прибыла с контейнером в Гринок рано утром. У пирса ее ждал катер, доставивший всех на плавбазу подводных лодок «Форт». Отсюда контейнер перегрузили на «Сираф», и 19 апреля 1943 года, в 18.00 по английскому летнему времени, лодка вышла в открытое море…
30 апреля операция «Минсмит» была завершена. Уинстону Черчиллю, находившемуся тогда в Вашингтоне, была отправлена телеграмма: «Фарш проглочен целиком!»
В результате допущенного стратегического просчета уже в мае–июле 1943 года Гитлер и Муссолини потеряли Тунис и Сицилию. Еще более страшное поражение ждало Гитлера на Востоке. Проиграв битву на Курской дуге, нацистская Германия неумолимо двинулась к своему окончательному краху.
За операцию «Минсмит» один из ее участников сэр Юэн Монтэгю получил военный орден Британской империи. В 1953 году он выпустил книгу под названием «Человек, которого никогда не было», в которой подробно рассказал эту историю.
ОПЕРАЦИЯ «ШАМИЛЬ» – ГОРЦЫ ПРОТИВ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
По поводу этой трагической, сложной и болезненной темы, надолго отравившей межнациональные отношения и в бывшем СССР, и в нынешней России, существуют два полярных мнения: «Нечего было восстание в тылу поднимать…», «Это геноцид народа, который нельзя оправдать ничем…»
Невозможно примирить враждующие стороны, однако существуют архивные документы, гриф секретности с которых был снят совсем недавно и изучение которых, возможно, внесет некую объективность в оценку происшедшего тогда и происходящего сегодня.
За 1921—1940 годы на территории Горской, а затем Чечено-Ингушской АССР произошло не менее шести крупных повстанческих антисоветских выступлений. Несмотря на все усилия и репрессии НКВД и даже регулярной армии, Советской власти так и не удалось «советизировать» или хотя бы установить твердый государственный порядок в чеченских аулах, особенно горных. Население продолжало придерживаться родоплеменного, «тейпового» уклада, находясь под сильным влиянием мусульманского духовенства – шейхов – и законспирированных подпольных националистических организаций, тайно храня большое количество оружия.
Перед началом Великой Отечественной войны в Чечне усилились бандповстанческая активность, антисоветская агитация, пропаганда объединения мусульман Кавказа под протекторатом Турции. Продолжалась агитация среди молодежи против службы в Красной армии и учебы в школах ФЗО.
Об этом говорят данные из архивных справок «О размахе бандповстанческого движения на территории Чечено-Ингушской АССР в годы Великой Отечественной войны» и «Об уклонении от призыва в РККА в Чечено-Ингушской АССР в годы Великой Отечественной войны».
Только в 1940 году административными органами ЧИАССР было арестовано 1055 бандитов и их пособников, изъято 839 винтовок и револьверов, много боеприпасов, предано суду 846 дезертиров. В то же время, по ориентировочным данным, из школ фабрично-заводского обучения бежало около 1500 набранных туда подростков.
В том же году была выявлена повстанческая организация шейха Магомет-Хаджи Курбанова, в январе 1941 года локализовано вооруженное выступление в Итум-Калинском районе под руководством Идриса Магомадова. Начало войны повлекло за собой серию бандитских вылазок в Шатойском, Галанчожском и Чеберлоевском районах. За август–ноябрь 1941 года в них приняло участие до 800 бандитов. Их основной организатор и идеолог – Хасан Исраилов – центральная фигура повстанческого движения в Чечено-Ингушетии в период войны. Представитель национальной интеллигенции, партработник, а затем адвокат, Исраилов с началом войны перешел на нелегальное положение и создал так называемую «Национал-социалистическую партию кавказских братьев» (НСПКБ). Он вовлек в эту партию значительное количество враждебных Советской власти лиц и руководил деятельностью образованных из числа повстанческих отрядов вплоть до 1944 года.
Не менее известную роль играл в организации вооруженных выступлений и Майрбек Шерипов, кстати, брат известного чеченского революционера, героя Гражданской войны Асланбека Шерипова. В октябре 1941 года Майрбек Шерипов также перешел на нелегальное положение, основал свою профашистскую партию – «Чечено-Горскую национал-социалистическую подпольную организацию» (ЧГНСПО), сколотил ряд бандгрупп, в которых собрал множество дезертиров и преступных элементов. «Партийные ячейки» и бандгруппы были созданы в подавляющем большинстве сел горной Чечни и Ингушетии, Исраилов и Шерипов установили связь с немецким командованием…
Банды пополнялись главным образом за счет дезертиров из рядов РККА. По первой массовой мобилизации в республике в августе–сентябре 1941 года из подлежащих призыву в строительные батальоны уклонилось от явки на призывные пункты 269 и дезертировало в пути следования 450 человек. Из 8000 мобилизованных в армию в Ростове оказалось только 2500 человек. По дополнительной мобилизации лиц 1922 года рождения в октябре 1941 года уклонилось от явки 362 призывника из 4733. Из сформированной решением ГКО в декабре–январе в ЧИАССР 114-й национальной дивизии на март 1942 года дезертировало 850 человек.
Сорвана была и вторая массовая мобилизация в марте 1942 года. Несмотря на то, что ее продлили до апреля, вместо 14 577 человек мобилизовано было только около 10 тысяч. Уклонялись от призыва даже члены ВКП(б), ВЛКСМ, ответственные работники, председатели и парторги колхозов. 23 марта 1942 года со станции Моздок сбежал депутат Верховного Совета ЧИАССР Дага Дадаев, и с ним, поддавшись его агитации, бежало еще 22 человека.
К концу марта 1942 года общая численность дезертиров и уклонившихся от мобилизации достигала 13 500 человек. Характерно, что в очередном донесении на имя немецкого командования от 4 июля 1942 года Хасан Исраилов сообщал, что возглавляемая им организация насчитывает на 1 июня 1942 года 15 672 бойца.
В таких условиях в апреле 1942 года был издан приказ наркомата обороны об отмене призыва в армию чеченцев и ингушей.
Провалился и дополнительный набор добровольцев, объявленный в республике по просьбе Чечено-Ингушского обкома. По плану НКО в январе–феврале 1943 года должно было быть призвано 3 тысячи человек, однако из так называемого «добровольного призыва» дезертировало до 7 марта 1943 года 1872 военнообязанных. Среди сбежавших в пути следования «добровольцев» были представители партийно-советского актива: секретарь Гудермесского райкома Арсанукаев, завотделом Веденского райкома Магомаев, секретарь обкома ВЛКСМ по военной работе Мартазалиев, второй секретарь Гудермесского РК ВЛКСМ Таймасханов, председатель Галанчожского райисполкома Хаяури.
Факты – упрямая вещь, однако не должно возникать ошибочное впечатление, что чуть ли не все чеченцы и ингуши уклонились от защиты СССР в Великой Отечественной войне. Республика трудилась для победы на полях и пастбищах, нефтепромыслах и заводах, строила оборонительные сооружения, принимала эвакуированных. Тысячи чеченцев и ингушей отдали свои жизни на фронте, были отмечены за воинские подвиги орденами и медалями. Подводник Северного флота Магомед Гаджиев и пулеметчик Ханпаша Нурадилов были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза. До Эльбы дошел чечено-ингушский кавалерийский полк под командой майора Висаитова. Хотя звание Героя, к которому он был представлен, ему было присвоено только в 1989 году… Следует заметить: военнослужащие – чеченцы и ингуши, представители других репрессированных в 1944 году народов – отзывались с фронта в трудовые армии, а по окончании войны они, «солдаты-победители», отправлялись в ссылку.
И тем не менее в горах Чечни, в тылу Северо-Кавказского фронта, долго не затихали перестрелки…
С началом войны немецкое Главное управление имперской безопасности (РСХА) совместно с министерством по делам оккупированных территорий Третьего рейха активно инициировало сепаратистские движения в национальных республиках СССР. В Берлине был образован ряд «национальных комитетов», в том числе и Северо-Кавказский, во главе которых были поставлены эмигранты и перешедшие к немцам изменники. Из военнопленных в январе–феврале 1942 года было начато формирование национальных «восточных легионов». В сентябре в местечке Весоле под Варшавой были сформированы три первых батальона Северо-Кавказского национального легиона (СКНЛ) – 800-й (одна рота из чеченцев), 801-й и 802-й (две роты).
Уже в конце 1942 года 800-й батальон был направлен на фронт в район Туапсе в состав 125-й пехотной дивизии, а 802-й – под Моздок в распоряжение 3-й танковой дивизии вермахта, остановленной к тому времени Красной армией всего в 100 километрах от грозненских нефтепромыслов.
После того как эти батальоны были разбиты при отступлении немцев с Кавказа, их, пополнив, перевели во Францию, где они после высадки союзников были уничтожены или пленены в крепостях «Атлантического вала».
В сентябре 1942 года в Миргороде Полтавской области было начато формирование 842-го, 834-го и 844-го батальонов СКНЛ, в феврале 1943 года отправленных в Ленинградскую область для борьбы с партизанами. Чеченской ротой 842-го батальона командовал уроженец села Ачхой-Мартан Алаудин Устарханов.
В том же Весоле формируется батальон 836-А, первой чеченской ротой которого командовал Ады Умаров, после войны скрывшийся в США. А возглавил батальон опытный головорез абвера капитан Ланге, летом–осенью 1942 года выполнявший в Чечне специальные задания по организации диверсий и восстаний местного населения в тылу Красной армии. Практически это были легионеры-каратели, оставившие за собой длинный кровавый след в Кировоградской, Киевской областях и во Франции…
10 мая 1945 года остатки батальона были пленены англичанами в Дании. Боясь возмездия, легионеры попросили британского подданства и… получили согласие. Но вскоре по требованию советской стороны они были выданы. Из 214 чеченцев 1-й роты 97 были привлечены к уголовной ответственности. По данным КГБ, 40 человек из числа отбывших наказание проживали в 1987 году в Чечено-Ингушской АССР.
Примечательно, что в радиомемуарах героя Сталинградской битвы маршала Василия Чуйкова эта фамилия упоминалась, правда, среди погибших: «Горстка советских воинов защищала дом, названный потом домом сержанта Павлова… Многие герои битвы пали смертью храбрых. В городе на Волге и сегодня чтут память этих парней. Это: русские Александров и Афанасьев, украинцы Сабгайда и Лущенко, грузины Мосиашвили и Степанашвили, узбек Тургунов, казах Мурзаев, абхазец Сукба, таджик Турдыев, татарин Рамазанов. Дом Павлова сохранен для потомков как символ мужества советских воинов».
Удалось установить, что Алексей Шабанович Сукба, 1919 года рождения, беспартийный, образование – 5 классов, был призван в армию в июле 1941 года Гудаутским районным военкоматом Абхазской АССР. Известно еще, что жил он до войны в селе Баклановка. Будучи общительным, Алексей легко сходился с людьми.
В 1948 году в Сталинградском издательстве вышла книга самого Павлова, тогда уже младшего лейтенанта. В ней тоже были упомянуты еще не все защитники дома. Пофамильно названы лишь семь человек. Однако Сукба тут тоже есть!
Можно найти упоминание об Алексее в армейской газете «Сталинское знамя», посвятившей в декабре 1942-го полосу подвигу защитников дома. Вскоре Сукба был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Сталинграда».
В 1944 году война привела его в Западную Белоруссию. Что случилось с ним в тех краях – неясно, но через некоторое время его фамилия оказалась в списках власовцев из так называемой РОА (Русской освободительной армии). По бумагам получается, что непосредственно в боях против своих он не участвовал, а нес караульную службу. Но этого было достаточно, чтобы имя солдата исчезло из истории Сталинградской битвы.
Справедливости ради стоит сказать, что цензоры принялись за работу не сразу. Еще несколько лет имя Сукбы публично упоминали всякий раз, когда речь заходила о геройской обороне. В середине 1950-х работники местного музея решили собрать в городе всех павловцев. Тогда-то все и произошло. С оторопевших от такого оборота участников эпопеи чекисты взяли подписку о неразглашении тайны. А ею с того дня стало и участие в рядах защитников дома калмыка Хохолова, чей народ был репрессирован Сталиным, и абхазца Сукбы, оказавшегося в списках РОА.
Вот почему, когда в начале 1960-х годов строили каменное панно на торце восстановленного «дома Павлова», там значилось только 24 бойца, представлявших 9 национальностей.
Наверняка неприступные, как «дом Павлова», архивы хранят тайну и о том, как герой Сталинграда оказался «по ту сторону» фронта. Скорее всего, Алексей был пленен. Возможно, записавшись в РОА, хотел спасти жизнь. Но в то время с такими не церемонились.
Надо сказать, что вокруг этого обычного четырехэтажного типового дома, волею военной судьбы вошедшего в мировую историю как «дом сержанта Павлова», и поныне непостижимым образом концентрируются всяческие домыслы. Чего стоит многолетнее предание о том, будто сам Павлов вовсе не умер в 1981 году, а принял монашеский постриг и стал архимандритом Кириллом… На самом деле герой похоронен в родном Новгороде. А упомянутый старец Кирилл, по данным музея-панорамы, тоже в миру был Павловым. И тоже Героем Советского Союза. Только награжден он этим званием не за Сталинград, а за бои на Сандомирском плацдарме. Правда, спутать, надо признать, основания были. Оба во время битвы на Волге были сержантами, оба закончили войну младшими лейтенантами.
«ФАРШ ПРОГЛОЧЕН ЦЕЛИКОМ!»
(По материалам В. Смоленского.)
Эта операция, проведенная британской военной разведкой, полностью спутала все планы германского командования и позволила войскам союзников избежать больших потерь во время боев на юге Европы.В 18.00 по английскому летнему времени 19 апреля 1943 года подводная лодка «Сираф» вынырнула из тени своей плавучей базы «Форт» в шотландском городе Гринок и направилась по реке Клайд вниз, держа курс в открытое море. Командир лодки, лейтенант Джоэлл, которому только исполнилось 29 лет, отсалютовал из боевой рубки и спустился вниз.
Только он был осведомлен о содержании цилиндрического стального контейнера, размещенного в носовом отсеке лодки. Надпись на контейнере гласила: «ОБРАЩАТЬСЯ ОСТОРОЖНО. ОПТИЧЕСКИЕ ИНСТРУМЕНТЫ. ОСОБАЯ ОТПРАВКА», а экипажу было сообщено, что контейнер содержит секретное метеорологическое устройство, которое командование ВМС Великобритании намерено разместить у испанского побережья.
Поход субмарины, длившийся десять дней, проходил в подводной положении, всплывали лишь по ночам для подзарядки аккумуляторов и точной ориентации. В назначенный срок, 25 апреля, «Сираф» подошла незамеченной к испанскому порту Уэльва, на юго-западном побережье Испании.
Всплыв на перископную глубину после полудня, командир отчетливо увидел десятки рыбацких шхун, занятых ловом, однако густой туман позволил лодке избежать обнаружения. «Сираф» без промедления нырнула на глубину, а когда всплыла вновь, море и берег окутывала темнота. Молодая луна уже исчезла с небосклона, близилось время прилива. Из лодки на узкую палубу поднялись все офицеры. Сюда же был доставлен стальной контейнер с секретным устройством. Морские волны плескались у самых ног стоявших на палубе людей…
Море было спокойным, рыбацкие суденышки не удалялись далеко от устья реки Уэльвы: лов было решено производить, пользуясь приливной волной. Все внимание рыбаков было поглощено наполнявшейся рыбой сетью, но хозяин шхуны «Святой Франциск» Филиппе и его зять Мигель сразу же заметили на воде тело человека, лежавшее лицом вниз. Подойдя к утопленнику вплотную, тесть и зять, не сговариваясь, подцепили покойника баграми и отбуксировали его на мелководье, а уже оттуда – на берег. Здесь взору моряков предстал британский офицер, на личном значке которого, прикрепленном к подтяжкам, значилось: «Майор Уильям Мартин, королевская морская пехота». К запястью левой руки майора посредством специального браслета и цепочки был пристегнут портфель. Не прошло и получаса, как тело утопленника было передано на попечение командира местного воинского подразделения.
Документы и личные вещи погибшего были переданы на хранение военному юристу, а само тело доставили в морг города Уэльвы. Вывод патологоанатомов гласил, что майор Мартин упал в море живым, а причиной его смерти стало переохлаждение организма от долгого пребывания в воде.
Копии, снятые испанской военно-морской разведкой со всех документов, писем и личных бумаг, обнаруженных в карманах костюма и в портфеле майора Мартина, были немедленно предоставлены в распоряжение немецкого резидента в Уэльве, после чего, помеченные грифом «совершенно секретно», легли на стол руководителей германской военной разведки.
Кроме нательного креста, денег, наручных часов, связки ключей и сигарет, в список личных вещей майора входили письма и фотографии невесты погибшего, письмо от отца, пригласительный билет в лондонский «Кабаре-клуб», пропуск в штаб военно-морских десантных операций, служебное удостоверение личности, письмо на официальном бланке «Ллойдс банка», счета из военно-морского клуба, военного магазина, в том числе за обручальное кольцо, два автобусных билета и два билета с оторванными корешками в Театр принца Уэльсского.
Но два личных и в то же время строго секретных письма привлекли главное внимание немецкой разведки. Первое из них было направлено заместителем начальника генерального штаба генералом Арчибальдом Наем командующему британской армией в Тунисе генералу Александеру. Второе – командующим морскими десантными операциями лордом Маунтбэттеном в Алжир, в штаб союзных войск, на имя генерала Дуайта Эйзенхауэра.
Обнаруженные в портфеле майора Мартина документы подтолкнули германское политическое и военное руководство к полному пересмотру своей средиземноморской стратегии, поскольку абвер после их тщательного анализа пришел к выводу, что «подлинность захваченных документов вне подозрения, а предположение о том, что они специально подброшены с целью дезинформации – маловероятно».
Вплоть до обнаружения тела майора немцы были убеждены, что следующую после захвата Туниса операцию союзники проведут в Средиземном море, и что высадка крупного контингента союзных войск с перспективным броском на Италию будет, про всей вероятности, осуществлена на Сицилии. Далее по степени вероятности немцы ставили Крит, Сардинию и Корсику. Такого же мнения придерживался Бенито Муссолини, высказавший его Гитлеру через гросс-адмирала Деница.
Но отныне ситуация в корне менялась: содержание писем, обнаруженных у британского майора, очевидно свидетельствовало, что высадка союзников под кодовым названием «Операция Бримстен» будет произведена на остров Сардиния, а Сицилия – лишь отвлекающий объект этой операции.
Даже сам фюрер обратил свое внимание на документы Мартина. В этой связи гросс-адмирал Дениц писал в своем дневнике: «Фюрер не согласен с дуче в том, что наиболее вероятным объектом вторжения является Сицилия. По мнению фюрера, обнаруженные английские документы подтверждают предположение о намерении противника нанести удар по Сардинии и Пелопоннесу (южное побережье Греции). К такому же выводу пришел генеральный штаб сухопутных сил рейха…»
Турция тотчас была предупреждена о переброске немецких войск и флота в Грецию, 1-я танковая дивизия была переброшена из Франции на Пелопоннес, побережье которого было блокировано тремя линиями новых минных заграждений, большая группа торпедных катеров была переведена с Сицилии в Грецию, было развернуто строительство мощных оборонительных укреплений на Сардинии и Корсике, куда также было переброшено мощное танковое соединение.
А теперь вернемся на год назад. Только-только завершилась «Операция Торч», позволившая союзникам установить долгожданный контроль над североафриканским побережьем. Теперь союзные войска приступили к планированию высадки в Италии, которая в случае успеха привела бы к полному краху всю оборонительную систему Германии в Южной Европе, ускорила бы открытие второго фронта и, наконец, гарантировала бы выход Италии из войны.
На пути этих заманчивых перспектив лежала Сицилия. Без контроля над этим стратегически важным островом союзный бросок в Италию оставался неосуществимой мечтой. Это прекрасно понимали в генеральном штабе германского вермахта, сосредоточившего на острове мощные силы для отражения удара.
В июне 1942 года в одной из комнат здания Адмиралтейства массивным столом работы прошлого века собрались офицеры британской военной разведки из «Группы по сохранению секретов военных операций». Стол был поделен на два сектора. В первом были сложены все документы, отражающие взгляд на операцию союзного командования, во втором – стратегическое отношение к ситуации на Средиземном море командования противника. С документом первого сектора неясностей не было: союзники располагали двумя армиями – армией генерала Эйзенхауэра (в районе Магриба) и армией фельдмаршала Вильсона (в Египте). Силы обеих армий в полном составе привлекались к высадке на укрепленном побережье Сицилии с последующим броском на Апеннинский полуостров.
С документами второго сектора, из которых ясно вытекало, что немцы смотрят на ситуацию несколько иначе, также не было неясностей. Они были убеждены, что удар по Сицилии нанесет лишь Эйзенхауэр, а армия Вильсона вторгнется в Грецию и продолжит наступление в Европу через Балканы.
«Группе» предстояло сохранить заблуждение немцев относительно планов армии Вильсона и убедить их в том, что местом высадки Эйзенхауэра является не Сицилия, а остров Сардиния.
Какие только фантастические идеи и предложения не сыпались в тот день на полированную поверхность старинного стола! Каждая новая идея рождала в геометрической прогрессии число оппонентов, выливавших на головы авторов тонны ядовитого сарказма. До тех пор пока одна идея не примирила спорщиков – идея достать мертвое тело, одеть его в форму штабного офицера армии Его Величества, положить в его портфель штабные документы, способные убедить немцев, что Сицилия НЕ ЯВЛЯЕТСЯ местом высадки союзных войск. Создав впечатление, что офицер погиб в результате аварии самолета, летевшего курсом на Африку, обеспечить доставку трупа морским приливом к испанскому побережью, где немцы располагали густой агентурной сетью. После недолгих раздумий план операции был принят и получил название «Минсмит» (mincemeat – «начинка, фарш»).
Но теперь нужно было найти подходящее тело. Помог случай, и вскоре в распоряжении «Группы» оказался труп человека, умершего от воспаления легких. При таком диагнозе в легких скапливается жидкость – те же симптомы, что и при гибели на море. Тело принадлежало человеку тридцати лет, и теперь нужно было определить точный адрес его доставки. Выбор пал на испанский город Уэльву, где германский резидент имел тесные контакты с местными чиновниками. Удачно решилась и проблема доставки «офицера» к берегу: его тело в спасательном жилете должно было дрейфовать к побережью под влиянием дующих здесь ветров. Недолго обсуждался и вопрос о транспортировке: контейнер с телом «наживки» должна была доставить к Уэльве субмарина «Сираф» под командой лейтенанта Джоэлла, имевшего опыт в осуществлении такого рода операций.
Письма для офицерского портфеля должны были носить личный характер и вместе с тем нести в себе ложную информацию. Эту работу блистательно выполнили сэр Арчибальд Най и лорд Луис Маунтбэттен. В письме Ная содержался прозрачный намек, что союзники хотят убедить противника, что удар будет направлен на Сицилию, и что решение о высадке в Греции уже принято. В письмах же Маунтбэттена давалась блестящая характеристика «погибшего офицера» и содержался намек, что подлинным объектом удара союзников в Средиземном море является не Сицилия, а Сардиния. Итак, «важные письма», которым суждено было сыграть роль уникального дезинформатора германской военной разведки, были уложены в портфель с металлической цепочкой и «браслетом» для будущего хозяина.
10 апреля «майор» был со всеми предосторожностями помещен в стальной контейнер, заполненный двуокисью азота и кусками сухого льда. Затем офицеры разведки закрыли крышку контейнера и завинтили болты. Для них Билли Мартин был не только живым, но и очень близким человеком. Он позволил им прочесть очень нежные письма своей любимой и поведал о своих финансовых затруднениях. Они изучили каждую его мысль и были уверены, что с их помощью он готов спасти тысячи жизней союзных офицеров и солдат.
Группа сопровождения прибыла с контейнером в Гринок рано утром. У пирса ее ждал катер, доставивший всех на плавбазу подводных лодок «Форт». Отсюда контейнер перегрузили на «Сираф», и 19 апреля 1943 года, в 18.00 по английскому летнему времени, лодка вышла в открытое море…
30 апреля операция «Минсмит» была завершена. Уинстону Черчиллю, находившемуся тогда в Вашингтоне, была отправлена телеграмма: «Фарш проглочен целиком!»
В результате допущенного стратегического просчета уже в мае–июле 1943 года Гитлер и Муссолини потеряли Тунис и Сицилию. Еще более страшное поражение ждало Гитлера на Востоке. Проиграв битву на Курской дуге, нацистская Германия неумолимо двинулась к своему окончательному краху.
За операцию «Минсмит» один из ее участников сэр Юэн Монтэгю получил военный орден Британской империи. В 1953 году он выпустил книгу под названием «Человек, которого никогда не было», в которой подробно рассказал эту историю.
ОПЕРАЦИЯ «ШАМИЛЬ» – ГОРЦЫ ПРОТИВ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
(По рассекреченным данным Центрального архива ФСБ РФ.)
23 февраля 1944 года – трагическая дата в исторической памяти чеченцев и ингушей, многих других народов Северного Кавказа, которых волей Сталина в несколько дней выселили в морозные степи Казахстана и Сибири. Сотни тысяч горцев, в основном женщин, детей, стариков, половина из которых погибла в пути и на местах ссылки.По поводу этой трагической, сложной и болезненной темы, надолго отравившей межнациональные отношения и в бывшем СССР, и в нынешней России, существуют два полярных мнения: «Нечего было восстание в тылу поднимать…», «Это геноцид народа, который нельзя оправдать ничем…»
Невозможно примирить враждующие стороны, однако существуют архивные документы, гриф секретности с которых был снят совсем недавно и изучение которых, возможно, внесет некую объективность в оценку происшедшего тогда и происходящего сегодня.
За 1921—1940 годы на территории Горской, а затем Чечено-Ингушской АССР произошло не менее шести крупных повстанческих антисоветских выступлений. Несмотря на все усилия и репрессии НКВД и даже регулярной армии, Советской власти так и не удалось «советизировать» или хотя бы установить твердый государственный порядок в чеченских аулах, особенно горных. Население продолжало придерживаться родоплеменного, «тейпового» уклада, находясь под сильным влиянием мусульманского духовенства – шейхов – и законспирированных подпольных националистических организаций, тайно храня большое количество оружия.
Перед началом Великой Отечественной войны в Чечне усилились бандповстанческая активность, антисоветская агитация, пропаганда объединения мусульман Кавказа под протекторатом Турции. Продолжалась агитация среди молодежи против службы в Красной армии и учебы в школах ФЗО.
Об этом говорят данные из архивных справок «О размахе бандповстанческого движения на территории Чечено-Ингушской АССР в годы Великой Отечественной войны» и «Об уклонении от призыва в РККА в Чечено-Ингушской АССР в годы Великой Отечественной войны».
Только в 1940 году административными органами ЧИАССР было арестовано 1055 бандитов и их пособников, изъято 839 винтовок и револьверов, много боеприпасов, предано суду 846 дезертиров. В то же время, по ориентировочным данным, из школ фабрично-заводского обучения бежало около 1500 набранных туда подростков.
В том же году была выявлена повстанческая организация шейха Магомет-Хаджи Курбанова, в январе 1941 года локализовано вооруженное выступление в Итум-Калинском районе под руководством Идриса Магомадова. Начало войны повлекло за собой серию бандитских вылазок в Шатойском, Галанчожском и Чеберлоевском районах. За август–ноябрь 1941 года в них приняло участие до 800 бандитов. Их основной организатор и идеолог – Хасан Исраилов – центральная фигура повстанческого движения в Чечено-Ингушетии в период войны. Представитель национальной интеллигенции, партработник, а затем адвокат, Исраилов с началом войны перешел на нелегальное положение и создал так называемую «Национал-социалистическую партию кавказских братьев» (НСПКБ). Он вовлек в эту партию значительное количество враждебных Советской власти лиц и руководил деятельностью образованных из числа повстанческих отрядов вплоть до 1944 года.
Не менее известную роль играл в организации вооруженных выступлений и Майрбек Шерипов, кстати, брат известного чеченского революционера, героя Гражданской войны Асланбека Шерипова. В октябре 1941 года Майрбек Шерипов также перешел на нелегальное положение, основал свою профашистскую партию – «Чечено-Горскую национал-социалистическую подпольную организацию» (ЧГНСПО), сколотил ряд бандгрупп, в которых собрал множество дезертиров и преступных элементов. «Партийные ячейки» и бандгруппы были созданы в подавляющем большинстве сел горной Чечни и Ингушетии, Исраилов и Шерипов установили связь с немецким командованием…
Банды пополнялись главным образом за счет дезертиров из рядов РККА. По первой массовой мобилизации в республике в августе–сентябре 1941 года из подлежащих призыву в строительные батальоны уклонилось от явки на призывные пункты 269 и дезертировало в пути следования 450 человек. Из 8000 мобилизованных в армию в Ростове оказалось только 2500 человек. По дополнительной мобилизации лиц 1922 года рождения в октябре 1941 года уклонилось от явки 362 призывника из 4733. Из сформированной решением ГКО в декабре–январе в ЧИАССР 114-й национальной дивизии на март 1942 года дезертировало 850 человек.
Сорвана была и вторая массовая мобилизация в марте 1942 года. Несмотря на то, что ее продлили до апреля, вместо 14 577 человек мобилизовано было только около 10 тысяч. Уклонялись от призыва даже члены ВКП(б), ВЛКСМ, ответственные работники, председатели и парторги колхозов. 23 марта 1942 года со станции Моздок сбежал депутат Верховного Совета ЧИАССР Дага Дадаев, и с ним, поддавшись его агитации, бежало еще 22 человека.
К концу марта 1942 года общая численность дезертиров и уклонившихся от мобилизации достигала 13 500 человек. Характерно, что в очередном донесении на имя немецкого командования от 4 июля 1942 года Хасан Исраилов сообщал, что возглавляемая им организация насчитывает на 1 июня 1942 года 15 672 бойца.
В таких условиях в апреле 1942 года был издан приказ наркомата обороны об отмене призыва в армию чеченцев и ингушей.
Провалился и дополнительный набор добровольцев, объявленный в республике по просьбе Чечено-Ингушского обкома. По плану НКО в январе–феврале 1943 года должно было быть призвано 3 тысячи человек, однако из так называемого «добровольного призыва» дезертировало до 7 марта 1943 года 1872 военнообязанных. Среди сбежавших в пути следования «добровольцев» были представители партийно-советского актива: секретарь Гудермесского райкома Арсанукаев, завотделом Веденского райкома Магомаев, секретарь обкома ВЛКСМ по военной работе Мартазалиев, второй секретарь Гудермесского РК ВЛКСМ Таймасханов, председатель Галанчожского райисполкома Хаяури.
Факты – упрямая вещь, однако не должно возникать ошибочное впечатление, что чуть ли не все чеченцы и ингуши уклонились от защиты СССР в Великой Отечественной войне. Республика трудилась для победы на полях и пастбищах, нефтепромыслах и заводах, строила оборонительные сооружения, принимала эвакуированных. Тысячи чеченцев и ингушей отдали свои жизни на фронте, были отмечены за воинские подвиги орденами и медалями. Подводник Северного флота Магомед Гаджиев и пулеметчик Ханпаша Нурадилов были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза. До Эльбы дошел чечено-ингушский кавалерийский полк под командой майора Висаитова. Хотя звание Героя, к которому он был представлен, ему было присвоено только в 1989 году… Следует заметить: военнослужащие – чеченцы и ингуши, представители других репрессированных в 1944 году народов – отзывались с фронта в трудовые армии, а по окончании войны они, «солдаты-победители», отправлялись в ссылку.
И тем не менее в горах Чечни, в тылу Северо-Кавказского фронта, долго не затихали перестрелки…
С началом войны немецкое Главное управление имперской безопасности (РСХА) совместно с министерством по делам оккупированных территорий Третьего рейха активно инициировало сепаратистские движения в национальных республиках СССР. В Берлине был образован ряд «национальных комитетов», в том числе и Северо-Кавказский, во главе которых были поставлены эмигранты и перешедшие к немцам изменники. Из военнопленных в январе–феврале 1942 года было начато формирование национальных «восточных легионов». В сентябре в местечке Весоле под Варшавой были сформированы три первых батальона Северо-Кавказского национального легиона (СКНЛ) – 800-й (одна рота из чеченцев), 801-й и 802-й (две роты).
Уже в конце 1942 года 800-й батальон был направлен на фронт в район Туапсе в состав 125-й пехотной дивизии, а 802-й – под Моздок в распоряжение 3-й танковой дивизии вермахта, остановленной к тому времени Красной армией всего в 100 километрах от грозненских нефтепромыслов.
После того как эти батальоны были разбиты при отступлении немцев с Кавказа, их, пополнив, перевели во Францию, где они после высадки союзников были уничтожены или пленены в крепостях «Атлантического вала».
В сентябре 1942 года в Миргороде Полтавской области было начато формирование 842-го, 834-го и 844-го батальонов СКНЛ, в феврале 1943 года отправленных в Ленинградскую область для борьбы с партизанами. Чеченской ротой 842-го батальона командовал уроженец села Ачхой-Мартан Алаудин Устарханов.
В том же Весоле формируется батальон 836-А, первой чеченской ротой которого командовал Ады Умаров, после войны скрывшийся в США. А возглавил батальон опытный головорез абвера капитан Ланге, летом–осенью 1942 года выполнявший в Чечне специальные задания по организации диверсий и восстаний местного населения в тылу Красной армии. Практически это были легионеры-каратели, оставившие за собой длинный кровавый след в Кировоградской, Киевской областях и во Франции…
10 мая 1945 года остатки батальона были пленены англичанами в Дании. Боясь возмездия, легионеры попросили британского подданства и… получили согласие. Но вскоре по требованию советской стороны они были выданы. Из 214 чеченцев 1-й роты 97 были привлечены к уголовной ответственности. По данным КГБ, 40 человек из числа отбывших наказание проживали в 1987 году в Чечено-Ингушской АССР.