Страница:
Правда, на них – потому что они ангельские сущности, и как бы стоят особняком от всего мира, а на нас – потому что мы вообще выпали из системы пирамиды.
– Я удивляюсь, почему мы тогда можем колдовать?
– Я, кажется, догадываюсь. Колдовство основано на душевной энергии, а не на ангельской, а у нас этой душевной энергии хоть отбавляй, так что мы должны быть очень сильными магами. Жаль, что третье, как и четвертое, слово я не могу проверить.
– А на что они направлены?
– Одно останавливающее – очень опасное, а второе заставляющее тебе верить, когда ты врешь. Но оба слова будут действовать только на "пришедших".
– Давай, проверь на мне останавливающее "слово". Хочу убедиться, что и оно на нас не действует.
– "Си-на-сейс!" – тихонько сказал Женька, боясь остановить Лэе сердце, но ничего не произошло.
Тогда он повторил слово сильней – опять ничего. Лэя только удивленно вертела головой прислушиваясь к своим ощущениям. Тогда Женька крикнул, что было сил, и вдруг Лэю проняло. Она замерла, не способная пошевелить и пальцем. Женька с испугу, чуть не завыл, но вскоре принцесса мигнула пару раз, и ее губы стали разъезжаться в кривой усмешке. Незадачливый колдун подскочил к своей волшебнице и подхватил ее одеревеневшее тело, чтобы оно не упало. Колдовской паралич быстро проходил и Лэя, наконец, сказала:
– Круто!
– Но подействовало раз в тысячу слабей, чем обычно. Таким воплем, я бы, наверно, толпу "пришедших" сразу умертвил, ведь сил-то у нас раз в десять, если не в сто больше, чем у обычных душ.
– Возьмем на заметку. На нас колдовство все-таки действует, но очень слабо.
Другой раз Женька нырнул на изнанку и явился оттуда с двумя настоящими катанами в ножнах.
– Смотри, каковы?! – горделиво спросил он у своей подружки по приключениям.
– Да, Моа о таких мечтала… но прошу тебя, старайся ими поменьше махать!
– Ну что ты, в самом деле?! За кого меня принимаешь? Я ведь страшный трус, и в драку ввязываюсь только тогда, когда другого выхода нет, – попытался успокоить свою подругу по оружию, владелец новеньких катан.
– Если ты и был трусом, то очень давно. Меня, по крайней мере, никогда в беде не оставлял.
– Это тебя! А когда некого защищать… ты просто не знаешь, как быстро я умею бегать!
– Ладно, уговорил, трусливый мой защитник! Владей этим страшным оружием! – Лэя задумалась и спросила. – А интересно, здесь, что, нет огнестрельного оружия?
– Я не знаю точно, но мне сдается, что порох здесь просто не работает, так как другие технологии сравнимы с девятнадцатым веком на Земле, а пистолетов или мушкетов я не видел. Максимум, что они используют – это довольно примитивные арбалеты.
Лэя только согласно кивнула, вспоминая пиратское вооружение:
– А и правда, зачем бы тогда была нужна магия, если любого мага из автомата Калашникова за полкилометра расстрелять можно? Весь мир насмарку бы пошел.
Так они и продвигались на север, минуя деревеньки и расспрашивая: не останавливался ли у них слепой сказитель. Несколько раз ребятишки признавали в Женьке Яна. Как им это удавалось – было совершенно непонятно. Все-таки Ян был выше, с более светлыми волосами и крупными чертами лица. Но от детворы не скрывалось их сходство.
В последней деревне, где они остановились, уже слышали о двух очень добрых и милых молодых людях, поселившихся в одном селе в нескольких часах верховой езды.
Ночью на сеновале, Женька рассказывал Лэе, какие забавные и милые ребята были Саши, какие таланты в музыке и живописи они проявили, как хорошо относились друг к другу и как Лэе будет интересно с ними познакомиться.
А на утро он, потрясенно обнаружил, что Лэи нет больше рядом с ним. Его сердце захлестнул приступ тоски, но тут же внутри раздался тихий знакомый голос: "Не рано ли опечалился? Лучше прислушайся, кто с нами говорит!" и Женька ощутил радостную и звонкую волну любви, буквально смывшую его тоску и захлестнувшую теплом сердце. Ему слышалось ликование их маленького ангелочка, истосковавшегося по родителям. Элия выражала всю свою ласку и нежность, и кто бы ей мог отказать в ответных чувствах? Поэтому Женьку тут же бросило из холода отчаяния в эйфорию теплых чувств. Жаль, что никто не видел его глупую физиономию, умудряющуюся одновременно кукситься от расставания с Лэей и расплываться в блаженной улыбке от общения с доченькой…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: В ПОИСКАХ ТЕНЕЙ
Утреннее солнце вышло из-за дальнего горного хребта, синеющего в сонной дымке тумана, и сразу озолотило своим светом противоположный склон долины. Коснулось оно своей теплой ладонью и его щеки, словно кто-то мудрый и всепонимающий погладил непослушное дитя в немом одобрении. Он стоял и встречал восход, как и неисчислимое множество раз до этого, зная до каждой мелочи, как будет развиваться цветовая гамма зари. Каждый рассвет повторял почти в точности предыдущий, и все же в каждом было еле заметное отличие: то облако оттенит синевой небосвод; то листва меняется от нежной зелени весной, темнея летом и раскрашиваясь красками осенью; то, выпавший вечером дождь, к утру поднимется зыбкой молочной дымкой тумана; а то влага наоборот, выпадет серебристой росой, украсив бисером листву лугов.
Замечать и ценить эти оттенки он научился спустя бесконечные годы своего существования. Как научился ценить и не нарушать жизнь, текущую мимо него в своей непрестанной и неторопливой суете. Он кинул последний взгляд с балкона, висевшего над пропастью ущелья. Там, в глубине бежал горный поток, через который был перекинут единственный мостик, ведущий в его замок. Отсюда открывался великолепный вид на долину, освещенную утренним солнцем и опоясанную величественными горами. Утреннее представление праздника природы заканчивалось.
Дымка тумана быстро таяла пол теплыми лучами солнца, согревающими альпийские луга. Скоро день войдет в свои неторопливые права, озвучивая трелями пичуг и шелестом ветра знойную солнечную палитру красок. Тогда надо искать уединения где-нибудь в тени больших ив на берегу озера или ручья. Можно даже половить форель, но зачем переводить рыбу?
Сейчас он спустился с балкона в свой кабинет, обставленный, как и положено магу, шикарной мебелью тяжелого дерева, неисчислимыми стеллажами, заставленными фолиантами один древнее другого и, естественно (куда без этого деться?), с большим камином в углу. Он всегда улыбался этой бутафории и не понимал, зачем ему самому все это нужно? Он ведь прекрасно знал, что был старше любой из этих книжек, к тому же он не припомнил, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь любовался всей этой магической помпезностью. Только улыбка его временами была умиротворенной и понимающей, временами саркастической, а иногда раздраженной – в зависимости от настроения и обстоятельств. Правда, последнюю сотню лет обстоятельства фактически не менялись, за исключением погодных условий…
Из всех живых сейчас с ним в замке обитал только огромный и очень умный пес.
Сколько он их сменил – память не могла удержать их всех. Они слишком быстро умирали – какие-нибудь пятнадцать лет и все… Но всегда, когда беспощадный мир в очередной раз отбирал у него мохнатого друга, он выходил в свет и брел по деревням, подыскивая себе нового соратника. Судьба зачастую сама вручала ему в руки или приглянувшегося щенка, или уже взрослого пса. Иногда, для этого ему нужно было дойти до одного из ближайших городов, а это был немалый путь. Обычно, он просто заглядывал в глаза его будущему питомцу и понимал – вот он, тот, с кем он свяжет предстоящие годы. Ему казалось, что грусть по утраченному спутнику жизни играла в этом важную роль. Он немного знал, как мир перевоплощает души животных, и всегда надеялся, что в новом спутнике живет душа старого и верного товарища. Но, с другой стороны, мир стирал всю предыдущую сущность животного, так что проверить, та ли это душа, ни сил, ни умения у него не было, и оставалось только слепо верить…
Сейчас верный друг ждал его на дворе замка, как бы спрашивая: "Ну что, хозяин, куда сегодня пойдем?" Он никогда не привязывал пса, оставляя ему полную свободу заниматься в округе, чем тому взбредет в голову, и только надеялся, что мохнатый приятель не проявляет волчью жестокость к окружающей замок живности. Правда, он поддерживал миролюбивость животного хорошей кормежкой, так чтобы ему не приходилось утолять свой голод за счет жизней маленьких обитателей долины. По большому счету ему было все равно, умрет ли одной зверушкой больше или меньше от огромных собачьих клыков, но последнюю сотню лет он почему-то привык считать, что чем меньше он вмешивается в окружающий мир, пусть даже и посредством собаки, тем этот мир становится прекрасней, и этому были свои основания…
Единственным его наслаждением было созерцание бесконечных пейзажей, во время долгих отлучек из замка, совершаемых в компании своего друга. Ему не было нужды заботиться ни о чем. Он не без основания считал себя сильнейшим магом этого мира.
Действительность подчинялась ему с одного "слова", но у него не было больше желания менять ее в соответствии своим прихотям. Он лишь делал маленькие, но приятные уступки для себя и собаки, "готовя" еду и кров парой "слов" и так же быстро возвращая окружающую реальность обратно, когда в изменениях отпадала необходимость. Его гораздо больше занимало наблюдение за полетом птиц, ростом травы, таянием снегов – тогда он чувствовал единство с этим миром, который прощал все издевательства причиненные ему раньше. Прощал, как прощает не осознающий себя и свои силы гигант, добродушный в своей несокрушимости и неосознанном понимании. Он чувствовал себя, может быть самым неудачным ребенком этого мира, но не изгоем. А как бы он хотел ощутить себя родителем или хотя бы покровителем ему! Но он был пойман, как и другие в эту вечную, пусть и ласковую к нему ловушку. И уйти из нее можно было, только потеряв себя и свое "я". И самое ужасное, что он сам был виноват в том, что мир стал таким. Ведь если бы не он, у всех сохранился бы шанс выйти когда-нибудь из игры… …Невозможную пропасть лет назад он стоял у истоков этого мира, вместе с другими. И если бы он был тогда теперешним, может быть все и пошло не так – но мы все крепки задним умом, даже прожив тысячу лет. А тогда его съедала банальная жажда власти. Ему казалось несправедливым, что это никчемное божество должно править миром. Да оно его создало, но идею-то подкинул он, как и собрал вместе единомышленников. А теперь мир был поделен и каждому снисходительно выдана подачка из набора "слов", позволяющих менять мир по своим вкусам в пределах их волшера. И ему досталась своя толика "слов". Но он-то рассчитывал на все! Обида сжигала его изнутри, и он нашел способ отомстить. И хотя не сделал по-своему, но сильно изменил все так, что мир стал неподвластен никому…
Это была его самая глубокая тайна, его сила, его позор и его слабость. Сейчас он стыдился этого поступка, но не тогда. Тогда он не задумывался, почему все другие должны будут расплачиваться за его амбиции. И вот он, бесконечные годы, самый могущественный маг этого мира – и зачем все это ему, когда у него нет желания нарушить роста травинки, не то, что спорить с кем-нибудь или о чем-либо? Он давно чувствовал себя мертвым. Цеплялся за жизнь, не зная, что еще от нее пожелать, и давно потеряв интерес к мирской суете. Единственное, что еще его немного занимало – это слияние с природой – бездумное, ничего не ждущее, никуда не стремящееся…
Он, как наяву, помнил тот день – день наибольшей лжи, которую он привнес в этот мир и за которую расплачивается до сих пор…
Они сидят в его центральном дворце в одной укромной комнате, спрятанной в бесчисленных переходах и залах, забитых челядью, придворными и прочими приживалами и слугами. В его свеженькой библиотеке не менее свежего мира томятся тысячелетние книги, повествующие о якобы древней истории, на самом деле выдуманной их шутливым божеством.
– Ты доволен, искатель гор? Ведь у тебя самый большой волшер! – спрашивает мягким голосом девушка, с любопытством рассматривая центральную площадь большого города, усеянную снующими туда-сюда людьми. Она оборачивается, смотря на него радостным и доверчивым взглядом. Он никогда не забудет этот взгляд – взгляд счастливого творца, переполненный эйфорией и восторгом от великолепно сделанной работы. – Правда, у нас очень неплохо получилось?
– Да, ты права! Этот мир – просто чудо! – ему было не занимать опыта в практике скрывания истинных мыслей и настроения, поэтому он широко и доверчиво улыбался, так что даже божество обманулось в его искренности.
Как он ненавидел это астральное лебезение! Любовь! Только она давала шанс стать всемогущим. Как это все ему надоело! Почему он, самодостаточный мужик должен спариваться с какой-нибудь взбалмошной бабой, чтобы достичь второго уровня и создать свой мир? Он еще на Земле привык рисковать своей жизнью, и никогда не нуждался ни в каких дамских сюсюканьях! Поэтому, кстати, и оказался до срока в астрале! Так зачем ему эти телячьи нежности еще и тут?! Ничего, он нашел путь, как создать свой мир. Пусть ему пришлось обмануть несколько душ и даже божество.
Но так им и надо, раз такие доверчивые. Если бы он мог справиться один, он бы никого и не звал.
– Ты не представляешь, как мы рады! И вы все, кажется, довольны. Все получили то, что искали. В крайнем случае, мы можем немножко подправить, если что будет работать не так. Но мне кажется, ничего не надо делать. Если бы ты мог видеть мир с третьего уровня! Он само совершенство! Там нельзя изменить ни одной линии – сразу все пойдет наперекосяк.
– Конечно, жалко! Хоть бы одним глазом на такую красоту посмотреть, ну или взглянуть сверху сразу на весь мир…
– Погоди, а ведь это совсем не сложно устроить! – девушка с темными, вьющимися волосами, обрамляющими бледное лицо, задумалась, опустив густые ресницы и прикрыв большие бирюзовые глаза. – С третьим уровнем не получится, а вот второй – проще некуда! Найдется у тебя укромная комната?
– Укромней этой не найдешь! – заинтригованно предложил хозяин дворца.
– Тогда отвернись и подожди, пока я не позову, – сказала мягко молодая женщина и сама отвернулась от него в противоположную сторону. Вскоре он услышал ее сдержанный возглас. – Смотри!
Обернувшись, он увидел стол, на котором вместо столешницы было обрамленное инкрустированным деревом, черное зеркало.
– Это зеркало, показывающее весь мир со второго уровня. Я сделала на него зрительную проекцию оттуда. Давай, попробуем, как оно работает! – с трудом сдерживая восторг, шептала девушка, наклонившись и всматриваясь в зеркало.
"Мне бы твои возможности! Конечно, легко пребывать в таком восторге, когда все в твоих руках!" – завистливо подумал он и молча подошел к зеркалу.
– Кажется, работает! Смотри, видишь что-нибудь?
– Да, очень отчетливо, будто с высоты птичьего полета. Это же наша местность!
– Теперь "вглядись" в город и во дворец!
Он послушно стал всматриваться, и картинка вдруг быстро стала увеличиваться, словно он падал на землю. Ему пришлось подавить в себе рефлекторный страх – в конце концов, и не того приходилось насмотреться! Углубляясь в изображение, он смог заглянуть в их комнату и увидеть, как они рассматривают зеркало.
– А как же?..
– Просто отстранись взглядом, и картинка сразу уменьшится! – догадалась с полуслова о его вопросе девушка. – А если захочешь сдвинуться в сторону, только переведи туда взгляд и изображение сместиться туда, куда ты пожелаешь!
"Ох уж эти божества! Опасно с ними. Не успеешь подумать, как они уже все знают о твоих мыслях! И все эдак, походя. Надо лучше следить за собой" – молча думал он и смотрел на уменьшившийся и ставший ползти в сторону пейзаж.
– Кстати, ты ведь умеешь смотреть на Землю и другие планеты в энергетическом спектре?
– Спрашиваешь? Конечно! – немного обиженно ответил он.
– Это я к тому, – попыталась сразу оправдаться за непонятно чью неловкость молодая женщина, и виноватым тоном продолжила. – Что это зеркало должно показать и этот мир с энергетической изнанки, а она не такая, как у реала. Я так хотела, чтобы ты смог взглянуть оттуда на наш мир! Ну давай, попробуй! – и она замерла, с надеждой смотря на собеседника.
Его бесило это участие. Будто он какой-нибудь больной или инвалид. Как она не понимает, что, глядя на него, как учительница на первоклассника, она унижает его достоинство? Но бросаться такими божественными подарками он себе не позволит. Он сосредоточился и представил картинку, похожую на черную поверхность Земли, усеянной лей-линиями. И зеркало послушалось! Только картина, представшая в нем, была совсем другой. Никакой поверхности не было. Вместо этого он увидел восхитительную систему ажурных ветвей, веером расходящихся по темноте, в которой где-то на первом уровне жил недавно сотворенный мир.
Он, онемев на долгое время, смотрел на картину, развернувшуюся перед его глазами.
Потом всмотрелся в одну большую ветвь, и та стала приближаться. В конце концов, он как бы нырнул внутрь ее, и зеркало вдруг показало горный массив, который он сам недавно "придумывал", посылая пожелания божеству снизу наверх при создании мира. Потом он перепрыгнул на другую, переливающуюся голубыми оттенками "веточку" и увидел знакомый ему горный поток, стремящийся со склонов скального массива. А вот дальше его постигла неудача. Перепрыгнув с ветви на ветвь в очередной раз, он наткнулся на плывущую перед глазами абракадабру.
– Прости, – послышался виноватый шепот, и он увидел, как картинка поменялась на нормальное видение – в зеркале был вид морского дна, усеянного кораллами. – Я не могу передать тебе те части языка, которые в распоряжении других, ведь и они не знают твоих "слов". Поэтому ты в сильном приближении не можешь войти в ветви мира, кодирующие их волшеры. Но в нормальном видении они будут видны и тебе. А на общем плане ты сможешь наблюдать и энергетическое состояние их волшеров. И потом, на всех землях, не входящих в волшеры ты сможешь рассматривать все, как и в своих собственных краях.
Виноватость в ее голосе больно резанула по его самолюбию. Это божество, которое моложе его на полсотни лет, смеет делить участки влияния для них, как ясли для несмышленых детишек! Но он снова сдержал себя. Его план близок к осуществлению и глупое божество напоследок дает ему артефакт, который, действительно, сделает его почти всемогущим!
– Ничего страшного! Все понятно! И без этого, твой подарок просто божественный! – лучезарно улыбаясь, ответил он девушке, внимательно заглядывающей в его глаза, будто боящейся найти там хоть каплю упрека. И он, почувствовав, что наступает наилучший момент нанести свой удар, вкрадчивым тоном предложил ей. – А не пора ли и вам подумать о себе?
– О чем это ты? – не понимающе вскинула брови молодая гостья.
– Ведь наш мир создан, чтобы астральные жители снова могли ощутить жизнь во всех красках, когда риск – это, действительно, риск, а цена жизни – это все, что ты помнишь и чем себя ощущаешь! Вы ведь этого хотели?
– Да, я, кажется, догадываюсь, о чем ты думаешь! – мечтательно вздохнув сказала его гостья. – Это страшно и захватывающе одновременно.
– Я ничего не предлагаю, ведь мир ваш, и вам решать, что с ним делать. Просто мне так показалось…
– Ты прав, зачем бы мы создавали это чудо, если им нельзя воспользоваться? Но на это надо решиться!.. Ладно, я уже, наверно надоела тебе, пора и к своей половинке спешить, а то, что он подумает?
– Да ладно, знаю же, что он все подслушивает! Пока, беги к нему, а то уже соскучилась!
– А ты не смейся! Это все равно, что без одной ноги ходить! Потому-то и страшно будет решиться на это… – женщина махнула ему рукой и растаяла в воздухе, не слишком церемонясь с наведенной реальностью мира, чем еще раз заставила всколыхнуться море зависти в душе ее собеседника.
Тем не менее, он чувствовал себя, как никогда, счастливым. Отравленное зерно падения божества посеяно в душу этой девицы, а в его руках оказался воистину волшебный инструмент. Если эта вещь позволит не только наблюдать, но и концентрировать действие его "слов" на видимые в зеркале объекты, то в мире не останется никого, способного противостоять его силе…
Спустя полгода с той памятной беседы зерно проросло – их милое божество объявило, что мир работает, как часы, и оно покинет их на небольшой срок…
Он хладнокровно выждал неделю и приступил ко второй части своего плана. К этому времени он основательно подготовился, изучая действие зеркала. На его удачу, доверчивое божество не озаботилось поставить туда никаких защит, и он мог адресовать действие своих "слов" на любые расстояния. Единственной преградой ему служила кодировка других компаньонов и конечно, неприступность сердца мира, находящегося в вершине пирамиды на третьем уровне астрала. Но для его целей сил у него хватало. А зеркало облегчило его задачу до уровня детского сада.
То, что он намеревался сделать, не было известно никому из его коллег по созданию мира. Эта история началась много раньше. Когда-то вследствие не очень праведной жизни в реале, он очутился в одном из верхних миров перевернутой пирамиды Инферно, глядящей своей вершиной в самое дно преисподней. Тогда его сильно выручило чувство противоречия. Когда его, вместе с остальными обитателями начали притеснять дьявольские сущности инферно, ему стало обидно, и он возглавил сопротивление угнетению, сражаясь за права душ и помогая, чем только мог окружающим. И в результате очень быстро оказался вышвырнутым оттуда в свободный астрал.
Спустя многие годы болтания по астральным мирам, он, разочаровавшись в мягкости большинства миров, сам вернулся в Инферно. Его индивидуализм не давал ему нигде прижиться. В конце концов, он понял, чего не хватало многим мирам – они были слишком слащавые, и у него появилась мечта создать реально жесткий мир, но он чувствовал, что без энергии инферно, это не получится. Тогда он собрался навестить своих бывших угнетателей, и тут ему опять помогли его упрямство и бесшабашная смелость.
Он с ходу занырнул в черно-багровый занавес пирамиды и представил себе мир, в котором давным-давно отбывал исправительный срок. Но попасть в бывшие когда-то "родными" пенаты он не смог. Инферно благоразумно огораживалось от остального астрала, не пуская внутрь слишком много душевного или ангельского позитива, как и не растрачивая попусту свой потенциал. Так что он оказался в каком-то предбаннике неизвестно какой конторы. К счастью он там оказался не один. В углу сидело странное создание, смахивающее на человека, но явно содержащее в себе что-то от свиньи. Эдакий уродливый гибрид. Хотя ничего удивительного в этом не было.
Инфернальные ангельские сущности никогда не заботились о своем внешнем виде, в том смысле, чтобы походить на людей.
– Чего приперся? Или мало тебе уже всыпали – еще захотел? – хрюкнуло своим волосатым пятаком существо.
– Я по делу, а не с тобой тут общаться! Свяжи-ка лучше меня с Легаром – он-то меня должен был запомнить.
– А еще чего не хочешь?! Чтобы каждый засранец верховных ангелов инферно вызывал, когда вздумается!
– Кончай болтать, не то я тебя сейчас от всей души любить начну! – он пошел с раскрытыми объятиями по направлению к свино-человеку, при этом, широко улыбаясь.
Кажется, ему удалось вызвать у себя сочувствие и приязнь к несчастной свинке, так как существо, жалобно прихрюкнов, испарилось из комнаты, и на месте его появился тот, кого он ожидал здесь встретить – Легар – один из высших надсмотрщиков Инферно.
– Что ж ты так "хорошо" поступаешь с нашим младшим персоналом? – раздался то ли смех, то ли рык, испускаемый большущим – под два с половиной метра, совершенно голым, страшно волосатым мужиком, бесстыдно выставляющим вперед полуметровый фаллос.
– Брось ты эти штучки! Что я тебе, школьница какая? Я по делу пришел, а тут свинья хрюкает! Ну, пришлось хрюшку пожалеть.
– Ох, и хитер! Как в былые времена, мелких чертей на раз раскручиваешь! – рассмеялся уже нормальным голосом Легар, тут же уменьшаясь до нормальных размеров и "одеваясь" в приличный костюм. Внимательно "присмотревшись", дьявол продолжил. – Ну и какое у тебя дело может быть к нам? Больно аура у тебя легкая, явно не к нашему департаменту. Не боишься крылышки-то подпачкать?
– Не боюсь! – и незваный гость выложил перед дьяволом свою идею – создать мир, в котором была бы, действительно, беспощадная реальность, даже более жесткая по отношению к душам, чем на Земле, так как подразумевала бы использование колдовства. Но для претворения плана в жизнь была нужна энергия инферно – без нее мир будет слишком добреньким.
– Хм, ты хоть понимаешь, что хочешь самым элементарным образом заложить нам свою душу? И ради чего? Ради очередного эксперимента? – задумчиво произнес Легар, плюхаясь в непонятно откуда взявшееся кресло.
Такое же кресло возникло и под гостевой задницей, а между ними появился неплохо сервированный столик с выпивкой и закуской. Судя по изменившейся обстановке, было ясно, что гость сумел заинтересовать дьявола. А ведь когда-то он только пару раз, мельком видел его – слишком высоко-недоступен был этот темный ангел инферно. Было непонятно, какой табель о рангах занимал Легар, но то, что ему были подвластны многие вопросы, о которых и не помышляли мелкие черти, было совершенно ясно.
– Я удивляюсь, почему мы тогда можем колдовать?
– Я, кажется, догадываюсь. Колдовство основано на душевной энергии, а не на ангельской, а у нас этой душевной энергии хоть отбавляй, так что мы должны быть очень сильными магами. Жаль, что третье, как и четвертое, слово я не могу проверить.
– А на что они направлены?
– Одно останавливающее – очень опасное, а второе заставляющее тебе верить, когда ты врешь. Но оба слова будут действовать только на "пришедших".
– Давай, проверь на мне останавливающее "слово". Хочу убедиться, что и оно на нас не действует.
– "Си-на-сейс!" – тихонько сказал Женька, боясь остановить Лэе сердце, но ничего не произошло.
Тогда он повторил слово сильней – опять ничего. Лэя только удивленно вертела головой прислушиваясь к своим ощущениям. Тогда Женька крикнул, что было сил, и вдруг Лэю проняло. Она замерла, не способная пошевелить и пальцем. Женька с испугу, чуть не завыл, но вскоре принцесса мигнула пару раз, и ее губы стали разъезжаться в кривой усмешке. Незадачливый колдун подскочил к своей волшебнице и подхватил ее одеревеневшее тело, чтобы оно не упало. Колдовской паралич быстро проходил и Лэя, наконец, сказала:
– Круто!
– Но подействовало раз в тысячу слабей, чем обычно. Таким воплем, я бы, наверно, толпу "пришедших" сразу умертвил, ведь сил-то у нас раз в десять, если не в сто больше, чем у обычных душ.
– Возьмем на заметку. На нас колдовство все-таки действует, но очень слабо.
Другой раз Женька нырнул на изнанку и явился оттуда с двумя настоящими катанами в ножнах.
– Смотри, каковы?! – горделиво спросил он у своей подружки по приключениям.
– Да, Моа о таких мечтала… но прошу тебя, старайся ими поменьше махать!
– Ну что ты, в самом деле?! За кого меня принимаешь? Я ведь страшный трус, и в драку ввязываюсь только тогда, когда другого выхода нет, – попытался успокоить свою подругу по оружию, владелец новеньких катан.
– Если ты и был трусом, то очень давно. Меня, по крайней мере, никогда в беде не оставлял.
– Это тебя! А когда некого защищать… ты просто не знаешь, как быстро я умею бегать!
– Ладно, уговорил, трусливый мой защитник! Владей этим страшным оружием! – Лэя задумалась и спросила. – А интересно, здесь, что, нет огнестрельного оружия?
– Я не знаю точно, но мне сдается, что порох здесь просто не работает, так как другие технологии сравнимы с девятнадцатым веком на Земле, а пистолетов или мушкетов я не видел. Максимум, что они используют – это довольно примитивные арбалеты.
Лэя только согласно кивнула, вспоминая пиратское вооружение:
– А и правда, зачем бы тогда была нужна магия, если любого мага из автомата Калашникова за полкилометра расстрелять можно? Весь мир насмарку бы пошел.
Так они и продвигались на север, минуя деревеньки и расспрашивая: не останавливался ли у них слепой сказитель. Несколько раз ребятишки признавали в Женьке Яна. Как им это удавалось – было совершенно непонятно. Все-таки Ян был выше, с более светлыми волосами и крупными чертами лица. Но от детворы не скрывалось их сходство.
В последней деревне, где они остановились, уже слышали о двух очень добрых и милых молодых людях, поселившихся в одном селе в нескольких часах верховой езды.
Ночью на сеновале, Женька рассказывал Лэе, какие забавные и милые ребята были Саши, какие таланты в музыке и живописи они проявили, как хорошо относились друг к другу и как Лэе будет интересно с ними познакомиться.
А на утро он, потрясенно обнаружил, что Лэи нет больше рядом с ним. Его сердце захлестнул приступ тоски, но тут же внутри раздался тихий знакомый голос: "Не рано ли опечалился? Лучше прислушайся, кто с нами говорит!" и Женька ощутил радостную и звонкую волну любви, буквально смывшую его тоску и захлестнувшую теплом сердце. Ему слышалось ликование их маленького ангелочка, истосковавшегося по родителям. Элия выражала всю свою ласку и нежность, и кто бы ей мог отказать в ответных чувствах? Поэтому Женьку тут же бросило из холода отчаяния в эйфорию теплых чувств. Жаль, что никто не видел его глупую физиономию, умудряющуюся одновременно кукситься от расставания с Лэей и расплываться в блаженной улыбке от общения с доченькой…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: В ПОИСКАХ ТЕНЕЙ
ГЛАВА 9. ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ПЕРВЫХ
Утреннее солнце вышло из-за дальнего горного хребта, синеющего в сонной дымке тумана, и сразу озолотило своим светом противоположный склон долины. Коснулось оно своей теплой ладонью и его щеки, словно кто-то мудрый и всепонимающий погладил непослушное дитя в немом одобрении. Он стоял и встречал восход, как и неисчислимое множество раз до этого, зная до каждой мелочи, как будет развиваться цветовая гамма зари. Каждый рассвет повторял почти в точности предыдущий, и все же в каждом было еле заметное отличие: то облако оттенит синевой небосвод; то листва меняется от нежной зелени весной, темнея летом и раскрашиваясь красками осенью; то, выпавший вечером дождь, к утру поднимется зыбкой молочной дымкой тумана; а то влага наоборот, выпадет серебристой росой, украсив бисером листву лугов.
Замечать и ценить эти оттенки он научился спустя бесконечные годы своего существования. Как научился ценить и не нарушать жизнь, текущую мимо него в своей непрестанной и неторопливой суете. Он кинул последний взгляд с балкона, висевшего над пропастью ущелья. Там, в глубине бежал горный поток, через который был перекинут единственный мостик, ведущий в его замок. Отсюда открывался великолепный вид на долину, освещенную утренним солнцем и опоясанную величественными горами. Утреннее представление праздника природы заканчивалось.
Дымка тумана быстро таяла пол теплыми лучами солнца, согревающими альпийские луга. Скоро день войдет в свои неторопливые права, озвучивая трелями пичуг и шелестом ветра знойную солнечную палитру красок. Тогда надо искать уединения где-нибудь в тени больших ив на берегу озера или ручья. Можно даже половить форель, но зачем переводить рыбу?
Сейчас он спустился с балкона в свой кабинет, обставленный, как и положено магу, шикарной мебелью тяжелого дерева, неисчислимыми стеллажами, заставленными фолиантами один древнее другого и, естественно (куда без этого деться?), с большим камином в углу. Он всегда улыбался этой бутафории и не понимал, зачем ему самому все это нужно? Он ведь прекрасно знал, что был старше любой из этих книжек, к тому же он не припомнил, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь любовался всей этой магической помпезностью. Только улыбка его временами была умиротворенной и понимающей, временами саркастической, а иногда раздраженной – в зависимости от настроения и обстоятельств. Правда, последнюю сотню лет обстоятельства фактически не менялись, за исключением погодных условий…
Из всех живых сейчас с ним в замке обитал только огромный и очень умный пес.
Сколько он их сменил – память не могла удержать их всех. Они слишком быстро умирали – какие-нибудь пятнадцать лет и все… Но всегда, когда беспощадный мир в очередной раз отбирал у него мохнатого друга, он выходил в свет и брел по деревням, подыскивая себе нового соратника. Судьба зачастую сама вручала ему в руки или приглянувшегося щенка, или уже взрослого пса. Иногда, для этого ему нужно было дойти до одного из ближайших городов, а это был немалый путь. Обычно, он просто заглядывал в глаза его будущему питомцу и понимал – вот он, тот, с кем он свяжет предстоящие годы. Ему казалось, что грусть по утраченному спутнику жизни играла в этом важную роль. Он немного знал, как мир перевоплощает души животных, и всегда надеялся, что в новом спутнике живет душа старого и верного товарища. Но, с другой стороны, мир стирал всю предыдущую сущность животного, так что проверить, та ли это душа, ни сил, ни умения у него не было, и оставалось только слепо верить…
Сейчас верный друг ждал его на дворе замка, как бы спрашивая: "Ну что, хозяин, куда сегодня пойдем?" Он никогда не привязывал пса, оставляя ему полную свободу заниматься в округе, чем тому взбредет в голову, и только надеялся, что мохнатый приятель не проявляет волчью жестокость к окружающей замок живности. Правда, он поддерживал миролюбивость животного хорошей кормежкой, так чтобы ему не приходилось утолять свой голод за счет жизней маленьких обитателей долины. По большому счету ему было все равно, умрет ли одной зверушкой больше или меньше от огромных собачьих клыков, но последнюю сотню лет он почему-то привык считать, что чем меньше он вмешивается в окружающий мир, пусть даже и посредством собаки, тем этот мир становится прекрасней, и этому были свои основания…
Единственным его наслаждением было созерцание бесконечных пейзажей, во время долгих отлучек из замка, совершаемых в компании своего друга. Ему не было нужды заботиться ни о чем. Он не без основания считал себя сильнейшим магом этого мира.
Действительность подчинялась ему с одного "слова", но у него не было больше желания менять ее в соответствии своим прихотям. Он лишь делал маленькие, но приятные уступки для себя и собаки, "готовя" еду и кров парой "слов" и так же быстро возвращая окружающую реальность обратно, когда в изменениях отпадала необходимость. Его гораздо больше занимало наблюдение за полетом птиц, ростом травы, таянием снегов – тогда он чувствовал единство с этим миром, который прощал все издевательства причиненные ему раньше. Прощал, как прощает не осознающий себя и свои силы гигант, добродушный в своей несокрушимости и неосознанном понимании. Он чувствовал себя, может быть самым неудачным ребенком этого мира, но не изгоем. А как бы он хотел ощутить себя родителем или хотя бы покровителем ему! Но он был пойман, как и другие в эту вечную, пусть и ласковую к нему ловушку. И уйти из нее можно было, только потеряв себя и свое "я". И самое ужасное, что он сам был виноват в том, что мир стал таким. Ведь если бы не он, у всех сохранился бы шанс выйти когда-нибудь из игры… …Невозможную пропасть лет назад он стоял у истоков этого мира, вместе с другими. И если бы он был тогда теперешним, может быть все и пошло не так – но мы все крепки задним умом, даже прожив тысячу лет. А тогда его съедала банальная жажда власти. Ему казалось несправедливым, что это никчемное божество должно править миром. Да оно его создало, но идею-то подкинул он, как и собрал вместе единомышленников. А теперь мир был поделен и каждому снисходительно выдана подачка из набора "слов", позволяющих менять мир по своим вкусам в пределах их волшера. И ему досталась своя толика "слов". Но он-то рассчитывал на все! Обида сжигала его изнутри, и он нашел способ отомстить. И хотя не сделал по-своему, но сильно изменил все так, что мир стал неподвластен никому…
Это была его самая глубокая тайна, его сила, его позор и его слабость. Сейчас он стыдился этого поступка, но не тогда. Тогда он не задумывался, почему все другие должны будут расплачиваться за его амбиции. И вот он, бесконечные годы, самый могущественный маг этого мира – и зачем все это ему, когда у него нет желания нарушить роста травинки, не то, что спорить с кем-нибудь или о чем-либо? Он давно чувствовал себя мертвым. Цеплялся за жизнь, не зная, что еще от нее пожелать, и давно потеряв интерес к мирской суете. Единственное, что еще его немного занимало – это слияние с природой – бездумное, ничего не ждущее, никуда не стремящееся…
***
Он, как наяву, помнил тот день – день наибольшей лжи, которую он привнес в этот мир и за которую расплачивается до сих пор…
Они сидят в его центральном дворце в одной укромной комнате, спрятанной в бесчисленных переходах и залах, забитых челядью, придворными и прочими приживалами и слугами. В его свеженькой библиотеке не менее свежего мира томятся тысячелетние книги, повествующие о якобы древней истории, на самом деле выдуманной их шутливым божеством.
– Ты доволен, искатель гор? Ведь у тебя самый большой волшер! – спрашивает мягким голосом девушка, с любопытством рассматривая центральную площадь большого города, усеянную снующими туда-сюда людьми. Она оборачивается, смотря на него радостным и доверчивым взглядом. Он никогда не забудет этот взгляд – взгляд счастливого творца, переполненный эйфорией и восторгом от великолепно сделанной работы. – Правда, у нас очень неплохо получилось?
– Да, ты права! Этот мир – просто чудо! – ему было не занимать опыта в практике скрывания истинных мыслей и настроения, поэтому он широко и доверчиво улыбался, так что даже божество обманулось в его искренности.
Как он ненавидел это астральное лебезение! Любовь! Только она давала шанс стать всемогущим. Как это все ему надоело! Почему он, самодостаточный мужик должен спариваться с какой-нибудь взбалмошной бабой, чтобы достичь второго уровня и создать свой мир? Он еще на Земле привык рисковать своей жизнью, и никогда не нуждался ни в каких дамских сюсюканьях! Поэтому, кстати, и оказался до срока в астрале! Так зачем ему эти телячьи нежности еще и тут?! Ничего, он нашел путь, как создать свой мир. Пусть ему пришлось обмануть несколько душ и даже божество.
Но так им и надо, раз такие доверчивые. Если бы он мог справиться один, он бы никого и не звал.
– Ты не представляешь, как мы рады! И вы все, кажется, довольны. Все получили то, что искали. В крайнем случае, мы можем немножко подправить, если что будет работать не так. Но мне кажется, ничего не надо делать. Если бы ты мог видеть мир с третьего уровня! Он само совершенство! Там нельзя изменить ни одной линии – сразу все пойдет наперекосяк.
– Конечно, жалко! Хоть бы одним глазом на такую красоту посмотреть, ну или взглянуть сверху сразу на весь мир…
– Погоди, а ведь это совсем не сложно устроить! – девушка с темными, вьющимися волосами, обрамляющими бледное лицо, задумалась, опустив густые ресницы и прикрыв большие бирюзовые глаза. – С третьим уровнем не получится, а вот второй – проще некуда! Найдется у тебя укромная комната?
– Укромней этой не найдешь! – заинтригованно предложил хозяин дворца.
– Тогда отвернись и подожди, пока я не позову, – сказала мягко молодая женщина и сама отвернулась от него в противоположную сторону. Вскоре он услышал ее сдержанный возглас. – Смотри!
Обернувшись, он увидел стол, на котором вместо столешницы было обрамленное инкрустированным деревом, черное зеркало.
– Это зеркало, показывающее весь мир со второго уровня. Я сделала на него зрительную проекцию оттуда. Давай, попробуем, как оно работает! – с трудом сдерживая восторг, шептала девушка, наклонившись и всматриваясь в зеркало.
"Мне бы твои возможности! Конечно, легко пребывать в таком восторге, когда все в твоих руках!" – завистливо подумал он и молча подошел к зеркалу.
– Кажется, работает! Смотри, видишь что-нибудь?
– Да, очень отчетливо, будто с высоты птичьего полета. Это же наша местность!
– Теперь "вглядись" в город и во дворец!
Он послушно стал всматриваться, и картинка вдруг быстро стала увеличиваться, словно он падал на землю. Ему пришлось подавить в себе рефлекторный страх – в конце концов, и не того приходилось насмотреться! Углубляясь в изображение, он смог заглянуть в их комнату и увидеть, как они рассматривают зеркало.
– А как же?..
– Просто отстранись взглядом, и картинка сразу уменьшится! – догадалась с полуслова о его вопросе девушка. – А если захочешь сдвинуться в сторону, только переведи туда взгляд и изображение сместиться туда, куда ты пожелаешь!
"Ох уж эти божества! Опасно с ними. Не успеешь подумать, как они уже все знают о твоих мыслях! И все эдак, походя. Надо лучше следить за собой" – молча думал он и смотрел на уменьшившийся и ставший ползти в сторону пейзаж.
– Кстати, ты ведь умеешь смотреть на Землю и другие планеты в энергетическом спектре?
– Спрашиваешь? Конечно! – немного обиженно ответил он.
– Это я к тому, – попыталась сразу оправдаться за непонятно чью неловкость молодая женщина, и виноватым тоном продолжила. – Что это зеркало должно показать и этот мир с энергетической изнанки, а она не такая, как у реала. Я так хотела, чтобы ты смог взглянуть оттуда на наш мир! Ну давай, попробуй! – и она замерла, с надеждой смотря на собеседника.
Его бесило это участие. Будто он какой-нибудь больной или инвалид. Как она не понимает, что, глядя на него, как учительница на первоклассника, она унижает его достоинство? Но бросаться такими божественными подарками он себе не позволит. Он сосредоточился и представил картинку, похожую на черную поверхность Земли, усеянной лей-линиями. И зеркало послушалось! Только картина, представшая в нем, была совсем другой. Никакой поверхности не было. Вместо этого он увидел восхитительную систему ажурных ветвей, веером расходящихся по темноте, в которой где-то на первом уровне жил недавно сотворенный мир.
Он, онемев на долгое время, смотрел на картину, развернувшуюся перед его глазами.
Потом всмотрелся в одну большую ветвь, и та стала приближаться. В конце концов, он как бы нырнул внутрь ее, и зеркало вдруг показало горный массив, который он сам недавно "придумывал", посылая пожелания божеству снизу наверх при создании мира. Потом он перепрыгнул на другую, переливающуюся голубыми оттенками "веточку" и увидел знакомый ему горный поток, стремящийся со склонов скального массива. А вот дальше его постигла неудача. Перепрыгнув с ветви на ветвь в очередной раз, он наткнулся на плывущую перед глазами абракадабру.
– Прости, – послышался виноватый шепот, и он увидел, как картинка поменялась на нормальное видение – в зеркале был вид морского дна, усеянного кораллами. – Я не могу передать тебе те части языка, которые в распоряжении других, ведь и они не знают твоих "слов". Поэтому ты в сильном приближении не можешь войти в ветви мира, кодирующие их волшеры. Но в нормальном видении они будут видны и тебе. А на общем плане ты сможешь наблюдать и энергетическое состояние их волшеров. И потом, на всех землях, не входящих в волшеры ты сможешь рассматривать все, как и в своих собственных краях.
Виноватость в ее голосе больно резанула по его самолюбию. Это божество, которое моложе его на полсотни лет, смеет делить участки влияния для них, как ясли для несмышленых детишек! Но он снова сдержал себя. Его план близок к осуществлению и глупое божество напоследок дает ему артефакт, который, действительно, сделает его почти всемогущим!
– Ничего страшного! Все понятно! И без этого, твой подарок просто божественный! – лучезарно улыбаясь, ответил он девушке, внимательно заглядывающей в его глаза, будто боящейся найти там хоть каплю упрека. И он, почувствовав, что наступает наилучший момент нанести свой удар, вкрадчивым тоном предложил ей. – А не пора ли и вам подумать о себе?
– О чем это ты? – не понимающе вскинула брови молодая гостья.
– Ведь наш мир создан, чтобы астральные жители снова могли ощутить жизнь во всех красках, когда риск – это, действительно, риск, а цена жизни – это все, что ты помнишь и чем себя ощущаешь! Вы ведь этого хотели?
– Да, я, кажется, догадываюсь, о чем ты думаешь! – мечтательно вздохнув сказала его гостья. – Это страшно и захватывающе одновременно.
– Я ничего не предлагаю, ведь мир ваш, и вам решать, что с ним делать. Просто мне так показалось…
– Ты прав, зачем бы мы создавали это чудо, если им нельзя воспользоваться? Но на это надо решиться!.. Ладно, я уже, наверно надоела тебе, пора и к своей половинке спешить, а то, что он подумает?
– Да ладно, знаю же, что он все подслушивает! Пока, беги к нему, а то уже соскучилась!
– А ты не смейся! Это все равно, что без одной ноги ходить! Потому-то и страшно будет решиться на это… – женщина махнула ему рукой и растаяла в воздухе, не слишком церемонясь с наведенной реальностью мира, чем еще раз заставила всколыхнуться море зависти в душе ее собеседника.
Тем не менее, он чувствовал себя, как никогда, счастливым. Отравленное зерно падения божества посеяно в душу этой девицы, а в его руках оказался воистину волшебный инструмент. Если эта вещь позволит не только наблюдать, но и концентрировать действие его "слов" на видимые в зеркале объекты, то в мире не останется никого, способного противостоять его силе…
***
Спустя полгода с той памятной беседы зерно проросло – их милое божество объявило, что мир работает, как часы, и оно покинет их на небольшой срок…
Он хладнокровно выждал неделю и приступил ко второй части своего плана. К этому времени он основательно подготовился, изучая действие зеркала. На его удачу, доверчивое божество не озаботилось поставить туда никаких защит, и он мог адресовать действие своих "слов" на любые расстояния. Единственной преградой ему служила кодировка других компаньонов и конечно, неприступность сердца мира, находящегося в вершине пирамиды на третьем уровне астрала. Но для его целей сил у него хватало. А зеркало облегчило его задачу до уровня детского сада.
То, что он намеревался сделать, не было известно никому из его коллег по созданию мира. Эта история началась много раньше. Когда-то вследствие не очень праведной жизни в реале, он очутился в одном из верхних миров перевернутой пирамиды Инферно, глядящей своей вершиной в самое дно преисподней. Тогда его сильно выручило чувство противоречия. Когда его, вместе с остальными обитателями начали притеснять дьявольские сущности инферно, ему стало обидно, и он возглавил сопротивление угнетению, сражаясь за права душ и помогая, чем только мог окружающим. И в результате очень быстро оказался вышвырнутым оттуда в свободный астрал.
Спустя многие годы болтания по астральным мирам, он, разочаровавшись в мягкости большинства миров, сам вернулся в Инферно. Его индивидуализм не давал ему нигде прижиться. В конце концов, он понял, чего не хватало многим мирам – они были слишком слащавые, и у него появилась мечта создать реально жесткий мир, но он чувствовал, что без энергии инферно, это не получится. Тогда он собрался навестить своих бывших угнетателей, и тут ему опять помогли его упрямство и бесшабашная смелость.
Он с ходу занырнул в черно-багровый занавес пирамиды и представил себе мир, в котором давным-давно отбывал исправительный срок. Но попасть в бывшие когда-то "родными" пенаты он не смог. Инферно благоразумно огораживалось от остального астрала, не пуская внутрь слишком много душевного или ангельского позитива, как и не растрачивая попусту свой потенциал. Так что он оказался в каком-то предбаннике неизвестно какой конторы. К счастью он там оказался не один. В углу сидело странное создание, смахивающее на человека, но явно содержащее в себе что-то от свиньи. Эдакий уродливый гибрид. Хотя ничего удивительного в этом не было.
Инфернальные ангельские сущности никогда не заботились о своем внешнем виде, в том смысле, чтобы походить на людей.
– Чего приперся? Или мало тебе уже всыпали – еще захотел? – хрюкнуло своим волосатым пятаком существо.
– Я по делу, а не с тобой тут общаться! Свяжи-ка лучше меня с Легаром – он-то меня должен был запомнить.
– А еще чего не хочешь?! Чтобы каждый засранец верховных ангелов инферно вызывал, когда вздумается!
– Кончай болтать, не то я тебя сейчас от всей души любить начну! – он пошел с раскрытыми объятиями по направлению к свино-человеку, при этом, широко улыбаясь.
Кажется, ему удалось вызвать у себя сочувствие и приязнь к несчастной свинке, так как существо, жалобно прихрюкнов, испарилось из комнаты, и на месте его появился тот, кого он ожидал здесь встретить – Легар – один из высших надсмотрщиков Инферно.
– Что ж ты так "хорошо" поступаешь с нашим младшим персоналом? – раздался то ли смех, то ли рык, испускаемый большущим – под два с половиной метра, совершенно голым, страшно волосатым мужиком, бесстыдно выставляющим вперед полуметровый фаллос.
– Брось ты эти штучки! Что я тебе, школьница какая? Я по делу пришел, а тут свинья хрюкает! Ну, пришлось хрюшку пожалеть.
– Ох, и хитер! Как в былые времена, мелких чертей на раз раскручиваешь! – рассмеялся уже нормальным голосом Легар, тут же уменьшаясь до нормальных размеров и "одеваясь" в приличный костюм. Внимательно "присмотревшись", дьявол продолжил. – Ну и какое у тебя дело может быть к нам? Больно аура у тебя легкая, явно не к нашему департаменту. Не боишься крылышки-то подпачкать?
– Не боюсь! – и незваный гость выложил перед дьяволом свою идею – создать мир, в котором была бы, действительно, беспощадная реальность, даже более жесткая по отношению к душам, чем на Земле, так как подразумевала бы использование колдовства. Но для претворения плана в жизнь была нужна энергия инферно – без нее мир будет слишком добреньким.
– Хм, ты хоть понимаешь, что хочешь самым элементарным образом заложить нам свою душу? И ради чего? Ради очередного эксперимента? – задумчиво произнес Легар, плюхаясь в непонятно откуда взявшееся кресло.
Такое же кресло возникло и под гостевой задницей, а между ними появился неплохо сервированный столик с выпивкой и закуской. Судя по изменившейся обстановке, было ясно, что гость сумел заинтересовать дьявола. А ведь когда-то он только пару раз, мельком видел его – слишком высоко-недоступен был этот темный ангел инферно. Было непонятно, какой табель о рангах занимал Легар, но то, что ему были подвластны многие вопросы, о которых и не помышляли мелкие черти, было совершенно ясно.