Страница:
Оглядев себя в последний раз, Ян сделал заключение: "Беглец экипирован.
Посмотрим, насколько хорошо он умеет бегать?!" Он даже не надел плаща по поводу сухой погоды, а прихватил его подмышку. С собой у него кроме ножа и плаща, была пустая бутылка и пара краюх хлеба – достаточно для двух – трех дней пути и явно маловато для недельного перехода. Но выбирать сейчас, впрочем, как и все последнее время, не приходилось. Вздохнув поглубже, он опять вылез наружу и припустил прямо к лесу. На этот раз он бежал в противоположную сторону от направления своего первого побега. В этой стороне поля были меньше заболочены, и он довольно быстро передвигал ногами в немного великоватых, грубых, но хорошо держащих воду резиновых сапогах. Некоторое время спустя он уже был на опушке леса. Оглянувшись назад, он не заметил ни одного человека. Кажется, его бегство начиналось удачно.
Ян бежал весь день, ломясь без оглядки через лес, осторожно переправляясь через болота и реки и еще осторожнее выходя на поля или дороги. Ему сопутствовала удача. Он старался держать направление на ветер, так как, хоть и было сравнительно сухо, но тучи никуда не делись, и ветер по-прежнему оставался единственным ориентиром. Ближе к вечеру он просчитал, что если даже погоню и вышлют после обнаружения пропажи, то у всадников будет немного времени до темноты и им придется заночевать в крестьянских деревнях, пару из которых он встретил по пути и обошел стороной. Километров тридцать – сорок он преодолел, но для всадника по дороге это не расстояние. К тому же, хоть издалека, но пару раз его заметили крестьяне, так что у погони были потенциальные информаторы. Ян решил забиться поглубже в чащобу и переночевать там. Завтрашнее утро должно было показать, совершил ли переворот Петруха. Если погоня продолжиться, значит, Сван у власти, и ему, действительно, надо давать деру во что бы то ни стало.
Устроившись под густющей елкой, Ян разжевал полкраюхи хлеба и запил набранной в ручье водой. Заметив направление, в котором ему нужно было выступать поутру. Ян попытался заснуть, но сон никак не шел к нему. Сказывалась нервное напряжение, и мысли так и прыгали в разгоряченной голове. Он поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни одного отрадного момента из своей жизни в этом волшере. Если только считать моральное удовлетворение от вылеченной Васиной ноги. Все остальное было сплошным безрадостным выживанием и ожиданием чего-то лучшего.
Несмотря на большой рабский коллектив, он чувствовал себя в одиночестве. Соседей по бараку трудно было назвать людьми, настолько они потеряли человеческие признаки. С дамами из соседнего барака было, в общем-то, то же самое. Только мельком или издалека видев их, он ужасался, что может сделать жестокое рабство с прекрасной половиной человечества. Другими словами, прекрасной эта половина здесь давно перестала быть. Одиночество, скука, тяжкий тупой труд и лягушачья кожа – ничего больше от этой жизни он не мог вспомнить. Даже Свана ему было жаль.
Ян чувствовал, что тот просто сходит с ума от своей безграничной мелкопоместной власти среди тоскливых болот и дождей. Думать, сколько на его счету загубленных девичьих или крестьянских душ, Ян просто не хотел…
Проснувшись под мерное шуршание дождя по листве деревьев, Ян понял, что удача, по всей вероятности, начала показывать ему свой зад, но плащ делал свое дело, и он, не сильно огорчившись, потопал дальше, заметив, что направление ветра за ночь слегка изменилось.
Первая неприятность с ним случилась, когда он, начиная забывать об осторожности, внезапно выскочил из кустов на дорогу прямо перед каким-то всадником. Он даже не успел ничего сообразить, как в его сторону полетела веревка с двумя шариками на концах и обвила его ноги. Дальше он соображал уже лежа на земле. На его счастье всадник был один и, как только Ян увидел злорадно ухмыляющуюся знакомую рожу одного из надсмотрщиков, то с чувством шепнул накрепко запомнившееся слово: "Si-na-seis!" Рожа надсмотрщика, как ухмылялась, так и застыла с криво растянутыми губами.
– Смейся паяц! – злорадно произнес Ян, всплывшую в сознании странную фразу и принялся распутывать веревку, захлестнувшую ноги. Конь послушно стоял неподалеку, а вот его хозяин не сохранив равновесия, завалился набок, раскорячив негнущиеся руки и ноги. Ян удовлетворенно созерцал результат своей колдовской деятельности.
– Эк тебя приморозило! Хорошо, что шепнул "слово", а ведь мог и крикнуть с перепугу. Что же теперь с тобой делать? Не оставлять же на дороге!
Ян подхватил под уздцы коня и, кое-как закинув на него своего раскоряченного преследователя, повел скакуна в лес. Отойдя на приличное расстояние от дороги, он решил разузнать, что же произошло в замке. Когда он начал снимать надсмотрщика наземь, тот уже начал "оттаивать". Воспользовавшись этим, Ян загнул ему руки за спину и связал их вожжами. Наконец у мужика стал шевелиться язык, и он промычал что-то вроде "Я т-те… ты меня еще…" и так далее. Ян, усмехнувшись, сказал:
– Если хочешь жить, рассказывай, что у вас в замке приключилось?!
Вразумительного ответа он дождался еще через несколько минут. Охранник, скумекав, что Ян может и еще чего колдануть, повел себя довольно корректно, и, как только к нему вернулся дар речи, вывалил на Янову голову все новости. Оказалось, что Петруха заварил немалую кашу, запустив под вечер облаву на Яна, но одолеть Свана ему, кажется, не удалось, так как ни о какой смене власти надсмотрщик не слышал, а Яна с сегодняшнего утра стали искать только еще тщательнее, видимо подозревая в сговоре с Петькой. На счастье Яна коней у Свана оказалось не так уж и много, а сектор поиска неопределенный. К тому же маг явно не обладал поисковыми заклинаниями, иначе дело поимки Яна было бы вопросом нескольких часов. Все было ясно – у него опять не было выбора – только продолжать бежать отсюда.
Ян не знал, что делать с надсмотрщиком. В конце концов, он решил завести того вместе с конем поглубже в лес, и связать руки и ноги так, чтобы он мог делать небольшие шажки и выбраться на дорогу за сутки – двое. От коня в лесу толку было мало: верхом не поскачешь и за собой через дебри да болота не потащишь, а по дороге Ян продвигаться боялся. Поэтому он продолжил свой путь, только прихватив у стражника еще немного хлеба да большой нож.
Следующая неприятность случилась уже под вечер, когда он перебирался через очередное болото и, увидев краем глаза, как вспенилась вода за соседней кочкой, почувствовал на своей ноге острые крокодильи зубы. Он только успел крикнуть свое останавливающее слово, и это спасло его ногу, так как, обернувшись, он заметил рядом еще несколько этих тварей, замерших неподвижно в болоте. Благодаря маленьким размерам хищника, Янова нога не была перекушена зубастой пастью, но сапог был прокушен, как, впрочем, и кожа с мясом. Надо было что-то делать со сведенными на ноге челюстями. Ян, превозмогая боль, вынул нож и начал резать связки в углах челюстей болотной твари. Наконец он почувствовал, как они разомкнулись. Хромая, он добрался до берега болота.
Самым обидным было то, что местность становилась суше, и это болото было, может быть, последним на его пути. Он снял сапог, вернее то, что от него осталось, и рассмотрел ногу. Вся портянка была в крови и воде. Размотав ее, он убедился в серьезности ран, но делать было нечего, и Ян, разорвав часть портянки на лоскуты, туго перебинтовал ими ногу. Из сапога пришлось сделать калошу. Кость была цела, и в целом на ногу можно было наступать, но ему пришлось полежать с часик, чтобы нога перестала кровоточить и вырезать клюку, на которую можно было опираться, облегчая себе ходьбу.
Дальше путь превратился в непрекращающийся кошмар. Сначала Ян неплохо продвигался, несмотря на боль в ноге. Преследования больше не наблюдалось. Жилые места кончились, как и дожди с болотами на следующий день пути. Еще через день от туч не осталось почти никаких следов, и местность стала резко меняться на засушливую. Несмотря на улучшившуюся обстановку, скорость продвижения начала резко падать. Опухшая нога отзывалась болью при каждом шаге, и к концу пятого дня Ян доел последний хлеб, который он и так растягивал по крохам. На шестой день он, уже плохо что-либо соображая, плелся по высохшей степи. Последний раз река ему попалась еще утром, и вечером у него было только полбутылки воды. С наступлением темноты он повалился прямо там, где шел, тупо уставясь на три маленьких разноцветных луны в абсолютно беззвездном небе.
Седьмое утро застало его уже на ногах. Ян хорошо представлял себе, что должен перейти через засушливый пояс, так как здесь даже животных почти не было, не говоря о людях. Мысли крутились вокруг не пойманных и не съеденных зверушек.
Даже убитый крокодил постоянно появлялся перед глазами, плывя в знойном мареве пустынной местности, как неосуществленная надежда. У Яна сначала не было возможности развести огонь, и он брезговал есть сырое мясо, а теперь он мечтал, хоть о чем-нибудь съедобном, но любая мышь сейчас двигалась быстрее и проворнее, чем он. Тем не менее, он упорно переставлял ногами, ориентируясь на восток по медленно ползущему по небосводу солнцу.
Настоящая беда настигла его под вечер, когда он заметил, что его руки и лицо покрыты пергаментной пленкой, которая лопнула в одном месте на ладони и засочилась ручейком крови. Глядя на эту трещину, он с ужасом понял, что его кожа не пришла еще в норму и не выдерживает сухого воздуха. Он засунул руку за пазуху и осторожно, не сгибающимися пальцами выудил оттуда бутылку с остатками воды.
Пробку пришлось вытаскивать зубами. Как не хотелось ему пить, он лил воду по каплям на руки, размазывая ее по коже, которая впитывала жидкость, как губка.
Несколько капель он нанес на лицо. В бутылке осталось не больше четверти стакана воды. Ян мужественно спрятал ее обратно за пазуху и продолжил свой путь.
Это была какая-то издевка судьбы. На него больше не нападали хищники и не преследовали люди – иди себе спокойно, пока не придешь куда-нибудь. Но засуха и зной добивали его беспощадно, а лягушачья кожа и прокушенная нога только усугубляли его состояние. Несмотря на жуткую усталость, он не остановился вечером, решив идти так долго, как только сможет, и просто залечь на день в тени, если такая найдется. За спиной давно потух закат, а Ян все брел по степи, начавшей постепенно переходить в пустыню, ориентируясь на свет лун этого мира.
Где-то за полночь он оступился и скатился в какую-то песчаную яму. Подняться ему оттуда уже было не суждено…
Очнувшись от беспощадного жара солнца, он потянулся за бутылкой, в которой должны были остаться несколько капель воды, и увидел, что натянутая, как пергамент, кожа на руке лопнула в нескольких местах. Он потратил остатки воды на руки и лицо, но это почти не помогло. Нужно было искать тень. Ян поднялся на четвереньки и, найдя рядом палку, встал на трясущиеся ноги. Он стоял в песчаной ложбине. Нужно было подняться по склону, но он с трудом представлял, как это сделать. Подойдя к краю осыпи, он попытался вскарабкаться на нее. Однако песок все продолжал сыпаться сверху, а потрескавшиеся до крови руки утопали в сыпучем обжигающем бездонном месиве. Он, как испортившийся робот, медленно забирался вверх и сползал обратно с осыпающимися пластами, не чувствуя больше окровавленных и сожженных песком рук, и видя перед собой только оранжевое марево пульсирующей крови. В какой-то момент он сдался и затих прямо на склоне. С растрескавшегося лица и скрюченных рук еще текли небольшие ручейки крови, но сознание уже не реагировало ни на что. Ян уплывал куда-то в неизвестность, а внутри его как будто просыпалось и разворачивалось какое-то сокровенное знание.
Он почувствовал себя под ночным небом, полным звезд, вокруг него был удивительный мир с яркими огнями и бесшумно двигающимися повозками, красиво одетыми людьми и многоэтажными зданиями. На мгновение ему показалось, что он вот-вот вспомнит, кто он и откуда, но все скрылось в оранжевой дреме забытья…
…Ерема и Пантелей неутомимо топали в своих прочных лаптях по песку, подгоняя ослика, запряженного в повозку. До солончака, куда они направлялись, чтобы пополнить деревенские запасы соли, оставалось полдня пути. Здесь, главное было не промахнуться – в пустыне, как в море, нет никаких примет. Огибая одну из попадавшихся по пути впадин, Пантелей увидел лежащего на животе человека.
– Смотри, Ерема. Нешто человек лежит? – спросил он озадаченно, остановив упряжку.
– Да какой в пустыне…, – Ерема осекся на полуслове, так как и сам заметил лежащего.
– Негоже это как-то в пустыне одному. Может живой еще? – деловито рассудил Пантелей.
– Не-а. Живой, не лежал бы так, на солнцепеке раскинувшись. Видишь, он наверно выбраться оттуда пытался, да не смог. Однако ж надо похоронить парня. В писании сказано: "Всех земле предавать должно!" – Ну и лезь тогда сам, а я подстрахую! – сказал Пантелей.
– А и полезу! В песке яму выкопать – раз плюнуть! Зато по совести поступим.
Держи конец веревки, подстрахуешь! – с этими словами Ерема сиганул вниз по склону и шустро принялся за дело. Через совсем немного времени иссохший труп был предан земле, вернее песку, а импровизированный похоронных дел мастер выбрался наверх песчаного гребня и отрапортовал приятелю. – Да, он, пожалуй, не из наших, не из "рожденных". Наверно "пришедший" с болот. Вся кожа перелопалась и высохла, как на мумии. Удирал видно от тамошнего мага, да не дошел малость до жилых мест.
– Ну ничего, сейчас наверно уже где-нибудь в зиндане просыпается. Считай, ты ему новую жизнь подарил! – подбодрил его Пантелей.
– Да толку-то, они же ничего почти из старой жизни не помнят. Этому новому ведь наплевать, на то, как прежний помирал, – с досадой ответил Ерема.
– Да ладно! Ты, что нужно сделал, а остальное не нашего ума дело! – выдал веское заключение Пантелей, и крестьяне продолжили свой путь к солончаку.
ГЛАВА 2. ЖИЗНЬ Nо 2
Таинственный взгляд под опушкой ресниц…
Неведомый страх, скрытый масками лиц…
Сыграем по новой пасьянс или блиц?
Железной рукою нам карты сдает
Плутовка судьба и с ухмылкою ждет…
Кружащиеся в голове строки начали пробуждать ее к реальности. Саша как будто вспомнила, что сейчас нужно просто посидеть спокойно, чтобы не вызывать боли в теле и голове. Спустя некоторое время она почувствовала, что может открыть глаза без особых последствий. Она с изумлением заметила двух мужчин, полулежащих, как и она, в песчаной яме, и облокотившись спиной к стене. Немного ближе к ней был темноволосый юноша, очень приятный на вид. Он с нескрываемым удивлением смотрел на нее, слегка морщась от боли – видимо он стал смотреть раньше, чем нужно, и его голова разболелась от напряжения.
– Закройте глаза, юноша! Вам станет легче, – тихо сказала Саша и сама поплатилась приступом головной боли. Закрыв глаза, она еще посидела так с пару десятков минут, пока боль окончательно не ушла. Наконец до нее донеслись тихие слова:
– Сударыня… извините, я не знаю вашего имени, – юноша уже справился с приступом и мог говорить. – Разрешите представиться, Александр, Саша… – он вдруг замолчал на полуслове, потому что никак не мог вспомнить, кто он и откуда.
Даже фамилия вылетела из головы. Ему в ответ донесся слабый смех:
– Саша!
– Да, Саша, а что тут смешного?
– Нет, вы не поняли, молодой человек. Я тоже Саша… – она призадумалась и добавила. – Но ничего больше о себе я не помню.
– И я тоже. Какая-то странная амнезия с нами приключилась. А Вы не знаете, кто это там, у дальней стены? Такой впечатляющий мужчина, – Александр решил свести беседу к нейтральной теме, пока сам не разобрался в своих ощущениях. Он указал глазами девушке на противоположную сторону ямы. У дальней стены полулежал с закрытыми глазами довольно высокий, хорошо физически развитый мужчина, с приятными чертами лица и темными прямыми волосами. Он был явно не знаком Александру. Впрочем, юноша сомневался, есть ли сейчас хоть один человек в мире, которого он узнал бы. Он перевел взгляд на девушку, и у него замерло дыхание. До него только сейчас дошло, насколько красива она была. И совсем не своими нарядами. Он заметил, что они все в этой яме были одеты в какую-то стандартную крестьянскую одежду. Только на девушке, в отличие от мужчин, было одето длинное домотканое платье вместо холщевых порток. На ногах красовались типичные деревенские лапти. Додумать мысль о несоответствии простого одеяния с утонченными чертами лица девушки, не дал ее возглас:
– Саша, мне кажется, что я вообще никого не помню. Так что знаком ли мне этот мужчина, я совершенно не могу сказать. И простите меня за мой непрезентабельный вид. Я ничего с этим не могу поделать.
– По-моему, тут у нас всех такой вид, так что нечего и расстраиваться. У меня предложение, давай на "ты" обращаться, раз уж мы товарищи по несчастью, – предложил Александр.
– Давай. Это даже как-то поддерживает. Хоть кто-то близкий будет в этой ужасной обстановке, – с радостью согласилась Саша и спросила. – Кстати, где это мы находимся?
– Судя по решетке сверху, ничего обнадеживающего. Это какая-то тюрьма, – Александр нахмурился и немного торжественно прошептал. – Сашенька, можно я так буду тебя называть? Я хочу сказать, что хоть и не помню о себе ничего, но я обещаю, что постараюсь защитить тебя от наших тюремщиков.
– Спасибо, – напряженно шепнула Саша. – Но ты ведь ничего обо мне не знаешь!
– А какое это имеет значение здесь? Ведь, насколько я понял, ни я, ни ты, сами ничего о себе не помним. Мне достаточно чувства. У тебя такие ласковые глаза. Ты не можешь быть плохой.
– Спасибо на добром слове. Мне действительно, стало гораздо легче. Если еще и этот мужчина окажется благородным человеком, то, надеюсь, нам будет намного проще выживать здесь…
Пока они так, неспешно вели беседу, физические силы постепенно возвращались к ним. Саша, наконец, встала и, слегка покачиваясь, прошла по периметру ямы, задержавшись у неподвижного тела мужчины.
– Бедный, жив ли он хоть?
Будто в ответ на ее слова, мужчина вздрогнул и застонал…
Еще один шаг в неизвестность миров,
И вот под ногами то пропасть, то ров.
И сколько еще мне придется пройти
Пока не достиг завершенья пути?
В голове опять кружились какие-то странные рифмованные строчки. Это уже с ним было. Но, вместо звука капающей воды, он услышал шорох легких шагов по песку.
– Не шевелитесь… расслабьтесь. Сейчас Вам будет легче… – мягкий шепот донесся до ушей Жана. Нет, его зовут Ян? Да, кажется, так. Он почувствовал прикосновение чьей-то руки ко лбу и поглаживание по волосам. Это очень помогло.
Начавшая стучаться в висках боль утихала. Детский голос продолжал нашептывать. – Не открывайте глаз и не пытайтесь шевелиться, пока не почувствуете, что все силы вернулись к Вам.
Ян остался сидеть, не открывая глаз. Память стала возвращаться к нему в обратном порядке, начиная со странных видений, которые пришли к нему, когда он умирал в пустыне. Он понимал, что это были странные воспоминания из его далекого прошлого.
Он даже припоминал какие-то лица, но никак не мог вспомнить ничего конкретного, кроме откуда-то всплывшего имени Жан. Он чувствовал, что во всем этом что-то неправильно, но что? Потом на него навалились жуткие переживания последних дней побега. Да, теперь он знал, что такое смерть, и смерть не внезапная, а выстраданная, от потери последних сил в борьбе с жестоким миром, когда пытаешься выстоять до конца, но обстоятельства все равно ломают тебя, как тростинку.
Он вдруг с ужасом вспомнил свои растрескавшиеся и кровоточащие руки и не удержался от того, чтобы открыть глаза и посмотреть на дрожащие кисти рук. От этого усилия снова взорвалась боль в голове и поплыли желтые круги перед глазами, но он успел заметить, что руки у него в порядке. Расслабленно Ян ждал, когда успокоятся пульсирующие иглы в висках. Опять послышалось шуршание легких шагов, и укоризненный шепот:
– Все в порядке, не беспокойтесь. Просто расслабьтесь. Через полчасика Вы сможете нормально говорить и смотреть, – Ян снова почувствовал мягкую ладонь на лбу и гладящее движение по волосам. Боль в голове стала быстро утихать.
"Кто же эта фея, так быстро избавляющая от мучений?" – промелькнула мысль в голове. Ян понял, что это не ребенок, а, наверное, девушка, но открывать глаза и нарушать рекомендацию постеснялся. Мысли опять перенеслись к воспоминаниям. Но ничего отрадного в его жизни он вспомнить больше не мог. Единственно, полезной информацией, которую он сумел восстановить, было то, что где-то существует маленькое царство слегка помешанного мага Свана – болотный волшер. В этот волшер маг стягивает все тучи с округи, чтобы выращивать у себя резиновую траву и потом продавать полученную из нее резину по всему миру. Поэтому вокруг его царства образовался засушливый пояс, который и не смог преодолеть Ян из-за своей пересохшей лягушачьей кожи, которой Сван награждает всех новеньких "пришедших".
Ян был таким "пришедшим". Он, как и другие, пришел откуда-то в этот мир и не мог вспомнить откуда. Вот и сейчас, память уперлась в его первое появление в зиндане, как в глухую стену. Только предсмертное воспоминание в пустыне чуть-чуть приоткрыло эту плотную завесу забытья, и то только для того, чтобы посеять в его душе смятение.
Через некоторое время ему опять послышался шепот. Ян удивленно вслушался. Было впечатление, что два человека переговариваются недалеко от него. Но, поскольку слов было не разобрать, а времени, прошедшего с момента пробуждения прошло достаточно, Ян рискнул подать голос:
– Гм… простите… я не помешаю вашей беседе? – выговорил он медленно, опасаясь, что слова обернутся новой мукой. Но боли не было.
Тогда Ян отважился приоткрыть глаза, и это оказалось тоже почти безболезненно.
Он увидел, что в этом зиндане, вырытом в песке, было намного светлее и суше, чем в первом. Скосив глаза в сторону послышавшегося шепота, Ян увидел девушку и юношу, напряженно смотрящих на него. Они были одеты в простую незамысловатую одежду. На вид им можно было дать лет 17 – 20. Чернявому парню еще явно не хватало мужественности, но и маленьким его назвать было нельзя, а вот девушка уже успела вступить в ту самую пору, когда женщина цветет всей своей красотой, а чуток угловатости в ее порывистом движении только добавлял ей прелести. У обоих были правильные черты, только девушка, естественно, была утонченней и мягче. Ее вьющиеся темные волосы контрастировали с бледной кожей. Ян попытался им улыбнуться, но, по-видимому, его гримаса мало походила на дружелюбную, так как лица молодых людей только еще больше вытянулись, пока они напряженно всматриваясь в его мимику паралитика. Тогда Ян, не смотря на возможные болевые последствия, решил кардинально прояснить ситуацию:
– Спасибо, юная леди, за заботу, и прошу простить за мои, несколько устрашающие гримасы, они должны были выражать дружественную улыбку! – Ян попытался пошире растянуть рот, потом сложил губы в трубочку и попытался свистнуть. Вместо свиста раздалось уморительное шипение и глупейший звук "фю". В результате, Ян смущенно выпучил глаза и заткнулся. Однако эта пантомима сработала, как нельзя лучше.
Девушка, не удержавшись, весело рассмеялась. Парень тоже, аж прихрюкнул, пытаясь сдержать усмешку. Тогда Ян продолжил свой монолог. – Разрешите представиться, Ян!
Больше о себе мне почти нечего сказать. Помню только, что был рабом в каком-то болоте и кормил собой тамошних комаров и крокодилов, которые по какой-то причине сами не сбежали оттуда и не сдохли там от тоски.
Девушка, осмелившись, встала и, отряхнув платье, подошла к Яну:
– А я Саша, – и даже немного угловато присела в легком книксене. – А это тоже Саша. Так странно – нас зовут одинаково! Мы недавно познакомились. Но, к сожалению, нам нечего больше о себе сказать – мы почти ничего не помним о себе.
Только то, что где-то когда-то жили и даже может быть были знакомы, но это все на уровне эмоций. Мы уже с час, как очнулись, а потом я заметила Вас. Я поняла или помнила откуда-то, что нам нельзя двигаться вначале, так как это причиняет боль, поэтому успокаивала Вас и просила не двигаться. Это ничего?
– Я очень благодарен тебе за помощь! – сумел встрять в радостное щебетание девушки Ян. – Только давай на "ты", а то я себя каким-то старцем чувствую.
Значит, мы почти одновременно появились в этом зиндане?
– Да. Мы, если только чуть-чуть пораньше. Поэтому мы уже в полном порядке. Надо бы придумать, как отсюда выбираться. А то неизвестно, сколько еще ждать придется, пока за нами придут.
– Давай зови своего Сашу посоветоваться, а то я еще сам к нему не дойду! – предложил Ян.
– Он не мой Саша, – не сдержав смущения, возразила слегка покрасневшая Саша. В попытке срыть неловкость, она повернулась сидящему в пяти метрах парню, махнула ему рукой и крикнула. – Саш! Ну что ты там, боишься, что ли? Иди, познакомься.
Ян еще двигаться не может.
– Да не боюсь я! Просто, зачем сударю мешать, если он в себя еще не пришел? – деловито проворчал парень и, подойдя к Яну, коротко представился. – Александр!
Посмотрим, насколько хорошо он умеет бегать?!" Он даже не надел плаща по поводу сухой погоды, а прихватил его подмышку. С собой у него кроме ножа и плаща, была пустая бутылка и пара краюх хлеба – достаточно для двух – трех дней пути и явно маловато для недельного перехода. Но выбирать сейчас, впрочем, как и все последнее время, не приходилось. Вздохнув поглубже, он опять вылез наружу и припустил прямо к лесу. На этот раз он бежал в противоположную сторону от направления своего первого побега. В этой стороне поля были меньше заболочены, и он довольно быстро передвигал ногами в немного великоватых, грубых, но хорошо держащих воду резиновых сапогах. Некоторое время спустя он уже был на опушке леса. Оглянувшись назад, он не заметил ни одного человека. Кажется, его бегство начиналось удачно.
Ян бежал весь день, ломясь без оглядки через лес, осторожно переправляясь через болота и реки и еще осторожнее выходя на поля или дороги. Ему сопутствовала удача. Он старался держать направление на ветер, так как, хоть и было сравнительно сухо, но тучи никуда не делись, и ветер по-прежнему оставался единственным ориентиром. Ближе к вечеру он просчитал, что если даже погоню и вышлют после обнаружения пропажи, то у всадников будет немного времени до темноты и им придется заночевать в крестьянских деревнях, пару из которых он встретил по пути и обошел стороной. Километров тридцать – сорок он преодолел, но для всадника по дороге это не расстояние. К тому же, хоть издалека, но пару раз его заметили крестьяне, так что у погони были потенциальные информаторы. Ян решил забиться поглубже в чащобу и переночевать там. Завтрашнее утро должно было показать, совершил ли переворот Петруха. Если погоня продолжиться, значит, Сван у власти, и ему, действительно, надо давать деру во что бы то ни стало.
Устроившись под густющей елкой, Ян разжевал полкраюхи хлеба и запил набранной в ручье водой. Заметив направление, в котором ему нужно было выступать поутру. Ян попытался заснуть, но сон никак не шел к нему. Сказывалась нервное напряжение, и мысли так и прыгали в разгоряченной голове. Он поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни одного отрадного момента из своей жизни в этом волшере. Если только считать моральное удовлетворение от вылеченной Васиной ноги. Все остальное было сплошным безрадостным выживанием и ожиданием чего-то лучшего.
Несмотря на большой рабский коллектив, он чувствовал себя в одиночестве. Соседей по бараку трудно было назвать людьми, настолько они потеряли человеческие признаки. С дамами из соседнего барака было, в общем-то, то же самое. Только мельком или издалека видев их, он ужасался, что может сделать жестокое рабство с прекрасной половиной человечества. Другими словами, прекрасной эта половина здесь давно перестала быть. Одиночество, скука, тяжкий тупой труд и лягушачья кожа – ничего больше от этой жизни он не мог вспомнить. Даже Свана ему было жаль.
Ян чувствовал, что тот просто сходит с ума от своей безграничной мелкопоместной власти среди тоскливых болот и дождей. Думать, сколько на его счету загубленных девичьих или крестьянских душ, Ян просто не хотел…
Проснувшись под мерное шуршание дождя по листве деревьев, Ян понял, что удача, по всей вероятности, начала показывать ему свой зад, но плащ делал свое дело, и он, не сильно огорчившись, потопал дальше, заметив, что направление ветра за ночь слегка изменилось.
Первая неприятность с ним случилась, когда он, начиная забывать об осторожности, внезапно выскочил из кустов на дорогу прямо перед каким-то всадником. Он даже не успел ничего сообразить, как в его сторону полетела веревка с двумя шариками на концах и обвила его ноги. Дальше он соображал уже лежа на земле. На его счастье всадник был один и, как только Ян увидел злорадно ухмыляющуюся знакомую рожу одного из надсмотрщиков, то с чувством шепнул накрепко запомнившееся слово: "Si-na-seis!" Рожа надсмотрщика, как ухмылялась, так и застыла с криво растянутыми губами.
– Смейся паяц! – злорадно произнес Ян, всплывшую в сознании странную фразу и принялся распутывать веревку, захлестнувшую ноги. Конь послушно стоял неподалеку, а вот его хозяин не сохранив равновесия, завалился набок, раскорячив негнущиеся руки и ноги. Ян удовлетворенно созерцал результат своей колдовской деятельности.
– Эк тебя приморозило! Хорошо, что шепнул "слово", а ведь мог и крикнуть с перепугу. Что же теперь с тобой делать? Не оставлять же на дороге!
Ян подхватил под уздцы коня и, кое-как закинув на него своего раскоряченного преследователя, повел скакуна в лес. Отойдя на приличное расстояние от дороги, он решил разузнать, что же произошло в замке. Когда он начал снимать надсмотрщика наземь, тот уже начал "оттаивать". Воспользовавшись этим, Ян загнул ему руки за спину и связал их вожжами. Наконец у мужика стал шевелиться язык, и он промычал что-то вроде "Я т-те… ты меня еще…" и так далее. Ян, усмехнувшись, сказал:
– Если хочешь жить, рассказывай, что у вас в замке приключилось?!
Вразумительного ответа он дождался еще через несколько минут. Охранник, скумекав, что Ян может и еще чего колдануть, повел себя довольно корректно, и, как только к нему вернулся дар речи, вывалил на Янову голову все новости. Оказалось, что Петруха заварил немалую кашу, запустив под вечер облаву на Яна, но одолеть Свана ему, кажется, не удалось, так как ни о какой смене власти надсмотрщик не слышал, а Яна с сегодняшнего утра стали искать только еще тщательнее, видимо подозревая в сговоре с Петькой. На счастье Яна коней у Свана оказалось не так уж и много, а сектор поиска неопределенный. К тому же маг явно не обладал поисковыми заклинаниями, иначе дело поимки Яна было бы вопросом нескольких часов. Все было ясно – у него опять не было выбора – только продолжать бежать отсюда.
Ян не знал, что делать с надсмотрщиком. В конце концов, он решил завести того вместе с конем поглубже в лес, и связать руки и ноги так, чтобы он мог делать небольшие шажки и выбраться на дорогу за сутки – двое. От коня в лесу толку было мало: верхом не поскачешь и за собой через дебри да болота не потащишь, а по дороге Ян продвигаться боялся. Поэтому он продолжил свой путь, только прихватив у стражника еще немного хлеба да большой нож.
Следующая неприятность случилась уже под вечер, когда он перебирался через очередное болото и, увидев краем глаза, как вспенилась вода за соседней кочкой, почувствовал на своей ноге острые крокодильи зубы. Он только успел крикнуть свое останавливающее слово, и это спасло его ногу, так как, обернувшись, он заметил рядом еще несколько этих тварей, замерших неподвижно в болоте. Благодаря маленьким размерам хищника, Янова нога не была перекушена зубастой пастью, но сапог был прокушен, как, впрочем, и кожа с мясом. Надо было что-то делать со сведенными на ноге челюстями. Ян, превозмогая боль, вынул нож и начал резать связки в углах челюстей болотной твари. Наконец он почувствовал, как они разомкнулись. Хромая, он добрался до берега болота.
Самым обидным было то, что местность становилась суше, и это болото было, может быть, последним на его пути. Он снял сапог, вернее то, что от него осталось, и рассмотрел ногу. Вся портянка была в крови и воде. Размотав ее, он убедился в серьезности ран, но делать было нечего, и Ян, разорвав часть портянки на лоскуты, туго перебинтовал ими ногу. Из сапога пришлось сделать калошу. Кость была цела, и в целом на ногу можно было наступать, но ему пришлось полежать с часик, чтобы нога перестала кровоточить и вырезать клюку, на которую можно было опираться, облегчая себе ходьбу.
Дальше путь превратился в непрекращающийся кошмар. Сначала Ян неплохо продвигался, несмотря на боль в ноге. Преследования больше не наблюдалось. Жилые места кончились, как и дожди с болотами на следующий день пути. Еще через день от туч не осталось почти никаких следов, и местность стала резко меняться на засушливую. Несмотря на улучшившуюся обстановку, скорость продвижения начала резко падать. Опухшая нога отзывалась болью при каждом шаге, и к концу пятого дня Ян доел последний хлеб, который он и так растягивал по крохам. На шестой день он, уже плохо что-либо соображая, плелся по высохшей степи. Последний раз река ему попалась еще утром, и вечером у него было только полбутылки воды. С наступлением темноты он повалился прямо там, где шел, тупо уставясь на три маленьких разноцветных луны в абсолютно беззвездном небе.
Седьмое утро застало его уже на ногах. Ян хорошо представлял себе, что должен перейти через засушливый пояс, так как здесь даже животных почти не было, не говоря о людях. Мысли крутились вокруг не пойманных и не съеденных зверушек.
Даже убитый крокодил постоянно появлялся перед глазами, плывя в знойном мареве пустынной местности, как неосуществленная надежда. У Яна сначала не было возможности развести огонь, и он брезговал есть сырое мясо, а теперь он мечтал, хоть о чем-нибудь съедобном, но любая мышь сейчас двигалась быстрее и проворнее, чем он. Тем не менее, он упорно переставлял ногами, ориентируясь на восток по медленно ползущему по небосводу солнцу.
Настоящая беда настигла его под вечер, когда он заметил, что его руки и лицо покрыты пергаментной пленкой, которая лопнула в одном месте на ладони и засочилась ручейком крови. Глядя на эту трещину, он с ужасом понял, что его кожа не пришла еще в норму и не выдерживает сухого воздуха. Он засунул руку за пазуху и осторожно, не сгибающимися пальцами выудил оттуда бутылку с остатками воды.
Пробку пришлось вытаскивать зубами. Как не хотелось ему пить, он лил воду по каплям на руки, размазывая ее по коже, которая впитывала жидкость, как губка.
Несколько капель он нанес на лицо. В бутылке осталось не больше четверти стакана воды. Ян мужественно спрятал ее обратно за пазуху и продолжил свой путь.
Это была какая-то издевка судьбы. На него больше не нападали хищники и не преследовали люди – иди себе спокойно, пока не придешь куда-нибудь. Но засуха и зной добивали его беспощадно, а лягушачья кожа и прокушенная нога только усугубляли его состояние. Несмотря на жуткую усталость, он не остановился вечером, решив идти так долго, как только сможет, и просто залечь на день в тени, если такая найдется. За спиной давно потух закат, а Ян все брел по степи, начавшей постепенно переходить в пустыню, ориентируясь на свет лун этого мира.
Где-то за полночь он оступился и скатился в какую-то песчаную яму. Подняться ему оттуда уже было не суждено…
Очнувшись от беспощадного жара солнца, он потянулся за бутылкой, в которой должны были остаться несколько капель воды, и увидел, что натянутая, как пергамент, кожа на руке лопнула в нескольких местах. Он потратил остатки воды на руки и лицо, но это почти не помогло. Нужно было искать тень. Ян поднялся на четвереньки и, найдя рядом палку, встал на трясущиеся ноги. Он стоял в песчаной ложбине. Нужно было подняться по склону, но он с трудом представлял, как это сделать. Подойдя к краю осыпи, он попытался вскарабкаться на нее. Однако песок все продолжал сыпаться сверху, а потрескавшиеся до крови руки утопали в сыпучем обжигающем бездонном месиве. Он, как испортившийся робот, медленно забирался вверх и сползал обратно с осыпающимися пластами, не чувствуя больше окровавленных и сожженных песком рук, и видя перед собой только оранжевое марево пульсирующей крови. В какой-то момент он сдался и затих прямо на склоне. С растрескавшегося лица и скрюченных рук еще текли небольшие ручейки крови, но сознание уже не реагировало ни на что. Ян уплывал куда-то в неизвестность, а внутри его как будто просыпалось и разворачивалось какое-то сокровенное знание.
Он почувствовал себя под ночным небом, полным звезд, вокруг него был удивительный мир с яркими огнями и бесшумно двигающимися повозками, красиво одетыми людьми и многоэтажными зданиями. На мгновение ему показалось, что он вот-вот вспомнит, кто он и откуда, но все скрылось в оранжевой дреме забытья…
***
…Ерема и Пантелей неутомимо топали в своих прочных лаптях по песку, подгоняя ослика, запряженного в повозку. До солончака, куда они направлялись, чтобы пополнить деревенские запасы соли, оставалось полдня пути. Здесь, главное было не промахнуться – в пустыне, как в море, нет никаких примет. Огибая одну из попадавшихся по пути впадин, Пантелей увидел лежащего на животе человека.
– Смотри, Ерема. Нешто человек лежит? – спросил он озадаченно, остановив упряжку.
– Да какой в пустыне…, – Ерема осекся на полуслове, так как и сам заметил лежащего.
– Негоже это как-то в пустыне одному. Может живой еще? – деловито рассудил Пантелей.
– Не-а. Живой, не лежал бы так, на солнцепеке раскинувшись. Видишь, он наверно выбраться оттуда пытался, да не смог. Однако ж надо похоронить парня. В писании сказано: "Всех земле предавать должно!" – Ну и лезь тогда сам, а я подстрахую! – сказал Пантелей.
– А и полезу! В песке яму выкопать – раз плюнуть! Зато по совести поступим.
Держи конец веревки, подстрахуешь! – с этими словами Ерема сиганул вниз по склону и шустро принялся за дело. Через совсем немного времени иссохший труп был предан земле, вернее песку, а импровизированный похоронных дел мастер выбрался наверх песчаного гребня и отрапортовал приятелю. – Да, он, пожалуй, не из наших, не из "рожденных". Наверно "пришедший" с болот. Вся кожа перелопалась и высохла, как на мумии. Удирал видно от тамошнего мага, да не дошел малость до жилых мест.
– Ну ничего, сейчас наверно уже где-нибудь в зиндане просыпается. Считай, ты ему новую жизнь подарил! – подбодрил его Пантелей.
– Да толку-то, они же ничего почти из старой жизни не помнят. Этому новому ведь наплевать, на то, как прежний помирал, – с досадой ответил Ерема.
– Да ладно! Ты, что нужно сделал, а остальное не нашего ума дело! – выдал веское заключение Пантелей, и крестьяне продолжили свой путь к солончаку.
ГЛАВА 2. ЖИЗНЬ Nо 2
Таинственный взгляд под опушкой ресниц…
Неведомый страх, скрытый масками лиц…
Сыграем по новой пасьянс или блиц?
Железной рукою нам карты сдает
Плутовка судьба и с ухмылкою ждет…
Кружащиеся в голове строки начали пробуждать ее к реальности. Саша как будто вспомнила, что сейчас нужно просто посидеть спокойно, чтобы не вызывать боли в теле и голове. Спустя некоторое время она почувствовала, что может открыть глаза без особых последствий. Она с изумлением заметила двух мужчин, полулежащих, как и она, в песчаной яме, и облокотившись спиной к стене. Немного ближе к ней был темноволосый юноша, очень приятный на вид. Он с нескрываемым удивлением смотрел на нее, слегка морщась от боли – видимо он стал смотреть раньше, чем нужно, и его голова разболелась от напряжения.
– Закройте глаза, юноша! Вам станет легче, – тихо сказала Саша и сама поплатилась приступом головной боли. Закрыв глаза, она еще посидела так с пару десятков минут, пока боль окончательно не ушла. Наконец до нее донеслись тихие слова:
– Сударыня… извините, я не знаю вашего имени, – юноша уже справился с приступом и мог говорить. – Разрешите представиться, Александр, Саша… – он вдруг замолчал на полуслове, потому что никак не мог вспомнить, кто он и откуда.
Даже фамилия вылетела из головы. Ему в ответ донесся слабый смех:
– Саша!
– Да, Саша, а что тут смешного?
– Нет, вы не поняли, молодой человек. Я тоже Саша… – она призадумалась и добавила. – Но ничего больше о себе я не помню.
– И я тоже. Какая-то странная амнезия с нами приключилась. А Вы не знаете, кто это там, у дальней стены? Такой впечатляющий мужчина, – Александр решил свести беседу к нейтральной теме, пока сам не разобрался в своих ощущениях. Он указал глазами девушке на противоположную сторону ямы. У дальней стены полулежал с закрытыми глазами довольно высокий, хорошо физически развитый мужчина, с приятными чертами лица и темными прямыми волосами. Он был явно не знаком Александру. Впрочем, юноша сомневался, есть ли сейчас хоть один человек в мире, которого он узнал бы. Он перевел взгляд на девушку, и у него замерло дыхание. До него только сейчас дошло, насколько красива она была. И совсем не своими нарядами. Он заметил, что они все в этой яме были одеты в какую-то стандартную крестьянскую одежду. Только на девушке, в отличие от мужчин, было одето длинное домотканое платье вместо холщевых порток. На ногах красовались типичные деревенские лапти. Додумать мысль о несоответствии простого одеяния с утонченными чертами лица девушки, не дал ее возглас:
– Саша, мне кажется, что я вообще никого не помню. Так что знаком ли мне этот мужчина, я совершенно не могу сказать. И простите меня за мой непрезентабельный вид. Я ничего с этим не могу поделать.
– По-моему, тут у нас всех такой вид, так что нечего и расстраиваться. У меня предложение, давай на "ты" обращаться, раз уж мы товарищи по несчастью, – предложил Александр.
– Давай. Это даже как-то поддерживает. Хоть кто-то близкий будет в этой ужасной обстановке, – с радостью согласилась Саша и спросила. – Кстати, где это мы находимся?
– Судя по решетке сверху, ничего обнадеживающего. Это какая-то тюрьма, – Александр нахмурился и немного торжественно прошептал. – Сашенька, можно я так буду тебя называть? Я хочу сказать, что хоть и не помню о себе ничего, но я обещаю, что постараюсь защитить тебя от наших тюремщиков.
– Спасибо, – напряженно шепнула Саша. – Но ты ведь ничего обо мне не знаешь!
– А какое это имеет значение здесь? Ведь, насколько я понял, ни я, ни ты, сами ничего о себе не помним. Мне достаточно чувства. У тебя такие ласковые глаза. Ты не можешь быть плохой.
– Спасибо на добром слове. Мне действительно, стало гораздо легче. Если еще и этот мужчина окажется благородным человеком, то, надеюсь, нам будет намного проще выживать здесь…
Пока они так, неспешно вели беседу, физические силы постепенно возвращались к ним. Саша, наконец, встала и, слегка покачиваясь, прошла по периметру ямы, задержавшись у неподвижного тела мужчины.
– Бедный, жив ли он хоть?
Будто в ответ на ее слова, мужчина вздрогнул и застонал…
***
Еще один шаг в неизвестность миров,
И вот под ногами то пропасть, то ров.
И сколько еще мне придется пройти
Пока не достиг завершенья пути?
В голове опять кружились какие-то странные рифмованные строчки. Это уже с ним было. Но, вместо звука капающей воды, он услышал шорох легких шагов по песку.
– Не шевелитесь… расслабьтесь. Сейчас Вам будет легче… – мягкий шепот донесся до ушей Жана. Нет, его зовут Ян? Да, кажется, так. Он почувствовал прикосновение чьей-то руки ко лбу и поглаживание по волосам. Это очень помогло.
Начавшая стучаться в висках боль утихала. Детский голос продолжал нашептывать. – Не открывайте глаз и не пытайтесь шевелиться, пока не почувствуете, что все силы вернулись к Вам.
Ян остался сидеть, не открывая глаз. Память стала возвращаться к нему в обратном порядке, начиная со странных видений, которые пришли к нему, когда он умирал в пустыне. Он понимал, что это были странные воспоминания из его далекого прошлого.
Он даже припоминал какие-то лица, но никак не мог вспомнить ничего конкретного, кроме откуда-то всплывшего имени Жан. Он чувствовал, что во всем этом что-то неправильно, но что? Потом на него навалились жуткие переживания последних дней побега. Да, теперь он знал, что такое смерть, и смерть не внезапная, а выстраданная, от потери последних сил в борьбе с жестоким миром, когда пытаешься выстоять до конца, но обстоятельства все равно ломают тебя, как тростинку.
Он вдруг с ужасом вспомнил свои растрескавшиеся и кровоточащие руки и не удержался от того, чтобы открыть глаза и посмотреть на дрожащие кисти рук. От этого усилия снова взорвалась боль в голове и поплыли желтые круги перед глазами, но он успел заметить, что руки у него в порядке. Расслабленно Ян ждал, когда успокоятся пульсирующие иглы в висках. Опять послышалось шуршание легких шагов, и укоризненный шепот:
– Все в порядке, не беспокойтесь. Просто расслабьтесь. Через полчасика Вы сможете нормально говорить и смотреть, – Ян снова почувствовал мягкую ладонь на лбу и гладящее движение по волосам. Боль в голове стала быстро утихать.
"Кто же эта фея, так быстро избавляющая от мучений?" – промелькнула мысль в голове. Ян понял, что это не ребенок, а, наверное, девушка, но открывать глаза и нарушать рекомендацию постеснялся. Мысли опять перенеслись к воспоминаниям. Но ничего отрадного в его жизни он вспомнить больше не мог. Единственно, полезной информацией, которую он сумел восстановить, было то, что где-то существует маленькое царство слегка помешанного мага Свана – болотный волшер. В этот волшер маг стягивает все тучи с округи, чтобы выращивать у себя резиновую траву и потом продавать полученную из нее резину по всему миру. Поэтому вокруг его царства образовался засушливый пояс, который и не смог преодолеть Ян из-за своей пересохшей лягушачьей кожи, которой Сван награждает всех новеньких "пришедших".
Ян был таким "пришедшим". Он, как и другие, пришел откуда-то в этот мир и не мог вспомнить откуда. Вот и сейчас, память уперлась в его первое появление в зиндане, как в глухую стену. Только предсмертное воспоминание в пустыне чуть-чуть приоткрыло эту плотную завесу забытья, и то только для того, чтобы посеять в его душе смятение.
Через некоторое время ему опять послышался шепот. Ян удивленно вслушался. Было впечатление, что два человека переговариваются недалеко от него. Но, поскольку слов было не разобрать, а времени, прошедшего с момента пробуждения прошло достаточно, Ян рискнул подать голос:
– Гм… простите… я не помешаю вашей беседе? – выговорил он медленно, опасаясь, что слова обернутся новой мукой. Но боли не было.
Тогда Ян отважился приоткрыть глаза, и это оказалось тоже почти безболезненно.
Он увидел, что в этом зиндане, вырытом в песке, было намного светлее и суше, чем в первом. Скосив глаза в сторону послышавшегося шепота, Ян увидел девушку и юношу, напряженно смотрящих на него. Они были одеты в простую незамысловатую одежду. На вид им можно было дать лет 17 – 20. Чернявому парню еще явно не хватало мужественности, но и маленьким его назвать было нельзя, а вот девушка уже успела вступить в ту самую пору, когда женщина цветет всей своей красотой, а чуток угловатости в ее порывистом движении только добавлял ей прелести. У обоих были правильные черты, только девушка, естественно, была утонченней и мягче. Ее вьющиеся темные волосы контрастировали с бледной кожей. Ян попытался им улыбнуться, но, по-видимому, его гримаса мало походила на дружелюбную, так как лица молодых людей только еще больше вытянулись, пока они напряженно всматриваясь в его мимику паралитика. Тогда Ян, не смотря на возможные болевые последствия, решил кардинально прояснить ситуацию:
– Спасибо, юная леди, за заботу, и прошу простить за мои, несколько устрашающие гримасы, они должны были выражать дружественную улыбку! – Ян попытался пошире растянуть рот, потом сложил губы в трубочку и попытался свистнуть. Вместо свиста раздалось уморительное шипение и глупейший звук "фю". В результате, Ян смущенно выпучил глаза и заткнулся. Однако эта пантомима сработала, как нельзя лучше.
Девушка, не удержавшись, весело рассмеялась. Парень тоже, аж прихрюкнул, пытаясь сдержать усмешку. Тогда Ян продолжил свой монолог. – Разрешите представиться, Ян!
Больше о себе мне почти нечего сказать. Помню только, что был рабом в каком-то болоте и кормил собой тамошних комаров и крокодилов, которые по какой-то причине сами не сбежали оттуда и не сдохли там от тоски.
Девушка, осмелившись, встала и, отряхнув платье, подошла к Яну:
– А я Саша, – и даже немного угловато присела в легком книксене. – А это тоже Саша. Так странно – нас зовут одинаково! Мы недавно познакомились. Но, к сожалению, нам нечего больше о себе сказать – мы почти ничего не помним о себе.
Только то, что где-то когда-то жили и даже может быть были знакомы, но это все на уровне эмоций. Мы уже с час, как очнулись, а потом я заметила Вас. Я поняла или помнила откуда-то, что нам нельзя двигаться вначале, так как это причиняет боль, поэтому успокаивала Вас и просила не двигаться. Это ничего?
– Я очень благодарен тебе за помощь! – сумел встрять в радостное щебетание девушки Ян. – Только давай на "ты", а то я себя каким-то старцем чувствую.
Значит, мы почти одновременно появились в этом зиндане?
– Да. Мы, если только чуть-чуть пораньше. Поэтому мы уже в полном порядке. Надо бы придумать, как отсюда выбираться. А то неизвестно, сколько еще ждать придется, пока за нами придут.
– Давай зови своего Сашу посоветоваться, а то я еще сам к нему не дойду! – предложил Ян.
– Он не мой Саша, – не сдержав смущения, возразила слегка покрасневшая Саша. В попытке срыть неловкость, она повернулась сидящему в пяти метрах парню, махнула ему рукой и крикнула. – Саш! Ну что ты там, боишься, что ли? Иди, познакомься.
Ян еще двигаться не может.
– Да не боюсь я! Просто, зачем сударю мешать, если он в себя еще не пришел? – деловито проворчал парень и, подойдя к Яну, коротко представился. – Александр!