В ярости он повернулся к стене и уткнулся в карту.
   — Ты же мог менее чем за час направить в эту деревню сотню полицейских из Брно. Так нет же — тебе нужно было ждать этих проклятых горе-вояк и твоего паршивого друга Шолохова!
   Замятин осмелился вставить слово в злостную филиппику своего босса:
   — Товарищ Чебриков, но ведь этот человек очень опасен. Он отлично подготовлен к выполнению своего задания.
   Тут Чебриков окончательно взорвался:
   — Ну и что из этого? Ты думаешь, меня волнует гибель пары-тройки чешских полицейских? Да мне было бы наплевать, если бы он ухлопал даже батальон этих недоумков. Главное, чтобы он тоже был мёртв.
   Он ткнул пальцем в грудь полковнику.
   — Если бы ты отдал правильные приказы, то информация о машине была бы передана на час раньше. А они все ещё сидели бы в этом несчастном ресторане.
   Чебриков повернулся к карте.
   — Что ты собираешься делать сейчас?
   Замятин вздохнул с некоторым облегчением. Он подошёл к карте и пальцем очертил воображаемый круг.
   — Все специальные службы и воинские части в этом районе, в том числе и наши армейские подразделения, ищут беглецов. А польская граница закрыта вот отсюда досюда.
   Его палец провёл линию от места, где на севере соприкасались восточногерманская, чешская и польская границы, до того места на юго-востоке, где польская граница встречалась с русской.
   Чебриков рявкнул:
   — Ты идиот! Может быть, ты думаешь, что Беконный Священник такой же придурок, как и ты? Он и не подумает посылать своего человека через эти участки.
   Он подошёл к карте и ткнул рукой в квадрат на ней.
   — Я не сомневаюсь, что они находятся в убежище где-то здесь, в этом районе. Вероятно, они пробудут там дня два или три, но никак не больше. Потому что у этого ублюдка очень строгий график.
   — Да?
   Замятин слышал об этом впервые.
   — Да. Сам товарищ Андропов так думает. Он считает, что этот убийца будет стремиться любой ценой оказаться в Москве до десятого числа следующего месяца.
   — Но при чём тут эта дата?
   — Эта информация строго секретна.
   Чебриков внимательно рассматривал карту.
   — Нет, Беконный Священник гораздо хитрее, чем ты думаешь. Он отведёт своего человека от этих участков границы и направит его в совершенно другом направлении. И скорее всего, он пошлёт его туда, где мы его совсем не ждём.
   Он указал на границу Чехословакии и ГДР.
   — Я считаю, что он сперва перебросит его в ГДР, а уж оттуда попытается переслать его в Польшу.
   Он неопределённо махнул рукой:
   — Можешь забыть, что он собирался переправить его через польскую границу в этом районе, полковник. Сконцентрируй все силы там, где я сказал… Да, и прекрати искать пару. Женщина была всего лишь прикрытием, а теперь, когда она становится ему обузой, он её бросит. Приказываю принять к исполнению!
   Со все ещё злым выражением лица он направился к двери, думая о предстоящей ему встрече с генсеком, во время которой Андропов наверняка едко напомнит ему притчу о рыбке, выскальзывающей из рук рыбака.
* * *
   Аня приготовила тушёную баранину с молодым картофелем.
   Оба проспали, как убитые, десять часов и ужасно хотели есть. Мирек встал и почувствовал себя полностью разбитым. Его руки и ноги ужасно затекли от предшествовавшего напряжения. Пока Аня занималась едой, Мирек принялся приводить себя в порядок с помощью коротких, но интенсивных упражнений. Он закончил зарядку, сделав пятьдесят быстрых отжиманий. Затем направился за занавеску.
   Когда через пять минут он вышел, вытирая руки полотенцем, Аня как раз ставила еду на стол. Подсев к нему, Мирек стал жадно принюхиваться к аромату, исходившему от его тарелки.
   Они ели молча, спокойно поглядывая друг на друга. Когда Аня положила ему ещё мяса, Мирек благодарно кивнул головой. Вытерев кусочком хлеба остатки подливки, Мирек сказал Ане:
   — Аня, из тебя выйдет добрая жена.
   Пока она думала, что ответить Миреку на такой необычный для неё комплимент, оба услышали какие-то звуки, доносившиеся сверху. Вскоре люк в их убежище открылся, и они увидели бодрое лицо Антона. Он сказал:
   — У вас все нормально?
   — Отлично, — ответил Мирек, — добро пожаловать в лучший ресторан города.
   Антон усмехнулся и попросил Мирека помочь ему спуститься. Он никак не мог протащить сквозь лаз огромную нейлоновую сумку.
   Мирек принял её из рук Антона. Ставя сумку на пол, он услышал, как внутри неё зазвенело что-то металлическое. Он спросил:
   — Антон, что внутри?
   Антон с хитрым видом ответил:
   — Всему своё время.
   — Ты поел? — заботливо спросила его Аня.
   — Я проглотил бутерброд в поезде, но, конечно, съел бы мясца, если у вас что-нибудь для меня осталось.
   Аня наложила Антону в тарелку мяса, а Мирек нетерпеливо спросил у хозяина:
   — Как дела наверху?
   Антон, жуя пищу, заговорил:
   — Я ничего подобного раньше не видел. Вся армия, полиция и секретные службы поставлены на ноги. Даже русские солдаты вылезли из своих казарм. А это уже просто неслыханно! Мой поезд обыскивали три раза, переворачивая всё вверх дном. Забрали человек десять — двенадцать.
   — А тебя не трогали? — спросила с видимым беспокойством Аня.
   — Да нет. У меня в Брно настоящий дядя, который по-настоящему болеет. Я его регулярно навещаю.
   Мирек спросил:
   — И что теперь?
   Антон доел мясо, отодвинул тарелку и подошёл к сумке. Вернулся он с большой картой. Аня вытерла стол, прежде чем Антон расстелил её. Карта была очень подробной. Антон указал на точку к югу от Опавы.
   — Мы находимся вот здесь. Создаётся впечатление, что те, кто вас ищет, почему-то уделяют повышенное внимание северо-западному направлению, концентрируя силы на границе с ГДР.
   Он взглянул на Мирека и нарочито весомо произнёс:
   — Мы решили послать тебя через границу здесь, на юго-востоке.
   Он показал пальцем точку километров за сто от Опавы. Это место находилось у озера. Озеро было своеобразным мостом через польско-чешскую границу. Оно протянулось километров на пятнадцать. Пять из этих пятнадцати километров были уже на польской территории.
   Мирек оставался в недоумении. Антон важно сказал:
   — У нас есть отличный способ переправить тебя туда.
   — У кого это у «нас»? — спросил Мирек.
   — Наша ячейка… вернее, лидер нашей ячейки принял это решение. Мы знаем, что твоя поездка строго расписана по времени.
   — А что об этом думает Беконный Священник?
   Антон пожал плечами.
   — Он ещё ничего не знает о сложившейся ситуации. А нам нужно время, чтобы связаться с ним. Это решение принято на месте.
   Мирек скептически посмотрел на Антона. Аня спросила его, впервые вмешиваясь в их разговор:
   — Когда мы выезжаем?
   Антон обернулся к ней.
   — Ты не поедешь с ним, Аня. Принято решение, что Тадеуш поедет один, без тебя.
   На Антона обрушился довольно резкий вопрос Мирека:
   — Почему один?
   Антон развёл руками.
   — Ну это и младенцу ясно. Они ищут мужчину и женщину. Ваши лица им отлично известны. Ваши фотографии напечатаны во всех газетах, их показывают по телевидению. Если кто-либо увидит вас, он должен сообщить об этом властям под страхом строгого наказания. Мой руководитель решил, что сейчас Тадеушу будет безопаснее поехать одному.
   Мирек посмотрел на Аню. Губы у него упрямо сжались. Он повернулся к Антону и вызывающим тоном объявил:
   — Мы подождём, что скажет на всё это Беконный Священник.
   Добродушный молодой парень в момент стал упорным и непреклонным.
   — Вы не будете ничего ждать. В данный момент вы находитесь под нашей защитой и должны подчиняться нашим дисциплинарным нормам. Насчёт Беконного Священника не беспокойтесь. Наш руководитель пользуется его полным доверием. Так что он вправе принимать подобные решения.
   Он выдержал небольшую паузу и примирительно сказал:
   — Сейчас сложилась критическая ситуация. Так что кто-то должен принимать срочные решения. И их уже приняли. В подобных случаях промедление смерти подобно. У нас есть надёжный способ доставить тебя до этого озера, а оттуда — прямиком в Польшу. Такая возможность может больше не представиться в обозримой перспективе.
   Он указал на сумку.
   — К тому же у нас только один комплект снаряжения, который, кстати, очень трудно было найти в такие сжатые сроки.
   Антон замолчал и стал ждать их ответа со скрещёнными на груди руками. Мирек взглянул на Аню. Та в ответ только пожала плечами. Тогда Мирек опять достаточно резко спросил у Антона:
   — А что будет с ней?
   — С ней всё будет хорошо. Ей придётся остаться здесь ещё дней на десять. Тут она будет в безопасности. А когда напряжённость спадёт, мы отправим её в Прагу, а оттуда — в Австрию. Она окажется на Западе целой и невредимой недели через две-три. К этому времени твои преследователи будут ловить тебя в Восточной Польше.
   Миреку от этой обнадёживающей речи не стало легче. Антон, казалось, понял его мысли и мягко сказал:
   — Она будет в безопасности. Я обещаю тебе, что с ней ничего не случится. Она будет в большей безопасности, чем если бы поехала с тобой. Ты ведь сильно рискуешь. И знаешь, каковы ставки в этой игре.
   Аня попыталась вставить слово:
   — Я не боюсь никакого риска…
   Антон ласково посмотрел на неё.
   — Я это отлично понимаю, но ты должна подчиняться приказам. Мы все должны подчиняться им.
   Мирек наконец принял решение.
   — Хорошо, что там в сумке?
   Антон усмехнулся, приподнялся и подтащил сумку к себе. Он вытащил оттуда плотно перевязанный рулон чёрной резины. Резина была обсыпана тальком.
   Антон аккуратно развязал бечёвки, и перед ними появился костюм водолаза. Затем, пока Мирек и Аня недоуменно смотрели на всё это, Антон извлёк из сумки акваланг, осторожно поставив его на пол.
   — Черт, — проворчал Мирек, — мне что, надо будет проплыть это озеро под водой?
   Антон улыбнулся и встал.
   — Нет! Ты пересечёшь это озеро не под водой, а под молоком!
   Он от души рассмеялся, взглянув на выражение их лиц, а потом все объяснил.
   Три раза в неделю кооперативный грузовик собирает молоко со всех небольших ферм в этом районе и отвозит его на небольшой завод в Липтовском. С фермы Антона тоже забирают молоко. На пути в Липтовский грузовик забирает молоко с фермы в деревне Наместово. Эта ферма находится на самом берегу озера. Фермер — их человек. С ними и один из водителей грузовика. Он как раз работает в нужный им день.
   Мирек будет спрятан внутри цистерны с молоком. Когда грузовик достигнет фермы Антона, он будет наполовину полон. К моменту, когда они доберутся до фермы в Наместово, цистерна будет заполнена на три четверти. По пути грузовик, наверное, будут останавливать и обыскивать, но вряд ли им придёт в голову мысль искать Мирека под молоком. Будет холодно и не очень удобно, но ведь Мирек хорошо подготовлен физически и уже не раз это доказал.
   Мирек с сомнением посмотрел на акваланг:
   — Я ведь никогда раньше не пользовался этой штукой.
   Антон обезоруживающе улыбнулся.
   — Это элементарно. Они все мне показали. В конце концов, тебе ведь никуда не придётся плыть. Тебе только нужно погружаться в молоко, когда грузовик будет останавливаться.
   Мирека это не успокоило.
   — А ты сам когда-нибудь это делал?
   — Нет, — признался Антон, — мы вообще никогда никого так не переправляли, но мы отправляли подобным путём некоторые вещи. Много раз. Грузовик ездит по стабильному расписанию. Он вне подозрений.
   Аня внимательно слушала объяснения Антона. Она спросила:
   — А что потом? Когда он достигнет озера?
   Антон с удовольствием переменил тему разговора. Он уверенно объяснил:
   — Фермер из Наместова имеет большой опыт пересечения озера по ночам. Его ферма находится всего в трёх километрах от польской границы. Он плавает на большой лодке. Как правило, несколько человек всегда рыбачат на озере по ночам, особенно в безлунные ночи, как завтра. Эти рыбаки используют яркие фонари, чтобы привлечь рыбу. Здесь это общепринято. Так вот, Тадеуша перевезут на ту сторону. Твой связной, Тадеуш, будет ждать тебя. К рассвету ты будешь уже на конспиративной квартире. А потом отправишься дальше по маршруту.
   Мирек спросил Антона:
   — Этот фермер контрабандист? Ему заплатят за мою переброску в Польшу?
   Антон после некоторого колебания кивнул. Мирек почувствовал облегчение. Он с большим удовольствием доверит право распоряжения своей жизнью торгашу-профессионалу, чем бескорыстному любителю.
   Антон сказал:
   — Ты стартуешь завтра в три.
   Минуты две Мирек сидел в прежней позе, рассматривая костюм и акваланг, и наконец обратился к Антону:
   — Покажи мне, как пользоваться этой штукой.
* * *
   Такое случилось впервые. Отец Хайсл откровенно высказывал своё несогласие с мнением Беконного Священника. И спорил он яростно.
   Они проводили «военный совет» на конспиративной квартире в Вене. Обсуждали информацию, которая только что поступила из Праги. Уже в который раз Беконный Священник ударял ладонью по листку, лежавшему у него на столе, и задавал один и тот же вопрос:
   — Но почему он не убил её и не пошёл дальше в одиночку?
   Хайсл удручённо отвечал:
   — Может быть, он думал, что её труп поможет погоне быстрее настигнуть его самого.
   Ван Бурх улыбнулся и сказал:
   — Ян, подумай хорошенько. Поставь себя на его место. Он ведь мог убить её, привязать тело к мотоциклу и сбросить в реку. В таком случае труп не скоро бы нашли, если вообще когда-нибудь отыскали бы.
   Хайсл продолжал настаивать на своём:
   — Может быть, он подумал, что кто-нибудь услышит звук выстрела, даже приглушённый.
   Беконный Священник ответил:
   — Ну, ты даёшь, Ян. Он мог убить её без звука десятью различными способами. Мы ведь потратили на его подготовку пятнадцать тысяч долларов.
   Хайсл опустил глаза, поняв, что постепенно сдаёт свои позиции. Ван Бурх продолжал:
   — Он нёс её около десяти километров. Святек из Праги знает эту местность. Он считает это невероятным. А теперь подумай, зачем ему нужно было делать подобные вещи. Ты хорошо знаешь, что это за человек. Ты ведь помнишь, что он ей сказал однажды: «Если ты превратишься для меня в обузу, я тебя брошу». Так вот, он нёс эту обузу на собственной спине десять километров. Почему?
   Он продолжал давить на Хайсла.
   — Так почему же?
   Хайсл поднял голову и сказал удручённо:
   — Потому что он в неё влюблён.
   — Точно, — заметил ван Бурх. Он сжал нос большим и указательным пальцами, задумавшись. Хайсл грустно молчал. Наконец Беконный священник спросил его:
   — Как ты думаешь, какова будет реакция Ани на то, что человек, который собирался её убить, спас ей жизнь, сам подвергнув себя серьёзному риску?
   Хайсл продолжал молчать. Тогда Беконный Священник сам ответил на свой вопрос:
   — Вполне возможно, что она ответит ему взаимностью. Любой неглупый человек в этом городе подскажет тебе этот ответ.
   Хайсл сухо заметил:
   — Ты забываешь, что она остаётся очень верной своим обетам монахиней.
   — Нет, я ничего не забываю. Я не имею в виду физическую любовь. Но вспомни, что когда она уезжала, то считала его злым существом, которое не волнует ничто, кроме удовлетворения своей ненависти. Так думали и мы с тобой. Теперь наверняка она так не думает. То, что он сделал, никак не похоже на поступок злого, бессердечного существа. По крайней мере, в том, что касается её.
   Он опять похлопал по бумаге.
   — Я думаю, что Святек ошибся. Он должен был отправить их вместе. Он утверждает, что русские ждут от нас сейчас её снятия с маршрута. Он не понимает, что наша сила в нестандартных, неожиданных решениях. Русские будут теперь искать одного Мирека. Нам надо послать в Прагу распоряжение о том, чтобы их и дальше отправили парой.
   — Сейчас, скорее всего, уже поздно. Это займёт достаточно много времени. Когда придёт наше указание, он, вероятно, будет уже в пути.
   Ван Бурх невозмутимо ответил:
   — В таком случае она должна будет его догнать.
   Хайсл вздохнул и уже было поднялся, чтобы идти организовывать передачу депеши. Но голос ван Бурха остановил его на полпути к двери.
   — Оба мы знаем, что два человека, работающих вместе, как единая команда, это куда больше, чем один человек. В течение многих лет мы видели много примеров тому. Для этих двух людей нужен общий стимул, а лучший стимул — любовь.
   Хайсл склонился вперёд, положил обе ладони на стол и сказал очень чётко, с ударением:
   — Ты, конечно же, прав. Но, будучи правым в одном аспекте, ты ошибаешься в другом. Посылая её вместе с ним, ты рискуешь разрушить её жизнь… если даже её не поймают.
   Беконный Священник в ответ только мрачно кивнул.
   — Ян, я должен пойти на этот риск. Я много раз рисковал и раньше ради высшего блага… ради нашей церкви.

Глава 17

   Мирек решил для себя на всю жизнь: больше он никогда не станет пить молоко.
   Он сидел в сарае на самом берегу озера Оравска. Его вытащили из молочной цистерны двадцать минут назад, но он всё ещё никак не мог прийти в себя. При воспоминании об этом путешествии он испытывал учащённое сердцебиение. Дорога доставила ему сильные физические страдания.
   Он знал, что время относительно, и хорошо понимал это научное положение. Но время, проведённое им в цистерне с молоком, сводило все это понимание на нет. Поездка на расстояние в сто километров с пятью остановками, во время которых в цистерну заливали молоко, продолжалась три часа. И каждая минута казалась Миреку вечностью.
   Он забрался в цистерну примерно в три часа дня. Прощание с Аней было для него очень мучительным. Они стояли друг против друга в сарае. Антон тактично покинул их в этот момент. Миреку вдруг показалось, что он выглядит в своём водолазном костюме ужасно нелепо. Если бы он не чувствовал такой боли от прощания с Аней, он бы посмеялся над тем, что стоит в таком наряде в центре европейского континента.
   Он с волнением смотрел Ане в глаза. Он пытался увидеть в них какой-то намёк. Но видел сострадание, может быть, заботу, но никак не то, что хотел бы разглядеть. Голова у него болела из-за ночной выпивки. В душе он проклинал себя за столь непрофессиональное поведение. Аня предложила ему аспирин, но он отказался, не желая показывать в момент прощания с ней свою слабость.
   Нейлоновая сумка стояла у его ног. Она была упакована в большой пластиковый пакет и перевязана бечёвкой.
   Мирек положил руки Ане на плечи и нежно притянул её к себе. Аня повернула голову, подставляя ему щеку для поцелуя. Его лицо приблизилось к ней. Она сказала Миреку почти в самое ухо:
   — Удачи тебе, Мирек. Думай только о себе, а обо мне не волнуйся.
   Он почувствовал, как её тело коснулось его, но в этом движении не было страсти. Вздохнув, он выпустил её из своих объятий и нагнулся, чтобы поднять сумку. Выпрямившись, он хотел что-то сказать ей, но передумал. Он просто кивнул головой и направился к двери. Но когда он уже подошёл к ней, то услышал, как Аня тихо позвала его. Мирек обернулся. Сарай был плохо освещён. Он увидел, что глаза у неё были все в слезах. Он уронил сумку, потому что её руки обвили его шею, а сама Аня прижалась к нему всем телом.
   — Я буду молиться за тебя, Мирек.
   Он почувствовал, что щеки Ани влажны от слёз. А потом она поцеловала его в губы. Нежный, неопытный поцелуй, но всё же она поцеловала его в губы!
   Вдруг она отпрянула и сухо повторила:
   — Я буду молиться за тебя, Мирек.
   Он медленно поднял сумку и решительным тоном произнёс:
   — Аня Крол! Когда всё это закончится и я пройду сквозь все испытания, я обязательно найду тебя.
   Она даже не успела ничего ответить, потому что он быстро повернулся и вышел.
* * *
   Сперва Миреку казалось, что поездка обещает быть несложной. Сбоку на цистерне имелись ступеньки. Круглая крышка наверху была открыта. Внутрь вела металлическая лесенка.
   Антон сидел наверху, держа в руках акваланг. Водитель, пожилой мужчина лет шестидесяти, взял у Мирека сумку, сказав:
   — Я передам тебе её, сынок.
   Вдруг в голову Миреку пришла неприятная мысль. Он взглянул на Антона и сказал:
   — Если кто-нибудь откроет крышку, то сможет увидеть пузырьки, которые будут подниматься на поверхность от акваланга.
   Антон улыбнулся и покачал головой.
   — Поднимись сюда и взгляни.
   Мирек вскарабкался вверх по лестнице и посмотрел внутрь. Цистерна была полна всего на треть, а сверху, на поверхности молока, лежал густой слой пены.
   Антон сказал:
   — Видишь? Никто не заметит твоих пузырей. При движении грузовика ты будешь держаться за ступеньки.
   Он показал на них.
   — А когда машина будет останавливаться, ты отпускаешь их и ныряешь. Маловероятно, что кто-нибудь заглянет внутрь через верхний люк. Ведь он используется только при чистке внутренних стенок. Только старайся, пожалуйста, не задевать аквалангом о стенки, от этого будет сильный звук.
   Миреку почему-то не хотелось спускаться вниз. Его обуяло непонятное чувство страха. Но белая пена внутри цистерны выглядела достаточно безобидно.
   — Насколько будет заполнена цистерна?
   — Примерно на две трети. Но не волнуйся, над поверхностью молока останется много свободного пространства. Помни, что у тебя воздуха на два часа, так что зря его не трать.
   Неожиданно послышался лай собак. Антон быстро взглянул на Мирека.
   — Это мой дед. Я отсылал его в город, а теперь он, наверное, возвращается. Там что вам нужно трогаться.
   Мирек спустился внутрь на несколько ступенек, затем протянул руку и взъерошил волосы Антона.
   — Спасибо тебе. Пригляди за ней.
   Антон уверенно кивнул:
   — С ней всё будет в порядке.
   Мирек стал спускаться дальше. Его ноги уже касались молока, и он взглянул наверх. Антон осторожно подал ему акваланг через люк. Мирек принял его и крикнул:
   — О'кей!
   Целое утро он тренировался с аквалангом, так что сейчас надел и подогнал его буквально за пару минут. Он опять услышал голос Антона:
   — Проверь, как он действует. Быстрее, пока я не закрыл люк.
   Мирек засунул загубник в рот. Воздух из баллонов шёл нормально. Мирек вынул трубку изо рта и крикнул:
   — Всё в порядке.
   Антон передал ему пакет с сумкой и сказал:
   — Удачи тебе, Мирек. Господь с тобой.
   Крышка захлопнулась, и Мирек оказался в абсолютной темноте.
   Он услышал, как Антон спускается на землю. Через секунду цистерна завибрировала от работающего двигателя, и неожиданно Мирек по горло оказался в молоке, когда грузовик двинулся вперёд, а содержимое цистерны по инерции отбросило назад. Он быстро поднялся вверх на пару ступенек, боясь, как бы молоко не попало в дыхательную трубку. Проверив загубник, Мирек решил, что будет держать трубку во рту в течение всего пути.
   За первый час они дважды останавливались, чтобы залить молоко. К концу первого часа езды Мирек понял, что у него возникают серьёзные проблемы.
   Во-первых, было очень холодно. Холод проникал сквозь влажный костюм. Под ним у Мирека ничего не было надето. Антон сказал, что по теории конденсат, собирающийся между костюмом и телом, должен высыхать под воздействием собственного тепла человека. Но это тепло, видимо, уходило через костюм наружу. Мирек чувствовал, что холод проник в его кожу и плоть. К концу первого часа ему стало казаться, что у него промёрзли даже кости.
   Во-вторых, у него сильно болели пальцы. Грузовик большей частью ехал по ухабистым просёлочным дорогам, и Мирек всё время крепко держался за ступеньки. Он попытался просунуть между ними руку, чтобы зацепиться на уровне локтевого сгиба, но это у него не получилось из-за конструкции лестницы. К тому же в некоторых местах металл был шероховатым и с заусенцами. В мыслях Мирек вновь оказался в лагере, где Фрэнк заставлял его тренировать «десять главных орудий». В душе Мирек поблагодарил Фрэнка за эти уроки.
   Третьей проблемой был сам акваланг. Он был рассчитан на постоянное погружение. Вне воды он был очень тяжёлым, и очень скоро ремни больно врезались Миреку в плечи.
   В-четвёртых, Мирека доконало само молоко. При ускорениях, замедлениях и поворотах оно билось о стенки с такой силой, о которой Мирек раньше не имел понятия. Сейчас цистерна была заполнена ещё только наполовину. Он представил себе, что, когда она будет залита полностью, ему уже придётся просто бороться за выживание.
   На исходе второго часа его кисти превратились в отмороженные клешни, а тело от холода потеряло чувствительность. Он был весь избит постоянными ударами тяжёлой молочной массы. Они приняли последнюю партию молока, и Миреку приходилось пользоваться аквалангом почти постоянно.
   В течение последнего часа его жизнь поддерживалась только разумом. Мирек убеждал себя, что человеческое тело, а особенно такое закалённое, как его, может вынести подобные испытания, если мозг отдаёт соответствующие команды. А разумом Мирек хотел победить обстоятельства. Он отогнал прочь мысли о болящих пальцах, руках и плечах. Он стал думать о других вещах.
   Сперва он стал вспоминать своё детство, своих родителей и сестру Иоланту. Но воспоминания об этом тоже доставляли ему боль, и он быстро переключился на другое: подготовку для службы в СБ, женщин, с которыми он был знаком; песенки и мелодии, которые он знал.
   Дважды его стошнило в молоко, окружавшее его со всех сторон. Когда он почувствовал, что совсем слабеет, то заставил себя думать о своей главной цели и своей ненависти. В конце поездки, когда каждая минута казалась часом, он сосредоточился на мыслях об Ане. Он нарисовал в памяти её лицо. Вспомнил слова, которые она ему говорила, вспомнил её своеобразный хрипловатый голос. Во рту у него сейчас была мешанина из резины и молока, но он достаточно чётко мог себе представить её поцелуй. Воспоминания об объятии Ани, её запахе занимали его в тот момент, когда грузовик наконец остановился. Мирека обдало молоком в последний раз.