Страница:
Гоголь в недоумении пожал плечами.
— Об этом я знаю немногое. Мне было заранее известно только о самом факте и времени вашего прибытия, и что человек, который доставит вас сюда, скажет следующий пароль. «Я возвращаю вам ваших детей», а я должен буду на это ответить. «Я ждал их».
— А как выглядел этот человек?
— Он был в форме майора Советской Армии.
— У него не было явно фальшивых усов?
Гоголь широко улыбнулся и сказал:
— Да, да… И он всё время проверял, на месте ли они.
Мирек кивнул, провёл рукой по лицу, осмотрелся вокруг и спросил Гоголя:
— Где мы будем жить?
Гоголь указал на дверь в задней стене и извиняющимся тоном произнёс:
— У меня тут очень скромное жилище, переоборудованное из гаража… Пойдёмте, я согрею вам чаю.
Они проследовали за маленьким русским в небольшой коридорчик и оказались в крохотной комнатушке. Первым бросилось в глаза огромное количество книг. Они занимали почти все пространство от пола до потолка. Книги лежали и на столе, и на ветхом ковре. Гоголь освободил от них два старых кресла, которые стояли перед электрическим камином, и усадил на них своих новоявленных гостей. Затем он прошёл в крошечную кухню и, повозившись с допотопным чайником, вернулся с подносом в руках. Налив чай Ане и Миреку, он убрал книги с потрёпанного стула и уселся на него. После небольшой паузы он сказал:
— У вас, видимо, было очень запоминающееся путешествие.
Аня ответила за двоих:
— Мы очень рады, что оно наконец закончилось.
Гоголь опять улыбнулся.
— Чем тяжелее дорога, тем приятнее оказаться дома. Конечно, это нельзя назвать домом, но я сделаю всё, что смогу, для того чтобы вы чувствовали себя достаточно комфортабельно. Моё жилище уж очень захламлено, но вы всё равно здесь долго не пробудете.
Мирек спросил Гоголя:
— Вы тут живёте один?
Беспомощно разведя руками, русский ответил:
— Да, но со мной живут мои книги. Они — это мои друзья и семья. Здесь я проживаю временно. Я не должен был брать их с собой, но я не могу без них жить.
Аня спросила его, неужели он прочёл все эти книги.
Маленький человечек кивнул:
— Да. Некоторые я даже перечитывал по многу раз. Сквозь их страницы я вижу окружающий меня мир.
Мирек решил перейти прямо к делу.
— Так что же мы должны теперь делать?
Гоголь сделал последний глоток чая и аккуратно поставил чашку на стол. Когда он вновь поднял на них взгляд, он как будто преобразился. Теперь у него был серьёзный и сосредоточенный вид. Он сказал:
— С данного момента вы будете подчиняться мне. Это последняя фаза операции, и я целиком за неё отвечаю. Все спланировано до мелочей. И этот план должен выполняться очень точно. В этом ключ к успеху, залог того, что все мы выживем.
Мирек твёрдо сказал:
— Я доверяю вам. Что с Аней? Она останется здесь?
Гоголь склонил свою голову в сторону девушки.
— Да, она остаётся.
Взглянув на часы, он продолжил:
— Сейчас наступило восьмое февраля. Профессор Шафер должен будет осматривать Андропова в институте завтра в одиннадцать тридцать утра. Его заберёт из отеля академик Евгений Чазов примерно в одиннадцать. Детали замены Шафера я объясню завтра. Там всё должно пройти с точностью до минуты. Поездка от гостиницы до института займёт от пятнадцати до двадцати минут. После консультации вы вернётесь обратно в отель. Вы постараетесь отговорить Чазова провожать вас. Это будет нетрудно. Шафер известен своим жёстким характером и капризами.
Мирек заметил:
— На первый взгляд все довольно примитивно.
Гоголь согласно кивнул:
— Все гениальные планы просты. Но не ошибитесь. Тут множество деталей, с которыми нужно быть очень внимательным, иначе весь план рухнет.
Мирек наклонил голову и тут же задал давно интересовавший его вопрос:
— Так каким же образом я должен его убить?
Гоголь встал со своего стула.
— Пойдёмте, я вам все покажу.
Мирек встал и взглянул на Аню. Она покачала головой и отвернулась. Мирек проследовал за Гоголем в соседнюю комнату. Это, видимо, была спальня. Там стояли две узкие кровати, небольшой стол, комод и вешалка для одежды. На ней висел отличный тёмно-серый костюм. Гоголь указал на него.
— Я хочу, чтобы вы померили его вечером, перед тем как лечь спать. По-моему, он вам будет в самый раз. Если же не подойдёт, то утром будет другой. В шкафу стоит пара туфель. У них немного приподнятые каблуки. Их тоже примерьте. Они должны вам подойти.
Указав на стол, он добавил:
— Здесь книги по нефрологии. Я подумал, что вы бы не отказались немного освежить свои знания в этой области.
Мирек почти не слушал. Он смотрел на четыре фотографии, висевшие на стене. На них был Стефан Шафер анфас, в профиль и сзади. На фотографиях анфас он самодовольно смотрел в камеру. Мирек внимательно изучил фотографии и подошёл к зеркалу, чтобы фото попали в его поле зрения. Сходство было поразительным. Правда, Миреку необходимо было немного подстричь усы и утолщить брови. Лицо у него было несколько уже, чем у Шафера, но это было практически незаметно. Напряжение, сидевшее в Миреке, заметно ослабло. Он чувствовал, что маленький русский все держит под контролем.
Гоголь подошёл к комоду и достал оттуда плоский кожаный чемоданчик. Он положил его на стол и аккуратно открыл, говоря:
— Даже в нашем компьютеризованном и автоматизированном мире врачи любят пользоваться обыкновенным фонендоскопом.
Мирек увидел обычный аппарат, бережно завёрнутый в кусок бархата. Гоголь осторожно поднял его за скрещение наушников. Металлическая головка в виде воронки засветилась у Мирека перед лицом. Гоголь очень осторожно положил головку на левую ладонь, сказав Миреку:
— Вы воспользуетесь фонендоскопом только в конце осмотра. В его головке находятся две микроскопические иглы. Вы будете прикладывать головку к разным местам у него на груди. При этом необходимо несильно нажимать на головку пальцами. Он ничего не почувствует. Поверьте мне, мы все тщательно выверили. На иголки нанесён сверхмощный редкий яд рицин. Интересно, что изобретён он был в лабораториях КГБ, а проверку проходил в болгарских спецслужбах, которые устраняли с его помощью перебежчиков в Париже и Лондоне. Они пользовались зонтиком с металлическим наконечником. Очень примитивно, но проходило. Если применить этот яд прямо против сердца, то человек, являющийся жертвой, — стопроцентный труп.
Мирек зачарованно смотрел на фонендоскоп. Наконец он спросил у Гоголя:
— Сколько времени пройдёт, прежде чем он подействует?
Гоголь аккуратно уложил фонендоскоп обратно в чемоданчик.
— Через двадцать минут ему захочется спать. Примерно через час он будет в состоянии комы, а спустя ещё час умрёт. Так что у вас предостаточно времени для того, чтобы вернуться в гостиницу, а затем исчезнуть.
Гоголь подошёл к комоду и убрал чемоданчик. Мирек спросил:
— А противоядия от рицина нет?
Седые волосы Гоголя колыхнулись, когда он отрицательно помотал головой.
В семь часов он сидел на стуле в спальне. На нём было повязано только полотенце. Аня сперва немного подстригла ему усы. Затем она подровняла его волосы и побрила затылок в соответствии с фотографией Шафера. Она подкрасила ему брови с помощью специальной косметики и положила на скулы тени. Аня делала всё это довольно долго и тщательно. Наконец она отошла на два шага назад и внимательно осмотрела Мирека, удовлетворённо кивнув головой.
— Посмотрись в зеркало.
Мирек встал, подошёл к зеркалу и стал рассматривать себя, поворачивая голову в разные стороны. Затем он внимательно вгляделся в фотографии Шафера. Также удовлетворённо кивнув, он объявил:
— Да, теперь мы с ним действительно похожи.
Одежда лежала на кровати. Все прекрасно подошло Миреку по размеру, ничего не пришлось заменять. Он сказал Ане:
— Мне надо одеваться.
Она села на стул.
— Ну и одевайся. Я тебе не помешаю.
Мирек поколебался некоторое время, затем скинул с себя полотенце. Она спокойно смотрела на него. Затем встала и поправила ему галстук.
— Ты отлично выглядишь. Как настроение?
— Я сильно волнуюсь… но в душе постепенно просыпается ненависть. Это помогает победить страх.
Она стояла совсем рядом с ним. Они посмотрели друг на друга. Аня медленно протянула руку и прижала её тыльной стороной к его щеке. Потом она подошла к маленькому окошку и посмотрела на улицу. Было серое утро. Мирек некоторое время смотрел на неё, затем взял со стола небольшое устройство, похожее на слуховой аппарат для глухих. Он вставил его в левое ухо.
Гоголь осмотрел Мирека очень внимательно в комнате, заваленной книгами. В руках он держал металлическую коробочку размером с пачку сигарет. Он дважды нажал на кнопку, встроенную в неё.
— Вы слышите?
Мирек кивнул головой.
— Очень отчётливо.
Гоголь громко выдохнул воздух и сказал:
— Нам пора идти. Попрощайтесь, а я подожду в прихожей.
Он вышел. Наступила тишина. Оба знали, что, даже если операция окончится удачно, в России они больше не увидятся. Мирека переправят на Запад по одному маршруту, а Аню по другому. Они не стали обсуждать своё будущее. Они старались о нём не думать. Они крепко обнялись, но Аня не плакала. Мирек сказал ей:
— Через несколько часов всё закончится. Я люблю тебя, Аня.
Он крепко сжал её и поцеловал в щёку, ожидая, что она скажет в ответ. Тело её было абсолютно спокойным.
— Аня, пожелай мне удачи.
Она покачала головой и сказала:
— Я люблю тебя, Мирек. Тебе пора.
Мирек внимательно посмотрел на неё, понимающе кивнул и вышел из комнаты. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и медленно опустилась на колени. Она молилась за душу Мирека, за свою душу и душу Андропова.
Глава 27
— Об этом я знаю немногое. Мне было заранее известно только о самом факте и времени вашего прибытия, и что человек, который доставит вас сюда, скажет следующий пароль. «Я возвращаю вам ваших детей», а я должен буду на это ответить. «Я ждал их».
— А как выглядел этот человек?
— Он был в форме майора Советской Армии.
— У него не было явно фальшивых усов?
Гоголь широко улыбнулся и сказал:
— Да, да… И он всё время проверял, на месте ли они.
Мирек кивнул, провёл рукой по лицу, осмотрелся вокруг и спросил Гоголя:
— Где мы будем жить?
Гоголь указал на дверь в задней стене и извиняющимся тоном произнёс:
— У меня тут очень скромное жилище, переоборудованное из гаража… Пойдёмте, я согрею вам чаю.
Они проследовали за маленьким русским в небольшой коридорчик и оказались в крохотной комнатушке. Первым бросилось в глаза огромное количество книг. Они занимали почти все пространство от пола до потолка. Книги лежали и на столе, и на ветхом ковре. Гоголь освободил от них два старых кресла, которые стояли перед электрическим камином, и усадил на них своих новоявленных гостей. Затем он прошёл в крошечную кухню и, повозившись с допотопным чайником, вернулся с подносом в руках. Налив чай Ане и Миреку, он убрал книги с потрёпанного стула и уселся на него. После небольшой паузы он сказал:
— У вас, видимо, было очень запоминающееся путешествие.
Аня ответила за двоих:
— Мы очень рады, что оно наконец закончилось.
Гоголь опять улыбнулся.
— Чем тяжелее дорога, тем приятнее оказаться дома. Конечно, это нельзя назвать домом, но я сделаю всё, что смогу, для того чтобы вы чувствовали себя достаточно комфортабельно. Моё жилище уж очень захламлено, но вы всё равно здесь долго не пробудете.
Мирек спросил Гоголя:
— Вы тут живёте один?
Беспомощно разведя руками, русский ответил:
— Да, но со мной живут мои книги. Они — это мои друзья и семья. Здесь я проживаю временно. Я не должен был брать их с собой, но я не могу без них жить.
Аня спросила его, неужели он прочёл все эти книги.
Маленький человечек кивнул:
— Да. Некоторые я даже перечитывал по многу раз. Сквозь их страницы я вижу окружающий меня мир.
Мирек решил перейти прямо к делу.
— Так что же мы должны теперь делать?
Гоголь сделал последний глоток чая и аккуратно поставил чашку на стол. Когда он вновь поднял на них взгляд, он как будто преобразился. Теперь у него был серьёзный и сосредоточенный вид. Он сказал:
— С данного момента вы будете подчиняться мне. Это последняя фаза операции, и я целиком за неё отвечаю. Все спланировано до мелочей. И этот план должен выполняться очень точно. В этом ключ к успеху, залог того, что все мы выживем.
Мирек твёрдо сказал:
— Я доверяю вам. Что с Аней? Она останется здесь?
Гоголь склонил свою голову в сторону девушки.
— Да, она остаётся.
Взглянув на часы, он продолжил:
— Сейчас наступило восьмое февраля. Профессор Шафер должен будет осматривать Андропова в институте завтра в одиннадцать тридцать утра. Его заберёт из отеля академик Евгений Чазов примерно в одиннадцать. Детали замены Шафера я объясню завтра. Там всё должно пройти с точностью до минуты. Поездка от гостиницы до института займёт от пятнадцати до двадцати минут. После консультации вы вернётесь обратно в отель. Вы постараетесь отговорить Чазова провожать вас. Это будет нетрудно. Шафер известен своим жёстким характером и капризами.
Мирек заметил:
— На первый взгляд все довольно примитивно.
Гоголь согласно кивнул:
— Все гениальные планы просты. Но не ошибитесь. Тут множество деталей, с которыми нужно быть очень внимательным, иначе весь план рухнет.
Мирек наклонил голову и тут же задал давно интересовавший его вопрос:
— Так каким же образом я должен его убить?
Гоголь встал со своего стула.
— Пойдёмте, я вам все покажу.
Мирек встал и взглянул на Аню. Она покачала головой и отвернулась. Мирек проследовал за Гоголем в соседнюю комнату. Это, видимо, была спальня. Там стояли две узкие кровати, небольшой стол, комод и вешалка для одежды. На ней висел отличный тёмно-серый костюм. Гоголь указал на него.
— Я хочу, чтобы вы померили его вечером, перед тем как лечь спать. По-моему, он вам будет в самый раз. Если же не подойдёт, то утром будет другой. В шкафу стоит пара туфель. У них немного приподнятые каблуки. Их тоже примерьте. Они должны вам подойти.
Указав на стол, он добавил:
— Здесь книги по нефрологии. Я подумал, что вы бы не отказались немного освежить свои знания в этой области.
Мирек почти не слушал. Он смотрел на четыре фотографии, висевшие на стене. На них был Стефан Шафер анфас, в профиль и сзади. На фотографиях анфас он самодовольно смотрел в камеру. Мирек внимательно изучил фотографии и подошёл к зеркалу, чтобы фото попали в его поле зрения. Сходство было поразительным. Правда, Миреку необходимо было немного подстричь усы и утолщить брови. Лицо у него было несколько уже, чем у Шафера, но это было практически незаметно. Напряжение, сидевшее в Миреке, заметно ослабло. Он чувствовал, что маленький русский все держит под контролем.
Гоголь подошёл к комоду и достал оттуда плоский кожаный чемоданчик. Он положил его на стол и аккуратно открыл, говоря:
— Даже в нашем компьютеризованном и автоматизированном мире врачи любят пользоваться обыкновенным фонендоскопом.
Мирек увидел обычный аппарат, бережно завёрнутый в кусок бархата. Гоголь осторожно поднял его за скрещение наушников. Металлическая головка в виде воронки засветилась у Мирека перед лицом. Гоголь очень осторожно положил головку на левую ладонь, сказав Миреку:
— Вы воспользуетесь фонендоскопом только в конце осмотра. В его головке находятся две микроскопические иглы. Вы будете прикладывать головку к разным местам у него на груди. При этом необходимо несильно нажимать на головку пальцами. Он ничего не почувствует. Поверьте мне, мы все тщательно выверили. На иголки нанесён сверхмощный редкий яд рицин. Интересно, что изобретён он был в лабораториях КГБ, а проверку проходил в болгарских спецслужбах, которые устраняли с его помощью перебежчиков в Париже и Лондоне. Они пользовались зонтиком с металлическим наконечником. Очень примитивно, но проходило. Если применить этот яд прямо против сердца, то человек, являющийся жертвой, — стопроцентный труп.
Мирек зачарованно смотрел на фонендоскоп. Наконец он спросил у Гоголя:
— Сколько времени пройдёт, прежде чем он подействует?
Гоголь аккуратно уложил фонендоскоп обратно в чемоданчик.
— Через двадцать минут ему захочется спать. Примерно через час он будет в состоянии комы, а спустя ещё час умрёт. Так что у вас предостаточно времени для того, чтобы вернуться в гостиницу, а затем исчезнуть.
Гоголь подошёл к комоду и убрал чемоданчик. Мирек спросил:
— А противоядия от рицина нет?
Седые волосы Гоголя колыхнулись, когда он отрицательно помотал головой.
* * *
Сутки пролетели в крепком сне, быстром принятии пищи и занятиях. Иногда Мирек находился в отчаянии. Он представлял тысячу вопросов, которые могут ему задать, и десять — пятнадцать ответов, которые он знал. Аня попыталась помочь ему, взяв на себя роль ментора, спрашивающего у ученика домашнее задание, но эта идея была обречена на неудачу. На первом же вопросе, на который он не смог ответить, Мирек потерял терпение. Она поняла его психологическое состояние и ушла в другую комнату, где Гоголь встретил её сочувственной улыбкой и книгой. В шесть утра девятого февраля Мирек в бешенстве швырнул медицинский справочник на пол. Он решил, что будет полагаться на хитрость и агрессивность.В семь часов он сидел на стуле в спальне. На нём было повязано только полотенце. Аня сперва немного подстригла ему усы. Затем она подровняла его волосы и побрила затылок в соответствии с фотографией Шафера. Она подкрасила ему брови с помощью специальной косметики и положила на скулы тени. Аня делала всё это довольно долго и тщательно. Наконец она отошла на два шага назад и внимательно осмотрела Мирека, удовлетворённо кивнув головой.
— Посмотрись в зеркало.
Мирек встал, подошёл к зеркалу и стал рассматривать себя, поворачивая голову в разные стороны. Затем он внимательно вгляделся в фотографии Шафера. Также удовлетворённо кивнув, он объявил:
— Да, теперь мы с ним действительно похожи.
Одежда лежала на кровати. Все прекрасно подошло Миреку по размеру, ничего не пришлось заменять. Он сказал Ане:
— Мне надо одеваться.
Она села на стул.
— Ну и одевайся. Я тебе не помешаю.
Мирек поколебался некоторое время, затем скинул с себя полотенце. Она спокойно смотрела на него. Затем встала и поправила ему галстук.
— Ты отлично выглядишь. Как настроение?
— Я сильно волнуюсь… но в душе постепенно просыпается ненависть. Это помогает победить страх.
Она стояла совсем рядом с ним. Они посмотрели друг на друга. Аня медленно протянула руку и прижала её тыльной стороной к его щеке. Потом она подошла к маленькому окошку и посмотрела на улицу. Было серое утро. Мирек некоторое время смотрел на неё, затем взял со стола небольшое устройство, похожее на слуховой аппарат для глухих. Он вставил его в левое ухо.
Гоголь осмотрел Мирека очень внимательно в комнате, заваленной книгами. В руках он держал металлическую коробочку размером с пачку сигарет. Он дважды нажал на кнопку, встроенную в неё.
— Вы слышите?
Мирек кивнул головой.
— Очень отчётливо.
Гоголь громко выдохнул воздух и сказал:
— Нам пора идти. Попрощайтесь, а я подожду в прихожей.
Он вышел. Наступила тишина. Оба знали, что, даже если операция окончится удачно, в России они больше не увидятся. Мирека переправят на Запад по одному маршруту, а Аню по другому. Они не стали обсуждать своё будущее. Они старались о нём не думать. Они крепко обнялись, но Аня не плакала. Мирек сказал ей:
— Через несколько часов всё закончится. Я люблю тебя, Аня.
Он крепко сжал её и поцеловал в щёку, ожидая, что она скажет в ответ. Тело её было абсолютно спокойным.
— Аня, пожелай мне удачи.
Она покачала головой и сказала:
— Я люблю тебя, Мирек. Тебе пора.
Мирек внимательно посмотрел на неё, понимающе кивнул и вышел из комнаты. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и медленно опустилась на колени. Она молилась за душу Мирека, за свою душу и душу Андропова.
Глава 27
Профессор Стефан Шафер тщательно побрился. Было десять тридцать утра. Ванная его номера была роскошной. Мрамор и зеркала. Он чувствовал себя очень важной персоной.
Стефан сполоснул лицо водой и вытерся пушистым белым полотенцем. Затем он взял в руки ножницы и аккуратно подстриг себе усы. Он внимательно посмотрел на себя в зеркало и решил, что действительно привлекателен. Сунул в рот две таблетки амплекса и прошёл в спальню. Его белая рубашка, бордовый галстук и тёмно-серый костюм лежали на огромной двуспальной кровати. Он успел только надеть брюки и заправить рубашку, когда в дверь легонько постучали. Шафер застегнул ширинку, подошёл к двери и распахнул её.
Перед ним стояла Халена с улыбкой на губах и бутылкой шампанского в руке. Её улыбка стала ещё шире, когда она увидела удивлённое выражение лица Стефана.
— Я пришла пожелать тебе удачи!
Ошеломлённый Шафер пропустил Халену в номер. Она стала восторгаться по поводу прекрасной обстановки, поставила шампанское на стол и сбросила шубку на кровать. Затем она обвила руками шею Стефана и горячо поцеловала его в губы. Шафер вырвался из её объятий и спросил:
— Халена, что ты делаешь тут в такой ранний час?
— Наш скучный семинар, слава Богу, рано закончился, так что я успела схватить бутылку шампанского и примчаться к тебе до твоего ухода. Я думаю подождать здесь твоего возвращения.
Шафер улыбнулся ей.
— Халена, я не могу сейчас пить шампанское. У меня должна быть абсолютно ясная голова.
Халена, не слушая его, открыла буфет и, найдя там два бокала с тонкими ножками, поставила их на стол.
— Ну же… Тебе можно выпить один бокал. Это как раз просветлит твою голову. Ты что, не рад меня видеть?
— Конечно же рад, Халена.
Он подошёл к кровати, взял свой галстук и засунул его под воротник. Через плечо он бросил ей:
— Но никакого шампанского, дорогая. Оставь его на то время, когда я вернусь.
Раздался хлопок. Пробка ударила в потолок и упала в угол. Шампанское полилось в оба бокала. Шафер надел пиджак, улыбаясь и покачивая головой.
— Я не могу сейчас пить, Халена. Оставь до моего возвращения.
— Оно выдохнется.
— Не волнуйся, я закажу другую бутылку.
— Ты не любишь меня, Стефан.
Он опять улыбнулся ей.
— Конечно же люблю.
Он подошёл к ней и крепко прижал к себе.
— Они скоро заедут за мной. Ты действительно меня дождёшься?
— Да, Стефан. Я буду ждать тебя в этой кровати… обнажённой.
Она почувствовала, как его охватывает желание. Капризным голосом Халена сказала:
— Стефан, не надо все портить. Выпей же своё шампанское, дорогой. Я так хочу.
Наконец он сдался и прошептал ей на ухо:
— Ладно, но только полбокала.
Он выпустил её и уже потянулся к бокалу, когда зазвонил телефон. Он пожал плечами, подошёл к журнальному столику и поднял трубку.
— Да, Шафер слушает.
Халена в это время открыла свою сумочку. Стефан ответил в трубку:
— Да, профессор Чазов, я готов. Уже спускаюсь.
Он положил трубку и повернулся к Халене. Она стояла в стойке полицейского, её левая рука поддерживала правое запястье, пальцы которого сжимали рукоятку пистолета с навинченным глушителем. Дуло пистолета было направлено Шаферу в сердце. Она холодным голосом сказала:
— Было бы намного проще, если бы ты выпил шампанское.
Рот Стефана удивлённо раскрылся.
— Халена… что… что это значит?
Она ответила тем же бесстрастным тоном:
— Если ты хотя бы пошевельнёшь рукой, я тебя убью. Я умею пользоваться этой штукой. К твоему сведению, я прекрасно стреляю.
Её раскрытая сумочка лежала рядом с ней на столе. Она освободила одну руку и достала из сумки маленькую металлическую коробку размером с пачку сигарет. Халена положила коробку на стол и, не сводя глаз с Шафера, нащупала на ней кнопку. Она дважды нажала на неё. Затем придвинулась к Шаферу и сказала:
— Сядь в это кресло. Мы подождём пару часов, и после этого мне больше никогда не придётся видеть твою физиономию и терпеть твоё отвратительное дыхание.
— Вот и всё. Я пошёл.
Он взял в руки чёрный саквояж и поправил галстук. Гоголь сказал ему:
— Удачи вам, я буду ждать.
Мирек кивнул и пошёл к двери. Когда он вышел из лифта, то резко выдохнул воздух. Сосредоточившись, он пошёл по вестибюлю. Гоголь показал ему фотографию Чазова. Мирек сразу же узнал его. Он стоял у стойки администратора. Мирек подошёл к нему вплотную. Чазов торжественно объявил:
— Профессор Шафер, это для меня огромная честь и большое удовольствие.
Мирек взял свой чемоданчик в левую руку и пожал руку Чазова. Тот взял Мирека под локоть и вывел из гостиницы к ожидавшему их чёрному «ЗИЛу». Водитель в униформе ждал у открытой задней двери. Чазов пропустил Мирека вперёд. Стеклянная перегородка отделяла их от переднего сиденья. Когда машина тронулась, Чазов с энтузиазмом начал разговор.
— Меня очень заинтересовала ваша последняя статья в «Советской медицине». Сколько пациентов было задействовано в эксперименте?
Мирек почувствовал холодок в груди. Он не имел ни малейшего понятия об этой статье. Его мозг лихорадочно работал. Он вспомнил психологическую характеристику Шафера: себялюбивый и капризный. Мирек решил воспользоваться этими «своими» качествами. Холодным тоном он сказал:
— Достаточно для того, чтобы делать статистически подкреплённые выводы.
Молчание. Чазов откашлялся и, как бы извиняясь, сказал:
— Конечно, конечно… Результаты очень многообещающи.
На десять минут это прервало беседу. Они выбирались из Москвы. Чазов попробовал подступиться к «Шаферу» ещё раз.
— Я имел удовольствие встретиться с профессором Эдуардом Ленчовским на симпозиуме в Будапеште в октябре прошлого года. Я знаю, вы ведь работаете вместе. Каково ваше мнение о нём?
Мирек мельком взглянул на Чазова и ответил:
— Надеюсь, мне удалось немного подновить его хирургическую технику.
На этот раз Чазов слабо улыбнулся и сказал:
— Да, мне тоже показалось, что у него уж слишком консервативные взгляды.
Мирек кивнул и отвернулся к окну. На улице сыпал снежок. Мирек внимательно изучил весь маршрут и знал, что ехать осталось всего несколько минут. Он почувствовал, что Чазов заворочался, обернулся и увидел, как из внутреннего кармана пиджака профессор достаёт пластиковое портмоне. Извиняющимся голосом Чазов проговорил:
— Тут пропуск для вас. Охрана здесь очень строгая. Прошу понять, профессор. Думаю, вам придётся пройти через личный досмотр.
Мирек взглянул на него и сухо ответил:
— Я все понимаю, профессор Чазов.
Машина свернула в аллею. Через каждые несколько метров вдоль неё стояли солдаты с автоматами. Метров через двести автомобиль остановился у шлагбаума. Чазов опустил окно и передал пластиковое портмоне капитану, стоявшему с каменным выражением лица. Офицер тщательно проверил все бумаги, находившиеся в портмоне. Без единого слова капитан вернул их Чазову и махнул водителю. Они проехали ещё сто метров и остановились у огромных железных ворот, встроенных в бетонную стену. Снова проверка документов.
Наконец ворота открылись, и они въехали во внутренний двор. Мирек сразу же насчитал как минимум с десяток солдат спецназа. Они пристукивали ногами от холода. Водитель выскочил из машины, чтобы открыть дверь двум учёным. Из здания вышел майор КГБ и провёл их внутрь.
Он ввёл их в комнату, располагавшуюся у самого входа. Там было несколько офицеров КГБ. Среди них стоял и сам Виктор Чебриков. Чазов представил ему Мирека, сопроводив это большим числом комплиментов насчёт профессионализма Шафера. Чебриков протянул Миреку руку и очень вежливым тоном сказал:
— Мы очень благодарны вам за ваш визит, профессор. Прошу извинить, но вас должны будут обыскать. Пожалуйста, поймите. Таков установленный здесь порядок. Через это проходят все.
Мирек просто кивнул и поставил саквояж на стол. Обыск был тщательным. Ему пришлось снять пиджак и вывернуть карманы. Чазов сделал то же самое. Молодой лейтенант КГБ ощупал тело Мирека. Его осторожные пальцы прошлись по паховой области Скибора. Тот делал вид, что ему на всё это абсолютно наплевать, но на самом деле он думал, что ему вряд ли удастся отсюда выбраться.
Наконец лейтенант удовлетворённо отпустил Мирека. В это время ещё два офицера КГБ рылись в его саквояже. Он увидел, как они достали фонендоскоп и, мельком глянув на него, положили обратно. После этого открыли другой футляр, из дерева, с набором золингеновских скальпелей. Один из офицеров взглянул на Чебрикова, который покачал головой, и сказал:
— Извините, профессор, но это останется у нас.
Мирек бесстрастно пожал плечами. Его саквояж аккуратно закрыли. Затем Чебриков провёл его в кабинет главврача. Там их ожидал русский доктор в белом халате. Его представили Миреку, и он вспомнил имя, которое не раз упоминал отец Гамелли — Леонид Петров. Ему было около семидесяти лет. Он пользовался в советских медицинских кругах колоссальным авторитетом. Петров считался лучшим специалистом-почечником в СССР. Он был очень скептически настроен относительно успехов Запада в области нефрологии и называл их «западной ахинеей». Из этого можно было сделать вывод о его отношении к молодому польскому профессору. Мирек нервничал и был благодарен отцу Гамелли за ту информацию о Петрове, что он ему сообщил.
Принесли чай. Чазов протянул Миреку папку, в которой, как он сказал, находились материалы о состоянии больного. Мирек положил папку на колени и стал изображать, что внимательно её изучает. Всё было переведено на польский. Мирек изучал материалы минут пятнадцать. Пока он читал, русские тихо разговаривали между собой.
Когда он захлопнул папку, все выжидающе на него посмотрели. Мирек пожал плечами и спросил Петрова:
— Нефроны сильно поражены?
— Да, они не в лучшем состоянии.
Мирек вздохнул.
— Понятно. Какова давность анализов?
Чазов ответил:
— Не более двух суток.
Мирек взглянул на него так, что невозможно было понять, плохо это или, наоборот, хорошо. Он задал ещё один вопрос:
— Анализ на креатинин проводился?
— Да, профессор.
— Я бы хотел получить анализ мочи на осадок. Предлагаю делать его два раза в сутки.
Он смотрел на Петрова, сохранявшего бесстрастное выражение лица. Мирек перевёл дыхание и сказал:
— Я готов посмотреть пациента.
Все поднялись со своих мест. Чазов взял саквояж Мирека. Чебриков пошёл впереди всех. Они миновали коридор с белыми стенами. Им пришлось пройти на своём пути три двери. Перед каждой стояли по два офицера КГБ. Ещё двое стояли перед огромными дверями, ведущими в апартаменты самого высокопоставленного пациента института. Врачи остались снаружи, а Чебриков вошёл внутрь. После того, как они немного помолчали, Мирек спросил Петрова:
— Каково психологическое состояние пациента?
Петров довольно жёстко ответил:
— Это вас не касается. Вы должны заниматься только его физическим состоянием.
Мирек знал, как на это должен был отреагировать профессор Шафер. Он резко сказал:
— Психологическое и физическое состояния больных тесно взаимосвязаны. Ладно, я и сам все пойму.
Петров начал отвечать на вопрос, но его фразу перебил вышедший из палаты Чебриков. Он пригласил всех пройти внутрь.
Через маленькую комнату они прошли в большое помещение, служившее, видимо, спальней. Большие окна были занавешены дорогими гардинами. Ноги утопали в пушистом ковре. В одном углу стояло несколько стульев и стол. Кровать была расположена рядом с окном, изголовье приподнято. В углах комнаты стояли два офицера КГБ. Они холодно посмотрели на Мирека.
Андропов, одетый в зелёную пижаму, сидел на кровати и говорил по телефону. Как только они вошли, он повесил трубку. Когда Мирек взглянул на него, весь страх сразу же улетучился. Ощущения обострились. Скибор решил, что вне зависимости от исхода дела лично для него, он доведёт его до конца.
Профессор Чазов подвёл его к кровати. Когда Андропов посмотрел на Мирека, он вдруг выпрямился и весь напрягся. Он пристально разглядывал Скибора в течение нескольких секунд. Затем успокоился. Когда Чазов представлял Мирека, Андропов даже не протянул «Шаферу» руки. Он просто кивнул и сказал:
— Я в долгу перед польскими товарищами за то, что они прислали вас сюда.
Мирек склонил голову.
— Это очень большая честь для меня, товарищ Генеральный секретарь.
— Начинайте, — сказал Андропов.
Мирек решил действовать.
— Товарищ Андропов, это обследование не займёт много времени. Я уже видел материалы и говорил с уважаемыми коллегами. Мне необходимо просто получить собственное представление о вашем физическом состоянии.
Андропов понимающе кивнул.
Чазов и Петров подошли к кровати с другой стороны. Чебриков стоял в ногах. Мирек заметил трубку, идущую к левой руке Андропова. Он спросил Чазова:
— Как долго пациент остаётся подключённым к диализатору?
Чазов вдруг занервничал.
— Уже около тридцати часов.
Мирек скривил губы.
— Побочные психологические воздействия?
Андропов скосил глаза на Мирека и резким голосом спросил:
— Уместен ли этот вопрос?
Мирек представил Шафера в подобной ситуации. Он улыбнулся и покачал головой.
— Думаю, да, товарищ Андропов. Ведь мы знаем, что зависимость пациента от аппарата, машины, особенно продолжительная, наносит ему существенную психологическую травму и в конечном счёте приводит к ухудшению его физического состояния. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваше психическое здоровье, но я всё же хотел бы выслушать мнение ваших врачей по заданному мной вопросу.
Андропов успокоился, но Петров так просто не сдавался. Он воинственным тоном заявил:
— Это всего лишь ваши предположения. У товарища Генерального секретаря не произошло никаких отклонений в плане его психологического состояния.
Мирек в ответ на это просто сказал:
— Ну и хорошо.
Он решил использовать против неугомонного Петрова метод отца Гамелли. Глядя на него, Мирек произнёс:
— В просмотренных мною материалах я почему-то не увидел результатов ультразвукового сканирования. Где они?
Мирек торжествующе замолчал. Он прекрасно знал, что подобные исследования стали проводиться в лучших западных клиниках всего лишь полгода назад. Отец Гамелли предполагал, что русским до этого ещё далеко, и оказался прав.
Убитым голосом Чазов сказал:
— Мы не проводили это исследование.
Мирек громко вздохнул.
— Я бы посоветовал вам также сделать дополнительно анализ на фенолсульфонфталеин. Сделайте это как можно быстрее. Я хотел бы увидеть результаты завтра.
Андропов уставился на Чазова, который нервно ответил:
— Конечно, профессор Шафер.
Петров напряжённо молчал. Мирек мысленно ещё раз поблагодарил отца Гамелли. Он почувствовал, что теперь является хозяином положения. Он согнулся над Андроповым, поднял его правое веко, заглянул в глаз и сказал:
Стефан сполоснул лицо водой и вытерся пушистым белым полотенцем. Затем он взял в руки ножницы и аккуратно подстриг себе усы. Он внимательно посмотрел на себя в зеркало и решил, что действительно привлекателен. Сунул в рот две таблетки амплекса и прошёл в спальню. Его белая рубашка, бордовый галстук и тёмно-серый костюм лежали на огромной двуспальной кровати. Он успел только надеть брюки и заправить рубашку, когда в дверь легонько постучали. Шафер застегнул ширинку, подошёл к двери и распахнул её.
Перед ним стояла Халена с улыбкой на губах и бутылкой шампанского в руке. Её улыбка стала ещё шире, когда она увидела удивлённое выражение лица Стефана.
— Я пришла пожелать тебе удачи!
Ошеломлённый Шафер пропустил Халену в номер. Она стала восторгаться по поводу прекрасной обстановки, поставила шампанское на стол и сбросила шубку на кровать. Затем она обвила руками шею Стефана и горячо поцеловала его в губы. Шафер вырвался из её объятий и спросил:
— Халена, что ты делаешь тут в такой ранний час?
— Наш скучный семинар, слава Богу, рано закончился, так что я успела схватить бутылку шампанского и примчаться к тебе до твоего ухода. Я думаю подождать здесь твоего возвращения.
Шафер улыбнулся ей.
— Халена, я не могу сейчас пить шампанское. У меня должна быть абсолютно ясная голова.
Халена, не слушая его, открыла буфет и, найдя там два бокала с тонкими ножками, поставила их на стол.
— Ну же… Тебе можно выпить один бокал. Это как раз просветлит твою голову. Ты что, не рад меня видеть?
— Конечно же рад, Халена.
Он подошёл к кровати, взял свой галстук и засунул его под воротник. Через плечо он бросил ей:
— Но никакого шампанского, дорогая. Оставь его на то время, когда я вернусь.
Раздался хлопок. Пробка ударила в потолок и упала в угол. Шампанское полилось в оба бокала. Шафер надел пиджак, улыбаясь и покачивая головой.
— Я не могу сейчас пить, Халена. Оставь до моего возвращения.
— Оно выдохнется.
— Не волнуйся, я закажу другую бутылку.
— Ты не любишь меня, Стефан.
Он опять улыбнулся ей.
— Конечно же люблю.
Он подошёл к ней и крепко прижал к себе.
— Они скоро заедут за мной. Ты действительно меня дождёшься?
— Да, Стефан. Я буду ждать тебя в этой кровати… обнажённой.
Она почувствовала, как его охватывает желание. Капризным голосом Халена сказала:
— Стефан, не надо все портить. Выпей же своё шампанское, дорогой. Я так хочу.
Наконец он сдался и прошептал ей на ухо:
— Ладно, но только полбокала.
Он выпустил её и уже потянулся к бокалу, когда зазвонил телефон. Он пожал плечами, подошёл к журнальному столику и поднял трубку.
— Да, Шафер слушает.
Халена в это время открыла свою сумочку. Стефан ответил в трубку:
— Да, профессор Чазов, я готов. Уже спускаюсь.
Он положил трубку и повернулся к Халене. Она стояла в стойке полицейского, её левая рука поддерживала правое запястье, пальцы которого сжимали рукоятку пистолета с навинченным глушителем. Дуло пистолета было направлено Шаферу в сердце. Она холодным голосом сказала:
— Было бы намного проще, если бы ты выпил шампанское.
Рот Стефана удивлённо раскрылся.
— Халена… что… что это значит?
Она ответила тем же бесстрастным тоном:
— Если ты хотя бы пошевельнёшь рукой, я тебя убью. Я умею пользоваться этой штукой. К твоему сведению, я прекрасно стреляю.
Её раскрытая сумочка лежала рядом с ней на столе. Она освободила одну руку и достала из сумки маленькую металлическую коробку размером с пачку сигарет. Халена положила коробку на стол и, не сводя глаз с Шафера, нащупала на ней кнопку. Она дважды нажала на неё. Затем придвинулась к Шаферу и сказала:
— Сядь в это кресло. Мы подождём пару часов, и после этого мне больше никогда не придётся видеть твою физиономию и терпеть твоё отвратительное дыхание.
* * *
В номере двумя этажами ниже Мирек вынул наушник из уха и бросил его Гоголю.— Вот и всё. Я пошёл.
Он взял в руки чёрный саквояж и поправил галстук. Гоголь сказал ему:
— Удачи вам, я буду ждать.
Мирек кивнул и пошёл к двери. Когда он вышел из лифта, то резко выдохнул воздух. Сосредоточившись, он пошёл по вестибюлю. Гоголь показал ему фотографию Чазова. Мирек сразу же узнал его. Он стоял у стойки администратора. Мирек подошёл к нему вплотную. Чазов торжественно объявил:
— Профессор Шафер, это для меня огромная честь и большое удовольствие.
Мирек взял свой чемоданчик в левую руку и пожал руку Чазова. Тот взял Мирека под локоть и вывел из гостиницы к ожидавшему их чёрному «ЗИЛу». Водитель в униформе ждал у открытой задней двери. Чазов пропустил Мирека вперёд. Стеклянная перегородка отделяла их от переднего сиденья. Когда машина тронулась, Чазов с энтузиазмом начал разговор.
— Меня очень заинтересовала ваша последняя статья в «Советской медицине». Сколько пациентов было задействовано в эксперименте?
Мирек почувствовал холодок в груди. Он не имел ни малейшего понятия об этой статье. Его мозг лихорадочно работал. Он вспомнил психологическую характеристику Шафера: себялюбивый и капризный. Мирек решил воспользоваться этими «своими» качествами. Холодным тоном он сказал:
— Достаточно для того, чтобы делать статистически подкреплённые выводы.
Молчание. Чазов откашлялся и, как бы извиняясь, сказал:
— Конечно, конечно… Результаты очень многообещающи.
На десять минут это прервало беседу. Они выбирались из Москвы. Чазов попробовал подступиться к «Шаферу» ещё раз.
— Я имел удовольствие встретиться с профессором Эдуардом Ленчовским на симпозиуме в Будапеште в октябре прошлого года. Я знаю, вы ведь работаете вместе. Каково ваше мнение о нём?
Мирек мельком взглянул на Чазова и ответил:
— Надеюсь, мне удалось немного подновить его хирургическую технику.
На этот раз Чазов слабо улыбнулся и сказал:
— Да, мне тоже показалось, что у него уж слишком консервативные взгляды.
Мирек кивнул и отвернулся к окну. На улице сыпал снежок. Мирек внимательно изучил весь маршрут и знал, что ехать осталось всего несколько минут. Он почувствовал, что Чазов заворочался, обернулся и увидел, как из внутреннего кармана пиджака профессор достаёт пластиковое портмоне. Извиняющимся голосом Чазов проговорил:
— Тут пропуск для вас. Охрана здесь очень строгая. Прошу понять, профессор. Думаю, вам придётся пройти через личный досмотр.
Мирек взглянул на него и сухо ответил:
— Я все понимаю, профессор Чазов.
Машина свернула в аллею. Через каждые несколько метров вдоль неё стояли солдаты с автоматами. Метров через двести автомобиль остановился у шлагбаума. Чазов опустил окно и передал пластиковое портмоне капитану, стоявшему с каменным выражением лица. Офицер тщательно проверил все бумаги, находившиеся в портмоне. Без единого слова капитан вернул их Чазову и махнул водителю. Они проехали ещё сто метров и остановились у огромных железных ворот, встроенных в бетонную стену. Снова проверка документов.
Наконец ворота открылись, и они въехали во внутренний двор. Мирек сразу же насчитал как минимум с десяток солдат спецназа. Они пристукивали ногами от холода. Водитель выскочил из машины, чтобы открыть дверь двум учёным. Из здания вышел майор КГБ и провёл их внутрь.
Он ввёл их в комнату, располагавшуюся у самого входа. Там было несколько офицеров КГБ. Среди них стоял и сам Виктор Чебриков. Чазов представил ему Мирека, сопроводив это большим числом комплиментов насчёт профессионализма Шафера. Чебриков протянул Миреку руку и очень вежливым тоном сказал:
— Мы очень благодарны вам за ваш визит, профессор. Прошу извинить, но вас должны будут обыскать. Пожалуйста, поймите. Таков установленный здесь порядок. Через это проходят все.
Мирек просто кивнул и поставил саквояж на стол. Обыск был тщательным. Ему пришлось снять пиджак и вывернуть карманы. Чазов сделал то же самое. Молодой лейтенант КГБ ощупал тело Мирека. Его осторожные пальцы прошлись по паховой области Скибора. Тот делал вид, что ему на всё это абсолютно наплевать, но на самом деле он думал, что ему вряд ли удастся отсюда выбраться.
Наконец лейтенант удовлетворённо отпустил Мирека. В это время ещё два офицера КГБ рылись в его саквояже. Он увидел, как они достали фонендоскоп и, мельком глянув на него, положили обратно. После этого открыли другой футляр, из дерева, с набором золингеновских скальпелей. Один из офицеров взглянул на Чебрикова, который покачал головой, и сказал:
— Извините, профессор, но это останется у нас.
Мирек бесстрастно пожал плечами. Его саквояж аккуратно закрыли. Затем Чебриков провёл его в кабинет главврача. Там их ожидал русский доктор в белом халате. Его представили Миреку, и он вспомнил имя, которое не раз упоминал отец Гамелли — Леонид Петров. Ему было около семидесяти лет. Он пользовался в советских медицинских кругах колоссальным авторитетом. Петров считался лучшим специалистом-почечником в СССР. Он был очень скептически настроен относительно успехов Запада в области нефрологии и называл их «западной ахинеей». Из этого можно было сделать вывод о его отношении к молодому польскому профессору. Мирек нервничал и был благодарен отцу Гамелли за ту информацию о Петрове, что он ему сообщил.
Принесли чай. Чазов протянул Миреку папку, в которой, как он сказал, находились материалы о состоянии больного. Мирек положил папку на колени и стал изображать, что внимательно её изучает. Всё было переведено на польский. Мирек изучал материалы минут пятнадцать. Пока он читал, русские тихо разговаривали между собой.
Когда он захлопнул папку, все выжидающе на него посмотрели. Мирек пожал плечами и спросил Петрова:
— Нефроны сильно поражены?
— Да, они не в лучшем состоянии.
Мирек вздохнул.
— Понятно. Какова давность анализов?
Чазов ответил:
— Не более двух суток.
Мирек взглянул на него так, что невозможно было понять, плохо это или, наоборот, хорошо. Он задал ещё один вопрос:
— Анализ на креатинин проводился?
— Да, профессор.
— Я бы хотел получить анализ мочи на осадок. Предлагаю делать его два раза в сутки.
Он смотрел на Петрова, сохранявшего бесстрастное выражение лица. Мирек перевёл дыхание и сказал:
— Я готов посмотреть пациента.
Все поднялись со своих мест. Чазов взял саквояж Мирека. Чебриков пошёл впереди всех. Они миновали коридор с белыми стенами. Им пришлось пройти на своём пути три двери. Перед каждой стояли по два офицера КГБ. Ещё двое стояли перед огромными дверями, ведущими в апартаменты самого высокопоставленного пациента института. Врачи остались снаружи, а Чебриков вошёл внутрь. После того, как они немного помолчали, Мирек спросил Петрова:
— Каково психологическое состояние пациента?
Петров довольно жёстко ответил:
— Это вас не касается. Вы должны заниматься только его физическим состоянием.
Мирек знал, как на это должен был отреагировать профессор Шафер. Он резко сказал:
— Психологическое и физическое состояния больных тесно взаимосвязаны. Ладно, я и сам все пойму.
Петров начал отвечать на вопрос, но его фразу перебил вышедший из палаты Чебриков. Он пригласил всех пройти внутрь.
Через маленькую комнату они прошли в большое помещение, служившее, видимо, спальней. Большие окна были занавешены дорогими гардинами. Ноги утопали в пушистом ковре. В одном углу стояло несколько стульев и стол. Кровать была расположена рядом с окном, изголовье приподнято. В углах комнаты стояли два офицера КГБ. Они холодно посмотрели на Мирека.
Андропов, одетый в зелёную пижаму, сидел на кровати и говорил по телефону. Как только они вошли, он повесил трубку. Когда Мирек взглянул на него, весь страх сразу же улетучился. Ощущения обострились. Скибор решил, что вне зависимости от исхода дела лично для него, он доведёт его до конца.
Профессор Чазов подвёл его к кровати. Когда Андропов посмотрел на Мирека, он вдруг выпрямился и весь напрягся. Он пристально разглядывал Скибора в течение нескольких секунд. Затем успокоился. Когда Чазов представлял Мирека, Андропов даже не протянул «Шаферу» руки. Он просто кивнул и сказал:
— Я в долгу перед польскими товарищами за то, что они прислали вас сюда.
Мирек склонил голову.
— Это очень большая честь для меня, товарищ Генеральный секретарь.
— Начинайте, — сказал Андропов.
Мирек решил действовать.
— Товарищ Андропов, это обследование не займёт много времени. Я уже видел материалы и говорил с уважаемыми коллегами. Мне необходимо просто получить собственное представление о вашем физическом состоянии.
Андропов понимающе кивнул.
Чазов и Петров подошли к кровати с другой стороны. Чебриков стоял в ногах. Мирек заметил трубку, идущую к левой руке Андропова. Он спросил Чазова:
— Как долго пациент остаётся подключённым к диализатору?
Чазов вдруг занервничал.
— Уже около тридцати часов.
Мирек скривил губы.
— Побочные психологические воздействия?
Андропов скосил глаза на Мирека и резким голосом спросил:
— Уместен ли этот вопрос?
Мирек представил Шафера в подобной ситуации. Он улыбнулся и покачал головой.
— Думаю, да, товарищ Андропов. Ведь мы знаем, что зависимость пациента от аппарата, машины, особенно продолжительная, наносит ему существенную психологическую травму и в конечном счёте приводит к ухудшению его физического состояния. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваше психическое здоровье, но я всё же хотел бы выслушать мнение ваших врачей по заданному мной вопросу.
Андропов успокоился, но Петров так просто не сдавался. Он воинственным тоном заявил:
— Это всего лишь ваши предположения. У товарища Генерального секретаря не произошло никаких отклонений в плане его психологического состояния.
Мирек в ответ на это просто сказал:
— Ну и хорошо.
Он решил использовать против неугомонного Петрова метод отца Гамелли. Глядя на него, Мирек произнёс:
— В просмотренных мною материалах я почему-то не увидел результатов ультразвукового сканирования. Где они?
Мирек торжествующе замолчал. Он прекрасно знал, что подобные исследования стали проводиться в лучших западных клиниках всего лишь полгода назад. Отец Гамелли предполагал, что русским до этого ещё далеко, и оказался прав.
Убитым голосом Чазов сказал:
— Мы не проводили это исследование.
Мирек громко вздохнул.
— Я бы посоветовал вам также сделать дополнительно анализ на фенолсульфонфталеин. Сделайте это как можно быстрее. Я хотел бы увидеть результаты завтра.
Андропов уставился на Чазова, который нервно ответил:
— Конечно, профессор Шафер.
Петров напряжённо молчал. Мирек мысленно ещё раз поблагодарил отца Гамелли. Он почувствовал, что теперь является хозяином положения. Он согнулся над Андроповым, поднял его правое веко, заглянул в глаз и сказал: