Теперь была её очередь усмехнуться.
   — Посмотрите, какой у меня важный друг! Мне сказали, что я буду делить с кем-то комнату в «Юности», похожей на помойную яму.
   Стефан с готовностью ответил:
   — Не волнуйся, если захочешь, можешь жить вместе со мной в «Космосе».
   Халена улыбнулась:
   — Но не в первый день. Восьмого числа наша группа отправляется в Каунас, вернёмся мы только утром девятого. Я сразу же приеду к тебе в твой дворец.
   Стефан кивнул:
   — Первый день очень важен для меня. Они пришлют за мной машину в полдень. После консультации повезут куда-то на обед, но я попробую отказаться. Я попрошу их заказать для нас обед в «Ласточке».
   Она благодарно кивнула и спросила:
   — Что потом?
   Стефан пожал плечами.
   — Затем у меня три дня лекций и визитов, а после этого — четыре выходных. Ты не могла бы отпроситься со своего семинара, чтобы съездить со мной в Ленинград?
   Халена ответила:
   — Конечно, это будет очень сложно. Моё расписание практически всё забито, а работа так важна для государственных интересов и человечества в целом… Я должна очень хорошо подумать над таким предложением. Посмотрим, что перевесит: жизнь, связанная с искусством и служением человечеству, или компания неопытного молодого врача.
   Стефан заметил, как уголки её губ дрогнули, поднялись вверх, и он улыбнулся вместе с ней.
   Затем она сказала:
   — Ты знаешь, я всегда хотела посмотреть Эрмитаж… Да, Стефан, я поеду с тобой в Ленинград.
   — Отлично. Давай выпьем за это.
   Он оглянулся в поисках официанта и только тогда заметил, что они — последняя пара, оставшаяся в ресторане. Нахмурившись, он посмотрел на часы и быстро поднялся со своего места.
   — Халена, уже почти три часа. Мне надо быть в операционной через пятнадцать минут.
   Вынув портмоне, он извлёк оттуда двадцать стозлотовых банкнот и положил их на стол.
   — Пожалуйста, заплати по счёту. Увидимся в пятницу вечером, в девять.
   Он нагнулся, поцеловал её и заспешил к выходу.
   Главный официант подошёл со счётом, лежащим на серебряном подносе. Она положила на него деньги и, улыбнувшись, сказала:
   — Сдачу оставьте себе, но принесите мне, пожалуйста, ещё немного вина.
   Официант улыбнулся и отправился выполнять её просьбу. Она крикнула ему вдогонку:
   — Сделайте, пожалуйста, двойную порцию.
   Он полуобернулся и кивнул. Пройдя несколько шагов, он опять был остановлен её голосом:
   — Да, и ещё. Добавьте немного ликёра.
* * *
   В Москве Виктор Чебриков тоже плотно обедал в специальной столовой, куда ходили члены Политбюро. Его пригласили два человека, имеющие достаточно высокое положение, чтобы непроизвольно вызывать у него уважение. Они были приятными в общении и вежливыми по отношению к главе КГБ, но в то же время достаточно настойчивыми в попытках получить у него информацию о развитии ситуации. Чебриков мог промолчать в ответ на их вопросы или даже возмутиться наличием в них намёков на своего патрона. Но он этого не делал. Он достаточно разбирался в политике. Чебриков говорил сравнениями и параллелями, а уж эти двое, будучи умными людьми, понимали всё, что хотели понять.
   Входя в кабинет Замятина, он дожёвывал таблетку для стимуляции пищеварения в противовес второй порции шоколадного торта. Полковник и три майора мгновенно вытянулись по стойке «смирно» и отдали Чебрикову честь.
   Он дружеским тоном спросил:
   — Ну что, есть что-нибудь?
   Замятин был обрадован тоном босса и сразу же успокоился. Он сказал:
   — Пока у нас мало новой информации. Под действием транквилизаторов поляк, называвший себя Альбином, признался в том, что на самом деле является нелегальным священником Йозефом Питкевичем и женат на женщине, которую схватили вместе с ним. Он ничего не смог сказать насчёт Беконного Священника и, похоже, никогда с ним не встречался. У его жены во время жёсткого допроса случился сердечный приступ. Перед этим даже под уколами она ничего ценного не сказала.
   Чебриков махнул рукой, показывая, что они могут принять положение «вольно», а сам сел на стул.
   Майор Гудов задумчиво сказал:
   — Это странно, но только подтверждает выводы науки. Женщины более стойки по отношению к наркотикам, чем мужчины. Хотя я этого не могу понять.
   Чебриков заметил:
   — Ты бы это понял, если бы был женат на моей супруге в течение тридцати лет.
   Все засмеялись, но не слишком громко.
   Майор Иванов уважительно спросил Чебрикова:
   — Не хотите ли чаю, товарищ председатель?
   Чебриков кивнул, и Иванов направился к самовару, который недавно поставили в углу комнаты. Председатель КГБ изучал огромную карту, висевшую на стене, когда Иванов принёс ему стакан с чаем.
   В течение нескольких минут в кабинете царила полная тишина. Было слышно только, как Чебриков громко и смачно прихлёбывал чай. Он не отрывал взгляда от карты.
   Наконец он сказал Замятину:
   — Забудь про этих двух стариков. Нам лучше подумать о том, как уничтожить оставшуюся часть канала переброски.
   Пальцем он указал на район рядом с восточногерманской границей.
   — Сконцентрируй силы вот тут. Только здесь ты найдёшь его. Это — слабое место. Одновременно перекинь польскую СБ на северо-запад, в приграничную зону к западу от Вроцлава. Похоже, здесь у нас больше шансов, чем на юго-востоке. СБ — серьёзная организация. К тому же Скибор был одним из них, а они ненавидят изменников и перебежчиков.
   Замятин хотел было что-то сказать, но передумал. Чебриков продолжал изучать карту, время от времени кивая головой. Затем он промолвил:
   — Я приказываю отправить наши подразделения обратно в места их расположения. Они не приносят особой пользы своими кордонами на магистралях. К тому же использование советских войск на территории дружественных стран идёт вразрез с нашей политической линией, проводимой в последнее время.
   Замятин хотел объяснить, что в этом случае дорожными кордонами придётся заняться польской милиции, а осуществлять поиски Скибора в городах будет некому. Но опять решил, что лучше будет промолчать. Он чувствовал, что хорошее настроение Чебрикова может смениться на гнев, если начать с ним спорить.
   Наконец Чебриков подытожил свои размышления:
   — Он ещё находится в Чехословакии. Беконный Священник направляет его на север. Я считаю, что он попытается переправить его через границу в ближайшие сорок восемь часов. Эти часы будут для нас решающими.
   Он обернулся и очень серьёзно посмотрел на Замятина.
   — Да, полковник, решающими. Если он всё же сможет проникнуть в Польшу, у него в руках окажутся сильные козыри. Как бы нам не хотелось это признавать, но это именно так. Твой следующий отчёт товарищу Андропову должен быть у меня на столе завтра к полудню.
   — Есть, товарищ Чебриков.
   — Будем надеяться, что он будет содержать заслуживающую внимания позитивную информацию.
   Он направился к двери, оставив пустой стакан на столе Замятина.
   После некоторого молчания Гудов спросил полковника:
   — Товарищ полковник, должен ли я передать приказание сконцентрировать все силы СБ у границы к западу от Вроцлава?
   Все ещё задумчивый, Замятин кивнул, но, когда рука Гудова уже потянулась к телефонной трубке, сказал:
   — Только не снимай краковские подразделения.
   Рука Гудова застыла в воздухе. Он и оба других майора уставились на Замятина, который, пожав плечами, сказал:
   — Товарищ Чебриков приказал мне сконцентрировать силы СБ в приграничном районе на северо-западе. Но он не приказывал полностью вывести все силы безопасности с юга Польши. Вот я и выполняю его приказание. Но Краков всегда был центром политической оппозиции. К тому же город находится всего лишь в ста пятидесяти километрах от того места, где был обнаружен Скибор. Если он пересёк границу, то он либо уже в Кракове, либо на пути туда.
   Опять в кабинете воцарилось молчание, затем майор Гудов громко выдохнул воздух и взялся за трубку.
   В это время майор Иванов задумчиво листал пачку, лежавшую у него на столе. Наконец он решился.
   — Товарищ полковник… Не знаю, стоит ли это вашего внимания…
   — Что такое?
   Иванов раскрыл папку.
   — С тех пор как мы узнали, что в это дело замешан Беконный Священник, мы вели тщательное наблюдение за «Колледжо Руссико» в Риме. Мы фотографировали всех входящих и выходящих оттуда людей. Так вот, несколько дней назад я решил внимательно просмотреть эти фотографии. Несколько раз была сфотографирована женщина. Я заметил сходство между ней и фотороботом женщины, которая была вместе со Скибором в Чехословакии.
   Он замолчал на секунду и облизнул губы. Замятин спросил:
   — Ну так что? Вы выяснили, что это за женщина?
   — Да, товарищ полковник. Но я боюсь, что это нам ничего не даст. Оказалось, что это монахиня. Она уроженка Польши, но жила в каком-то венгерском монастыре.
   Замятин хмыкнул:
   — Монашка?
   — Да, товарищ полковник. Но главное в том, что вчера я получил информацию: эта женщина так до сих пор и не вернулась в свой конвент. И похоже, никто вообще не знает, где она находится. А сходство просто поразительное.
   — Покажи-ка, — приказал Замятин.
   Иванов встал и отнёс папку к нему на стол. Замятин открыл её и увидел фотографию, прикреплённую скрепкой к обложке. Напротив был фоторобот.
   Замятин внимательно изучал оба изображения в течение нескольких минут. Затем он кивнул и перевернул страницу. Из материалов он зачитал один абзац:
   — Аня Крол. Двадцать шесть лет. Родилась в Кракове, Польша. Родители погибли в автокатастрофе седьмого октября 1960 года. Похоронены в Кракове…
   Он поднял голову и долго смотрел отрешённым взглядом куда-то вверх. Затем он сказал:
   — Я даже и предположить не мог, что Беконный Священник может использовать в подобной операции монашку. Гудов, когда ты будешь в Кракове, ты должен поговорить там с самым важным лицом.

Глава 19

   — Наверное, ты влюблён.
   Мирек вздохнул:
   — Почему ты так думаешь?
   Марианна Лидовска указала на него пальчиком с ярко-красным ногтем.
   — Ты, похоже, не голубой. И уж точно не убеждённый католик. Но вот я предлагаю тебе себя, а ты никак не реагируешь.
   Мирек улыбнулся её откровенности. Они сидели в огромной гостиной. Был уже вечер. Занавески были распахнуты, и лучи света от огоньков на противоположном берегу отражались на чёрной воде.
   Антон и Ирена рано утром уехали в Краков. Около часа назад зазвонил телефон. Ежи поднял трубку и слушал около минуты, ответив затем какими-то закодированными словами, смысл которых Мирек не разобрал. После этого Ежи и Наталья, надев дублёнки, ушли в ночь, сказав, что скоро вернутся.
   Мирек прислушивался, но звука машины слышно не было. Он надеялся, что вот-вот приедет курьер и его путь будет продолжен. Это убежище было комфортабельным и безопасным, но на второй день Мирек почувствовал какое-то нетерпение.
   Он посмотрел на Марианну, сидевшую у камина и ожидавшую его ответа. На ней было короткое облегающее платье, под которым, видимо, ничего не было.
   Мирек сказал:
   — А что, каждый мужчина, который не является голубым, священником или не влюблён в кого-нибудь другого, отвечает на твоё предложение положительно?
   — Конечно.
   — Это, наверное, надоедает?
   Марианна улыбнулась.
   — Я выбираю только тех, кого хочу. В некотором роде это им надоедает… Ладно, так кто же она?
   Мирек встал, подошёл к бару и налил себе немного виски с содовой. Бутылка была завёрнута в голубой вельветовый чехол. Кто-то говорил ему, что такая бутылка стоит шестнадцать тысяч злотых. Обернувшись к Марианне, Мирек спросил:
   — Не хочешь выпить?
   Она кивнула.
   — Налей мне тоже немного виски.
   Он передал ей стакан. Как раз в тот момент, когда он протягивал его ей, она поймала его за руку и умоляюще сказала:
   — Ну скажи мне, кто она?
   Мирека охватила злоба. Он вырвал руку, пролив виски ей на платье. Он поставил её стакан на стол прямо перед ней и пересел к камину, повернувшись к нему спиной. Мирек резко сказал:
   — Ты и твои друзья «принцы» и «принцессы». Люди, как только узнавали, что я офицер СБ, относились ко мне с ненавистью. Но к вам они относились ещё хуже. Вы живёте, как короли. Вы ничего сами не зарабатываете. Все так и плывёт к вам в руки. Посмотри на себя. Ты — возмущённая «принцесса». Ты возмущена, потому что впервые в жизни ты не получила того, что хотела. И с чего ты взяла, что я влюблён? Мне и так тебя не хочется.
   Она, улыбаясь, покачала головой.
   — Нет, ты хочешь меня. Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Всё время бросаешь взгляды на мою грудь, ноги… Ты хочешь меня, Мирек, но что-то заставляет тебя сдерживаться. А это может быть только любовь к другой женщине. Раз такой человек, как ты, хочет, но сдерживается, то эта женщина должна быть очень неординарной… Наверное, ты встретил её на Западе?
   Мирек в ответ пожал плечами.
   — Забудь об этом, Марианна. Я тут не для болтовни. Голова у меня сейчас занята совсем другими вещами. Намного более важными, чем пользованное-перепользованное тело, пусть даже и тело «принцессы»
   Улыбка исчезла с её лица. Она серьёзно сказала:
   — Не будь так жесток, Мирек. Между прочим, я не такая уж и неразборчивая, как ты думаешь. А имидж «принцев и принцесс» мы используем довольно удачно. Мы заботимся о благе Польши. Не забывай, что мы пользуемся своим положением для того, чтобы люди узнавали правду. Мы сильно рискуем… Например, помогая таким людям, как ты.
   Мирек почувствовал вдруг что-то вроде раскаяния. Он поднял свой стакан:
   — Я понимаю это. Я не хотел быть грубым по отношению к тебе. Просто в течение долгого времени я ненавидел людей, подобных вам. Я понимаю, что ты — совсем другое дело.
   Она улыбнулась.
   — Да ладно… Но все равно интуиция подсказывает мне, что ты влюблён. Хорошо, давай будем просто друзьями. Ты пролил почти все моё виски, так что налей, пожалуйста, ещё немного.
   Мирек взял стакан у неё из рук и подошёл к бару. Когда он наливал порцию Марианне, то услышал стук входной двери. Марианна сразу же вскочила и поспешила в прихожую. Мирек услышал её испуганный голос.
   — Господи! С ней всё в порядке?
   Тут же последовал взволнованный ответ Ежи:
   — По-моему, её дела плохи. Давайте поднесём её к камину.
   Они зашли в комнату, где находился Мирек. Первым шёл Ежи. Он поддерживал маленькую скрюченную фигурку. Наталья и Марианна вошли в гостиную вслед за ними. Смущённый Мирек стоял со стаканом в руке.
   Когда все они добрались до камина, Ежи снял дублёнку с маленькой фигурки. Это была дублёнка Натальи. У Мирека перед глазами всё поплыло. Он машинально двинулся вперёд. Спиной к нему сидела женщина. Марианна растирала ей руки. Наталья сняла с головы женщины шарф. Волосы у неё были иссиня-чёрными. Мирек знал эти волосы. Он услышал звон разбитого стакана.
   — Аня!
   Она обернулась. Лицо у неё было абсолютно белым, чёрные глаза поблекли и сузились, губы дрожали. Она пробормотала его имя и через секунду была в его объятиях.
   Остальные молча отошли в сторону. Тело у Ани было совершенно ледяным. Мирек поднял её и повернул спиной к огню. Ежи подбросил в камин побольше дров. Миреку показалось, что её щеки — это две ледышки.
   — Как ты сюда попала?
   Она пробормотала:
   — Тем же путём, что и ты.
   Когда до Мирека дошла суть фразы, он взорвался:
   — Они послали тебя в этом грузовике, зная, что было со мной после такой поездки? Да я же их убью!
   — Нет, Мирек. Это я так решила. Они предупреждали меня, что будет ужасно тяжело, и всячески старались мне помочь.
   — Но почему тебя прислали сюда?
   — Беконный Священник решил, что нам лучше всё-таки продолжать путь вместе.
   В голове у Мирека всё перемешалось, но одна вещь была для него предельно ясна: тело, которое он держал в объятиях, было просто ледяным и истощённым до предела. Он обернулся ко всем остальным и сказал:
   — Марианна, пожалуйста, наполни ванну горячей водой. Это согреет её куда быстрей, чем тепло от камина. Ежи, налей, пожалуйста, бренди.
   Марианна и Наталья вышли из комнаты. Ежи принёс стакан с приличной порцией бренди. Мирек поднёс его к Аниным губам. Часть спиртного попала ей в рот, часть — на кожаную куртку. Аня отчаянно закашляла. Мирек рукой вытер ей подбородок, затем опять взялся за стакан.
   — Попробуй выпить ещё немного. Это обязательно поможет.
   Он влил ей в рот ещё немного бренди, а она закашлялась и замотала головой.
   — Хватит, Мирек, я уже в порядке!
   Мирек нагнулся и поднял Аню на руки.
   — А теперь я отнесу тебя в самую большую ванну, какую ты когда-либо видела.
   Ежи открыл дверь и стал подниматься по лестнице впереди них. Дверь в спальню была распахнута. Когда они вошли туда, то увидели выходящий из ванной комнаты пар. Оттуда появилась Наталья и сказала:
   — Теперь мы о ней сами позаботимся.
   Мирек поставил Аню на ноги со словами:
   — Аня, увидимся позже.
   На самом деле ему хотелось сказать куда больше, но он не смог подобрать подходящие слова. Наталья обняла Аню и увела в ванную, закрыв за собой дверь.
   Они спустились снова в гостиную. Ежи включил что-то вроде современного джаза и налил две солидные порции виски. Мирек стоял спиной к камину, приводя мысли в порядок и пытаясь разобраться в своих чувствах. Наконец, когда Ежи передал ему стакан, спросил:
   — Так что же произошло?
   Ежи пожал плечами:
   — Я получил из Варшавы шифрованное сообщение о том, что кто-то прибудет на то же место, что и ты, и что этого человека следует тоже укрыть в нашем доме. Дальнейшие распоряжения поступят завтра утром. Это всё, что я знаю. А это и есть та самая женщина, что сопровождала тебя раньше?
   — Да, это она.
   Ежи хмыкнул:
   — Да, твои боссы, похоже, неплохо играют в шахматы. Я думаю, они все правильно рассудили. Ведь она стала тебе только обузой, и русские решили, что ты её бросишь. Они не станут теперь брать её в расчёт. Отличная идея!
   — Может быть, — задумчиво сказал Мирек, — но русские тоже отличные шахматисты. Я бы сказал, что они лучшие.
   Ежи согласился с этим замечанием:
   — Да, это так. Но у них есть один серьёзный недостаток: они часто недооценивают интеллектуальный потенциал противника.
   Тут открылась дверь и вошла Марианна. Она заявила голосом опытного врача:
   — С ней всё будет в порядке. Наталья присмотрит за ней. Мирек, я велела ей отправляться прямиком в кровать и пообещала принести что-нибудь поесть, но она хочет присоединиться к нам. Говорит, что не была в Польше с раннего детства.
   — Это действительно так.
   — Ну тогда я приготовлю такой ужин, чтобы он запомнился вам с ней на всю жизнь.
   Она пошла к двери, но вдруг обернулась и посмотрела на него. В её глазах загорелся огонёк.
   — Значит, я всё же была права.
   Мирек почувствовал, что краснеет:
   — Она всего лишь мой партнёр по работе.
   Марианна понимающе улыбнулась:
   — Я понимаю, конечно!
   Она открыла дверь и вышла. Мирек спросил Ежи:
   — Она умеет готовить?
   Ежи усмехнулся:
   — Подожди немного, друг мой, и ты увидишь нечто необычное. У неё масса разных талантов.
* * *
   Они сели за стол уже ближе к полуночи. Аня успела поспать два часа. Испытав все на собственной шкуре и зная, через что ей пришлось пройти, Мирек был поражён тем, как быстро она смогла вернуться в нормальное физическое и психологическое состояние. Только в глазах, во взгляде ещё сохранялись следы усталости, граничившей с измождением. Она немного подкрасилась и была одета в юбку в красную и голубую полоску и белую блузку. Мирек никогда не видел на ней этих вещей раньше. Аня объяснила:
   — Это Наталья одолжила мне, а моя одежда сейчас не в лучшем виде.
   Он заметил:
   — Все очень идёт тебе. Ты выглядишь, как цыганка.
   — А я и сама начинаю чувствовать себя цыганкой.
   Ежи решил, что в такой момент не подобает ужинать в скучной столовой. Так что теперь они сидели в гостиной, перед камином. Ежи и Мирек перенесли сюда небольшой стол и пять стульев, Наталья зажгла несколько свечей.
   Вошла Марианна с подносом в руках. На нём стояло пять золотых стопок и большой кувшин. Она поставила поднос на стол и торжественно сказала Ане:
   — Крупник в честь твоего возвращения в Польшу!
   — Крупник? — непонимающе переспросила Аня, и все, кроме Мирека, ошарашенно уставились на неё.
   Ежи спросил:
   — Ты никогда не пробовала крупник?
   Тут Мирек вмешался в их беседу.
   — Она уехала из Польши в детстве и провела всю жизнь с людьми, которые не пьют.
   Ане он объяснил:
   — Крупник — это чистый спирт со специями и с мёдом. Это традиционный напиток охотников и путешественников. Они пьют его, когда возвращаются домой с мороза. Его подают горячим.
   Ежи дал ей в руки стопку. Она понюхала и сказала:
   — Пахнет вкусно. Чувствуется, что он очень крепкий.
   Все остальные тоже взяли в руки по стопке. Ежи поднял свою и просто сказал:
   — Добро пожаловать на родину, друзья! — Мирек пригубил из своей стопки. Он часто пил крупник и раньше, но, попробовав этот, оценил его непревзойдённые достоинства.
   Марианна надела белый фартук, который выглядел на ней нелепо, но ужин она приготовила просто отличный. Они начали с закуски: колбасы и карбоната. Затем они ели голубцы. Аня хорошо знала это блюдо, но не пробовала его уже много лет. У неё вырвался вздох восхищения, когда она съела первый кусочек. Она осыпала Марианну комплиментами, восхищаясь её кулинарным талантом. И сейчас это была уже совершенно другая Марианна, какую Мирек не видел раньше: уверенная в себе, знающая своё дело и ведущая себя без тени кокетства.
   Мирек решил, что голубцы будут главным блюдом, но он ошибся. Когда Наталья собрала со стола грязные тарелки, появилась Марианна с подносом в руках, на котором дымились зразы, приготовленные в грибном соусе. Все запивали это блюдо токаем — прозрачным и сладким вином. Они выпили много вина и сказали немало тостов. Ежи спросил Аню, какую музыку она предпочитает, затем поставил мазурки Шопена. Для любого поляка сочетание вкусной еды, вина и музыки может иметь два последствия: либо беспредельную весёлость, либо уход в себя. Наши поляки впали в состояние грустной задумчивости. Они сидели вокруг стола при тусклом свете свечей и огня из камина, пили вино и слушали музыку. Все молчали, каждый думал о своём. Наконец, когда музыка кончилась, Ежи стукнул по столу и объявил:
   — Слушайте, ребята, нам сегодня нельзя быть такими задумчивыми. Это вообще может привести к тоске. Мирек, ты слышал последние анекдоты из нашей сумасшедшей страны?
   Мирек покачал головой, и Ежи улыбнулся:
   — Ну так вот, слушайте самые новые. Жил-был в Варшаве человек, который однажды пошёл в магазин. Ему надо было купить только хлеба, а очередь была неимоверной. Стоял он, стоял, но тут вдруг все это ему надоело, и он ушёл из магазина, вопя: «Все, надоело! Я убью эту сволочь Ярузельского!» Но через два часа он вернулся. Кто-то спросил его: «Ну что, убил?» Тот ответил: «Нет, уж слишком большая очередь».
   Все засмеялись. Наталья налила всем токая, а Марианна сказала:
   — Я тоже слышала один анекдот на прошлой неделе. Настоятельница храма врывается в отделение милиции в ужасном состоянии и объявляет, что русские солдаты забрались в их обитель и изнасиловали монахинь. Она начала перечислять всех, загибая пальцы: «Сестра Ядвига, сестра Мария, сестра Лидия, сестра Барбара… только сестру Гонорату не изнасиловали». «А почему?» — спрашивает милиционер, настоятельница отвечает: «Потому что она не захотела».
   Она первая засмеялась над анекдотом, а вместе с ней и Наталья. Громко захохотал Ежи. Но постепенно смех затих, потому что они заметили, что Мирек и Аня тихо сидят на своих местах.
   — Вам что, этот анекдот не кажется смешным? — спросил Ежи.
   — Ну… — протянул Мирек.
   — Ну так как?
   Аня тихо ответила:
   — Я была монахиней.
   Наступило полное молчание, слышалось только, как потрескивал огонь в камине. Марианна проговорила:
   — Извините, я не знала…
   Аня подалась вперёд и положила ладонь на её руку:
   — Да ладно, и не могла ты этого знать. Не расстраивайся! Мне-то, собственно, всё равно. Конечно, это хороший анекдот, просто я сама не могу над этим смеяться.
   Мирек, стараясь сохранить царившую ещё недавно атмосферу теплоты и доверия, сказал:
   — Анекдоты, как правило, сочиняются о людях, которые воспринимают себя слишком серьёзно: о бюрократах, полицейских, священниках…
   Ежи спросил у Ани:
   — Ты всё ещё верна своим обетам?
   — Да. Но это вовсе не означает, что я не могу оценить хороший анекдот. У нас в конвенте и то ходил один анекдот: «Однажды настоятельница упала в обморок. А почему?..»
   Все недоуменно переглянулись.
   — Потому что стульчак в туалете был поднят.
   Некоторое время все молчали — никто не понимал соли анекдота, но тут послышался громкий хохот Ежи, и он стал растолковывать все другим. Лёд был разбит, и настроение у всех поднялось. Девушки забросали Аню вопросами о жизни в обители. Она отвечала дружеским, спокойным тоном, и Мирек восхитился её выдержкой. Когда её спросили, почему она отказалась от своих обетов, она пояснила:
   — А я и не отказывалась. Просто теперь моими обетами являются несколько другие вещи.
   Никто этого не понял, но все закивали головами, решив, что в сказанном заключён некий философский смысл. Мирек заметил, что у Ани уже слипаются глаза, и сказал:
   — Уже поздно, а завтра нам, возможно, с утра предстоит отправиться в дорогу. Следовало бы немного отдохнуть.