Квиннел А.. Во имя отца

   — Состояние сетчатки нормальное. С этим всё в порядке.
   А у Петрова он спросил:
   — Не отмечается ли ослабление пропускной способности почек?
   Петров мрачно кивнул.
   — Да, мы отмечаем это явление.
   Мирек едко заметил:
   — За этим нужно внимательно наблюдать.
   Ну что же, пожалуй, хватит. Он достаточно поиграл с удачей в прятки. Пришло время действовать. Мирек взял свой саквояж, открыл его и достал фонендоскоп. Петров пробурчал одобрительно:
   — А я-то думал, что вы, вундеркинды, только с ультразвуком и можете управляться.
   Мирек ответил ему снисходительной улыбкой. Обращаясь же к Андропову, он сказал:
   — Товарищ Андропов, медицина — это сплав знаний, искусства и интеллекта. Я бы хотел послушать ваше сердце.
   Андропов явно находился под впечатлением эрудиции «Шафера». Без возражений он стал расстёгивать пижаму. Мирек вставил наушники фонендоскопа в уши.
   Кожа у Андропова была старческой. На груди осталось несколько пучков седых волос. Остальные были сбриты в связи с исследованиями.
   Мирек провёл рукой по резиновой трубке и нащупал головку. Он подался вперёд, его рука чуть-чуть подрагивала. Медленно и очень осторожно Мирек положил головку фонендоскопа на грудь Андропова, чуть справа от сердца. Слегка надавив на головку, он заглянул в его глаза и подумал:
   — Это тебе от моего отца Богдана!
   Он подождал двадцать секунд. В ушах отдавался стук сердца Андропова. Мирек представил себе, как яд медленно направляется к сердцу, чтобы остановить его раз и навсегда. Он ещё раз взглянул в глаза Андропову и передвинул головку под самое сердце. Затем он снова легонько нажал на неё.
   — Это тебе от моей матери Ханны!
   Через двадцать секунд он подвинул головку на сердце. Указательным пальцем левой руки он нажал раз, два, три. Он чуть было не крикнул:
   — Это тебе от моей сестры Иоланты!
   Мирек опять посмотрел в глаза Андропову. В них промелькнуло недоумение. Мирек решил, что что-то всё-таки, видимо, было заметно по его лицу. Но это его уже не волновало. Его волновало только то, как бы не попасть в ад вместе с Андроповым.
   Мирек встал, улыбнулся и задумчиво сказал:
   — Отлично. Для вашего возраста просто отлично.
   Недоумевающий взгляд Андропова сменился на удовлетворённый.
   — Каков же ваш прогноз, профессор?
   Мирек свернул фонендоскоп и положил его обратно в саквояж:
   — Товарищ Генеральный секретарь, я считаю, что дела ваши отнюдь не настолько плохи, как вам, видимо, говорили. Разумеется, я изучу подробнее все материалы, а также результаты анализов, которые я предложил провести. Но уже сейчас могу сказать, что при правильном подходе к лечению мы сможем видеть вас в прекрасном состоянии ещё долгие годы.
   И Чазов, и Петров стояли со скептическим выражением на лицах. Но Андропов широко улыбался Миреку, который добавил:
   — Мне, очевидно, следовало бы навестить вас ещё раз дня через два-три.
   Андропов твёрдо сказал:
   — Я буду на этом настаивать.
   Обращаясь к Чебрикову, он бросил:
   — Проследи, чтобы у профессора Шафера было всё, что он пожелает, все!

* * *

   В это время в двадцати километрах, в гостинице «Космос», гнев Стефана Шафера выплеснулся наружу, как лава вулкана. В течение часа он сидел и смотрел на неё. Он думал о том, что она с ним сделала. Он вспоминал слова, которые ей говорил. Он думал о том, как он верил в её любовь.
   Он сидел под дулом пистолета, глядя на её красивое лицо, на её глаза, которые смотрели на него с нескрываемым презрением. Этот презрительный взгляд переполнил чашу терпения. Стефан уже понял к настоящему моменту, что втянут в колоссальную и очень опасную авантюру. Понял, что эта женщина погубила его жизнь. Он уже не мог себя сдерживать.
   В этот момент она положила одну красивую ногу на другую и устало вздохнула. Дико закричав, он прыгнул с протянутыми вперёд руками, метясь в её горло. У Халены хватило времени, чтобы выстрелить дважды. Первая пуля попала ему в живот, вторая — в грудь. Эти два куска свинца должны были остановить его. Но не тут-то было! В этот момент он уже не был обыкновенным человеком — гнев придал ему невероятную силу. По инерции он пересёк три метра ковра и навалился на неё, выбив пистолет из её рук. Он ударил её в лицо, затем свалил на пол и стал душить. Она отбивалась, но он вцепился в неё мёртвой хваткой. Его невозможно было остановить.
   Он видел, как её лицо сначала покраснело, потом начало синеть. Язык высунулся изо рта, глаза полезли из орбит. Она задыхалась. Он всё ещё хрипел от ярости, когда она затихла. Он несколько раз сильно ударил её головой о ковёр, затем отшвырнул в сторону. С огромным усилием Шафер встал на колени, чувствуя, что истекает кровью. Он доплёлся до кровати и свалился на неё. Теряя сознание, он протянул руку к трубке телефона и последним усилием поднёс её к холодеющим губам.

Глава 28

   У двери Мирек обернулся и взглянул на Андропова. Тот поднял руку и слабо помахал ему вслед. Мирек улыбнулся и тоже помахал Андропову.
   На улицу его провожал только Чазов. Когда они шли длинным коридором, академик сказал Миреку доверительным шёпотом:
   — Я очень многого жду от вашей лекции в институте, которая состоится в четверг.
   Мирек ответил:
   — Для меня ваше присутствие там — большая честь. Да, профессор, вы не обидитесь, если я вернусь в гостиницу один? Мне надо многое обдумать после этого визита… А думается лучше в одиночестве.
   Лицо Чазова не выразило энтузиазма, но он вспомнил слова Андропова, обращённые к Чебрикову:
   — Проследи, чтобы у профессора Шафера было всё, что он захочет, все.
   Он неохотно ответил Миреку:
   — Конечно, профессор. Я закажу себе другую машину.
   У «ЗИЛа» они пожали друг другу руки. Чазов отдал водителю документы и приказал ему отвезти профессора Шафера обратно в гостиницу. Когда «ЗИЛ» проезжал через главные ворота, Мирек помахал охраннику рукой.
   В самом здании в это время Андропов спросил Чебрикова:
   — Вы уже подготовили душевный приём папе в Южной Корее?
   Чебриков важно ответил:
   — Да, всё готово. Наши ребята уже на месте. Через семьдесят два часа папы не станет, — добавил он.
   Андропов задумчиво сказал:
   — Это странно. Один поляк приезжает лечить меня, а другой — убить… Ты знаешь, Виктор, они даже внешне чем-то похожи.
   Чебрикову хотелось поскорее уйти отсюда, выпить и закурить, но генсек разговорился. Затем Андропов зевнул. Чебриков быстро предложил:
   — Юрий, может, поспишь?
   Андропов раздражённо покачал головой.
   — Да мне не хотелось спать… Какой-то неожиданный приступ сонливости. Ты знаешь, меня ведь вот что удивило. В досье, которое ты мне показал, было указано, что профессор Шафер страдает от хронического плохого запаха изо рта. Я приготовился к этому, но ничего не почувствовал. У него было нормальное дыхание.
   Вдруг он поднял голову и взглянул на Чебрикова. Его голос перешёл в крик:
   — У него было нормальное дыхание!
   В этот момент зазвонил телефон.

* * *

   «ЗИЛ» свернул с аллеи, охраняемой солдатами, и помчался в сторону центра города. Единственное, что чувствовал Мирек, это огромное облегчение. Он подумал об Ане. Отправили её уже на Запад? Его мысли постепенно переключились на будущее.
   Через стеклянную перегородку он смутно расслышал какие-то громкие команды по рации. Затем водитель ошеломлённо обернулся к нему. Через мгновение Мирека вдавило в сиденье: водитель резко увеличил скорость, выжимая из машины всё возможное.
   Мирек сразу всё понял. Другого объяснения быть не могло. Вероятно, Андропов умер быстрее, чем предполагалось. Мирек схватился за дверную ручку, но тут же передумал. Выпрыгивать на такой скорости было равносильно самоубийству. Водителю неизбежно придётся где-то сбавить скорость. Но медлить тоже нельзя — на перехват, видимо, уже пошли машины КГБ и милиции. Через несколько минут будет уже поздно. А у него нет даже пистолета, чтобы застрелиться.
   Они неслись по центральной полосе трассы. Впереди был поворот. Непосредственно перед ним замедляла ход шедшая перед «ЗИЛом» машина. Сейчас водителю придётся притормозить. Мирек услышал резкие сигналы их автомобиля. Они продолжали ехать на достаточно большой скорости, но выхода у Мирека не было. Нужно было рисковать. Он опять дотянулся до ручки. В этот момент где-то совсем рядом он услышал звук сирены. Мирек посмотрел в окно. Это была машина «скорой помощи». Она поравнялась с ними слева. Если Мирек откроет дверь сейчас, он кончит жизнь под её колёсами. Ему бросилось в глаза, что водитель «скорой» пристально смотрит на него.
   Вдруг этот водитель резко крутанул руль. Переднее правое крыло «скорой» сильно ударило «ЗИЛ». Мирека бросило в угол сиденья. Он услышал дикий визг тормозов. Мирек прикрыл голову руками.
   Они врезались в ограждение и дважды перевернулись. Наконец «ЗИЛ» замер на боку. Мирек почувствовал сильную боль в плече. Он встал на ноги, оказавшись стоящим на правой двери. Левая была оторвана. Через стеклянную перегородку Мирек увидел труп водителя, придавленный к ветровому стеклу. Он поставил левую ногу на подлокотник сиденья и подтянулся к проёму оторванной двери. Он увидел, что «скорая помощь» обогнала их и разворачивается. Мирек с сарказмом подумал, сколь символично быть сбитым «скорой помощью». Но инстинкт самосохранения взял верх: в «ЗИЛе» остро запахло бензином и отсюда нужно было поскорее убираться. Дополнительным усилием Мирек толкнул своё тело вверх и перевалился на дорогу. К нему бежали какие-то люди. Ему всё же удалось встать на ноги.
   «Скорая помощь» затормозила прямо перед Миреком. Подбежавшая женщина в красном пальто пыталась выяснить у Мирека что-то насчёт его самочувствия. Он ничего не ответил. Затем расслышал, как кто-то густым басом объясняет женщине, что его сейчас отвезут в больницу и всё будет нормально. Огромная рука схватила руку Мирека чуть повыше локтя и потащила его в направлении открытой двери «скорой». Он взглянул на тащившего его человека. Это был рослый пожилой мужчина с цветущим лицом. Он был поразительно силён. Он втолкнул Мирека в машину и закрыл за ним дверь. Затем перебежал на место водителя. Вокруг уже собралась большая толпа народа. Мирек смутно услышал, как кто-то крикнул водителю «скорой»:
   — А что же с водителем «ЗИЛа»?
   Тот крикнул в ответ:
   — Сейчас подойдёт ещё одна машина.
   Они наконец двинулись. Сперва медленно, сквозь расступающуюся толпу. Затем водитель повернул что-то и включил сирену. Они рванулись вперёд.
   Мирек потрогал своё плечо и подумал, что оно, скорее всего, вывихнуто. Мозг подсказывал ему, что он должен выбраться из «скорой» прежде, чем они доедут до больницы. Вдруг машина свернула с трассы на какую-то узкую улицу. Водитель выключил сирену и сказал:
   — Ну, Мирек Скибор, за исключением плеча с тобой всё в порядке?
   Мирек повернулся к нему. Сначала он был ошеломлён, но когда все понял, сказал Беконному Священнику:
   — Над этим работали «ваши лучшие умы», не так ли?
   — Можно и так сказать, — ответил тот.

* * *

   Через сорок восемь часов самолёт «Алиталии» с Его Святейшеством папой Иоанном Павлом II на борту приземлился в международном аэропорту Сеула.
   За день до этого три гражданина Филиппин улетели рейсом «Джал» в Токио из этого же аэропорта. Две женщины и один мужчина. Одна из женщин была очень красивой.

Глава 29

   Архиепископ Версано дружески обнял Беконного Священника и подвёл его к кожаному креслу в углу своего кабинета.
   — Добро пожаловать, Питер. Ты отлично поработал. И видимо, устал. Хочешь кофе? Или, может, чего-нибудь покрепче?
   Священник сел в кресло и ответил:
   — Нет, Марио, спасибо.
   Архиепископ подошёл к своему столу и вернулся к ван Бурху с каким-то листком в руке. Он сел напротив голландца, улыбнулся и сказал:
   — Это — сообщение о смерти Андропова. В качестве её причины указаны множественные заболевания почек и сердечная недостаточность.
   Он взглянул на бумажку.
   — Вот тебе ещё одна ложь Кремля. Наверное, не хотят, чтобы возникали хоть малейшие сомнения в их могуществе и несокрушимости.
   Ван Бурх в ответ покачал головой.
   — Не обязательно, Марио.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Только то, что уже сказал. Он вполне мог умереть от тех заболеваний, которые перечисляются в сообщении.
   Озадаченный, Версано склонил голову набок и стал внимательно рассматривать голландца.
   — Питер, что с тобой случилось? А как же тогда с Посланником папы, с Певицей?
   Беконный Священник тяжело вздохнул.
   — А их никогда и не существовало, Марио. Они — лишь плод воображения.
   Архиепископ вдруг ужаснулся.
   — О Господи, неужели ты… ты… уничтожил их, чтобы замести следы?
   Ван Бурх опять вздохнул.
   — Марио, нельзя уничтожить того, кто никогда не существовал в природе.
   Теперь Версано рассердился.
   — Питер, что ты мне морочишь голову? Скибор существовал. Он был живым человеком.
   — Да, жил такой парень — Мирек Скибор. Он взял и убил двух своих начальников по СБ. Они, несомненно, поймали его и втихомолку уничтожили.
   Версано пролаял:
   — Ну а монахиня, Аня Крол? Ведь это Менини нашёл её в какой-то венгерской обители.
   Ван Бурх развёл руками.
   — Если ты покопаешься в бумагах этой обители, то не найдёшь ни малейшего упоминания о монахине по имени Крол. Если ты даже поговоришь с настоятельницей, то она ничего не сможет вспомнить о ней.
   Версано прошипел:
   — Разумеется, о Менини и говорить нечего. Он же мёртв.
   — Именно. Господь, упокой его душу.
   — Ну а что же с Троицей?
   Ван Бурх сделал небрежное движение рукой.
   — Три глупых человека, нафантазировавшие слишком много после излишнего количества вина и бренди.
   — Ну а вспышка активности восточноевропейских спецслужб против нас? Это всё тоже плоды воображения?
   Беконный Священник покачал головой.
   — Я бы не сказал. Я думаю, что все это пошло от дезинформации, подкинутой восточноевропейцам американцами. Наверное, этим занималось ЦРУ. Таким образом они, видимо, испытывали, насколько мощны силы безопасности Восточной Европы.
   — Ну а жертвы? В ресторане? В Кракове?
   Ван Бурх пожал плечами.
   — Это всё подрывные элементы и уголовщина. Такое случается в странах с тоталитарными режимами.
   Наступило молчание, затем Версано вдруг что-то вспомнил. Он подался вперёд, злой, но торжествующий.
   — А как же с деньгами?
   — Какими деньгами?
   Архиепископ закричал:
   — Доллары, золото! Я же сам посылал их! Я сам! Это не плод моего воображения.
   Беконный Священник медленно поднялся и выпрямился. Лицо его было абсолютно спокойным. Он мягко сказал:
   — Марио, церковь не потратила на то, о чём ты говоришь, ни копейки.
   Он взглянул на часы.
   — Мне пора идти.
   Голландец указал на листок, который Версано держал в руках.
   — Марио, я думаю, в этот раз нам лучше поверить Кремлю на слово. До свидания.
   Беконный Священник уже дошёл до двери, когда Версано едко сказал:
   — Что бы ты ни говорил, я знаю, чему верить.
   Ван Бурх обернулся.
   — Как сказал бы кардинал Менини: «Вера — состояние ума». Но помни, что Менини был очень добродетелен. Он носил власяницу. Уверенность в том, что Посланника папы никогда не существовало в природе, — твоя власяница. Носи её бережно.
   Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Эпилог

   Горы Вумба в восточном нагорье Зимбабве граничат с Мозамбиком. Но увидеть оттуда эту страну можно лишь тогда, когда туманы, постоянно окутывающие горы, рассеиваются.
   В этой части Зимбабве помимо местных племён живёт немало европейцев, некоторые ещё с колониальных времён. Большинство из них англичане, есть также греки. Немало португальцев, прибывших сюда после получения Мозамбиком независимости. Живут здесь и немцы, и голландцы. Они в основном занимаются фермерством. Поляки составляют самую маленькую общину, их не более полудюжины.
   В начале 1984 года их число резко увеличилось благодаря прибытию двух соотечественников. Они прибыли с разницей в три недели. Женщина приехала первой. Она была монахиней и сразу же пошла в обитель, находившуюся высоко в горах Вумба. Большинство проживавших там монахинь были ирландками, как и сама настоятельница. В основном они приглядывали за сиротами и беженцами из охваченного огнём войны Мозамбика. Новая монахиня стала преподавать английский.
   Мужчина приехал очень тихо. На две недели он остановился в гостинице и сразу приобрёл участок земли сотни в три акров в плодородной долине Бурма. Прошёл слух, что часть стоимости земли была оплачена золотом. На земле не было дома, и мужчина поселился в наскоро построенной времянке, активно занявшись постройкой просторного дома. Он использовал в строительстве местные породы камня и дерева со своего участка.
   Одновременно он начал выращивать кофе и бананы на экспорт. Сначала соседи смотрели на него с улыбкой, поскольку он был новичком в этом деле. Но он много и упорно учился. Старался делать большую часть работы сам, лишь иногда нанимал работников для подмоги.
   Каждый вечер он забирался в свой «лендровер» и ехал к обители, в горы. Он ждал, сидя на стволе дерева у заброшенного поля для игры в гольф (обитель занимала здание старого отеля). Монахиня присоединялась к нему после вечерней молитвы, и они разговаривали обычно в течение часа. Монахиня — в своём накрахмаленном белом одеянии, мужчина — в грубой рабочей одежде.
   Девятого марта 1987 года, почти через три года после прибытия, мужчина наконец достроил дом. В этот день из магазина в Мутаре приехал грузовик с мебелью, среди которой была и большая двуспальная кровать. Вечером мужчина надел свой лучший костюм и поехал в обитель. В этот раз он остановился около главного входа. Он вылез из машины и стал ждать. Примерно через десять минут к нему вышла женщина. Она была одета в голубые джинсы и белую футболку. В руках у неё был чемодан. Рядом с ней шла настоятельница обители, которая поцеловала её в щёку, прежде чем женщина села в машину. Это не было прощанием. Женщина будет возвращаться в обитель каждый день, чтобы продолжить свою работу. Но уже не в качестве монахини. В чемодане у неё лежала булла папы, на этот раз подлинная. На ней стояла дата почти трёхлетней давности. Три года были даны женщине на искупление греха, рассказать о котором она не могла никому, кроме мужчины, с которым она уезжала. Она не жалеет об этих трёх годах. Мужчина тоже.