Страница:
— Послушайся моего совета. — Ее терпение иссякло. — Оставь Иоханнеса в покое. Ты еще не знаешь его. Он сильнее, чем его отец, и во сто крат опаснее.
— Ха-ха-ха! — было ей ответом.
— Ты глупец, Федерико. Дон Исидро дал бы тебе еще земли. К той, которая у тебя уже есть. А сейчас очень легко разбогатеть. Оставь глупые мысли о мести и ненависти. Сейчас все изменилось. Имея землю, можно быстро сделать деньги. Многие калифорнийцы, нашедшие себя в бизнесе и политике, процветают.
— За кого вы меня принимаете? Я не какой-нибудь торговец! — презрительно фыркнул дон Федерико.
Она откинулась на спинку кресла и холодно посмотрела на него, сжав сильнее пистолет в кармане своего платья.
— Я считаю тебя чванливым, тщеславным, пустоголовым человеком с неумными руками. Возможно, ты не делец, да наверное, и не смог бы им стать никогда.
Ты вычурно одеваешься и расхаживаешь, как павлин, с важным видом. Правда, неплохо сидишь в седле и мог бы стать ковбоем. Если у тебя и есть какие-то таланты, ты их умело скрываешь. Несмотря на твою спесь, согласись, ты уже не молод, и не строй из себя юнца. Увы, кажется, с детства у тебя нет иных планов, кроме как наследовать состояние дона Исидро.
— И унаследую! И получу все! — не сдерживая себя более, закричал Федерико. — А вы сейчас открыли мне свое истинное лицо, теперь я знаю, что вы обо мне думаете. Я разорю вас. Обещаю! И оставлю ни с чем! Вы не получите ничего!!!
В какое-то мгновение она почти подняла пистолет. Предположим, она сейчас убьет его. Спасет ли это Иоханнеса? Или просто вовлечет семью в позорное судебное разбирательство? Несколько мгновений донна Елена молча смотрела на Федерико, обдумывая возможные последствия. Его, конечно, нужно было бы убить, он заслужил это. Но все же ее пальцы медленно, с неохотой начали разжиматься.
— Можешь идти, — сказала донна Елена.
— Что? — резко обернулся дон Федерико.
— Ты можешь идти, сказала я. Я не стану тебя убивать. Сейчас, по крайней мере.
— Что? — Глаза его удивленно округлились. — Убить МЕНЯ?
Донна Елена опять сжала в руках пистолет.
— Я все обдумала. Пока ты не представляешь серьезной опасности. Поэтому уходи... Пожалуйста, уходи, пока я не переменила своего решения.
Ошеломленный, он то и дело переводил взгляд с пистолета на лицо донны Елены, внезапно поняв наконец, насколько был уязвим и что она не шутит.
Тетя Елена? Убьет его? Взглянув на женщину, дон Федерико внезапно понял, что совсем не знает эту тихую, несколько странную пожилую даму. Она всегда казалась ему легкой тенью, парящей вблизи дона Исидро, — казалась чем-то эфемерным и прозрачным, мимо чего проходишь не замечая. Теперь голос ее изменился, под шелестящим платьем скрывался угрожающий металл. Она и в самом деле могла убить его.
Резко повернувшись, дон Федерико, не оглядываясь, пошел прочь. Во дворике остановился и внезапно содрогнулся: она могла убить его! В самом деле могла убить!..
У него пересохло во рту. В ее голосе появились нотки, ранее никогда не звучавшие, и он содрогнулся еще и еще раз. Она могла убить его! Она могла убить его!.. Эта мысль не могла не ужасать.
Он подошел к лошади и, подняв поводья, словно замер. Постояв так несколько минут, вскочил наконец в седло и поскакал. Он должен быть осторожен. Повсюду были враги. И одним из них стала тетя Елена! Да нет, это уму непостижимо!
Донна Елена закончила чаепитие и прошла в свою комнату. Сейчас, как никогда прежде, она была уверена в правильности своих действий. К тому же она в любой момент могла пойти посоветоваться к одному из калифорнийских адвокатов. Мисс Нессельрод многому ее научила — тому, что может сделать женщина. Да, впрочем, и другие калифорнийки теперь столь же успешно занимались бизнесом.
Донна Елена хладнокровно обдумала свои действия и их последствия. Федерико рос на ее глазах, и она отлично знала, что он собой представлял. Ей было ясно, что ее беседа и предостережения не остановят его, — напротив, могут лишь подтолкнуть на роковой шаг.
После ухода от дона Исидро всех его работников позиции старика стали ослабевать, а Федерико в достижении своих целей становился все более настойчивым и упорным. Снедаемый ненавистью ко всему и всем, брат все больше и больше отдалялся от нее.
Самой же донне Елене надо было действовать быстрее и решительнее. Даже рискуя быть застигнутой врасплох. О владениях в Испании ей было известно мало, хотя именно сейчас настало время, когда она должна больше узнать о них. Этим всегда занимался ее брат. Когда они покидали Испанию, у нее не было причин интересоваться подобными вопросами. Да и сейчас ее в основном заботил лишь дом в Мадриде и ранчо. Что сталось с остальными владениями, она теперь даже и не представляла.
«Каким-то образом, — сказала себе донна Елена, — я должна спасти их. Я должна защитить молодого человека».
Федерико прямо заявил о своих намерениях, в этом теперь не было сомнений. Для бедной Консуэло она уже ничего не могла сделать. Консуэло умерла, но для... Надо попробовать!
Ей необходимо быть предельно осторожной. Федерико почувствовал в ней врага и не станет колебаться в выборе средств достижения цели. И он теперь наверняка станет гораздо более предусмотрительным, осторожным.
Осталось сделать единственную вещь. Она должна найти ту женщину.
Но как отыскать ее, если прошло столько лет? Где искать?
Она могла умереть, уехать в Мексику, попасть к индейцам. За все эти годы от нее не пришло ни единой весточки.
Это была самая страшная буря изо всех, что испытала в те годы Калифорния.
Человек, лица которого донна Елена никогда не видела, привел двух лошадей. Она открыла ему дверь, чтобы эта женщина могла уехать, а сама осталась рядом с маленькой Консуэло.
Донна Елена вспомнила лошадей, словно выныривающих из воды, по их спинам стекали потоки дождя, глаза дико вращались, зубы оскалены. При вспышке молнии донна Елена увидела, как женщина со своим живым свертком взобралась в седло, и лошади тотчас унесли ее прочь, выбивая подковами искры.
Уехали! Но куда? Ни следа не осталось от них. Ничего! Ни весточки, ни слова. Будто исчезли, растворившись во времени.
Глава 4 5
Глава 46
— Ха-ха-ха! — было ей ответом.
— Ты глупец, Федерико. Дон Исидро дал бы тебе еще земли. К той, которая у тебя уже есть. А сейчас очень легко разбогатеть. Оставь глупые мысли о мести и ненависти. Сейчас все изменилось. Имея землю, можно быстро сделать деньги. Многие калифорнийцы, нашедшие себя в бизнесе и политике, процветают.
— За кого вы меня принимаете? Я не какой-нибудь торговец! — презрительно фыркнул дон Федерико.
Она откинулась на спинку кресла и холодно посмотрела на него, сжав сильнее пистолет в кармане своего платья.
— Я считаю тебя чванливым, тщеславным, пустоголовым человеком с неумными руками. Возможно, ты не делец, да наверное, и не смог бы им стать никогда.
Ты вычурно одеваешься и расхаживаешь, как павлин, с важным видом. Правда, неплохо сидишь в седле и мог бы стать ковбоем. Если у тебя и есть какие-то таланты, ты их умело скрываешь. Несмотря на твою спесь, согласись, ты уже не молод, и не строй из себя юнца. Увы, кажется, с детства у тебя нет иных планов, кроме как наследовать состояние дона Исидро.
— И унаследую! И получу все! — не сдерживая себя более, закричал Федерико. — А вы сейчас открыли мне свое истинное лицо, теперь я знаю, что вы обо мне думаете. Я разорю вас. Обещаю! И оставлю ни с чем! Вы не получите ничего!!!
В какое-то мгновение она почти подняла пистолет. Предположим, она сейчас убьет его. Спасет ли это Иоханнеса? Или просто вовлечет семью в позорное судебное разбирательство? Несколько мгновений донна Елена молча смотрела на Федерико, обдумывая возможные последствия. Его, конечно, нужно было бы убить, он заслужил это. Но все же ее пальцы медленно, с неохотой начали разжиматься.
— Можешь идти, — сказала донна Елена.
— Что? — резко обернулся дон Федерико.
— Ты можешь идти, сказала я. Я не стану тебя убивать. Сейчас, по крайней мере.
— Что? — Глаза его удивленно округлились. — Убить МЕНЯ?
Донна Елена опять сжала в руках пистолет.
— Я все обдумала. Пока ты не представляешь серьезной опасности. Поэтому уходи... Пожалуйста, уходи, пока я не переменила своего решения.
Ошеломленный, он то и дело переводил взгляд с пистолета на лицо донны Елены, внезапно поняв наконец, насколько был уязвим и что она не шутит.
Тетя Елена? Убьет его? Взглянув на женщину, дон Федерико внезапно понял, что совсем не знает эту тихую, несколько странную пожилую даму. Она всегда казалась ему легкой тенью, парящей вблизи дона Исидро, — казалась чем-то эфемерным и прозрачным, мимо чего проходишь не замечая. Теперь голос ее изменился, под шелестящим платьем скрывался угрожающий металл. Она и в самом деле могла убить его.
Резко повернувшись, дон Федерико, не оглядываясь, пошел прочь. Во дворике остановился и внезапно содрогнулся: она могла убить его! В самом деле могла убить!..
У него пересохло во рту. В ее голосе появились нотки, ранее никогда не звучавшие, и он содрогнулся еще и еще раз. Она могла убить его! Она могла убить его!.. Эта мысль не могла не ужасать.
Он подошел к лошади и, подняв поводья, словно замер. Постояв так несколько минут, вскочил наконец в седло и поскакал. Он должен быть осторожен. Повсюду были враги. И одним из них стала тетя Елена! Да нет, это уму непостижимо!
Донна Елена закончила чаепитие и прошла в свою комнату. Сейчас, как никогда прежде, она была уверена в правильности своих действий. К тому же она в любой момент могла пойти посоветоваться к одному из калифорнийских адвокатов. Мисс Нессельрод многому ее научила — тому, что может сделать женщина. Да, впрочем, и другие калифорнийки теперь столь же успешно занимались бизнесом.
Донна Елена хладнокровно обдумала свои действия и их последствия. Федерико рос на ее глазах, и она отлично знала, что он собой представлял. Ей было ясно, что ее беседа и предостережения не остановят его, — напротив, могут лишь подтолкнуть на роковой шаг.
После ухода от дона Исидро всех его работников позиции старика стали ослабевать, а Федерико в достижении своих целей становился все более настойчивым и упорным. Снедаемый ненавистью ко всему и всем, брат все больше и больше отдалялся от нее.
Самой же донне Елене надо было действовать быстрее и решительнее. Даже рискуя быть застигнутой врасплох. О владениях в Испании ей было известно мало, хотя именно сейчас настало время, когда она должна больше узнать о них. Этим всегда занимался ее брат. Когда они покидали Испанию, у нее не было причин интересоваться подобными вопросами. Да и сейчас ее в основном заботил лишь дом в Мадриде и ранчо. Что сталось с остальными владениями, она теперь даже и не представляла.
«Каким-то образом, — сказала себе донна Елена, — я должна спасти их. Я должна защитить молодого человека».
Федерико прямо заявил о своих намерениях, в этом теперь не было сомнений. Для бедной Консуэло она уже ничего не могла сделать. Консуэло умерла, но для... Надо попробовать!
Ей необходимо быть предельно осторожной. Федерико почувствовал в ней врага и не станет колебаться в выборе средств достижения цели. И он теперь наверняка станет гораздо более предусмотрительным, осторожным.
Осталось сделать единственную вещь. Она должна найти ту женщину.
Но как отыскать ее, если прошло столько лет? Где искать?
Она могла умереть, уехать в Мексику, попасть к индейцам. За все эти годы от нее не пришло ни единой весточки.
Это была самая страшная буря изо всех, что испытала в те годы Калифорния.
Человек, лица которого донна Елена никогда не видела, привел двух лошадей. Она открыла ему дверь, чтобы эта женщина могла уехать, а сама осталась рядом с маленькой Консуэло.
Донна Елена вспомнила лошадей, словно выныривающих из воды, по их спинам стекали потоки дождя, глаза дико вращались, зубы оскалены. При вспышке молнии донна Елена увидела, как женщина со своим живым свертком взобралась в седло, и лошади тотчас унесли ее прочь, выбивая подковами искры.
Уехали! Но куда? Ни следа не осталось от них. Ничего! Ни весточки, ни слова. Будто исчезли, растворившись во времени.
Глава 4 5
Мисс Нессельрод открыла свою лавку, как всегда, почти на рассвете: улицы были пустынны, лишь по Алисо-стрит проскакал одинокий всадник да какой-то человек подметал дощатый настил перед лавкой на Майн-стрит.
Почти всю ночь она пролежала без сна, проявляя беспокойство об Иоханнесе и одновременно пытаясь уговорить себя, что для волнений пока нет оснований. Ведь Иоханнес, знала она, словно рожден был для жизни в пустыне, он чувствует себя там словно лома. Обитая среди индейцев, ему довелось пережить немало серьезных испытаний там, в горах. И он доказал, что способен многое выдержать.
Едва мисс Нессельрод села за свой рабочий стол, как дверь в лавку приоткрылась, и на пороге появилась Мегги.
— Где Иоханнес? — еще не войдя в ее кабинет, взволнованно спросила девушка. В глазах ее был испуг и смятение.
— Вы с ним поссорились перед отъездом? Да?
— Ну... полагаю, да, если это можно назвать ссорой. Ко мне иногда заходит дон Федерико, а Иоханнесу, когда он узнал, это не понравилось.
— И теперь ты опять, полагаю, ждешь визита дона Федерико? Ведь так?
Мегги словно пропустила вопрос мимо ушей, все настойчивее ее спрашивая, где же, наконец, Иоханнес.
— Уехал в горы, преследуя людей, которые украли наших лошадей. Когда вернется обратно, право, не знаю.
Мегги опустилась на стул, в глазах ее стояла тревога. Преследует украденных лошадей? Но ведь его могут убить!
— Он понимает это. Но знает наверняка, что лошади были похищены с одной целью: заманить его самого в ловушку. Те, кто угнал лошадей, очевидно, надеются, что Иоханнес последует за ними, куда бы они ни завели его.
— Зачем? Зачем же он поехал, наперед зная, что его ждет верная западня?
— Понимаешь, Мегги, Иоханнес вложил слишком много труда в это дело, отлавливал лошадей, помогал объезжать их, ведь этот табун должен был положить начало его собственной конеферме. Почти год ушел на это... Я уверена, он сумеет справиться с противником, вернет животных. — Говоря это, мисс Нессельрод истово молилась, чтобы ее слова оказались правдой. — С ним Джакоб Финней и еще несколько верных людей.
— Кто же мог украсть лошадей? Может быть, дон Исидро? — волнуясь, предположила Мегги.
— На этот раз нет, — холодно отрезала всегда приветливая мисс Нессельрод. — Мы полагаем, это дело рук дона Федерико.
— Абсурд! С какой стати, мэм, он станет заниматься такими вещами? О, я знаю, Иоханнес уверен, что это дон Федерико однажды уже пытался убить его, но...
— Но ты, конечно, не веришь? — перебила девушку мисс Нессельрод.
— Конечно нет! Дон Федерико — дворянин, джентльмен, он никогда не способен совершить такое!
— Но ведь ты должна была бы знать, Мегги, что именно твой отец, капитан Лаурел, предупреждал Иоханнеса о возможных неприятностях именно с Федерико.
— Мой отец не знает дона Федерико, никогда не встречался с ним.
— Ну, ладно, увидим, как развернутся события! — Мисс Нессельрод отодвинула в сторону почту, сложила перед собой на столе руки. — Имеешь ли ты, Мегги, представление, где сейчас может быть дон Федерико? — Она пристально взглянула на девушку.
Откуда Мегги было знать об этом? Он не сказал ей, когда появится у них в доме в следующий раз. Зато Иоханнес, как он мог...
— Как мог Иоханнес так уехать? Даже не попрощался! — продолжала Мегги изливать душу.
— Ему пришлось очень быстро собраться и, поскольку вы поссорились...
— Уверяю вас, это была не настоящая ссора, мэм! Просто, наверное, он расстроился, когда узнал, что дон Федерико навещает меня, но я не думала, что это может для него что-то значить!
— Иоханнес почувствовал, что его предали, я в этом уверена. Как бы ни было тяжело, но ты, Мегги, должна решить, где тебе изменяет чувство меры, к кому ты привязана больше. Иоханнес ЗНАЕТ, что дон Федерико пытался убить его, и, кстати, — не один раз. Когда дон Исидро бросил Иоханнеса в пустыне, именно дон Федерико настаивал на том, чтобы уничтожить его, оставив на съедение койотам, чтобы уж быть окончательно уверенным в его гибели.
— Не верю в это! Не верю! Иоханнес был тогда маленьким мальчиком и не мог помнить то, о чем вы тут рассказываете!
— Как видишь, запомнил... Так все же, Мегги, где сейчас дон Федерико? Уверена, он отправился в пустыню, чтобы собственными глазами увидеть...
— Вы говорите... отвратительные вещи! — Мегги решительно поднялась со стула. — И я этому не верю!
— А твои отец верил, потому и предупреждал Иоханнеса.
— Я должна отыскать Ханни!..
— Мегги, неужели ты еще не поняла, что ни один человек не сможет найти его, кроме, может быть, Келсо, работающего у меня. Преследуя угнанных лошадей, Ханни может углубиться в этой дикой стране на очень далекое расстояние.
— Я не думала, что он уедет... так. Думала, увижу его еще раз...
— Мегги, постарайся же понять. С тех пор как он себя помнит, жизнь его постоянно находится в опасности. Даже собственный родной дедушка и тот жаждал его смерти. На глазах Иоханнеса погиб его отец, потом и его самого схватили и бросили умирать в пустыне. Веришь ты этому или нет, твое дело, но он-то уверен: тут не могло быть ошибки — дон Федерико был среди тех, кто отвозил его на верную смерть. Ханни научился многое воспринимать относительно спокойно, но не то, что произошло перед отъездом. Пойми наконец, у него не было в жизни момента, чтобы он чувствовал себя в полной безопасности! Поэтому Иоханнес стал очень осторожным. Уверена, он любил... или продолжает любить тебя. И вдруг внезапно обнаруживает, что та, единственная, которая так дорога ему, принимает в своем доме его злейшего врага.
Он уехал в пустыню, и, если уж ты хочешь знать о нем все, то тебе должно быть известно, что Иоханнеса тянет к пустыне все время или, уж не знаю... ее к нему.
— Он говорил мне об этом.
— Его родители пережили там свою любовь, счастье. Несмотря на преследование дона Исидро, нашли в пустыне мир и спокойствие. У Иоханнееса есть и немалый собственный опыт жизни, приобретенный благодаря индейцам. И в местах, где большинство ощущает страшное одиночество, он словно в родном доме.
— Что вы этим хотите сказать, мэм?
Мисс Нессельрод в волнении сплела пальцы рук.
— Я хочу сказать, Мегги, что, если ему даже и удастся на сей раз спастись, он может не вернуться обратно.
— Что?! Вы считаете, Ханни останется там навсегда?
— Именно это я и имею в виду. Человеческие отношения, Мегги, очень хрупки. Они должны укрепиться, после того как пустили слабые, нежные побеги. Иоханнее один из немногих совершенных людей, каких я когда-либо знала. Он наделен способностью понять другого человека, отнестись с состраданием, оставаясь при этом очень сильным. Он обладает каким-то внутренним спокойствием и равновесием, какого я не видела ни в ком, за исключением буддийского монаха, встреченного мной однажды в Монголии, когда я была совсем молоденькой девушкой.
Ты должна понять, Мегги, что Иоханнесу после всего случившегося, может быть, теперь никто и не нужен.
— Какие же... у меня... шансы, мэм?
— Я сказала, что ему никто не нужен, но я не говорила, что он не хочет никого видеть. Однажды как-то он сказал мне, что счастье возможно лишь между двумя, что оно должно быть поделено поровну. Ведь перед его глазами всегда жил пример его родителей.
Вы с Иоханнесом, как мне кажется, просто нашли друг друга. Думаю, искал-то, конечно, каждый из вас, но Иоханнее с меньшей уверенностью, чем ты. Ты прекрасная девушка, Мегги, к тебе тянутся люди из которых ты выбираешь себе в друзья естественных, легких, непринужденных, не прилагая к этому совершенно никаких усилий.
Иоханнес жил не на одном месте, встречался со многими людьми. Но прежде чем успевал понять их и привыкнуть к ним, приходилось переезжать на другое место. Близкие отношения ему непонятны, потому что у него нет уверенности, на которой они, как правило, держатся. Результатом полнейшего одиночества и стало его внутреннее спокойствие. Это звучит странно, но он намеренно привыкал к одинокой жизни.
— Вы давно знаете его, мисс Нессельрод?
— Дольше, чем любой, живущий здесь. Только мистер Келсо и мистер Джакоб Финней знакомы и ним столько же, сколько и я. Но они не проводили с ним вместе долгие длинные ночи в фургоне, когда мы переезжали сюда, в Калифорнию...
Мегги сидела тихо, слушала внимательно, и мисс Нессельрод, сложив бумаги, занялась просмотром стопки писем: одни, судя по штемпелям, пришли из-за океана, другие — из Штатов.
— Полагаю, что вовсе не знала Иоханнеса, — призналась наконец Мегги после долгого раздумья. — Я полагала...
— ...что он такой же, как и другие? — закончила за нее мисс Нессельрод. — Нет, он не такой, девочка! Он в значительной степени более сложен, чем его сверстники, и в то же время, как ни странно, более прост. Он прочитал так много книг, как никто из моих знакомых. Он всегда серьезно обдумывает то, что извлек из книг, из того, что увидел, чему научился...
Некоторое время они сидели молча, мисс Нессельрод занималась чтением деловых писем, делая пометки на полях. Ей очень не хватало сейчас Джакоба Финнея. Келсо, конечно, был человеком преданным, но не обладал проницательностью Финнея. Тщательно выполняя указания хозяйки, он с трудом усваивал нюансы бизнеса и порой не разбирался, в чем преимущество или недостаток заключаемой сделки.
— Я тоже не очень-то хорошо знаю Иоханнеса, — неожиданно вернулась к прерванному разговору мисс Нессельрод. — Пожалуй, одна донна Елена мудрее нас всех. Она не претендует на понимание своего внука, не стремится к этому, а просто любит его. Вначале она полюбила его за то, что он сын Консуэло, а потом и за то, что он это он. Знаешь, Мегги, донна Елена готова, если понадобится, пожертвовать жизнью ради него. А ведь любя внука, она многим рискует, по существу, всем.
— Я должна все же отыскать его, — все более утверждалась в своем решении Мегги, слушая мисс Нессельрод.
— Но это просто невозможно! Повторяю, я не знаю, куда он отправился, да и никто не знает этого. Маршрут не запланирован: они двигаются по следам, оставленным конокрадами... Знаешь, перед отъездом Иоханнес потерял своего черного жеребца, которого мечтал когда-нибудь объездить: он исчез в тот самый момент, когда грабители уводили из загона других лошадей. Наверное, его любимец убежал назад, в холмы, и тоже никто не знает — куда.
— Зачем он уехал? Почему не сказал ничего мне? — теперь уже, будто заклинание, твердила Мегги.
Однако утро вступало в свои права. На улицах начали появляться люди. Мимо лавки проскакало несколько всадников, проследовали два фургона, прогромыхала чья-то повозка.
— Он мой сын, которого у меня никогда не было, — внезапно призналась мисс Нессельрод. — Я была едва знакома с его отцом, но между нами сразу возникло взаимопонимание. И с Иоханнесом — тоже.
— Его отец был очень болен?
— Он умирал и знал об этом, но так отчаянно переживал за Иоханнеса, что рискнул бы жизнью, чтобы найти для него будущий дом. Наверное, с радостью отдал бы собственную жизнь, если бы был уверен, что о его сыне кто-то позаботится после смерти. Но ему, как оказалось, не стоило беспокоиться, поскольку индейцы приняли мальчика как своего.
— Больше всего на свете хочу, чтобы Иоханнес остался жив! — вырвалось неожиданно у Мегги.
На улице поднялся внезапный ветер, и словно клубы пыли, как подумала мисс Нессельрод, пригнали в дом человека, стоявшего теперь у дверей ее лавки. Это был Алексис Марчинсон.
Оглянувшись по сторонам, он поднял задвижку на двери и вошел. Когда заметил сидящую в углу Мегги, на лице его появилось раздражение.
— Мадам? Могли бы мы переговорить без свидетелей?
— Что бы вы ни хотели мне сказать, сэр, можете говорить при этой молодой леди. У меня нет причин разговаривать с вами с глазу на глаз.
— Я из России...
— Конечно! Я поняла. Итак? Я слушаю.
— Мы хотим, чтобы вы, мадам, вернулись домой. Вернулись назад в Россию, на свою родину.
— Россия больше не является для меня домом, его величество отправили меня в Сибирь.
— Все забыто, мадам, и мы хотим, чтобы вы вернулись.
— Не сомневаюсь. Что приготовили вы мне на этот раз? Снова Сибирь?
— Ну, пожалуйста, не говорите так! Я могу помочь вам с переездом. Вы увидитесь с семьей...
— У меня нет семьи, мистер Марчинсон. Она погибла в Сибири. Теперь мой дом здесь. Здесь я и останусь. Навсегда.
— Ну, пожалуйста, взвесьте все как следует! Меня послали упросить вас вернуться. Ваша родина, мадам, хочет, чтобы вы вернулись.
— Мистер, вы напрасно теряете время. Уверяю вас.
Марчинсон какое-то время молчал, поглядывая на Мегги.
— Мой вам совет, мадам: отправляться домой теперь же и делать это с готовностью. Мы даем вам несколько дней на сборы, чтобы вы закончили здесь свои дела. И не важно, сколько будет за все выручено после ликвидации вашего дела. Вы должны вернуться домой. Это главное. Не заставляйте нас обращаться к местным властям...
Мисс Нессельрод улыбнулась.
— Вы забавляете меня, мистер Марчинсон, своими пустыми разговорами. Ради всех святых, отправляйтесь к моему правительству, к любому официальному лицу! Я предлагаю вам это, даже умоляю: пожалуйста, идите, расскажите им, что вы от меня требуете. Я просто не могу представить, кому могло понадобиться, чтобы я вернулась в Россию? Kpoме, разве меня самой и, возможно, суда. Может быть вас это шокирует, но я не имею ни малейшего желания возвращаться. А вы... вы не имеете права заставить меня. Вы лучше меня знаете, что представляет собой ваше российское правительство, мистер, но еще абсолютно не знакомы с нашим.
— Меня послали за вами, мадам, и я не могу вернуться один.
Мисс Нессельрод улыбнулась.
— Увы! Ничем не могу вам помочь!
Губы Марчинсона сжались.
— Мадам, я при исполнении служебных обязанностей. Я должен...
— Здесь вы не являетесь должностным лицом, мистер Марчинсон. Подобных вам гонцов здесь называют стрелками. — Мисс Нессельрод встала. — Настоятельно прошу вас покинуть мой дом.
— А если я этого не сделаю? — вызывающе взглянул гость. Явно забавляясь сложившейся ситуацией, мисс Нессельрод произнесла с достоинством:
— Мистер Марчинсон, мне достаточно сделать один шаг к двери и закричать. И ровно через минуту здесь окажется не менее дюжины мужчин. Они могут чего-то не понять и грубо обойтись с вами, а могут и просто пристрелить на месте или... повесить.
Разъяренный Марчинсон пристально смотрел на женщину, потом, круто развернувшись, медленно пошел к двери. У порога он оглянулся.
— Я ухожу, мадам, но уверяю вас, еще вернусь, предприняв предварительно необходимые шаги. Вот тогда мы и посмотрим...
Когда Марчинсон закрыл дверь, Мегги встала со стула, и ее лицо, видела мисс Нессельрод, было белее мела.
— Как вам удается быть такой сильной? Я бы на вашем месте умерла со страху!
— Однажды и я умирала со страху. А теперь... теперь У меня есть друзья. И мой тебе совет, девочка: имей настоящих друзей. Куда бы тебя ни забросила судьба, всегда имей друзей. Только в них наша надежда и опора.
— Мне кажется, мэм, этот человек больше не решится прийти сюда.
— Нет, Мегги, ошибаешься. Он еще обратится к властям, попробует и силу применить. Знаю я этих людей, это у них такой способ убеждения, метод воздействия... Но запомни, Мегги: меняются власти, но не люди. Русские во все времена обвиняют свое правительство. Правительство же России не доверяет своему народу, а тот в свою очередь подозревает его во вредных внешних влияниях. Цари правят жестоко, их способ влияния — репрессии. И не важно, какое будет новое правительство, как оно будет называться, все равно суть его не изменится.
— Мне пора идти, — заторопилась Мегги. — Если вы хоть что-нибудь услышите об Иоханнесе, сообщите, пожалуйста, мне.
— Хорошо. Обещаю.
Уже в дверях Мегги настиг неожиданный вопрос мисс Нессельрод. Минуту поколебавшись, она спросила:
— Скажи, Якуб Кан... он друг твоего отца? Хочу попросить его пожить у вас в доме, пока не вернется капитан Лаурел. Ты понимаешь меня?
Почти всю ночь она пролежала без сна, проявляя беспокойство об Иоханнесе и одновременно пытаясь уговорить себя, что для волнений пока нет оснований. Ведь Иоханнес, знала она, словно рожден был для жизни в пустыне, он чувствует себя там словно лома. Обитая среди индейцев, ему довелось пережить немало серьезных испытаний там, в горах. И он доказал, что способен многое выдержать.
Едва мисс Нессельрод села за свой рабочий стол, как дверь в лавку приоткрылась, и на пороге появилась Мегги.
— Где Иоханнес? — еще не войдя в ее кабинет, взволнованно спросила девушка. В глазах ее был испуг и смятение.
— Вы с ним поссорились перед отъездом? Да?
— Ну... полагаю, да, если это можно назвать ссорой. Ко мне иногда заходит дон Федерико, а Иоханнесу, когда он узнал, это не понравилось.
— И теперь ты опять, полагаю, ждешь визита дона Федерико? Ведь так?
Мегги словно пропустила вопрос мимо ушей, все настойчивее ее спрашивая, где же, наконец, Иоханнес.
— Уехал в горы, преследуя людей, которые украли наших лошадей. Когда вернется обратно, право, не знаю.
Мегги опустилась на стул, в глазах ее стояла тревога. Преследует украденных лошадей? Но ведь его могут убить!
— Он понимает это. Но знает наверняка, что лошади были похищены с одной целью: заманить его самого в ловушку. Те, кто угнал лошадей, очевидно, надеются, что Иоханнес последует за ними, куда бы они ни завели его.
— Зачем? Зачем же он поехал, наперед зная, что его ждет верная западня?
— Понимаешь, Мегги, Иоханнес вложил слишком много труда в это дело, отлавливал лошадей, помогал объезжать их, ведь этот табун должен был положить начало его собственной конеферме. Почти год ушел на это... Я уверена, он сумеет справиться с противником, вернет животных. — Говоря это, мисс Нессельрод истово молилась, чтобы ее слова оказались правдой. — С ним Джакоб Финней и еще несколько верных людей.
— Кто же мог украсть лошадей? Может быть, дон Исидро? — волнуясь, предположила Мегги.
— На этот раз нет, — холодно отрезала всегда приветливая мисс Нессельрод. — Мы полагаем, это дело рук дона Федерико.
— Абсурд! С какой стати, мэм, он станет заниматься такими вещами? О, я знаю, Иоханнес уверен, что это дон Федерико однажды уже пытался убить его, но...
— Но ты, конечно, не веришь? — перебила девушку мисс Нессельрод.
— Конечно нет! Дон Федерико — дворянин, джентльмен, он никогда не способен совершить такое!
— Но ведь ты должна была бы знать, Мегги, что именно твой отец, капитан Лаурел, предупреждал Иоханнеса о возможных неприятностях именно с Федерико.
— Мой отец не знает дона Федерико, никогда не встречался с ним.
— Ну, ладно, увидим, как развернутся события! — Мисс Нессельрод отодвинула в сторону почту, сложила перед собой на столе руки. — Имеешь ли ты, Мегги, представление, где сейчас может быть дон Федерико? — Она пристально взглянула на девушку.
Откуда Мегги было знать об этом? Он не сказал ей, когда появится у них в доме в следующий раз. Зато Иоханнес, как он мог...
— Как мог Иоханнес так уехать? Даже не попрощался! — продолжала Мегги изливать душу.
— Ему пришлось очень быстро собраться и, поскольку вы поссорились...
— Уверяю вас, это была не настоящая ссора, мэм! Просто, наверное, он расстроился, когда узнал, что дон Федерико навещает меня, но я не думала, что это может для него что-то значить!
— Иоханнес почувствовал, что его предали, я в этом уверена. Как бы ни было тяжело, но ты, Мегги, должна решить, где тебе изменяет чувство меры, к кому ты привязана больше. Иоханнес ЗНАЕТ, что дон Федерико пытался убить его, и, кстати, — не один раз. Когда дон Исидро бросил Иоханнеса в пустыне, именно дон Федерико настаивал на том, чтобы уничтожить его, оставив на съедение койотам, чтобы уж быть окончательно уверенным в его гибели.
— Не верю в это! Не верю! Иоханнес был тогда маленьким мальчиком и не мог помнить то, о чем вы тут рассказываете!
— Как видишь, запомнил... Так все же, Мегги, где сейчас дон Федерико? Уверена, он отправился в пустыню, чтобы собственными глазами увидеть...
— Вы говорите... отвратительные вещи! — Мегги решительно поднялась со стула. — И я этому не верю!
— А твои отец верил, потому и предупреждал Иоханнеса.
— Я должна отыскать Ханни!..
— Мегги, неужели ты еще не поняла, что ни один человек не сможет найти его, кроме, может быть, Келсо, работающего у меня. Преследуя угнанных лошадей, Ханни может углубиться в этой дикой стране на очень далекое расстояние.
— Я не думала, что он уедет... так. Думала, увижу его еще раз...
— Мегги, постарайся же понять. С тех пор как он себя помнит, жизнь его постоянно находится в опасности. Даже собственный родной дедушка и тот жаждал его смерти. На глазах Иоханнеса погиб его отец, потом и его самого схватили и бросили умирать в пустыне. Веришь ты этому или нет, твое дело, но он-то уверен: тут не могло быть ошибки — дон Федерико был среди тех, кто отвозил его на верную смерть. Ханни научился многое воспринимать относительно спокойно, но не то, что произошло перед отъездом. Пойми наконец, у него не было в жизни момента, чтобы он чувствовал себя в полной безопасности! Поэтому Иоханнес стал очень осторожным. Уверена, он любил... или продолжает любить тебя. И вдруг внезапно обнаруживает, что та, единственная, которая так дорога ему, принимает в своем доме его злейшего врага.
Он уехал в пустыню, и, если уж ты хочешь знать о нем все, то тебе должно быть известно, что Иоханнеса тянет к пустыне все время или, уж не знаю... ее к нему.
— Он говорил мне об этом.
— Его родители пережили там свою любовь, счастье. Несмотря на преследование дона Исидро, нашли в пустыне мир и спокойствие. У Иоханнееса есть и немалый собственный опыт жизни, приобретенный благодаря индейцам. И в местах, где большинство ощущает страшное одиночество, он словно в родном доме.
— Что вы этим хотите сказать, мэм?
Мисс Нессельрод в волнении сплела пальцы рук.
— Я хочу сказать, Мегги, что, если ему даже и удастся на сей раз спастись, он может не вернуться обратно.
— Что?! Вы считаете, Ханни останется там навсегда?
— Именно это я и имею в виду. Человеческие отношения, Мегги, очень хрупки. Они должны укрепиться, после того как пустили слабые, нежные побеги. Иоханнее один из немногих совершенных людей, каких я когда-либо знала. Он наделен способностью понять другого человека, отнестись с состраданием, оставаясь при этом очень сильным. Он обладает каким-то внутренним спокойствием и равновесием, какого я не видела ни в ком, за исключением буддийского монаха, встреченного мной однажды в Монголии, когда я была совсем молоденькой девушкой.
Ты должна понять, Мегги, что Иоханнесу после всего случившегося, может быть, теперь никто и не нужен.
— Какие же... у меня... шансы, мэм?
— Я сказала, что ему никто не нужен, но я не говорила, что он не хочет никого видеть. Однажды как-то он сказал мне, что счастье возможно лишь между двумя, что оно должно быть поделено поровну. Ведь перед его глазами всегда жил пример его родителей.
Вы с Иоханнесом, как мне кажется, просто нашли друг друга. Думаю, искал-то, конечно, каждый из вас, но Иоханнее с меньшей уверенностью, чем ты. Ты прекрасная девушка, Мегги, к тебе тянутся люди из которых ты выбираешь себе в друзья естественных, легких, непринужденных, не прилагая к этому совершенно никаких усилий.
Иоханнес жил не на одном месте, встречался со многими людьми. Но прежде чем успевал понять их и привыкнуть к ним, приходилось переезжать на другое место. Близкие отношения ему непонятны, потому что у него нет уверенности, на которой они, как правило, держатся. Результатом полнейшего одиночества и стало его внутреннее спокойствие. Это звучит странно, но он намеренно привыкал к одинокой жизни.
— Вы давно знаете его, мисс Нессельрод?
— Дольше, чем любой, живущий здесь. Только мистер Келсо и мистер Джакоб Финней знакомы и ним столько же, сколько и я. Но они не проводили с ним вместе долгие длинные ночи в фургоне, когда мы переезжали сюда, в Калифорнию...
Мегги сидела тихо, слушала внимательно, и мисс Нессельрод, сложив бумаги, занялась просмотром стопки писем: одни, судя по штемпелям, пришли из-за океана, другие — из Штатов.
— Полагаю, что вовсе не знала Иоханнеса, — призналась наконец Мегги после долгого раздумья. — Я полагала...
— ...что он такой же, как и другие? — закончила за нее мисс Нессельрод. — Нет, он не такой, девочка! Он в значительной степени более сложен, чем его сверстники, и в то же время, как ни странно, более прост. Он прочитал так много книг, как никто из моих знакомых. Он всегда серьезно обдумывает то, что извлек из книг, из того, что увидел, чему научился...
Некоторое время они сидели молча, мисс Нессельрод занималась чтением деловых писем, делая пометки на полях. Ей очень не хватало сейчас Джакоба Финнея. Келсо, конечно, был человеком преданным, но не обладал проницательностью Финнея. Тщательно выполняя указания хозяйки, он с трудом усваивал нюансы бизнеса и порой не разбирался, в чем преимущество или недостаток заключаемой сделки.
— Я тоже не очень-то хорошо знаю Иоханнеса, — неожиданно вернулась к прерванному разговору мисс Нессельрод. — Пожалуй, одна донна Елена мудрее нас всех. Она не претендует на понимание своего внука, не стремится к этому, а просто любит его. Вначале она полюбила его за то, что он сын Консуэло, а потом и за то, что он это он. Знаешь, Мегги, донна Елена готова, если понадобится, пожертвовать жизнью ради него. А ведь любя внука, она многим рискует, по существу, всем.
— Я должна все же отыскать его, — все более утверждалась в своем решении Мегги, слушая мисс Нессельрод.
— Но это просто невозможно! Повторяю, я не знаю, куда он отправился, да и никто не знает этого. Маршрут не запланирован: они двигаются по следам, оставленным конокрадами... Знаешь, перед отъездом Иоханнес потерял своего черного жеребца, которого мечтал когда-нибудь объездить: он исчез в тот самый момент, когда грабители уводили из загона других лошадей. Наверное, его любимец убежал назад, в холмы, и тоже никто не знает — куда.
— Зачем он уехал? Почему не сказал ничего мне? — теперь уже, будто заклинание, твердила Мегги.
Однако утро вступало в свои права. На улицах начали появляться люди. Мимо лавки проскакало несколько всадников, проследовали два фургона, прогромыхала чья-то повозка.
— Он мой сын, которого у меня никогда не было, — внезапно призналась мисс Нессельрод. — Я была едва знакома с его отцом, но между нами сразу возникло взаимопонимание. И с Иоханнесом — тоже.
— Его отец был очень болен?
— Он умирал и знал об этом, но так отчаянно переживал за Иоханнеса, что рискнул бы жизнью, чтобы найти для него будущий дом. Наверное, с радостью отдал бы собственную жизнь, если бы был уверен, что о его сыне кто-то позаботится после смерти. Но ему, как оказалось, не стоило беспокоиться, поскольку индейцы приняли мальчика как своего.
— Больше всего на свете хочу, чтобы Иоханнес остался жив! — вырвалось неожиданно у Мегги.
На улице поднялся внезапный ветер, и словно клубы пыли, как подумала мисс Нессельрод, пригнали в дом человека, стоявшего теперь у дверей ее лавки. Это был Алексис Марчинсон.
Оглянувшись по сторонам, он поднял задвижку на двери и вошел. Когда заметил сидящую в углу Мегги, на лице его появилось раздражение.
— Мадам? Могли бы мы переговорить без свидетелей?
— Что бы вы ни хотели мне сказать, сэр, можете говорить при этой молодой леди. У меня нет причин разговаривать с вами с глазу на глаз.
— Я из России...
— Конечно! Я поняла. Итак? Я слушаю.
— Мы хотим, чтобы вы, мадам, вернулись домой. Вернулись назад в Россию, на свою родину.
— Россия больше не является для меня домом, его величество отправили меня в Сибирь.
— Все забыто, мадам, и мы хотим, чтобы вы вернулись.
— Не сомневаюсь. Что приготовили вы мне на этот раз? Снова Сибирь?
— Ну, пожалуйста, не говорите так! Я могу помочь вам с переездом. Вы увидитесь с семьей...
— У меня нет семьи, мистер Марчинсон. Она погибла в Сибири. Теперь мой дом здесь. Здесь я и останусь. Навсегда.
— Ну, пожалуйста, взвесьте все как следует! Меня послали упросить вас вернуться. Ваша родина, мадам, хочет, чтобы вы вернулись.
— Мистер, вы напрасно теряете время. Уверяю вас.
Марчинсон какое-то время молчал, поглядывая на Мегги.
— Мой вам совет, мадам: отправляться домой теперь же и делать это с готовностью. Мы даем вам несколько дней на сборы, чтобы вы закончили здесь свои дела. И не важно, сколько будет за все выручено после ликвидации вашего дела. Вы должны вернуться домой. Это главное. Не заставляйте нас обращаться к местным властям...
Мисс Нессельрод улыбнулась.
— Вы забавляете меня, мистер Марчинсон, своими пустыми разговорами. Ради всех святых, отправляйтесь к моему правительству, к любому официальному лицу! Я предлагаю вам это, даже умоляю: пожалуйста, идите, расскажите им, что вы от меня требуете. Я просто не могу представить, кому могло понадобиться, чтобы я вернулась в Россию? Kpoме, разве меня самой и, возможно, суда. Может быть вас это шокирует, но я не имею ни малейшего желания возвращаться. А вы... вы не имеете права заставить меня. Вы лучше меня знаете, что представляет собой ваше российское правительство, мистер, но еще абсолютно не знакомы с нашим.
— Меня послали за вами, мадам, и я не могу вернуться один.
Мисс Нессельрод улыбнулась.
— Увы! Ничем не могу вам помочь!
Губы Марчинсона сжались.
— Мадам, я при исполнении служебных обязанностей. Я должен...
— Здесь вы не являетесь должностным лицом, мистер Марчинсон. Подобных вам гонцов здесь называют стрелками. — Мисс Нессельрод встала. — Настоятельно прошу вас покинуть мой дом.
— А если я этого не сделаю? — вызывающе взглянул гость. Явно забавляясь сложившейся ситуацией, мисс Нессельрод произнесла с достоинством:
— Мистер Марчинсон, мне достаточно сделать один шаг к двери и закричать. И ровно через минуту здесь окажется не менее дюжины мужчин. Они могут чего-то не понять и грубо обойтись с вами, а могут и просто пристрелить на месте или... повесить.
Разъяренный Марчинсон пристально смотрел на женщину, потом, круто развернувшись, медленно пошел к двери. У порога он оглянулся.
— Я ухожу, мадам, но уверяю вас, еще вернусь, предприняв предварительно необходимые шаги. Вот тогда мы и посмотрим...
Когда Марчинсон закрыл дверь, Мегги встала со стула, и ее лицо, видела мисс Нессельрод, было белее мела.
— Как вам удается быть такой сильной? Я бы на вашем месте умерла со страху!
— Однажды и я умирала со страху. А теперь... теперь У меня есть друзья. И мой тебе совет, девочка: имей настоящих друзей. Куда бы тебя ни забросила судьба, всегда имей друзей. Только в них наша надежда и опора.
— Мне кажется, мэм, этот человек больше не решится прийти сюда.
— Нет, Мегги, ошибаешься. Он еще обратится к властям, попробует и силу применить. Знаю я этих людей, это у них такой способ убеждения, метод воздействия... Но запомни, Мегги: меняются власти, но не люди. Русские во все времена обвиняют свое правительство. Правительство же России не доверяет своему народу, а тот в свою очередь подозревает его во вредных внешних влияниях. Цари правят жестоко, их способ влияния — репрессии. И не важно, какое будет новое правительство, как оно будет называться, все равно суть его не изменится.
— Мне пора идти, — заторопилась Мегги. — Если вы хоть что-нибудь услышите об Иоханнесе, сообщите, пожалуйста, мне.
— Хорошо. Обещаю.
Уже в дверях Мегги настиг неожиданный вопрос мисс Нессельрод. Минуту поколебавшись, она спросила:
— Скажи, Якуб Кан... он друг твоего отца? Хочу попросить его пожить у вас в доме, пока не вернется капитан Лаурел. Ты понимаешь меня?
Глава 46
При свете луны заросли дуба напоминали черные, загадочные очертания острова. Мы выпили кофе, поели вяленого мяса. Потом, загасив костер, проехали еще мили две, прежде чем разбили новый лагерь.
Место выбрали неплохое. Ниже нас, ближе к дороге, тянулся длинный холм, светлый от луны и необитаемый; позади него виднелась крутая каменистая возвышенность, недоступная, по нашим расчетам, ни для пешего, ни для конного.
Мы расположились на ночлег, разбрелись, как обычно, в темноте, каждый под свое облюбованное им дерево. Несколько поваленных недавней бурей дубов лежали на земле. Уцелевшие, шелестя листвой, возвышались массивными громадами. Мы выбрали наиболее удобную позицию, которая могла служить в случае нападения как бруствер.
Место привала казалось сухим, наши фляги полны — в футе от длинного холма протекал ручей. Следы, по которым мы шли, были совсем свежими, значит, и конокрады, и похищенные лошади находились где-то совсем поблизости.
— Не думаю, что они намерены вести нас и дальше, — предположил Финней. — Мы и так уже преодолели гораздо большее расстояние, чем я ожидал.
Та же мысль владела, очевидно, остальными. Ведь Лос-Анджелес находился теперь от нас в нескольких днях езды, и, как казалось, у похитителей не было нужды увлекать нас еще дальше: ведь всего в часе скачки от Лос-Анджелеса, какое направление ни возьмешь, за исключением побережья, начиналась дикая пустынная местность.
Или, может быть, враги наши надеялись, что по мере удаления от города мы станем терять в конце концов бдительность и окажемся более беспечными?
Мы разулись и, сняв с плеча ружья, положили их рядом с собой.
Куда бы ни отправлялся я последнее время, всегда имел при себе пару мокасин, которые почти ничего не весили и не занимали много места: они могли пригодиться в любое время ночью в лесу. Находясь в дикой местности, я обычно надевал их к ночи, на случай, если бы мне пришлось непредвиденно сняться с места и куда-то идти. И на этот раз перед тем, как лечь, я надел мокасины, положив рядом шестизарядник.
Освещенные луной листья на фоне неба казались черным, причудливо сплетенным кружевом. Я всегда трудно засыпал на открытом воздухе в лунную ночь. Наверное, нет на земле человека, совершенно освободившегося от своих атавистических «воспоминаний», прочно заложенных в подсознании еще с первобытных времен, когда ему, одинокому, приходилось бояться не только себе подобных, но и разнообразных диких зверей. Отдыхая, я лежал без сна, но при этом все мое существо оставалось в напряжении. Ветер едва шелестел листьями, а вскоре совсем утих. Какая-то наша лошадь начала вдруг бить о землю копытом. Я тут же нащупал в темноте ружье.
Послышался сначала слабый, потом все нарастающий звук — отдаленного топота копыт по траве. Я приподнялся на локте и посмотрел туда, где проходила тропа, ведущая к ручью. И увидел трех всадников: их черные силуэты четко выделялись на освещенной луной траве.
Место выбрали неплохое. Ниже нас, ближе к дороге, тянулся длинный холм, светлый от луны и необитаемый; позади него виднелась крутая каменистая возвышенность, недоступная, по нашим расчетам, ни для пешего, ни для конного.
Мы расположились на ночлег, разбрелись, как обычно, в темноте, каждый под свое облюбованное им дерево. Несколько поваленных недавней бурей дубов лежали на земле. Уцелевшие, шелестя листвой, возвышались массивными громадами. Мы выбрали наиболее удобную позицию, которая могла служить в случае нападения как бруствер.
Место привала казалось сухим, наши фляги полны — в футе от длинного холма протекал ручей. Следы, по которым мы шли, были совсем свежими, значит, и конокрады, и похищенные лошади находились где-то совсем поблизости.
— Не думаю, что они намерены вести нас и дальше, — предположил Финней. — Мы и так уже преодолели гораздо большее расстояние, чем я ожидал.
Та же мысль владела, очевидно, остальными. Ведь Лос-Анджелес находился теперь от нас в нескольких днях езды, и, как казалось, у похитителей не было нужды увлекать нас еще дальше: ведь всего в часе скачки от Лос-Анджелеса, какое направление ни возьмешь, за исключением побережья, начиналась дикая пустынная местность.
Или, может быть, враги наши надеялись, что по мере удаления от города мы станем терять в конце концов бдительность и окажемся более беспечными?
Мы разулись и, сняв с плеча ружья, положили их рядом с собой.
Куда бы ни отправлялся я последнее время, всегда имел при себе пару мокасин, которые почти ничего не весили и не занимали много места: они могли пригодиться в любое время ночью в лесу. Находясь в дикой местности, я обычно надевал их к ночи, на случай, если бы мне пришлось непредвиденно сняться с места и куда-то идти. И на этот раз перед тем, как лечь, я надел мокасины, положив рядом шестизарядник.
Освещенные луной листья на фоне неба казались черным, причудливо сплетенным кружевом. Я всегда трудно засыпал на открытом воздухе в лунную ночь. Наверное, нет на земле человека, совершенно освободившегося от своих атавистических «воспоминаний», прочно заложенных в подсознании еще с первобытных времен, когда ему, одинокому, приходилось бояться не только себе подобных, но и разнообразных диких зверей. Отдыхая, я лежал без сна, но при этом все мое существо оставалось в напряжении. Ветер едва шелестел листьями, а вскоре совсем утих. Какая-то наша лошадь начала вдруг бить о землю копытом. Я тут же нащупал в темноте ружье.
Послышался сначала слабый, потом все нарастающий звук — отдаленного топота копыт по траве. Я приподнялся на локте и посмотрел туда, где проходила тропа, ведущая к ручью. И увидел трех всадников: их черные силуэты четко выделялись на освещенной луной траве.