Страница:
Питер начал что-то говорить, но Альфредо, будто не слыша, поднял руку в знак протеста.
— Нет, Питер, я чувствую это. Я устал, понимаешь? Я любил эти горы, очень любил. И Иоханнеса. Он многое значил для меня. Мы беседовали с ним, понимаешь? Благодаря книгам. То, что ему особенно нравилось, волновало, вызывало сомнения, он каким-то образом сообщал мне. Но я никогда не хотел, чтобы он видел меня. Просто старался быть для него другом. Если бы он увиделся со мной, его могло постичь разочарование. Оставляя ему книги, я представлял, как он их читает, что думает. По-моему, и он испытывал те же самые чувства...
— Он хороший мальчик. И любит пустыню, горы.
— Когда сгорел мой дом, я подумал, что это самое худшее, что могло со мной произойти.
— Знаю. Знаю, как долго ты трудился над тем полом.
— Мне хотелось сделать что-нибудь, что останется навсегда. В некоторых книгах, которые ты нашел в миссии, есть рисунки мозаик. Это то, что я стремился сделать...
— Становится поздно, малыш. Может быть, тебе лучше прилечь? Надо немного отдохнуть.
Альфредо ушел, и Питер Буркин остался один.
— Благослови тебя Господь! — мысленно сказал он вслед Альфредо.
Он был единственным близким Питеру человеком. Вот только дороги стали круче, в который раз за этот день думал он, ему стало тяжело добираться к месту их встреч. Буркин постарел. Люди начали замечать что-то за Буркином — он часто приезжает и уезжает куда-то, они спрашивают — куда и зачем. И в один прекрасный день один из этих любопытных не удовлетворится его ответом и наверняка последует за Питером...
Войдя в пещеру, Буркин увидел, что Альфредо неподвижно лежит на своей гигантской кровати, устремив глаза вверх.
— Вот, принес тебе поесть. — Питер начал выкладывать на сковороду картошку, потом достал из мешка кусок бекона. — Чем я могу помочь тебе, мальчик?
— Если как-нибудь заглянешь в Сан-Бернардино, собери там мои вещи. Сомневаюсь, что сам смогу еще раз побывать там.
— Тебе и в самом деле так плохо? — Буркин с состраданием взглянул на Альфредо.
— Да, Питер. Я чувствую близкий конец. Но ведь все когда-то кончается.
— Ты совсем еще молодой, Ал!
— Однажды, еще до того, как мы покинули Испанию, Питер, моя сестра была знакома с одной старой женщиной, которая отвела нас к мавру. Так как он был мусульманином, никто к нему не ходил, но моя сестра считала, что он разбирается в медицине лучше других.
Консуэлло рассказала ему обо мне, и тот объяснил, что знает по своей практике о подобных случаях, хотя они и бывают крайне редко. Он сказал ей, что меня ожидает, Питер. Поэтому я готов ко всему. — Альфредо неожиданно улыбнулся. — Я только в твоих глазах молодой, Питер. На самом деле я давно уже не так юн.
— Но ты и не стар, как я. Мой отец был одним из тех солдат из Кентукки, которые сражались вместе с Джексоном возле Нового Орлеана. Я родился, когда он ушел на войну.
Альфредо закрыл глаза и задремал, покойно чувствуя себя в тишине полумрака. В конце концов, он прожил хорошую жизнь. Эта горная страна стала и его страной. Он учился жить, как живут кахьюллы. Когда порой он попадал в их леса, всегда в знак признательности оставлял им какую-нибудь плату за свое вторжение.
Часто он лежал на вершине горы, в каком-нибудь укромном месте, наблюдая, как индейцы собирают желуди, видел, какие растения их привлекают. Питер Буркин и его мать — Альфредо привык ее так называть — тоже многому научили его.
Буркин рассказал ему однажды, что Зачари Верн с сыном возвращаются в Лос-Анджелес. Тогда они вместе решили, что Питер должен отговорить их от этой затеи.
Альфредо старался избегать тропинок индейцев, но двигался по лесам и горам рядом с ними, стараясь не ходить дважды по одной и той же дороге. В молодые годы, когда он был еще очень сильным, легко преодолевал большие расстояния и даже отваживался предпринимать попытки забираться в самое сердце пустыни. Питер рассказывал ему про золото, драгоценные или полудрагоценные камни, которые можно было там отыскать. И Альфредо своими руками сделал несколько безделушек из золота и опала.
Когда был еще молодым и жил в индейской деревушке, узнал о Телмекше — месте, где живут души умерших, попадающие туда через ворота между двумя якобы «движущимися» горами. Если человек был добрый, его душа проходила через них, а злого горы душили в своих каменных объятьях.
Альфредо стал отличным охотником, бил, что называется, белку в глаз но, боясь, что кто-то услышит звуки его выстрелов, предпочитал действовать более безопасным для себя способом, используя лук и стрелы, но время от времени и пращу. Невероятная физическая сила и ловкость делали опасным любое оружие, которым он пользовался...
— Давай, мальчик, просыпайся, — услышал он через какое-то время голос Питера. — Садись поешь. Приготовить для тебя обед — это то же, что накормить целую армию.
Они сидели друг против друга возле пня, оставшегося от огромного спиленного дерева, служившего Альфредо столом.
— Мегги, говоришь, теперь с женой Франческо? Значит, с ней все будет в порядке.
— А ты, Питер? Что ты будешь делать?
Посмотрев на огонь, Питер повернул голову к Альфредо.
— Не знаю, мальчик. Полагаю, соберу снаряжение и опять буду бродить по тропам: мне не хотелось бы уходить далеко и надолго от тебя.
— Питер! — Альфредо накрыл своей громадной рукой ладонь Буркина. — Я имею в виду после того? Понимаешь?
Наступило долгое молчание.
— Ну, сынок, надеюсь это «после того» наступит не скоро. Ты и та женщина, — его голос от волнения стал хриплым, — ну... у меня, понимаешь, никогда никого не было до вас. Хотя Зачари Верн всегда оставался моим лучшим другом. Ты всегда занимал все мои мысли...
— Питер! Ступай к Иоханнесу. Пойди и повидайся с ним. Мне не хотелось бы, чтобы ты остался один после того, как наступит мой Конец. Иоханнеса, думаю, ждут большие дела, и ему нужен рядом надежный человек. Кроме того, знаю, ты ему очень нравишься...
Мощные звуки голоса Альфредо сменила тишина, оба теперь сидели молча, наблюдая за игрой огня.
Еще до заката, едва Питер задремал, Альфредо надел свои мокасины, набросил плащ и вышел из пещеры. Выпрямившись, он стоял около входа в свое убежище, внимательно глядя по сторонам. Эта пещера не походила на его временное жилище в Сан-Бернардино. Кроме того, она была больше и имела несколько внутренних помещений. Из нее на некотором расстоянии друг от друга было два выхода. Один — естественный, второй Альфредо прорубил сам, когда обнаружил, как близко горы подходят к стене пещеры. Оба выхода были тщательно замаскированы и не заметны постороннему глазу.
Как обычно, он стоял тихо, вслушиваясь в окружающие звуки. Вероятность, что кто-нибудь может вдруг обнаружить это место, всегда существовала, хотя Альфредо еще ни разу не видел белого, взбирающегося на гору, а индейцы старались близко сюда не подходить. Только олени щипали здесь траву на небольшом лугу, вблизи от пещеры, да однажды он встретил медведя.
Это был гризли, громадный зверь, который, стоя на задних лапах, возвышался даже над ним, великаном. Медведь сделал несколько шагов к нему, но Альфредо стоял совершенно спокойно, зная, что медведи близоруки и любопытны. Когда великан понял, что встретился с другим великаном, то просто глаз с него не сводил, а потом упал на четыре лапы и, явно удивленный, пошел прочь. Все же пройдя около пятидесяти ярдов, медведь снова поднялся на задние лапы, обернулся и помотал головой, совершенно обескураженный.
Теперь Альфредо шел между соснами по своей, едва заметной тропинке, к краю горы, к тому месту, которое называл своим креслом. Это был огромный плоский камень, который будто звал, чтобы в нем удобно кто-то расположился.
Это место, куда он нередко заглядывал, было в восьми тысячах футах над долиной. Альфредо любил смотреть вниз на каньон, на пальмы, растущие возле горячих источников, опавшие зеленые резные листья, которые гнал по каньону ветер. Широчайший из каньонов расстилался перед Альфредо.
Отсюда он мог наблюдать, как над долиной всходит и заходит солнце. Далеко вдали виднелся перевал, который прошли Ромеро, Вильямсон и Бен Вилсон. Повернувшись на восток, он видел пустыню, окрашиваемую солнцем в бело-розовые тона.
Это было его место. И только его. Когда наступит конец, если он сможет его предчувствовать, то придет и опустится на этот камень. Как сейчас. И будет ждать прихода вечной тишины...
Альфредо попытался подняться, но, казалось, силы оставляли его. Попробовав еще раз, он почти упал на камень. Долго-долго сидел спокойно, наблюдая за невидимой жизнью пустыни. Потом повторил попытку, еще раз, но силы и в самом деле уходили из его тела, голова болела как никогда... В последнее время боли эти стали невыносимыми. Альфредо сидел неподвижно, закрыв глаза. Потом медленно открыл их и увидел орла, парящего в жарком воздухе пустыни, — орла, парящего на своих магических крыльях. Парящего, парящего... На мгновение Альфредо потерял его из виду, глаза застлал туман.
Подняв руку, он посмотрел на нее и медленно сжал пальцы. Рука упала на колено. Подняв глаза к небу, он пытался отыскать в нем своего орла. И он был там — его орел, продолжающий свой удивительный полет.
Альфредо вновь и вновь пытался подняться, но не в состоянии был сделать больше ни одного движения. Он устал и сидел теперь очень спокойно, положив свои большие руки на огромные колени.
— Сейчас? — прошептал он едва слышно. — Сейчас? — почти беззвучно. — Почему?..
Глава 59
Глава 60
— Нет, Питер, я чувствую это. Я устал, понимаешь? Я любил эти горы, очень любил. И Иоханнеса. Он многое значил для меня. Мы беседовали с ним, понимаешь? Благодаря книгам. То, что ему особенно нравилось, волновало, вызывало сомнения, он каким-то образом сообщал мне. Но я никогда не хотел, чтобы он видел меня. Просто старался быть для него другом. Если бы он увиделся со мной, его могло постичь разочарование. Оставляя ему книги, я представлял, как он их читает, что думает. По-моему, и он испытывал те же самые чувства...
— Он хороший мальчик. И любит пустыню, горы.
— Когда сгорел мой дом, я подумал, что это самое худшее, что могло со мной произойти.
— Знаю. Знаю, как долго ты трудился над тем полом.
— Мне хотелось сделать что-нибудь, что останется навсегда. В некоторых книгах, которые ты нашел в миссии, есть рисунки мозаик. Это то, что я стремился сделать...
— Становится поздно, малыш. Может быть, тебе лучше прилечь? Надо немного отдохнуть.
Альфредо ушел, и Питер Буркин остался один.
— Благослови тебя Господь! — мысленно сказал он вслед Альфредо.
Он был единственным близким Питеру человеком. Вот только дороги стали круче, в который раз за этот день думал он, ему стало тяжело добираться к месту их встреч. Буркин постарел. Люди начали замечать что-то за Буркином — он часто приезжает и уезжает куда-то, они спрашивают — куда и зачем. И в один прекрасный день один из этих любопытных не удовлетворится его ответом и наверняка последует за Питером...
Войдя в пещеру, Буркин увидел, что Альфредо неподвижно лежит на своей гигантской кровати, устремив глаза вверх.
— Вот, принес тебе поесть. — Питер начал выкладывать на сковороду картошку, потом достал из мешка кусок бекона. — Чем я могу помочь тебе, мальчик?
— Если как-нибудь заглянешь в Сан-Бернардино, собери там мои вещи. Сомневаюсь, что сам смогу еще раз побывать там.
— Тебе и в самом деле так плохо? — Буркин с состраданием взглянул на Альфредо.
— Да, Питер. Я чувствую близкий конец. Но ведь все когда-то кончается.
— Ты совсем еще молодой, Ал!
— Однажды, еще до того, как мы покинули Испанию, Питер, моя сестра была знакома с одной старой женщиной, которая отвела нас к мавру. Так как он был мусульманином, никто к нему не ходил, но моя сестра считала, что он разбирается в медицине лучше других.
Консуэлло рассказала ему обо мне, и тот объяснил, что знает по своей практике о подобных случаях, хотя они и бывают крайне редко. Он сказал ей, что меня ожидает, Питер. Поэтому я готов ко всему. — Альфредо неожиданно улыбнулся. — Я только в твоих глазах молодой, Питер. На самом деле я давно уже не так юн.
— Но ты и не стар, как я. Мой отец был одним из тех солдат из Кентукки, которые сражались вместе с Джексоном возле Нового Орлеана. Я родился, когда он ушел на войну.
Альфредо закрыл глаза и задремал, покойно чувствуя себя в тишине полумрака. В конце концов, он прожил хорошую жизнь. Эта горная страна стала и его страной. Он учился жить, как живут кахьюллы. Когда порой он попадал в их леса, всегда в знак признательности оставлял им какую-нибудь плату за свое вторжение.
Часто он лежал на вершине горы, в каком-нибудь укромном месте, наблюдая, как индейцы собирают желуди, видел, какие растения их привлекают. Питер Буркин и его мать — Альфредо привык ее так называть — тоже многому научили его.
Буркин рассказал ему однажды, что Зачари Верн с сыном возвращаются в Лос-Анджелес. Тогда они вместе решили, что Питер должен отговорить их от этой затеи.
Альфредо старался избегать тропинок индейцев, но двигался по лесам и горам рядом с ними, стараясь не ходить дважды по одной и той же дороге. В молодые годы, когда он был еще очень сильным, легко преодолевал большие расстояния и даже отваживался предпринимать попытки забираться в самое сердце пустыни. Питер рассказывал ему про золото, драгоценные или полудрагоценные камни, которые можно было там отыскать. И Альфредо своими руками сделал несколько безделушек из золота и опала.
Когда был еще молодым и жил в индейской деревушке, узнал о Телмекше — месте, где живут души умерших, попадающие туда через ворота между двумя якобы «движущимися» горами. Если человек был добрый, его душа проходила через них, а злого горы душили в своих каменных объятьях.
Альфредо стал отличным охотником, бил, что называется, белку в глаз но, боясь, что кто-то услышит звуки его выстрелов, предпочитал действовать более безопасным для себя способом, используя лук и стрелы, но время от времени и пращу. Невероятная физическая сила и ловкость делали опасным любое оружие, которым он пользовался...
— Давай, мальчик, просыпайся, — услышал он через какое-то время голос Питера. — Садись поешь. Приготовить для тебя обед — это то же, что накормить целую армию.
Они сидели друг против друга возле пня, оставшегося от огромного спиленного дерева, служившего Альфредо столом.
— Мегги, говоришь, теперь с женой Франческо? Значит, с ней все будет в порядке.
— А ты, Питер? Что ты будешь делать?
Посмотрев на огонь, Питер повернул голову к Альфредо.
— Не знаю, мальчик. Полагаю, соберу снаряжение и опять буду бродить по тропам: мне не хотелось бы уходить далеко и надолго от тебя.
— Питер! — Альфредо накрыл своей громадной рукой ладонь Буркина. — Я имею в виду после того? Понимаешь?
Наступило долгое молчание.
— Ну, сынок, надеюсь это «после того» наступит не скоро. Ты и та женщина, — его голос от волнения стал хриплым, — ну... у меня, понимаешь, никогда никого не было до вас. Хотя Зачари Верн всегда оставался моим лучшим другом. Ты всегда занимал все мои мысли...
— Питер! Ступай к Иоханнесу. Пойди и повидайся с ним. Мне не хотелось бы, чтобы ты остался один после того, как наступит мой Конец. Иоханнеса, думаю, ждут большие дела, и ему нужен рядом надежный человек. Кроме того, знаю, ты ему очень нравишься...
Мощные звуки голоса Альфредо сменила тишина, оба теперь сидели молча, наблюдая за игрой огня.
Еще до заката, едва Питер задремал, Альфредо надел свои мокасины, набросил плащ и вышел из пещеры. Выпрямившись, он стоял около входа в свое убежище, внимательно глядя по сторонам. Эта пещера не походила на его временное жилище в Сан-Бернардино. Кроме того, она была больше и имела несколько внутренних помещений. Из нее на некотором расстоянии друг от друга было два выхода. Один — естественный, второй Альфредо прорубил сам, когда обнаружил, как близко горы подходят к стене пещеры. Оба выхода были тщательно замаскированы и не заметны постороннему глазу.
Как обычно, он стоял тихо, вслушиваясь в окружающие звуки. Вероятность, что кто-нибудь может вдруг обнаружить это место, всегда существовала, хотя Альфредо еще ни разу не видел белого, взбирающегося на гору, а индейцы старались близко сюда не подходить. Только олени щипали здесь траву на небольшом лугу, вблизи от пещеры, да однажды он встретил медведя.
Это был гризли, громадный зверь, который, стоя на задних лапах, возвышался даже над ним, великаном. Медведь сделал несколько шагов к нему, но Альфредо стоял совершенно спокойно, зная, что медведи близоруки и любопытны. Когда великан понял, что встретился с другим великаном, то просто глаз с него не сводил, а потом упал на четыре лапы и, явно удивленный, пошел прочь. Все же пройдя около пятидесяти ярдов, медведь снова поднялся на задние лапы, обернулся и помотал головой, совершенно обескураженный.
Теперь Альфредо шел между соснами по своей, едва заметной тропинке, к краю горы, к тому месту, которое называл своим креслом. Это был огромный плоский камень, который будто звал, чтобы в нем удобно кто-то расположился.
Это место, куда он нередко заглядывал, было в восьми тысячах футах над долиной. Альфредо любил смотреть вниз на каньон, на пальмы, растущие возле горячих источников, опавшие зеленые резные листья, которые гнал по каньону ветер. Широчайший из каньонов расстилался перед Альфредо.
Отсюда он мог наблюдать, как над долиной всходит и заходит солнце. Далеко вдали виднелся перевал, который прошли Ромеро, Вильямсон и Бен Вилсон. Повернувшись на восток, он видел пустыню, окрашиваемую солнцем в бело-розовые тона.
Это было его место. И только его. Когда наступит конец, если он сможет его предчувствовать, то придет и опустится на этот камень. Как сейчас. И будет ждать прихода вечной тишины...
Альфредо попытался подняться, но, казалось, силы оставляли его. Попробовав еще раз, он почти упал на камень. Долго-долго сидел спокойно, наблюдая за невидимой жизнью пустыни. Потом повторил попытку, еще раз, но силы и в самом деле уходили из его тела, голова болела как никогда... В последнее время боли эти стали невыносимыми. Альфредо сидел неподвижно, закрыв глаза. Потом медленно открыл их и увидел орла, парящего в жарком воздухе пустыни, — орла, парящего на своих магических крыльях. Парящего, парящего... На мгновение Альфредо потерял его из виду, глаза застлал туман.
Подняв руку, он посмотрел на нее и медленно сжал пальцы. Рука упала на колено. Подняв глаза к небу, он пытался отыскать в нем своего орла. И он был там — его орел, продолжающий свой удивительный полет.
Альфредо вновь и вновь пытался подняться, но не в состоянии был сделать больше ни одного движения. Он устал и сидел теперь очень спокойно, положив свои большие руки на огромные колени.
— Сейчас? — прошептал он едва слышно. — Сейчас? — почти беззвучно. — Почему?..
Глава 59
Франческо сидел на корточках, разглядывая меня.
— Говорили, что ты должен появиться. Твой дом сгорел, поэтому я знал, что ты будешь здесь, на нашем Старом месте. — Он оглянулся. — Как видишь, ничего не изменилось.
— Да, — согласился я, потом посмотрел на него и улыбнулся. — У тебя хороший аппетит, Франческо. Ты стал шире в талии по сравнению с тем временем, когда мы виделись последний раз.
— У меня есть женщина. — Он пожал плечами. — Хорошая женщина. Она очень беспокоится, когда я мало ем. Все же я еще могу бегать и бороться.
— Ты всегда хорошо боролся, иногда побеждал меня. Помнишь?
Франческо пощупал мои мускулы и покачал головой.
— Больше не смогу победить. Ты стал сильнее.
— У меня есть враги, — признался я.
— У тебя есть женщина? — как бы невзначай спросил он, что-то рисуя на песке веточкой.
— Нет, — ответил я, — Но об одной я думаю.
Франческо встал на ноги, выпрямился, поднял лежавшую рядом шляпу и вытряхнул из нее песок.
— Она ждет тебя, — сказал он. — Сейчас она разговаривает с моей женщиной.
В несказанном удивлении я вскочил на ноги и пошел к черному жеребцу.
— Мегги? Здесь?
— Она искала тебя. Она боится, что ты не вернешься к ней.
Пока шли к лошадям, Франческо пояснил:
— У нее были неприятности, амиго. Она рассказала моей женщине, а та — мне: она убила человека. Застрелила его.
— Мегги? Не могу поверить!
Франческо пожал плечами.
— Кто знает, какое железо живет в сердце женщины? Она убежала, ее преследовали. — Франческо замолчал, глядя на меня. — Но пришел большой человек. Тот, Который Приходит Ночью... Он нашел ее и спас.
— Большой человек? Тэквайз?
— Это его не настоящее имя, — пожал плечами Франческо. — Без сомнения, у него есть другое, свое. Она сказала, его зовут Альфредо.
Так... Альфредо. Наконец-то все встало на свои места.
Увидев, как я приближаюсь к костру, Мегги быстро вскочила на ноги. Какой-то момент она просто смотрела на меня, потом подбежала, и то, что я обнял ее, было вполне естественно.
— Думаю, нам надо ехать домой, милая! — сказал я.
В первый раз я произнес это слово и поразился сам. Зато Мегги приняла его как должное, без лишних вопросов. Разве можно когда-нибудь понять женщину?
Мы долго разговаривали, потом поели то, что принесла нам жена Франческо. Когда я подошел к своему жеребцу, он был уже оседлан. Рядом стоял мой друг. Он рассказал мне, что произошло с Мегги. Закончил словами:
— Она убила одного, а Большой Человек убил другого. Третьему удалось бежать, он был самый опасный. Его зовут Иглесиас.
— Ясно.
— Он бродит где-то здесь, амиго, поэтому будь осторожен, — предупредил Франческо.
Вышла Мегги, ее одежда и прическа были в полном порядке. Это была девушка моей мечты. И даже больше.
Франческо подошел к лошади.
— Поторопитесь! — посоветовал он.
Но мы еще долго разговаривали с моим другом.
— А помнишь, — спросил я, — дикие сливы, которые мы нашли у дороги Снежного Ручья? Было бы хорошо снова побывать там.
Франческо кивнул, положив руки на пояс.
— Ты вернешься. Ты и твоя женщина. И мы построим для вас киш. Вы останетесь здесь.
Когда мы тронулись в путь, Мегги спросила меня, что такое киш.
— Кров... дом. Здесь их часто строят из пальмовых листьев.
Пора было трогаться в путь. Наши лошади шли рядом, нежно касаясь друг друга головами.
Мы с Мегги разговаривали совсем немного и были счастливы оттого, что вместе. И все же я помнил, Франческо предостерегал меня относительно Иглесиаса, поэтому частенько поглядывал назад.
— Скоро впереди появится индейская деревня, Мегги, — сказал я. — Там мы и остановимся. Я знаком с ее жителями. Мы с Питером часто заезжали туда, когда скакали на лошадях по пустыне.
— Он, наверное, стал уже совсем старым? — спросила Мегги.
— Полагаю, да. Но я не люблю думать о возрасте. Люди есть люди. Какая разница в том, молоды они или стары? Это — категория, а мне категории никогда не нравились, какие-то ярлыки. И я буду рад увидеться с Питером.
Иглесиас был напуган, но не только оттого, что его, не разбирая дороги, понесла лошадь. Он все еще видел перед собой тень огромного человека, ощущал небрежное движение гигантской руки, столкнувшей в пропасть Бискала. Когда Иглесиасу удалось наконец остановить животное, он оказался далеко от того места, где это случилось, поэтому решил разжечь костер и переночевать в Круглой Долине, в тени гор.
Утром, приготовив себе легкий завтрак, он задумался, а может быть, и размечтался. Это было фантастично! То, что он увидел. Он полагал, что такое создание, какое он недавно лицезрел, просто не может существовать на белом свете.
А вот девушка!.. Она была настоящая, живая и прекрасная. За всю свою жизнь он не встречал таких волос цвета солнца, такого стройного красивого тела. Иглесиас облизнул губы и выругался. Заиметь такую и разрешить ей сбежать?! Надо быть последним идиотом.
Все же... Ее дом в Лос-Анджелесе, и она, несомненно, вернется туда. Значит, она должна будет проехать через перевал Сан-Гордонио. Если он направится к Большому Лугу, то сможет добраться до Южной Развилки, а потом до тропы Падающего Ручья. Ему уже приходилось скакать этим путем, когда вместе с другими он скрывался от преследовавших его солдат.
Он должен спуститься к перевалу и осторожно расспросить, не проезжала ли тут недавно девушка. Это будет не очень-то легко, но он в любом случае собирался в Лос-Анджелес.
Разрешив своей лошади немного пощипать траву, Иглесиас обдумывал дальнейшие действия.
На следующее утро, когда ехал по Большому Лугу, оглянулся назад, и ему показалось, что он заметил какое-то движение. Вероятно, олень. Их много водилось в этом районе. И все же, прежде чем свернуть к Южной Развилке, Иглесиас снова обернулся.
Опять никого.
Проскакав милю вдоль каньона, он решил разбить лагерь. С вершины дул холодный ветер. Возможно, он был дурак, ради женщины идти на такое... Какое значение имеет женщина?.. Да, но какая!..
Положив рядом с собой нож, Иглесиас задумался, глядя на огонь. С ней может кто-то быть. И, несомненно, один человек. Надо улучить удобный момент и разделаться с ним.
Остановившись, чтобы напиться из Серебряного озера и вскакивая вновь в седло, он вздрогнул от пронзившего его вдруг страха, когда лошадь его бросилась в сторону и стала в испуге прядать ушами. Хотя Иглесиас с этого момента стал то и дело оглядываться назад, в течение нескольких последующих миль он ничего подозрительно так и не заметил.
Завтра он будет уже на перевале, а сегодня ему надо как следует отдохнуть. Иглесиас зарядил ружье. Завтра... одна пуля человеку, одна — лошади.
Конечно, ее сопровождать могут и двое, и трое... Это усложнит дело. Но... все же ему уже приходилось с этим не раз сталкиваться.
Прежде чем он открыл глаза, ему послышался треск огня. Иглесиас весь превратился в слух. Костер, который он развел, должен сейчас только слабо тлеть. Иглесиас открыл глаза.
Возле его костра на корточках... сидел человек и жарил на огне мясо.
Незнакомец был невысок, но необычайно мощен и силен. Иглесиасу были видны перекатывающиеся мускулы на плечах и руках незнакомца, брюки, натянувшиеся на сильных ногах.
Медленно и осторожно перевернувшись, Иглесиас сел. Человек улыбнулся ему.
— Ты крепко спишь, — незамедлительно сделал он вывод.
Акцент не испанский, не немецкий...
— А в твоем деле крепкий сон — самое последнее дело.
Иглесиас насторожился, но его пистолет лежал под курткой, рядом, на земле, нож был там же.
— Тогда какое же дело мое? — поинтересовался Иглесиас.
— Ты вор, — ответил незнакомец. — Иногда — убийца. А сейчас преследуешь женщину, — добавил он.
— Я могу тебя за это убить, — пригрозил Иглесиас, пораженный его осведомленностью.
— Ты хочешь сказать, что хотел бы меня за это убить? — возразил незнакомец, посмотрев Иглесиасу в глаза, и улыбнулся. — Но ты меня убить не можешь.
Незнакомец осторожно взял двумя пальцами кусок мяса. Иглесиас знал, что мясо с огня очень горячее, но человек даже не поморщился. Если оно и обжигало его, то он не выказывал никаких признаков боли.
Рука Иглесиаса небрежно скользнула под куртку, но незнакомец опять улыбнулся и откусил кусок мяса крепкими белыми зубами.
— Не ищи пистолет! Там его нет. Ножа — тоже, я их забрал, пока ты спал. Мое оружие привязано к седлу, но мне оно не понадобится.
— О чем ты толкуешь? И вообще кто ты такой?
— Если бы ты благоразумно вернулся назад, туда, откуда пришел, может быть, остался бы жив, — сказал незнакомец. — Но ты собрался преследовать молодую леди. Когда я это понял, то решил, что ты должен умереть.
— О чем ты говоришь? Ты сошел с ума!
— Еще узнаешь! — угрожающе посмотрел на него человек. — Девушка от вас сбежала, вы стали ее преследовать, бросив одного из своих друзей.
— У меня нет друзей.
— Естественно, нет. Ну, тогда... одного из своих компаньонов... Это тебя устраивает? Вы оставили его умирать и, таким образом, избавились от лишнего балласта. Затем, когда вы почти догнали ее, твой второй компаньон был убит.
— Кто ты? Кто ты, наконец?
— Кто? В общем-то это не имеет значения, но я Якуб Кан. Друг молодой леди и ее отца. Думаю, еще и друг молодого человека по имени Иоханнес Верн. — Незнакомец опять улыбнулся. — Но не твой.
Иглесиас в растерянности соображал. Этот человек, по-видимому, не вооружен, но явно очень силен. Вероятность того, что он сможет застрелить его, отпадала. Правда, есть камень, есть палка... Интересно, что этот человек станет делать, если он сейчас встанет и просто подойдет к его лошади?..
Иглесиас поднялся, незнакомец продолжал спокойно есть. Иглесиас посмотрел на него, не зная, что от него можно ожидать, небрежно бросил:
— Ты очень много говоришь, приятель. Я, пожалуй, пойду.
— Посмотри, — сказал человек. — Окинь все внимательным взором. Я хочу, чтобы ты хорошенько рассмотрел это место. По-настоящему увидел его. Солнечные лучи, играющие на воде, падающие листья...
Внезапно остановившись, Иглесиас поднял толстую палку. Незнакомец посмотрел на него, дожевывая кусок, и поднялся.
— Посмотри вокруг себя, — повторил он. — Даже такие злодеи, как ты, способны наслаждаться прекрасным. Я хочу, чтобы ты посмотрел вокруг, потому что это последнее, что ты видишь в своей жизни.
— Ты сумасшедший! — Иглесиас попятился к лошади.
Он скорее, как зверь, почувствовал это движение, чем заметил. Когда он поднял палку, рука незнакомца мертвой хваткой вцепилась в перед его рубахи. Иглесиас хотел было замахнуться, но рука находилась под углом, и он не смог действовать ею со всей силой, на какую был способен. Якуб Кан стоял теперь прямо перед ним, лицом к лицу. Рука Кана сделала едва уловимое движение, и Иглесиас почувствовал резкий удар: что-то внутри него будто надломилось.
Якуб Кан ослабил хватку, посмотрел в панически мечущиеся глаза.
— Если бы ты пошел другой дорогой, то мог бы остаться жить, — сказал он и с этими словами отшвырнул Иглесиаса на землю.
Подойдя к лошади бандита, Кан расседлал ее и отпустил на волю. Потом вскочил в седло своей.
На востоке открывалась широкая долина, по дну которой протекал ручей. Повернув свою лошадь, Кан направился туда. Без сомнения, эта долина выведет его к перевалу или куда-то рядом с ним. В любом случае путь он держал верный.
Иглесиас лежал на земле, стараясь сделать глубокий выдох. Но выдохнул вместо воздуха кровь. Она хлынула изо рта, заструилась по шее, проливаясь на сосновые иглы.
— Говорили, что ты должен появиться. Твой дом сгорел, поэтому я знал, что ты будешь здесь, на нашем Старом месте. — Он оглянулся. — Как видишь, ничего не изменилось.
— Да, — согласился я, потом посмотрел на него и улыбнулся. — У тебя хороший аппетит, Франческо. Ты стал шире в талии по сравнению с тем временем, когда мы виделись последний раз.
— У меня есть женщина. — Он пожал плечами. — Хорошая женщина. Она очень беспокоится, когда я мало ем. Все же я еще могу бегать и бороться.
— Ты всегда хорошо боролся, иногда побеждал меня. Помнишь?
Франческо пощупал мои мускулы и покачал головой.
— Больше не смогу победить. Ты стал сильнее.
— У меня есть враги, — признался я.
— У тебя есть женщина? — как бы невзначай спросил он, что-то рисуя на песке веточкой.
— Нет, — ответил я, — Но об одной я думаю.
Франческо встал на ноги, выпрямился, поднял лежавшую рядом шляпу и вытряхнул из нее песок.
— Она ждет тебя, — сказал он. — Сейчас она разговаривает с моей женщиной.
В несказанном удивлении я вскочил на ноги и пошел к черному жеребцу.
— Мегги? Здесь?
— Она искала тебя. Она боится, что ты не вернешься к ней.
Пока шли к лошадям, Франческо пояснил:
— У нее были неприятности, амиго. Она рассказала моей женщине, а та — мне: она убила человека. Застрелила его.
— Мегги? Не могу поверить!
Франческо пожал плечами.
— Кто знает, какое железо живет в сердце женщины? Она убежала, ее преследовали. — Франческо замолчал, глядя на меня. — Но пришел большой человек. Тот, Который Приходит Ночью... Он нашел ее и спас.
— Большой человек? Тэквайз?
— Это его не настоящее имя, — пожал плечами Франческо. — Без сомнения, у него есть другое, свое. Она сказала, его зовут Альфредо.
Так... Альфредо. Наконец-то все встало на свои места.
Увидев, как я приближаюсь к костру, Мегги быстро вскочила на ноги. Какой-то момент она просто смотрела на меня, потом подбежала, и то, что я обнял ее, было вполне естественно.
— Думаю, нам надо ехать домой, милая! — сказал я.
В первый раз я произнес это слово и поразился сам. Зато Мегги приняла его как должное, без лишних вопросов. Разве можно когда-нибудь понять женщину?
Мы долго разговаривали, потом поели то, что принесла нам жена Франческо. Когда я подошел к своему жеребцу, он был уже оседлан. Рядом стоял мой друг. Он рассказал мне, что произошло с Мегги. Закончил словами:
— Она убила одного, а Большой Человек убил другого. Третьему удалось бежать, он был самый опасный. Его зовут Иглесиас.
— Ясно.
— Он бродит где-то здесь, амиго, поэтому будь осторожен, — предупредил Франческо.
Вышла Мегги, ее одежда и прическа были в полном порядке. Это была девушка моей мечты. И даже больше.
Франческо подошел к лошади.
— Поторопитесь! — посоветовал он.
Но мы еще долго разговаривали с моим другом.
— А помнишь, — спросил я, — дикие сливы, которые мы нашли у дороги Снежного Ручья? Было бы хорошо снова побывать там.
Франческо кивнул, положив руки на пояс.
— Ты вернешься. Ты и твоя женщина. И мы построим для вас киш. Вы останетесь здесь.
Когда мы тронулись в путь, Мегги спросила меня, что такое киш.
— Кров... дом. Здесь их часто строят из пальмовых листьев.
Пора было трогаться в путь. Наши лошади шли рядом, нежно касаясь друг друга головами.
Мы с Мегги разговаривали совсем немного и были счастливы оттого, что вместе. И все же я помнил, Франческо предостерегал меня относительно Иглесиаса, поэтому частенько поглядывал назад.
— Скоро впереди появится индейская деревня, Мегги, — сказал я. — Там мы и остановимся. Я знаком с ее жителями. Мы с Питером часто заезжали туда, когда скакали на лошадях по пустыне.
— Он, наверное, стал уже совсем старым? — спросила Мегги.
— Полагаю, да. Но я не люблю думать о возрасте. Люди есть люди. Какая разница в том, молоды они или стары? Это — категория, а мне категории никогда не нравились, какие-то ярлыки. И я буду рад увидеться с Питером.
Иглесиас был напуган, но не только оттого, что его, не разбирая дороги, понесла лошадь. Он все еще видел перед собой тень огромного человека, ощущал небрежное движение гигантской руки, столкнувшей в пропасть Бискала. Когда Иглесиасу удалось наконец остановить животное, он оказался далеко от того места, где это случилось, поэтому решил разжечь костер и переночевать в Круглой Долине, в тени гор.
Утром, приготовив себе легкий завтрак, он задумался, а может быть, и размечтался. Это было фантастично! То, что он увидел. Он полагал, что такое создание, какое он недавно лицезрел, просто не может существовать на белом свете.
А вот девушка!.. Она была настоящая, живая и прекрасная. За всю свою жизнь он не встречал таких волос цвета солнца, такого стройного красивого тела. Иглесиас облизнул губы и выругался. Заиметь такую и разрешить ей сбежать?! Надо быть последним идиотом.
Все же... Ее дом в Лос-Анджелесе, и она, несомненно, вернется туда. Значит, она должна будет проехать через перевал Сан-Гордонио. Если он направится к Большому Лугу, то сможет добраться до Южной Развилки, а потом до тропы Падающего Ручья. Ему уже приходилось скакать этим путем, когда вместе с другими он скрывался от преследовавших его солдат.
Он должен спуститься к перевалу и осторожно расспросить, не проезжала ли тут недавно девушка. Это будет не очень-то легко, но он в любом случае собирался в Лос-Анджелес.
Разрешив своей лошади немного пощипать траву, Иглесиас обдумывал дальнейшие действия.
На следующее утро, когда ехал по Большому Лугу, оглянулся назад, и ему показалось, что он заметил какое-то движение. Вероятно, олень. Их много водилось в этом районе. И все же, прежде чем свернуть к Южной Развилке, Иглесиас снова обернулся.
Опять никого.
Проскакав милю вдоль каньона, он решил разбить лагерь. С вершины дул холодный ветер. Возможно, он был дурак, ради женщины идти на такое... Какое значение имеет женщина?.. Да, но какая!..
Положив рядом с собой нож, Иглесиас задумался, глядя на огонь. С ней может кто-то быть. И, несомненно, один человек. Надо улучить удобный момент и разделаться с ним.
Остановившись, чтобы напиться из Серебряного озера и вскакивая вновь в седло, он вздрогнул от пронзившего его вдруг страха, когда лошадь его бросилась в сторону и стала в испуге прядать ушами. Хотя Иглесиас с этого момента стал то и дело оглядываться назад, в течение нескольких последующих миль он ничего подозрительно так и не заметил.
Завтра он будет уже на перевале, а сегодня ему надо как следует отдохнуть. Иглесиас зарядил ружье. Завтра... одна пуля человеку, одна — лошади.
Конечно, ее сопровождать могут и двое, и трое... Это усложнит дело. Но... все же ему уже приходилось с этим не раз сталкиваться.
Прежде чем он открыл глаза, ему послышался треск огня. Иглесиас весь превратился в слух. Костер, который он развел, должен сейчас только слабо тлеть. Иглесиас открыл глаза.
Возле его костра на корточках... сидел человек и жарил на огне мясо.
Незнакомец был невысок, но необычайно мощен и силен. Иглесиасу были видны перекатывающиеся мускулы на плечах и руках незнакомца, брюки, натянувшиеся на сильных ногах.
Медленно и осторожно перевернувшись, Иглесиас сел. Человек улыбнулся ему.
— Ты крепко спишь, — незамедлительно сделал он вывод.
Акцент не испанский, не немецкий...
— А в твоем деле крепкий сон — самое последнее дело.
Иглесиас насторожился, но его пистолет лежал под курткой, рядом, на земле, нож был там же.
— Тогда какое же дело мое? — поинтересовался Иглесиас.
— Ты вор, — ответил незнакомец. — Иногда — убийца. А сейчас преследуешь женщину, — добавил он.
— Я могу тебя за это убить, — пригрозил Иглесиас, пораженный его осведомленностью.
— Ты хочешь сказать, что хотел бы меня за это убить? — возразил незнакомец, посмотрев Иглесиасу в глаза, и улыбнулся. — Но ты меня убить не можешь.
Незнакомец осторожно взял двумя пальцами кусок мяса. Иглесиас знал, что мясо с огня очень горячее, но человек даже не поморщился. Если оно и обжигало его, то он не выказывал никаких признаков боли.
Рука Иглесиаса небрежно скользнула под куртку, но незнакомец опять улыбнулся и откусил кусок мяса крепкими белыми зубами.
— Не ищи пистолет! Там его нет. Ножа — тоже, я их забрал, пока ты спал. Мое оружие привязано к седлу, но мне оно не понадобится.
— О чем ты толкуешь? И вообще кто ты такой?
— Если бы ты благоразумно вернулся назад, туда, откуда пришел, может быть, остался бы жив, — сказал незнакомец. — Но ты собрался преследовать молодую леди. Когда я это понял, то решил, что ты должен умереть.
— О чем ты говоришь? Ты сошел с ума!
— Еще узнаешь! — угрожающе посмотрел на него человек. — Девушка от вас сбежала, вы стали ее преследовать, бросив одного из своих друзей.
— У меня нет друзей.
— Естественно, нет. Ну, тогда... одного из своих компаньонов... Это тебя устраивает? Вы оставили его умирать и, таким образом, избавились от лишнего балласта. Затем, когда вы почти догнали ее, твой второй компаньон был убит.
— Кто ты? Кто ты, наконец?
— Кто? В общем-то это не имеет значения, но я Якуб Кан. Друг молодой леди и ее отца. Думаю, еще и друг молодого человека по имени Иоханнес Верн. — Незнакомец опять улыбнулся. — Но не твой.
Иглесиас в растерянности соображал. Этот человек, по-видимому, не вооружен, но явно очень силен. Вероятность того, что он сможет застрелить его, отпадала. Правда, есть камень, есть палка... Интересно, что этот человек станет делать, если он сейчас встанет и просто подойдет к его лошади?..
Иглесиас поднялся, незнакомец продолжал спокойно есть. Иглесиас посмотрел на него, не зная, что от него можно ожидать, небрежно бросил:
— Ты очень много говоришь, приятель. Я, пожалуй, пойду.
— Посмотри, — сказал человек. — Окинь все внимательным взором. Я хочу, чтобы ты хорошенько рассмотрел это место. По-настоящему увидел его. Солнечные лучи, играющие на воде, падающие листья...
Внезапно остановившись, Иглесиас поднял толстую палку. Незнакомец посмотрел на него, дожевывая кусок, и поднялся.
— Посмотри вокруг себя, — повторил он. — Даже такие злодеи, как ты, способны наслаждаться прекрасным. Я хочу, чтобы ты посмотрел вокруг, потому что это последнее, что ты видишь в своей жизни.
— Ты сумасшедший! — Иглесиас попятился к лошади.
Он скорее, как зверь, почувствовал это движение, чем заметил. Когда он поднял палку, рука незнакомца мертвой хваткой вцепилась в перед его рубахи. Иглесиас хотел было замахнуться, но рука находилась под углом, и он не смог действовать ею со всей силой, на какую был способен. Якуб Кан стоял теперь прямо перед ним, лицом к лицу. Рука Кана сделала едва уловимое движение, и Иглесиас почувствовал резкий удар: что-то внутри него будто надломилось.
Якуб Кан ослабил хватку, посмотрел в панически мечущиеся глаза.
— Если бы ты пошел другой дорогой, то мог бы остаться жить, — сказал он и с этими словами отшвырнул Иглесиаса на землю.
Подойдя к лошади бандита, Кан расседлал ее и отпустил на волю. Потом вскочил в седло своей.
На востоке открывалась широкая долина, по дну которой протекал ручей. Повернув свою лошадь, Кан направился туда. Без сомнения, эта долина выведет его к перевалу или куда-то рядом с ним. В любом случае путь он держал верный.
Иглесиас лежал на земле, стараясь сделать глубокий выдох. Но выдохнул вместо воздуха кровь. Она хлынула изо рта, заструилась по шее, проливаясь на сосновые иглы.
Глава 60
В большой комнате стояла тишина. Дон Исидро сидел в своем кресле и смотрел во двор. Елена что-то вышивала, изредка поднимала голову и поглядывала на брата. Он редко разговаривал с ней, а сейчас и вовсе у него не было желания поддерживать беседу. Но вдруг он заговорил.
— Я вернусь в Испанию, — неожиданно произнес дон Исидро.
— Почему бы и нет?
— А ты?
— Я останусь. У меня здесь друзья, мне тут нравится.
В дверях появилась женщина и застыла в ожидании.
— Да? — подняла на нее глаза Елена.
— Есть новости, мадам. Сеньорита Лаурел встретилась с сеньором Верном. Они вместе возвращаются домой.
— Это и в самом деле приятное известие! — Елена никогда не спрашивала, как ее слуги узнают о событиях в городе. И не только в нем. Новости приходили окольными путями, передавались от одного человека к другому и иногда с такой скоростью, что в это трудно было поверить.
Женщина продолжала стоять, и Елена поинтересовалась.
— Что-то еще?
— Si, senora! Большой Человек умер.
Женщина исчезла в темноте, и в комнате повисла тишина. Наконец дон Исидро сдавленным голосом спросил:
— Она имела в виду Альфредо?
— Да, — коротко кивнула сестра.
— Интересно, как они узнали? Откуда они могли узнать? Я думал... я думал, что он давно мертв.
— Та женщина любила его. — Елена не ответила на его вопрос и подняла на брата глаза. — Они все знают, Исидро. Они всегда все знают. В больших домах не бывает секретов. Мы очень заблуждаемся, думая иначе.
Невидящими глазами дон Исидро посмотрел во двор. Все так напрасно! Так глупо! Если бы вернуться назад в пустыню, когда мальчик так храбро закричал ему вслед: «До свидания, дедушка!» Я мог бы заключить его в объятия и привести домой... Мысли последнее время то и дело туманились, и дон Исидро задремал. Елена встала, подошла к нему, укрыла одеялом.
Надо известить мисс Нессельрод, подумала женщина, если она еще не знает, чтобы не волновалась...
Мисс Нессельрод сидела в своей лавке и смотрела на три коробки с книгами, только что доставленные с корабля. Две из них пришли из Нью-Йорка и одна из Лондона. Как ей не хватало все это время Иоханнеса! Он всегда с удовольствием помогал ей распаковывать коробки и расставлять по полкам книги.
Многое изменилось за последнее время. Бен Вилсон и еще несколько человек работают над созданием силовой установки, которая поможет осветить город газом и которая будет находиться, как считала мисс Нессельрод, совсем рядом с домом Пико. Прокладывались новые улицы, новые дороги, ведущие в город, многие из них капитально ремонтировались. Всюду нужно было освещение...
Дверь открылась, и мисс Нессельрод обернулась: это был Алексис Марчинсон. Стоя в дверях, он колебался. «Удивительно интересный мужчина», — рассеянно подумала мисс Нессельрод.
— Можно войти? — нерешительно спросил тот.
— Кажется. Вы уже вошли. Чем могу служить?
— Я просто хотел сказать вам, мадам, что решил остаться здесь. Навсегда. Я имею в виду, что решил остаться в Калифорнии...
Мисс Нессельрод уронила на стол ручку.
— И чем вы будете здесь заниматься? — в ее голосе сквозила насмешка.
— Я буду работать в торговой фирме. Фактически, — добавил он, — я буду управлять делами этой фирмы.
— У вас это должно хорошо получиться. Вы говорите по-русски и, несомненно, так же хорошо по-французски? Сможете заключать сделки со многими владельцами кораблей так же удачно, как и местные бизнесмены. Вы говорите по-испански?
— Немного.
— Вам придется это учесть. Многие ваши сделки будут совершаться в Испании. — Мисс Нессельрод подняла ручку. — Что ж, это действительно хорошие новости. Поздравляю. Вы приняли мудрое решение.
— Мисс Нессельрод! Я хотел бы спросить... Можно, я буду иногда обращаться к вам за советом?
Ее глаза смотрели холодно, оценивающе.
— Можете, мистер Марчинсон. Пожалуйста, заходите, когда угодно.
Но Марчинсон отчего-то все еще стоял в нерешительности, потом повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.
Слегка нахмурившись, мисс Нессельрод долго смотрела на дверь, потом снова взялась за ручку. Поняв, что не в состоянии сосредоточиться, снова отложила ее. Потом встала и подошла к зеркалу.
— Тебе пора, дорогая, купить себе новое красивое платье, — с раздражением сказала она своему отражению. — Пройдут месяцы, прежде чем ты решишься сделать наконец какую-нибудь серьезную покупку.
— Я вернусь в Испанию, — неожиданно произнес дон Исидро.
— Почему бы и нет?
— А ты?
— Я останусь. У меня здесь друзья, мне тут нравится.
В дверях появилась женщина и застыла в ожидании.
— Да? — подняла на нее глаза Елена.
— Есть новости, мадам. Сеньорита Лаурел встретилась с сеньором Верном. Они вместе возвращаются домой.
— Это и в самом деле приятное известие! — Елена никогда не спрашивала, как ее слуги узнают о событиях в городе. И не только в нем. Новости приходили окольными путями, передавались от одного человека к другому и иногда с такой скоростью, что в это трудно было поверить.
Женщина продолжала стоять, и Елена поинтересовалась.
— Что-то еще?
— Si, senora! Большой Человек умер.
Женщина исчезла в темноте, и в комнате повисла тишина. Наконец дон Исидро сдавленным голосом спросил:
— Она имела в виду Альфредо?
— Да, — коротко кивнула сестра.
— Интересно, как они узнали? Откуда они могли узнать? Я думал... я думал, что он давно мертв.
— Та женщина любила его. — Елена не ответила на его вопрос и подняла на брата глаза. — Они все знают, Исидро. Они всегда все знают. В больших домах не бывает секретов. Мы очень заблуждаемся, думая иначе.
Невидящими глазами дон Исидро посмотрел во двор. Все так напрасно! Так глупо! Если бы вернуться назад в пустыню, когда мальчик так храбро закричал ему вслед: «До свидания, дедушка!» Я мог бы заключить его в объятия и привести домой... Мысли последнее время то и дело туманились, и дон Исидро задремал. Елена встала, подошла к нему, укрыла одеялом.
Надо известить мисс Нессельрод, подумала женщина, если она еще не знает, чтобы не волновалась...
Мисс Нессельрод сидела в своей лавке и смотрела на три коробки с книгами, только что доставленные с корабля. Две из них пришли из Нью-Йорка и одна из Лондона. Как ей не хватало все это время Иоханнеса! Он всегда с удовольствием помогал ей распаковывать коробки и расставлять по полкам книги.
Многое изменилось за последнее время. Бен Вилсон и еще несколько человек работают над созданием силовой установки, которая поможет осветить город газом и которая будет находиться, как считала мисс Нессельрод, совсем рядом с домом Пико. Прокладывались новые улицы, новые дороги, ведущие в город, многие из них капитально ремонтировались. Всюду нужно было освещение...
Дверь открылась, и мисс Нессельрод обернулась: это был Алексис Марчинсон. Стоя в дверях, он колебался. «Удивительно интересный мужчина», — рассеянно подумала мисс Нессельрод.
— Можно войти? — нерешительно спросил тот.
— Кажется. Вы уже вошли. Чем могу служить?
— Я просто хотел сказать вам, мадам, что решил остаться здесь. Навсегда. Я имею в виду, что решил остаться в Калифорнии...
Мисс Нессельрод уронила на стол ручку.
— И чем вы будете здесь заниматься? — в ее голосе сквозила насмешка.
— Я буду работать в торговой фирме. Фактически, — добавил он, — я буду управлять делами этой фирмы.
— У вас это должно хорошо получиться. Вы говорите по-русски и, несомненно, так же хорошо по-французски? Сможете заключать сделки со многими владельцами кораблей так же удачно, как и местные бизнесмены. Вы говорите по-испански?
— Немного.
— Вам придется это учесть. Многие ваши сделки будут совершаться в Испании. — Мисс Нессельрод подняла ручку. — Что ж, это действительно хорошие новости. Поздравляю. Вы приняли мудрое решение.
— Мисс Нессельрод! Я хотел бы спросить... Можно, я буду иногда обращаться к вам за советом?
Ее глаза смотрели холодно, оценивающе.
— Можете, мистер Марчинсон. Пожалуйста, заходите, когда угодно.
Но Марчинсон отчего-то все еще стоял в нерешительности, потом повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.
Слегка нахмурившись, мисс Нессельрод долго смотрела на дверь, потом снова взялась за ручку. Поняв, что не в состоянии сосредоточиться, снова отложила ее. Потом встала и подошла к зеркалу.
— Тебе пора, дорогая, купить себе новое красивое платье, — с раздражением сказала она своему отражению. — Пройдут месяцы, прежде чем ты решишься сделать наконец какую-нибудь серьезную покупку.