Изменение характера владения даже такой мелочью, как молоток и мотыга, привело к тому, что новый владелец приобрёл качественное, глубинное отличие от труженика, стал индивидуалом-частником, чьи доходы не являются трудовыми. А вот такая далеко не мелочь, как роскошный особняк, может быть обыкновенным личным владением лично богатого человека и, как говорится, дай бог, чтобы таких собственников было побольше. Даже наёмный труд при этом допустим, если не производит прибавочную стоимость, и, следовательно, не сопровождается эксплуатацией работников. Эта собственность станет частной, когда хозяин превратит своё домовладение вместе с нанятым и эксплуатируемым персоналом, предположим, в гостиницу, сам превращаясь таким образом в индивидуального предпринимателя.
   Наш взгляд на все эти вещи прозрачен и демократичен. Артели, открытые и закрытые производственные кооперативы, семейные сельскохозяйственные и иные подряды, надомничество, личные собрания разнообразных раритетов и антиквариата? Пожалуйста. Личная собственность приносит трудовой доход? На здоровье. Налоговый принцип существования государства отменяется. Подоходный налог с владельцев «работающей» личной собственности в антисистеме не должен и не будет превышать символические полпроцента или 1 %. С «неработающей» он не взимается. Полностью следует освободить от налогообложения продукцию землепользования по итогам личнохозяйственной деятельности.
   Понравился тезис: «разрешено всё, что не запрещено»? Чёрт с ним, пусть остаётся, хотя это не самое лучшее из демократических прав и свобод! Только извольте принять к исполнению ряд обязанностей члена антисистемного общества, где царит нечастная форма собственности. Обязанности вытекают из тезиса: эксплуатация наёмного труда и присвоение прибавочной стоимости есть преступление против личности, государства, человечества. Частный собственник – их сознательный или несознательный недруг.
   Не нами, но хорошо сказано: дело не в том, чтобы вы не владели имуществом, а в том, чтобы оно не владело вами.
   В качестве не столько увлекательно-лирического, сколько сухого экономического отступления. Что такое прибавочная стоимость, как она возникает?
   Наёмный работник продаёт свою рабочую силу владельцам орудий труда, земли, предприятий производственной и непроизводственной сфер. Одну часть трудового дня он тратит на покрытие расходов по содержанию себя и своей семьи, – чтобы получить зарплату. Другую часть дня трудится даром, создавая прибавочную стоимость для капиталистов, – чтобы те получили прибыль. Отсюда, прибавочная стоимость – это часть стоимости товара или услуги, созданная неоплаченным трудом наёмного работника. Попросту говоря, украденная у него. Иного в системе не бывает. При социализме прибыль начинает поступать не в частный карман, а в общенародный. Она возвращается к работнику через бесплатные и льготные жильё, медицину, образование, отдых, другие блага, гарантированные социалистическими законами, а не прихотями меценатствующих богачей. Их благотворительность – кость с барского стола прибавочной стоимости – вызывает не благодарность, а отвращение и возмущение.
   Словом, прибавочная стоимость суть воровство и один из основных источников всегда нечестного богатства класса буржуазии. С увеличением доли этого богатства увеличиваются противоречия между трудом и капиталом, экономические кризисы, конфликты интересов, пропасть между бедными и богатыми, раскол общества с извержением далеко не лучших человеческих страстей.
   Есть научный показатель расслоения общества – децильный коэффициент: соотношение доходов 10 % богачей и 10 % бедняков. В СССР он был менее четырёх. В Китае равняется 5. В Западной Европе и Северной Америке колеблется между 10 и 20. В современной России составляет 30, в остальных СНГовённых зонах доходит до 50. Некоторые источники утверждают, что это в России он составляет 50, а по остальному СНГ зашкаливает. Подсчитано, что в руках полутора тысяч граждан России находится 65 % национальных богатств, что более ста миллионов её жителей владеют менее чем 7 % этих богатств. А десять процентов самых богатых жителей Земли имеют до 60 % мировых доходов. Данные буржуазных экономистов. Блеск и нищета буржуазного мира. Ура – обществу потребления?!
   Примечание. Северомериканский экономист и спецслужбист еврейского происхождения У.Ростоу в 1960 г. прокукарекал свой, как он его назвал, «некоммунистический манифест». Выдвинув теорию стадий экономического роста, он определил в качестве высшей ступени развития общества «эру высокого массового потребления», когда упор делается не на производство средств производства, а на выпуск предметов потребления и сферу услуг. При этом появляется т. н. средний класс, возникает-де государство всеобщего благоденствия, оно же общество потребления. Идефикс иудейских предпринимателей! Мастурбированное желание покупать и продавать является для них не только средством получения гешефта, но и насладительным процессом, как таковым. Фактически возникает государство-паразит с фантомной экономикой. Происходит грандиозная растрата общественного труда. Стимулируется выпуск не прочных, красивых, долго служащих человеку вещей, но – вещей, которых выбрасывают ещё до того, как были использованы все их потребительские свойства. Даже собратья Ростоу по классу называют его модель не иначе как «А throw away society» – «Выбрасывательное общество».
   Если с детства вдалбливать «покупай, покупай, покупай» вместо «учись, трудись, созидай», то образуется эгоистичное и жадное, расточительное и безумное общество рабов потребления. «Шопинг» – их никчёмное, но любимое занятие. «Хомо шопиенс» – их постыдное, но подлинное звание.
   Лишь по недоразумению, чтобы не сказать сильнее, общественное расслоение по-капиталистически не считается признаком варварства. Степень социального неравенства в постсоветышах превышает уровень начала необратимой социальной деградации. Только чудо в виде огромного материального и морально-этического задела советских времён спасает пока большинство от маргинального дна, с которого нет мирного, ненасильственного возврата. Но миллионы людей в нашей стране и миллиарды в мире на это дно уже опустились. Таковы исторические итоги присвоения прибавочной стоимости, не говоря о других политэкономических преступлениях системы.
   Чрезвычайно важно.
   У раба современного образца – наёмного работника – появилось то, чего не было у рабов давнего прошлого. Наступила эпоха, когда всё большее значение (и денежную стоимость) приобретает интеллектуальная собственность человека, а не та, что выражалась в наличии у него пары рук, кое-какого инвентаря, клочка земли. Проблема этого вида собственности самая запутанная. И запутана преднамеренно теми эксплуататорами, которые уже переключились на постфизический этап порабощения. Самый поверхностный пример такого порабощения – кража умов.
   Из-за плохих финансовых, профессиональных, бытовых условий на родине хорошие специалисты уезжают на богатый Запад. Он уже хотя бы поэтому в лепёшку расшибётся, но будет препятствовать нормальному развитию «третьего мира», куда сползли когда-то развитые советские республики – нынешние недогосударства. Западу мало ограбления материального. Он активно применяет ограбление ментальное, завладевая чужими интеллектуальными богатствами. Из бедных стран мозги утекают в Европу и США стихийно и по специальным программам. Вот так, не затратив ни цента на их подготовку, североамериканские воры от капитализма заимели в Чикаго больше врачей-эфиопов, чем их насчитывается во всей Эфиопии.
   Интеллектуальная собственность – большее сокровище и национальное достояние, чем миллионы мускулистых рук и кубометров залежей ископаемых. Она наиболее органично вписывается в рамки личной собственности граждан, наилучшим образом может способствовать росту их морального и материального благосостояния. Важно постичь: эксплуатация частником талантливых, высокообразованных специалистов, отчуждённых от средств производства, не владеющих капиталом, ничем философски не отличается от эксплуатации невольников, не умеющих читать и писать.
   Каков же выход из социального застоя, типичного для капитализма?
   Даже при частой смене вывесок системная жизнь вызывает гниение общественных институтов, тяготит людей, продуцирует взрывной протест. Системники изобретательны по части средств его предотвращения. На Западе особенно популярен подкуп трудящихся, привлечение их к той или иной модели совладения средствами производства. Однако любые реформы на буржуазной основе возвращают всё на круги своя. Движение происходит. Как по восходящей, так и по нисходящей, как расширяющееся, так и сужающееся, как безостановочное, так и прерывистое. Но всегда – замыкающееся в себе, ибо жёстко ограничено рамками ПРИБЫЛИ, ради которой оно, собственно, и запускается. Революция отсрочена, но и эволюции нет. Стагнация перешла на новый уровень и осталась тем, чем была.
   Её не в силах были предотвратить финикийские торжища, с ней бессильны справиться фондовые биржи от Франкфурта-на-Майне до Токио. Этого нет лишь при социализме, когда правильное развитие требует, чтобы рамки прибыли постоянно сужались и отодвигались на периферию народнохозяйственной деятельности, прежде чем исчезнуть в коммунистическом обществе. Тогда и перестанут гнаться друг за другом, топтать друг друга, брести, ползти и выдыхаться околоприбыльные человеческие императивы. Начнет развиваться, упорядочиваться, устремляясь в будущее, всё движение человечества.
   Круговерть погони только за личным успехом, за персональным обогащением отравляет всё человеческое в индивидууме и в обществе. При этом эксплуататорский гнёт со стороны вышестоящих частников ощущает на себе и капиталовладельческая мелкота. Такова хамская сущность системы, чей механизм эксплуатации представляет собой многоступенчатую пирамиду, давящую на всё, что ниже её верхних уровней.
   Наводя тень на плетень, противная сторона ссылается на то, что иерархия существует и у коммунистов, что строение любого общества и управление им неизбежно подразумевают пирамиду или башню социального неравенства, а это есть, мол, отражение объективно неодинакового интеллектуального и материального богатства. У коммунистов и у капиталистов может быть какое угодно внешнее совпадение форм устройства жизни при ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ содержаний. Но в данном вопросе у них даже формы не слишком совпадают. (См. Приложение II.)
   Капитализм наплодил апологетов. Некоторые экономические агитки, сочинённые капиталистическими долдонами, удостоены даже Нобелевской премии. Вопреки догмам системников, рыночная экономика не только не способствует развитию демократии, но прекрасно чувствует себя в самых мрачных и жестоких диктаторских обществах, не препятствует религиозной, расовой, социальной и другой нетерпимости. В ней царствует не свобода, а капитал. Есть капитал – ты свободен (иногда), нет капитала – ты раб (всегда). Она расточительна и убыточна, безнадёжно проигрывает сталинской модели централизованного планирования и административно-командного управления.
   Сталинские управленцы решили сложнейшую головоломку, найдя систему хозяйствования, полностью отвечавшую первой фазе коммунистической формации – социализму, изменив природу рынка, товара, цены и других категорий, ранее понятийно связанных лишь с капитализмом. Заставили их прекрасно послужить принципу «От каждого по способности, каждому по труду».
   Раннесоветская экономика была поразительно высокоэффективной, динамичной, новаторской. Она развивалась на основе открытого Сталиным основного экономического закона социализма, о котором мы скажем ниже. Унаследовав хилую промышленность царской России, приросла за время торжества сталинизма 50 тысячами крупных предприятий. В ней родилось то, что капитализму и не снилось – массовое движение последователей донбасского шахтёра Алексея Стаханова. Стахановцы были передовиками, которые за счёт организационного совершенствования и лучшего использования техники поднимали личную и коллективную производительность труда до рекордного уровня; предреволюционный был превышен сталинской экономикой более чем в 40 раз. Будучи плановым, наше народное хозяйство руководствовалось объективными реальностями, а не субъективизмом позднесоветского образца. Не поддалось соблазну облегчённого, но тупикового экстенсивного развития, пойдя курсом интенсификации производства. Не имело никакого отношения к экономическому сумасшествию под названием «прибыль» и к экономическому же безумию под названием «монетаризм».
   Нарушение социалистических экономических канонов, диспропорции в производстве и потреблении материальных результатов общественного труда вызвали катящийся ком пороков системного существования. Он сметал советскую власть.
   Среди пороков выделим деньги. В качестве экономического наркотика они являются злостным фактором разрушения экономики посредством инъекций шприцами, на которых написано «инфляция» и «девальвация». Безумие капиталовладельцев и капиталопоклонников достигло предела, при котором они невосприимчивы к очевидной бредовости ситуации. Конкретно: их заводы превратились в предприятия по выпуску не промышленной продукции, а денег. На их угодьях выращивается не сельскохозяйственная продукция, а деньги. Демагоги-рыночники утверждают, что погоня за финансовой прибылью стимулирует совершенствование производства, способствует улучшению потребительских свойств производимого продукта. Но прибыль проще, дешевле, выгоднее получить путём взвинчивания цен (одних легальных способов – не приведи господь!), усиления эксплуатации работников, ограбления колоний, полуколоний и неоколоний и, разумеется, путём спекуляций ценными бумагами, кредитования на кабальных условиях.
   Марксисты-ленинцы-сталинцы знают и на практике доказали: сохранять локомотивом народного хозяйства рынок, денежное обращение – сохранять на железной дороге паровую тягу. Дело не только в том, что этим замедляется наше прибытие на станцию прогресса. В конце концов, ехать и приехать можно неспешно, на телеге, запряжённой волами. Просто люди, считающие, что деньги могут сделать всё, сами способны сделать всё за деньги. По крайней мере, подсознательно.
   Деньги, включённые системой в систему общественных, экономических отношений, есть средство обмана эксплуататорами эксплуатируемых. Первые используют их для жульнического увеличения количества и качества своей жизни за счёт снижения того же у вторых. Ибо ни за какой другой счёт это сделать невозможно. «Деньги» и «товар», как социальные темы и продукты, формируют основную часть людских отношений при капитализме. Они – кровь системной экономики. Кто больше выпьет этой крови, тот и будет распоряжаться: вырабатывать идеологию, приручать религию, формировать культуру, подделывать историю, объявлять войну и эксплуатировать, эксплуатировать, эксплуатировать…
   Коммунизм не нуждается ни в войнах, ни во лжи, ни в эксплуатации. Он стремится к ликвидации денежного оборота и вообще денежного вознаграждения, к БЕСТОВАРНОМУ производству, к прямому продуктообмену. Схема высокоразвитого образца народного хозяйства в далёком, но хорошо видимом даже из наших дней будущем представляется следующим образом.
   Агрокомплексы выпускают продукты растениеводства и животноводства, поставляя их в город, предприятия которого, в свою очередь, поставляют селу машины, удобрения, одежду и др. подобные изделия. Обмен осуществляется заказным образом, минуя денежные расчёты, по гибкой, централизованной и жёстко контролируемой безналичной зачётной системе. К примитивным бартерным сделкам это не относится, т. к. невозможно, да и не нужно реализовывать обменённую продукцию. Благодаря изобилию и отлаженному как часы плановому управлению и снабжению продукции непрерывно поступает столько и такой, сколько и какой необходимо для обеспечения производственного процесса и для удовлетворения нужд работников. Каталогизированные изделия направляются не в магазин, а по любому адресу – непосредственно на рабочее место или по месту жительства трудящихся, не ограниченных в своих потребительских запросах ничем, кроме уровня собственной культурности. Традиционной торговой сети нет, если не считать объектов госторговли и бытового обслуживания, через которые реализуется продукция специфического спроса и потребления: продовольственные и промышленные товары, изготовленные по индивидуальному заказу, произведения искусств и ремёсел и т. п.
   Коммунизм создаёт принципиально новую, честную экономику, где из-за отсутствия денег неосуществимы финансовые махинации.
   Для сталинской экономики денежная прибыль была не главным, а одним из учётных показателей. Её впрягали в общий воз экономики, тогда как при капитализме она восседает на этом возу, погоняя всех остальных. Деньги, конечно, считали, но в первую очередь чи-та-ли – как информацию, позволяющую наилучшим образом строить производственным отношения, распоряжаться производительными силами, использовать природные ресурсы, расходовать финансы. И тогда происходило вот что. Темпы экономического роста в 3–5 % за год – уже успех для капиталистического государства. Сталинский Советский Союз имел стабильный годовой прирост в 20–30 и более процентов. По сравнению с этим японское, западногерманское и всякое прочее «экономическое чудо» выглядят пародией на чудеса.
   В 1991 г. в Москве на международном симпозиуме в Академии труда и социальных отношений японский магнат Х.Теравама признал, что послевоенное экономическое устройство его страны было практически полностью скопировано со сталинского, «первенствовавшего в мире». Он выразился по-японски сдержанно: в 30-х годах вы были умными, а мы дураками, в 40-х вы стали ещё умнее, мы оставались дураками, в 50-х мы поумнели, а вы превратились в детей.
   «Мы взяли ваш план… и он у нас заработал», – заявил магнат. Впрочем, частная собственность на средства производства и здесь тормозила развитие, не позволив японцам подняться выше разовых рекордов в 10–15 % роста экономики за год. Сегодня в Японии о советско-сталинских темпах развития не смеют мечтать. Но примечательно, что там учли опыт сталинизма даже в таком вопросе, как соревнование передовиков производства. «Во всех наших фирмах висят ваши лозунги сталинской поры», – подчеркнул вежливый японец, постеснявшийся прямо назвать тупицами людей, отказавшихся от истинно социалистических выгод и преимуществ.
   По данным западных экономистов, увеличение промышленного производства между двумя мировыми войнами составило округлённо: во Франции – 90 %, в Англии – 110 %, в США – 120 %, в Германии – 130 %, в СССР – 900 %. При том, что капиталистическая экономика от военных расходов богатеет, а для нашего народного хозяйства эти расходы являлись обузой. А также при том, что советский народ не имел колоний, не грабил чужие народы, проживал в природно-климатических условиях, в основном неблагоприятных для развития аграрных секторов народного хозяйства, транспорта, большинства добывающих и перерабатывающих отраслей промышленности. Бывшая царская Россия – наиболее отсталое среди европейских государство с самой высокой долей населения, живущего натуральным хозяйством, с архаичными законами, с бездарными и бездельными сановниками, разоряемая частыми войнами, регулярным голодом, расхищением казённых денег и имущества, – став советской, уже в 30-х годах XX столетия заняла первое-второе места по промышленным показателям среди мировых держав.
   Сравним этот факт с заклинаниями Горбачёва, Ельцина, Путина, которые регулярно предлагали народу «потерпеть два-три года», покуда не наступит рыночный пир на весь мир. Заклинаниям уже двадцать лет. Правда, сейчас реформаторы-капитализаторы начали уныло предлагать потерпеть годков пятнадцать.
   Магистральным путём развития сталинской экономики было снижение себестоимости продукции при обязательном улучшении качества и обеспечении требуемого количества. Это давало возможность в плановом порядке, обычно два раза в год, снижать цены на продовольствие (даже деликатесы – икру, марочные вина, коньяки) и на промтовары (даже предметы роскоши – меха, ювелирные изделия из драгоценных металлов и камней).
   Одновременно укреплялась отечественная финансовая система. В 1950 г. было прекращено определение курса рубля по отношению к иностранным валютам на базе доллара США. Курсы валют снизились, давая советской экономике выигрыш во всех денежных расчётах. Состоялась первая успешная атака на долларовую бумажку. А ведь она была тогда несравненно сильнее, чем теперь. Однако год от года обесценивалась. И неожиданно получила помощь со стороны хрущёвского режима. В 1961 г. тот провёл денежную реформу, в результате которой курс доллара по отношению к рублю странно вырос. Накануне реформы 1 доллар стоил 4 сталинских рубля, что равно 40 хрущёвским копейкам. Сразу после реформы он почему-то стал стоить 90 копеек, или 9 сталинских рублей. Ничего себе благотворительность в пользу капитализма и его американского дядюшки!
   Курс доллара и сегодня неоправданно завышен. Из серьёзных экономистов самые оптимистичные утверждают, что доллар, эмиссия которого превысила не все разумные, а все неразумные пределы, обеспечен различными активами США лишь на 20 %. Другие считают, что на 5 %. Третьи говорят об 1 %. А самые сведущие знают: напечатано столько «зелени», что объём долларовой массы в мире в 30 (тридцать!) раз превышает валовой внутренний продукт всех стран мира, вместе взятых. По кошелькам лопоухих землян в 2008 году гуляло бумажных долларовых купюр на сумму 1 квадрильон 200 триллионов. С тех пор шулерских банкнот напечатано ещё на триллионы. Беспокойство в мире, впрочем, налицо. Не будь занесённой над ним дубины вашингтонского диктата, мир давно бы признал, что мешок картошки ценнее мешка долларов.
   Сталинский рубль становился и стал бы властелином мировых финансов. Драгоценные металлы и камни, облигации и другие активы, техногенные ресурсы и природные богатства наполняли рубль полнокровным содержанием. Он по-ударному работал на строительстве социализма и коммунизма.
   По нашим расчётам, если бы не развязанная империалистами война, то СССР уже после третьей пятилетки, ещё в 1940-х годах, мог бы приступить к поэтапному осуществлению коммунистического принципа «От каждого по способности, каждому по потребности». Первой «ласточкой» первого этапа, по мнению Сталина, должен был стать бесплатный хлеб в магазинах. Точнее, в пунктах его свободной, неограниченной раздачи. А для начала печёный хлеб и ряд других продуктов питания растительного происхождения успели сделать бесплатными в системе сталинского общепита.
   Международный капитал не может допустить чьего-то счастья, рассматривая его как собственное несчастье. Зверея, он пошёл на нас самой страшной в истории планеты войной.
   Война – это не только столкновение вооружённых сил. Это также состязание идеологий, культур, моделей политического устройства. Наконец – ума, характера и воли руководителей. Но особенно – ЭКОНОМИК. Не будем описывать беспрецедентное по масштабу и непосильное ни для кого, кроме нас, перебазирование на восток заводов и людских масс, создание тысяч новых оборонных предприятий. Не будем напоминать, что довоенная индустриализация совершила тектонический сдвиг в расстановке держав на мировой арене, сделав СССР серьёзным военным соперником Запада. Не будем приводить часто публиковавшиеся сравнительные показатели производства советского оружия, которое количественно и качественно превзошло большинство из того, что производилось Германией и Японией, и многое из того, что производилось Англией и США. Не будем говорить о других проявлениях потенциала социализма. Скажем – тоже в сравнительной форме – лишь об одной экономической отрасли.
   В Первую мировую войну сельское хозяйство царской России смогло дать всего один миллиард пудов товарного зерна, из-за чего армия получала половину продовольственной нормы, т. е. воевала впроголодь. Разумеется, это не единственная причина её поражения, но пример красноречивый. Во Вторую мировую войну социалистическое колхозное производство, несмотря на потерю в результате оккупации более 40 % посевных площадей, дало 7 миллиардов пудов товарного зерна. Общий объём сельхозпроизводства в два раза превысил объём 1913 года, считающийся пиком успехов царской России. Советские Вооружённые силы были обеспечены полноценным продовольственным снабжением. Некоторые историки, публицисты, экономисты так и пишут: колхозы и совхозы победили фашизм, спасли советский народ.