– Сколько? Сейчас я заплачу треть.
   Генерал фыркнул:
   – Десять тысяч франков, и половину немедленно.
   Мэгенхерд:
   – Пять и половину сразу.
   Генерал:
   – Десять и треть сейчас.
   Мэгенхерд:
   – Треть от семи. Что за план?
   Генерал:
   – Чертовски хороший. Треть от девяти.
   Вмешался я:
   – Дайте ему треть от семи с половиной.
   Генерал:
   – Половину от шести.
   Мэгенхерд поспешно бросил:
   – Договорились. Три тысячи сейчас и столько же, когда мы доберемся в Лихтенштейн.
   Генерал чуть заметно кивнул, закрыл глаза и вздохнул.
   – Старею... Согласен, Мэгенхерд. Дайте мне чек на ваш швейцарский банк, и чтобы выплатили наличными. Сержант, принесите папку с материалами по Верхнему Рейну.
   Морган потопал в соседнюю комнату.
   Мэгенхерд вынул из кармана пачку чековых книжек и принялся них рыться.
   – Женевский? – спросил он. Генерал кивнул, и Мэгенхерд принялся выписывать чек.
   Морган вернутся с зеленой папкой. Полистав ее, генерал извлек на свет Божий большой лист, сложенный пополам. Он развернул его, внимательно изучил и осторожно оторвал один угол.
   Мэгенхерд закончил с чеком и бросил его на столик. Тот протянул ему лист бумаги.
   – Покажите Кейну. Возможно, он разберется, что к чему.
   Я сам не был в этом уверен. Фотокопия чертежа: кривые линии, пересеченные вычерченными по линейке зигзагами, треугольниками, прямыми линиями, помеченными крестиками с полдюйма величиной. И через весь лист вилась жирная красная линия.
   И вдруг все стало на свои места: план укреплений Сент-Люцигштайга. Кривые линии обозначали профиль местности, геометрические фигуры – траншеи, противотанковые рвы, ряды колючей проволоки. А красная линия...
   Генерал спросил:
   – Ну, поняли, что это?
   – Пожалуй, да. Мы движемся по красной линии. Что это такое?
   – Маршрут патрулей.
   Я покачал головой с сомнением во взгляде.
   – План устарел лет на двадцать...
   – Ах, чертов идиот! Никто не трогал укреплений. И с какой стати?
   Мэгенхерд заглянул через мое плечо.
   – Это чего-то стоит? – подозрительно спросил он.
   – Карта безусловно подлинная. Зачем ему держать фальшивку? Лежит, наверное, года с 1940, на всякий случай – вдруг кому понадобится.
   Генерал порадовал нас своим скрипучим смешком.
   Мэгенхерд потрогал оторванный угол листа.
   – Что вы оторвали?
   – Фамилию человека, от которого я его получил.
   Я сложил карту и сунул в карман.
   – Ладно, добравшись туда мы перейдем границу. Но как мы доберемся?
   Старик закрыл глаза и откинулся в кресле.
   – За те же деньги вас довезет Морган.
   – Да ну? Не вижу тут ничего соблазнительного. На вашей же улице я могу взять машину напрокат.
   Генерал возразил, не открывая глаз:
   – И все узнают, в какой машине вы едете. Первой – полиция. А мой автомобиль никто не станет останавливать, он слишком хорошо известен.
   Харви заметил:
   – Должно быть, ваше авто – нечто особенное?
   Он недоверчиво смотрел на генерала, примерно так же, как и Мэгенхерд, но у того это было хроническое.
   Генерал спокойно ответил:
   – Да, мой автомобиль – нечто особенное, как вы выражаетесь.
   Я готов был ему поверить. В любом случае наши шансы в этом случае будут выше. Хотя Швейцария – страна и небольшая, нам предстояло миновать всю ее центральную часть: Фрибур, Берн, Люцерн, Цюрих.
   Харви протянул:
   – Знаете, мне эта идея не слишком нравится...
   – Идеи – по моей части, – оборвал я. – Заткнитесь и присмотритесь к пистолетам на стене.
   Как будто я ударил его по лицу – Харви умолк и отвернулся к генеральской коллекции оружия.
   Мисс Джермен испепелила меня взглядом.
   Мэгенхерд спросил:
   – Нам не пора?
   Я взглянул на часы: почти полдень. Впереди – триста километров. Часов пять езды.
   – Спешить не нужно, – сказал я. – Мы можем перейти границу только в темноте. Растягивать поездку тоже ни к чему, так что безопаснее выждать тут.
   – Тогда разделите со мной ланч, – предложил генерал.
   Мэгенхерд не унимался:
   – Тогда мы попадем в Лихтенштейн не раньше девяти вечера. Запаса по времени почти не останется; а если машина сломается?
   – Сержант! – позвал генерал. – Когда последний раз ломался наш автомобиль?
   Морган стал соображать.
   – Были неприятности с глушителем в 1950 году, но это не поломка. Последний раз – что-то с зажиганием в 1948.
   Я усмехнулся.
   – Ланч прямо здесь?
   – Конечно, – кивнул генерал.

26

   Едва увидев автомобиль, я тут же понял, что до границы мы доберемся. Забыть такое чудо не мог даже самый тупой жандарм. Тем более, что по этим дорогам он разъезжал три десятка лет. "Роллс-ройс Фантом 40-50" 1930 года, на семь пассажиров. Деталей этих я, конечно, не знал – Морган рассказал мне позже. Вначале я увидел только нечто вроде гибрида Восточного экспресса с линкором – и все на четырех колесах. Рядом стояли пара современных "роллсов", новый "мерседес 600", "ягуар Марк 10" и "кадиллак". Но вся эта компания на фоне машины генерала казалась беспородными шавками.
   У машины было еще одно небольшое отличие: чертова игрушка сверкала, словно сделанная из полированного серебра. В тускло освещенном гараже она сияла, как грядущая рождественская елка.
   Вглядевшись толком, я увидел, что это обычный алюминий, поверхность которого отполирована маленькими кружочками, отражающими свет под любым углом. Блеска добавляли и ряды утопленных в металл заклепок. Я всю жизнь думал, что алюминий – не металл для "роллс-ройса". И ошибался. Это оказалось как раз тем, что надо: на вид автомобиль был прост, дорог и грозен, как лучшие истребители или лучшие ружья. Так будет выглядеть первый настоящий космический корабль.
   Морган предупредительно распахнул задние дверцы. На голове у него была теперь черная кепка с наушниками. Идеальный шофер с головы до пят.
   Мэгенхерд с мисс Джермен взобрались в машину. Вот именно взобрались – днище было высоко поднято над землей, а крыша – над днищем. Взглянуть поверх машины можно было, только встав на подножку.
   Харви миновал меня, подошел к длинному, прямоугольному капоту и крикнул:
   – Эй, там, в машинном отделении! Говорит капитан. Обе машины – полный вперед!
   Морган наградил его взглядом, который можно увидеть разве только на занятиях по рукопашному бою. Харви кивнул ему и добавил:
   – И плевать на торпеды! – после чего залез внутрь.
   Я спросил:
   – Придется останавливаться для заправки?
   Морган прикинул, шевеля губами, потом сказал:
   – Не думаю, сэр. В баке – двадцать галлонов, да еще две канистры в багажнике.
   Это меня успокоило. Очень уж не хотелось, чтобы нас видели на заправках. Я взобрался в машину, и дверца за мной захлопнулась с негромким солидным щелчком.
   Мы выплыли на солнечный свет с величавым достоинством лайнера "Куин Мэри" или катафалка, отправлявшегося на роскошные похороны.
   Половина третьего.
   Свернув на север, мы зигзагами взобрались по склону холма, миновали Блони и помчались к Фрибуру по автостраде, проложенной по краю горного массива.
   Харви делил со мной сиденье, откидывавшееся от перегородки, разделявшей нас с Морганом. Едва машина тронулась, он приступил к тщательному обследованию салона.
   Мэгенхерд заметил:
   – Очень заметный автомобиль. Для генерала. Должно быть, у него немало врагов. Я ожидал чего-то... менее броского.
   Он явно ощущал свое превосходство из-за того, что выбрал обычный "ситроен".
   Я сам раздумывал над этим и понял, в чем дело.
   – Это своего рода предосторожность. Если кто-то всерьез решит вас убить, не поможет, если даже менять машину каждый месяц. Так генерал только привлек бы к себе внимание. Киллер не станет стрелять в человека, который у всех на виду. Думаю, потому же он живет сорок лет в одном отеле. Любой знает, где его найти, но попробуй незаметно выбраться с пятого этажа крупного отеля сразу после того, как пустишь ему пулю в лоб. В вилле на холмах его бы взяли голыми руками.
   Я заметил, что мы одолеваем крутой подъем, но автомобиль – нет. На крутых поворотах мы даже не притормаживали. В первый раз, когда Морган бросил свой роскошный лимузин в немыслимый вираж, я успел вспомнить всю прошедшую жизнь, но ничего не случилось. Лимузин спокойно миновал поворот. Подвеска оказалась жесткой, как труп пятидневной давности. Ее особенности стали нам яснее, когда мы миновали перевал и помчались по идеально прямому шоссе. О каждой рытвине ваш зад узнавал немедленно.
   Харви закончил свой осмотр, повернулся ко мне и бросил:
   – С машиной все в порядке: микрофонов нет, перегородка звуконепроницаема. Он нас не слышит. – Харви кивнул в сторону Моргана, чей загривок торчал за толстым стеклом. – Так скажите мне, Кейн, какого черта мы забрались в эту колымагу?
   Я дружелюбно улыбнулся:
   – Автомобиль неплох, поездка бесплатная. Наслаждайтесь.
   Взгляд его был холоден и тверд.
   – Головка сыра, – тихо буркнул он, – огромный кусок сыра. И четыре слепых мышки в его дырках, умирающие от счастья, что им достался такой вкусный сыр, как раз когда они проголодались.
   – Вы думаете, генерал?.. – спросила мисс Джермен.
   – Да, я думаю, – ответил Харви, не отрывая взгляда от меня. – Ладно, Кейн, раньше вы оказывались правы, но подумайте: впервые за всю нашу поездку известно, причем абсолютно точно, где мы будем переходить границу. Чертовски хорошая ловушка.
   – Знаю, – кивнул я. – Но с другой стороны, нам известно, и тоже абсолютно точно, где нас будут ждать. И такого раньше тоже не было.
   – Вы хотите сказать, это действительно ловушка? – Знакомым движением он поднял брови.
   – Ну конечно ловушка: чего еще вы хотите за три тысячи франков?
   Мэгенхерд очнулся, включившись на полную мощность.
   – Генерал Фэй работает на Галлерона?
   – Ну, если двадцать минут назад и не работал, – заметил я, – то готов побиться об заклад, сейчас оговаривает условия. Правда, я полагаю, генерал работал на него с самого начала. В Европе слишком мало крупных дел, в которые генерал не сунул бы нос, неважно на чьей стороне. А ведь ни вы, ни Флетц его не нанимали.
   – Вы все предвидели! – заорал он. – И заставили заплатить ему три тысячи франков?
   Мэгенхерд гневно воззрился на меня, словно я отрастил сразу две головы, причем обе кошмарные.
   – Но я ведь предлагал вам заплатить треть от семи с половиной тысяч, – примирительно заметил я. – Вы бы сэкономили пятьсот франков. Генерал знал, что никогда не получит остального, но не решился бы отказаться.
   Конечно, Мэгенхерд не мог смириться.
   – Почему я вообще должен платить за то, что меня предают?
   – Он помог вытащить вас из-за решетки. И наслаждайтесь тем, что он вам продал: свободный и комфортабельный проезд до границы. Тут он не обманул. Захоти он, чтобы вас посадили в тюрьму, достаточно было там, в Монтре, не вмешиваться. Но мы же давно знаем, что вас надо убить, а не упрятать в каталажку. Неужели вы еще не поняли?
   – И мы едем прямо в ловушку, – хрипло добавил Мэгенхерд.
   – Лучше скажем так: мы убедили их безопасно доставить нас на границу и заодно предупредить, где ожидают неприятности.
   Харви снова поморщился.
   – Вы все так и задумали?
   Я пожал плечами.
   – Будем считать, что я бросил монету. Генерал мог не работать на Галлерона и, значит, продавал нам все по-честному, и мог работать, направляя нас в ловушку. Нужно было только угадать: "орел" или "решка".
   – Но как вы угадали? – удивленно спросила мисс Джермен.
   – Он взял с нас слишком мало. Три тысячи в такой игре – ничто. Он даже ничего не запросил за освобождение Мэгенхерда, а потом пытался задурить мне голову планом укреплений. Он знает о них все, но счел, что я не знаю, ведь в последней войне их не использовали. Через укрепленный район пройти совсем нетрудно, имея карту. Траншеи – те же тропы, только проложенные ниже поверхности. Их прокладывают так, чтобы быстро подвести подкрепления или, наоборот, без задержки отступить. Но он хотел внушить нам, что укрепления трудно проходимы, чтобы направить в определенное место. Потому он и назвал карту "маршрутом патрулей". Такого просто не существует. Патрули ходят по траншеям.
   – Так что это за карта?
   – Красная линия показывает маршрут контрнаступления для танков. Танки не могут пройти по траншеям, для них приходится прокладывать мосты через рвы и тому подобное. Это название в углу он и оторвал: маршрут движения танков.
   Харви медленно кивнул.
   – И копия этой карты сейчас едет в Лихтенштейн?
   – Надеюсь. У них хватит времени приготовиться к встрече.
   – Здорово! – он устроился поудобнее. – Значит, можно быть уверенным, что до того они подождут?
   – Наши противники – профессионалы.
   Он закрыл глаза.
   – Это всегда приятно.

27

   За последними шале в стиле "часы с кукушкой", принадлежавшим тем обитателям Монтре, которые не любят жить в отелях и не имеют за собой таких дел, чтобы жить там по силу необходимости, перед нами открылся сельский пейзаж.
   Харви рядом подремывал, что было на него не похоже, сказались краткий сон и долгое похмелье. Позади Мэгенхерд, устроившись с газетой, заимствованной у генерала, что-то бормотал на ухо мисс Джермен о ценах на акции. Она записывала. Надо полагать, он видел в этом какой-то смысл.
   Проснулся Харви как раз перед Берном. Просыпался с трудом, как человек, вытягивающий себя из болота или проспавший только час, хотя собирался шесть. Неловким движением выудив из пачки сигарету, он закурил и закашлялся. Потом спросил:
   – Где мы сейчас?
   – Скоро Берн.
   – Долго еще ехать?
   – Часа четыре с половиной.
   – Господи! – Он провел ладонью по лицу и взглянул на руку. Делая вид, что не смотрю, я интересовался не меньше его, и по той же причине: пальцы дрожали.
   Он ничего не сказал.
   Мы величественно проплыли через центр Берна – мимо парламента, через мост и дальше по Цунштрассе. Со всех сторон на нас смотрели, а двое полицейских нам даже отсалютовали. Автомобиль им был знаком.
   За городом дорога стала хуже. "Роллс-ройс" тихонько поскрипывал. Скрип почему-то успокаивал – мы словно оказались в каюте старого чайного клиппера, летящего на всех парусах.
   Я вгляделся в тень заднего сиденья.
   – Вы утверждаете, что никогда не слышали о Галлероне?
   – Никогда, – ответил Мэгенхерд.
   – А парень-то силен, а? Знает, как войти в контакт с генералом и как нанять Бернара. Может быть даже – как подстроить обвинение в изнасиловании. И сумел завладеть долей Хелигера.
   – Во всей истории это меня удивляет больше всего, – сознался Мэгенхерд. – Макс никому не доверял и все носил с собой.
   – Большой черный саквояж, – тихо добавила мисс Джермен, на цепью у запястья, полный акций на предъявителя, облигаций, деловых бумаг. Все это стоило многие миллионы...
   Я посмотрел на нее.
   – Почему ничего этого не оказалось при нем во время аварии?
   Она улыбнулась.
   – Судя по всему, никто этого не знает, мистер Кейн.
   Мэгенхерд неожиданно спросил:
   – Вы сказали, что Галлерон мог сфабриковать мое обвинение. Разве это не очевидно?
   – Не совсем. Если фальшивка – дело его рук, то он знает как не допустить вас на совет акционеров "Каспара" – достаточно призвать на помощь полицию. За эти дни он мог проделать это не раз, но вместо этого пытался вас убить. Почему – я не понимаю. Чтобы большинством голосов взять верх над Флетцем, это не нужно. Достаточно помешать вам попасть на заседание.
   Мэгенхерд возразил:
   – Если он собрался уничтожить нашу компанию, то не решится оставить меня в живых.
   Ах, как самодовольно это прозвучало! Я покачал головой.
   – Не верю. Что сможете вы сделать, если Галлерон навяжет решение ликвидировать компанию? Он ничего ни у кого не крадет, просто обращает акции в наличные деньги. Он получит свою долю, вы – свою. На что будете жаловаться? – Прежде, чем Мэгенхерд возразил, я добавил: – С точки зрения закона, разумеется?
   Мисс Джермен спросила:
   – Вы хотите убедить нас, что люди Галлерона не пытаются нас убить?
   Харви тихонько хмыкнул.
   – Нет, – ответил я, – но если он идет даже на то, чтобы разыскать и нанять такого профессионала, как Бернар, зачем еще французский вариант с изнасилованием? – И тут меня осенила блестящая идея. – А если все это фокусы Флетца, желающего взять контроль над "Каспаром"? Что, если никакого Галлерона нет, сертификат Хелигера действительно погиб в аварии? Вы же никогда не видели Галлерона.
   – Я – нет, но Мерлен видел. Как только Флетц мне позвонил, он тут же вылетел для переговоров с обоими.
   – И говорил с Галлероном?
   – Да.
   – Так почему же он не отобрал сертификат?
   – Так адвокаты работают, мистер Кейн. Вы забываете – возможно Галлерон владеет сертификатом вполне законно. Он может оказаться наследником Хелигера.
   – Да, в этом деле должно быть хоть что-то законное.
   – В любом случае, – как ни в чем не бывало продолжал Мэгенхерд, – герр Флетц один не мог созвать созвать совет акционеров. По правилам должны присутствовать не меньше двух партнеров.
   Я кивнул.
   – Пусть Флетц тут ни при чем. Тогда почему Галлерону не прикончить его вместо вас? При голосовании он одержит верх над любым из вас, но вы мечетесь по всей Европе, а Флетц сидит на месте. И с ним гораздо легче разделаться...
   Мэгенхерд некоторое время обдумывал мою версию, потом сказал:
   – По нашим правилам герр Флетц как директор-резидент несет дополнительную ответственность. Он обязан присутствовать на совете акционеров. Если он жив, его голос автоматически считается на стороне большинства. Понимаете, это сделано для того, чтобы он не мог сознательно препятствовать проведению собрания, если на нем присутствует только один акционер. Но я-то не обязан присутствовать на совете, поэтому, если Галлерон устранит Флетца, я могу сорвать его планы, просто не появившись в Лихтенштейне.
   Я кивнул.
   – Понятно. Значит, если он решил убить вас, Флетц ему обязательно нужен.
   Но все равно осталось неясным, почему нельзя просто упрятать Мэгенхерда в тюрьму.
   Мы промчались по деревянному мосту и по мощенным булыжником улицам Лангнау выехали в словно сошедшую с почтовой открытки долину Энтелбуш: полосы сосен на холмах, цветущие яблони вдоль дороги и шпили старых церквей, как колпаки колдунов.
   Харви зашевелился, потер лицо и украдкой взглянул на руку, разведя пальцы. Те тряслись, как бедра исполнительницы хула-хула. Я сказал:
   – Вам надо выпить.
   Он снова взглянул на пальцы, проявляя при этом волнения не больше, чем если бы прикидывал, не сделать ли маникюр. Потом медленно и просто произнес:
   – Да, боюсь, придется.
   Я заглянул в карты:
   – Через десять минут будем в Вольхузене. Там сможете пропустить стакан-другой.
   Он кивнул, потом сказал:
   – Или бутылку.
   Вот это мне не понравилось. Нужно было, чтобы он выпил ровно столько, чтобы унять дрожь, но не замедлить реакцию. Граница, конечно, очень ненадежная... О чем я? Никакой границы – только вопрос времени. Начав пить, он уже не перестанет до тех пор, пока в состоянии будет поднести стакан ко рту. Это и есть алкоголизм.
   Но алкоголика волнует только, где взять еще стакан, и он не может думать ни о чем другом. Полная бутылка его успокоит. А мне останется только надеяться, что наши неприятности начнутся до того, как выпивка расстроит его координацию.
   – Хорошо, – кивнул я. – Остановимся и купим бутылку вина.
   Мисс Джермен спросила:
   – Это так нужно, Харви?
   Он повернулся, протянув ей руку. Она на миг коснулась трясущихся пальцев своими, потом открыла перчаточный ящик красного дерева, вделанный в борт рядом с ней, и извлекла оттуда огромную серебряную флягу, очень просто сообщив:
   – Я уже давно ее нашла.
   Харви взял флягу, отвинтил большую пробку в виде стаканчика, налил в нее из фляги, понюхал и сделал глоток.
   – Коньяк! – воскликнул он. – День еще может хорошо закончиться.
   Мне бы его уверенность!
   Мы проскочили Вольхузен и добрались до Люцерна, где потеряли немало времени, попав в час "пик", но еще хуже было бы засветло прибыть к границе и болтаться там в ожидании темноты.
   После Люцерна потянулась цепочка озер и перевалов. Мы огибали озеро, взбирались на гору, потом спускались к следующему озеру. На разговоры не тянуло. Харви понемногу потягивал коньяк. Он уже дважды наполнял стаканчик, но пока не форсировал событий.
   Я взглянул на часы. Полтора часа до темноты, пять – до полуночи.
   – Вы уже решили, , где мы перейдем границу? – спросил Мэгенхерд.
   Я вытащил карту и разложил на коленях.
   – Укрепления пересекают гребень горы Флешерберг. Танковая трасса проложена возле дороги и тянется почти параллельно ей в нескольких сотнях метров. Нам нужно перейти гребень, держась ближе к реке, – там нас никто не увидит и не услышит.
   – Сколько на это уйдет времени?
   – Если выйдем в половине девятого... При входе в зону нас может задержать колючая проволока... Скажем так: у телефонной будки по ту сторону мы будем не позднее десяти. Звоним вашему приятелю Флетцу, чтобы приехал и подобрал нас, и через полчаса мы в Вадуце.
   – Мы не поедем в Вадуц.
   Я повернулся к нему.
   – Я должен был спросить раньше, но слишком беспокоила граница... Куда нам надо попасть в Лихтенштейне?
   – Собрания акционеров проходят в доме герра Флетца в Штеге.
   – Штег? – название мне ничего не говорило. Потом я вспомнил: деревушка высоко в горах, единственная дорога ведет чуть дальше – к лыжному курорту у подножья горного массива, по которым проходит граница с Австрией.
   – Черт возьми, там же сущая пустыня! – Я не помнил там ничего, кроме нескольких шале и хижин дровосеков. – Ваш Флетц – не робкого десятка.
   – Пока что нам не приходилось иметь дела с наемными убийцами, – съязвил Мэгенхерд. – Не думаю, что герр Флетц сможет за нами приехать. Не забывайте: с ним в это время уже будет Галлерон, и если тот узнает, что мы обошли его засаду... – Мэгенхерд попытался представить себе, что может придумать Галлерои. – Значит по ту сторону границы придется найти машину.
   Всего-навсего. С шофером, который хорошо нас рассмотрит, если вообще согласится мчаться в Штег по крутой каменистой дороге, возможно, еще и занесенной снегом. Кроме того, нам и не найти машины ближе Вадуца, а это десять километров от границы.
   Мэгенхерд знал Лихтенштейн и представлял масштаб проблемы, и потому спокойно заявил:
   – Придется вам ее украсть.
   – Это просто сказать, – мрачно буркнул я. – В деревушке вблизи границы машины не будут ждать нас посреди улицы, а если и будут, ключей в них не окажется. Нельзя же прямо на глазах открывать капот и лезть внутрь переключать провода зажигания!
   – Тогда придумайте что-нибудь другое, – заявил Мэгенхерд. – Я нанял вас, чтобы попасть в Лихтенштейн не позднее...
   – Вот я и думаю. – Мысль моя мне не слишком нравилась, и чем дальше, тем меньше она меня привлекала. Но ничего другого в голову не приходило.
   – У нас уже есть машина, – протянул я.
   Харви покосился на меня, мисс Джермен спросила:
   – Что вы имеете в виду?
   – Танковую трассу. Если там пройдет танк, то пройдет даже этот "роллс-ройс". Мы избавимся от Моргана, пересечем границу, и на машине доберемся в Штег.
   У девушки дыхание перехватило.
   – Но вы же сами говорили, что нас там ждут!
   – Да, но не в "роллс-ройсе". И они не знают, что мы предупреждены. Перевес на нашей стороне.
   – Да нас просто изрешетят пулями, – сказал Харви.
   – Придумайте что-нибудь получше.
   Помолчав, он криво ухмыльнулся.
   – Да вы просто ищете предлога пустить в ход свой пулемет. Черт, ладно!
   И недрогнувшей рукой осторожно налил себе еще коньяка.

28

   Возле Валензее на вершине холма стоял полицейский "фольксваген". Нам только махнули рукой, продолжая останавливать другие машины. Полиция явно еще не взялась всерьез. Настоящие заставы ждут на границе. Но судя по всему, о нашем визите в Монтре известно не было. Узнай полиция об этом, проверяли бы любую машину, даже генеральскую. Значит, инспектор промолчал. И если так, то вряд ли заговорит и впредь. Для этого были веские причины: пришлось бы признаться, что он арестовал Мэгенхерда до официального запроса из Франции, и еще хуже – что его провели, спровоцировав тут же выпустить арестованного.
   Последние лучи солнца сверкнули на снежных вершинах за озером, и стало быстро темнеть. Спускаясь в долину, Моргал включил фары, и мощные потоки света залили дорогу и обочины.
   Харви плеснул себе пятый стаканчик коньяка и спросил:
   – Где отберем машину?
   – Подождем, пока он сам не остановится у границы. Обратили внимание, что он вооружен?
   Харви кивнул, пригубил коньяк и спросил:
   – Где, по-вашему, нас будут поджидать?
   Я развернул карту, закурил и задумался.
   Система укреплений была одной из лучших, когда-нибудь задуманных и построенных. Три линии траншей шли множеством зигзагов; между ними вились ходы сообщения, повсюду множество дотов, блокгаузов и блиндажей. Все для того, чтобы вести Идеальную Войну.
   Генералы всегда опаздывают. Здесь все строилось лет через пятнадцать после того, как авиация и бронетанковая техника сделали такие сооружения бесполезными. Сейчас никто не ходит в лобовые атаки. Зачем? Сначала – отрезать зону с помощью штурмовиков, потом – коверные бомбометания... Хотя нет, в наши дни достаточно нажать кнопку. Мои представления о тактике военных действий тоже устарели.