Вот так и чувствуешь себя стариком. Видимо, у генералов та же проблема.
Харви спросил:
– Ну что?
– Скорее всего, они появятся со стороны Лихтенштейна, сказал я, – и уже ждут там нашего прибытия. Узнав точное место перехода границы, им лучше всего, разделавшись с нами, вернуться в Лихтенштейн. На швейцарской стороне границы будет полно полиции, но в Лихтенштейне всего пятнадцать жандармов. Там просто не смогут поставить даже сторожевые посты.
Харви кивнул.
– Значит, они ненадолго проникнут в Швейцарию, но только чуть-чуть?
– Пожалуй, да. Большая часть зоны не укреплена – штабные помещения, артиллерийские позиции и прочее. Только последние двести метров застроены основательно, а это – прямо на границе.
– Полно укрытий, – задумчиво заметил он, – и почти дома. А чем займется швейцарская полиция, когда услышит стрельбу?
– Помчатся туда. Но им добираться больше полумили, да еще по траншеям. Думаю, зрелище они упустят.
Мэгенхерд резко бросил:
– Но им станет известно, что я в Лихтенштейне.
– Возможно, да. Но через границу перейти они не смогут. Сюрте придется начинать сначала: запрашивать Лихтенштейн о вашей выдаче и так далее. Но полагаю, у вас с Флетцем хватит влияния, чтобы затянуть это на несколько дней. А к тому времени... – Я пожал плечами.
Девушка заметила:
– Наверно, это Лихтенштейн.
Впереди мерцали огни Мельса и Бальцерса, двух городков почти на самой границе, по ту сторону реки. Нам надо было попасть туда, и все проблемы остались бы позади.
"Роллс-ройс" мчался вперед, отворачивая от огней и спускаясь к реке, берега которой в этом место были территорией Швейцарии. Мы проехали по мосту, повернули на север через Майенфильд и начали подъем к Сент Люцигштайгу – туда, где начиналась танковая трасса.
Справа от нас возвышался крутая скальная стена со снежной шапкой на уровне двух тысяч футов – правое крыло укрепрайона Сент Люцигштайг. Впереди слева темнел гребень Флешерберга – главной опора укреплений. Там начинались первые сооружения – заросшие бугры развалин столетней давности вперемешку с более современными артиллерийскими укрытиями и блиндажами. А дальше – настоящие траншеи, доты, колючая проволока. Слишком темно, чтобы различить детали, но зрелище внушительное.
Из глубины "роллс-ройса" не так легко представить ржавую колючую проволоку, залитые водой траншеи – слишком уютным и неприступным казался автомобиль. Никто не может нас остановить; стоило сказать: "Вперед, шофер!" – и мы проложим путь через границу. И зачем беспокоиться о какой-то колючей проволоке?
Я начинал понимать, как чувствуют себя богачи и почему они так часто просыпаются среди моря забот. Видимо, они так же вот нежатся среди красного дерева и тонкой кожи в салонах своих "роллс-ройсов" и командуют: "Вперед! С нами ничего не может случиться". И случается.
Но сегодня на границе всем придется предъявлять паспорта.
Мимо промелькнули огни: последняя деревня по пути к Сент Люцигштайгу. Морган притормозил, внимательно глядя на дорогу. На обочине торчал щит с надписью, гласившей, что остановка и фотографирование строжайше запрещены. Мы были у цели. "Роллс-ройс" остановился.
Морган выключил фары, вылез из машины и открыл левую заднюю дверцу. Мои руки лежали внутри саквояжа на "маузере". Но он продолжал играть роль идеального шофера. Орудовать топором – не по нему, он только любезно подвез нас к эшафоту.
Я с трудом выбрался наружу. Харви встал между мной и Морганом, достал револьвер и проверил, сколько в нем зарядов. Раньше он этого никогда не делал, профессионал всегда точно знает, сколько у него патронов. Потом повернулся к Моргану и навел револьвер на него.
– Не хватайтесь за оружие.
Морган прошипел сквозь зубы, глядя мимо Харви на меня.
– Я никогда вам не доверял.
– Значит, мы в расчете.
Я обошел его сзади и вытащил из-под плаща огромный револьвер "Уэбли 45". Просидеть всю дорогу на этой штуке!
– Вы забираете машину? – мрачно спросил он. – Но все равно вас арестуют.
– Нет, если мы воспользуемся танковой трассой.
– Но ведь подумают, что генерал замешан в этом деле! – Похоже, он был искренне возмущен.
– Ошибаетесь, сержант. Разве вы забыли? Мы не должны знать о том, что здесь что-то может случиться. А генерал уже влип до самых кончиков усов, и если их ему прищемят, – не надо было нас продавать.
Помолчав, он заметил:
– Генерал продавал людей и покруче вас.
Из-за спины вмешался Мэгенхерд.
– Надеюсь, вы не ждете, чтобы я принял это доказательством его доброты.
Морган презрительно фыркнул и побрел по дороге в Майенфельд, пытаясь сохранить остатки армейской выправки.
Я следил, как он исчез из виду за поворотом, потом пошел взглянуть на заграждение из колючей проволоки.
Метров через двадцать я нашел то, что искал: прореху, наскоро затянутую двумя нитями проволоки. Дождавшись появления луны, по другую сторону я различил едва заметную дорогу, сворачивавшую направо.
Мисс Джермен спросила из-за моей спины:
– Это и есть танковая трасса?
– Она самая. – Я вытащил револьвер Моргана, чтобы тот не мог выстрелить, открыл затвор, поймал верхнюю нить проволоки между курком и затвором и стал крутить из стороны в сторону. Кусачки не ахти, но в конце концов сработали.
Девушка заметила:
– Нелегко будет ехать без огней. Да и дорога заросла.
– Ее наверняка чистят раз в несколько лет. И все, что может снести на пути легкий танк, сшибет и "роллс-ройс".
– А вы с ним справитесь?
Я пожал плечами.
– Лучше уж "роллс-ройс" поведу я, – предложила она.
– Не сходите с ума. Чтобы вы знали: вы не участвуете в дальнейшем путешествии, а возвращаетесь пешком в Майенфилд и ждете, пока завтра за вами не приедут.
Она поспешно заявила:
– Когда отец служил генерал-губернатором, у него был "фантом". Тогда я научилась его водить. Лучше за руль сесть мне.
Я хотел спросить, где ее отец был губернатором, но понял, что верю и так. Ее предложение имело смысл: машина требовала навыков, уже лет тридцать вышедших из употребления.
Пока я занимался второй проволокой, она сказала:
– И у вас с Харви руки будут свободны.
Еще один довод.
– Если, конечно, вы не считает, что я – на стороне врага.
Я покачал головой.
– Нет, не думаю, иначе вы не лезли бы под пули. Я просто не был уверен, что вы отдаете отчет в опасности прослушивания телефонов и вообще... Стоит кому-нибудь сказать: " А вчера секретарша Мэгенхерда звонила из Монтре", – и понеслось! А результат – хуже предательства.
Я помолчал, потом спросил:
– Так кому вы звонили?
– Человеку, который содержит нечто... вроде лечебницы. В горах возле Шамони. Для Харви. Я знаю, он вылечил одного человека, который слишком много пил, и подумала, что он может помочь...
– Почему вы не сказали мне правду?
– Не знаю, – тихо вздохнула она. – Мне это казалось... слишком личным. А вы меня всерьез не принимали...
– Даже если вы его уговорите, проблем хватит.
– Я не уверена, что справлюсь. Но я попробую, и уже сказала мистеру Мэгенхерду, что ухожу от него.
Может быть, в конце концов она меня и убедила. Лопнула вторая проволока.
Она спросила:
– А кусачки, которыми вы пользовались в аэропорту? Вы их потеряли?
Черт бы меня побрал, они лежали в саквояже!
– Так я сяду за руль?
Да, нам не повредит, если в деле примет участие хоть кто-то, сохранивший здравый смысл.
И я кивнул.
Мы вернулись назад. Харви спросил:
– Чего вы там застряли?
– Обменялись мнениями о ситуации на Балканах. "Роллс-ройс" поведет мисс Джермен.
– Она?! Мы же решили, что она останется здесь.
– Я передумал. Она знает такие машины. Для нас меньше риска.
– Но не для нее!
– Вы правы.
Девушка забралась на переднее сиденье, при этом голова ее оказалась выше, чем если бы она стояла на земле.
Харви заметил:
– Это традиция Сопротивления: равноправие мужчин и женщин по части быть убитыми?
– Вот именно.
Взревел стартер. Мотор заворковал, как грампластинка на очень малой скорости.
Харви упрямо настаивал:
– Мне это не нравится.
Я резко обернулся.
– А мне? Мне что здесь нравится? Знай я, что работа кончится прорывом в "роллс-ройсе" через Западный фронт, стал бы я за нее браться? Но мы здесь – и мы пройдем последние три километра.
– Элен могут убить.
– Отговорите ее.
Я сел на заднее сиденье, собрал "маузер" и вдруг вспомнил о моргановском "уэбли"", оттягивавшем карман моего плаща. Решил, что на роль стрелка с двух рук я не гожусь, я протянул его Мэгенхерду.
Попытки возражать я оборвал словами:
– Никто не заставляет вас пускать оружие в ход, мистер Мэгенхерд. Но если дела пойдут плохо, вы можете сами этого захотеть.
К тому времени Харви переговорил с девушкой. Я спросил:
– И что?
– И все равно мне это не нравится, – он прыгнул на подножку справа, держась левой рукой за дверцу. Я встал на подножку слева. Мисс Джермен включила первую скорость, и мы поехали.
29
30
Харви спросил:
– Ну что?
– Скорее всего, они появятся со стороны Лихтенштейна, сказал я, – и уже ждут там нашего прибытия. Узнав точное место перехода границы, им лучше всего, разделавшись с нами, вернуться в Лихтенштейн. На швейцарской стороне границы будет полно полиции, но в Лихтенштейне всего пятнадцать жандармов. Там просто не смогут поставить даже сторожевые посты.
Харви кивнул.
– Значит, они ненадолго проникнут в Швейцарию, но только чуть-чуть?
– Пожалуй, да. Большая часть зоны не укреплена – штабные помещения, артиллерийские позиции и прочее. Только последние двести метров застроены основательно, а это – прямо на границе.
– Полно укрытий, – задумчиво заметил он, – и почти дома. А чем займется швейцарская полиция, когда услышит стрельбу?
– Помчатся туда. Но им добираться больше полумили, да еще по траншеям. Думаю, зрелище они упустят.
Мэгенхерд резко бросил:
– Но им станет известно, что я в Лихтенштейне.
– Возможно, да. Но через границу перейти они не смогут. Сюрте придется начинать сначала: запрашивать Лихтенштейн о вашей выдаче и так далее. Но полагаю, у вас с Флетцем хватит влияния, чтобы затянуть это на несколько дней. А к тому времени... – Я пожал плечами.
Девушка заметила:
– Наверно, это Лихтенштейн.
Впереди мерцали огни Мельса и Бальцерса, двух городков почти на самой границе, по ту сторону реки. Нам надо было попасть туда, и все проблемы остались бы позади.
"Роллс-ройс" мчался вперед, отворачивая от огней и спускаясь к реке, берега которой в этом место были территорией Швейцарии. Мы проехали по мосту, повернули на север через Майенфильд и начали подъем к Сент Люцигштайгу – туда, где начиналась танковая трасса.
Справа от нас возвышался крутая скальная стена со снежной шапкой на уровне двух тысяч футов – правое крыло укрепрайона Сент Люцигштайг. Впереди слева темнел гребень Флешерберга – главной опора укреплений. Там начинались первые сооружения – заросшие бугры развалин столетней давности вперемешку с более современными артиллерийскими укрытиями и блиндажами. А дальше – настоящие траншеи, доты, колючая проволока. Слишком темно, чтобы различить детали, но зрелище внушительное.
Из глубины "роллс-ройса" не так легко представить ржавую колючую проволоку, залитые водой траншеи – слишком уютным и неприступным казался автомобиль. Никто не может нас остановить; стоило сказать: "Вперед, шофер!" – и мы проложим путь через границу. И зачем беспокоиться о какой-то колючей проволоке?
Я начинал понимать, как чувствуют себя богачи и почему они так часто просыпаются среди моря забот. Видимо, они так же вот нежатся среди красного дерева и тонкой кожи в салонах своих "роллс-ройсов" и командуют: "Вперед! С нами ничего не может случиться". И случается.
Но сегодня на границе всем придется предъявлять паспорта.
Мимо промелькнули огни: последняя деревня по пути к Сент Люцигштайгу. Морган притормозил, внимательно глядя на дорогу. На обочине торчал щит с надписью, гласившей, что остановка и фотографирование строжайше запрещены. Мы были у цели. "Роллс-ройс" остановился.
Морган выключил фары, вылез из машины и открыл левую заднюю дверцу. Мои руки лежали внутри саквояжа на "маузере". Но он продолжал играть роль идеального шофера. Орудовать топором – не по нему, он только любезно подвез нас к эшафоту.
Я с трудом выбрался наружу. Харви встал между мной и Морганом, достал револьвер и проверил, сколько в нем зарядов. Раньше он этого никогда не делал, профессионал всегда точно знает, сколько у него патронов. Потом повернулся к Моргану и навел револьвер на него.
– Не хватайтесь за оружие.
Морган прошипел сквозь зубы, глядя мимо Харви на меня.
– Я никогда вам не доверял.
– Значит, мы в расчете.
Я обошел его сзади и вытащил из-под плаща огромный револьвер "Уэбли 45". Просидеть всю дорогу на этой штуке!
– Вы забираете машину? – мрачно спросил он. – Но все равно вас арестуют.
– Нет, если мы воспользуемся танковой трассой.
– Но ведь подумают, что генерал замешан в этом деле! – Похоже, он был искренне возмущен.
– Ошибаетесь, сержант. Разве вы забыли? Мы не должны знать о том, что здесь что-то может случиться. А генерал уже влип до самых кончиков усов, и если их ему прищемят, – не надо было нас продавать.
Помолчав, он заметил:
– Генерал продавал людей и покруче вас.
Из-за спины вмешался Мэгенхерд.
– Надеюсь, вы не ждете, чтобы я принял это доказательством его доброты.
Морган презрительно фыркнул и побрел по дороге в Майенфельд, пытаясь сохранить остатки армейской выправки.
Я следил, как он исчез из виду за поворотом, потом пошел взглянуть на заграждение из колючей проволоки.
Метров через двадцать я нашел то, что искал: прореху, наскоро затянутую двумя нитями проволоки. Дождавшись появления луны, по другую сторону я различил едва заметную дорогу, сворачивавшую направо.
Мисс Джермен спросила из-за моей спины:
– Это и есть танковая трасса?
– Она самая. – Я вытащил револьвер Моргана, чтобы тот не мог выстрелить, открыл затвор, поймал верхнюю нить проволоки между курком и затвором и стал крутить из стороны в сторону. Кусачки не ахти, но в конце концов сработали.
Девушка заметила:
– Нелегко будет ехать без огней. Да и дорога заросла.
– Ее наверняка чистят раз в несколько лет. И все, что может снести на пути легкий танк, сшибет и "роллс-ройс".
– А вы с ним справитесь?
Я пожал плечами.
– Лучше уж "роллс-ройс" поведу я, – предложила она.
– Не сходите с ума. Чтобы вы знали: вы не участвуете в дальнейшем путешествии, а возвращаетесь пешком в Майенфилд и ждете, пока завтра за вами не приедут.
Она поспешно заявила:
– Когда отец служил генерал-губернатором, у него был "фантом". Тогда я научилась его водить. Лучше за руль сесть мне.
Я хотел спросить, где ее отец был губернатором, но понял, что верю и так. Ее предложение имело смысл: машина требовала навыков, уже лет тридцать вышедших из употребления.
Пока я занимался второй проволокой, она сказала:
– И у вас с Харви руки будут свободны.
Еще один довод.
– Если, конечно, вы не считает, что я – на стороне врага.
Я покачал головой.
– Нет, не думаю, иначе вы не лезли бы под пули. Я просто не был уверен, что вы отдаете отчет в опасности прослушивания телефонов и вообще... Стоит кому-нибудь сказать: " А вчера секретарша Мэгенхерда звонила из Монтре", – и понеслось! А результат – хуже предательства.
Я помолчал, потом спросил:
– Так кому вы звонили?
– Человеку, который содержит нечто... вроде лечебницы. В горах возле Шамони. Для Харви. Я знаю, он вылечил одного человека, который слишком много пил, и подумала, что он может помочь...
– Почему вы не сказали мне правду?
– Не знаю, – тихо вздохнула она. – Мне это казалось... слишком личным. А вы меня всерьез не принимали...
– Даже если вы его уговорите, проблем хватит.
– Я не уверена, что справлюсь. Но я попробую, и уже сказала мистеру Мэгенхерду, что ухожу от него.
Может быть, в конце концов она меня и убедила. Лопнула вторая проволока.
Она спросила:
– А кусачки, которыми вы пользовались в аэропорту? Вы их потеряли?
Черт бы меня побрал, они лежали в саквояже!
– Так я сяду за руль?
Да, нам не повредит, если в деле примет участие хоть кто-то, сохранивший здравый смысл.
И я кивнул.
Мы вернулись назад. Харви спросил:
– Чего вы там застряли?
– Обменялись мнениями о ситуации на Балканах. "Роллс-ройс" поведет мисс Джермен.
– Она?! Мы же решили, что она останется здесь.
– Я передумал. Она знает такие машины. Для нас меньше риска.
– Но не для нее!
– Вы правы.
Девушка забралась на переднее сиденье, при этом голова ее оказалась выше, чем если бы она стояла на земле.
Харви заметил:
– Это традиция Сопротивления: равноправие мужчин и женщин по части быть убитыми?
– Вот именно.
Взревел стартер. Мотор заворковал, как грампластинка на очень малой скорости.
Харви упрямо настаивал:
– Мне это не нравится.
Я резко обернулся.
– А мне? Мне что здесь нравится? Знай я, что работа кончится прорывом в "роллс-ройсе" через Западный фронт, стал бы я за нее браться? Но мы здесь – и мы пройдем последние три километра.
– Элен могут убить.
– Отговорите ее.
Я сел на заднее сиденье, собрал "маузер" и вдруг вспомнил о моргановском "уэбли"", оттягивавшем карман моего плаща. Решил, что на роль стрелка с двух рук я не гожусь, я протянул его Мэгенхерду.
Попытки возражать я оборвал словами:
– Никто не заставляет вас пускать оружие в ход, мистер Мэгенхерд. Но если дела пойдут плохо, вы можете сами этого захотеть.
К тому времени Харви переговорил с девушкой. Я спросил:
– И что?
– И все равно мне это не нравится, – он прыгнул на подножку справа, держась левой рукой за дверцу. Я встал на подножку слева. Мисс Джермен включила первую скорость, и мы поехали.
29
Пока дорога была в приличном состоянии, видимо по ней ездили местные крестьяне. Мы миновали пастбища, деревья, странные зеленые бугры – остатки старых укреплений. И неожиданно оказались на опушке соснового леса, тянувшегося слева вверх до гребня Флешерберга. Стало очень темно.
Мисс Джермен спросила:
– Включить фары можно?
Я покачал головой.
– Нет. Но когда я крикну, включайте сразу дальний свет.
Мы ползли дальше. Деревья напоминали черные скелеты в рваных черных балахонах. И видимость не превышала пяти метров.
Я сказал:
– Давайте побыстрее. Как сможете.
– Я слышала, вы говорили, что нас будут ждать у передовой линии.
– Я все еще так думаю, но мне не по себе.
Не знаю, что она подумала, но поехала быстрее. Она лихо орудовала большим рулевым колесом – то ли насмотрелась гангстерских фильмов, то ли управление не требовало усилий благодаря многоступенчатому рулевому механизму.
Лес мы проехали и неприятное ощущение ожидания выстрела прошло.
Сразу за опушкой впереди появилось низкое длинное строение – первое из более современных укреплений. Я наклонился к мисс Джермен:
– Остановитесь на секунду.
Девушка притормозила. Я зашагал к постройке, Харви следом. Не сговариваясь, мы с разных сторон подошли к дверям блокгауза.
Он негромко спросил:
– Что ищем?
– Просто изучаем обстановку.
Он взглянул на меня, кивнул и занялся изучением постройки. Это был очень хороший блокгауз, и его создатели не жалели труда. Стены монолитного бетона, если судить по глубине амбразур, были не меньше восемнадцати дюймов толщиной. Вход искусно прикрыт специальными заграждениями от случайной пули или осколков. Амбразуры расширялись к наружной стороне.
Харви провел пальцем по стене и задумчиво сказал:
– Чудная была бы война. – Затем посмотрел на меня. – Полагаете, там впереди все в таком же духе?
– Да.
– Я представлял себе траншеи, окопы и все такое. – Он отвернулся. – Да, чудная была бы война.
Дальше укрепления стали попадаться все чаще: доты, среди деревьев – бетонированные орудийные позиции, ячейки для минометов. Дорога стала хуже, превратилась в две колеи, между которыми росли кусты и молодые деревца. "Роллс-ройс" проплывал поверх них, приминая днищем к земле.
Сейчас нам годился бы любой его цвет, только не этот: в бликах лунного света полированный алюминий сверкал, как зеркало.
"Роллс-ройс" замедлил ход. Харви негромко спросил:
– Здесь, что ли?
Я посмотрел вперед.
– Да, здесь.
Долину пересекал высокий откос. У него был идеально ровный, неестественный вид, как у насыпи, ограничивающей лужайку в саду. Свет луны позволила рассмотреть его получше: это был не вал, а небольшое плато. Генералы решили: чем выше местность, тем пригоднее для сражения. И сделали ее как можно выше. Все укрепления были подняты на платформу, как хорошо спланированная площадка для игры в кегли. Весьма логично, но немного жутковато.
Девушка сняла ногу с педали, и "роллс-ройс" замер у подножия плато. Мы с Харви соскочили с подножек, осторожно поднялись по склону и заглянули в боевую зону.
Сначала была видна лишь неестественно ровная поверхность, покрытая морем колышимых ветром кустов. Потом стали проступать прямоугольные очертания – блокгаузы, доты, командные пункты, ячейки для минометов и зигзаги соединительных траншей.
Лунный свет пробежал по земле, и бетонные глыбы обрели сероватый оттенок, словно старые кости, вырытые из сырой земли.
Харви заметил:
– Не слишком приятное зрелище.
Действительно удовольствия было мало: в зоне можно было спрятать целую армию, для того она и строилась.
Я сказал, взвешивая каждое слово:
– Они явно расположились вблизи танковой трассы. Поэтому мы воспользуемся системой траншей и подберемся поближе.
Он долго обдумывал мои слова, потом покачал головой и кивнул в сторону машины.
– Сожалею, Кейн, но если предстоит перестрелка, мое место – рядом с ним.
– Лучше покончить с перестрелкой до того, как до него доберутся.
– Или застанут его врасплох, без всякой защиты. На это я пойти не могу.
Я сказал:
– Нас наняли провезти его в Лихтенштейн, и я намерен это сделать.
Харви снова покачал головой.
– Вас для этого наняли, а меня – охранять его жизнь. Если нам не удастся прорваться невредимыми, лучше и не пытаться.
Теперь он смотрел мне в глаза.
– Я же вам говорил в самом начале, Кейн, что такое может случиться: мы станем добиваться противоположных целей.
– Мэгенхерд захочет рискнуть.
– Вас удивит, как быстро люди берутся за ум, если объяснить им, что их могут убить.
– Посмотрим, что решит Мэгенхерд, – я повернулся и пошел к автомобилю.
Мэгенхерд уже высунулся из окна. Я не видел его лица, но мог догадаться.
– Ну? – буркнул он. – В чем теперь задержка?
Харви без всякого выражения, тщательно выговаривая слова, произнес:
– Передовая линия, мистер Мэгенхерд, труднопроходима. Она построена как раз для той цели, которую преследует наш противник. При попытке ее преодолеть я не ногу гарантировать вашу безопасность. Мой совет – вернуться.
Очки Мэгенхерда тускло блеснули.
– Ваше мнение, Кейн?
– Я тоже ничего не гарантирую, м никогда не гарантировал. – спокойно ответил я. – Но готов попробовать. А при этом освещении все мы рискуем одинаково.
Сухой металлический голос протянул:
– Звучит разумно.
Очки снова повернулись к Харви.
Тот стоял на своем.
– Мы с Кейном добиваемся разного. Он старается...
– Похоже, он хочет того же, что я, – оборвал его Маганхард, – а вы – нет. Почему?
Долгую паузу нарушало только воркование мотора "роллс-ройса". Потом Харви сказал:
– Я слишком много пил, мистер Мэгенхерд. Теперь нет смысла говорить, что я об этом сожалею. Реакция у меня сейчас ни к черту, и я не чувствую себя готовым к драке.
Ему нелегко далось это признание. Редкий алкоголик способен сознаться, и никогда наемник-профессионал не признает, что его могут побить. Но он это сделал.
Мэгенхерд опять повернулся ко мне. Я пожал плечами.
– Мы все-таки еще можем прорваться.
Передняя дверца открылась, девушка подошла к нам.
– Если Харви говорит, что не может, у вас нет права его заставлять.
– Я никого не заставляю. Пойду сам. Для этого меня и наняли.
Харви глухо буркнул:
– Вы понимаете, что там Элайн?
– Элайн? – Я понял, что он прав. Элайн с Бернаром – лучших во Франции профессионалы, не случайно именно их я просил у Мерлена себе в помощь. Они всегда работали вместе, но не в Оверни – и Бернар погиб. Да, Элайн почти наверняка нас поджидает.
Харви продолжал:
– Вы знаете Элайна. Думаете одолеть его?
– Да, – я кивнул, – надеюсь.
– Это безумие.
– Нет. Не Элайн создал нынешнее положение, а я. Я заманил его сюда. И он по-прежнему считает, что мы придем пешком, не зная о засаде. Все должно произойти так, как задумал я, а не он. Я с ним справлюсь.
Мисс Джермен негодующе крикнула:
– Вам просто очень нужны эти деньги!
Харви устало покачал головой.
– Нет, дело не в деньгах. Он хочет оставаться Канетоном. А с тем еще никто не справился.
Я сказал:
– Двигайтесь вперед через пятнадцать минут – если не услышите стрельбы. Если услышите – решайте сами.
Мисс Джермен спросила:
– Включить фары можно?
Я покачал головой.
– Нет. Но когда я крикну, включайте сразу дальний свет.
Мы ползли дальше. Деревья напоминали черные скелеты в рваных черных балахонах. И видимость не превышала пяти метров.
Я сказал:
– Давайте побыстрее. Как сможете.
– Я слышала, вы говорили, что нас будут ждать у передовой линии.
– Я все еще так думаю, но мне не по себе.
Не знаю, что она подумала, но поехала быстрее. Она лихо орудовала большим рулевым колесом – то ли насмотрелась гангстерских фильмов, то ли управление не требовало усилий благодаря многоступенчатому рулевому механизму.
Лес мы проехали и неприятное ощущение ожидания выстрела прошло.
Сразу за опушкой впереди появилось низкое длинное строение – первое из более современных укреплений. Я наклонился к мисс Джермен:
– Остановитесь на секунду.
Девушка притормозила. Я зашагал к постройке, Харви следом. Не сговариваясь, мы с разных сторон подошли к дверям блокгауза.
Он негромко спросил:
– Что ищем?
– Просто изучаем обстановку.
Он взглянул на меня, кивнул и занялся изучением постройки. Это был очень хороший блокгауз, и его создатели не жалели труда. Стены монолитного бетона, если судить по глубине амбразур, были не меньше восемнадцати дюймов толщиной. Вход искусно прикрыт специальными заграждениями от случайной пули или осколков. Амбразуры расширялись к наружной стороне.
Харви провел пальцем по стене и задумчиво сказал:
– Чудная была бы война. – Затем посмотрел на меня. – Полагаете, там впереди все в таком же духе?
– Да.
– Я представлял себе траншеи, окопы и все такое. – Он отвернулся. – Да, чудная была бы война.
Дальше укрепления стали попадаться все чаще: доты, среди деревьев – бетонированные орудийные позиции, ячейки для минометов. Дорога стала хуже, превратилась в две колеи, между которыми росли кусты и молодые деревца. "Роллс-ройс" проплывал поверх них, приминая днищем к земле.
Сейчас нам годился бы любой его цвет, только не этот: в бликах лунного света полированный алюминий сверкал, как зеркало.
"Роллс-ройс" замедлил ход. Харви негромко спросил:
– Здесь, что ли?
Я посмотрел вперед.
– Да, здесь.
Долину пересекал высокий откос. У него был идеально ровный, неестественный вид, как у насыпи, ограничивающей лужайку в саду. Свет луны позволила рассмотреть его получше: это был не вал, а небольшое плато. Генералы решили: чем выше местность, тем пригоднее для сражения. И сделали ее как можно выше. Все укрепления были подняты на платформу, как хорошо спланированная площадка для игры в кегли. Весьма логично, но немного жутковато.
Девушка сняла ногу с педали, и "роллс-ройс" замер у подножия плато. Мы с Харви соскочили с подножек, осторожно поднялись по склону и заглянули в боевую зону.
Сначала была видна лишь неестественно ровная поверхность, покрытая морем колышимых ветром кустов. Потом стали проступать прямоугольные очертания – блокгаузы, доты, командные пункты, ячейки для минометов и зигзаги соединительных траншей.
Лунный свет пробежал по земле, и бетонные глыбы обрели сероватый оттенок, словно старые кости, вырытые из сырой земли.
Харви заметил:
– Не слишком приятное зрелище.
Действительно удовольствия было мало: в зоне можно было спрятать целую армию, для того она и строилась.
Я сказал, взвешивая каждое слово:
– Они явно расположились вблизи танковой трассы. Поэтому мы воспользуемся системой траншей и подберемся поближе.
Он долго обдумывал мои слова, потом покачал головой и кивнул в сторону машины.
– Сожалею, Кейн, но если предстоит перестрелка, мое место – рядом с ним.
– Лучше покончить с перестрелкой до того, как до него доберутся.
– Или застанут его врасплох, без всякой защиты. На это я пойти не могу.
Я сказал:
– Нас наняли провезти его в Лихтенштейн, и я намерен это сделать.
Харви снова покачал головой.
– Вас для этого наняли, а меня – охранять его жизнь. Если нам не удастся прорваться невредимыми, лучше и не пытаться.
Теперь он смотрел мне в глаза.
– Я же вам говорил в самом начале, Кейн, что такое может случиться: мы станем добиваться противоположных целей.
– Мэгенхерд захочет рискнуть.
– Вас удивит, как быстро люди берутся за ум, если объяснить им, что их могут убить.
– Посмотрим, что решит Мэгенхерд, – я повернулся и пошел к автомобилю.
Мэгенхерд уже высунулся из окна. Я не видел его лица, но мог догадаться.
– Ну? – буркнул он. – В чем теперь задержка?
Харви без всякого выражения, тщательно выговаривая слова, произнес:
– Передовая линия, мистер Мэгенхерд, труднопроходима. Она построена как раз для той цели, которую преследует наш противник. При попытке ее преодолеть я не ногу гарантировать вашу безопасность. Мой совет – вернуться.
Очки Мэгенхерда тускло блеснули.
– Ваше мнение, Кейн?
– Я тоже ничего не гарантирую, м никогда не гарантировал. – спокойно ответил я. – Но готов попробовать. А при этом освещении все мы рискуем одинаково.
Сухой металлический голос протянул:
– Звучит разумно.
Очки снова повернулись к Харви.
Тот стоял на своем.
– Мы с Кейном добиваемся разного. Он старается...
– Похоже, он хочет того же, что я, – оборвал его Маганхард, – а вы – нет. Почему?
Долгую паузу нарушало только воркование мотора "роллс-ройса". Потом Харви сказал:
– Я слишком много пил, мистер Мэгенхерд. Теперь нет смысла говорить, что я об этом сожалею. Реакция у меня сейчас ни к черту, и я не чувствую себя готовым к драке.
Ему нелегко далось это признание. Редкий алкоголик способен сознаться, и никогда наемник-профессионал не признает, что его могут побить. Но он это сделал.
Мэгенхерд опять повернулся ко мне. Я пожал плечами.
– Мы все-таки еще можем прорваться.
Передняя дверца открылась, девушка подошла к нам.
– Если Харви говорит, что не может, у вас нет права его заставлять.
– Я никого не заставляю. Пойду сам. Для этого меня и наняли.
Харви глухо буркнул:
– Вы понимаете, что там Элайн?
– Элайн? – Я понял, что он прав. Элайн с Бернаром – лучших во Франции профессионалы, не случайно именно их я просил у Мерлена себе в помощь. Они всегда работали вместе, но не в Оверни – и Бернар погиб. Да, Элайн почти наверняка нас поджидает.
Харви продолжал:
– Вы знаете Элайна. Думаете одолеть его?
– Да, – я кивнул, – надеюсь.
– Это безумие.
– Нет. Не Элайн создал нынешнее положение, а я. Я заманил его сюда. И он по-прежнему считает, что мы придем пешком, не зная о засаде. Все должно произойти так, как задумал я, а не он. Я с ним справлюсь.
Мисс Джермен негодующе крикнула:
– Вам просто очень нужны эти деньги!
Харви устало покачал головой.
– Нет, дело не в деньгах. Он хочет оставаться Канетоном. А с тем еще никто не справился.
Я сказал:
– Двигайтесь вперед через пятнадцать минут – если не услышите стрельбы. Если услышите – решайте сами.
30
Я торопливо зашагал вперед, свернул за угол и вокруг меня сомкнулись бетонные стены. Дальше я пошел осторожнее – ощупывая стены, пробуя ногой пол впереди.
Траншея представляла собой бетонированную канаву, проложенную зигзагами, чтобы противник, захватив ее часть, не мог держать под прицелом остальное. Бетон отсырел и крошился, грязь, стекая со стен, образовала на полу островки, на которых проросла трава. Посередине траншеи когда-то пролегал дренажный канал, превратившийся в цепочку грязных луж.
Где же ты затаился, Элайн? Я должен догадаться, ведь в давние годы мы сражались на одной стороне. И я не забыл, каким ты был тогда: хладнокровным, безжалостным, решительным. Все эти годы, как я слышал, ты оставался таким же...
Тут я заметил, что иду пригнувшись. Глупо: по глубокой траншее можно было ходить, не сгибаясь, и оставаться невидимым для врага. Семь футов от поверхности – на фут глубже могилы, и вид изнутри не лучше.
Следующий поворот был гораздо круче, я осторожно заглянул за угол, шагнул и оказался в окопе третьей линии.
Он шел перпендикулярно ходу сообщения, по которой я прибыл. Стены бетонные, но ширина окопа больше, и со стороны противника двадцатидюймовая ступенька для стрелков. С той же стороны наверху – неровная линия бугров, заросших мелкими кустами, видимо, бывший земляной бруствер.
Я сделал шаг, и под ногой что-то хрустнуло. Звук отразился от стен, как перезвон колокольчиков, в лужах на полу кто-то завозился, плещась и хлюпая.
Я застыл на месте, и все смолкло. Подняв ногу, я увидел, что раздавил скелет лягушки. Переведя дух, я поднялся на подножку у стены.
В лицо повеяло свежестью, кусты шелестели на ветру, но я никого не видел. Вся передовая заросла этими чертовыми кустами, поверх которых я никак не мог заглянуть.
А может Элайн тут в кустах, а не в траншеях? Тут сейчас тоже можно спрятать целую армию. И он не один. Их минимум двое: по обе стороны маршрута, для перекрестного огня. Он – профессионал. И берется за работу только если уверен, что останется жив и получишь свое. ему нужна не дуэль, а небольшая безопасная бойня.
Я зашагал по ступеньке, где не было луж, только влажный песок, насыпавшийся сверху из прогнивших мешков бруствера. Стоило пригнуть голову, и ветер стих так неожиданно, как будто я захлопнул над собой крышку люка. В траншее было тепло, душно и как-то липко.
Окопы отрывали по другому плану. Зигзаги сменились поворотами под прямым углом. Войну рассчитывали выиграть в окопах переднего края. Во вторую линию отводили на отдых.
Я миновал несколько поворотов и вдруг увидел танковую трассу, проходившую над бетонированным водостоком; тяжелая и прочная конструкция, способная выдержать вес танка, несмотря на оставленную в ней трехфутовую арку для прохода по траншее.
Я остановился. Теперь я знал, что если Элайн засел в траншее, то не в третьей линии. Он устроится так, чтобы перекрыть оба направления. И поежился, вспомнив, как беззаботно проходил все эти повороты.
Назад я шел осторожнее, отыскал ход сообщения, ведущий во вторую линию, и посмотрел на часы: из назначенных пятнадцати минут осталось девять. Между линиями окопов было метров семьдесят, но зигзаги ходов сообщения удлинняли путь метров до ста. В одном месте сверху свалился моток колючей проволоки, но мне удалось через него перебраться, не слишком ободравшись о ржавые колючки.
Этот моток подсказал, как далеко я забрался: колючая проволока устанавливалась на расстоянии броска гранаты от траншеи, которую прикрывала.
Гранаты! Есть у Элайна гранаты? Да – если он ждет автомобиль. Но ждет он не его, а нас – и на открытом пространстве. Тогда что? Очередь из "стена"!
Откуда взялась эта мысль? Из Кемпера. Человек в автомобиле. Воевал в Сопротивлении со "стэном". Девятимиллиметровая гильза на кольце для ключей – возможно, сувенир с того дня, когда он застрелил кого-то из новенького "Стена". Сентиментальный тип. Реалисты бьются из-за денег. Как Элайн. Или Канетон.
Остановившись, я пригнулся и на уровне трех футов скосил глаза за угол. Никого. Кого-нибудь увидеть я и не надеялся, но старался не забыть, что тут нагорожено столько поворотов специально для того, чтобы за ними поджидали люди с оружием в руках.
Зачем я здесь? Ради двенадцати тысяч франков? Нет. Я настоял, чтобы мне подтвердили, что Мэгенхерд не виноват, что он никого не насиловал, никого не пытался убить. Итак, он прав, значит и я – тоже. Какая сентиментальность!
Или все потому, что я – Канетон?
Я быстро огляделся по окопу второй линии и пошел налево – туда, где проходила танковая трасса.
Кусок траншеи до следующего поворота показался мне вдруг длинным, холодным и ярко освещенным.
Напишите на плите: "Он погиб за 12000 франков", и никто не усмехнется. Подумают, – человек знал, что делал. Деньги – вещь осязаемая, поддающаяся счету. Можно заявить, что этого мало. Можно передумать и отступить.
Но что такое – быть Канетоном? От этого не отступишь. И ради этого стоит пойти на многое, чего и не подумаешь сделать за двенадцать тысяч франков.
Я застыл на месте, наведя "маузер" и едва удерживая спусковой крючок, чтобы не пустить ободряющую душу очередь. А молчаливый тихий угол следил за мной.
Потом я сделал три быстрых шага и оказался за поворотом, держа под прицелом узкую темную щель амбразуры дота, уставившуюся на меня.
Ничего не случилось.
Очень осторожно я зашагал по участку траншеи, перпендикулярному линии фронта и не имевшему ступеньки у стены. До входа в дот был еще один поворот, но я знал, что за углом никого нет. Выбери они этот дот, сидели бы у амбразуры. Я задержался на углу, чтобы получше рассмотреть сооружение.
Дот был шестигранным, утопленным в бруствер, с амбразурами на пяти сторонах. Шестая служила входом со стороны траншеи: три ступеньки вверх и через невысокую дверь. Я не стал подниматься, просто стоял и смотрел.
Возле дота бруствер осел и песок просыпался на ступеньки. Если кто-нибудь пробрался внутрь, то только по воздуху: песок на ступеньках остался не тронут. Я зашел в дот.
Как и в блокгаузе, пришлось у входа обогнуть защитные заграждения. Внутри дота сложная система простенков оберегала его защитников от обстрела через амбразуру. В сооружение была заложена уйма изощренной инженерной мысли. Я поспешил к левой амбразуре. Через нее назад поверх кустов открывался вид на следующий дот метрах в двадцати отсюда. А между ними проходил через очередную арку танковая трасса.
Я понял систему: над каждым переходом через линию окопов по обе его стороны высилось по доту для охраны единственного уязвимого места всей линии обороны.
И теперь я знал, где Элайн, – где он обязан быть: в одном из таких же двух дотов, охраняющих переход в передовой линии траншей. Только там мог, оставаясь невидимым, наблюдать за нами поверх кустов, и только там, на переходе, мы собьемся в кучу, давая возможность срезать всех одной автоматной очередью.
Вдалеке загудел мотор "роллс ройса". Времени не оставалось.
Я скатился в траншею и бросился вперед. Повороты теперь не имели значения, они меня защищали. Шум – тоже. Тесные стены траншеи отражали плеск и топот вверх. А в бетонном доте уже навострил уши на звук мотора "роллс-ройса" Элайн.
В первой линию траншей я свернул налево, обогнул пару углов и прыгнул на ступеньку у стены. Рев мотора ударил мне в уши.
Оглянувшись через плечо я увидел неяркое серебристое облако, плывущее над землей метрах в семидесяти от меня. И темную фигуру рядом: Харви словно погонял призрачного слона.
Но поверх кустов я видел и дот на следующей линии траншей.
Элайн уже должен заметить автомобиль и понять, что дело пошло не так. Решит он стрелять или станет выжидать? Дождется, пока "роллс-ройс" въедет на переход и даже переедет за него? Или откроет огонь издали, понимая, что автомобилю некуда свернуть?
Я побежал по ступеньке, повернул налево, затем направо. Есть ли у Элайна осветительные ракеты? Нет, ни в коем случае. Потому что во время войны мы никогда ими не пользовались: ракеты осветили бы и нас, затрудняя отход, если дело провалится.
У стены возле дота я что было сил заорал:
– Свет!
"Роллс" замедлил ход, и вдруг во всю мощь полыхнули фары дальнего света. Ослепительный поток света, как взрыв, ударил в стены дотов. Из ближайшего ко мне раздалась автоматная очередь, но она прозвучала, словно вопль испуганного человека, палящего наугад по непонятной ему цели.
Я взбежал по ступенькам ко входу в дот и швырнул в защитное заграждение "вальтер", крикнув: "Граната!" Человек внутри уже, наверно, сам думал о гранатах, и как хорошо бы иметь парочку... Он выскочил наружу, как от пинка.
Я спустил курок с расстояния в четыре фута. Очередь ударила его об стену и пришила к ней, потом он медленно перегнулся вперед и упал в траншею.
Траншея представляла собой бетонированную канаву, проложенную зигзагами, чтобы противник, захватив ее часть, не мог держать под прицелом остальное. Бетон отсырел и крошился, грязь, стекая со стен, образовала на полу островки, на которых проросла трава. Посередине траншеи когда-то пролегал дренажный канал, превратившийся в цепочку грязных луж.
Где же ты затаился, Элайн? Я должен догадаться, ведь в давние годы мы сражались на одной стороне. И я не забыл, каким ты был тогда: хладнокровным, безжалостным, решительным. Все эти годы, как я слышал, ты оставался таким же...
Тут я заметил, что иду пригнувшись. Глупо: по глубокой траншее можно было ходить, не сгибаясь, и оставаться невидимым для врага. Семь футов от поверхности – на фут глубже могилы, и вид изнутри не лучше.
Следующий поворот был гораздо круче, я осторожно заглянул за угол, шагнул и оказался в окопе третьей линии.
Он шел перпендикулярно ходу сообщения, по которой я прибыл. Стены бетонные, но ширина окопа больше, и со стороны противника двадцатидюймовая ступенька для стрелков. С той же стороны наверху – неровная линия бугров, заросших мелкими кустами, видимо, бывший земляной бруствер.
Я сделал шаг, и под ногой что-то хрустнуло. Звук отразился от стен, как перезвон колокольчиков, в лужах на полу кто-то завозился, плещась и хлюпая.
Я застыл на месте, и все смолкло. Подняв ногу, я увидел, что раздавил скелет лягушки. Переведя дух, я поднялся на подножку у стены.
В лицо повеяло свежестью, кусты шелестели на ветру, но я никого не видел. Вся передовая заросла этими чертовыми кустами, поверх которых я никак не мог заглянуть.
А может Элайн тут в кустах, а не в траншеях? Тут сейчас тоже можно спрятать целую армию. И он не один. Их минимум двое: по обе стороны маршрута, для перекрестного огня. Он – профессионал. И берется за работу только если уверен, что останется жив и получишь свое. ему нужна не дуэль, а небольшая безопасная бойня.
Я зашагал по ступеньке, где не было луж, только влажный песок, насыпавшийся сверху из прогнивших мешков бруствера. Стоило пригнуть голову, и ветер стих так неожиданно, как будто я захлопнул над собой крышку люка. В траншее было тепло, душно и как-то липко.
Окопы отрывали по другому плану. Зигзаги сменились поворотами под прямым углом. Войну рассчитывали выиграть в окопах переднего края. Во вторую линию отводили на отдых.
Я миновал несколько поворотов и вдруг увидел танковую трассу, проходившую над бетонированным водостоком; тяжелая и прочная конструкция, способная выдержать вес танка, несмотря на оставленную в ней трехфутовую арку для прохода по траншее.
Я остановился. Теперь я знал, что если Элайн засел в траншее, то не в третьей линии. Он устроится так, чтобы перекрыть оба направления. И поежился, вспомнив, как беззаботно проходил все эти повороты.
Назад я шел осторожнее, отыскал ход сообщения, ведущий во вторую линию, и посмотрел на часы: из назначенных пятнадцати минут осталось девять. Между линиями окопов было метров семьдесят, но зигзаги ходов сообщения удлинняли путь метров до ста. В одном месте сверху свалился моток колючей проволоки, но мне удалось через него перебраться, не слишком ободравшись о ржавые колючки.
Этот моток подсказал, как далеко я забрался: колючая проволока устанавливалась на расстоянии броска гранаты от траншеи, которую прикрывала.
Гранаты! Есть у Элайна гранаты? Да – если он ждет автомобиль. Но ждет он не его, а нас – и на открытом пространстве. Тогда что? Очередь из "стена"!
Откуда взялась эта мысль? Из Кемпера. Человек в автомобиле. Воевал в Сопротивлении со "стэном". Девятимиллиметровая гильза на кольце для ключей – возможно, сувенир с того дня, когда он застрелил кого-то из новенького "Стена". Сентиментальный тип. Реалисты бьются из-за денег. Как Элайн. Или Канетон.
Остановившись, я пригнулся и на уровне трех футов скосил глаза за угол. Никого. Кого-нибудь увидеть я и не надеялся, но старался не забыть, что тут нагорожено столько поворотов специально для того, чтобы за ними поджидали люди с оружием в руках.
Зачем я здесь? Ради двенадцати тысяч франков? Нет. Я настоял, чтобы мне подтвердили, что Мэгенхерд не виноват, что он никого не насиловал, никого не пытался убить. Итак, он прав, значит и я – тоже. Какая сентиментальность!
Или все потому, что я – Канетон?
Я быстро огляделся по окопу второй линии и пошел налево – туда, где проходила танковая трасса.
Кусок траншеи до следующего поворота показался мне вдруг длинным, холодным и ярко освещенным.
Напишите на плите: "Он погиб за 12000 франков", и никто не усмехнется. Подумают, – человек знал, что делал. Деньги – вещь осязаемая, поддающаяся счету. Можно заявить, что этого мало. Можно передумать и отступить.
Но что такое – быть Канетоном? От этого не отступишь. И ради этого стоит пойти на многое, чего и не подумаешь сделать за двенадцать тысяч франков.
Я застыл на месте, наведя "маузер" и едва удерживая спусковой крючок, чтобы не пустить ободряющую душу очередь. А молчаливый тихий угол следил за мной.
Потом я сделал три быстрых шага и оказался за поворотом, держа под прицелом узкую темную щель амбразуры дота, уставившуюся на меня.
Ничего не случилось.
Очень осторожно я зашагал по участку траншеи, перпендикулярному линии фронта и не имевшему ступеньки у стены. До входа в дот был еще один поворот, но я знал, что за углом никого нет. Выбери они этот дот, сидели бы у амбразуры. Я задержался на углу, чтобы получше рассмотреть сооружение.
Дот был шестигранным, утопленным в бруствер, с амбразурами на пяти сторонах. Шестая служила входом со стороны траншеи: три ступеньки вверх и через невысокую дверь. Я не стал подниматься, просто стоял и смотрел.
Возле дота бруствер осел и песок просыпался на ступеньки. Если кто-нибудь пробрался внутрь, то только по воздуху: песок на ступеньках остался не тронут. Я зашел в дот.
Как и в блокгаузе, пришлось у входа обогнуть защитные заграждения. Внутри дота сложная система простенков оберегала его защитников от обстрела через амбразуру. В сооружение была заложена уйма изощренной инженерной мысли. Я поспешил к левой амбразуре. Через нее назад поверх кустов открывался вид на следующий дот метрах в двадцати отсюда. А между ними проходил через очередную арку танковая трасса.
Я понял систему: над каждым переходом через линию окопов по обе его стороны высилось по доту для охраны единственного уязвимого места всей линии обороны.
И теперь я знал, где Элайн, – где он обязан быть: в одном из таких же двух дотов, охраняющих переход в передовой линии траншей. Только там мог, оставаясь невидимым, наблюдать за нами поверх кустов, и только там, на переходе, мы собьемся в кучу, давая возможность срезать всех одной автоматной очередью.
Вдалеке загудел мотор "роллс ройса". Времени не оставалось.
Я скатился в траншею и бросился вперед. Повороты теперь не имели значения, они меня защищали. Шум – тоже. Тесные стены траншеи отражали плеск и топот вверх. А в бетонном доте уже навострил уши на звук мотора "роллс-ройса" Элайн.
В первой линию траншей я свернул налево, обогнул пару углов и прыгнул на ступеньку у стены. Рев мотора ударил мне в уши.
Оглянувшись через плечо я увидел неяркое серебристое облако, плывущее над землей метрах в семидесяти от меня. И темную фигуру рядом: Харви словно погонял призрачного слона.
Но поверх кустов я видел и дот на следующей линии траншей.
Элайн уже должен заметить автомобиль и понять, что дело пошло не так. Решит он стрелять или станет выжидать? Дождется, пока "роллс-ройс" въедет на переход и даже переедет за него? Или откроет огонь издали, понимая, что автомобилю некуда свернуть?
Я побежал по ступеньке, повернул налево, затем направо. Есть ли у Элайна осветительные ракеты? Нет, ни в коем случае. Потому что во время войны мы никогда ими не пользовались: ракеты осветили бы и нас, затрудняя отход, если дело провалится.
У стены возле дота я что было сил заорал:
– Свет!
"Роллс" замедлил ход, и вдруг во всю мощь полыхнули фары дальнего света. Ослепительный поток света, как взрыв, ударил в стены дотов. Из ближайшего ко мне раздалась автоматная очередь, но она прозвучала, словно вопль испуганного человека, палящего наугад по непонятной ему цели.
Я взбежал по ступенькам ко входу в дот и швырнул в защитное заграждение "вальтер", крикнув: "Граната!" Человек внутри уже, наверно, сам думал о гранатах, и как хорошо бы иметь парочку... Он выскочил наружу, как от пинка.
Я спустил курок с расстояния в четыре фута. Очередь ударила его об стену и пришила к ней, потом он медленно перегнулся вперед и упал в траншею.