Только на юге континента в районе Луизианы и Флориды, существуют французские и испанские колонии.
В результате всего этого, в двадцатом веке мы не видим ничего похожего на нынешние Соединенные Штаты Америки, с их глобальным экспансионизмом, зонами жизненных интересов по всему миру, и агрессивно -примитивной культурой.
На просторах североамериканского материка существует самодостаточное, придерживающее политики изоляционизма государство, весьма мало интересующееся тем что происходит сколь-нибудь далеко от его границ. Населяющий его народ, состоящий из скандинавов, метисов, и индейцев вполне доволен своей зажиточным и спокойным образом жизни, однако совершенно не озабочен распространением его среди других народов.
Скорее всего Винланд нашего времени представлял бы собой федерацию, с достаточно широкой автономией отдельных частей, управляемую стортингом, или альтингом, хотя не исключено, что это была бы и конституционная монархия, на престоле которой находился бы какой-нибудь отдаленный потомок Лейфа Эйриксона.
И в 90х годах прошлого века человечество отметило бы не пятисотлетие открытия Америки, а тысячелетие открытия Винланда.
И тут следует упомянуть об одном обстоятельстве. Ведь, по мнению многих историков, в частности А. Тойнби, в Скандинавии складывалась особая цивилизация, позже поглощенная европейской.(51,176) В Винланде же, в условиях длительной изоляции от Запада, она продолжила бы свое развитие, путями, которые почти невозможно предсказать.
Теперь вкратце о том, что означал бы рассматриваемый нами сценарий для самой Европы. Прежде всего Англия, в отсутствие американских колоний, не может решить эффективно проблемы, связанные с избыточным населением, в результате чего недовольство в обществе непрерывно возрастает на протяжении второй половины XVII-XVIII веков. Кроме того, резко уменьшается приток денежных средств, в немалой степени способствовавших развитию промышленности. Социальные конфликты и потрясения, на которые накладывалась бы и религиозная вражда – ведь значительная часть представителей неангликанских конфессий, в нашей истории покинула Британские острова, переселившись в Новый Свет – все это способствует тому, что Англия не может достичь положения великой державы, остается на вторых ролях. Таким образом, и история Европы тоже, с какого-то момента резко меняет свое течение, и главенство в Европе достается Франции, Священной Римской Империи, либо Испании. Это, в свою очередь, радикально влияет на судьбу прежде всего Германии – она либо так и остается раздробленной навсегда, либо объединяется, но под властью не Берлина, а Вены. Италия, в зависимости от того, кто стал бы абсолютным владыкой континента – Габсбурги или Бурбоны, поделена между Испанией или Францией, либо Веной и опять-таки Мадридом.
[39] (6,29)
Кстати, обычно, рассматривая вопрос о крещении Руси, не видят, что в описываемое время, официально еще не было ни православной, ни католической церкви. Церковь формально все еще была единой апостольской вселенской церковью, несмотря на все различия между тонкостями обряда, и разницу между толедским и никейским символами веры.
Император Михаил именуется в послании папы Адриана «благочестивым», на фресках храма Софии Киевской среди святых видим типично католического святого Климента – одного из римских пап.
Кстати, именно папа Адриан рукоположил Кирилла и Мефодия в сан, и благословил их труд по созданию славянской письменности, и переводу библии на моравский язык. Правда, позже, после смерти Мефодия, новый папа запретил богослужение на славянских языках, но история могла ведь и обернуться по другому…(12,52)
Представим же, что русские князья все-таки сделали окончательный выбор в пользу не восточного а именно западного варианта христианства.
Способствует этому, в немалой степени и то, что Ватикан, трезво все взвесив, признал правоту требований русских князей и создает отдельную епархию, под названием Русский диоцез, с центром в Киеве, а так же – вполне возможно, и более внимательное отношение папского престола к вышеупомянутой инициативе преподобного Мефодия – между прочим епископа Паннонии и Моравии.
К каким последствиям этот выбор мог привести?
Начнем с того, что вся политическая история Киевской Руси изначально пошла бы совершенно в другом направлении. Прежде всего, появилась бы реальная возможность избежать той феодальной раздробленности, которая, в конечном счете, и стала причиной ее упадка и гибели.
Связано это с целым рядом обстоятельств, вытекающих из политики католической церкви, в частности – ее понятиями о роли и статусе светской власти.
Во первых, русская великокняжеская династия, после принятия западного варианта христианства, сразу, или почти сразу же была бы возведена римским папой в королевское достоинство, так же как это было сделано в отношении польских и чешских князей. Одно это автоматически положило бы предел дроблению государства (в худшем случае если и не фактическому, то юридическому). Ведь, если великим князем можно было провозгласить себя самого, то королевский титул даровать мог только папа или император. Западноевропейский граф или герцог мог не повиноваться своему суверену, мог даже идти против него войной, но никогда не помышлял о том, чтобы самому силой занять королевский трон.
В качестве иллюстрации можно привести страны Скандинавии, где возникшие примерно в одно время с Древней Русью королевства, не без влияния католической церкви были преобразованы в централизованные монархии, минуя этап феодальной раздробленности, характерный для Германии и Франции.
Не менее важно и то, что церковь, исходя из своих интересов: сильная центральная власть рассматривалась бы как естественный союзник в недавно крещенной и еще во многом полуязыческой стране, активно способствует пресечению сепаратистских устремлений местных вельмож. Угрозы отлучения от церкви (как это практиковалось в отношении мятежных баронов, например во Франции) было бы достаточно, чтобы остудить самые горячие головы.(15,183)
С этой же целью католическое духовенство добилось бы отмены господствовавшей на Руси «лествицы», то есть системы наследования, по которой освободившийся престол занимал не сын умершего государя, а следующий за ним по старшинству член правящего рода.
Консолидации способствует еще и то, что именно из среды священства, как и в Западной Европе, выходят советники и монархов, и местных властителей – князей и бояр, и именно представители католического клира (в ранге епископов – как минимум) по традиции занимают должность канцлера при киевском дворе. Немалую часть священников – большую, чем в православной Киевской Руси, составляют иноземцы, что имеет и свои положительные стороны, как, впрочем, и отрицательные.(22,375)
И тут мы видим весьма интересное явление, радикально отличающееся от того, что было в нашей реальности.
Русское духовенство оформляется в отдельное сословие клириков («клерков»). Оно, благодаря обету безбрачия, дистанцируется от мирских жизненных связей, переключаясь на внутрицерковные интересы и нужды, и одновременно, пополняясь за счет способных и энергичных людей из всех сословий, включая и социальные низы. Но важнее то, что русское католическое духовенство практически полностью автономно от светской власти, подчиняясь только римскому папе.
Попутно резко возрастает престиж образования, которое открывает даровитым простолюдинам путь к духовной карьере.
На русской земле возникают филиалы европейских монашеских орденов – бенедиктинцы, бернардинцы, францисканцы, и прочие более мелкие. Они получают во владение земли, где ведут весьма продуктивное хозяйство, становясь не только духовной, но и весьма заметной экономической силой. Появляются и командории европейских духовно-рыцарских орденов. Позднее, возникли бы и чисто русские монашеские ордена, названные именами местных святых и угодников, а вполне возможно – и свои собственные военно-церковные организации – какие-нибудь русские меченосцы.
Из всего этого вытекает одно важное обстоятельство – гарантированность прав русского католического духовенства оказывает заметное влияние на все остальные сословия, являясь для них наглядным примером (13,313). Церковная иерархия, опирающаяся на мощь папского престола, не позволяет русским монархам создать систему всеобщего подчинения государству.
Кстати, касаясь в этой связи, претензий католической церкви на светскую власть – пресловутого «папоцезаризма» (термин Владимира Соловьева) упреки в котором стали общим местом, то ведь и православие не было свободно от сего греха. Достаточно вспомнить Византию, где патриархи подчинили себе в конечном итоге императоров, и где солдаты и матросы использовались на строительстве церквей и монастырей, в то время как стены пограничных крепостей ветшали, а враги продвигались все ближе к Константинополю. «Монахи расслабили умы государей», – так высказался по этому поводу Монтескье несколько веков спустя. Аналогичные процессы, хотя и не столь ярко выраженные, можно было наблюдать в отечественной истории, не слишком даже и давней. Тот же патриарх Никон открыто выступал за подчинение светской власти церкви и, надо отметить, преуспел в этом немало. (6,92)
Но хватит о восточном православии, тем более, что в рассматриваемом сценарии оно обречено стать чем – то реликтовым, и вернемся к ситуации на виртуальной Руси, избравшей папскую тиару.
В XI-XIII в.в. русские воины участвуют в крестовых походах на Ближний Восток, но, из-за своей относительной малочисленности заметной роли
не играют. Главным направлением для Киева, как и в реальной истории, остается степь – Дикое Поле, и борьба с набегами кочевников.
Но в данном вопросе надежды возлагаются отнюдь не на одну только силу оружия. Одновременно прилагаются значительные усилия для евангелизации (обращения в католицизм) половцев и печенегов.
Принявшие крещение половецкие ханы становятся союзниками, а затем и вассалами русского королевства и сражаются на его стороне со своими соплеменниками-язычниками. В конечном итоге половецкая и ясская (аланская) знать приравнивается к русской, путем смешанных бракам родниться с ней, и становиться частью последней.
Благодаря последовавшему мирному (условно говоря) подчинению значительной части западных кипчаков, в русских руках оказываются сначала устья Дона, Буга, и Днепра, а затем и обширные земли Северного Кавказа и Тамани, принадлежавшие прежде исключительно половцам и хазарам. Азовское море заслуженно носит наименование Русского моря, и та же участь всерьез грозит и морю Черному.
Русские владения на Северном Кавказе – Тьмутаракань, Белая Вежа – не только не исчезают, но и активно расширяются. Более того, вскоре под скипетр киевских королей переходит и Крымский полуостров. Практически отсутствуют междоусобные войны, разорявшие русские земли (в нашей реальности, как хорошо известно, только Киев брали штурмом и грабили больше десяти раз(!).
Уже к концу XII века, территория Киевского королевства простирается от Белого и Балтийского морей до Черного, и от Вислы и Карпат Верхней Волги и Дона. Новгородские отряды завоевывают земли вплоть до Северного Урала, откуда широким потоком идут меха и серебро.
В Прибалтике русскими остаются земли по течению Двины и по крайней мере, восток Эстонии с городами Раковор (ныне Раквере), Кокейнос, Юрьев, Ругодив (позже ставший Нарвой). Русь пытается подчинить себе и территории литовских племен и курпов (будущая Курляндия), но эти стремления сталкиваются с аналогичными попытками немецких рыцарских орденов, что порождает конфликты, подобные тем, что в нашей реальности завершились Ледовым побоищем. На том же направлении Русь ждут мелкие стычки с датчанами и шведами, но они слишком незначительны, чтобы о них упоминать.
Русские купцы активно включаются в торговлю со странами Востока, по Волге и Каспийскому морю, составляя конкуренцию арабам и Византии.
Среди русских товаров – пушнина, хлеб, лес, кожи, скот, воск и мед. Немалое место, однако, занимают и изделия ремесленников – оружейников, ювелиров, кузнецов.
В Русском государстве, по примеру Европы уже с XIV века начинают создаваться университеты и академии – сначала в стольном Киеве, затем в Великом Новгороде, Галиче, Чернигове… Тысячи людей не только получают систематическое образование, не уступающее лучшим западным образцам, «но и пытаются в устных и письменных диспутах найти ответы на актуальные вопросы своего времени». В стенах университетов, в условиях относительной духовной свободы, ведутся споры между сторонниками различных богословских и философских течений и школ.
С течением времени в каждом более-менее крупном городе Русской земли имеются если не университеты, то свои семинарии и школы. Города и земли соперничают между собой, кроме всего прочего, еще и в том – чей университет (академия) лучше?
Создать учебное заведение не хуже, чем у соседей – дело чести и для горожан, и для феодалов, и они охотно жертвуют деньги на нужды образования.
В этой связи укажем, отвечая ненавистникам католицизма, что в православной Руси, практически до последних десятилетий XVII века отсутствовала какая– либо система образования даже для господствующих классов, за исключением духовенства (качество обучения последнего, было, впрочем, зачастую ниже всякой критики). Более того, постепенно, сугубо отрицательное отношение к образованию и науке стало почитаться едва ли не за добродетель. «Люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше тебя, не испытуй того, что глубже тебя, а како дано тебе от Бога готовое учение, то и держи». Греховным объявлялось даже изучение математики и астрономии: «богомерзостен пред Господом всякий, кто любит геометрию; а се душевные грехи – учиться астрономии и еллинским книгам». Одним словом – «Братия, не высокоумствуйте». (109,67)
В данном же варианте развития, русская религиозно-схоластическая мысль неизбежно, вслед или даже одновременно с европейской, в какой-то момент вышла бы за пределы церковности – к светской позитивной науке. Имена русских ученых стояли бы вровень с именами Роджера Бекона, Николауса Кузанского, Коперника, Раймунда Луллия.
Точно так же и русское искусство получает возможность свободно развиваться, не стесненное жесткими византийскими канонами.
Если в известной нам истории культура на Руси практически до начала XVIII века развивалась, в основном, в церковных рамках, то в данной виртуальности наблюдается настоящий взлет светского искусства – литературы, живописи, скульптуры, дающий основания говорить о русском Ренессансе.(12,77)
Заметная часть литературных произведений пишется на латыни, но этот язык международной учености и просвещения не получает преобладающего влияния, как это случилось в Польше.(76,205) Все-таки, Русь куда более сильная в духовном отношении страна, да и германо-романское влияние практически отсутствует – ведь Польша граничит с достаточно сильной на тот момент Священной Римской Империей.
Как промежуточный результат – к середине XII – XIII векам, в России формируется достаточно развитая католическая, и вместе с тем, самобытная русская культура, точно так же как существует самобытная культура хорватов и словенцев. Кстати, весьма вероятно, что основой письменного русского языка стал бы все-таки не латинский, а кириллический алфавит, правда, не в известном нам виде, а в форме глаголицы, как это было до XVIII столетия в той же Хорватии.
В 30-40 годы XIII века Русское королевство подверглось бы монгольскому нашествию (если не иметь в виду того, что в результате всех изменений, вызванных принятием Русью католичества, будущий Чингисхан вполне мог вообще не появиться на свет). Однако, последствия его не были бы столь ужасны, как в нашей реальности. Как бы то ни было, армия монгольских ханов встретила бы куда более мощный отпор, и добилась бы несравненно меньших успехов, тем более что на стороне русских сражались бы в немалом числе крещенные половцы и аланы. После ухода монголов Русь довольно быстро восстанавливает свои силы и небезуспешно противостоит возникшей в заволжских степях Золотой Орде, как небезуспешно противостояли ей литовские князья. Могло случиться и так, что со временем ордынцы приняли бы христианство, в конечном итоге подчинившись власти русских королей.
Ведь Витовту в свое время, лишь стечение обстоятельств, переменчивое военное счастье помешало сделать своим вассалом Тохтамыша, а многие татарские ханы стали, в конце концов, «служебниками» московских великих князей.
Русское духовенство активно участвует в жизни католической церкви, благодаря своему распространению к востоку от Карпат и Буга действительно имеющей право именоваться вселенской апостольской церковью, «ecclesia universlis».
Русские епископы и кардиналы активно участвуют в формировании ее политики, их можно увидеть на соборах где обсуждаются важные вопросы религиозной жизни, канонизация святых, и т.д.
Конечно маловероятно, чтобы когда-нибудь на престол наместника Святого Петра сел бы наш соотечественник, ведь из всего числа римских и авиньонских пап, лишь трое не были из числа французов либо итальянцев, хотя и такое не исключено. Но то, что русское духовенство играло бы важную роль в римской церкви – несомненно.
Географическая отдаленность Русского диоцеза и некоторые другие обстоятельства способствовали бы тому, что церковь на Руси существовала бы, в значительной степени автономно от Рима.
Бушков в своем сочинении затрагивает, почему-то полагая его весьма интересным, вопрос о том – на чью сторону стала бы Русь католическая в конфликте между папами и императорами.(12,77) Думается, поддержка была бы оказана Святому Престолу, по двум причинам. Во первых как мы уже говорили, папская власть была бы давним и верным союзником киевских королей. Во вторых, к тому времени Русскому государству уже пришлось бы, как уже говорилось, столкнуться в Прибалтике с немецкими рыцарями, за которыми, в гораздо большей степени, чем церковь, стояла империя. И добавим – отношения которых с Римом далеко не всегда были безоблачны. Правда, ничем существенным помочь великому понтифику Русь не смогла бы.
Однако, куда более интересен иной вопрос – как принятие восточными славянами католицизма повлияло бы на отношение к ним германо-романской Европы?
По мнению целого ряда историков, именно православие, поставило-де Русь вне цивилизации (имеется в виду, естественно, западная цивилизация – никакой другой они не признают), и тем самым якобы обусловило взгляд на русский народ, как на опасных варваров.
Автор, напротив, склонен думать, что даже приняв католичество, восточные славяне остались бы в глазах очень многих европейцев такими же дикими и темными людьми. В качестве примера вспомним хотя бы то, что во время конфликта Польши и Тевтонского ордена, симпатии практически всей Северной Европы и Святого Престола были целиком на стороне последнего.
Да и сами рыцари воевали с поляками – уже не первый век добрыми католиками едва ли не более яростно, нежели с литовцами-язычниками и русскими «схизматиками». Правда, возможно свою роль в данном вопросе играло и то, что соседи – прежде всего Священная Римская Империя и Швеция – претендовали на польские земли, а ганзейские города, в летописях которых, например, поражение ордена под Грюнвальдом подается едва ли не как величайшая трагедия, были его активными торговыми партнерами.(10,69) Поскольку с далекой Русью у большей части Европы общих точек соприкосновения, равно как и спорных вопросов, долгое время практически не существует, то и отношение к ней скорее сдержано-доброжелательное.
Несомненно, с течением времени появлялись бы в нашей стране и ереси, если даже и в условиях господства православия ее не миновала чаша сия. По видимому, как и в нашей реальности центром их возникновения и распространения стал бы Новгород, где уже в XIV веке получили немалую популярность ереси «стригольников» и «жидовствующих», отчасти схожие, насколько можно судить по скудной информации, дошедшей до нас, с лютеранством.