В 1760 году, в год вступления Георга III на престол, смертная казнь полагалась за 160 преступлений, за которые полагалась смертная казнь для мужчин, женщин и детей – без разбора. В 1820 году, когда сей монарх покинул мир, список вырос более чем на 100 пунктов. К рядовому солдату английских вооруженных сил относились хуже чем к рабочему скоту, по отношению к нему проявлялась неслыханная жестокость и бесчеловечность – подобная той, что господствовала в прусской армии.(104,447)
А жизнь рядовых моряков прославленного английского флота не так уж сильно отличается от участи галерников, не зря же вербовщикам приходилось сплошь и рядом действовать обманом, спаивая кандидатов. И это при том, что в описываемые времена, когда, по поговорке «О собаке заботились больше, чем о моряке», в военный флот шли практически одни только отчаявшиеся бедняки.(97,99) Вдобавок, в британском флоте пропасть между офицерами и простыми матросами была едва ли не самой глубокой в мире.
В разных местностях Соединенного Королевства происходили многочисленные аграрные беспорядки. Недовольство ширилось и среди городской бедноты.
Неспокойно было и в Шотландии, не говоря уже о самой старой британской колонии – Ирландии.
Достаточно вспомнить ирландское восстание 1795 года, вдохновленное во многом французскими событиями. Хотя его жестоко подавили, но сотни тысяч ирландцев по прежнему готовы были выступить с оружием в руках против ненавистных «саксов».
Наконец, происходили и волнения матросов военного флота – гордости и главной защиты островной империи.
Кое-кто заговаривает было о необходимости заключения мира, но голоса эти быстро смолкают. Всем ясно, что «французский Цезарь» на этот раз не успокоится, пока окончательно не раздавит Англию, да так, чтобы она уже не возродилась.
Пережив короткий период отчаяния, английские верхи принимают решение – сражаться до последней возможности, в надежде то ли на чудо, то ли на удачный поворот судьбы.
Прежде всего англичане пытаются выяснить обстановку в побежденной России, на предмет: насколько сильны настроения в пользу реванша, и нельзя ли, пользуясь ими, вновь подвигнуть Россию на войну? Ведь удавалось же это в отношении Австрии, не раз терпевшей тяжелые поражения, но тем не менее вновь и вновь обращавшую оружие против французов? Когда же выясняется, что Александр не настроен искушать судьбу, у обитателей Виндзорского замка невольно возникает мысль о замене несговорчивого царя на кого-либо из его родни. Однако возможные попытки составить заговор неудачны: рядом с государем всея Руси не продажные интриганы Пален и Бенигсен, а безупречно верный слуга и человек железной воли – Аракчеев, безоговорочно преданный монарху. (87,51) Да и сам Александр, помня судьбу своего отца, наверняка позаботился о соответствующих мерах безопасности. Кроме того, даже смерть императора мало что решит – среди великих князей весьма трудно было бы найти сторонников возобновления самоубийственной войны. Наконец, даже воинствующие «антибонапартисты», ненавидящие Александра за мир с Наполеоном (последнего они так же смертельно ненавидит – и как «узурпатора» и «Робеспьера на коне», за навязанную континентальную блокаду), удерживает одна важная и мысль. Мысль, что в случае гибели царя от рук заговорщиков, французский император вполне может, воспользовавшись моментом, первым напасть на Россию, уже в качестве мстителя за Александра.
Кроме всего прочего, в руках Бонапарта, как уже говорилось, остаются два мощнейших рычага давления. Первый и главный – это уже упоминавшаяся угроза провозгласить отмену крепостного права, тем самым вполне возможно, вызвав в России второй пугачевский бунт (не будем подробно рассматривать – насколько реальной она была; важно то, что подобная возможность виделась реальной современникам). Второй – это предполагавшаяся возможность того, что Франция может в любой момент принять решение о «восстановлении» Польши в границах, существовавших до 1772 года.
У Британской Империи оставались еще два возможных союзника. Первый – это Оттоманская Порта. Хотя за последние полтора десятилетия турецкий султан неоднократно менял свою ориентацию, то становясь союзником Франции, то переходя на сторону антинаполеоновских сил, тем не менее в Стамбуле хорошо помнили поход генерала Бонапарта в Египет. И великолепно сознавали, что в случае своей окончательной победы, французы не преминут отобрать у турок этот лакомый кусочек. Могли стать известными османам и наполеоновские планы полного разгрома и оккупации Турции, которыми он делился с Александром еще в Тильзите. (13,374)
Но страх перед перспективой увидеть непобедимую наполеоновскую армию у стен Стамбула, перевешивает всё остальное, в том числе и английские посулы, и турецкий султан предпочитает сохранять нейтралитет.
Вторым союзником, хотя это может показаться читателю странным, могли стать пираты Алжира и Магриба. Конечно, золотой век североафриканского пиратства был уже далеко позади но, в первые десятилетия XIX века они все еще были многочисленны и представляли собой достаточно грозную силу.
Их корабли не только наносили заметный ущерб торговому судоходству в Средиземноморье, но и выходили в Атлантику, активно действовали в Северном, а то и в Балтийском морях, создавая проблемы даже самой Британии, ни в грош не ставя ее громкий титул владычицы морей. Незадолго до описываемого времени они форменным образом обложили данью США, а в 1801 году даже официально объявили им войну. (20,443) Известны примеры, когда их использовали в борьбе друг с другом европейские монархи и, несомненно, у англичан имелись в их среде обширные связи.
Между тем, Россия, повинуясь кабальным статьям мирного договора, готовится к участию в походе на Восток.
Наполеон грозно покрикивает, российская дипломатия униженно оправдывается, ссылаясь, прежде всего на материальные трудности и оскудение казны. Время от времени, из Парижа вновь слышатся туманные обещания – «отдать» России Восток – но им уже почти никто не верит.
Видя, что надежд на восстановление антинаполеоновского союза нет, Англия объявляет войну России, на этот раз всерьез.* Российская эскадра спешно отплывает из Кронштадта к берегам Дании, где, вместе со шведскими, датскими, германскими судами создает заслон на случай прорыва англичан. Черноморский флот, вместе с австрийским, а быть может – и турецким, действует в Средиземном море, противостоя англичанам и их союзникам – алжирским пиратам.
Британские корабли могли, конечно, прорваться в Балтику и даже обстрелять второстепенные прибрежные города Российской империи, но существенного влияния на ход событий это не оказывает. Даже напротив – Россия, перед лицом английской угрозы, еще крепче держится за вынужденный союз с Наполеоном.
Подготовка к удару по Индии продолжается.
С помощью угроз и огромных взяток шахским придворным, удается привлечь к союзу Персию. Главой экспедиции назначается один из главных разработчиков плана похода в Индию – маршал Массена.
Французы, числом порядка тридцати-сорока тысяч, проходят через территорию России до Астрахани где соединяются с русскими частями. В состав русско-французской армии включаются казачьи полки, как наиболее пригодные к маневренной войне вдали от основных сил. (13,273)
Дальше ситуация развивается в полном соответствии с планами 1801 года, осуществить которые помешало убийство Павла I. (12,454)
Менее чем за три месяца объединенная армия пересекает Иран, и вступает в центральные области Индии. К армии присоединяются персидские войска – шаху обещаны территориальные приращения. Правда, в виду их крайне низкой боеспособности, особой пользы принести они не могут.
Куда важнее, что Персия обеспечивает надежный тыл и снабжение экспедиционных сил.
Немногочисленная армия британской Ост -Индийской Компании, представлявшая собой «недисциплинированное сборище подонков из разных европейских стран, искавших себе легкой наживы», (13,360) и ненадежных индийских наемников-сипаев, не может противостоять франко-русскому корпусу.
Кроме того, в Индии сразу же вспыхивают многочисленные восстания против англичан, а многие местные властители спешат поддержать армию вторжения силами своих ополчений.
На стороне франко-русских сил выступают маратхи, не раз наносившие поражения британцам, непальские племена гуркхов, и государство сикхов.
«Случайный поворот или же дуновение общественного мнения… могли бы растворить английскую власть в Индии» – так написал по этому поводу один американский публицист французского происхождения. (36,503)
И именно так и развиваются события.
На первых порах Наполеон не объявляет об официальном присоединении всей Индии к своей империи, ограничиваясь уничтожением Британской Ост -Индийской компании, и аннексией Бихара и Бенгалии, являвшихся ее владениями. Но фактически Индия превращается в совокупность зависимых от Франции княжеств, хотя официально у власти могла остаться династия Великих Моголов – как официально правила она при англичанах до 1835 года (даже монету Британская Ост-Индийская чеканила с именами уже ни чем не правивших императоров). (104,442)
Место английских купцов и товаров занимают французские – вот и вся существенная разница, хотя в будущем судьба Индии и миллионов ее жителей могла сложиться удачнее.
После потери индийских владений Англия окончательно оказывается перед лицом неизбежной тотальной катастрофы.
Экономика, под ударами континентальной блокады, обваливается в глубочайший кризис, усугубляемый ожиданием вторжения, и многие богачи и представители знати стараются поскорее покинуть острова, переставшие быть надежным убежищем, и перебраться за океан, в Канаду и США (даром что с ними Британия совсем недавно воевала). Свою роль играет и доставка в страну контрабандным путем фальшивых банковских билетов – успешно опробованный в России метод с успехом применяется против главного врага.
Растут цены на хлеб, закрываются мануфактуры – и все новые и новые тысячи простых людей лишаются средств к существованию.
Происходят многочисленные бунты рабочих и батраков, которых уже не усмиряет патриотическая риторика (так, задолго до рождения Маркса весьма актуальным становится выражение «У пролетариата нет отечества»). И уже ни кого не удивляет, когда какой-нибудь озлобленный голодный бедняк в сердцах бросает: «Ну, погодите, кровопийцы, вот Бонни придет, он вам покажет!».
Стоит только покачнуться власти британской короны – и начинается смута в Ирландии – Франция наверняка помогла бы восставшим золотом и оружием.
Учащаются неповиновение матросов и даже бунты на военных кораблях, и флот «Ее Величества» очень быстро теряет боеспособность.
В этих условиях ничто не может помешать французам успешно осуществить то, что они уже затевали в 1803 году. Быстро формируется армия вторжения, и летом 1815 года – года, в нашей реальности ознаменовавшегося «Ста днями» и битвой при Ватерлоо, дождавшись благоприятной погоды, при поддержке русских, шведских и датских кораблей Наполеон форсирует Ла-Манш.
Даже вступившие недавно в строй первые в мире английские боевые пароходы оказываются не способны остановить десантную армаду. Традиционно не очень большая английская армия, не имеющая серьезного боевого опыта, разбита, французские войска вступают в Лондон, где император Бонапарт лично принимает капитуляцию у английского короля Георга III и герцога Веллингтона.
Там же, в столице поверженного врага подписан мир, знаменующий собой фактическую ликвидацию Великобритании как государства.
Англия лишена всех без исключения своих заморских владений, как старых, так и недавно приобретенных, включая даже далекую и пока что почти безлюдную Австралию.
Но всего этого мало: Наполеон полон решимости не оставить Англии ни малейшего шанса возродиться когда-либо вновь. От Британии отделяются Шотландия, Ирландия, и Уэльс. В Шотландии, на восстановленный королевский престол, вполне мог быть посажен один из прославленных наполеоновских маршалов – Макдональд (потомок шотландских эмигрантов). Уэльс и Ирландия объявляются «независимыми» республиками (по примеру Лигурии и Швейцарии), под протекторатом Франции, разумеется. Отобраны даже два крошечных островка в Ла-Манше – Джерси и Гернси – последние клочки французской земли, захваченные британцами в эпоху Столетней войны.
Франции возвращается отвоеванная у нее почти полвека назад Канада, к ней также переходят все бывшие британские владения в Вест-Индии и Южной Америке.
Французскими стали Мальта и Гибралтар – Франция получает полный контроль за Средиземным морем.
Английская промышленность разрушена – и не стихийно, в результате боевых действий, а по приказу Наполеона, озабоченного ликвидацией давнего конкурента Франции. Победителю переходит почти весь огромный английский флот – военный и торговый. Не испытывая угрызений совести, французы конфискуют корабли частных судовладельцев, наряду с судами принадлежащими короне. На Англию налагается колоссальная контрибуция. Кроме того, по примеру итальянских походов проводится изъятие содержимого музеев, дворцов королевской семьи и аристократии и, разумеется, всего золота, хранящегося в подвалах Британского банка.
Перестройка мира и создание «Пакс Франсэ» присоединением британских владений не завершается.
Из бывшей голландской колонии Суринам и британской Гвианы, присоединенных к французской Гайане, создается обширное владение на юго-западе Америки. В Азии, к Франции переходят, кроме бывших голландских колоний – Индонезийского архипелага, Малакки, Цейлона, еще и испанские владения на Филиппинах.
Французским становится португальское Макао и африканские владения Лиссабона – Ангола, Восточный Мозамбик, Гвинея и острова Кабо-Верде.
И это, не говоря о том, что огромная Индия, со всеми ее богатствами, вошла в сферу французского влияния. Так же стал французским протекторатом и Египет.
По указанию императора, французские инженеры обследуют сохранившиеся со времен фараонов и халифата, следы канала между Нилом и Красным морем, и составляют план его восстановления, с тем, чтобы обеспечить свои судам короткий путь в Индийский океан.
Полный решимости жестоко наказать Испанию за ее непрекращающееся сопротивление, Наполеон объявляет о конфискации всех ее колониальных владений на Американском континенте. Через океан, в Бразилию, Мексику, в Новую Гранаду (территория нынешней Колумбии и Эквадора) и Перу, направляются флотилии с десятками тысяч солдат, под охраной которых едут французские колониальные чиновники.
Франция уже до предела истощена многолетними рекрутскими наборами, но к услугам императора людские ресурсы «новых департаментов», и завоеванных стран. И тех же, например, голландских солдат вполне могли бы послать поддерживать порядок в бывшие голландские же колонии. В Канаде, Орегоне, других североамериканских владениях Парижа, стоят части, сформированные из квебекских французов, безгранично преданных Бонапарту, которого искренне считают своим освободителем от английского господства.
Кое-что могло бы перепасть и России – Бонапарт мог бы, расщедрившись, подарить «брату Александру» Калифорнию, которая Францию не интересовала, но, владея которой, Россия смогла бы успешно решить вопрос снабжения продовольствием своих земель в Америке и на Дальнем Востоке.(80,201)
В результате всего этого, к концу второго десятилетия XIX создана громадная империя, площадью более чем в одну треть мира, превосходящая все, что когда либо создавалось до нее. Наполеона совершенно справедливо сравнивают с Александром Македонским, Цезарем, Ганнибалом и Тамерланом, добавляя при этом, что его завоевания были несравненно больше и удачнее, чем у всех вышеперечисленных.
Со всего мира во Францию хлынули буквально не поддающиеся оценке богатства.
Измученная континентальной блокадой французская экономика стремительно оживает, в кратчайший срок далеко обгоняя всех возможных соперников(положение это сохраняется как минимум весь XIX и начало XX века).
Значительно улучшается положение как простых французов, так и страдавшей от войны и блокады буржуазии, и во всех слоях населения слышатся совершенно искренние славословия в адрес великого императора, возвысившего Францию до положения первой державы мира.
Для всех очевидно, что больше двадцати лет упорной борьбы, которую Франция вела после революции против почти всей Европы, были не напрасными.
Смерть Наполеона, последовавшая в 1826 году, или несколько позже
(возможно, поражение и тяготы ссылки ускорили в реальной действительности его кончину), заставляет вздохнуть с облегчением весь цивилизованный мир.
Но созданное им оказывается несравненно долговечнее своего творца.
Да, его маршалы и советники, взявшие реальную власть при малолетнем Наполеоне II и вдовствующей императрице Марии-Луизе, прекращают большую часть из еще ведущихся войн и о новых не думают. Им хочется, наконец-то сполна воспользоваться плодами своих побед. И их – всех этих новоиспеченных графов и герцогов из простолюдинов и бедных дворян вовсе не привлекает мысль и дальше покидать свои роскошные дворцы и поместья, чтобы мчаться, сломя голову, на очередной театр военных действий(28,195). Они даже могли бы без особого сожаления пожертвовать частью европейских завоеваний, например, в немецких землях, или восстановить Голландское королевство, вернув трон Людовику Бонапарту. Так же могла быть оставлена в покое Испания, тем более что эта бедная отсталая страна без своих заморских владений уже не представляет существенного интереса. Отвергнуты и упоминавшиеся выше, давно лелеемые покойным Бонапартом планы ликвидации Османской империи, при участии Австрии и России (и при том, что львиная доля турецкого наследства перешла бы Франции).
Но основная игра сыграна.
Больше нет Великобритании, вернее есть маленькое и бедное Английское королевство, не имеющее ни армии, ни флота. Франции по – прежнему принадлежат обширные земли в Европе, включая владения в Италии, Германии и на побережье Адриатики.
Продолжают существовать созданные Наполеоном вассальные государства, управляемые его родственниками и маршалами.
Неаполитанским королевством правит Мюрат, а Вестфальским – Жером Бонапарт. В состав Франции входит территория Бельгии.
Возрожденная Польша, занимающая более половины исконных польских земель, вполне могла бы оказаться под властью Жозефа Понятовского; этот маршал Франции с равной вероятностью мог бы стать королем Речи Посполитой, под именем Юзефа I, или ее президентом.
Экс – маршал Бернадот, он же кронпринц Юхан, как и в нашей истории, становится основоположником шведской королевской династии. (23,Т2,23)
Помимо владений испанской и португальской корон в Южной и Центральной Америке, Франции принадлежат и огромные пространства Северной Америки.
Кроме Канады, это Орегон, Калифорния, Флорида, как минимум. Но вместе с тем Франция могла вернуть себе силой Луизиану, проданную самим Наполеоном США в 1803 году. Кроме того, Французская Империя могла бы попытаться присоединить огромные индейские территории к западу от Миссисипи до Тихого океана, бывшие, так сказать, «ничьими».
На тот момент Соединенные Штаты, чье население составляло чуть больше десятка миллионов человек, вряд ли смогли бы всерьез противостоять самому могущественному государству мира.
В Южной Америке французам приходится столкнуться с нарастающей борьбой местных жителей против новоявленных господ. Но надо отметить, что в отличие от Испании, Франция могла куда более успешно противостоять этой борьбе.
В противоборстве с Симоном Боливаром и его последователями, французы вполне могли бы опереться на рабов и безземельных батраков-пеонов, которым были бы обещаны наделы после победы, а также на индейские племена. Ведь руководителями освободительной антииспанской борьбы были представители местной креольской верхушки, владельцы огромных латифундий, недовольные испанской политикой по отношению к колониям и своим положением «испанцев второго сорта», сравнительно с присылаемыми из метрополии чиновниками.
Но, видимо, большая часть этих территорий в итоге обрела бы независимость.
Имея в своем распоряжении обширнейшие и почти незаселенные пространства Северной Америки и Австралии, Французская Империя имеет возможность решать свои социальные проблемы за счет отправки туда «лишних людей», снижая недовольство масс, и тем самым предотвращать революционные взрывы 1830, 1848, и 1872 годов. Династия потомков Бонапарта окончательно утверждается на парижском престоле и, весьма возможно, что и ныне Францией, в любом случае остающейся одним из мощнейших государств мира, правил бы император Наполеон VII или IX.
Так или иначе, на протяжении по меньшей мере всего XIX-начала XX века Франция занимает центральное место в мире, аналогичное тому, что занимала в нашей истории Британия. Что же до самой Британии… К сегодняшнему дню она была бы чем – то вроде Португалии или Ирландии – не более того.
В России основные процессы развиваются примерно также, как и в нашей истории.
Разве что Александр I, в конце второго – начале третьего десятилетия XIX века, не в последнюю очередь из страха перед Францией, принимает окончательное решение об отмене крепостного права. При этом разработчиком крестьянской реформы является один из ближайших императорских сановников, граф Аракчеев. В соответствии с ее положениями, крестьяне принудительно отчуждаются у владельцев за выкуп, который они обязаны выплачивать в рассрочку, в течение двадцати пяти лет. При этом им выделяется подушный надел в две десятины.
Надо сказать, выкуп за себя должны были вносить только «ревизские души» – совершеннолетние мужчины, все остальные (женщины, несовершеннолетние) освобождались, если можно так выразиться, автоматически.
Кроме того, вполне могла быть реализована идея введения в России конституционного правления, которая была довольно широко распространена в среде высшего общества и до войны. Вспомним, что в нашей истории, в начале двадцатых годов, император Александр дал секретное поручение сенатору Новосильцеву, подготовить «Государственную Уставную Грамоту Российской Империи» то есть фактически – конституцию, предусматривавшую пусть и по большей части формальное, но все же ограничение самодержавия, и создание парламента. Тем более, что сторонником этого пути был Сперанский, ставший после 1812 года вторым лицом в государстве.
Сам царь, как и в нашей истории, все больше самоустраняется от государственных дел, погружаясь в мистицизм и богоискательство. Этому способствует и то, что поражение России в войне с Францией, он воспринимает как кару Божью за свое участие в убийстве отца. (94,86)
Эти явления, становясь своеобразной модой, распространяются при дворе и среди высшего сословья; немалую популярность получают всякого рода религиозные кружки, мистические тайные общества и секты, вплоть до таких экзотических, как хлысты и даже скопцы. (6, 199)
Из других глобальных последствий можно упомянуть то, что могущественная Франция, несомненно, воспрепятствовала бы возникновению единой Германской империи, под главенством Пруссии. Сама Пруссия так и осталась бы малозначительной страной с урезанными границами, а не вошедшие непосредственно в состав французской территории мелкие государства запада и юга германских территорий – сателлитами Парижа.
А значит, коренным образом изменилась бы и вся история ХХ века, уже хотя бы потому, что именно Германия начала обе мировых войны.
Так же, скорее всего, не было бы и единой Италии.
Победившая революция
События первой четверти позапрошлого века в России неоднократно привлекал внимание ученых. Тема декабристов и декабризма исследована достаточно подробно во всех отношениях – как с точки зрения изложения фактов, так и с точки зрения анализа, движущих сил и причин происходивших в обществе процессов. Поэтому, особо подробно останавливаться на этом смысла, думается, нет.
Куда важнее, как представляется, сказать о другом. Об оценке этого движения, персонально тех, кто в него входил, и – возможных перспектив его победы.
Если прежде участников движения традиционно обвиняли в том, что «узок круг» и «страшно далеки они от народа», то теперь обвинения несколько другого свойства, самые надо сказать, разнообразные.
Кто-то считает их прямыми и непосредственными наследниками дворцовых переворотов предшествующего – XVIII века, или просто оторванными от жизни заговорщиками, принесшими только вред уже одним фактом своего существования.
А иные – причем и в среде профессиональных историков, видят в них не много ни мало – агентов «масонского интернационала», проводя весьма сомнительные параллели, даже и с нашими днями.
И тем более, все они единодушны в том, что победа движения была бы трагедией.