Русские князья сохраняют при нем свои привилегии, занимая высокие должности при его дворе.
Так, в переговорах с Новгородом, участвует князь Полоцкий и Минский Святослав. И именно Гедеминас впервые назвал себя королем литовским и русским, таким образом заявив миру о великодержавных претензиях Литвы.
Уже сын Гедиминаса и отец Ягайло – Ольгерд, становится христианином, и даже принял перед смертью монашество, по обычаю русских князей. Правда, в летописях можно встретить указания, что несмотря на столь благочестивую кончину Ольгерд несколько раз отрекался от христианства, однако не вполне ясно, что именно под этим подразумевалось: возвращение к язычеству с соблюдением всех формальностей, то ли просто не слишком христианское поведение.
Витовт – двоюродный брат Ягайло крестился по меньшей мере трижды, при этом переходя из католичества в православие и наоборот.
О вероисповедании самого Ягайло до принятия католицизма твердо сказать ничего нельзя. По меткому выражению В. Чивилихина он был «не то язычником, не то крещенным язычником».(76,231)
Всего за полстолетия, маленькое языческое государство превратилось в могущественную державу, простирающуюся от Балтийского до Черного моря, и от Волыни до Курска.
У литовцев были сильные союзники на северо-востоке Руси – это, прежде всего тверские князья. И не менее сильные противники – князья московские.
На примере взаимоотношений между этими двумя странами мы видим картину, что не раз уже бывало в истории.
На руинах прежней великой державы после многих перипетий возникает два сильнейших государства, соперничающих за право стать ее преемниками и собрать вокруг себя ее обломки.
Одно – полуварварское (в данном случае полутатарское), другое – хотя и управляемое иной по крови и происхождению династией, но сохранившее заметно больше элементов культуры и социальной структуры Киевской Руси.
Так или иначе, но решительная схватка между ними, за право завершить объединение русских земель казалась неизбежной, причем на стороне Литвы был заметный перевес в материальных и людских ресурсах. Однако события неожиданно пошли в совсем ином направлении.
В 1385 году состоялось бракосочетание великого князя литовского и русского Ягайло и польской королевы Ядвиги. Вместе с ее рукой великий князь получал польский трон. Ягайло принимал католичество, одновременно взяв на себя обязанность обратить в него своих подданных – как язычников, так и православных.(10,161)
О предыстории этого решения Ягайло неизвестно ничего – предваряли ли его какие-то тайные переговоры, что за условия были выставлены на них – навсегда останется тайной. Зато явственно видно другое – свернув с предначертанного судьбой (простите, читатель, за излишне, быть может, высокопарный слог), и предпочтя Запад – Востоку, он предопределил крах своей страны.
Конечно, «русская», или, если угодно, православная партия в правящем классе Великого княжества Литовского, отнюдь не исчезла после Кревской унии.
Возглавил ее князь Витовт Кейстутьевич, ставший фактически полновластным правителем Литвы, пусть и связанным с Ягайло вассальной зависимостью, а с 1392 года – и официально провозглашенный великим князем.
Он активно добивался дарования ему королевского титула, выдал дочь замуж за великого князя Московского, проводил политику, направленную, фактически на подчинение Золотой Орды. Однако, своих целей он не достиг. Но и после его смерти в 1430 году борьба сторонников западной и восточной ориентации не прекратилась. Последние отголоски этой борьбы приходятся на XVI век, когда, после прекращения династии Ягеллонов, на престол Речи Посполитой была выдвинута кандидатура сперва Ивана Грозного, а затем его сына Федора.
Есть сведения, что то же самое намеревался сделать и Лжедемитрий I, возможно – по согласованию со своими литовскими православными покровителями.(10,418)
Но с течением времени литовская, да и русская знать постепенно принимала католичество, полонизировалась, став для населения чужой сначала по религии, а затем и по крови и духу.
И, в итоге, даже формально сохранившись, Великое княжество Литовское и Русское фактически исчезло, став обычной провинцией Речи Посполитой, и полностью разделило ее незавидную судьбу.
Могло ли произойти по иному? Несомненно.
Итак, предположим, что Великое Княжество Литовское сделало свой выбор в пользу не Запада, а Востока.
Подобный поворот мог произойти по меньшей мере дважды. Первый раз – в начале 80-х г.г. ХIV века, когда выдвигались предложения связать узами династического брака Ягайло и одну из дочерей Дмитрия Донского.(13,319)
Второй – в первые десятилетия ХV века, в том случае, если бы Витовт решился на откровенный разрыв с двоюродным братом, и провозгласил себя полностью независимым русско-литовским государем.
Кроме того, вполне могло завершиться успехом восстание преемника Витовта – князя Свидригайла – самого младшего из сыновей Ольгерда. Ему удалось повести за собой всех недовольных неравенством с католической шляхтой представителей русской знати и городов и на какое-то время овладеть большей частью Великого Княжества Литовского, а у его противника – Сигизмунда Кейстутьевича осталась только Жемайтия, Аукшайтия и прилегающая к ней Черная Русь (район Новогрудка). Однако он был разбит поляками, и умер в 1454 году всего лишь князем Волынским.
В случае его удачи вполне могло возникнуть Великое Княжество Русское, со столицей в Киеве или Полоцке, в перспективе способное подчинить себе восточного соседа, или образовать с ним унию.
Наиболее благоприятной – и наименее вероятной, из всех трех представляется первая возможность, когда объединение происходит под началом Ягайло. Хотя, как известно, Ягайло не раз воевал с Московским княжеством, но история знает немало примеров, когда вчерашние противники на поле боя быстро становились добрыми друзьями и союзниками.
При этом, согласно договору и завещанию, сыновья Дмитрия Донского, и их потомки становились фактическими вассалами Литвы.
В 1399 году русско-литовское войско под предводительством Витовта, усиленное полками Московского княжества и других земель северо-восточной Руси, разбивает Тохтамыша в битве при Ворскле. В результате на несколько десятков лет раньше начинается распад Золотой Орды. Отныне угроза разорительных походов ханских войск больше не нависает над русскими землями, хотя и продолжаются мелкие набеги. Эта победа еще более укрепляет авторитет литовских государей, способствуя дальнейшему объединению под их властью всей Руси.
Долгое время, будучи формально под единым скипетром, Литва и Московская Русь реально продолжают отдельное существование.
Если в западных землях действует «Русская правда», то в восточных – княжьи грамоты и законы.
Точно так же знать западных русских земель обладает большей свободой в отношениях с великокняжеским престолом.
В дальнейшем потомство Ягайло дает начало династии верховных государей всех русских земель, в то время, как сыновья и внуки Дмитрия Донского по мужской линии сохраняют за собой лишь титул великих князей Московских, и становятся обычными вассалами Гедиминовичей.
От рассмотрения третьего варианта автор решил отказаться, в силу сложности прогноза развития событий в этом случае, а посему перейдем ко второму.
Надо сказать, автор вовсе не считает Витовта образцом добродетели. Во всяком случае ему трудно понять человека, который во имя личной мести привел на родную землю смертельного врага – немецких рыцарей, обещая стать их вассалом, и отдав на растерзание жмудские земли. Но ведь не был святым и Ягайло – убийца родного дяди.
Откровенно говоря, в отличие от Бушкова и Буровского, автору значительно больше Владислава-Ягайло импонирует именно Витовт – честный даже в заблуждениях, прямой человек, храбрый воитель, сумевший ради блага подданных и княжества отказаться от мести за отца, и – опять же в отличие от двоюродного брата – не помешанный на религии.
Перспектива же объединения при Витовте относится к последним годам XIV века – началу века XV, когда отношения между Московским княжеством и Литвой становятся, против прежнего, весьма тесными и достаточно дружественными.
Сыновей Витовта к тому времени давно не было в живых, и Ягайло активно добивается (и в нашей реальности, при содействии католического клира ему это удается), чтобы Витовт назначил его своим наследником.
Но дело в том, что у Витовта есть более близкий родственник, и надо думать, более симпатичный ему, нежели убийца его отца.
Это не кто иной, как великий князь московский Василий, внук Витовта, сын его старшей дочери Софьи и князя Ивана Дмитриевича.(116,391)
Ссора с двоюродным братом и поддерживающим его римским духовенством приводит к тому, что Витовт разрывает вассальные связи с Краковом, отрекается от католицизма и возвращается в православие.
В этом его безоговорочно поддерживает абсолютное большинство знати – ведь в соответствии с Кревской унией православные литвины поставлены в неравноправное положение
Вряд ли дело дошло бы до немедленного и поголовного изгнания католиков из великого княжества, хотя и это не исключено. Зато сразу вышвырнуто вон почти все латинское духовенство, силу и опасность которого Витовт Кейстутьевич, как – никак долгое время проживший в землях Тевтонского ордена, отлично осознает.
Примеру великого князя Литовского почти сразу следует абсолютное большинство новокрещенной знати ятвяжских и аукшайтских земель. Для них, в общем, не составляет труда сменить веру, дабы угодить государю, тем более, что мало кто из них внятно осознает разницу между православием и католичеством.
Что до основной массы непосредственно литовского населения, то оно вообще еще долго остается по сути язычниками, лишь поверхностно исповедующим новую религию. Так что, вполне возможно крестьяне, лесорубы и рыбаки коренных литовских земель даже и не заметили и не осознали бы толком происшедшей перемены.
Разве что порадовались бы, что отныне проповеди в недавно построенных церквах начали читать на их родном языке.
Добавим, что жители жестоко пострадавшей от крестоносцев Жемайтии вряд ли склонны хорошо относиться к вере своих извечных угнетателей, так что с их обращением проблем бы вообще не возникло.
Правда, многие из них по прежнему – тайно и не очень, продолжают отдавать должное прежним божествам – верховному богу Диевасу, богу грома Перкунасу и солнечной богине Сауле. Наряду с ними почитается Мать-земля и бесчисленные сверхъестественные существа женского пола, именовавшиеся «духи-матери».(48,31)
Очередная – четвертая по счету, считая язычество, перемена веры великим князем, вызывает гнев двоюродного брата и скрежет зубовный в Ватикане: уже явственно просматривающаяся перспектива распространения католицизма до Смоленска и Калуги как минимум, теперь безвозвратно утрачена.
Но не воевать же Польскому королевству с грозным соседом, имеющем явное превосходство (которое прежде не раз испытывали на себе поляки)? Тем более, что именно этого ждет Тевтонский орден, для которого что поляки, что литовцы с русскими – недочеловеки, самой природой предназначенные для рабства. Поэтому Ягайло, после обмена нелицеприятными посланиями, предпочитает худой мир доброй ссоре.
Тем временем Витовт подтверждает договор, ранее заключенный с московским князем Василием Дмитриевичем и официально провозглашает сына его и своей дочери Софьи – Василия Васильевича, своим наследником (а позже – и соправителем).
Примерно в 1410 году, вскоре после битвы при Грюнвальде (вместе с западнорусскими, литовскими, польскими войсками в ней участвуют и полки из северо-восточных земель), происходит ликвидация удельных княжеств на территории Великого княжества Литовского и Русского. Позже, эта мера распространяется на всю территорию государства, и власть на местах окончательно переходит в руки назначаемых великим князем наместников.
На западных землях в городах великие князья Литвы вводят магдебургское право, позже оно распространяется и на всю территорию русско-литовского государства, при этом, возможно подвергшись модификации в соответствии с местными условиями. В некоторых городах, таких как добровольно присоединившийся к Литве-Руси Псков, имеющих давние традиции самоуправления, надолго, быть может и до нового времени могли сохраниться и прежние вечевые институты.
Еще Витовт дал Смоленску, Полоцку Витебску уставные грамоты, которые закрепляли и утверждали сложившийся за предшествующие века. Сохраняется городская вечевая демократия. Одновременно в них провозглашаются, говоря современным языком – свобода передвижения и неприкосновенность личности.(48,136)
Наряду с городами самоуправляющимися, существуют и те, которыми руководят великокняжеские наместники.
Со смертью Витовта, последовавшей в 1430 году, в почтенном возрасте восьмидесяти лет, виленский трон переходит на вполне законных основаниях, к князю Московскому Василию Васильевичу…
После уничтожения Византии турками, во второй половине XV века, на Руси-Литве учреждается патриаршество, причем столицей его избирается Киев, как место, откуда пошло христианство в русских землях. Возможно, это случилось бы и раньше, после Флорентийской унии 1439 года, когда папские наместники пытаются взять под контроль русские епархии.
Что можно сказать о возможной эволюции государственного устройства Русско -Литовского княжества?
В нашей истории Литва заимствовала образцы государственной организации из едва ли не самой отсталой и анархической в смысле государственных институтов страны тогдашней Европы. Фактически, после XII века Польша никогда не была единым государством, в том смысле, в каком это принято понимать. Разрозненные территории удерживала почти исключительно воля сильного правителя. Например, при Владиславе Локетке правитель Малой Польши строил планы выйти из под власти Кракова и присоединиться к Священной Римской Империи. Сильным личностям вроде Ягайло или Батория еще без особого труда удавалось держать шляхту в узде – до поры до времени. У Яна Собесского, который ни в чем не уступал этим двум, это получалось уже с трудом. Позднее это не получалось никак, да и не могло получиться.
Между тем, в Великом Княжестве Литовском шли процессы централизации, куда более ранние и успешные, чем в Москве. Вспомним – в «азиатской» Московии последние удельные княжества были ликвидированы уже при Иване Грозном, в то время как в Литве это произошло вскоре после Грюнвальдской битвы.
Власть великого князя литовского была формально почти не ограничена, и веча в его землях уже давно не собирались (10, 194); Рада – совет знатных людей при великом князе, имел лишь совещательный голос (подобно Боярской думе в Москве). Монарх считался верховным собственником всех земель, лично утверждал все сделки с вотчинными владениями, и считался верховным собственником всего государственного имущества.
И если в нашей истории, под влиянием Польши и польских нравов, в Литве завелась выборность князей, «паны -рада», «либерум вето» и прочее, что в итоге и вогнало Речь Посполитую в гроб, то в данном случае, развитие событий пошло в другом направлении – в том, в каком и должно было идти, исходя из сложившегося на конец XIV – начало XV веков положения.
Где-то к середине XV века завершается объединение в составе державы всех населенных русскими земель, за исключением, быть может, запада Галицкого княжества. Присоединяя новые земли, власть не пытается насильственно перекроить их по единому шаблону, напротив, сохраняет все старые законы и обычаи, не противоречащие общегосударственным интересам.
Присоединение Новгорода и инкорпорация его территории в состав единого государства осуществляется куда менее сурово, нежели это сделала Московская Русь.
Хотя Новгородская земля лишена практически всех своих северных и северо-восточных владений, а в самом Новгороде устанавливается власть великокняжеского (или царского, а может и королевского) наместника, тем не менее бывшая республика сохраняет большую часть прежних вольностей и привилегий. По прежнему новгородские купцы свободно торгуют с Западной Европой, совершают плавания в Скандинавию и Англию, позже – в Испанию и Средиземноморье, а в самом Новгороде действует Немецкий двор.
Именно купцы и землепроходцы из Новгорода и ранее принадлежавших ему земель, таких как Великий Устюг, идут в авангарде освоения Сибири.
Так же продолжается торговля новгородцев с Ганзейским союзом, отношения с которым вообще становятся для Литовско-Русской державы одним из приоритетов.
Новгородцы составляют костяк русско-литовского военного флота, создание которого началось примерно в это же время.
В то же время Москва довольно быстро теряет все свои позиции, становясь всего лишь одним из провинциальных центров, даже уступая многим из них, таким как Псков, Нижний Новгород, или Смоленск. К настоящему времени, наверное, далеко не все помнили бы об ирредентистских амбициях Московского княжества, как мало кто помнит сейчас об аналогичных амбициях, например, Твери.
Примерно на полвека раньше, чем это осуществила Московская Русь, Литва осуществляет разгром последних обломков Золотой Орды – Казанского и Астраханского ханств. Следом приходит черед и зауральских земель.
Если даже не очень населенное и развитое Московское государство, всего за семьдесят с лишним лет подчинило себе огромное пространство от Оби до Тихого океана и Камчатки (и это при том, что приходилось еще вести тяжелые войны с Речью Посполитой и Швецией) то, безусловно, Держава Русская и Литовская достигла бы в этом направлении куда больших успехов.
Одновременно, с получением всего течения Волги и выхода к Каспию, начинает интенсивно развиваться торговля с востоком, при посредстве Персии.
Через русские и литовские земли в Европу поступают столь высоко ценимые пряности, ткани, драгоценности. Путешествия, подобные тому, которое совершил Афанасий Никитин в конце XV века, для купцов из Вильно, Астрахани, Нижнего Новгорода и Киева становятся практически обыденными.
Путь этот занимает заметно меньше времени, и куда менее опасен, нежели плавания европейцев вокруг Африки, так что русско-литовские торговцы становятся серьезными конкурентами голландцев и португальцев.
Одновременно и купы из азиатских стран, прежде всего – Индии и Персии – нередкие гости на Руси-Литве, и наряду с Ганзейскими и Немецкими дворами (что существовали и в реальности), в русских городах появились бы дворы индийские и бухарские.
Именно Литва становится ключевым звеном, позволяя возникнуть новому торговому пути между Западом и Востоком, объединяющего купцов от Индонезии до Москвы и дальше(39,537).
Не исключено, что со временем – когда колонизаторская активность европейских стран активизируется (ближе к XVIII веку), индийские владыки обратились бы за военной помощью именно к великой северной державе со столицей в Вильно, с которой имеются налаженные, обширные и насчитывающие не первый век связи.
И это вполне могло изменить ход истории в Южной Азии, помешав европейской колонизации Индии.
Ведь историки усматривают причины упадка империи Великих Моголов во многом в том, что в условиях, когда наступило время морских держав, «Моголы не любили моря и были беспомощные перед лицом морской державы»(104,73).
А при описываемом развитии событий императоры Индии могли воспользоваться услугами литовских моряков, как в нашей истории Иван Грозный – балтийских пиратов, а Петр Великий – датчан и голландцев.
И воды Индийского океана бороздили бы фрегаты и линейные корабли под литовским флагом, вселяя страх в иноземцев.
Успешно осуществляются территориальные приращения на западном направлении.
К середине XVI века максимум в кратчайшее время и без особого труда Литва завоевывает земли Ливонии. Сделать это тем более легко, что к тому времени Ливонский орден практически выродился. Современники дают картины глубочайшего морального разложения, упадка воинского духа, казнокрадства. Даже в немецкой литературе, у того же Себастьяна Мюнстера, содержатся многочисленные описания разнузданных пиров в замках, окруженных толпами нищих и калек, бессмысленная расточительная роскошь, пьянство, педерастия, и иные всевозможные пороки орденского духовенства. Коренное население – эсты и родственные литовцам латыши, превращенные в крепостных церкви и баронов, тоже отнюдь не горели желанием защищать своих поработителей.(64,272)
Вдобавок, Ливонию раздирали междоусобицы между католиками и протестантами. Неудивительно, что война с подобным противником долго не продлилась. (10,336)
Громадные богатства ливонских городов и феодалов перекочевывают в казну виленских государей.
При этом северные территории бывшего Ливонского ордена, примерно в границах нынешней Эстонии, с городами Дерпт (вновь переименованный в Юрьев), Таллинн (получивший имя Колывань) и Нарва, присоединяются к Псковской земле.
Что касается областей Рижского архиепископства, Курляндского епископства, и Эзель – Викского епископства (Моонзундский архипелаг), населенных в основном земгалами, курпами, ливами, то они становятся непосредственно частью Литвы.
Значительная часть немецкого населения насильственно переселена во внутренние районы страны, многие – прежде всего рыцари и католическое духовенство изгнаны за пределы Державы Русской и Литовской, или истреблены. Немецкие слободы появляются во многих городах как Западной, так и северо-восточной Руси, что способствует развитию ремесел и торговли.
Но еще до этого – в первой трети XVI века наступает черед Тевтонского ордена – бывших земель прусских племен. В союзе с Польшей, Литва-Русь довольно быстро разделывается со своим давним врагом, присоединяя значительную часть его владений, с городом Кенигсбергом, ставшим Королевцем. Фактически с этого времени, германское влияние на востоке Прибалтики, существовавшее более четырех веков, исчезло, словно бы его и не было.
Можно вспомнить в этой связи, как в нашей истории, спустя всего сто с небольшим лет после Грюнвальда, Речь Посполитая не смогла окончательно раздавить Тевтонский орден, когда «свободолюбивая» шляхта вначале просто отказалась воевать, а потом позорно бежала под Хойницами. [52]
Ныне же, поскольку вопрос о войне и мире решает не анархическое буйное дворянство на своих сеймах, плавно переходящих в грандиозные попойки, а монарх своей единоличной властью, судьба орденских земель предопределена.
Это событие радикальным образом меняет всю будущую историю Европы.
Исчез Тевтонский орден – и не успело толком возникнуть Прусское герцогство, будущее королевство, объединившее вокруг себя Второй германский рейх… и так далее, вплоть до Первой Мировой Войны – а значит – и всего, что случилось потом.
Несколько позже – примерно в двадцатые – сороковые годы XVI века осуществляется и успешная экспансия на юго-западном и южном направлениях. Русско-литовское государство, пользуясь ослаблением Венгрии, попавшей на несколько десятилетий в вассальную зависимость от Османской Порты, присоединяет Закарпатскую Русь. Так завершается объединение под скипетром потомков прибалтийских лесных князьков всего наследия Киевской Руси. Примерно в этом же направлении Вильно закрепляет за собой земли по берегу Черного моря, между Бугом и Днепром.
Логическим завершением событий в северном Причерноморье, вполне могло явиться завоевание Крымского ханства. Если подобное в силах был осуществить, по мнению многих историков, даже Иоанн Грозный, то тем более сопутствовал бы успех восточнославянской сверхдержаве, намного, как уже говорилось, превосходившей реальную Московскую Русь.
Удержанию Крыма в русской власти способствовало бы и то, что значительная часть его населения на тот момент состояла из христиан, позже принявших ислам и слившихся с татарами (64,273)
Долгое время первенство в Литовско-Русском государстве безоговорочно принадлежит западным землям.
С течением времени, однако, в связи с изменением социально-экономической обстановки (освоение волго-уральских земель и Сибири; развитие торговли с Востоком через Астрахань), все большее значение приобретают земли северо-восточной Руси.
Восточные земли также довольно долгое время являются оплотом ревнителей старины против иноземного влияния и новшеств. Однако даже самые верные сторонники «древлего благочестия» не выступают в открытую против власти литовского государя, подкрепленной к тому же авторитетом патриарха.
И, одновременно, оттуда происходят лучшие воины литовской армии.
Именно опираясь на знать и мелкое служилое дворянство восточных территорий, виленские владыки сдерживают удельные и самостийнические аппетиты магнатов южной и юго-западной Руси.
Немалую роль в этом процессе играют и города, часть которых получила самоуправление по европейскому образцу, вместе с магдебургским правом, а часть сохранила традиционные вечевые институты (тот же Псков).
Если в нашей истории литовская этническая знать полонизировалась, то в данной истории она русифицируется, за исключением жемайтийских (жмудских) бояр и части знати аукшайтских земель.
Но эта часть правящего класса Державы Русской и Литовской не имеет слишком большого влияния на политику страны, почти целиком замыкаясь на делах и интересах «старых» территорий балтийского племени.