И уж тем более абсурдно звучат хрущевские обвинения в намерении
«возродить капитализм», и «разрушить Союз», «в разжигании национальной розни и подрыве дружбы народов» (кстати, последнее вполне можно было адресовать Сталину). (62,83) применительно к его экономическим и национально-государственным взглядам.
Напротив, в документах за подписью Берия, речь шла об изменениях в национальной политике, более, по мнению даже и не только Л. П, соответствующих идеям социалистического интернационализма, нежели осуществлявшаяся в послевоенные годы практика раздувания «русского вопроса». Так, например, предлагалось расширить сферу делопроизводства на национальном языке, и шире выдвигать представителей республик в общесоюзные ведомства, учредить республиканские ордена. (1,491)
В этой связи тем более совершенно неправомерно, приписывать Берии грузинский шовинизм, как это делал, например, А. Авторханов, по ненависти к СССР уступающий разве что Бжезинскому.
Напротив, среди сотрудников НКВД-НКГБ-МГБ того времени были представители всех национальностей, и уж в чем в чем, а в дискриминации по национальному признаку это ведомство замечено не было. Даже компания борьбы с космополитизмом, и «дело врачей» не привели к увольнению из органов ни одного еврея. Зато немало их пострадало при Хрущеве, в ходе чисток спецслужб от «нарушителей социалистической законности» – зачастую мнимых. Так, в их число попал, например, генерал Леонид Эйтингон, который просто физически не мог быть замешанным в репрессиях, поскольку всю жизнь работал в разведке.
И уж подавно вызывают более чем серьезные сомнения (мягко говоря), все рассказы об огромном количестве женщин, которых нарком не то изнасиловал, не то совратил, не то склонил к сожительству. Имеющиеся факты достоверно свидетельствуют, о нескольких постоянных любовницах Берии, но и только.
Конечно, было бы сугубо неправильным выдавать Берию за невинного мученика. Но, подчеркнем он, во всяком случае, был не грешнее Хрущева, на котором лежит ответственность хотя бы за организацию голода 1947 года.
Что касается подлинных обстоятельств хрущевского переворота – именно так, без излишнего жеманства и не вкладывая в этот термин никакого отрицательного значения, а лишь давая точное определение, – следует назвать происшедшее в мае 1953, – то они далеко не так очевидны, как принято считать.
Во всяком случае, официальная версия, по ряду причин представляется сомнительной. Существуют косвенные доказательства того, что данная акция вовсе не была импровизацией, а готовилась заранее, в то время как Берия никаких активных действий по подготовке «своего» переворота не предпринимал. Во всяком случае, о них не сообщалось в открытых источниках.
Зато в дни хрущевского триумфа в Москву в весьма большом количестве вошли армейские части (ситуация, напоминающая пресловутый «рояль в кустах»)
Но не будем, вслед за Бушковым и Серго Гегечкория, пытаться выяснить подлинные обстоятельства тех странных событий.
Попробуем лишь реконструировать возможные последствия иного их оборота.
Представим, что Берии удается своевременно узнать о грозящей опасности, и нанести упреждающий удар силами МГБ и МВД. Хрущев, Булганин, их сообщники рангом ниже, арестованы у себя на квартирах. Одновременно, части внутренних войск, дислоцированных под Москвой, вводятся в столицу, и берут под охрану все правительственные учреждения, включая Министерство обороны. Жуков, Ворошилов, Батицкий, Шепилов, оказываются под домашним арестом.
Во главе государства становится триумвират – Молотов – Берия – Маленков, причем доминирует Берия.
Вскоре происходит закрытый суд над «антипартийной группой Хрущева – Булганина». Обвиняемые приговорены к смерти или к длительным срокам заключения, не имея, разумеется, шансов выйти на свободу.
Ворошилов и ряд других именитых сторонников Хрущева сохраняют жизнь, свободу и положение во властной иерархии, но навсегда получают статус чисто декоративных фигур.
Г. К. Жуков, по-прежнему находящийся под домашним арестом, отстраняется от всех ответственных должностей в армии, и вскоре увольняется в отставку. Министром обороны становиться Штеменко – креатура Берии.
Вполне возможно, что Лаврентий Берия не стал бы выдвигать себя на первую роль во властных структурах, удовольствовавшись одной лишь реальной властью. При этом Генеральным Секретарем (при превращении этой должности в чисто номинальную), мог бы стать Молотов, как наиболее авторитетный и старейший из партийных деятелей, пост председателя Совета Министров достался бы (как и в нашей истории) Г. Маленкову. Председателем Президиума Верховного Совета вполне мог стать – опять же, как и в реальности, Микоян. Сам же Берия остается как бы на вторых ролях, являясь по сути, подлинным главой страны. Впрочем, он мог бы занять и пост главы правительства, но опять таки, вряд ли старался бы подчеркнуть лишний раз, что именно он – хозяин положения.
Незамедлительно прекращаются все громкие дела, вроде «дела врачей» или «мингрельского дела».
Несколько позже, на ХХ съезде КПСС, происходит умеренное осуждение культа личности Сталина и «злоупотреблений» с ним связанных, но несравненно более мягкое и ненавязчивое, так сказать, келейное.
В те же годы, абсолютное большинство заключенных, осужденных безвинно тихо и без излишнего шума распускают по домам. Однако, это не касается ни власовцев, ни бандеровцев, ни прибалтийских «лесных братьев» и эсэсовских легионеров.
Если говорить о внешней политике, то начать следует с «германского вопроса», то есть с вопроса об объединении двух Германий, идею о котором ставили Берии в вину в ходе хрущевских разоблачений, в числе прочего.
Была бы ГДР «продана» Западу, в обмен на нейтралитет и демилитаризацию объединенной Германии, или же все осталось бы по прежнему – ответить весьма трудно.
Многое зависит от эволюции взглядов самого Берии и его ближайшего окружения, от настроений в верхах, от позиции Североатлантического союза и степени доверия советского руководства и НАТО, а прежде того – США.
Не нужно забывать, что большая часть высшего слоя компартии была решительно против подобного развития событий, а отношения с Америкой отнюдь не имели особой тенденции к потеплению.
Самому же автору подобное развитие кажется не слишком вероятным, но не невозможным.
Отношения с другими социалистическими странами мало чем отличаются от реально имевших место. Возможно, что не произошло бы венгерских событий 1956 года, но если бы они и произошли – то реакция на них был бы аналогичной.
В целом внешняя политика в конце пятидесятых годов отличается заметно большим прагматизмом, сравнительно с нашей ветвью истории. Никаких обещаний «закопать» Запад, или «перебить ракетами всех мух на небесной тверди», из Москвы не слышится.
Когда в пятьдесят восьмом году на Кубе к власти приходит Фидель Кастро, провозгласивший строительство социализма, Советский Союз в начавшемся противостоянии между «островом Свободы» и США, занимает твердую и, одновременно, взвешенную позицию. На острове размещается солидный воинский контингент Советской Армии, однако, трезво оценив все возможные последствия подобного решения, руководство нашей страны отказывается от мысли установить на Кубе ракеты с атомными боеголовками. В результате, несмотря на заметное обострение отношений между двумя странами, удается избежать Карибского кризиса и угрозы ядерного конфликта. Не менее важно, что не происходит полномасштабной конфронтации с Китаем, нанесшей СССР колоссальный политический и экономический ущерб. Ведь вызвана она была практически исключительно волюнтаристской международной политикой Хрущева, недовольного тем, что китайское руководство не присоединяется к разоблачению культа личности Сталина, и даже осмеливается критиковать решения «старшего брата». Разумеется, охлаждение в отношениях, связанное с маоистской «культурной революцией», было бы неизбежно, но произошло бы оно позднее, и дело наверняка не дошло бы до вооруженных пограничных конфликтов – подобных тому, что произошел на острове Даманском в 1968 году.
В области обеспечения внешней безопасности руководство страны уделяет особое внимание ядерному оружию и межконтинентальным ракетам, при этом осознавая, что обычные средства ведения войны во многом уже устарели. Происходит массовое сокращение армии. Если при Хрущеве численность вооруженных сил еще в 1957 году доходила до семи миллионов человек, то в данном случае сокращение начинается года с пятьдесят третьего -пятьдесят четвертого. В отличие от хрущевского периода, в меньшей степени сокращается авиация, и в большей – флот, сухопутные войска и танки. Связанно это, в том числе, и с тем, что именно в высшем генералитете наземных сил власть видела бы потенциальных оппонентов. Вовсе не случайно, что именно руководство вооруженных сил во главе с Жуковым стало главным исполнителем внутрипартийного переворота, возглавляемого Хрущевым и Булганиным.
А кроме того, и ядерная программа, и ракетное оружие, как уже говорилось выше, разрабатывались под патронажем лично Берии, и ранее возглавляемого им ведомства.
Возвращаясь к чисто внутренним проблемам – в целом, в стране формируется система власти, при которой на долю партии остается, в основном, власть политическая и идеологическая (подобно той роли, что играла церковь в дореволюционной России, с известными поправками). Распорядительная и административная власть переходит в основном в руки технократии и бюрократии – эта двуединая сила находится в своеобразном равновесии за счет внутренней борьбы. А за этими двумя или тремя властями приглядывает система органов государственной безопасности, являясь, своего рода, аналогом «власти блюстительной», предложенной в конституции декабриста Пестеля.
Таким образом, складывается своеобразное «разделение властей», уравновешивающих друг друга. Подобное положение, конечно, вызовет брезгливую гримасу у иного идеалиста, но на практике оказывается достаточно эффективным.
С течением времени смягчаются догматические идеологические требования в сфере искусства и культуры. Постепенно, и опять же без лишней шумихи, расширяются рамки открытого обсуждения в прессе вопросов жизни общества. Но, конечно, ничего похожего на взлет отечественного искусства пятидесятых – шестидесятых, нет. Правда, жизнь не стоит на месте, и постепенно уровень художественной культуры в стране повышается.
Власти в конце концов приходят – чисто эмпирически, к выводу, что тотальный партийный контроль над деятелями искусства, да и вообще над жизнью общества вовсе не обязателен, а зачастую – вреден.
Вместе с тем МГБ беспощадно подавляет начавшиеся в конце пятидесятых – начале шестидесятых первые проявления антисоветских тенденций в среде интеллигенции – прежде всего Москвы и Ленинграда. Те самые, которые в нашей реальности дали начало пресловутому диссидентскому движению. И в дальнейшем, все реальные антикоммунистические силы просто уничтожаются всемогущим МГБ на ранней стадии.
На весьма высоком уровне – заметно превосходя имевшийся в реальности – находятся разведка и контрразведка, поскольку нет того «Хрущевского» притока в спецслужбы некомпетентных партийных и комсомольских работников (вплоть до стоявших во главе КГБ бывших руководителей ВЛКСМ Семичастного и Шелепина). Там работают профессионалы – те, что были репрессированы при Хрущеве. Такие, как уже упоминавшийся Л.Р. Эйтингон – организатор блестящей операции по ликвидации Л.Д.Троцкого, Я.М. Серебрянский, П.А. Судоплатов.
В области науки примерно в то же время, что и в нашей истории, а то и раньше: не забудем – Лысенко некоторое время ходил в любимцах Хрущева, произошло снятие опалы с генетики и кибернетики.
Успехи СССР в компьютерной технике могли быть куда более значительными, чем в реальности. Ведь основоположники отечественной современной электроники – бывшие американские граждане и сотрудники советской разведки Филипп Георгиевич Старос и – также находились по опекой госбезопасности.
Весьма быстрыми темпами развивается космонавтика. После триумфального запуска первого искусственного спутника следует триумфальный полет
Гагарина, а за ним следуют новые успехи в этой области. В середине шестидесятых советский корабль с человеком на борту совершает облет Луны. Несколько позже, незначительно опередив американцев, именно советский космонавт впервые высаживается на поверхности естественного спутника Земли. Ведь в нашей истории, к отставанию СССР от США в лунной гонке, во многом привело как отсутствие должной политической воли, так и обострившаяся борьба в конструкторской среде в 60 г.г. – академик Челомей, создавший наиболее дешевый и быстро реализуемый проект лунной ракеты, был отодвинут в тень, поскольку был любимцем Хрущева.
Дальнейшему прогрессу в этой, и других передовых отраслях способствует и то, что неприкосновенности остается советская система образования, в немалой степени способствовавшая успехам нашей страны в области науки и техники (что признавали специалисты всего мира). Ведь именно хрущевские реформы в этой области – в частности, введение всеобщего среднего образования (что значительно снизило качество обучения), и стали причиной многих позднейших проблем в этой сфере. [61]
В области экономики возобладала точка зрения Маленкова, считавшего, что необходимо сократить производство средств производства, во имя расширения потребительского сектора экономики.
Уже одно это способствовало бы заметному улучшению жизни основной массы жителей СССР. Росту жизненного уровня народа способствовало бы и значительное сокращение военных расходов.
А также – в огромной степени – подлинный успех начавшей осуществляться в конце пятидесятых -начале шестидесятых годов в СССР программы освоения целинных земель. Ее претворение в жизнь происходит заметно медленнее, но и куда последовательнее и продуманнее, без волюнтаристской штурмовщины.
Это позволяет более рационально расходовать средства, выделяемые на сельское хозяйство и, наряду с целиной, продолжать осуществлять вложения в зерновое хозяйство старых земледельческих районов – Украины, Северного Кавказа, Поволжья.
А ведь в значительной мере эффект освоения целинных земель был сведен на нет именно тем, что в осваиваемых регионах не была создана необходимая инфраструктура – дороги, элеваторы, и т.д., что привело к колоссальным потерям зерна. Кроме того, хрущевское руководство не прислушалось к рекомендациям ученых, указывавших на необходимость перехода на безотвальную вспашку, что в условиях казахских степей привело к быстрой ветровой эрозии почв. (88,12) Сыграло свою роль и то, что сельское хозяйство Европейской части Союза длительное время не получало необходимых ресурсов, целиком уходивших на целину.
С успешным освоением целины зерновая проблема в СССР была окончательно и навсегда решена и никакой импорт зерна в начале шестидесятых и позже, естественно, не имел места. Напротив, миллионы тонн зерна продаются за границу, пополняя казну валютой.
Более того, СССР становится одной из ведущих аграрных держав мира: ведь нет ни хрущевской борьбы с личными приусадебными хозяйствами, ни прочих, подобных экспериментов.
Коротко коснемся национального вопроса, в котором Л.П. Берия мог считаться, в определенной мере, специалистом.
Осуществляется ряд его идей, высказывавшихся ранее – скажем, заметная часть членов правительства составили бы представители республик. Прежде всего, конечно, как и раньше – выходцы из Закавказья. Могли быть учреждены республиканские награды (кстати, в нынешней декадентской России в субъектах федерации имеются свои ордена, и она пока что не развалилась). Так, вполне мог быть «передан» Украине орден Богдана Хмельницкого.
Можно конечно охарактеризовать вышеперечисленное как политику «кнута и пряника», но на фоне чеченских, абхазских и таджикских пепелищ и руин это прозвучит откровенным глумлением.
Одновременно можно предположить, что базовые принципы этой политики
остались неизменными сравнительно с эпохой Сталина и, в конце концов часть республик была бы ликвидирована, будучи преобразованной в автономии, по примеру Карелии. Первыми кандидатами на это были бы Казахстан и Киргизстан, где численность титульных наций была меньше половины, и национальный состав весьма разнообразен. Немного погодя, к этому числу могли присоединиться Латвия и Эстония, где активные чистки продолжались бы до конца пятидесятых-начала шестидесятых. С другой стороны, ряд автономных республик имели бы шансы поднять свой статус. Прежде всего это Татарстан, Башкирия, Дагестан. Литва могла быть присоединена к Белоруссии и, вместе с Калининградской областью – бывшей Восточной Пруссией, образовать Белорусско-Литовскую ССР (подобные идеи высказывались сразу после войны). Это вполне могло, кстати, быть оформлено в виде восстановления существовавшей в 1918-19 республики с аналогичным названием. (82,341)
Горские автономии, вместе с прилегающими краями – Ставропольским и Краснодарским, могли бы образовать Северо-Кавказскую федерацию. Маловероятен, но возможен был частичный отход от жесткого национального федерализма, как принципа, лежащего в основе СССР. В этом случае могла воссоздана Дальневосточная республика, создана Донецкая ССР на Украине или, к примеру, Мингрельская ССР.
Чем можно было бы закончить данную главу?
С учетом кавказского долголетия и здорового образа жизни: как известно, он, в отличие от своего предшественника, не курил и не отличался сталинской склонностью к обильным возлияниям, Лаврентий Павлович Берия имел все шансы править Советским Союзом и шестидесятые, и семидесятые, а то и начало восьмидесятых годов, уподобившись, в конце жизни Дэн Сяопину. При желании, нетрудно даже представить себе этих двух патриархов социалистического мира, пожимающих друг другу руки во время очередной встречи в верхах, или стоящих рядом на трибуне Мавзолея.
Франция без генерала
Альтернатива, о которой пойдет речь в этой главе, почти никем не замечается.
А между тем коллизии, которые завязывались во Франции в конце пятидесятых годов прошлого столетия, могли бы разрешиться самыми неожиданными и весьма далеко идущими последствиями.
Кроме того, данный пример представляется автору интересным еще вот в каком смысле.
Пожалуй, случай Шарля де Голля – это последний случай в новейшей мировой истории, когда сильная личность (без кавычек) своей волей и разумом, если угодно – самим фактом своего существования, повернула ход истории своей страны, а с ним – ход всей европейской и мировой истории. После нее пришло время, когда скорее, наоборот – историю стали двигать именно слабость, средние способности и, если можно так выразиться, «антивеличие» тех, кто определял политику в мире. Можно смело сказать, что де Голль был последним титаном ХХ века.
Он не был ни святым, ни гением.
В нашей стране, очень долго в угоду политической конъюнктуре (на Францию делалась ставка как на противовес США), а так же – благодаря отечественной традиции по-манихейски делить мир лишь на черное и белое, затушевывались его праворадикальные до примитивизма взгляды (такие же черно-белые).
Его искренняя вера в «советскую угрозу», его нетерпимость к «парламентской болтовне» и жесткий авторитаризм, его, вопреки распространенным взглядам, приверженность НАТО и – при всех оговорках, – союзу с Америкой (другое дело, что он не собирался жертвовать, в отличие от своих предшественников, французскими интересами во имя «атлантизма»). Именно де Голль советовал американскому президенту в 1961 снести берлинскую стену танками, несмотря на возможные весьма серьезные осложнения. Любя абстрактную Францию (если угодно – идею Франции) он зачастую с презрением относился к реальным французом. «В этой стране невозможно что -либо сделать… Французы возвращаются на свою блевотину…» – его собственные слова. (92,273)
Но все вышесказанное не имеет большого значения в сравнении с главным – новейшая история Франции и Западной Европы на протяжении почти тридцати лет была связана с его именем.
Первый раз он вошел в историю как единственный высший офицер, не подчинившийся приказу Петэна о капитуляции. Человек, создавший и возглавивший лондонский комитет «Свободная Франция», ставший признанным главой сопротивления, и возглавивший первое послевоенное правительство Французской республики.
Второй раз – когда ушел в отставку – формально, в связи с несогласием с широким присутствием членов ФКП в правительстве, а в основном – в связи с тем, что парламентский режим Четвертой республики, со слабым правительством, зависимым от Национального собрания, его не устраивал. И отставка его была принята народом спокойно – не было ни демонстраций ни митингов, ни вообще признаков волнения масс.
Неудача его не обескуражила.
В 1947 году он основал новую политическую партию – Объединение французского народа, (РПФ) основной целью которой была отмена конституции 1946 года, введение «сильной власти», курс на «национальное величие» во внешней политике.
Однако, несмотря на нестабильное положение в стране, РПФ не смогло добиться успехов, и к 1953 году пришло в упадок. Историки охарактеризовали РПФ, как величайшую ошибку де Голля.
РПФ потерпела полное политическое поражение, словно сама собой сойдя на нет, и в 1953 году де Голль распустил движение, заявив, что уходит из политики. Многие ему поверили, сочтя, что карьера генерала завершена «Ехать повидаться с де Голлем бесполезно. Он конченный человек», – так сообщил советскому послу С. А. Виноградову французский министр иностранных дел.
Так продолжалось до 1957 года, когда вялотекущий непрерывный кризис Четвертой республики обострился, главным образом, из-за войны в Алжире.
Но эта война была, в сущности, закономерным результатом (одним из многих), пройденного послевоенной Францией пути.
Из всех западноевропейских держав, Франция вышла из войны едва ли не самой ослабленной, и восстановление шло особенно медленно (например, карточное распределение сохранялось чуть ли не до середины 50х). Даже ФРГ, несмотря на гигантские разрушения, могла похвастаться большими успехами.
За двенадцать лет сменилось более двух десятков правительств – от крайне правого католика Лавьеля до социалиста Ги Молле.
Правительственные кризисы следовали буквально один за другим, и сменяющие друг друга правительства просто не могли удержать ситуацию под контролем.
Вне зависимости от политических программ и убеждений министров и состава коалиций, они по существу занимались одним и тем же – отчаянным латанием дыр, в тщетных попытках не то чтобы добиться серьезного улучшения – а предотвратить крах.
Лавирование между национализацией, и укреплением власти монополий, неуклюжие и непродуманные попытки государства вмешиваться в экономику – все это только усугубляло положение.
Премьер Феликс Гуэн оказался замешан в спекуляциях вином, другой глава кабинета – социалист П. Мендес – Франс, напротив, затеял нечто вроде антиалкогольной компании (похоже, данный вопрос относится к категории «проклятых», способных сломать карьеру любому политическому деятелю). (93,217)
Внешняя политика так же не давала поводов для оптимизма.
Явная потеря Францией одного из ведущих мест в мировой политике не могла не повлиять на умонастроения масс.
Вовлечение Франции в систему военно-политических блоков, возглавляемых США, так же сыграло заметную роль в политическом кризисе.
Покорное следование в фарватере американской политики не могло не раздражать среднего француза, а наличие иностранных военных баз на французской земле просто оскорбляло национальные чувства миллионов людей.
Но Североатлантический альянс был для деятелей Четвертой республики чем-то вроде священной коровы, и все требования американцев выполнялись беспрекословно. Под командованием НАТО (фактически – США), находились французские ПВО, система контроля за воздушным пространством, и средиземноморский флот. (25,413) На территории страны находилось более двадцати военных баз.
Фактическое согласие Парижа на ремилитаризацию ФРГ, принятое под давлением США, вызвало резко отрицательную реакцию значительных масс населения и лишний раз продемонстрировало упадок Франции.
Дошло до того, что 1957 году французские части в Центральной Европе, оказались в подчинении бывшего гитлеровского генерала Шпейделя. (93,183)
Даже среди армейских чинов было распространено отрицательное отношение к военному сближению с США.
Что касается настроений широких масс, то о нем свидетельствуют хотя бы такие цифры. Только в апреле 1955 произошло 294 забастовки, в августе – 959, а в сентябре – уже 3200. Забастовщики захватывали цеха, врывались в помещения администрации, вступали в настоящие сражения с полицией.
Не будем употреблять громких слов вроде «революционная ситуация», но то, что верхи не могли не только управлять по новому, но вообще управлять хоть как– нибудь – сомневаться не приходится.
В стране усиливалось ощущение нарастающего кризиса.
«Мы переживает 1788 год», – произнес по этому поводу
один из мимолетных премьеров – упоминавшийся выше Мендес -Франс. «Мы находимся в ситуации 1789 года», – вслед за ним заявил другой политик, – Поль Рейно. (93,302)