Страница:
Также практически не имели шансов многочисленные политики второго эшелона, вроде Деница и фон Нейрата.
Но уход Гитлера от власти, или вообще с этого света, ничего бы уже существенно не изменил.
Германия владеет практически всей Европой – остались только жалкие сателлиты рейха вроде Словакии, Румынии, Болгарии, Венгрии.
Испания и Португалия хранят формальный нейтралитет, хотя тоже фактически являются союзниками Германии. Та же судьба ожидает и Турцию, и Финляндию.
Советский Союз не понес тех колоссальнейших потерь, которыми обернулось для нашей страны нападение гитлеровской Германии. Не погибли двадцать семь миллионов человек, не разрушенными остались 1410 больших и малых городов и десятки тысяч сел и деревень.
Германия тоже, в общем, довольна.
Но почти вся остальная Европа, жестоко истерзанная, растоптанная, медленно умирает.
По прежнему дымят трубы крематориев в гитлеровских лагерях смерти – Аушвиц (Освенцим), Дахау, Маутхаузене и многих других.
Впрочем, в течении нескольких лет их число сокращается – просто в них некого посылать. Еще к концу сороковых годов практически завершено чудовищное «Окончательное решение еврейского вопроса». Казнены последние коммунисты. Умерли польские, французские, чешские, югославские и прочие военнопленные – те, которых не отпустили, в виде великой милости по домам.
Уничтожена еще оставшаяся чешская и польская элита – включая учителей начальных школ и ксендзов – в полном соответствии с идеями Розенберга. Также поголовно истребляется и польское дворянство, в котором гитлеровцы видят носителей ненавистного им польского национального духа – непокорного и свободолюбивого.
Сам министр по делам восточных территорий, вынужденный довольствоваться Богемией и польскими землями, с истинно немецкой методичностью очищает их от коренных жителей.
Бывшую Польшу покрывают немецкие поселения и латифундии, обрабатываемые бесправными батраками.
Иностранные рабочие, насильственно вывезенные в Германию, живут в особых кварталах, им запрещено свободно передвигаться по территории страны, они полностью бесправны перед хозяевами.
Искореняется высокая европейская культура, закрываются большинство учебных заведений, вплоть до средних школ и лицеев. Закрыты все европейские университеты, а тех, кто осмеливается тайно преподавать и учиться – ждет концлагерь.
Оккупационные власти неуклонно проводят в жизнь политику уничтожения «антигерманской» литературы; хранение подобных книг, а гестаповские списки весьма длинны, и в них самые различные названия – от Маркса до Мопассана, Ремарка и Ромена Роллана – карается лагерем, а то и смертью. (18,107)
Ведущие европейские музеи обобраны почти дочиста, их сокровища перекочевали частью во дворцы и коллекции нацистской элиты, частью – в создаваемый под патронажем лично Гитлера гигантский Берлинский музей искусств, который вполне заслуживает право именоваться «Музеем большого грабежа».
Зато в изобилии возникают низкопробные театрики – буфф и варьете, да кинотеатры, где демонстрируются пошлые комедии и откровенная порнография, призванные, по мнению хозяев Европы, отвлечь население оккупированных земель от окружающей несправедливости.
Также книжные прилавки заполнены подобной дешевой литературой.
Холодное лето 1953 года. Большие заморозки или медленная оттепель?
Но уход Гитлера от власти, или вообще с этого света, ничего бы уже существенно не изменил.
Германия владеет практически всей Европой – остались только жалкие сателлиты рейха вроде Словакии, Румынии, Болгарии, Венгрии.
Испания и Португалия хранят формальный нейтралитет, хотя тоже фактически являются союзниками Германии. Та же судьба ожидает и Турцию, и Финляндию.
Советский Союз не понес тех колоссальнейших потерь, которыми обернулось для нашей страны нападение гитлеровской Германии. Не погибли двадцать семь миллионов человек, не разрушенными остались 1410 больших и малых городов и десятки тысяч сел и деревень.
Германия тоже, в общем, довольна.
Но почти вся остальная Европа, жестоко истерзанная, растоптанная, медленно умирает.
По прежнему дымят трубы крематориев в гитлеровских лагерях смерти – Аушвиц (Освенцим), Дахау, Маутхаузене и многих других.
Впрочем, в течении нескольких лет их число сокращается – просто в них некого посылать. Еще к концу сороковых годов практически завершено чудовищное «Окончательное решение еврейского вопроса». Казнены последние коммунисты. Умерли польские, французские, чешские, югославские и прочие военнопленные – те, которых не отпустили, в виде великой милости по домам.
Уничтожена еще оставшаяся чешская и польская элита – включая учителей начальных школ и ксендзов – в полном соответствии с идеями Розенберга. Также поголовно истребляется и польское дворянство, в котором гитлеровцы видят носителей ненавистного им польского национального духа – непокорного и свободолюбивого.
Сам министр по делам восточных территорий, вынужденный довольствоваться Богемией и польскими землями, с истинно немецкой методичностью очищает их от коренных жителей.
Бывшую Польшу покрывают немецкие поселения и латифундии, обрабатываемые бесправными батраками.
Иностранные рабочие, насильственно вывезенные в Германию, живут в особых кварталах, им запрещено свободно передвигаться по территории страны, они полностью бесправны перед хозяевами.
Искореняется высокая европейская культура, закрываются большинство учебных заведений, вплоть до средних школ и лицеев. Закрыты все европейские университеты, а тех, кто осмеливается тайно преподавать и учиться – ждет концлагерь.
Оккупационные власти неуклонно проводят в жизнь политику уничтожения «антигерманской» литературы; хранение подобных книг, а гестаповские списки весьма длинны, и в них самые различные названия – от Маркса до Мопассана, Ремарка и Ромена Роллана – карается лагерем, а то и смертью. (18,107)
Ведущие европейские музеи обобраны почти дочиста, их сокровища перекочевали частью во дворцы и коллекции нацистской элиты, частью – в создаваемый под патронажем лично Гитлера гигантский Берлинский музей искусств, который вполне заслуживает право именоваться «Музеем большого грабежа».
Зато в изобилии возникают низкопробные театрики – буфф и варьете, да кинотеатры, где демонстрируются пошлые комедии и откровенная порнография, призванные, по мнению хозяев Европы, отвлечь население оккупированных земель от окружающей несправедливости.
Также книжные прилавки заполнены подобной дешевой литературой.
Впрочем, и культурная жизнь самой гитлеровской Германии находится практически на том же уровне.
Те же пошлые мелодрамы, эротика и «героические» эпосы в кино; «нордический стальной романтизм», Зигфриды и Брунгильды.
Подобное кино неплохо знакомо отечественному зрителю старшего поколения (кстати, то, что трофейные фильмы пользовались у нас немалым успехом, отнюдь не говорит в пользу вкусов отечественной публики того времени).
В живописи почитаются однообразные пейзажи с изображением немецких лесов, гор, зеленых полей, возделываемых трудолюбивыми бауэрами, и лугов, по которым бродят откормленные стада. Изображаются также «истинно немецкие мужчины» – обнаженные мускулистые красавцы, при этом однако без признаков пола – таково непременное требование, или «истинно немецкие женщины» – как на подбор рослые золотоволосые валькирии в мундирах (почему-то именно в мундирах). В скульптуре – громадные и безвкусные статуи. Примитивные песенки вроде «Лили Марлен» по радио, да иногда – Вагнер.
Тех художников, кто не соответствует вышеприведенным канонам – все еще смеет не соответствовать, обвиняют в растлении человеческой психики и морали, безнравственности, извращенности – если не отправляют за решетку.
Все это делается под тем же лозунгами, что и массовое сожжение книг в свое время: «Борьба за нравственность, дисциплину, за благородство (??!! – Авт.) человеческой души и уважение к нашему прошлому». (18,149)
Вполне возможно, Гитлер решил бы претворить в жизнь свою безумную идею о полном разрушении и уничтожении Парижа, как он мечтал в начале войны (во время боев лета сорокового, как свидетельствуют мемуары, он время от времени задавал вопрос: «Горит ли Париж?»).
Англия и часть Франции превращены в полигон для жутких социально-государственных экспериментов Гиммлера и его ведомства. Миллионы англичан продолжают умирать от голода, в концлагерях, надорвавшись на непосильной работе.
Немало граждан этих стран, в условиях, мало чем отличающихся от лагерных, строят новый Берлин – столицу Тысячелетней Империи Гитлера.
Правда, после смерти фюрера, большинство задуманных по плану реконструкции Берлина строек закрыто.
И до сей поры, вполне возможно, на территории «государства СС» действуют своеобразные монастыри, где проводится эксперимент по выведению «сверхчеловеков», и сотни тысяч белокурых бестий в черных мундирах преклоняют колена в капищах Вотана, чая вознесения в Валгаллу после смерти. Точно также как и поныне действует «Аннанербе» (пусть и немало потерявшее после американского атомного успеха), пытаясь призвать на помощь рейху потусторонние силы.
Но, повторим, уход от власти – так или иначе – Гитлера – мало что изменил бы.
Кое-кто в немецком руководстве может быть и рад бы как-то «смягчить» режим и договориться с западными союзниками – вернее уже с одними США, о более-менее приемлемых условиях сосуществования и окончательном разделе мира. Но как договоришься, после всего, что случилось?
Мыслимо ли, например, уйти из Англии, если сразу же после этого там окажется жаждущее реванша правительство, всецело поддерживаемое оставшимся населением, а самое главное – американские ядерные базы?
Германия и ее союзники оказываются, образно выражаясь, намертво прикованы к своей победе, и друг к другу, подобно тому, как в древнем Риме приковывали побежденных к триумфальной колеснице.
И едва ли не сильнейший стимул к сотрудничеству и мирному сосуществованию – осознание того, что в случае войны между СССР и Германией победитель – обескровленный и истощенный, будет практически неизбежно уничтожен североамериканскими англосаксами.
Определенные круги в Берлине какое-то время носятся с идеей неких «Соединенных Штатов Европы», руководящую и направляющую роль в которых играла бы Германия. (27,182)
По образцу правительства Квислинга могли быть созданы аналогичные в Дании и Швеции, и они бы получили статус каких-нибудь «автономных провинций рейха». Часть Сербии и Черногория также могли получить «независимость», а в Белграде власть отдана Драже Михайловичу, успешно сотрудничавшему с оккупантами когда речь заходила о борьбе с армией Тито.
Германское правительство проводит линию на сотрудничество с коллаборационистскими и, прежде всего, правобуржуазными кругами, делая в их сторону многообещающие жесты, а те, в свою очередь, пытаются склонить народы своих стран к смирению перед оккупантами.
Но реальное положение не изменяется. Экономика оккупированных территорий работает почти целиком на удовлетворение нужд Германии. Для Берлина эти земли – не более чем большие поместья «арийской расы», подобно тому, как когда-то провинции были поместьями Рима.
И немало людей в рейхе, облизываясь, поглядывают на восток, представляя как хорошо было бы, окажись и эти огромные пространства под крыльями германского орла.
Но увы им – тамошние богатства охраняются многомиллионной армией, боевые качества которой известны гитлеровцам, а с появлением атомного оружия подобные идеи вообще теряют всякую основу.
…Впрочем, как знать – поскольку разум в политике далеко не всегда торжествовал, то, быть может, спасение народа нашей страны от Второй мировой войны, обернулось бы спустя полтора-два десятка лет, кошмаром Третьей мировой – уже ядерной…
Как могла развиваться обстановка в послевоенном мире за пределами гибнущей Европы?
В Китае японская армия прочно увязает в партизанской войне, одновременно будучи вынуждена противостоять силам Гоминдана и Китайской Народно– Освободительной Армии. И тех, и этих негласно поддерживает СССР, хорошо помнящий Халхин-Гол и Хасан, а также и интервенцию времен Гражданской Войны. Япония время от времени выступает с требованиями прекращения этой помощи, на что следуют безукоризненно выдержанные дипломатические ноты, что никакой помощи врагам Японской Империи СССР, состоящий с ней в союзнических отношениях, не оказывает.
При этом развивается партизанское движение в оккупированных японцами азиатских странах – Вьетнаме, Индонезии, на Филиппинах и в Малайзии.
Правда, как уже упоминалось выше, основные силы империи Ямато могли быть отвлечены на аннексию и колонизацию Австралии.
На ее пространства хлынули миллионы, десятки миллионов переселенцев – именно за счет австралийских территорий власти рассчитывают решить проблему перенаселения, поскольку все остальные завоеванные земли уже плотно заселены, и к тому же – небезопасны.
Огромные наделы получают представители японского правящего класса.
Города переименовывают, изменяют географические названия, так что ничего не напоминает о прежнем владычестве Британской империи.
Европейское население континента лишается своих земель и собственности, изгоняется из домов, высылается в пустыни и полупустыни, обрекается на участь людей второго и третьего сорта, используется на тяжелых работах по строительству портов и военных баз, за гроши трудится на шахтах и батрачит на фермах колонистов. Белые женщины в большом количестве насильственно вывозятся в бордели по всей Японской империи, или становятся наложницами японских офицеров и оккупационных чиновников.
Положение австралийских аборигенов не улучшается а, напротив, заметно ухудшается.
Если они мешают, их просто изгоняют с еще занимаемых ими земель, а то и истребляют – японским синтоистам и приверженцам людоедского (в самом прямом смысле) кодекса «Бусидо», европейские христианские «предрассудки», вроде того что все люди имеют равные права, в том числе и на жизнь, не свойственны.
Примерно то же самое происходит в Новой Зеландии, чей умеренный климат особенно привлекает колонистов, и на тихоокеанских архипелагах.
На Черном континенте, кроме ЮАС разве только Египет имеет какое-то подобие независимости. При этом, разумеется, зона Суэцкого канала переходит под контроль немецких военных властей.
В африканских колониях Германии, жители низведены частью до положения полурабов, частью вернулись в дикое состояние. Среди чернокожего населения совершенно нет хоть сколь-нибудь образованных людей – ни врачей, ни учителей, не говоря же об инженерах и юристах.
Запрещена даже деятельность христианских миссионеров, закрыты все без исключения миссионерские и гражданские школы для туземцев. Напротив, поощряются разнообразные примитивные верования и колдовские культы.
Отсутствует какое бы то ни было медицинское обслуживание африканцев, и среди них беспрепятственно распространяются болезни.
На плантациях и рудниках применяются немногочисленные устаревшие машины, обслуживаемые европейцами, принудительно оставленными в колониях после их завоевания Германией, или высланными из Европы, и их потомками. Но господствует ручной труд африканцев. Когда у германских хозяев не хватает рук, они просто насильно сгоняют местных жителей на работы, организуя лагеря, мало чем отличающиеся от аналогичных европейских.
Некоторое количество немцев переселилось на территорию ЮАС, и старых немецких колоний, с целью «германизации» этих территорий.
Что же до итальянских владений, то война в них приобретает затяжной партизанский характер и, в конце концов, итальянцы контролируют лишь прибрежные территории, стратегически важные пункты и места добычи полезных ископаемых. Делаются попытки переселить в наиболее безопасные районы часть безработных бедняков с юга Италии, но особого развития они не имеют.
В СССР даже после смерти Сталина (он не очень надолго пережил бы – если пережил бы – Гитлера) режим не изменяется ни на йоту. Разве что имели бы место ограниченные экономические реформы, прежде всего в сельском хозяйстве, но не более. В политике и идеологии – ничего нового.
Довольно интересно прикинуть, как все происшедшее могло бы сказаться на настроениях основной массы населения?
По мнению некоторых ультралибералов, победа в Великой Отечественной Войне стала весьма эффективным пропагандистским аргументом для коммунистической партии, поскольку де позволила приписать себе исключительно все заслуги в сокрушении гитлеризма и спасении страны и мира от фашистского порабощения. Не будь мол этого, и режим, утратив одну из своих опор, неизбежно рухнул бы сам по себе.
Эта точка зрения представляется автору настолько нелепой, что обсуждать и опровергать ее здесь он не видит смысла. Но идеологические вопросы, связанные с советско-германскими отношениями, действительно довольно-таки непросты.
Во всяком случае, вполне возможно, что руководство КПСС (или ВКП (б.) ставило бы в заслугу себе то, что ему удалось сорвать создание единого империалистического фронта против СССР, в котором бы объединились Франция, Англия, и Германия.
Снимаются фильмы, повествующие о том, как Красная Армия сражается у подножия Гималаев, форсирует Инд и Ганг, выходит к Индийскому океану.
А кадры пожаров в Баку и Грозном хорошо знакомы каждому жителю СССР, хотя бы из учебников истории.
С другой, тот факт, что их страна является союзником, пусть и вынужденным, государства исповедующего отвратительную человеконенавистническую идеологию, вызывает резко отрицательное отношение у многих граждан СССР, в том числе и у членов партии. Более того, можно смело представить, что немало людей, в тайне чувствуют глубокое отвращение к берлинскому союзнику.
Но, во всяком случае, идеологически компартия могла даже выиграть – ведь для населения СССР запад – это не более-менее благополучная Европа, а жуткий тоталитарный монстр нацистской Германии, рядом с которым бледнеет и ГУЛАГ, и массовые репрессии.
Относительно высок уровень жизни – ведь не было тех не поддающихся подсчету потерь, нанесенных экономике страны войной, и необходимостью послевоенного восстановления.
Да и, не забудем, наличие потенциальной угрозы, исходящей от Германии, не может не консолидировать общество. До сорок первого года часть населения (очень небольшая, что бы там не утверждали Резун, Солженицын, и Бунич) могла видеть в немцах потенциальных освободителей. Ныне же, благодаря рассказам вернувшихся из Европы солдат, а также на примере происходящего в оккупированной Польше и Чехии – тем более что об этом они осведомлены не понаслышке, а от депортированных оттуда, жители СССР хорошо знают и понимают, что из себя представляет нацистская Германия. Так что даже тайные враги коммунистической идеи не смотрят на запад с надеждой. Некоторые надеются какое-то время на Америку, но эти чаяния быстро сходят на нет.
Отношения с Германией после завершения войны и раздела мира, можно назвать умеренно прохладными и прагматическими.
Периодически на официальных встречах и годовщинах произносятся речи о совместной борьбе с «гнилыми западными демократиями», бывшие союзники славят друг друга, провозглашая здравицы в честь вождей; многие улицы советских городов названы именами германских политиков и военачальников.
На груди у многих офицеров и генералов РККА рядом с советскими наградами – германские Железные и Рыцарские кресты.
Одновременно, обе стороны с подозрением следят друг за другом, держа за спиной дубинку.
В рейхе наверняка частенько слышатся разговоры, что Германия «неправильно выбрала союзника», что в сороковом следовало поискать компромисс с Англией и Францией, на почве совместной «борьбы с большевизмом». Но на политику они влияют очень мало – по объективным причинам, о которых говорилось выше.
Само собой, ничего подобного ООН не возникает, да и возникнуть, по определению, не может. Вместо нее, в первые послевоенные годы окончательно оформляются два противостоящих друг другу военно-политических сообщества, хотя и основанные на совершенно противоположных принципах, нежели в нашей истории.
В один блок входит прежде всего США, руководящие им, Канада, власть в которой осуществляет британский королевский дом, и большая часть стран Латинской Америки. Он, кстати, вполне мог бы получить название – Организация Объединенных Наций, или, что вероятнее, какое-нибудь Атлантическое Содружество.
Основой второго являются четыре страны «Оси» – Германия, Италия, Японская империя и Советский Союз.
Вместе с ними в этой организации могли бы участвовать германские сателлиты на Европейском континенте, формально нейтральные Испания и Португалия, а также Финляндия, Турция и Египет. Также к ней примыкают Индия, Иран (если он бы уцелел) и Афганистан.
Кроме всего прочего, можно с уверенностью утверждать, что в описываемом мире научно-технический прогресс далеко не достиг бы нынешних высот.
Прямого военного противостояния двух блоков нет – оно просто невозможно, поскольку потенциальные противники разделены океанами.
Значит, отсутствует большинство технологий «двойного назначения», имевшие свои источником совершенствование вооружений сухопутных войск и авиации. Уровень самих этих систем на конец ХХ века сопоставим самое большее – с уровнем начала – середины 70х г.г. его.
Ракетно-ядерное оружие есть у обеих сторон, и совершенствовать его с какого-то момента нет смысла – все равно в случае его применения обе стороны ждет «гарантированное уничтожение» или, в лучшем случае «неприемлемый ущерб». По этой же причине уже с начала пятидесятых отсутствует реальное противостояние между странами «Оси» – лучше довольствоваться тем, что имеешь, нежели рисковать потерять все.
Кроме того, низкий темп прогресса имеет еще одну причину – отсутствует конкуренция на мировом рынке: он поделен между блоками и империями на закрытые сегменты.
Так, самодостаточными «мирами-империями», по терминологии Ф. Броделя, ( (в противоположность «миру-экономике») (39,59)являются монополистические экономики Германии и Японии, управляемые – одна группкой высших промышленников, связанных с руководством НСДАП, а другая – такими же олигархическими группировками «дзайбацу». Эти страны, как и СССР, и даже во многом, Италия, производят практически все необходимое для себя внутри своих границ.
Японская экономика ныне – самая отсталая среди стран «Оси», со множеством феодальных пережитков. Нет ничего похожего на взлет высочайших технологий, бывший в нашей истории.
Для экономики Германии просто нет стимулов развития – за счет систематического ограбления порабощенных европейских стран и африканских колоний, там поддерживается достаточно высокий уровень потребления. О том – каково состояние хозяйства в этих странах, управляемых наместниками рейха, думается, подробно говорить не нужно.
Но и экономика США, господствующая на всем Американском континенте, также избавлена от какой бы то ни было конкуренции, что не способствует прогрессу.
Аэрокосмическая отрасль, одна из передовых в нашем мире, своего рода, «локомотив прогресса», несравненно менее развита.
Нет широкомасштабных связей Европы с Америкой, всемирного туризма – значит, нет никакой необходимости создавать реактивные и сверхзвуковые лайнеры, подобные «Боингам», «Конкордам» или «Ту».
Да и ракетная техника существенно менее совершенна.
Для того, чтобы достичь Америки, Германии достаточно ракет средней дальности.
СССР, конечно, разрабатывает стратегические межконтинентальные ракеты, имея в виду американскую угрозу. Вслед за ним это делают США и Япония. Но образцы эти более примитивны, нежели те, что были созданы у нас в 70-80 годы – опять же потому, что в более совершенных их видах просто нет необходимости.
Также значительно менее развита космонавтика – ведь и она является, во многом, детищем противостояния Востока и Запада.
Нет необходимости в большом количестве спутников связи – крайне редко возникает необходимость быстрой связи между Европой и Америкой, между Америкой и Азией. И это не говоря об отсутствии в описываемом мире современных телекомпаний, с их всемирной сетью информации, превратившей земной шар в, своего рода, «мировую деревню» (само собой разумеется, нет и ничего похожего на Интернет). Единственное исключение – СССР с его огромными просторами, протянувшимися как раз в меридиональном направлении с запада на восток, и держащий первенство в мире по числу спутников.
Скорее всего, человек вышел бы в космическое пространство куда позже (возможно, то были бы 70-80 г.г), и весьма вероятно, он был бы американцем.
Правда, Вернер фон Браун вскоре после войны робко высказывает идеи о запуске космических кораблей с людьми на борту, но прагматически мыслящее руководство Германии ставит его на место – не следует увлекаться утопическими проектами.
Практически отсутствует культурный и научный обмен между странами противостоящих военных блоков, и вообще контакты между ними минимальны. Так же, впрочем, не слишком развиты контакты и между евроазиатскими союзниками.
…Обстановку, сложившуюся к концу ХХ -началу ХХI века в мире нельзя назвать даже холодной войной. Скорее, это уж война «ледяная», вынужденное сосуществование, без малейших попыток нормализовать обстановку.
По одну сторону Атлантического океана и на аэродромах Исландии и Гренландии стоят в боевой готовности армады стратегических бомбардировщиков с крылатыми ракетами. По другую, в Северной Англии и норвежских фиордах на боевом дежурстве в подземных укрытиях размещены Фау-10 или Фау-15.
На побережье Ледовитого океана и на северо-востоке Сибири на таком же дежурстве находятся советские Р-7, а в последние годы их дополняют шахтные ракеты с разделяющимися боеголовками СС-18, получившие за океаном имя «Сатана».
Моря патрулируются подводными атомными ракетоносцами под японскими, американскими, советскими флагами и германскими штандартами со свастикой.
И подобное положение консервируется еще очень надолго – путей, которые могли бы изменить ситуацию, по мнению автора, в данном варианте развития просто не просматривается.
Те же пошлые мелодрамы, эротика и «героические» эпосы в кино; «нордический стальной романтизм», Зигфриды и Брунгильды.
Подобное кино неплохо знакомо отечественному зрителю старшего поколения (кстати, то, что трофейные фильмы пользовались у нас немалым успехом, отнюдь не говорит в пользу вкусов отечественной публики того времени).
В живописи почитаются однообразные пейзажи с изображением немецких лесов, гор, зеленых полей, возделываемых трудолюбивыми бауэрами, и лугов, по которым бродят откормленные стада. Изображаются также «истинно немецкие мужчины» – обнаженные мускулистые красавцы, при этом однако без признаков пола – таково непременное требование, или «истинно немецкие женщины» – как на подбор рослые золотоволосые валькирии в мундирах (почему-то именно в мундирах). В скульптуре – громадные и безвкусные статуи. Примитивные песенки вроде «Лили Марлен» по радио, да иногда – Вагнер.
Тех художников, кто не соответствует вышеприведенным канонам – все еще смеет не соответствовать, обвиняют в растлении человеческой психики и морали, безнравственности, извращенности – если не отправляют за решетку.
Все это делается под тем же лозунгами, что и массовое сожжение книг в свое время: «Борьба за нравственность, дисциплину, за благородство (??!! – Авт.) человеческой души и уважение к нашему прошлому». (18,149)
Вполне возможно, Гитлер решил бы претворить в жизнь свою безумную идею о полном разрушении и уничтожении Парижа, как он мечтал в начале войны (во время боев лета сорокового, как свидетельствуют мемуары, он время от времени задавал вопрос: «Горит ли Париж?»).
Англия и часть Франции превращены в полигон для жутких социально-государственных экспериментов Гиммлера и его ведомства. Миллионы англичан продолжают умирать от голода, в концлагерях, надорвавшись на непосильной работе.
Немало граждан этих стран, в условиях, мало чем отличающихся от лагерных, строят новый Берлин – столицу Тысячелетней Империи Гитлера.
Правда, после смерти фюрера, большинство задуманных по плану реконструкции Берлина строек закрыто.
И до сей поры, вполне возможно, на территории «государства СС» действуют своеобразные монастыри, где проводится эксперимент по выведению «сверхчеловеков», и сотни тысяч белокурых бестий в черных мундирах преклоняют колена в капищах Вотана, чая вознесения в Валгаллу после смерти. Точно также как и поныне действует «Аннанербе» (пусть и немало потерявшее после американского атомного успеха), пытаясь призвать на помощь рейху потусторонние силы.
Но, повторим, уход от власти – так или иначе – Гитлера – мало что изменил бы.
Кое-кто в немецком руководстве может быть и рад бы как-то «смягчить» режим и договориться с западными союзниками – вернее уже с одними США, о более-менее приемлемых условиях сосуществования и окончательном разделе мира. Но как договоришься, после всего, что случилось?
Мыслимо ли, например, уйти из Англии, если сразу же после этого там окажется жаждущее реванша правительство, всецело поддерживаемое оставшимся населением, а самое главное – американские ядерные базы?
Германия и ее союзники оказываются, образно выражаясь, намертво прикованы к своей победе, и друг к другу, подобно тому, как в древнем Риме приковывали побежденных к триумфальной колеснице.
И едва ли не сильнейший стимул к сотрудничеству и мирному сосуществованию – осознание того, что в случае войны между СССР и Германией победитель – обескровленный и истощенный, будет практически неизбежно уничтожен североамериканскими англосаксами.
Определенные круги в Берлине какое-то время носятся с идеей неких «Соединенных Штатов Европы», руководящую и направляющую роль в которых играла бы Германия. (27,182)
По образцу правительства Квислинга могли быть созданы аналогичные в Дании и Швеции, и они бы получили статус каких-нибудь «автономных провинций рейха». Часть Сербии и Черногория также могли получить «независимость», а в Белграде власть отдана Драже Михайловичу, успешно сотрудничавшему с оккупантами когда речь заходила о борьбе с армией Тито.
Германское правительство проводит линию на сотрудничество с коллаборационистскими и, прежде всего, правобуржуазными кругами, делая в их сторону многообещающие жесты, а те, в свою очередь, пытаются склонить народы своих стран к смирению перед оккупантами.
Но реальное положение не изменяется. Экономика оккупированных территорий работает почти целиком на удовлетворение нужд Германии. Для Берлина эти земли – не более чем большие поместья «арийской расы», подобно тому, как когда-то провинции были поместьями Рима.
И немало людей в рейхе, облизываясь, поглядывают на восток, представляя как хорошо было бы, окажись и эти огромные пространства под крыльями германского орла.
Но увы им – тамошние богатства охраняются многомиллионной армией, боевые качества которой известны гитлеровцам, а с появлением атомного оружия подобные идеи вообще теряют всякую основу.
…Впрочем, как знать – поскольку разум в политике далеко не всегда торжествовал, то, быть может, спасение народа нашей страны от Второй мировой войны, обернулось бы спустя полтора-два десятка лет, кошмаром Третьей мировой – уже ядерной…
Как могла развиваться обстановка в послевоенном мире за пределами гибнущей Европы?
В Китае японская армия прочно увязает в партизанской войне, одновременно будучи вынуждена противостоять силам Гоминдана и Китайской Народно– Освободительной Армии. И тех, и этих негласно поддерживает СССР, хорошо помнящий Халхин-Гол и Хасан, а также и интервенцию времен Гражданской Войны. Япония время от времени выступает с требованиями прекращения этой помощи, на что следуют безукоризненно выдержанные дипломатические ноты, что никакой помощи врагам Японской Империи СССР, состоящий с ней в союзнических отношениях, не оказывает.
При этом развивается партизанское движение в оккупированных японцами азиатских странах – Вьетнаме, Индонезии, на Филиппинах и в Малайзии.
Правда, как уже упоминалось выше, основные силы империи Ямато могли быть отвлечены на аннексию и колонизацию Австралии.
На ее пространства хлынули миллионы, десятки миллионов переселенцев – именно за счет австралийских территорий власти рассчитывают решить проблему перенаселения, поскольку все остальные завоеванные земли уже плотно заселены, и к тому же – небезопасны.
Огромные наделы получают представители японского правящего класса.
Города переименовывают, изменяют географические названия, так что ничего не напоминает о прежнем владычестве Британской империи.
Европейское население континента лишается своих земель и собственности, изгоняется из домов, высылается в пустыни и полупустыни, обрекается на участь людей второго и третьего сорта, используется на тяжелых работах по строительству портов и военных баз, за гроши трудится на шахтах и батрачит на фермах колонистов. Белые женщины в большом количестве насильственно вывозятся в бордели по всей Японской империи, или становятся наложницами японских офицеров и оккупационных чиновников.
Положение австралийских аборигенов не улучшается а, напротив, заметно ухудшается.
Если они мешают, их просто изгоняют с еще занимаемых ими земель, а то и истребляют – японским синтоистам и приверженцам людоедского (в самом прямом смысле) кодекса «Бусидо», европейские христианские «предрассудки», вроде того что все люди имеют равные права, в том числе и на жизнь, не свойственны.
Примерно то же самое происходит в Новой Зеландии, чей умеренный климат особенно привлекает колонистов, и на тихоокеанских архипелагах.
На Черном континенте, кроме ЮАС разве только Египет имеет какое-то подобие независимости. При этом, разумеется, зона Суэцкого канала переходит под контроль немецких военных властей.
В африканских колониях Германии, жители низведены частью до положения полурабов, частью вернулись в дикое состояние. Среди чернокожего населения совершенно нет хоть сколь-нибудь образованных людей – ни врачей, ни учителей, не говоря же об инженерах и юристах.
Запрещена даже деятельность христианских миссионеров, закрыты все без исключения миссионерские и гражданские школы для туземцев. Напротив, поощряются разнообразные примитивные верования и колдовские культы.
Отсутствует какое бы то ни было медицинское обслуживание африканцев, и среди них беспрепятственно распространяются болезни.
На плантациях и рудниках применяются немногочисленные устаревшие машины, обслуживаемые европейцами, принудительно оставленными в колониях после их завоевания Германией, или высланными из Европы, и их потомками. Но господствует ручной труд африканцев. Когда у германских хозяев не хватает рук, они просто насильно сгоняют местных жителей на работы, организуя лагеря, мало чем отличающиеся от аналогичных европейских.
Некоторое количество немцев переселилось на территорию ЮАС, и старых немецких колоний, с целью «германизации» этих территорий.
Что же до итальянских владений, то война в них приобретает затяжной партизанский характер и, в конце концов, итальянцы контролируют лишь прибрежные территории, стратегически важные пункты и места добычи полезных ископаемых. Делаются попытки переселить в наиболее безопасные районы часть безработных бедняков с юга Италии, но особого развития они не имеют.
В СССР даже после смерти Сталина (он не очень надолго пережил бы – если пережил бы – Гитлера) режим не изменяется ни на йоту. Разве что имели бы место ограниченные экономические реформы, прежде всего в сельском хозяйстве, но не более. В политике и идеологии – ничего нового.
Довольно интересно прикинуть, как все происшедшее могло бы сказаться на настроениях основной массы населения?
По мнению некоторых ультралибералов, победа в Великой Отечественной Войне стала весьма эффективным пропагандистским аргументом для коммунистической партии, поскольку де позволила приписать себе исключительно все заслуги в сокрушении гитлеризма и спасении страны и мира от фашистского порабощения. Не будь мол этого, и режим, утратив одну из своих опор, неизбежно рухнул бы сам по себе.
Эта точка зрения представляется автору настолько нелепой, что обсуждать и опровергать ее здесь он не видит смысла. Но идеологические вопросы, связанные с советско-германскими отношениями, действительно довольно-таки непросты.
Во всяком случае, вполне возможно, что руководство КПСС (или ВКП (б.) ставило бы в заслугу себе то, что ему удалось сорвать создание единого империалистического фронта против СССР, в котором бы объединились Франция, Англия, и Германия.
Снимаются фильмы, повествующие о том, как Красная Армия сражается у подножия Гималаев, форсирует Инд и Ганг, выходит к Индийскому океану.
А кадры пожаров в Баку и Грозном хорошо знакомы каждому жителю СССР, хотя бы из учебников истории.
С другой, тот факт, что их страна является союзником, пусть и вынужденным, государства исповедующего отвратительную человеконенавистническую идеологию, вызывает резко отрицательное отношение у многих граждан СССР, в том числе и у членов партии. Более того, можно смело представить, что немало людей, в тайне чувствуют глубокое отвращение к берлинскому союзнику.
Но, во всяком случае, идеологически компартия могла даже выиграть – ведь для населения СССР запад – это не более-менее благополучная Европа, а жуткий тоталитарный монстр нацистской Германии, рядом с которым бледнеет и ГУЛАГ, и массовые репрессии.
Относительно высок уровень жизни – ведь не было тех не поддающихся подсчету потерь, нанесенных экономике страны войной, и необходимостью послевоенного восстановления.
Да и, не забудем, наличие потенциальной угрозы, исходящей от Германии, не может не консолидировать общество. До сорок первого года часть населения (очень небольшая, что бы там не утверждали Резун, Солженицын, и Бунич) могла видеть в немцах потенциальных освободителей. Ныне же, благодаря рассказам вернувшихся из Европы солдат, а также на примере происходящего в оккупированной Польше и Чехии – тем более что об этом они осведомлены не понаслышке, а от депортированных оттуда, жители СССР хорошо знают и понимают, что из себя представляет нацистская Германия. Так что даже тайные враги коммунистической идеи не смотрят на запад с надеждой. Некоторые надеются какое-то время на Америку, но эти чаяния быстро сходят на нет.
Отношения с Германией после завершения войны и раздела мира, можно назвать умеренно прохладными и прагматическими.
Периодически на официальных встречах и годовщинах произносятся речи о совместной борьбе с «гнилыми западными демократиями», бывшие союзники славят друг друга, провозглашая здравицы в честь вождей; многие улицы советских городов названы именами германских политиков и военачальников.
На груди у многих офицеров и генералов РККА рядом с советскими наградами – германские Железные и Рыцарские кресты.
Одновременно, обе стороны с подозрением следят друг за другом, держа за спиной дубинку.
В рейхе наверняка частенько слышатся разговоры, что Германия «неправильно выбрала союзника», что в сороковом следовало поискать компромисс с Англией и Францией, на почве совместной «борьбы с большевизмом». Но на политику они влияют очень мало – по объективным причинам, о которых говорилось выше.
Само собой, ничего подобного ООН не возникает, да и возникнуть, по определению, не может. Вместо нее, в первые послевоенные годы окончательно оформляются два противостоящих друг другу военно-политических сообщества, хотя и основанные на совершенно противоположных принципах, нежели в нашей истории.
В один блок входит прежде всего США, руководящие им, Канада, власть в которой осуществляет британский королевский дом, и большая часть стран Латинской Америки. Он, кстати, вполне мог бы получить название – Организация Объединенных Наций, или, что вероятнее, какое-нибудь Атлантическое Содружество.
Основой второго являются четыре страны «Оси» – Германия, Италия, Японская империя и Советский Союз.
Вместе с ними в этой организации могли бы участвовать германские сателлиты на Европейском континенте, формально нейтральные Испания и Португалия, а также Финляндия, Турция и Египет. Также к ней примыкают Индия, Иран (если он бы уцелел) и Афганистан.
Кроме всего прочего, можно с уверенностью утверждать, что в описываемом мире научно-технический прогресс далеко не достиг бы нынешних высот.
Прямого военного противостояния двух блоков нет – оно просто невозможно, поскольку потенциальные противники разделены океанами.
Значит, отсутствует большинство технологий «двойного назначения», имевшие свои источником совершенствование вооружений сухопутных войск и авиации. Уровень самих этих систем на конец ХХ века сопоставим самое большее – с уровнем начала – середины 70х г.г. его.
Ракетно-ядерное оружие есть у обеих сторон, и совершенствовать его с какого-то момента нет смысла – все равно в случае его применения обе стороны ждет «гарантированное уничтожение» или, в лучшем случае «неприемлемый ущерб». По этой же причине уже с начала пятидесятых отсутствует реальное противостояние между странами «Оси» – лучше довольствоваться тем, что имеешь, нежели рисковать потерять все.
Кроме того, низкий темп прогресса имеет еще одну причину – отсутствует конкуренция на мировом рынке: он поделен между блоками и империями на закрытые сегменты.
Так, самодостаточными «мирами-империями», по терминологии Ф. Броделя, ( (в противоположность «миру-экономике») (39,59)являются монополистические экономики Германии и Японии, управляемые – одна группкой высших промышленников, связанных с руководством НСДАП, а другая – такими же олигархическими группировками «дзайбацу». Эти страны, как и СССР, и даже во многом, Италия, производят практически все необходимое для себя внутри своих границ.
Японская экономика ныне – самая отсталая среди стран «Оси», со множеством феодальных пережитков. Нет ничего похожего на взлет высочайших технологий, бывший в нашей истории.
Для экономики Германии просто нет стимулов развития – за счет систематического ограбления порабощенных европейских стран и африканских колоний, там поддерживается достаточно высокий уровень потребления. О том – каково состояние хозяйства в этих странах, управляемых наместниками рейха, думается, подробно говорить не нужно.
Но и экономика США, господствующая на всем Американском континенте, также избавлена от какой бы то ни было конкуренции, что не способствует прогрессу.
Аэрокосмическая отрасль, одна из передовых в нашем мире, своего рода, «локомотив прогресса», несравненно менее развита.
Нет широкомасштабных связей Европы с Америкой, всемирного туризма – значит, нет никакой необходимости создавать реактивные и сверхзвуковые лайнеры, подобные «Боингам», «Конкордам» или «Ту».
Да и ракетная техника существенно менее совершенна.
Для того, чтобы достичь Америки, Германии достаточно ракет средней дальности.
СССР, конечно, разрабатывает стратегические межконтинентальные ракеты, имея в виду американскую угрозу. Вслед за ним это делают США и Япония. Но образцы эти более примитивны, нежели те, что были созданы у нас в 70-80 годы – опять же потому, что в более совершенных их видах просто нет необходимости.
Также значительно менее развита космонавтика – ведь и она является, во многом, детищем противостояния Востока и Запада.
Нет необходимости в большом количестве спутников связи – крайне редко возникает необходимость быстрой связи между Европой и Америкой, между Америкой и Азией. И это не говоря об отсутствии в описываемом мире современных телекомпаний, с их всемирной сетью информации, превратившей земной шар в, своего рода, «мировую деревню» (само собой разумеется, нет и ничего похожего на Интернет). Единственное исключение – СССР с его огромными просторами, протянувшимися как раз в меридиональном направлении с запада на восток, и держащий первенство в мире по числу спутников.
Скорее всего, человек вышел бы в космическое пространство куда позже (возможно, то были бы 70-80 г.г), и весьма вероятно, он был бы американцем.
Правда, Вернер фон Браун вскоре после войны робко высказывает идеи о запуске космических кораблей с людьми на борту, но прагматически мыслящее руководство Германии ставит его на место – не следует увлекаться утопическими проектами.
Практически отсутствует культурный и научный обмен между странами противостоящих военных блоков, и вообще контакты между ними минимальны. Так же, впрочем, не слишком развиты контакты и между евроазиатскими союзниками.
…Обстановку, сложившуюся к концу ХХ -началу ХХI века в мире нельзя назвать даже холодной войной. Скорее, это уж война «ледяная», вынужденное сосуществование, без малейших попыток нормализовать обстановку.
По одну сторону Атлантического океана и на аэродромах Исландии и Гренландии стоят в боевой готовности армады стратегических бомбардировщиков с крылатыми ракетами. По другую, в Северной Англии и норвежских фиордах на боевом дежурстве в подземных укрытиях размещены Фау-10 или Фау-15.
На побережье Ледовитого океана и на северо-востоке Сибири на таком же дежурстве находятся советские Р-7, а в последние годы их дополняют шахтные ракеты с разделяющимися боеголовками СС-18, получившие за океаном имя «Сатана».
Моря патрулируются подводными атомными ракетоносцами под японскими, американскими, советскими флагами и германскими штандартами со свастикой.
И подобное положение консервируется еще очень надолго – путей, которые могли бы изменить ситуацию, по мнению автора, в данном варианте развития просто не просматривается.
Холодное лето 1953 года. Большие заморозки или медленная оттепель?
Сейчас, когда все провалы и ошибки хрущевской эпохи, в общем, хорошо известны, мысль о возможных альтернативах «Оттепели» кажется не столь уж еретической.
Одна из таких возможных положительных альтернатив (но далеко не единственная) связана с фигурой Лаврентия Павловича Берии.
Само имя это вызывает у большинства резко отрицательную реакцию. И нельзя сказать, что эта неблаговидная репутация незаслуженна. Не будем подробно разбирать его заслуги, преступления и ошибки (важно не путать одно с другим и третьим), или пытаться дать развернутую оценку этой личности.
Думается все же, не был он тем, по змеиному мудрым маккиавелистом -государственником, для которого коммунистические идеи – не более чем удобная ширма, каким видит его А. Бушков. (12,555) И уж тем более не следует делать из него этакого кавказского Александра Дубчака, чуть ли не тайного правого либерала, злодейски погубленного кремлевской мафией – как заявляют ныне грузинские националисты.
Точно также не укладывается он и в тот образ хрестоматийного злодея «буржуазного перерожденца» и агента всевозможных разведок, которым рисовала его официальная историография.
Скорее, в данном вопросе можно согласиться с Серго Гегечкория, когда в своей книге он говорит, что его отец был не более святым и не более грешным, чем все прочие члены Политбюро.
При этом не следует забывать, что все злодеяния были совершены Л. Берия не по собственному хотению, а исключительно во исполнение воли Сталина. Начни он «самовольничать» – незамедлительно разделил бы судьбу своих предшественников – Ягоды и Ежова.
Что интересно, за обвинениями во всех возможных преступлениях, а также в развратном образе жизни, обычно забывают о вещах куда более значимых и показательных.
Не кто иной, как Берия, еще весной 1953 года, вплотную занялся вопросом о пересмотре всех громких дутых дел последних лет, вроде «мингрельского дела», «сионистского заговора», или дела «врачей-отравителей».
Одна из таких возможных положительных альтернатив (но далеко не единственная) связана с фигурой Лаврентия Павловича Берии.
Само имя это вызывает у большинства резко отрицательную реакцию. И нельзя сказать, что эта неблаговидная репутация незаслуженна. Не будем подробно разбирать его заслуги, преступления и ошибки (важно не путать одно с другим и третьим), или пытаться дать развернутую оценку этой личности.
Думается все же, не был он тем, по змеиному мудрым маккиавелистом -государственником, для которого коммунистические идеи – не более чем удобная ширма, каким видит его А. Бушков. (12,555) И уж тем более не следует делать из него этакого кавказского Александра Дубчака, чуть ли не тайного правого либерала, злодейски погубленного кремлевской мафией – как заявляют ныне грузинские националисты.
Точно также не укладывается он и в тот образ хрестоматийного злодея «буржуазного перерожденца» и агента всевозможных разведок, которым рисовала его официальная историография.
Скорее, в данном вопросе можно согласиться с Серго Гегечкория, когда в своей книге он говорит, что его отец был не более святым и не более грешным, чем все прочие члены Политбюро.
При этом не следует забывать, что все злодеяния были совершены Л. Берия не по собственному хотению, а исключительно во исполнение воли Сталина. Начни он «самовольничать» – незамедлительно разделил бы судьбу своих предшественников – Ягоды и Ежова.
Что интересно, за обвинениями во всех возможных преступлениях, а также в развратном образе жизни, обычно забывают о вещах куда более значимых и показательных.
Не кто иной, как Берия, еще весной 1953 года, вплотную занялся вопросом о пересмотре всех громких дутых дел последних лет, вроде «мингрельского дела», «сионистского заговора», или дела «врачей-отравителей».