Владимир Лещенко
 
Ветвящееся время. История, которой не было

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАК МОГЛО БЫТЬ…

Славная и долгая жизнь Александра Великого

   Александр Македонский – человек, при жизни объявивший себя сыном Зевса и почитаемый мусульманами под именем Искандера Зуль-Карнайна, – принадлежит к числу людей, чьи деяния глубоко и бесповоротно изменили мир. [1]
   Прежде чем перейти к рассмотрению того, что сделал, и что не смог и не успел сделать, как и того, что он смог бы сделать, окажись к нему судьба более благосклонна, следует подробнее остановиться на том, чем была на тот период Македония, и одновременно – развеять одно весьма распространенное заблуждение.
   Большинство даже интересующихся историей не делают разницу между македонцами и эллинами. В действительности это далеко не так – в лучшем случае, их следует считать, как минимум, двоюродными братьями. И для понимания всей истории Александра Великого это обстоятельство весьма важно.
   Начать следует с того, что северные народы, хотя и говорили на языках, родственных греческому, сильно отличались от греков «классических» – в культуре, обычаях, и религии; то были не родные, а скорее двоюродные братья афинян, коринфян и спартанцев. Эллада, с ее полисным демократическим строем, философскими школами, презрением ко всему негреческому и количеством рабов, превышающим число свободных – явление, можно сказать, уникальное в мировой истории. Север, напротив, демонстрирует порядки, схожие с существовавшими у большинства народов тогдашней Европы, да и не только ее. То были абсолютные монархии, с мощным слоем военной аристократии, еще не выродившейся в титулованных бездельников, где горожане составляли весьма малый процент, да и сами города и отдаленно не походили на Афины или Фивы. Строй жизни в этих странах определяли не столько законы, сколько не успевшие отмереть под натиском цивилизации патриархальные обычаи. Тут не было ни величественных храмов, ни прекрасных статуй, и изделия ремесленников, в противоположность тем, что изготовлялись в Аттике и Пелопоннесе, не отличались особой красотой и изяществом. Зато – и это было важнейшим отличием их от Эллады – рабы не составляли сколь-нибудь большой процент населения, и сохранялся многочисленный слой свободного крестьянства, практически исчезнувшего в Элладе. Именно этот слой поставлял в армию храбрых и выносливых воинов.
   К середине IV в до н.э. наиболее сильным государством этого региона стала Македония. Именно здесь, в столице Македонского царства – Пелле и появился на свет Александр. Произошло это в 356 году до н.э. Матерью его была дочь молосского царя Олимпиада, отцом – базилевс (царь) Македонии Филипп. Оставим на время нашего героя, пока еще мирно лежащего в колыбели, и поговорим о его отце, ибо, как признает большинство историков, многим из достигнутого Александр, обязан именно сделанному отцом. Филипп II завершил объединение Македонии, окончательно ликвидировав удельные княжества, подчинил, часть Иллирии и Фракии, а следом и Грецию, заложив основы будущей империи Александра. Именно Филипп придумал непревзойденную македонскую фалангу. И именно Филиппу принадлежит идея похода против Персии, хотя он при этом не ставил никаких глобальных целей, предполагая всего лишь отвоевать населенное греками-ионийцами побережье Малой Азии.
   Он был известен своим жизнелюбивым нравом, любил веселые пиры и охоты, не гнушался даже лично участвовать в комедийных представлениях (это, кстати, казалось просвещенным эллинам лишним доказательством его «варварской» натуры). В Македонии обычаи дозволяли многоженство и Филипп вовсю пользовался этим. Всего у него было девять законных жен, правда, вопреки иногда встречающемуся утверждению, не одновременное, а в течение всей жизни. При этом, он вовсе не был тем разнузданным дикарем, каким его рисуют некоторые исследователи, о чем свидетельствует хотя бы то, что в качестве учителя к сыну он пригласил не кого – то, а Аристотеля.
   Уже в возрасте шестнадцати лет Александр принимает бразды правления, правда, пока лишь на время -отправляясь на одну из своих многочисленных войн, отец вручает ему власть над Македонией. Александр отличается в войне с фракийцами, а в 339 году до н.э. в знаменитом сражении при Херонее, покорившем Элладу македонской власти, командует левым крылом конницы.
   Настал 338 год до н.э., и все резко меняется. Филипп порывает с женой и вступает в новый брак. Как представляется, вина за этот разрыв лежит, по большей части, на самой Олимпиаде. Вздорная, необыкновенно властолюбивая и ревнивая, (недостаток, особенно нетерпимый в условиях полигамии), она с годами к тому же все чаще страдала вспышками необъяснимой ярости. Вдобавок, ее стараниями македонский двор окончательно погряз в интригах – это при том, что он и до того прославился ими едва ли не на весь греческий мир. Начинается обычная в подобных случаях борьба клик у трона, клан родственников новой жены активно оспаривает права молодого царевича на престол. В итоге Александр покидает родину и вслед за Олимпиадой уезжает в Эпир. Однако, вскоре последует примирение, и Александр с матерью возвращаются в Пеллу. Отношения отца и сына после всего случившегося остаются достаточно непростыми, но Филипп никогда не ставил под сомнение статус Александра как наследника престола, во всяком случае, официально.(111,29)
   В 336 году до н.э. сорокашестилетний Филипп во время торжеств по случаю свадьбы дочери, был убит одним из своих придворных, – Павсанием. Предположение о причастности если не самого Александра, то его матери к этому убийству, возникло, видимо, почти сразу, хотя и не было произнесено вслух. Современники, однако, свидетельствуют, что молодой царь был искренне потрясен гибелью отца. (111,31)Аристотель, великолепно знавший нравы македонского двора, при котором прожил не один год, считал что случившееся – лишь месть Павсания за личную обиду. [2] Состоявшееся под руководством Александра разбирательство так ничего и не прояснило. Ограничились казнью членов семьи убийцы, у подножия погребального кургана царя (сам Павсаний погиб в схватке со стражниками на месте преступления). [3]
   Одновременно, Олимпиада смогла удовлетворить долго терзавшие ее чувства ревности и мести и вдова царя, и ее новорожденная дочь были убиты, (по некоторым сведениям, несчастные были заживо сожжены). Никто из вельмож не подумал заступиться за вдову и ребенка своего прежнего владыки – все были озабоченны дележом власти и все безоговорочно поддержали Александра. Тогда же были уничтожены все родственники убитой вдовы Филиппа, даже весьма отдаленные, а заодно и представители прежнего царствующего дома. С возможной оппозицией Александр Македонский покончил быстро и радикально, как и было принято в те времена. Однако оставались враги внешние, и они не замедлили заявить о себе. С севера возобновили набеги давние противники – фракийцы, а когда македонская армия выступила против них, в Элладе вспыхнуло восстание, центром которого стал крупнейший культурный и экономический центр Северной Греции – Фивы. В кратчайшие сроки перебросив армию с севера на юг, Александр разбивает мятежников и берет Фивы. Город разрушается до основания, стены его сносят, а жителей поголовно продают в рабство. Эта расправа приводит Элладу в ужас, заставив забыть самую мысль о возможном сопротивлении.
   Греческие и фракийские дела отодвигают персидский поход на два года. Наконец, в 334 году до н. э. двадцатидвухлетний царь во главе войска македонцев и греков переправляется в Малую Азию. И именно тогда он объявляет войску о цели предстоящего похода. Они идут не для грабежа и даже не для того, чтобы вырвать у одряхлевшего персидского льва из когтей несколько клочков земли. Нет – они завоюют весь мир, пройдя до самого края Ойкумены.
   Возле города Граник Александра встречает спешно собранное войско малоазийских сатрапий. Почти не понеся потерь македонцы с легкостью разгоняют рыхлое, не способное к согласованным действиям воинство Дария. В их руки один за другим переходят малоазийские города. Те, что сдаются ему без боя, могут рассчитывать на снисхождение, но для сопротивляющихся у Александра только одна кара – смерть. Огню и мечу преданы Эфес, Галикарнас, один из древнейших эллинских городов Малой Азии – Милеет. [4] К осени Александр оказывается во Фригии, где решает зимовать. Все это время Дарий никак себя не проявляет; возможно персы рассчитывают, что вдоволь пограбив, македонцы уберутся обратно.
   Весной следующего года войско выступает в поход и, пройдя Киликию, достигает центральной Сирии. Тут – то и является со своей огромной армией Дарий, решивший, что пришло время прекратить безобразия, творимые в его владениях дерзким юнцом. Александр оказывается в крайне опасном положении. Персы, пройдя в тыл македонян, перерезают все пути, сделав невозможным не только отступление, но даже какой либо обходной маневр. Остается две возможности – либо безусловная победа, либо смерть. Битва при Иссе завершается победой, вражеское войско разбито с минимальными потерями (хотя в числе прочих, на стороне персов билось почти тридцать тысяч греческих воинов), персидский владыка поспешно отступает в глубь страны. Вообще, если верить некоторым историкам, то своими победами над персами, Александр обязан прежде всего трусоватому и слабовольному царю Дарию III.
   Александр устремляется на юг, но вскоре вынужден сдержать свой наступательный порыв. Восемь месяцев македоняне осаждают Тир; финикийская твердыня неприступна, и самые осторожные уже поговаривают, что удача отвернулась от царя. Одновременно, оправившись после Исса, Дарий начинает новое наступление в Малой Азии, пытаясь отрезать Александра от Греции. Однако Антигон отбивает эти попытки, а вскоре, впервые за всю историю своего существования, Тир пал: по приказу Александра тысячи рабов и пленников насыпают дамбу, соединившую остров, на котором стоял город, с материком и по ней подвозят осадные машины. Все уцелевшие защитники города перебиты, их семьи проданы в рабство. Лишь небольшая часть тирян смогла покинуть обреченный город на судах, и бежать в Карфаген. Поздней осенью того же 332 года до н. э., македонская армия вступает в Египет и, не встречая сопротивления, присоединяет его к владениям молодого царя. Жрецы поспешили провозгласить Александра фараоном и, в соответствии с вековыми традициями, объявили его живым богом – сыном верховного божества Амона -Ра, отождествляемого греками с Зевсом.
   Именно тогда произошло первое столкновение Александра со старыми военачальниками, служившими еще его отцу. Напуганный двумя тяжелыми поражениями Дарий решил попытаться закончить дело миром. Он направил к македонскому царю посольство, обещая выплатить огромную контрибуцию, и утвердить за ним все его завоевания в Азии и Египте. Не колеблясь, Александр отверг эти условия, заявив, что намерен сражаться до победного конца. Он даже предложил шахиншаху добровольно отречься от престола и передать ему всю власть. Старшие полководцы, резонно полагавшие, что не следует бесконечно испытывать воинское счастье в борьбе со значительно превосходящим противником, возмутились подобным решением. Самый уважаемый из них – Парменион, по воспоминаниям Птолемея, заявил на совете: «Будь я Александром, я бы принял условия персов», на что Александр ответил – «Я тоже бы принял их, будь я Парменионом». (111,89) Не исключено, что именно после этого случая у Александра впервые зародилась мысль: при первом же удобном случае избавиться от слишком самостоятельного стратега.
   Перезимовав в Египте Александр двинулся в Месопотамию. Здесь, у селения Гавгамелы, произошла битва, окончательно определившая несчастливую судьбу Персии. Дарий выставил против тридцатипятитысячной армии Александра силы, по одним данным в шесть, по другим – в чуть ли не в десять раз превосходящие ее.
   В ее составе многотысячная конница степных племен – вассалов Персии, боевые слоны, греческие наемники, лучшие бойцы, собранные Дарием со всей империи: царская гвардия Бессмертных.
   И эта битва персами проиграна, словно и впрямь македонцам помогают боги. С самого начала управление войсками было полностью потерянно и какое-либо взаимодействие между отдельными частями персидской армии стало невозможно.
   Плотный, непробиваемый строй фаланги, ощетинившийся стеной шестиметровых сарисс, прошел сквозь хаотичные персидские порядки, угрожая царской ставке. Дария охватил уже привычный ужас, и он обратился в бегство.
   Армия незамедлительно последовала примеру царя царей.
   Македоняне захватили колоссальные трофеи, в том числе всех боевых слонов, которых персы так и не успели пустить в дело. В плен попало множество сатрапов и сановников. Среди прочей добычи оказался и гарем шахиншаха.
   После этого чудовищного разгрома всякая воля к сопротивлению окончательно оставляет Дария. Вместо того, чтобы, уйдя в многолюдные и богатые провинции южной Персии, собрать новое войско, он бежал на северо-восток страны, скрывшись в труднодоступных горах.
   Настает время высочайшего триумфа и высочайшей славы для этого человека, которому еще нет двадцати шести. Вся огромная персидская держава оказалась у ног Александра.
   Без боя заняты Вавилон и Сузы; взяты несметные сокровища, в числе которых и вывезенные из Греции Ксерксом статуи, почти пятьдесят тысяч талантов (около тысячи трехсот тонн) серебра и до сорока тысяч талантов золота.
   В Вавилоне жрецы вновь воздают Александру божественные почести.(111,125)
   Персидские вельможи, явившиеся ко двору Александра с изъявлениями покорности, обласканы им, и получили богатые дары и должности.
   Александр, как мы знаем, беспощадный к родственниками своих врагов, включая женщин и детей, обошелся весьма милостиво, с семьей царя, попавшей в плен, и даже именовал при всех мать Дария, Сисигамбис, «матушкой».(111,70)
   Затем царь идет на север, и захватывает священную столицу Персии – Парсу, более известную как Персеполис. Несмотря на его обещание пощадить город, Парсу предают разграблению и сжигают. Многие историки придерживаются широко известной версии о том, что Александр сделал это, чтобы угодить своей тогдашней фаворитке – знаменитой афинской гетере Таис, желавшей таким образом отомстить за разорение ее родного города Ксерксом, случившееся за полтора века до того. Автор же предполагает, что царь просто не сумел, да и не очень хотел, наверное, удержать дорвавшихся до сказочно богатой добычи вояк.
   Тем временем среди приближенных Дария созревает заговор, во главе с сатрапом Бактрии Бессом. Шахиншах зверски убит (по мнению одних – чтобы его головой откупиться от Александра, по другим – в качестве мести за проигрыш войны). Узнав об этом (видимо, с облегчением в душе – живой Дарий, даже в плену, составил бы немалую проблему), Александр приказывает предать покойника царскому погребению, а всех участников убийства – казнить (их, отдадим должное ему, вылавливали тщательно и упорно в течение следующих полутора лет).
   Таким образом, Александр убил даже не двух, а трех зайцев.
   Во первых, выступив в роли мстителя за смерть Дария, он завоевал себе славу справедливого и благородного правителя. Во вторых, таким образом лишний раз подтверждалось его положение как преемника династии Ахеменидов, а не просто чужеземца, силой захватившего трон. Наконец, в третьих, что тоже немаловажно, он весьма наглядно продемонстрировал своему окружению возможную судьбу всякого предателя.
   Вскоре, Александр сталкивается с первыми проявлениями недовольства в армии. Недовольство это двоякое. Первое, и наиболее массовое течение, которое разделяют как знатные сподвижники Александра, так и простые воины, исходит из того, что пора прекратить войну, ибо захваченная добыча и территории и так превосходят всякое воображение, и приступить к освоению персидского наследства. Оппозиция иного рода, может быть не столь широко распространена, зато носит куда более фундаментальный характер. Многие представители аристократии не согласны с идеями Александра, касающимися положения различных народов в империи. (16,321) Осуществляемая на практике, несмотря на все недостатки, «гомоноя» – равенство всех людей независимо от национальности их не устраивает. Особенно им не нравится появление при дворе сановников из числа персидских «варваров» и включение их в состав этерии – элитного войска. Не меньше недовольства вызвало внедрение персидских обычаев при дворе, особенно проскинезы – обряда коленопреклонения перед монархом.
   Как сильны были оппозиционные настроения, и насколько далеко готовы были пойти их носители, точно сказать невозможно. Поэтому обратимся к голым фактам в изложении историков. Вначале по доносу, в заговоре с целью свержения Александра был обвинен доблестный солдат, начальник тяжелой конницы Филота – сын Пармениона. После долгих пыток он во всем признался, и был побит камнями. Одновременно, по приказу Александра убивают самого Пармениона и, вслед за ним, по все тому же обвинению в измене и заговоре истребляют всех его родственников, занимающих посты в армии.(111,98)
   …Казалось бы, дальше некуда стремиться, достигнуто то, о чем еще несколько лет назад не мечтал ни один, самый смелый эллин. Давний враг – гигантская империя Кира и Ксеркса повержена, на персидском троне восседает греческий базилевс. Можно спокойно почивать на лаврах. Но Александр вновь затевает поход, на этот раз в северном направлении – в Согдиану и Бактрию, отказавшиеся признать его власть. Во главе противостоящих ему сил становится один из самых способных полководцев покойного Дария – сатрап Мараканды (нынешнего Самарканда) Спитамен.
   Эта война с заштатной провинцией растягивается на три года. Александру приходится преодолевать яростное сопротивление местных жителей, не желающих покориться победителю Дария. Существенную помощь им оказывают сарматы и массагеты.
   Армии приходится выдерживать неслыханные в Греции и Азии зимние морозы в горах, бураны и снегопады закаспийских степей. К тому же, опытных македонских воинов немного, большинство в войске составляют не очень умелые, а главное – не слишком надежные уроженцы покоренных земель.
   Спитамен в конце концов убит своими соратниками, и если прежде царь казнил убийц Дария III, то теперь принесшие его голову щедро вознаграждены. Но подчинить Согдиану полностью не удалось, и по большому счету, никаких результатов кроме сожженных городов и опустошенных сатрапий эта война не дала.
   Во время одной из стычек Александр получает ранение в голову, от которого он так и не оправился до конца жизни, время от времени он страдает от мучительных головных болей.
   Наконец, царь заключает мир со скифскими племенами и, основав на реке Яксарат (нынешняя Сырдарья) город Александрия Эсхата, возвращается в Вавилон. Изрядную часть пути он вынужден проделать в носилках.
   Во время согдийского похода, по доносу одного из участников, был раскрыт новый заговор, на этот раз, похоже – настоящий. Теперь его участниками оказались македонские юноши из числа ближайших царских слуг, (т.н. «заговор пажей»). Заговор этот стал будто бы известен благодаря тому, что проболтался один из его второстепенных участников. В их намерение будто бы входило заколоть царя во сне, или отравить. Несчастные юноши сознались во всем, что не удивительно, учитывая, что на службе Александра состояли искусные азиатские палачи. Всех их тоже забили камнями, причем не кто-нибудь, а лично приближенные Александра. Кроме этого, к заговору был «пристегнут» философ и историк Каллисфен, племянник самого Аристотеля и придворный летописец Александра. Вина его, по мнению Александра, была в том, что он идейно подготовил этот заговор, осуждая царя за чрезмерное увлечение персидскими порядками. Для родственника своего учителя, царь придумал особо изощренное наказание – его, закованного в цепи, посадив в клетку, возили за войском. Дальнейшая судьба ученого с точностью неизвестна; он то ли умер от болезни, то ли был тайно умерщвлен в тюрьме.
   Но все вышеизложенное не заставило Александра оставить мысль о покорении всего обитаемого мира.
   По возвращению в Вавилон, ставший фактической столицей создаваемой державы, он принимается готовить поход в Индию.
   Перейдя Инд – границу бывшей Персии, македонская армия без сопротивления прошла царство Таксила, правитель которого поспешили признать власть Александра. Но вскоре путь ему преграждает войско царя Пора. По численности оно заметно превосходило македонское, вдобавок, это была едва ли не лучшая по оснащению в тогдашнем мире армия. Против изнуренных долгим переходом македонцев выходят боевые слоны в защитных доспехах, лучники, вооруженные тяжелыми дальнобойными луками, множество боевых колесниц. Наконец – оружие индийцев выковано из «белого железа» – индийского булата, с легкостью рубившего македонские мечи, которые гнулись от сильного удара так, что их приходиться выпрямлять прямо среди боя. (101,7)
   И, тем не менее, Александр одерживает верх. Царь Пор пленен, его войско рассеянно и отступило. Но этот величайший успех индийского похода, одновременно оказался и последним.
   Александр, вместо того, чтобы попытаться закрепит за собой уже завоеванные индийские земли, освобождает Пора из плена, в обмен на обещание стать его вассалом и с прежним, прямо-таки маниакальным упорством двигается дальше. Он форсировал Инд, и вторгся в долину Ганга.
   И настал момент, когда, пройдя с тяжелыми боями области нескольких племен, взяв почти четыре десятка крепостей, оставив позади несколько заложенных городов, форсировав множество рек, армия, прежде всегда беспрекословно шедшая за Александром, отказывается повиноваться и требует возвращения домой. [5]
   Александр, по свидетельству очевидцев, рвал на себе одежды, рыдал, уговаривая своих воинов продолжать войну, а под конец три дня просидел безвылазно в своем шатре, не допуская никого. Но заставить армию наступать уже было невозможно, и он отдал приказ повернуть назад.
   Обратный путь оказался, однако, куда тяжелее наступления. Множество воинов погибли от жажды в безводных пустынях Гедрозии (Юго-Восточный Иран), не меньше утонуло во время переправ через бурные реки и частых наводнений, или погибли в арьергардных боях.
   В Вавилон царь вернулся в состоянии глубокой депрессии.
   Он пытается найти забвение в пирах, охоте, и мелких походах против горных племен северной части Ирана. Пробует заняться, наконец, делами своей империи, правда, без особого успеха – подавляет мятежи горных племен, формирует части из персов, обученных эллинским обычаям и военному искусству, разбирает конфликты между греческими полисами… и требует от них же официального провозглашения себя богом. [6]
   В это же время он вступает в брак – сразу с двумя дочерьми сразу двух персидских царей: своего предшественника Дария III – Статирой, и Артаксеркса Оха, которого тот сменил – Сиритой. Очевидно, эти браки объяснялись чисто династическими соображениями: таким образом, Александр стремился окончательно закрепить за собой, в глазах персидского населения, право занимать трон. Одновременно, он устраивает браки своих близких соратников с девушками из знатных иранских родов, а десять тысяч солдат его армии берут в жены персиянок. Другие десять тысяч ветеранов с почестями и наградами отпущены домой.
   14 июля 324 года до нашей эры, он серьезно заболевает. Через несколько дней его не стало.
   Довольно широко была распространена версия об отравлении царя, вошедшая в историческую и художественную литературу. Назывались даже конкретные имена. Прежде всего, это македонский наместник Антипатр, недовольный губительной, и бессмысленно истощавшей по его мнению силы Македонии, политикой Александра, а также имевший личный повод для мести, ибо среди казненных царем были его ближайший друг Парменион и зять Александр Линкестий(111,198). Упоминался в этой связи и Аристотель, как возможный «духовный отец» заговора. Однако, по мнению большинства исследователей, эта версия представляется сомнительной. [7] Причиной смерти скорее всего послужило то, что организм, многолетним перенапряжением нервных и физических сил, последствиями ранений, а также крайне нездоровым образом жизни, [8] который вел Александр Македонский, не смог справиться с болезнью.
   Представим же себе, что тогда, летом 323 года до н.э. или же – по принятому на тот момент среди эллинов летоисчислению – в первый год 113 Олимпиады, Александр Великий выздоравливает от поставившей его на грань смерти тяжелой азиатской лихорадки. Как бы могла пойти в таком случае дальнейшая история мира?
   Видный английский ученый Арнольд Тойнби в своей работе «Если бы Александр не умер тогда…» (кстати, одной из первых публикации на тему альтернативной истории, появившихся у нас в печати), дает картину возникновения всемирной державы, протянувшейся от Британии до Шанхая, с модернизированным буддизмом в качестве государственной религии. (102,42) Да еще, вдобавок, благополучно существующей и поныне, спустя двадцать три с лишним века. С Тойнби, в основном солидарен и В.С. Поликарпов; он даже название первой главы своей книги заимствовал, чуть изменив, у английского ученого.
   Автор позволит себе не согласиться с подобным сценарием, и взамен предлагает вниманию читателя свой, на его взгляд – куда более реалистичный.
   Итак, великий царь, при жизни официально объявленный полубогом (и, быть может, всерьез считавший себя таковым), находившийся буквально на смертном одре, неожиданно выздоравливает.