Страница:
Вчера он даже решил прекратить свое расследование. Опять же из-за Лили – женщины, которая неизменно смущала его разум и заставляла сомневаться в, казалось бы, непреложных истинах.
Из-за этой хрупкой и нежной женщины с израненной душой.
– Нет!.. – вновь простонал он, и от голых стен комнаты отразилось эхо.
Если Лили и страдает, то только из-за собственной глупости. Она сама виновата в том, что с ней произошло.
Вспомнив об этом, Морган почувствовал, что в нем просыпается гнев. Чувство неизбывной вины и раскаяния подогревало его злость, заставляя ее разгореться с невиданной силой. Внезапно Морган вновь вспомнил свой сон – лицо Дженни постепенно отдалялось, словно растворяясь, и вместо девушки вдруг возникло пламя. Картина была еще настолько свежа в памяти, что Морган до сих пор ощущал жар и чувствовал едкий запах дыма. Огонь опалил глаза и нос: ему стало больно, совсем как наяву.
Пожалуй, этот ночной огонь оказался слишком реальным.
– Милостивый Боже! – пробормотал Морган и стал одеваться.
Он быстро натянул штаны, обулся и выбежал из флигеля, даже не вспомнив о рубашке. Сердце бешено колотилось в груди – так это был не сон!
Издали ему показалось, что весь дом объят огнем. Однако пробежав, с десяток шагов и миновав изгородь, отделявшую хозяйственные постройки от основного строения, Морган понял, что ошибся. Блэкмор-Хаусу ничего не угрожало, просто позади дома, на небольшой площадке, ярко подсвечивая бледное утреннее небо, горел костер. Морган остановился, чтобы перевести дух.
Лили и дети стояли на веранде. Они были полностью захвачены необычным зрелищем. Морган и сам замер, засмотревшись на то, как огромные языки пламени, искрясь и сверкая, жадно пожирали воздух.
Внезапно прозвучал не очень громкий хлопок, и пламя взметнулось еще выше. Пенелопа и Кэсси завизжали, Роберт вздрогнул, а Лили широко, словно удивляясь, раскрыла глаза.
– Что, черт побери, здесь происходит? – громко спросил Морган и, обойдя костер, направился к веранде.
– Право, мистер Элиот, что за выражение?.. – начала Лили, не успев посмотреть на него.
Но как только девушка перевела взгляд с костра на его обнаженный торс, ее глаза раскрылись еще шире, словно вид Моргана произвел на нее куда большее впечатление, чем бушевавший посреди двора огонь. Она быстро отвела взгляд и пролепетала:
– Вы… выражаетесь неподобающим образом.
Лили Блэкмор шокирует его язык? Не может быть, подумал он и тут же заметил, что щеки девушки зарделись от смущения. А может, увидев его, она вспомнила о том, как близки они были вчера вечером? Интересно, смогла ли она спокойно уснуть или, растревоженная тем, что произошло между ними, долго ворочалась и металась по кровати, как и он сам?
Забыв о пылавшем костре, Морган едва не бросился к Лили, чтобы заключить ее в объятия и прижать к своей груди.
– Лили сказала, что потом мы будем жечь сорняки, – сообщила Моргану Пенелопа.
– Что? – переспросил он, удивленно приподняв бровь. Ему очень трудно было отвлечься от мыслей о Лили и переключиться на то, что сказала девочка.
– Потом мы будем…
– Это я слышал. Но все-таки хотелось бы знать, что здесь происходит?
Однако малышка больше не стала пускаться в объяснения – она явно потеряла к костру всякий интерес. Девочка подошла к Моргану и стала так внимательно рассматривать его, словно никогда в жизни не видела мужчину без рубашки. Так и есть, подумал Морган, когда девчушка приблизилась к нему и очень осторожно, словно имела дело с каким-то экзотическим домашним зверьком, погладила узкую полоску темных волос, которая разделяла его плоский живот на две половины.
– О, мистер Элиот, – удивленно сказала Кэсси, – у вас столько волос!
Роберт громко расхохотался, а Пенелопа смущенно захихикала. Лили же покраснела еще сильнее.
Морган мысленно выругался и заставил себя улыбнуться малышке:
– Да, кажется, я забыл надеть рубашку – ужасно торопился. Я подумал, что уже весь дом в огне, – объяснил он и бросил многозначительный взгляд на Лили. – Кэсси, ты не могла бы сбегать ко мне во флигель и принести оттуда рубашку?
– Конечно!
– Ты еще маленькая, лучше я принесу ее! – заспорила Пенелопа.
– Нет, Морган попросил меня!
В конце концов девочки вместе устремились вниз со ступеней веранды. Пенелопа так спешила, что, оказавшись на земле, едва не упала и смешно, словно крыльями ветряной мельницы, замахала руками, стараясь удержать равновесие.
– Только не начинайте жечь сорняки без меня! – крикнула она и, обогнав Кэсси, бросилась бежать по дорожке к флигелю.
Скоро обе сестры скрылись из виду.
Медленно повернувшись, Морган прищурился и все свое внимание обратил на Лили. Его темные глаза горели как угли.
– Значит, вы разложили этот огромный костер, чтобы сжечь сорняки? – скептически спросил он, изо всех сил стараясь не сорваться.
– Не такой уж он и огромный, сами видите.
– Вы что, сошли с ума? – набросился он на девушку, забыв о том, что собирался держать себя в руках.
Лили криво усмехнулась и пожала плечами:
– К сожалению, нет.
Морган с трудом подавил в себе желание немедленно задушить ее. Гнев и раздражение, переполнявшие его с раннего утра, не только не исчезли, но стали еще сильнее, когда он стал зрителем нелепого спектакля, разыгранного Лили. Но еще больше, чем костер, Моргана выводило из себя то, что эта не вполне нормальная женщина полностью овладела его воображением.
– Может быть, вы все-таки объясните мне, что здесь происходит? – вновь спросил он на удивление спокойным тоном.
Лили посмотрела на него и качнула головой:
– Ну, мы просто разложили здесь костер, вот и все.
– Это я и сам вижу, – сказал он жестко. – Но зачем вы сделали это?
Девушка глубоко засунула руки в карманы своего очередного экзотического халата и стала смущенно водить носком туфли без задника по вымощенной плитами дорожке. Внезапно она вновь показалась Моргану совсем юной и неискушенной.
– Дело в том, что я убирала в доме, – произнесла она с явно наигранным равнодушием, – и обнаружила кое-какие вещи, которые мне больше никогда не понадобятся. Я ведь вам уже говорила, что в доме ужасный беспорядок.
Словно отказываясь верить ее словам, Морган повернулся и посмотрел в костер. Языки пламени жадно лизали что-то, но что именно, Морган разобрать не мог. Новый громкий хлопок заставил Лили отскочить в сторону.
– Что, черт побери, это было? – требовательно спросил Морган.
– Думаю, скипидар, – предположила девушка и закусила нижнюю губу.
– Скипидар? – Только теперь он понял, что именно Лили бросила в огонь.
Там горел мольберт, который он видел в ее мастерской. А еще коробка, где хранились краски, и высокий табурет. Она решила сжечь все, что хранилось в мансарде.
Морган в недоумении посмотрел на девушку:
– Но почему вы не попросили меня просто выбросить эти вещи?
– Я захотела избавиться от них немедленно!
Что ж, ей это удалось. Она не желала ждать – ни неделю, ни один-единственный день, ни даже до обеда, пока Морган унесет вещи на свалку. Поэтому и решила все сжечь.
Лили отвернулась и направилась к входу в дом. Но Морган тут же бросился вслед за девушкой и на самой верхней ступеньке догнал ее, заставив повернуться к нему лицом.
Не произнеся ни слова, она посмотрела на его руку, удерживавшую ее плечо. Морган чувствовал, что Лили вся дрожит и прерывисто дышит от волнения. Наконец она подняла глаза, и он увидел в них тревогу.
– Лили!.. – прошептал Морган, притягивая ее к себе. Вновь ощутив волнующую нежность ее шелковой кожи, он совсем забыл о том, что на них смотрит Роберт и что в любую минуту могут вернуться Кэсси и Пенелопа. Он думал лишь о том, как горит ее тело под его пальцами.
– Морган! Вот ваша рубашка!
– Нет, это у меня ваша рубашка! Морган, возьмите мою!
Глаза Лили испуганно расширились, и Морган быстро отстранился от нее. Девочки, обойдя костер, подошли к веранде. Они принесли не одну, а сразу две рубашки.
Сделав над собой усилие, Морган отступил от Лили на несколько шагов и взял у ее племянниц свои рубашки.
– Какую же вы наденете? – ревниво спросила Пенелопа. Сестрички выжидательно смотрели на него. Морган улыбнулся:
– Обе!
– Обе?
– Да, обе, – повторил он и стал надевать ту рубашку, что подала ему Пенелопа.
– Вот видишь, моя ему понравилась больше, – заявила Кэсси.
– Нет, моя. Ведь она будет ближе к его сердцу.
– А вот и нет!
– Да!
Морган с упреком покачал головой:
– Девочки!
Спор тут же прекратился.
– Идите в дом, – строго сказал Морган.
– Но я не хочу уходить отсюда! – запротестовала Пенелопа, и ее глаза подозрительно заблестели.
– Я сказал, идите в дом. Немедленно!
Кэсси стала молча взбираться вверх на веранду. Пенелопа последовала за ней, почему-то бросив сердитый взгляд на Лили, а не на Моргана. Девушка, не сказав ни слова, тоже направилась в дом.
– Лили, – задумчиво спросил Морган, – почему вы решили сжечь свои кисти и краски?
– Не думайте, что я ограничусь только этим. На очереди – поломанная мебель, старые, заплесневевшие тряпки и кое-что еще. Как я вам уже говорила, я собираюсь привести этот дом в порядок, раз уж больше ни на что хорошее не способна.
– Думаю, и это вам не удастся сделать, ведь если так пойдет дальше, то ваш дом просто сгорит.
Лили обернулась через плечо:
– Поскольку вы здесь работаете, то уж проследите, чтобы этого не произошло. – Сказав это, девушка скрылась в доме.
– Она ненормальная, я же вам говорил! – заметил Роберт, не отводя глаз от костра. – Лили Блэкмор – ненормальная. – Мальчик вздохнул, и тоже ушел в дом.
Морган посмотрел ему вслед. Затем снова взглянул на языки пламени, которые успели почти до неузнаваемости искорежить принадлежности для рисования и бог знает что еще, безжалостно преданное Лили огню.
Привести дом в порядок!..
Морган покачал головой. Он прекрасно понимал, что Лили имела в виду не ремонт Блэкмор-Хауса, а нечто куда более важное. Иначе зачем бы она стала жечь вещи вместо того чтобы просто выбросить или починить хоть некоторые из них? Что еще захочет сжечь эта женщина, чтобы попытаться избавиться от своего прошлого? Он вспомнил, как накануне она призналась, что мечтает забыть о многих своих поступках. Неужели, уничтожая все вокруг, она надеется испытать облегчение? Действительно ли она верит в то, что, сжигая свои картины, кисти и краски, сможет стереть из памяти и воспоминания о том портрете?
Глядя на пламя, Морган снова покачал головой. Надо же, она разложила костер у самого дома! Эта женщина, похоже, никогда не перестанет удивлять его.
Хотя, если говорить честно, то следовало признать, что никакой опасности для Блэкмор-Хауса этот костер не представлял. Утро было на удивление спокойное и безветренное. Двор был давно заброшен владельцами дома – поблизости не было ни сухой травы, ни кустов, на которые мог бы перекинуться огонь. Но все-таки Морган решил подождать, пока костер догорит.
Он заправил обе рубашки в штаны. К счастью, было еще довольно прохладно – до того, как город начнет задыхаться от безжалостной летней жары, оставалось несколько часов.
Стук двери черного хода заставил Моргана обернуться. На пороге он вновь увидел Лили. Она пыталась стащить со ступеней веранды огромный, кое-как свернутый ковер. Морган удивленно посмотрел на девушку.
– Вы так и будете стоять, – строго спросила Лили, – или все-таки поможете мне?
Морган сжал зубы, чтобы не выдать своего раздражения, а потом с трудом выдавил:
– Я не думаю, что… действуя подобным образом, ты сможешь привести свой дом в порядок, Лили.
– Значит, вы не желаете помочь мне? Тогда хотя бы не мешайте – отойдите в сторону. – Протащив ковер по ступеням, девушка поволокла его дальше – по пыльной дорожке к костру.
Морган довольно грубо вырвал ковер из рук Лили.
– Прекрати, Лили! Не пытайся сжечь свое прошлое. Ее синие глаза потемнели:
– Ну что за странные фантазии приходят вам в голову с самого утра, мистер Элиот! Видно, в последнее время вы чересчур увлеклись дамскими романами. Неудивительно, что дом до сих пор в таком ужасном состоянии.
На скулах Моргана заиграли желваки, а кровь забурлила от ярости.
– Вы абсолютно правы. И что я о себе вообразил? Это ваш дом, ваши вещи. Вы можете делать с ними все, что угодно.
Неразборчиво проворчав что-то еще, он одним ловким движением поднял огромный шерстяной ковер и бросил его в огонь.
– Ну вот. Теперь вы довольны?
Она с сомнением посмотрела на него и тут же ответила:
– Да. Большое спасибо за помощь.
– Теперь, вероятно, вы захотите сжечь диван и стулья.
– Ну, раз вы сами о них вспомнили…
Из груди Моргана вырвалось нечто, подозрительно напоминавшее рык разъяренного зверя. Он устремил на Лили огненный взгляд:
– Черт побери, женщина! Мало того, что ты разложила у самого дома костер и жжешь в нем бесценные ковры и мебель, так ты еще привлекаешь к этому детей! И при этом говоришь им, что они будут всего лишь уничтожать сорняки! Ради Бога, скажи мне, что ты за человек?!
Морган заметил, что Лили вздрогнула от его слов, как от удара, но остановиться уже не мог:
– Ты совершенно не умеешь обращаться с детьми. Да если бы кому-нибудь стало известно, что ты здесь вытворяешь, у тебя отобрали бы племянников в мгновение ока! Когда ты наконец поймешь, что ты здесь для того, чтобы избавить этих детей от сиротского приюта? Им нужна твоя помощь, а не бесконечные шокирующие выходки, на которые ты действительно большая мастерица. Ты должна заботиться о них, Лили, беречь их. Нельзя допустить, чтобы их у тебя отняли.
Девушка замерла как статуя. На ее лице отражались противоречивые чувства, а в глазах, как заметил Морган, появились тревога и беспокойство. Когда же он замолчал, Лили с неожиданным спокойствием посмотрела ему прямо в глаза:
– Заботиться о них, мистер Элиот? – Ее голос прозвучал угрожающе, глаза потемнели. Ни один нерв не дрогнул на лице, когда она продолжила: – Что ж, должна сказать, у нас с вами много общего. Насколько я помню, вы тоже не смогли уберечь свою драгоценную Дженни?
У Моргана все сжалось внутри, дыхание перехватило, как будто вокруг не стало воздуха. Кровь, казалось, заледенела, а лицо превратилось в мрачную, неподвижную маску. Сердце сковала мучительная боль.
Он не уберег Дженни. И не важно, что на самом деле он очень хотел спасти ее, не важно, что всю жизнь пытался искупить свою вину перед ней, – он был бессилен исправить что-либо в прошлом.
Вновь обретя дар речи, Морган кивнул Лили:
– Да, мисс Блэкмор, вы правы. Я не уберег ее.
С этими словами он резко отвернулся от девушки и направился к флигелю, так и не увидев раскаяния в ее потемневших глазах.
Глава 14
Из-за этой хрупкой и нежной женщины с израненной душой.
– Нет!.. – вновь простонал он, и от голых стен комнаты отразилось эхо.
Если Лили и страдает, то только из-за собственной глупости. Она сама виновата в том, что с ней произошло.
Вспомнив об этом, Морган почувствовал, что в нем просыпается гнев. Чувство неизбывной вины и раскаяния подогревало его злость, заставляя ее разгореться с невиданной силой. Внезапно Морган вновь вспомнил свой сон – лицо Дженни постепенно отдалялось, словно растворяясь, и вместо девушки вдруг возникло пламя. Картина была еще настолько свежа в памяти, что Морган до сих пор ощущал жар и чувствовал едкий запах дыма. Огонь опалил глаза и нос: ему стало больно, совсем как наяву.
Пожалуй, этот ночной огонь оказался слишком реальным.
– Милостивый Боже! – пробормотал Морган и стал одеваться.
Он быстро натянул штаны, обулся и выбежал из флигеля, даже не вспомнив о рубашке. Сердце бешено колотилось в груди – так это был не сон!
Издали ему показалось, что весь дом объят огнем. Однако пробежав, с десяток шагов и миновав изгородь, отделявшую хозяйственные постройки от основного строения, Морган понял, что ошибся. Блэкмор-Хаусу ничего не угрожало, просто позади дома, на небольшой площадке, ярко подсвечивая бледное утреннее небо, горел костер. Морган остановился, чтобы перевести дух.
Лили и дети стояли на веранде. Они были полностью захвачены необычным зрелищем. Морган и сам замер, засмотревшись на то, как огромные языки пламени, искрясь и сверкая, жадно пожирали воздух.
Внезапно прозвучал не очень громкий хлопок, и пламя взметнулось еще выше. Пенелопа и Кэсси завизжали, Роберт вздрогнул, а Лили широко, словно удивляясь, раскрыла глаза.
– Что, черт побери, здесь происходит? – громко спросил Морган и, обойдя костер, направился к веранде.
– Право, мистер Элиот, что за выражение?.. – начала Лили, не успев посмотреть на него.
Но как только девушка перевела взгляд с костра на его обнаженный торс, ее глаза раскрылись еще шире, словно вид Моргана произвел на нее куда большее впечатление, чем бушевавший посреди двора огонь. Она быстро отвела взгляд и пролепетала:
– Вы… выражаетесь неподобающим образом.
Лили Блэкмор шокирует его язык? Не может быть, подумал он и тут же заметил, что щеки девушки зарделись от смущения. А может, увидев его, она вспомнила о том, как близки они были вчера вечером? Интересно, смогла ли она спокойно уснуть или, растревоженная тем, что произошло между ними, долго ворочалась и металась по кровати, как и он сам?
Забыв о пылавшем костре, Морган едва не бросился к Лили, чтобы заключить ее в объятия и прижать к своей груди.
– Лили сказала, что потом мы будем жечь сорняки, – сообщила Моргану Пенелопа.
– Что? – переспросил он, удивленно приподняв бровь. Ему очень трудно было отвлечься от мыслей о Лили и переключиться на то, что сказала девочка.
– Потом мы будем…
– Это я слышал. Но все-таки хотелось бы знать, что здесь происходит?
Однако малышка больше не стала пускаться в объяснения – она явно потеряла к костру всякий интерес. Девочка подошла к Моргану и стала так внимательно рассматривать его, словно никогда в жизни не видела мужчину без рубашки. Так и есть, подумал Морган, когда девчушка приблизилась к нему и очень осторожно, словно имела дело с каким-то экзотическим домашним зверьком, погладила узкую полоску темных волос, которая разделяла его плоский живот на две половины.
– О, мистер Элиот, – удивленно сказала Кэсси, – у вас столько волос!
Роберт громко расхохотался, а Пенелопа смущенно захихикала. Лили же покраснела еще сильнее.
Морган мысленно выругался и заставил себя улыбнуться малышке:
– Да, кажется, я забыл надеть рубашку – ужасно торопился. Я подумал, что уже весь дом в огне, – объяснил он и бросил многозначительный взгляд на Лили. – Кэсси, ты не могла бы сбегать ко мне во флигель и принести оттуда рубашку?
– Конечно!
– Ты еще маленькая, лучше я принесу ее! – заспорила Пенелопа.
– Нет, Морган попросил меня!
В конце концов девочки вместе устремились вниз со ступеней веранды. Пенелопа так спешила, что, оказавшись на земле, едва не упала и смешно, словно крыльями ветряной мельницы, замахала руками, стараясь удержать равновесие.
– Только не начинайте жечь сорняки без меня! – крикнула она и, обогнав Кэсси, бросилась бежать по дорожке к флигелю.
Скоро обе сестры скрылись из виду.
Медленно повернувшись, Морган прищурился и все свое внимание обратил на Лили. Его темные глаза горели как угли.
– Значит, вы разложили этот огромный костер, чтобы сжечь сорняки? – скептически спросил он, изо всех сил стараясь не сорваться.
– Не такой уж он и огромный, сами видите.
– Вы что, сошли с ума? – набросился он на девушку, забыв о том, что собирался держать себя в руках.
Лили криво усмехнулась и пожала плечами:
– К сожалению, нет.
Морган с трудом подавил в себе желание немедленно задушить ее. Гнев и раздражение, переполнявшие его с раннего утра, не только не исчезли, но стали еще сильнее, когда он стал зрителем нелепого спектакля, разыгранного Лили. Но еще больше, чем костер, Моргана выводило из себя то, что эта не вполне нормальная женщина полностью овладела его воображением.
– Может быть, вы все-таки объясните мне, что здесь происходит? – вновь спросил он на удивление спокойным тоном.
Лили посмотрела на него и качнула головой:
– Ну, мы просто разложили здесь костер, вот и все.
– Это я и сам вижу, – сказал он жестко. – Но зачем вы сделали это?
Девушка глубоко засунула руки в карманы своего очередного экзотического халата и стала смущенно водить носком туфли без задника по вымощенной плитами дорожке. Внезапно она вновь показалась Моргану совсем юной и неискушенной.
– Дело в том, что я убирала в доме, – произнесла она с явно наигранным равнодушием, – и обнаружила кое-какие вещи, которые мне больше никогда не понадобятся. Я ведь вам уже говорила, что в доме ужасный беспорядок.
Словно отказываясь верить ее словам, Морган повернулся и посмотрел в костер. Языки пламени жадно лизали что-то, но что именно, Морган разобрать не мог. Новый громкий хлопок заставил Лили отскочить в сторону.
– Что, черт побери, это было? – требовательно спросил Морган.
– Думаю, скипидар, – предположила девушка и закусила нижнюю губу.
– Скипидар? – Только теперь он понял, что именно Лили бросила в огонь.
Там горел мольберт, который он видел в ее мастерской. А еще коробка, где хранились краски, и высокий табурет. Она решила сжечь все, что хранилось в мансарде.
Морган в недоумении посмотрел на девушку:
– Но почему вы не попросили меня просто выбросить эти вещи?
– Я захотела избавиться от них немедленно!
Что ж, ей это удалось. Она не желала ждать – ни неделю, ни один-единственный день, ни даже до обеда, пока Морган унесет вещи на свалку. Поэтому и решила все сжечь.
Лили отвернулась и направилась к входу в дом. Но Морган тут же бросился вслед за девушкой и на самой верхней ступеньке догнал ее, заставив повернуться к нему лицом.
Не произнеся ни слова, она посмотрела на его руку, удерживавшую ее плечо. Морган чувствовал, что Лили вся дрожит и прерывисто дышит от волнения. Наконец она подняла глаза, и он увидел в них тревогу.
– Лили!.. – прошептал Морган, притягивая ее к себе. Вновь ощутив волнующую нежность ее шелковой кожи, он совсем забыл о том, что на них смотрит Роберт и что в любую минуту могут вернуться Кэсси и Пенелопа. Он думал лишь о том, как горит ее тело под его пальцами.
– Морган! Вот ваша рубашка!
– Нет, это у меня ваша рубашка! Морган, возьмите мою!
Глаза Лили испуганно расширились, и Морган быстро отстранился от нее. Девочки, обойдя костер, подошли к веранде. Они принесли не одну, а сразу две рубашки.
Сделав над собой усилие, Морган отступил от Лили на несколько шагов и взял у ее племянниц свои рубашки.
– Какую же вы наденете? – ревниво спросила Пенелопа. Сестрички выжидательно смотрели на него. Морган улыбнулся:
– Обе!
– Обе?
– Да, обе, – повторил он и стал надевать ту рубашку, что подала ему Пенелопа.
– Вот видишь, моя ему понравилась больше, – заявила Кэсси.
– Нет, моя. Ведь она будет ближе к его сердцу.
– А вот и нет!
– Да!
Морган с упреком покачал головой:
– Девочки!
Спор тут же прекратился.
– Идите в дом, – строго сказал Морган.
– Но я не хочу уходить отсюда! – запротестовала Пенелопа, и ее глаза подозрительно заблестели.
– Я сказал, идите в дом. Немедленно!
Кэсси стала молча взбираться вверх на веранду. Пенелопа последовала за ней, почему-то бросив сердитый взгляд на Лили, а не на Моргана. Девушка, не сказав ни слова, тоже направилась в дом.
– Лили, – задумчиво спросил Морган, – почему вы решили сжечь свои кисти и краски?
– Не думайте, что я ограничусь только этим. На очереди – поломанная мебель, старые, заплесневевшие тряпки и кое-что еще. Как я вам уже говорила, я собираюсь привести этот дом в порядок, раз уж больше ни на что хорошее не способна.
– Думаю, и это вам не удастся сделать, ведь если так пойдет дальше, то ваш дом просто сгорит.
Лили обернулась через плечо:
– Поскольку вы здесь работаете, то уж проследите, чтобы этого не произошло. – Сказав это, девушка скрылась в доме.
– Она ненормальная, я же вам говорил! – заметил Роберт, не отводя глаз от костра. – Лили Блэкмор – ненормальная. – Мальчик вздохнул, и тоже ушел в дом.
Морган посмотрел ему вслед. Затем снова взглянул на языки пламени, которые успели почти до неузнаваемости искорежить принадлежности для рисования и бог знает что еще, безжалостно преданное Лили огню.
Привести дом в порядок!..
Морган покачал головой. Он прекрасно понимал, что Лили имела в виду не ремонт Блэкмор-Хауса, а нечто куда более важное. Иначе зачем бы она стала жечь вещи вместо того чтобы просто выбросить или починить хоть некоторые из них? Что еще захочет сжечь эта женщина, чтобы попытаться избавиться от своего прошлого? Он вспомнил, как накануне она призналась, что мечтает забыть о многих своих поступках. Неужели, уничтожая все вокруг, она надеется испытать облегчение? Действительно ли она верит в то, что, сжигая свои картины, кисти и краски, сможет стереть из памяти и воспоминания о том портрете?
Глядя на пламя, Морган снова покачал головой. Надо же, она разложила костер у самого дома! Эта женщина, похоже, никогда не перестанет удивлять его.
Хотя, если говорить честно, то следовало признать, что никакой опасности для Блэкмор-Хауса этот костер не представлял. Утро было на удивление спокойное и безветренное. Двор был давно заброшен владельцами дома – поблизости не было ни сухой травы, ни кустов, на которые мог бы перекинуться огонь. Но все-таки Морган решил подождать, пока костер догорит.
Он заправил обе рубашки в штаны. К счастью, было еще довольно прохладно – до того, как город начнет задыхаться от безжалостной летней жары, оставалось несколько часов.
Стук двери черного хода заставил Моргана обернуться. На пороге он вновь увидел Лили. Она пыталась стащить со ступеней веранды огромный, кое-как свернутый ковер. Морган удивленно посмотрел на девушку.
– Вы так и будете стоять, – строго спросила Лили, – или все-таки поможете мне?
Морган сжал зубы, чтобы не выдать своего раздражения, а потом с трудом выдавил:
– Я не думаю, что… действуя подобным образом, ты сможешь привести свой дом в порядок, Лили.
– Значит, вы не желаете помочь мне? Тогда хотя бы не мешайте – отойдите в сторону. – Протащив ковер по ступеням, девушка поволокла его дальше – по пыльной дорожке к костру.
Морган довольно грубо вырвал ковер из рук Лили.
– Прекрати, Лили! Не пытайся сжечь свое прошлое. Ее синие глаза потемнели:
– Ну что за странные фантазии приходят вам в голову с самого утра, мистер Элиот! Видно, в последнее время вы чересчур увлеклись дамскими романами. Неудивительно, что дом до сих пор в таком ужасном состоянии.
На скулах Моргана заиграли желваки, а кровь забурлила от ярости.
– Вы абсолютно правы. И что я о себе вообразил? Это ваш дом, ваши вещи. Вы можете делать с ними все, что угодно.
Неразборчиво проворчав что-то еще, он одним ловким движением поднял огромный шерстяной ковер и бросил его в огонь.
– Ну вот. Теперь вы довольны?
Она с сомнением посмотрела на него и тут же ответила:
– Да. Большое спасибо за помощь.
– Теперь, вероятно, вы захотите сжечь диван и стулья.
– Ну, раз вы сами о них вспомнили…
Из груди Моргана вырвалось нечто, подозрительно напоминавшее рык разъяренного зверя. Он устремил на Лили огненный взгляд:
– Черт побери, женщина! Мало того, что ты разложила у самого дома костер и жжешь в нем бесценные ковры и мебель, так ты еще привлекаешь к этому детей! И при этом говоришь им, что они будут всего лишь уничтожать сорняки! Ради Бога, скажи мне, что ты за человек?!
Морган заметил, что Лили вздрогнула от его слов, как от удара, но остановиться уже не мог:
– Ты совершенно не умеешь обращаться с детьми. Да если бы кому-нибудь стало известно, что ты здесь вытворяешь, у тебя отобрали бы племянников в мгновение ока! Когда ты наконец поймешь, что ты здесь для того, чтобы избавить этих детей от сиротского приюта? Им нужна твоя помощь, а не бесконечные шокирующие выходки, на которые ты действительно большая мастерица. Ты должна заботиться о них, Лили, беречь их. Нельзя допустить, чтобы их у тебя отняли.
Девушка замерла как статуя. На ее лице отражались противоречивые чувства, а в глазах, как заметил Морган, появились тревога и беспокойство. Когда же он замолчал, Лили с неожиданным спокойствием посмотрела ему прямо в глаза:
– Заботиться о них, мистер Элиот? – Ее голос прозвучал угрожающе, глаза потемнели. Ни один нерв не дрогнул на лице, когда она продолжила: – Что ж, должна сказать, у нас с вами много общего. Насколько я помню, вы тоже не смогли уберечь свою драгоценную Дженни?
У Моргана все сжалось внутри, дыхание перехватило, как будто вокруг не стало воздуха. Кровь, казалось, заледенела, а лицо превратилось в мрачную, неподвижную маску. Сердце сковала мучительная боль.
Он не уберег Дженни. И не важно, что на самом деле он очень хотел спасти ее, не важно, что всю жизнь пытался искупить свою вину перед ней, – он был бессилен исправить что-либо в прошлом.
Вновь обретя дар речи, Морган кивнул Лили:
– Да, мисс Блэкмор, вы правы. Я не уберег ее.
С этими словами он резко отвернулся от девушки и направился к флигелю, так и не увидев раскаяния в ее потемневших глазах.
Глава 14
Лили проклинала себя за несдержанность.
Вы тоже не смогли уберечь свою драгоценную Дженни.
И как только она могла сказать такое?
Даже мудрые глаза предков, казалось, смотрели на нее с потемневших от времени портретов с упреком, когда она проходила мимо них в гостиную. Но еще больше, чем достойнейшие представители семьи Блэкмор, осуждала себя сама Лили. Морган доверил ей тайну, желая разделить с ней свою неизбывную боль, а она воспользовалась его доверием, чтобы не задумываясь бросить ему в лицо страшное обвинение. Лили закрыла глаза – ее пронзило чувство стыда.
Слишком долго бессердечные и жестокие люди окружали ее. Она ненавидела тех, кто был не способен понять чужую боль. А теперь сама уподобилась им. Она была страшно обижена на него и раздражена, потому и не сдержалась. Господи, какую ужасающую несправедливость она допустила!
Но если бы ее волновала только размолвка с Морганом, то все было бы еще не так плохо. Куда хуже то, что он мог оказаться прав насчет детей. До сих пор Лили в голову не приходило, что кто-то осмелится отнять у нее племянника и племянниц. Ведь сам Клод оставил их на ее попечение!
А если все-таки случится то, о чем говорил Морган? Неужели это действительно возможно?
При мысли о том, что она лишится детей, Лили похолодела. Она больше не надеялась, что Нью-Йорк когда-нибудь примет ее вновь. Но она любила Кэсси, а Кэсси любила ее. И Лили вдруг поняла, что не представляет свою дальнейшую жизнь без маленькой племянницы. Странно, но она также не в силах была вообразить, что сможет жить и без Роберта с Пенелопой.
Просто удивительно, что за столь короткое время она успела так сильно привязаться к детям! Только теперь, впервые осознав, что у нее действительно могут их отнять, она почувствовала, что ей будет плохо без недовольного ворчания Роберта и вечно кислого личика Пенелопы так же, как без ласковых улыбок Кэсси. Ну, почти так же, со вздохом мысленно поправила себя Лили.
А тут еще и Морган.
Лили снова закрыла глаза и глубоко вздохнула. – О, Морган, – еле слышно прошептала она, – почему ты стал значить для меня так много?
Шли часы, Лили с задумчивым видом бродила по комнатам, надеясь, что Морган вот-вот появится. Последние несколько недель он все время был рядом, готовый в любую минуту прийти на помощь. Стоило ей поднять глаза, как она неизменно встречала его вопросительный взгляд. «Но где же он сейчас?» – удивлялась девушка. Она очень хотела увидеть Моргана, хотя до сих пор не знала, что должна сказать ему.
Какие слова смогут загладить ее вину перед ним? Простого извинения, понимала Лили, будет недостаточно.
В конце концов она занялась уборкой своей комнаты, а потом принялась составлять список первоочередных дел по дому. Пора от залатывания мелких дыр перейти к серьезному ремонту Блэкмор-Хауса, решила девушка. К тому времени, как с уборкой комнаты было покончено, а первый лист исписан, солнце склонилось к горизонту. Морган, однако, так и не появился.
Лили бессильно опустилась в старое глубокое кресло в гостиной. На ней был ее любимый наряд – широкая юбка из тонкой ткани с затейливым рисунком, которую она купила, когда путешествовала по полной загадок Индии, и свободная, навыпуск блуза из мягкой, хорошо драпирующейся ткани.
При звуке чьих-то шагов Лили встрепенулась – она надеялась, что это Морган. Девушка знала, что Кэсси уже спит, Роберт закрылся в своей комнате.
Но в следующее мгновение в гостиную заглянула Пенелопа.
«Именно это мне сейчас и нужно, – подумала Лили, вздохнув, – услышать какую-нибудь колкость от Пенелопы».
– В чем дело, дорогая? – спросила она.
Девочка посмотрела на Лили. Ее маленькое личико было огорченным.
– Пенелопа! – На этот раз очень нежно окликнула племянницу Лили и привстала, чтобы подойти к ней.
Девочка, однако, так ничего и не ответила, а, опустив голову, отвернулась и убежала. Лили услышала, как она стала подниматься по лестнице. Скоро шаги Пенелопы затихли на втором этаже.
Стон разочарования и огорчения вырвался из груди Лили. Ну что же ей делать? Если она действительно хочет стать матерью этим детям, то должна заботиться о них. Повинуясь какому-то инстинкту, в существование которого никогда прежде не верила, Лили встала и направилась к лестнице. Ей было ясно, что Пенелопа хотела что-то сказать. Хорошее или плохое – не важно, но она непременно это выяснит, решила девушка.
Подойдя к спальне племянницы. Лили постучала.
– Пенелопа, – тихо позвала она.
– Уходи, – прозвучал в ответ голос девочки.
Честно говоря, Лили предпочла бы поступить именно так – немедленно уйти, но слова Моргана до сих пор звучали у нее в ушах. Уступить своему желанию – значило подтвердить, что он прав: она не способна быть хорошей матерью. И Лили решительно взялась за дверную ручку.
Пенелопа сидела у туалетного столика и расчесывала длинные волосы. Их глаза встретились в зеркальном отражении трюмо.
– Пенелопа!
– Что?
Сидевшая на пуфике Пенелопа казалась спокойной и умиротворенней. Она почти ничем не напоминала ту встревоженную девочку, которую Лили только что видела внизу, в дверном проеме гостиной.
– Ничего, – ответила Лили и почувствовала себя ужасно глупо. – Спокойной ночи.
Девушка вернулась в свою комнату, массивная деревянная дверь захлопнулась за ней. Как бы она хотела разрушить невидимый барьер, который разделял их с Пенелопой! Инстинкт подсказывал Лили, что, несмотря на внешнее нежелание девочки сблизиться с ней, в каменной стене непонимания, которой с самого начала окружила себя ее старшая племянница, появились трещинки. Иногда Лили это отчетливо ощущала. Но порой, как, например, только что в спальне Пенелопы, девушка с огорчением думала, что, должно быть, просто обманывает себя и все между ними остается по-прежнему. Пенелопа, как и Роберт, не хочет принять ее.
Лили задумчиво бродила по своей комнате, прикасаясь то к боа из птичьих перьев, то к ажурной шали. Взгляд случайно упал на драгоценную фарфоровую чашку. Как всегда, глядя на свое сокровище, Лили вспомнила о прошлом – счастливом и полном надежд. Теперь у нее больше не было ни счастья, ни надежд. Казалось, все это покинуло ее навеки.
Все потеряно!..
«А это значит, – подумала девушка, и руки ее задрожали от волнения, – что мне больше нечего терять».
Мысль эта заставила ее гордо выпрямиться и расправить плечи. Ей больше нечего терять. А раз так, то она знает, что ей следует предпринять.
Лили заспешила. Она плеснула в лицо водой и придирчиво посмотрела на себя в зеркало.
– Ты можешь сделать это, Лили Блэкмор, – твердо сказала она и решительно направилась к двери, однако, уже взявшись за ручку, вдруг неожиданно остановилась и вернулась к шкафу.
Перебрав массу туалетов, она нашла наконец платье с манишкой довольно строгого фасона, прелестный шелковый шарфик и великолепно гармонировавшие с этим туалетом перчатки, туфли и шляпку. Вполне сдержанный наряд, надев который она сможет произнести слова официального извинения, подумала Лили.
Да, она действительно собралась посетить флигель Моргана Элиота. Чтобы принести своему работнику извинение. Чтобы сказать, как сожалеет о своей несдержанности. Она просто должна это сделать!
Облачившись в скромное платье, надев перчатки и шляпку, Лили снова посмотрела в зеркало – никто не решился бы отрицать, что выглядела она совсем как настоящая леди.
Девушка едва не рассмеялась – такое удовольствие доставил ей результат ее усилий. Сердце выпрыгивало из груди, когда она вышла через заднюю дверь во двор. Было уже почти совсем темно, только где-то вдали догорал закат. Пробираясь в потемках по запущенному дворику, Лили почувствовала, что ее щеки зарделись от смущения.
«Неужели я настолько наивна, что надеюсь на прощение Моргана? – Внезапная мысль заставила ее похолодеть. – Нет, лучше не думать об этом. Я должна извиниться перед ним и сделаю это».
Чем ближе Лили подходила к флигелю, тем неувереннее становилась ее походка. Она не бывала в этом маленьком домике со времен своего детства. Ее охватили воспоминания. Сладкие воспоминания о прежних счастливых днях, когда она еще не знала, как неудачно сложится ее судьба. Все было так чудесно – она и Клод, их родители, и друзья. Балы и приемы. Блестящее общество и прекрасные надежды. Но все это в прошлом. И никакие воспоминания не могут изменить ее жизнь, от них ей становится только хуже.
Лили вдруг пришло в голову, что она до сих пор не знает, что сказать Моргану.
– Я ужасно сожалею, – прошептала она в сгущавшуюся темноту, потом подумала и сочинила другую фразу: – Пожалуйста, простите меня.
Нет, все не то! Она не станет умолять его о прощении… Или все-таки станет:
– Мистер Элиот, – сделала новую попытку Лили, – пожалуйста, примите мои самые искренние извинения за мое непростительное поведение.
Но ей сразу стало ясно: если она действительно бросит Моргану эту сухую фразу, тот ни за что не простит ее. А он должен простить. Должен!
Продолжая мучительно раздумывать о том, что же все-таки сказать, Лили подошла к флигелю. Ее нерешительные шаги замедлились еще больше, а сердце затрепетало от волнения. Но пути к отступлению не было, и она, гордо приподняв подбородок, поднялась по деревянным ступенькам на крошечную веранду и остановилась перед дверью. В домике было темно, слишком темно. Сердце Лили упало.
Сделав глубокий вдох, словно это могло придать ей смелости, девушка подняла обтянутую перчаткой руку и постучала. Она замерла в ожидании, а сердце, казалось, перестало биться. Из флигеля не донеслось ни звука.
Лили постучала снова, на этот раз более решительно.
По-прежнему тишина.
А что, если он уже ушел? Ушел навсегда?
Не думая о том, что делает, охваченная мучительным желанием узнать, так ли это, Лили взялась за дверную ручку. Дверь легко открылась.
Во флигеле не было света. Когда ее глаза привыкли к темноте, она поняла, что в домике никого, кроме нее, нет. Комната была пуста.
Морган ушел.
Лили охватило мучительное разочарование. Он ушел! И теперь ей никогда не удастся извиниться перед ним.
Она прошла в глубь помещения, печально вздохнула, стараясь прогнать невольные слезы, – плакать бесполезно, Морган уже далеко. Может быть, это и к лучшему, попыталась убедить себя девушка. Ее извинение все равно ничего не могло бы изменить. Их разделяет нечто куда более значительное, чем несправедливые слова, сказанные в гневе. Разве может она попросить у него прощения за то, что весь город называет ее Пурпурной Лили?
Вы тоже не смогли уберечь свою драгоценную Дженни.
И как только она могла сказать такое?
Даже мудрые глаза предков, казалось, смотрели на нее с потемневших от времени портретов с упреком, когда она проходила мимо них в гостиную. Но еще больше, чем достойнейшие представители семьи Блэкмор, осуждала себя сама Лили. Морган доверил ей тайну, желая разделить с ней свою неизбывную боль, а она воспользовалась его доверием, чтобы не задумываясь бросить ему в лицо страшное обвинение. Лили закрыла глаза – ее пронзило чувство стыда.
Слишком долго бессердечные и жестокие люди окружали ее. Она ненавидела тех, кто был не способен понять чужую боль. А теперь сама уподобилась им. Она была страшно обижена на него и раздражена, потому и не сдержалась. Господи, какую ужасающую несправедливость она допустила!
Но если бы ее волновала только размолвка с Морганом, то все было бы еще не так плохо. Куда хуже то, что он мог оказаться прав насчет детей. До сих пор Лили в голову не приходило, что кто-то осмелится отнять у нее племянника и племянниц. Ведь сам Клод оставил их на ее попечение!
А если все-таки случится то, о чем говорил Морган? Неужели это действительно возможно?
При мысли о том, что она лишится детей, Лили похолодела. Она больше не надеялась, что Нью-Йорк когда-нибудь примет ее вновь. Но она любила Кэсси, а Кэсси любила ее. И Лили вдруг поняла, что не представляет свою дальнейшую жизнь без маленькой племянницы. Странно, но она также не в силах была вообразить, что сможет жить и без Роберта с Пенелопой.
Просто удивительно, что за столь короткое время она успела так сильно привязаться к детям! Только теперь, впервые осознав, что у нее действительно могут их отнять, она почувствовала, что ей будет плохо без недовольного ворчания Роберта и вечно кислого личика Пенелопы так же, как без ласковых улыбок Кэсси. Ну, почти так же, со вздохом мысленно поправила себя Лили.
А тут еще и Морган.
Лили снова закрыла глаза и глубоко вздохнула. – О, Морган, – еле слышно прошептала она, – почему ты стал значить для меня так много?
Шли часы, Лили с задумчивым видом бродила по комнатам, надеясь, что Морган вот-вот появится. Последние несколько недель он все время был рядом, готовый в любую минуту прийти на помощь. Стоило ей поднять глаза, как она неизменно встречала его вопросительный взгляд. «Но где же он сейчас?» – удивлялась девушка. Она очень хотела увидеть Моргана, хотя до сих пор не знала, что должна сказать ему.
Какие слова смогут загладить ее вину перед ним? Простого извинения, понимала Лили, будет недостаточно.
В конце концов она занялась уборкой своей комнаты, а потом принялась составлять список первоочередных дел по дому. Пора от залатывания мелких дыр перейти к серьезному ремонту Блэкмор-Хауса, решила девушка. К тому времени, как с уборкой комнаты было покончено, а первый лист исписан, солнце склонилось к горизонту. Морган, однако, так и не появился.
Лили бессильно опустилась в старое глубокое кресло в гостиной. На ней был ее любимый наряд – широкая юбка из тонкой ткани с затейливым рисунком, которую она купила, когда путешествовала по полной загадок Индии, и свободная, навыпуск блуза из мягкой, хорошо драпирующейся ткани.
При звуке чьих-то шагов Лили встрепенулась – она надеялась, что это Морган. Девушка знала, что Кэсси уже спит, Роберт закрылся в своей комнате.
Но в следующее мгновение в гостиную заглянула Пенелопа.
«Именно это мне сейчас и нужно, – подумала Лили, вздохнув, – услышать какую-нибудь колкость от Пенелопы».
– В чем дело, дорогая? – спросила она.
Девочка посмотрела на Лили. Ее маленькое личико было огорченным.
– Пенелопа! – На этот раз очень нежно окликнула племянницу Лили и привстала, чтобы подойти к ней.
Девочка, однако, так ничего и не ответила, а, опустив голову, отвернулась и убежала. Лили услышала, как она стала подниматься по лестнице. Скоро шаги Пенелопы затихли на втором этаже.
Стон разочарования и огорчения вырвался из груди Лили. Ну что же ей делать? Если она действительно хочет стать матерью этим детям, то должна заботиться о них. Повинуясь какому-то инстинкту, в существование которого никогда прежде не верила, Лили встала и направилась к лестнице. Ей было ясно, что Пенелопа хотела что-то сказать. Хорошее или плохое – не важно, но она непременно это выяснит, решила девушка.
Подойдя к спальне племянницы. Лили постучала.
– Пенелопа, – тихо позвала она.
– Уходи, – прозвучал в ответ голос девочки.
Честно говоря, Лили предпочла бы поступить именно так – немедленно уйти, но слова Моргана до сих пор звучали у нее в ушах. Уступить своему желанию – значило подтвердить, что он прав: она не способна быть хорошей матерью. И Лили решительно взялась за дверную ручку.
Пенелопа сидела у туалетного столика и расчесывала длинные волосы. Их глаза встретились в зеркальном отражении трюмо.
– Пенелопа!
– Что?
Сидевшая на пуфике Пенелопа казалась спокойной и умиротворенней. Она почти ничем не напоминала ту встревоженную девочку, которую Лили только что видела внизу, в дверном проеме гостиной.
– Ничего, – ответила Лили и почувствовала себя ужасно глупо. – Спокойной ночи.
Девушка вернулась в свою комнату, массивная деревянная дверь захлопнулась за ней. Как бы она хотела разрушить невидимый барьер, который разделял их с Пенелопой! Инстинкт подсказывал Лили, что, несмотря на внешнее нежелание девочки сблизиться с ней, в каменной стене непонимания, которой с самого начала окружила себя ее старшая племянница, появились трещинки. Иногда Лили это отчетливо ощущала. Но порой, как, например, только что в спальне Пенелопы, девушка с огорчением думала, что, должно быть, просто обманывает себя и все между ними остается по-прежнему. Пенелопа, как и Роберт, не хочет принять ее.
Лили задумчиво бродила по своей комнате, прикасаясь то к боа из птичьих перьев, то к ажурной шали. Взгляд случайно упал на драгоценную фарфоровую чашку. Как всегда, глядя на свое сокровище, Лили вспомнила о прошлом – счастливом и полном надежд. Теперь у нее больше не было ни счастья, ни надежд. Казалось, все это покинуло ее навеки.
Все потеряно!..
«А это значит, – подумала девушка, и руки ее задрожали от волнения, – что мне больше нечего терять».
Мысль эта заставила ее гордо выпрямиться и расправить плечи. Ей больше нечего терять. А раз так, то она знает, что ей следует предпринять.
Лили заспешила. Она плеснула в лицо водой и придирчиво посмотрела на себя в зеркало.
– Ты можешь сделать это, Лили Блэкмор, – твердо сказала она и решительно направилась к двери, однако, уже взявшись за ручку, вдруг неожиданно остановилась и вернулась к шкафу.
Перебрав массу туалетов, она нашла наконец платье с манишкой довольно строгого фасона, прелестный шелковый шарфик и великолепно гармонировавшие с этим туалетом перчатки, туфли и шляпку. Вполне сдержанный наряд, надев который она сможет произнести слова официального извинения, подумала Лили.
Да, она действительно собралась посетить флигель Моргана Элиота. Чтобы принести своему работнику извинение. Чтобы сказать, как сожалеет о своей несдержанности. Она просто должна это сделать!
Облачившись в скромное платье, надев перчатки и шляпку, Лили снова посмотрела в зеркало – никто не решился бы отрицать, что выглядела она совсем как настоящая леди.
Девушка едва не рассмеялась – такое удовольствие доставил ей результат ее усилий. Сердце выпрыгивало из груди, когда она вышла через заднюю дверь во двор. Было уже почти совсем темно, только где-то вдали догорал закат. Пробираясь в потемках по запущенному дворику, Лили почувствовала, что ее щеки зарделись от смущения.
«Неужели я настолько наивна, что надеюсь на прощение Моргана? – Внезапная мысль заставила ее похолодеть. – Нет, лучше не думать об этом. Я должна извиниться перед ним и сделаю это».
Чем ближе Лили подходила к флигелю, тем неувереннее становилась ее походка. Она не бывала в этом маленьком домике со времен своего детства. Ее охватили воспоминания. Сладкие воспоминания о прежних счастливых днях, когда она еще не знала, как неудачно сложится ее судьба. Все было так чудесно – она и Клод, их родители, и друзья. Балы и приемы. Блестящее общество и прекрасные надежды. Но все это в прошлом. И никакие воспоминания не могут изменить ее жизнь, от них ей становится только хуже.
Лили вдруг пришло в голову, что она до сих пор не знает, что сказать Моргану.
– Я ужасно сожалею, – прошептала она в сгущавшуюся темноту, потом подумала и сочинила другую фразу: – Пожалуйста, простите меня.
Нет, все не то! Она не станет умолять его о прощении… Или все-таки станет:
– Мистер Элиот, – сделала новую попытку Лили, – пожалуйста, примите мои самые искренние извинения за мое непростительное поведение.
Но ей сразу стало ясно: если она действительно бросит Моргану эту сухую фразу, тот ни за что не простит ее. А он должен простить. Должен!
Продолжая мучительно раздумывать о том, что же все-таки сказать, Лили подошла к флигелю. Ее нерешительные шаги замедлились еще больше, а сердце затрепетало от волнения. Но пути к отступлению не было, и она, гордо приподняв подбородок, поднялась по деревянным ступенькам на крошечную веранду и остановилась перед дверью. В домике было темно, слишком темно. Сердце Лили упало.
Сделав глубокий вдох, словно это могло придать ей смелости, девушка подняла обтянутую перчаткой руку и постучала. Она замерла в ожидании, а сердце, казалось, перестало биться. Из флигеля не донеслось ни звука.
Лили постучала снова, на этот раз более решительно.
По-прежнему тишина.
А что, если он уже ушел? Ушел навсегда?
Не думая о том, что делает, охваченная мучительным желанием узнать, так ли это, Лили взялась за дверную ручку. Дверь легко открылась.
Во флигеле не было света. Когда ее глаза привыкли к темноте, она поняла, что в домике никого, кроме нее, нет. Комната была пуста.
Морган ушел.
Лили охватило мучительное разочарование. Он ушел! И теперь ей никогда не удастся извиниться перед ним.
Она прошла в глубь помещения, печально вздохнула, стараясь прогнать невольные слезы, – плакать бесполезно, Морган уже далеко. Может быть, это и к лучшему, попыталась убедить себя девушка. Ее извинение все равно ничего не могло бы изменить. Их разделяет нечто куда более значительное, чем несправедливые слова, сказанные в гневе. Разве может она попросить у него прощения за то, что весь город называет ее Пурпурной Лили?