Ли Линда Фрэнсис. Пурпурные кружева

   Пенелопа, которая была едва ли не на целую голову выше Альберта, невозмутимо измерила его взглядом от макушки до носков потрепанных ботинок.
   – Красивая? Я? Ты так думаешь?
   Если бы Альберт пробыл в Блэкмор-Хаусе чуть дольше нескольких секунд, то наверняка сразу понял бы, что выражение глаз Пенелопы не имело ничего общего со взаимной симпатией. Но он, увы, появился здесь только что. Решив, что девочке понравились его слова, он, окончательно осмелев, сделал к ней шаг:
   – О да, моя прелесть!
   Ослепленный внезапной мальчишечьей страстью и надеждой на быстрый успех, Альберт опрометчиво забыл об осторожности, присущей всем уличным мальчишкам. Даже когда заметил, что руки Пенелопы сжались в кулаки, он не почувствовал опасности – разве могла причинить ему вред эта маленькая белокурая богиня с такой нежной улыбкой, что, глядя на нее, он готов был умереть прямо сейчас и вознестись на небеса? И в тот момент, когда Альберту казалось, что небеса вот-вот разверзнутся над ним, Пенелопа изо всех сил стукнула его в солнечное сплетение. Такому удару позавидовал бы даже чемпион по боксу.
   – Ох! – тихо выдохнул мальчик. В кухне воцарилась мертвая тишина.
   Лили, Кэсси и Роберт с удивлением обернулись, желая посмотреть, что произошло. Пенелопа с самым невинным видом, точно ангел, стояла прямо перед Альбертом, а тот, согнувшись пополам, беспомощно хватал ртом воздух. Песик по-прежнему не отходил от его ног.
   – Я думаю, – начала Пенелопа, изобразив на лице искреннее сочувствие, – он съел слишком много конфет. Наверное, у него разболелся живот. Лили, надо заплатить ему и поскорее отпустить.
   – О мой Бог! Если он нездоров, мы не можем просто выставить его за дверь, – обеспокоенно сказала Лили и устремилась к мальчику.
   Пенелопа нахмурилась и бросила на Альберта такой многозначительный взгляд, что он постарался выпрямиться, насколько смог:
   – Со мной все в порядке. Так и есть. И мне вправду надо идти, – быстро сказал Альберт.
   – Ты уверен?
   – Ну да, конечно. Лили посмотрела вокруг:
   – А где мой ридикюль?
   – В холле, – с готовностью ответил Роберт. – На полу, рядом с остальными твоими вещами.
   – Ах да, теперь я вспомнила! Роберт, дорогой, будь любезен, возьми, пожалуйста, мой кошелек и заплати Альберту.
   Парнишка покинул кухню так быстро, как только смог, – он все еще держался за живот и двигался с осторожностью. Роберт последовал за ним. Вернулся он в тот момент, когда Лили торжественно объявила:
   – Первым делом примемся за лимонад! – Девушка окинула взглядом кухню. – Я уверена, где-то здесь должны быть передники. – С этими словами она стала одну за другой открывать дверцы буфета.
   Неожиданно на помощь Лили пришла Пенелопа. С непроницаемым видом девочка вытащила фартук из самого глубокого выдвижного ящика.
   – Великолепно, – сказала Лили и достала еще три фартука. – Здесь всем хватит.
   – Я не ношу передники с оборками, – пренебрежительно заявил Роберт.
   Пожав плечами, Лили засунула лишний фартук обратно в ящик. Она завязала свой передник и помогла надеть такой же, только чуть поменьше, Кэсси. Затем Лили размашистым движением взяла с подставки большой нож.
   – Эй, держитесь от Лили подальше! – страшным голосом произнес Роберт, изменяя своей привычной серьезности. – Она задумала что-то нехорошее.
   Лили рассмеялась в ответ на шутку, продолжая искать то, что ей было нужно для приготовления лимонада.
   – Ну вот, – наконец удовлетворенно сказала она. – Мы готовы.
   Очень аккуратно она разрезала лимон пополам, затем выдавила сок в кувшин. Через несколько минут ей помогали уже все трое.
   – А сколько нам надо сока? – спросила Кэсси.
   – Ну, я точно не знаю, но думаю, что немало, – ответила Лили.
   Прошло довольно много времени, прежде чем кувшин наполнился соком на треть, а весь стол покрылся отжатыми половинками лимонов.
   – А теперь надо добавить воды и сахара, – уверенно сказала девушка.
   Она взяла кувшин и разбавила лимонный сок водой. Пенелопа нашла сахар в одном из ящиков буфета. С величайшей осторожностью Лили насыпала в кувшин немного сахара, размешала его и стала пробовать лимонад. Все лицо ее при этом сморщилось, а губы скривились. Роберт, Пенелопа и Кэсси разразились оглушительным хохотом, больше похожим на рыдания.
   Услышав шум, в кухню бросился Морган. Через несколько секунд он уже стоял на пороге.
   – Что случилось? – потребовал разъяснений он и взглянул на Лили.
   Девушка ничего не ответила и, словно не слыша, спокойно высыпала остатки сахара в кувшин.
   Никто не обращал на него внимания. Дети, задыхаясь от смеха, не сводили глаз с Лили, а она, продолжая игнорировать Моргана, большой деревянной ложкой с длинной ручкой быстро размешивала сахар. Затем, даже не потрудившись привести в порядок свои мокрые и липкие руки, девушка достала стаканы и начала наливать в них лимонад, хотя сахар в нем так и не растворился до конца.
   – Да это же просто сладкая вода! – не удержался Морган.
   – И почему вы всегда всем недовольны? – наконец вступила с разговор Лили. Бросив на него колючий взгляд, она раздала стаканы детям.
   Морган неожиданно почувствовал себя уязвленным:
   – Я всем доволен.
   Лили фыркнула так громко, как никогда не позволяют себе делать истинные леди, и кивнула ему:
   – Ах да, конечно! Вы всегда всем довольны. И вообще вы самый приятный и обходительный человек из всех, кого я встречала в жизни…
   Она снова фыркнула, чем немедленно вызвала громкий смех Кэсси. Даже Пенелопа улыбнулась. Только Моргану было не до веселья. Он бросил на Лили разъяренный взгляд, но она, казалось, даже не заметила этого.
   – Ну а теперь, – бодро сказала она, – кто хотел бы приготовить тосты с сыром?
   – Я хочу! – тут же откликнулась Кэсси.
   – Ладно, я тоже, – сказала Пенелопа со скучающим видом.
   – Будем надеяться, что они будут вкуснее, чем лимонад, – веско заметил Роберт и отодвинул свой стакан.
   Лили сделала вид, что не слышит его.
   Она долго гремела выдвижными ящиками кухонного шкафа, прежде чем достала оттуда небольшую глубокую сковородку с длинной ручкой.
   – А где Жожо? – спросила Пенелопа, наблюдая за тем, как кастрюли и сковородки, небрежно сложенные ее тетушкой, вывалились на пол, стоило только той отойти от шкафа.
   Лили вернулась к шкафу, затолкнула все обратно и плотно прикрыла дверцу, прежде чем сковородки успели снова выскользнуть на пол.
   – У Жожо и Марки сегодня выходной.
   – Но ведь у них и вчера был выходной! – возразил Морган.
   Лили подняла голову.
   – Ах да, наверное, вы правы. Хм-м… Надо будет серьезно поговорить с ними. Роберт, мне кажется, там в ящике с продуктами было масло.
   – Да оно же растаяло!
   Лили подошла к ящику и, развернув сверток, лежавший сверху, придирчиво осмотрела масло.
   – Нет. Оно просто стало мягким. Именно такое нам и нужно. Подумайте сами, как намазать масло на хлеб, если оно совсем твердое?
   – С трудом представляю, как вы будете готовить тосты с сыром, – пробормотал Морган.
   – Это потому, что вы начисто лишены воображения, – парировала Лили и отвернулась. Однако в следующее мгновение она неожиданно взглянула на Моргана через плечо: – Теперь вы решили поворчать по этому поводу?
   Глаза Моргана сначала расширились от удивления, а потом сузились от гнева. По прошествии нескольких секунд, в течение которых, как показалось Лили, он пытался обуздать свои эмоции, Морган обратился к Роберту:
   – Я буду в гостиной. Позови меня, если ваша тетя устроит в доме пожар.
   Только когда дверь за ним закрылась, сердце Лили стало биться в обычном ритме. Вновь призвав на помощь весь свой оптимизм, она достала из ящика коробок спичек и посмотрела на плиту. После минутного раздумья девушка повернулась к Роберту:
   – Не мог бы ты оказать мне услугу? Мальчик недовольно поморщился, но спички взял. Лили глубоко вздохнула. «Все будет хорошо!» – мысленно подбодрила она себя.
   Поначалу дети просто смотрели, как Лили неумело нарезает хлеб. Затем Пенелопа вздохнула, придвинула табурет к столу и молча взяла нож. Ломтики получались у нее аккуратные и тонкие. Тогда Лили решила заняться чем-то другим. Она нашла два широких и тупых ножика для масла и один из них вручила Кэсси.
   Малышка с удовольствием стала помогать Лили. Когда первый бутерброд был закончен, она повернулась, чтобы показать его брату и сестре. Высокий табурет при этом покачнулся, но Роберт бросился к девочке и успел поймать ее как раз вовремя.
   Лили заметила покровительственную улыбку защитника на обычно серьезном лице мальчика.
   – Поосторожнее, Кэсс, – сказал он.
   Острая боль пронзила сердце Лили. Когда-то так же улыбался ей Клод в те далекие времена, когда они были детьми, до того как ее жизнь разительно переменилась.
   – Ну а теперь положим немного масла на сковородку, – сказала Лили, заставляя себя отвлечься от воспоминаний. Она встала со своего табурета и попросила Роберта: – Не мог бы ты помочь нам нарезать сыр?
   Она положила на разогретую сковороду подтаявшее масло, а затем ломтики хлеба с сыром. Роберт, Пенелопа и Кэсси тоже сгрудились у плиты. Лили никак не могла решиться отойти от сковородки и все смотрела на бутерброды, словно желая убедиться, что все пока идет как надо.
   Все было просто отлично. Через несколько мгновений Лили отступила назад и блаженно закрыла глаза. Запах поджаривающегося хлеба с сыром распространился по кухне. Ее сердце наполнилось сладкой болью, и она, сама не заметив этого, погрузилась в воспоминания.
   Их мать тоже иногда делала тосты с сыром. Лили и Клод всегда ей помогали. Они оставались на кухне втроем, и им было так весело вместе! Мама обычно затягивала одну из своих любимых песен, а Лили и Клод подпевали ей. Чаще всего они пели «Веселые жены Виндзора», «Милая Салли Сейджхил», заканчивали же всегда бодрым маршем «Вперед, воины Христовы». При этом Клод и Лили, чеканя шаг, маршировали по кухне. Потом, словно артист, который должен был именно в этот момент появиться на сцене, в кухню входил отец. Его сочный баритон, вливаясь в их хор, заполнял все вокруг. Увы, они очень редко собирались вчетвером, но в такие дни на теплой кухне жизнь казалась Лили прекрасной…
   Сейчас Лили снова стояла в центре той же кухни, и те же прекрасные запахи наполняли ее. И можно было хоть на время забыть о том, что с тех пор прошло много лет и что их дом пришел в полное запустение. Можно было не думать о том, что ее родители давно мертвы, что умер Клод. И что она, Лили, осталась совершенно одна. Девушка открыла глаза. Нет, она не одна. У нее есть Роберт, Пенелопа и Кэсси.
   Лили поежилась от страха. Что она будет делать с детьми брата? Этот вопрос не давал ей покоя с тех пор, как она узнала, что Клод оставил их на ее попечение. Нет, прочь сомнения! Девушка гордо вздернула подбородок. Она приготовит им замечательный ленч и завоюет их сердца. Она должна это сделать – и непременно сделает, мысленно сказала себе Лили.
   – Лили!
   Детский голосок моментально вернул ее из прошлого в настоящее, и она сразу почувствовала едкий, неприятный запах – что-то горело.
   – Лили! – снова громко позвала ее Кэсси. Девушка бросилась к плите:
   – Наши тосты с сыром!
   Пока Лили купалась в приятных воспоминаниях, бутерброды приобрели точно такой же цвет, как дно старой сковородки. Они почернели. Почернели абсолютно все.
   – Они сгорели! – воскликнула Лили, рукой разгоняя дым.
   Едва она успела, схватив большую тряпку, снять сковороду с огня, как дом задрожал от шума быстрых тяжелых шагов. Кухонная дверь резко распахнулась.
   На пороге, будто воин, готовый ринуться в бой, стоял Морган. Дети замерли при виде угрожающе-решительного выражения его лица. Лили со сковородкой в руке тоже словно окаменела. Все подавленно молчали, и тишину нарушало только шипение горящего масла.
   Он был великолепен. Свирепый и могучий. Сердце в груди Лили забилось с неистовой силой, которая могла сравниться лишь со страстью, которую девушка вновь различила в глазах Моргана. Ну почему этот мужчина заставляет ее сердце трепетать, а руки – дрожать от волнения? Почему именно он, а не кто-то другой?
   Он заставил ее мечтать о том, что никогда не осуществится.
   Образ жизни, который она вела в последние десять лет, изменил и ее саму. Поэтому разница в их общественном положении почти ничего для нее не значила. Возможно, именно то, что он сам, будучи простым рабочим, должен постоянно бороться за выживание, в конечном счете и поможет ему понять ее… Увы, пока он так ничего и не понял. Это она тоже прочла в его глазах. И это непонимание всегда будет разделять их независимо от того, что она думает о классовых различиях.
   При мысли об этом сердце ее болезненно сжалось. Она не может позволить себе полюбить его.
   С непроницаемым видом девушка повернулась к Моргану:
   – Господи, да что это с вами? – раздраженно спросила Лили, даже не глядя на подгоревшую сковородку, которая все еще была у нее в руках.
   – Что со мной? – возмущенно воскликнул в ответ он. – Да я подумал, что уже весь дом в огне!
   – Ну так вы ошиблись! – презрительно фыркнула девушка.
   Она отвернулась от него, гордо приподняла подбородок и, изо всех сил стараясь сдержать слезы отчаяния, устремилась в кладовую, где стояло большое металлическое ведро для мусора. Раздался стук металла о металл – Лили выбросила в ведро все: и сковородку, и сгоревшие тосты, и остатки масла.
   – Что вы делаете?! – Морган был поражен.
   – Убираю.
   – Убираете? – Он не верил своим ушам. – Так вы, оказывается, убираете?!
   – Да, и еще раз да. – Лили упорно отворачивалась от него. Ее горло сдавило от подступивших слез.
   – Вы же выбросили сковородку!
   – Да, именно так.
   – Ее следовало вымыть!
   Лили гордо расправила плечи и, мечтая лишь о том, чтобы не разрыдаться от обиды и унижения еще до того, как она доберется до двери, бросила Моргану:
   – Можете заняться этим. Не стану вам мешать. Собрав остатки мужества, девушка подошла к кухонной стойке, рядом с которой стоял Морган, и взяла лежавший там листок бумаги. Затем она что-то быстро написала на нем карандашом.
   Морган посмотрел вниз.
   – Лампа. Стол. Сковорода, – прочел он вслух, затем посмотрел на Лили: – Что это?
   Ответил ему Роберт:
   – Это вещи, которые Лили испортила за то время, что живет здесь.
   – И все это – дело ее рук? Значит, кроме этой сковородки, вы испортили еще лампу и стол?
   – О, я забыла внести в список маленький стульчик в стиле ампир, – сказала Лили, сделав забавную гримаску.
   – Стул? Но каким образом вы умудрились сломать стул? – Казалось, Морган вот-вот задохнется от гнева.
   – Лили подпирала им дверцу погреба, чтобы та не закрылась, – пояснил Роберт.
   – Значит, подпирала дверцу погреба? – Морган покачал головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.
   – Вам обязательно нужно повторять слово в слово все, что говорит Роберт? – спросила Лили воинственным тоном, хотя еще минуту назад мысленно приказала себе сохранять полное спокойствие. – Да, я действительно подложила стул под дверцу погреба.
   – Но почему вы сделали это?
   – Потому что из подвала по всему дому распространялся отвратительный запах.
   – Да, оттуда пахло, – подтвердила Пенелопа.
   – Просто ужасно пахло! – добавила Кэсси.
   – Если бы вы обратили на это внимание, – обвиняюще глядя на Моргана, сказала девушка, – мне не пришлось бы этим заниматься.
   – Лили все так здорово придумала! – восторженно сказала Кэсси, а Лили залилась краской стыда. – Она принесла стул, а Роберт приподнял дверку погреба. Лили поставила стул на ступеньки, что ведут вниз, и Роберт стал опускать дверку, пока она не оказалась на сиденье… – Тут Кэсси съежилась и замолкла.
   – И что же произошло дальше? – грозно спросил Морган. Роберт и Пенелопа разразились веселым смехом. Кэсси смутилась и ничего не ответила. Морган повернулся к Лили.
   – Так что же произошло? – повторил он свой вопрос.
   Лили посмотрела ему прямо в глаза и, с трудом сдерживая подступившие к горлу слезы, выдавила:
   – Под тяжестью дверки стул треснул и развалился на две половинки. – И, не дав ему возможности хоть что-то сказать в ответ, добавила: – Ну а теперь, если у вас больше нет вопросов, мне надо подумать, что еще можно приготовить на ленч.
   Дети застонали.
   – Не волнуйся, Лили, – сказала Кэсси, – мы знаем одного торговца, который продает в парке необыкновенно вкусные сосиски.
   Лили тяжело вздохнула: она потерпела поражение. Ужасное поражение! И она вновь вынуждена признать, что абсолютно неспособна стать настоящей матерью этим детям, если не в состоянии справиться с простейшим делом – приготовить лимонад и тосты с сыром. И как вообще она могла надеяться на то, чтобы завоевать Роберта и Пенелопу?
   – Конечно, так будет лучше, – произнесла Лили с вымученной улыбкой. – Только не забудьте взять деньги из моего ридикюля.
   Затем она повернулась и очень медленно, словно опасаясь упасть, направилась к двери.
   Морган смотрел ей вслед. Просто смотрел, будто завороженный, как Лили удаляется из кухни. Он не имел ни малейшего представления, что следует говорить в подобных случаях. Женщинам вообще довольно часто удавалось приводить его в замешательство, но Лили превзошла всех. Сожженные сковородки и сломанные стулья. Не раз за то время, что он пробыл в этом доме, ему приходила в голову мысль, что Лили Блэкмор – просто сумасшедшая.
   Дети стояли рядом и смотрели на Моргана. Роберт покачал головой и сказал с презрительным видом:
   – Она чокнутая.
   И хотя еще секунду назад Морган подумал о ней почти так же, то, что кто-то осмелился произнести эту мысль вслух, привело его в сильнейшее негодование. Почему, он и сам не знал. Несомненно, Роберт был прав. Лили, должно быть, немного не в себе. И все же…
   – Пойдемте же! – скомандовал мальчик сестрам. – Я хочу есть.
   Дверь черного хода захлопнулась за детьми. Не желая больше думать о Лили, Морган подошел к окну и распахнул форточку в верхней части рамы. Да, подумал он, потребуется немало времени, чтобы как следует проветрить кухню и избавиться от запахов сгоревшего масла и сыра.
   Он посмотрел в сторону кладовки. Из ведра для мусора примерно на дюйм выглядывала ручка злополучной сковородки. Она действительно выбросила сковороду, подумал он и покачал головой. Впрочем, ему и не требовалось искать еще одно подтверждение безалаберности и непрактичности Лили – несколько минут назад стук металла о металл буквально оглушил его.
   Морган пригладил рукой волосы и вздохнул. Да, Лили Блэкмор, вполне вероятно, действительно сумасшедшая. Чокнутая, как сказал Роберт. Но назвать ее безнравственной у него не поворачивался язык.
   Более того, Моргану с каждым днем становилось все труднее и труднее верить в это.
   Он вновь – на этот раз с сомнением – покачал головой. На его губах невольно заиграла улыбка.
   – Она выбросила сковороду… – зачем-то произнес он, нарушая обволакивающую его тишину.
   В этот момент наверху что-то загрохотало. Улыбка Моргана мгновенно испарилась.
   – Что на этот раз? – проговорил он. Стук не утихал. Удар, еще удар…
   Морган быстро повернулся и стремительно вышел из кухни, направляясь туда, откуда доносился шум. Он поднялся по маленькой лестнице, завернул за угол и, спустившись на несколько ступенек вниз, оказался в холле.
   Там он и нашел Лили.
   То, что Морган увидел, заставило его замереть на месте от удивления. В руках у девушки был большой молоток, и она с яростью колотила им по дверному косяку.
   – Что вы делаете? – наконец обретя дар речи, спросил Морган.
   Лили, казалось, не слышала его.
   Морган быстро преодолел разделявшее их расстояние и как раз в тот момент, когда она вновь подняла молоток, поймал ее руку.
   Лили обернулась, в ее синих глазах горела ярость.
   – Что, черт возьми, вы делаете? – потребовал объяснения Морган, ненавидя себя за то, что стоило ему вновь увидеть девушку, как кровь быстрее побежала по его жилам.
   – Я пытаюсь починить эту чертову дверь! Фарфоровая кожа Лили порозовела, а прелестные полные губки сжались. Какие чувства она испытывает сейчас? Гнев? Раздражение? Нет, что-то совсем иное, решил Морган.
   – Вы полагаете, что если будете колотить по косяку молотком, то почините дверь? – скептически спросил он.
   – Да. А потом я прибью к полу этот дурацкий ковер. – Она махнула рукой в сторону ковра, который, по мнению Моргана, в отличие от прочих вещей в доме выглядел вполне прилично. – Я споткнулась о него. Затем забью гвоздь, который торчит из двери.
   Тут Морган обратил внимание, что платье девушки внизу разорвано.
   – На мой взгляд, с ковром все в полном порядке. Вы споткнулись потому, что постоянно носите эти дурацкие туфли без задников. Если бы вы для разнообразия надели более приличную обувь, то смогли бы нормально ходить.
   – Их называют мулы^[1]. И сейчас нет ничего более модного!
   – Да, и они почти так же милы, как эти славные животные, уверяю вас.
   Лили прищурилась:
   – Что бы вы ни думали по этому поводу, мне они нравятся. И, смею вас уверить, если бы вы как следует выполняли свою работу и вовремя починили дверь, я бы сейчас не стояла перед вами в порванном платье.
   Девушка с огорченным видом отвернулась, и только сейчас Морган заметил, что она не просто разорвала платье. Гвоздь продырявил чулок Лили и задел ее нежную кожу. Сквозь обрывки ткани было видно, что на ноге выступила кровь. Его взгляд стал озабоченным:
   – Вы поранились.
   Лили приподняла ногу и посмотрела вниз. Вид крови расстроил ее не меньше, чем Моргана.
   – О, – выдохнула девушка, – вы только посмотрите на это!
   Повинуясь внезапному порыву, не обращая внимания на ее протесты, Морган подхватил Лили на руки и бережно понес в ванную комнату, которая находилась рядом с ее спальней. И хотя ванная пребывала в таком же запустении, как и весь дом, холодная и горячая вода там была – к счастью, Морган успел починить бойлер.
   – Со мной все в порядке, мистер Элиот, – уверяла Лили, пытаясь высвободиться из его рук.
   Но его хватка была стальной, и ей пришлось уступить. Морган опустил девушку на жесткую кушетку и велел ей сесть. Лили вновь попыталась спастись бегством, но он решительно остановил ее.
   Она чувствовала себя как провинившаяся перед взрослым непослушная девчонка.
   – Я сама смогу о себе позаботиться, мистер Элиот, – стараясь говорить как можно более убедительно, снова обратилась она к Моргану.
   – Не смешите меня!
   – Не смешить вас? А я и не подозревала, что вы умеете смеяться, – колко заметила Лили, не успев сдержаться.
   Морган взглянул на нее, удивленно приподняв бровь, затем отвернулся и включил кран с горячей водой. Его мускулы напряглись под одеждой, когда он опустился рядом с девушкой на одно колено, чтобы как следует осмотреть рану. Ничуть не задумываясь о том, прилично это или нет, он приподнял подол ее юбки.
   – Мистер Элиот! – тут же раздался негодующий возглас.
   Морган вздохнул и, словно оправдываясь, сказал:
   – Царапины от старых, ржавых гвоздей очень опасны. – И, прежде чем Лили снова успела возразить, снял чулок с ноги девушки. Взяв небольшое полотенце, смочил его горячей водой и обернул вокруг ее икры.
   – Ах!
   – Сидите спокойно.
   – Вы обожгли меня!
   – Нет ничего страшного, потерпите.
   На несколько секунд он отнял полотенце от ранки – кровь потекла сильнее.
   – Вы делаете только хуже! – закричала Лили.
   – Я делаю то, что следует. Надо, чтобы вместе с кровью из раны вышла вся грязь.
   Лили фыркнула:
   – Вы говорите так, как будто меня укусила змея. Похоже, что вы вот-вот начнете высасывать яд из моей раны.
   Морган приподнял голову, в его глазах сверкнули искры неподдельного удивления, затем на его губах появилась дьявольская улыбка искусителя, а одна бровь игриво взметнулась вверх:
   – А это неплохая идея! Глаза Лили расширились.
   – Я имела в виду всего лишь… – начала было оправдываться она, но тут же яростно набросилась на него: – Да я вообще ничего не имела в виду и не собиралась вступать в разговор со старым похотливым козлом вроде вас. И не смейте смотреть на меня так!
   – Как, мисс Блэкмор? – спросил он с подчеркнутой чувственной медлительностью. – Я просто согласился с вами, что таким образом лучше всего удалять яд из раны.
   – Ну, если это правда, тогда я – сказочная фея.
   – Неужели?
   Возмущенная, Лили резко оттолкнула Моргана. При этом полотенце упало, и его взору предстала обнаженная от колена до ступни нога девушки. Желание дразнить ее мгновенно пропало.
   Все, что он мог сейчас делать, – это стоять, опустив руки. Морган чувствовал себя легко и непринужденно, когда только что подшучивал над этой невозможной женщиной, но одно дело – разыгрывать ее и совсем другое – прикасаться к ней. Его пронзило острое, мучительное желание дотронуться до нежной кожи, провести рукой по безупречной формы бедру. Он готов был прямо сейчас заключить ее в объятия, сбросить с нее одежду, чтобы ощутить ее всю – обнаженную, сгорающую от страсти. С трудом сдерживаемая страсть сжигала его изнутри. «Проклятие!» – мысленно выругался Морган, пытаясь дышать ровно, и заставил себя сделать шаг назад.