– А как с остальными?
   – Мой брат Кейс преследует Эразма и Джереми. Когда Калпепперы разделяются на группы, мы тоже разделяемся. Кейс вытащил короткую соломинку, поэтому ему придется гоняться за двумя сукиными детьми.
   – Говорите одиннадцать, – задумчиво произнес Бич. – Это все?
   – По крайней мере так считается, – ответил Охотник. – Правда, папаша Калпеппер был весьма похотливый старый козел. Я не удивлюсь, если выяснится, что он отложил несколько яиц в какие-нибудь неизвестные гнезда, пока его не пристрелил мой отец.
   – Одиннадцать… Проклятие! А где остальные? Я их не встречу в ближайшее время?
   – Нет. Они похоронены на пути к Техасу.
   Бич не стал спрашивать, кто устроил им похороны. Взгляд Охотника чем-то напомнил Бичу Калеба Блэка: отличный парень и твердый как кремень.
   – Надеюсь, вы достанете их всех, – сказал Бич.
   – Достанем. Можете не сомневаться в этом.
   Бич еле заметно улыбнулся, радуясь тому, что не он носит фамилию Калпеппер.
   – Садись на мула и привези сюда шамана, – сказал Бич, обращаясь к Шеннон. – Он присмотрит за Красавчиком в наше отсутствие.
   Шеннон вскинула голову:
   – А куда ты уходишь?
   – Не ты, а мы, – поправил ее Бич. – Мы едем на ранчо моей сестры.
   Шеннон открыла рот, чтобы что-то возразить.
   – Помолчи, – повышая голос, сказал Бич, пресекая все возможные возражения. – Мне наплевать на то, что ты хочешь сказать. Ты поедешь со мной, даже если для этого мне придется привязать тебя к седлу.

Глава 13

   Шеннон вздрогнула и открыла глаза. Сердце колотилось, словно молот. Она осмотрелась вокруг. Брезжил рассвет. Звезды на востоке бледнели и гасли. Она находилась в небольшой спаленке. Где-то неподалеку раздался мужской голос. Ему ответил другой.
   Крикнул Бич. Ответил Калеб Блэк. Именно это и разбудило Шеннон – мужские голоса. Даже спустя три дня после разыгравшихся в ее хижине событий она не могла успокоиться, то и дело вздрагивала и оглядывалась – уж не гонится ли кто-либо за ней?
   Шеннон втянула носом воздух, ощутив ароматный запах кофе, бисквитов и бекона. В животе послышалось голодное урчание. Накануне вечером она и Бич приехали на ранчо поздно и после приветствий сразу отправились спать. Их путешествие несколько затянулось, поскольку Шеннон отказалась ехать на мулах, которых ей оставил Охотник.
   Шеннон быстро вскочила с кровати и оделась. Она не собиралась валяться в постели, когда другие занимались делом. Как рассказал ей Бич, у Виллоу
   Хлопот был полон рот: она занималась маленьким сыном, приготовлением еды для всех, кто работал на ранчо, и к тому же была беременна. А кроме того, на ней лежали шитье, починка одежды, вязание, уборка, стирка, глаженье, уход за огородом, кормление цыплят, сбор яиц и сотня других мелочей – одним словом дел у нее невпроворот.
   Не легче приходилось и Калебу, который ухаживал за коровами и лошадьми, заготавливал дрова, строил заборы и различные подсобные постройки, следил за тем, чтобы в порядке были колодцы и кормушки для животных, чистил конюшни, занимался клеймением скота, изготавливал мебель – перечень его обязанностей можно продолжать до бесконечности.
   Шеннон бодро спустилась по деревянной лестнице с сеновала, где она спала, и направилась на кухню.
   Виллоу возилась у плиты, на которой жарился бекон и готовились бисквиты. Не замечая Шеннон, она помешивала компот в кастрюле. Бросились в глаза пышные волосы золотистого оттенка. Впрочем, не только цвет волос, но и кошачий разрез огромных карих глаз не позволял усомниться в том, что Виллоу – сестра Бича.
   – Доброе утро, миссис Блэк, – поздоровалась Шеннон.
   Повернувшись, Виллоу приветливо улыбнулась:
   – Называйте меня Виллоу.
   – Виллоу, – повторила Шеннон и тоже улыбнулась. – В таком случае называйте меня Шеннон.
   – Очень симпатичное имя. Запад еще не присвоил вам никакого прозвища?
   Шеннон полагала, что вряд ли слова «сладкая девочка» можно рассматривать как прозвище. Впрочем, даже если это и прозвище, она не собиралась говорить об этом сестре Бича.
   – Нет пока, – ответила Шеннон.
   Она снова еле заметно улыбнулась, взглянув на обозначившийся у Виллоу под платьем живот.
   – Бич в разговорах со мной называет вас Вилли.
   – Бич? – озадаченно спросила Виллоу, затем улыбнулась. – Ах да, вы имеете в виду Рейфа.
   – Да. Высокий, широкоплечий, с волосами пшеничного цвета, красивый, как падший ангел, и упрямый, как мул.
   Виллоу засмеялась:
   – Да, Рейф такой… А меня он называет Вилли, потому что я одна отправилась на поиски братьев… Была этаким сорванцом.
   – Сколько у вас братьев?
   – Пятеро. Мэт живет в одном дне езды вместе со своей женой Евой.
   – Мэт? – переспросила Шеннон.
   – Вы, наверное, слышали о нем как о Рено. На Западе он получил такое прозвище. Иногда я тоже называю его этим именем. Может быть, привыкну и к тому, что Рейф – это Бич.
   – Молчаливый Джон упоминал Рено, – сказала Шеннон. И, не желая распространяться о человеке, который в общем-то не был ее мужем и которого не было в живых, перевела разговор:
   – А где другие братья?
   – Разбросаны по всему свету от Шотландии до Бирмы. Доходили слухи, что один из них находится в джунглях Амазонки. Но это было год назад. Сейчас они могут быть где угодно.
   – Дух бродяжничества пустил глубокие корни в вашей семье.
   Тон, которым были сказаны эти слова, заставил Виллоу повернуться и посмотреть через плечо на Шеннон. Первое впечатление о Шеннон оказалось верным. Это была стройная, миловидная девушка с удивительными сапфировыми глазами.
   – Да, верно, – согласилась Виллоу, снова поворачиваясь к плите. – Правда, даже если бы мы были
   – домоседами, война все равно разметала бы нас. У нас не стало дома, куда можно было бы вернуться.
   – Да, – просто ответила Шеннон.
   – Иногда у вас чувствуется легкий южный акцент, – сказала Виллоу, просеивая муку.
   – Это из Виргинии. И было это так давно.
   – Почему вы приехали на Запад? Наверно, война выгнала вас из дома?
   В устах другого человека этот вопрос мог бы показаться неуместным. Но в голосе и спокойном взгляде карих глаз Виллоу ощущалось неподдельное сочувствие, а не праздное любопытство.
   Шеннон прикрыла на момент глаза, соображая, как рассказать этой приятной южной леди о том кошмаре, который пережила она до встречи с Молчаливым Джоном и до переезда на территорию Колорадо.
   – Впрочем, не стоит об этом, – поспешила сказать Виллоу. – Я спросила без всякой задней мысли… Вы предпочитаете кофе или чай?
   – Неужели у вас есть чай?
   Этот вопрос сказал Виллоу о многом.
   – У нас всегда есть чай. Джесси – это жена Вулфа Лоунтри – выросла в Шотландии и Англии. Некоторое время там же воспитывался и Вулф.
   – Вулф, – наморщила лоб Шеннон. – Кажется, Бич упоминал о нем.
   – Неудивительно. Рейф приобрел прозвище Бич в тот день, когда в Каньон-Сити бандиты стали непристойно выражаться по адресу Джесси за то, что она вышла замуж за полукровку.
   Внезапно Шеннон не просто вспомнила, а словно увидела, как с умопомрачительной скоростью движется рука Бича, услышала хлесткий щелчок кнута – и на изрыгающих грязные слова губах Бо Калпеппера выступила кровь.
   – Вот так и я познакомилась с Бичом, – сказала Шеннон.
   Виллоу одобрительно кивнула, снимая со сковородки бисквиты. Хотя она и не стала задавать вопросов, но ей было очень интересно, каким образом ее брат свел знакомство с женой, или, по словам Бича, вдовой, охотника, имевшего на Западе славу человека грозного и зловещего.
   – Я пришла в лавку в Холлер-Крике, чтобы купить кое-какие продукты. И тут откуда ни возьмись появились Калпепперы. С этими известными в округе головорезами люди старались не связываться… Словом, они стали говорить обо мне… Конечно, всякие гадости, но… – Шеннон пожала плечами.
   – Вы были одна? – спросила Виллоу, перекладывая бисквиты в миску.
   – Да… Я пыталась урезонить Бича и убедить его не вмешиваться… Боялась, что ему не поздоровится. Как-никак четверо вооруженных мужчин против одного, а у Бича не было даже ружья. Калпепперы пользовались очень дурной репутацией в долине Эго.
   Сердце у Виллоу сжалось, когда она представила, что ее любимый брат вынужден был противостоять четверым бандитам.
   – Калпепперы продолжали говорить гнусности, – продолжала рассказ Шеннон. – А потом вдруг раздался хлопок как при выстреле и на губах Бо появилась кровь… После этого еще один из Калпепперов подпрыгнул и заорал, словно на него набросился рой ос… Когда я поняла, что по бандитам гуляет кнут, все было почти уже кончено.
   Виллоу вытерла руки о фартук и издала продолжительный вздох.
   – Я видела некоторые трюки, которые брат проделывал с кнутом, но четверо вооруженных громил… – Виллоу покачала головой.
   – Они не ожидали такого, – раздался в дверях голос Бича. – Это весьма облегчило мою задачу.
   Шеннон обернулась на голос. За Бичом стоял Калеб Блэк.
   – Впредь не поступай так глупо и опрометчиво, – посоветовал Калеб.
   – Я ведь и не планировал поступать так, как поступил, – возразил Бич.
   Калеб засмеялся, вошел в кухню и прикоснулся к волосам Виллоу с нежностью, которая поразила Шеннон.
   – Как поживает моя любимая девочка? – негромко спросил он.
   – Толстеет так, что скоро по весу будет равна двум.
   Улыбнувшись, Калеб сказал Виллоу на ухо что-то такое, что другим не было слышно. Появившийся румянец на ее щеках и улыбка свидетельствовали, что мужем своим она не менее довольна, чем он своей женой.
   – Это бисквиты так пахнут? – спросил Бич.
   – Нет! – быстро отреагировал Калеб. – Это все в твоем воображении.
   – Как бы не так!
   Калеб схватил миску с бисквитами и сделал вид, что хочет спрятать ее под полой куртки.
   Шеннон удивленно ахнула. Она даже не заметила, чтобы Бич тянулся к бисквитам, тем не менее он уже держал несколько в руке.
   – Я ожидал, что ты так поступишь, поэтому стянул бисквиты, когда ты что-то шептал на ухо моей сестричке, – объяснил Бич.
   Виллоу закатила глаза и покачала головой.
   – Оба хороши! – с притворным негодованием проговорила она. – Можно подумать, что я испекла только по одному бисквиту на человека.
   – Я как раз хотел поговорить с тобой об этом, – сказал, наклоняясь к Виллоу, Калеб. – Наряду с другими делами.
   Шеннон заморгала глазами, стараясь не смотреть. Она была почти уверена, что Калеб прикоснулся губами к уху Виллоу.
   – Фу! – воскликнула Виллоу и шлепнула мужа по широкой спине. – Если ты будешь отвлекать меня, у меня сгорит бекон или я пересолю тесто.
   – Ты все слышал, – вмешался Бич, схватив Калеба за руки. – Пошли отсюда, старина. Ты не должен касаться бисквитов Вилли.
   Смеясь и делая вид, что упирается, Калеб позволил Бичу вывести себя из кухни.
   – Вы так удивленно смотрите, – сказала, сдерживая улыбку, Виллоу.
   – Да, наверное, – согласилась Шеннон. – Бич здесь какой-то совсем другой. То есть, я хочу сказать, он улыбался, шутил и в долине Эго, но не так. Не так… весело.
   – Бич знает, что здесь ему не надо быть настороже, не надо слишком тщательно подбирать слова… Мы его семья.
   Шеннон не хотелось бы, чтобы Виллоу почувствовала печальные нотки в ее голосе, но, по всей видимости, скрыть их ей не удалось.
   – Дом для вечного странника, – полушепотом сказала она.
   – Да, мой брат такой, – признала Виллоу, отмеряя ложкой соль. – Бродяга и странник. Он был такой уже тогда, когда я была еще малявкой.
   До кухни донесся отчаянный плач ребенка. Виллоу взглянула на муку и на плиту. Вздохнув, она ополоснула в тазу руки и вытерла их о фартук.
   – Извините, – сказала она. – У Этана нет отцовского терпения. Если я не заберу его из колыбели и не понянчу, он станет кричать на весь дом.
   – Идите, конечно. Я допеку бисквиты. Рабочие поели?
   – Для них готовит жена Чугунного.
   – Значит, нам потребуется еще четыре сковороды бисквитов, так ведь?
   Янтарная бровь Виллоу удивленно поднялась.
   – Откуда вы знаете?
   – Бич один съедает две сковороды.
   – Калеб тоже.
   Шеннон еле заметно улыбнулась:
   – Я так и подумала, учитывая его габариты. И одна сковорода остается для нас.
   – Если только успеем, – усомнилась Виллоу.
   – Я стану над ними с заряженным дробовиком.
   – Над мужчинами?
   – Над бисквитами.
   Смеясь, Виллоу направилась к сыну, чьи крики становились все громче и настойчивее.
   Еще до того, как все сели завтракать, Этан был накормлен, умыт и одет в сшитую Виллоу одежду. Он сидел рядом с матерью на высоком стуле, который Калеб соорудил из старой ели. Шеннон сидела по другую сторону от ребенка.
   Опыт по уходу за кузинами пригодился Шеннон. Как только Этан начинал требовать слишком большого внимания к себе, Шеннон давала ему кусочек бисквита либо предлагала сделать глоток теплого молока из стоявшей перед ним кружки. Иногда она угощала его сладким соком из компота.
   В кухне было тепло, она вся была пропитана вкусными запахами. Розетки с джемом на деревянном столе напоминали рубины. Бич принес букет желтых полевых цветов, и сейчас кувшин с цветами стоял в центре стола. Бело-голубые салфетки покрывали миски с бисквитами и лежали на коленях всех присутствующих, кроме Этана. Белые керамические кружки с толстыми стенками способны были долго удерживать тепло. Тарелки также были керамические, глазурованные; ножи, ложки и вилки металлические, блестящие, без малейших следов налета или ржавчины.
   – Шеннон, ты не наелась? – спросил Бич.
   Она вздрогнула и посмотрела на свою пустую тарелку. Бич услужливо поднес ей миску с бисквитами.
   – Я пыталась вспомнить, когда я в последний раз видела посудный сервиз и всевозможные салфетки, – сказала Шеннон. – Все выглядит так красиво, что я даже о еде забыла.
   – Тем не менее ешь. Ты слишком худенькая.
   – Я только и делаю, что ем, с того времени, как ты появился, – пробормотала она.
   – Очень хорошо. Когда я тебя увидел первый раз, ты была еще более тощая.
   – Откуда ты знаешь? – строптиво сказала Шеннон. – Я ходила в мужской куртке и брюках.
   – Знаю.
   Бич бросил искоса такой взгляд на Шеннон, что ей расхотелось спорить и возражать. Судя по блеску в его глазах, желание, которое он испытывал к ней, не стало ни на йоту слабее.
   Калеб опустил глаза на тарелку, скрывая удивление. Было очевидно, что Бича Шеннон интересует как женщина. Ясно было и то, что Бич не делил ложа с этой изящной девушкой, которая могла быть, а могла и не быть вдовой. В их отношениях не чувствовалось непринужденности, свойственной любовникам.
   Но их, безусловно, влекло друг к другу. Казалось, в воздухе проскакивала искра, когда Бич бросал взгляды на Шеннон; как, впрочем, и тогда, когда Шеннон смотрела на Бича.
   Бич говорил Калебу, что, по всей видимости, Молчаливый Джон погиб. Шеннон вообще ничего не говорила о своем исчезнувшем муже.
   Калеб полагал, что именно отсутствие доказательств гибели Молчаливого Джона удерживало Бича и Шеннон от того, чего оба хотели. На Западе многие люди умирали, и об их смерти не знал никто, кроме Господа Бога, тем более если человек был совершенно одинок или был таким охотником за людьми, как Молчаливый Джон.
   – Бич рассказывал, что у вас есть хижина в долине Эго, – нарушил молчание Калеб.
   – Да, к северу от развилки в районе ручья Аваланш, – подтвердила Шеннон.
   – Помню, я гонялся там за Рено несколько лет назад, – сказал Калеб. – Отличные места, если только привыкнуть к высоте.
   Шеннон улыбнулась:
   – Первое время, как я сейчас вспоминаю, я задыхалась и чувствовала себя так, словно таскала на себе мешок с мукой.
   – Там трудно выращивать что-то себе на пропитание, – заметил Калеб.
   – Трудно – не то слово, – подхватила Шеннон. – Иногда последние весенние заморозки от первых зимних отделяет промежуток не более шести недель.
   – Вам, должно быть, так одиноко, ведь, кроме вас, там нет женщин, – вступила в разговор Виллоу.
   Намазывая джем на бисквит, после некоторых колебаний Шеннон медленно сказала:
   – Одиночество будешь испытывать тогда, когда о ком-то тоскуешь. Я не оставила никого, кто мне был бы дорог, когда уезжала на Запад.
   – Но вам так много времени приходится быть одной, – не отступала Виллоу.
   – У меня есть Красавчик.
   – Красавчик?
   – Это огромный, злой и страшный полукровка, помесь пса с волком, – вмешался Бич. У него сейчас несварение желудка, и мы оставили его на попечение шамана.
   Калеб усмехнулся. Бич успел рассказать ему о Калпепперах.
   – Говоришь, несварение желудка? – переспросил Калеб. – Ты это так называешь?
   – Да! – отрезал Бич. – От Калпеппера, которого он пытался съесть, вырвало бы и скунса.
   – Честное слово, Рейф! – воскликнула Виллоу. – Как ты можешь этим шутить! Ведь ты был у них на мушке.
   – Ну, не тогда, когда прыгнул на них. Китайские приемы оказались для них такими же неожиданными, как и мой кнут.
   Шеннон кашлянула:
   – Если бы вы видели, какие чудеса он вытворял, вы бы перестали за него опасаться. Он расправился с ними раньше, чем я успела глазом моргнуть.
   – Все равно, мой большой брат, – пробормотала Виллоу, – когда-нибудь ты вздумаешь откусить больше, чем способен прожевать.
   – Это уже однажды случилось, – сказала Шеннон, – на Лугу гризли.
   Калеб резко повернулся к Шеннон. Она уже успела заметить, что Калебу присуще удивительное проворство. До этого она полагала, что самым быстрым человеком был Бич, но теперь не сомневалась, что Калеб превосходил его в этом отношении.
   – А что произошло? – спросил Калеб у Шеннон.
   – Бич, вооруженный одним лишь кнутом, решил сразиться с гризли.
   Калеб озадаченно посмотрел на Бича:
   – Боже милосердный! Я думал, ты поумнее.
   – Собственно говоря, это была не моя идея, – возразил Бич. – Я спокойно мылся и вдруг услышал, что Красавчик вступил на тропу войны. Я обернулся и увидел стоявшего на задних лапах огромного медведя. Со мной был только кнут, поэтому я и пустил его в ход.
   – И ты справился с гризли с помощью одного кнута? – недоверчиво спросил Калеб.
   – Нет. Подбежала Шеннон и ткнула в бок гризли своим старым ржавым дробовиком…
   – Мой дробовик гораздо чище твоего кнута, – перебила его Шеннон.
   – …и выстрелила из двух стволов сразу, – закончил Бич, игнорируя реплику Шеннон. – И убила зверя наповал.
   Калеб с интересом посмотрел на Шеннон.
   – Это требует немалого мужества, – произнес он, глядя на девушку янтарными глазами.
   – Мужества? – переспросила Шеннон и засмеялась. – Мне было очень страшно, но я знала, какой я плохой стрелок, поэтому нужно было подобраться как можно ближе. Если бы гризли был просто ранен, это означало бы верную смерть для нас обоих.
   – Стало быть, вы подбежали вплотную и выстрелили в гризли? – продолжая в упор смотреть на Шеннон, переспросил Калеб.
   – А вы что, тоже начнете кричать на меня? – насторожилась Шеннон. Калеб засмеялся, отчего усы его задвигались и показались блестящими и пышными.
   Внезапно Шеннон осенило, что Калеб столь же привлекателен, как и Бич.
   – Стало быть, Бич кричал на вас? – спросил Калеб.
   – Да.
   – Нет, – одновременно с Шеннон сказал Бич. – Я просто указал ей, что она непроходимая балда и лезет туда, куда не надо и где ее могут убить. Мы с Красавчиком почти обратили гризли в бегство.
   Калеб хмыкнул:
   – А гризли знал об этом?
   Бич метнул на зятя энергичный взгляд и сосредоточил внимание на бисквитах, лежащих горкой на его тарелке. Больше всего его смущало то, что Шеннон рисковала ради него жизнью, но ни разу даже не намекнула, что он чем-то ей обязан. Хотя бы словом или поцелуем благодарности.
   А вместо того чтобы поблагодарить ее, он орал на нее. И это его тоже смущало.
   «Ну и что такого, – саркастически сказал себе Бич. – Все, что имеет отношение к этой девушке, приводит меня в волнение и смущение».
   – Если у моего брата недостает хороших манер, чтобы поблагодарить вас, я делаю это за него, – проговорила Виллоу. – Добро пожаловать на наше ранчо в любое время. И вы можете оставаться у нас столько, сколько пожелаете.
   – Аминь, – сказал Калеб. – Должен признаться, я соскучился по мелодиям флейты, которые звучат здесь, когда приезжает Бич.
   – А кто обвинял меня, что от моей флейты разбегается в панике скот? – мгновенно отреагировал Бич, весьма довольный переменой темы разговора.
   – Должно быть, Вулф, – парировал Калеб.
   – Гм… гм… – это все, что сумел ответить Бич.
   Шеннон не без труда подавила улыбку. Хотелось бы
   Ей скрыть и нежность во взгляде, которым она одарила Бича, но скорее всего ей это не удалось.
   Она очень скоро поняла, что от проницательных светло-карих глаз Калеба вряд ли вообще что-то можно скрыть.
   После завтрака Калеб и Бич отправились осматривать скот. Виллоу занялась работой по дому, а Шеннон очень энергично взялась помогать ей.
   Первый день заложил основы распорядка всех последующих. Шеннон выполняла ту же работу, что и Виллоу, касалось ли это приготовления пищи, шитья или уборки. Когда Виллоу протестовала и говорила, что Шеннон работает слишком много, она лишь улыбалась и отвечала, что работа здесь гораздо легче той, которую ей приходилось выполнять в долине Эго.
   На четвертый день пребывания Шеннон и Бича на ранчо, после ужина, Виллоу уговорила Калеба достать губную гармошку и сыграть несколько ее любимых песен.
   Вскоре дом наполнился зажигательными звуками вальса. Ярко горели лампы в большой комнате, освещая неприхотливую, но добротную мебель ручной работы, ковры и небольшие коврики.
   Бич подошел к Виллоу, галантно поклонился и подал ей руку.
   – Мадам, – серьезно сказал он, – первый танец ваш, поскольку вы хозяйка дома.
   – Я сейчас не такая грациозная, как тогда, когда мы танцевали с тобой в последний раз, – предупредила она.
   Бич улыбнулся мягкой, почти мечтательной улыбкой.
   – Ты красивая женщина, Виллоу, тем более когда носишь ребенка – плод вашей любви с Калебом.
   Виллоу вспыхнула, улыбнулась и позволила старшему брату помочь ей подняться. Она сделала реверанс с непринужденностью, свидетельствующей о хорошем воспитании и присущей ей грации.
   Когда Виллоу вошла в кольцо протянутых Бичом рук, он обнял ее настолько деликатно, словно она была из хрупкого хрусталя.
   Волосы ее цветом напоминали пламя свечи, глаза счастливо и радостно блестели, скольжение ее было уверенным и плавным. Свободно и грациозно Виллоу и Бич плыли по комнате под звуки гармоники Калеба.
   Шеннон смотрела, как танцуют брат и сестра, с чувством, похожим на зависть. Однажды и ей довелось побывать на балу, правда, наблюдала его она с балкона второго этажа, любуясь развевающимися шелковыми и сатиновыми платьями. Слишком юная для того, чтобы танцевать, и слишком взрослая, чтобы в это время спать, она провела несколько часов среди танцующих, мечтая о том, как вырастет и окажется среди смеющихся и танцующих пар.
   Но времена изменились, изменился мир. Шелка и бальные платья исчезли из жизни Шеннон еще до того, как она смогла к ним приобщиться.
   – Никогда не думала, что на этой губной гармошке можно так прекрасно играть, – хриплым от волнения голосом сказала Шеннон.
   На лице Калеба мелькнула беглая улыбка.
   – Вы слишком долго жили в долине Эго. Мою музыку можно сравнить разве что с воем волков.
   – Может быть, вас это удивит, но мне нравится волчья музыка, если я нахожусь в безопасности, в хижине.
   – Меня ничто не удивит в девушке, которая поразила гризли допотопным дробовиком.
   Одобрение, которое Шеннон прочитала в глазах Калеба, заставило ее покраснеть и застенчиво улыбнуться.
   – Если ты перестанешь отвлекать моего зятя своим флиртом, – раздался голос Бича, – мы могли бы дать отдохнуть Виллоу и станцевать с тобой.
   – Я не умею танцевать… и потом, я не занималась флир…
   Она оборвала себя, увидев гнев в глазах Бича.
   – Рафаэль! – возмущенно воскликнула Виллоу. – Где твои манеры?!
   – В карманчике для часов, – высказал предположение Калеб, – вместе с его мозгами.
   Бич бросил на Калеба взгляд, который иначе как свирепым не назовешь. Калеб еле заметно улыбнулся.
   – Оставим это для Рено, – предложил Калеб. Он ждет не дождется, когда ему выпадет шанс поквитаться с тобой. С того момента, когда ты с помощью китайских трюков швырнул его задницей на землю и дал выволочку за то, что он непутево обращался с Евой.
   – Он заслуживает того, – ответил Бич. – Он вел себя как последний болван! Это было всем ясно.
   – Кроме самого болвана, которого это касалось больше, чем кого бы то ни было, – многозначительно проговорил Калеб. – Так что подумай об этом. И подумай как следует. А потом ты можешь заслужить прощение Шеннон, научив ее танцевать вальс.
   Подмигнув Виллоу, Калеб снова взялся за гармошку. И в комнате снова зазвучала музыка.
   Шеннон смотрела на кого угодно, только не на Бича. Щеки ее продолжали пылать от высказанного в ее адрес обвинения. И еще от собственного гнева. Она не давала ни малейшего повода к тому, чтобы Бич обвинил ее во флирте.
   Перед глазами Шеннон возникла широкая ладонь Бича. Пальцы у него были длинные, загорелые и удивительно изящные для руки такого размера и подобной силы. Ногти были чистые и аккуратно подстрижены.
   От руки пахло мятой.
   Вначале Бич прочитал в голубых глазах Шеннон неодобрительное выражение, затем она повела ноздрями, и на лице ее выразилось удивление.