Лоуэлл Элизабет. Только любовь

   – О, благодарю вас, – пробормотала Шеннон.
   Но едва она села на предложенный Бичом стул, как Красавчик поднялся на ноги и зарычал.
   – Нельзя! – резко сказала Шеннон. – Лежать!
   Однако Красавчик продолжал продвигаться вперед, угрожающе оскалив зубы. Бич потянулся за кнутом.
   – Отойдите от моего стула! – выкрикнула Шеннон. – Быстро! Красавчику не нравится, что вы оказались между ним и мной.
   В течение нескольких секунд Бич решал вопрос, не преподать ли псу урок, но пришел к выводу, что этого делать не стоит. Не исключено, что, если Красавчик дольше пообщается с Бичом, он успокоится. И тогда Бичу не надо будет учить пса, кто здесь отдает приказы и кому следует подчиняться.
   «Может быть, все разрешится мирно, – подумал Бич. – Чертовски хотелось бы надеяться на это. Придется умасливать пса едой». Но Бич не поставил бы и обесценившегося доллара Конфедерации за то, что Красавчик без боя признает его превосходство. Этого не допустит живущий в нем дух волка. Глядя Красавчику в глаза, Бич спокойно и неторопливо отошел от стула Шеннон.
   – Теперь ляг! – скомандовала Шеннон.
   – Я или собака?
   Шеннон насторожил тон Бича, и ей вспомнились его слова, сказанные несколькими минутами раньше:
   «И при этом обвиняют меня в том, что я слишком неуступчивый».
   Тем не менее Бич ушел в сторону, когда она попросила его об этом.
   – Я очень сожалею, – огорченно сказала Шеннон. – Просто Красавчик…
   – Ревнует?
   – Оберегает.
   – Не думаю…
   Бич посмотрел в глаза Шеннон так же пристально, как только что смотрел в глаза Красавчику.
   – Оберегающая собака слушает команду хозяина, – пояснил Бич. – Ревнивая собака ведет себя именно так, как Красавчик, – приходит в ярость, когда кто-то к вам приближается, не обращая внимания даже на ваши слова.
   – У него было слишком мало времени, чтобы привыкнуть к незнакомцу.
   – Вам надо подумать, как научить Красавчика принимать ваших друзей, – мягко сказал Бич. – Иначе вашим друзьям придется сделать это за вас… Вам налить кофе?
   Перемена темы разговора отвлекла Шеннон. Бич налил ей кофе и протянул тарелку с бисквитами и беконом.
   Красавчик оскалился и зарычал, едва рука Шеннон коснулась тарелки. Шеннон обернулась и строго посмотрела на пса.
   – Нет, Красавчик, – твердо проговорила она, – все в порядке! Веди себя как следует!
   Тихонько взвизгнув, пес отодвинулся назад, продолжая немигающими глазами смотреть на незнакомца, который дерзнул прийти в хижину.
   Вначале Шеннон и Бич ели молча. Нельзя было сказать, что это молчание было тягостным, просто оба основательно проголодались. Когда Шеннон выпила чашку кофе, она снова наполнила чашку себе и Бичу и откинулась назад, наслаждаясь неповторимым запахом и вкусом напитка.
   Бич потянулся за новой порцией бекона и бисквитов и задумался, могли бы в долине Эго жить куры. Несколько яиц отнюдь не помешали бы.
   «Несчастный мечтатель, – с сарказмом подумал Бич. – Яйца для людей оседлых, способных держать кур, как, например, Виллоу, или для богатых, у которых денег полным-полно».
   Бич впился зубами в бисквит и застонал от удовольствия. Бисквит был теплый, дымящийся, ароматный, воздушный.
   – Я всегда считал, что никто не сравнится с моей сестрой по части бисквитов, – проговорил Бич, протягивая руку, чтобы взять еще один. – Кажется, я ошибался. Божественные бисквиты!
   Шеннон обратила внимание, как проворно и легко двигались руки Бича. Вообще координация движений у него была удивительной. Но больше всего ее поразило, как бережно и уважительно он обращался с едой.
   Ей доставляло огромное удовольствие наблюдать, с каким аппетитом Бич ест то, что она приготовила. Как если бы каждый кусок был частью ее самой, которая затем становилась частью его. Она незаметно поглядывала на него, при этом губы ее слегка подрагивали, глаза лучились.
   – Вы так смотрите на меня, – нарушил молчание Бич. – Под вашим взглядом я боюсь сделать что-нибудь такое, что заставит Красавчика вступить на тропу войны.
   Лишь сейчас Шеннон поняла, что смотрит на Бича слишком уж восхищенно.
   – Простите, – смутилась она. – Я не привыкла к обществу.
   Бич мягко улыбнулся:
   – Милая девушка, я просто поддразниваю вас. Можете смотреть на меня сколько вам хочется. А если моя голова распухнет от этого и я не смогу надеть шляпу – так и быть, я обойдусь без нее. Это стоит того, чтобы увидеть, как ваши очаровательные глаза наблюдают за мной.
   Румянец проступил на щеках Шеннон, но взгляд от Бича она отвела всего лишь на мгновение. Когда он поворачивался, его волосы отливали мягким блеском, и Шеннон подмывало запустить пальцы в эту густую, соломенного цвета копну, чтобы ощутить их тонкую шелковистость.
   Бич поднял глаза, пытаясь определить, что привлекло пристальное внимание Шеннон, которая, казалось, боялась пошевельнуться. Когда он понял, что источником ее оцепенения был он сам, он прищурил глаза и почувствовал, как учащенно забился пульс. В глазах Шеннон читались восхищение и чувственное любопытство, и это возбудило Бича не меньше, чем иной страстный поцелуй.
   "Проклятие! Пожалуй, мне не следовало говорить, что она может смотреть на меня сколько ей хочется!
   Кое-что очень быстро увеличивается в размерах, и это явно не шляпа".
   Усилием воли Бич заставил себя смотреть куда угодно, только не в сапфировые глаза, которые с явным удовольствием следили за ним.
   – Как вы попали в эти края? – поинтересовался Бич.
   Вначале вопрос, по всей видимости, не дошел до нее, затем она заморгала и опустила глаза.
   – Молчаливый Джон привез меня сюда семь лет назад.
   – Вы тогда, должно быть, были совсем ребенком…
   – Я была достаточно взрослой, и у меня не было родственников, которым я была бы нужна… Даже перед войной. – Шеннон пожала плечами. – Многие дети стали сиротами.
   – Это похоже на судьбу Евы, жены моего брата. Она приехала на Запад на поезде с сиротами, и ее купила семейная пара старых картежников, чтобы она ухаживала за ними. – Бич поднял глаза на Шеннон. – Долина Эго, должно быть, суровое место для вас.
   На лице Шеннон отразилось удивление. Она энергично замотала головой, и ее роскошные, цвета красного дерева волосы разметались по плечам.
   – Здесь гораздо лучше, чем там, откуда я пришла. – Здесь меня никто не попрекает куском хлеба.
   Бич подождал некоторое время, но Шеннон больше ничего не добавила к своим словам.
   – А вы, Бич? Как вы здесь оказались?
   Его губы тронула еле заметная улыбка. Подобный вопрос редко задают незнакомцу на Западе.
   С другой стороны, он сам только что спросил о том же.
   – Вполне справедливый вопрос.
   – Если вы не возражаете…
   – Если спрашиваете вы… Я пришел в долину Эго потому, что никогда не бывал здесь раньше.
   Лицо Шеннон стало вдруг серьезным.
   – Из ваших слов можно сделать вывод, что осталось не так много мест, где вы еще не бывали?
   – Именно так. Я бродяга по натуре. Объездил весь свет.
   – Правда?
   Бич улыбнулся:
   – Истинная правда.
   – Может быть, вы видели пирамиды Египта?
   – Я их видел, – лаконично ответил Бич.
   – И какие они?
   – Огромные! Они поднимаются в пустыне, изъеденные солнцем, ветром и временем. Недалеко от них город, где женщины ходят, закрывшись с головы до пят, и видны только их глаза.
   – Только глаза? – недоверчиво переспросила Шеннон.
   Бич кивнул:
   – Вас бы наверняка подарили султану… У вас глаза лазурные, как ясное небо.
   «И походка зажигательней, чем у гурии», – подумал он про себя. Но вслух сказать этого не решился. Если бы Шеннон знала, как страстно он ее желает, Бич был уверен, она сейчас бы не сидела в столь непринужденной позе напротив него.
   – А Париж… Вы видели его? – спросила Шеннон.
   – Париж, Лондон, Мадрид, Рим, Шанхай… Я видел их и многое другое… Вам нравятся города?
   – Не знаю… Я уже много лет не была ни в одном.
   Шеннон посмотрела на ставни, сквозь которые пробивались полоски света.
   – Но я думаю, что такое большое скопление людей будет давить на меня.
   – Вам хочется это выяснить?
   – Нет… Я спросила о городах лишь потому, что в исторических книжках пишут о Париже, Лондоне и Риме. Поэтому я о них и думаю иногда. И еще о Китае, конечно.
   Взгляд Бича стал задумчивым.
   – Китай – страна своеобразная, – негромко произнес он. – В Китае существовали империи, искусство и философия задолго до рождения Христа. Китайцы совершенно иначе смотрят на все – на жизнь, на музыку и искусство, на еду, на войну.
   – Вам это нравится?
   – Нравится?.. – Он пожал плечами. – Об этом не думаешь, когда оказываешься в Китае.
   – Не понимаю.
   Бич поднял кружку с кофе, отпил, пытаясь найти слова для того, чтобы объяснить Шеннон то, что никогда не пытался объяснить себе.
   – Однажды, – медленно начал он, – я стоял на берегу реки и наблюдал, как люди ловили рыбу с помощью фонарей и черных дроздов, вместо того чтобы пользоваться крючками и сетями.
   Шеннон ахнула от удивления:
   – И рыба ловится?
   – Ну да! Они ловят таким образом уже тысячи лет… Представьте себе: свет от золотых фонарей кружится в водовороте, посвистывают флейты рыбаков, зазывающих птиц… Полночь, течет темная река… Кажется, ощущаешь дыхание самого времени… Китай – страна древняя… Древнее, чем это можно себе представить.
   Трепет пробежал по телу Шеннон, когда она заглянула в глаза Бича. Они были подернуты дымкой и, казалось, видели в этот момент золотистые фонари и черную, как ночь, реку…
   «Кажется, ощущаешь дыхание самого времени…»
   – А есть еще где-нибудь места, похожие на здешние? – спросила Шеннон, которой стало не по себе от затянувшегося молчания и задумчивой отрешенности Бича.
   – На долину Эго?
   – На территорию Колорадо.
   Пригладив ладонью густую шевелюру, Бич наконец серьезным тоном сказал:
   – Я не видел ничего другого, способного сравниться с этим.
   – В целом мире?
   – Да… Вот, например, Ирландия – очень зеленая страна, но в ней не встретишь таких удивительных гор и пиков. В Бирме и Швейцарии есть высокие горные хребты, но они все из камня и льда, и там мало места для человека…
   Подавшись вперед, Шеннон зачарованно, с блестящими глазами, слушала Бича.
   – В Южной Америке есть длинные горные хребты и зеленые равнины между кряжами и пиками, – продолжал Бич. – Но эти равнины находятся на такой высоте, что человеку там трудно пройти хотя бы милю…
   В Австралии есть зеленые горы с несколькими снежными вершинами. Они симпатичны на вид, но все же недостаточно высоки. И потом… Где еще найдешь такие эвкалиптовые рощи с таким удивительным смолистым запахом, кроме Скалистых гор?
   – Получается, что самое лучшее место на земле – здесь, – заметила Шеннон.
   Бич засмеялся и тряхнул головой, однако, когда он взглянул на Шеннон, выражение лица его стало серьезным. Он чувствовал, что в ее словах таился вопрос: не собираешься ли ты осесть в горах, равных которым нет в целом мире?
   – Скалистые горы удерживают меня дольше, чем какое-нибудь другое место, – осторожно проговорил Бич. – Но в один прекрасный день солнечный восход позовет меня вдаль, к чему-то такому, что меня всегда влечет… И я снова отправлюсь в дорогу, потому что нет ничего более впечатляющего, чем восход солнца, которого еще не видел.
   В груди у Шеннон защемило, и ей внезапно стало грустно, хотя особых причин для грусти вроде бы и не было. Бич оставался для нее незнакомцем. И не все ли ей равно, останется он здесь или через час навсегда покинет эти места.
   Тем не менее совершенно ясно, что ей не все равно, и это точило и мучило ее. Она закрыла глаза, чтобы справиться с внезапной болью.
   – Я ведь говорил вам, голубушка, – мягко произнес Бич, – что я бродяга по натуре.
   Шеннон открыла глаза и посмотрела на мужчину, о котором знала лишь то, что его зовут Бич. Затем взглянула в его удивительно ясные глаза – глаза, которые так много видели, но которых привлекают все новые и новые места, новые восходы солнца, потому что всегда найдется нечто такое, чего он еще не видел.
   Всегда.
   "Я услышала твое предупреждение, человек-непоседа. Не пытаюсь тебя удержать. Не мечтаю о тебе.
   И не люблю тебя".
   Однако у Шеннон появилось чувство, что предупреждение слишком запоздало. Родилось это ощущение на каком-то подсознательном уровне.
   А может быть, Шеннон просто желала, чтобы это было так.

Глава 6

   Неделю спустя Шеннон проснулась на заре от стука топора. Она испытала чувство облегчения.
   «Пока я спала, ничего не изменилось. Он еще здесь».
   Если сюда вдруг нагрянут Калпепперы, они столкнутся с Шеннон, у которой в руках дробовик, с рычащей собакой, сидящей у ее ног… и с мужчиной по прозвищу Бич.
   – Вот видишь? – шепотом обратилась к самой себе Шеннон. – Я ведь говорила, что утром он еще будет здесь.
   «Пока что».
   Прошлой ночью она не слышала звуков флейты и задавала себе вопрос: не оседлал ли Бич лошадь и не покинул ли долину Эго, чтобы никогда больше сюда не вернуться? Нет, не покинул. Он пока оставался здесь, выполняя работу, с которой Шеннон было бы не под силу справиться одной.
   Бич отремонтировал пристройку, где старый мул укрывался в разгар зимы, и подковал его. Он перевесил входную дверь хижины, и теперь она стала хорошо закрываться. После этого он законопатил щели между бревнами, из которых была срублена хижина, чтобы ветер не выдувал драгоценное тепло. Он свалил восемь больших деревьев, разрубил их на дрова и сейчас валил девятое.
   Но дело было даже не только в том, что у Шеннон появился теперь запас дров на зиму. После того как Бич вырубил деревья с южной стороны хижины, в окно заглянуло солнце и стало возможно развести на кухне маленький огород. Шеннон всегда мечтала об этом, но вынуждена была отказаться от этой идеи еще четыре года назад. Мало того что ей потребовалось целых шесть дней, чтобы топором подрубить дерево, оно к тому же и упало не туда, куда надо, и едва не придавило ее.
   Молчаливый Джон посмеялся, когда она рассказала ему об этом, а вот Бич, услышав несколько дней назад ее рассказ, отнесся к этому очень серьезно. Он что-то пробормотал себе под нос, а затем прямо сказал ей, что если бы он застал ее за таким занятием, то задал бы ей взбучку.
   После этого деревья с южной стороны хижины исчезли одно за другим – Бич набрасывался на них, словно на своих врагов.
   Тихонько что-то напевая, Шеннон поднялась, оделась и стала готовить завтрак. Она предвкушала, как позовет Бича, вынесет ему кувшин теплой воды, поставит на лавку возле хижины и станет наблюдать за тем, как он будет умываться и бриться.
   Возможно, что ей повезет, Бич не заметит пены на усах или на ямочке подбородка. И тогда она подойдет и заглянет в серебристую глубину его глаз, которые будут смотреть на нее, и увидит, как шевельнутся его ноздри, вдыхая запах мяты, идущий от ее рук…
   – До чего же ты глупа, Шеннон Коннер Смит! – сердито сказала себе она. – Не следует этому вечному страннику позволять приближаться слишком близко…
   Хотя, если честно, она только об этом и мечтала.
   Шеннон чиркнула спичкой и наклонилась к открытой дверце печки. Вспыхнуло пламя и заполыхало с легкостью, которая неожиданно напомнила ей легкость и мужскую грацию Бича. Тепло наполнило комнату.
   «Наверное, так будет и у нас с Бичом. Мы будем полыхать, пока не прогорим, после чего останется только память о жаре».
   Горячая волна пробежала по телу Шеннон и, достигнув женской плоти, воспламенила ее; так пламя спички касается трута, воспламеняя его и заставляя полыхать.
   «Интересно, дерево испытывает то же самое? Ему больно, оно дрожит – и все же хочет превратиться в пепел… такой легкий, чтобы долететь до солнца?»
   – Похоть, и ничего больше, – пробормотала Шеннон. – Всего лишь похоть.
   Красавчик царапнул лапой по двери и отвлек Шеннон от созерцания огня.
   – Ладно, ладно. Но если ты будешь бросаться и рычать на Бича, когда он придет умываться, клянусь – возьму палку и поколочу тебя.
   Пес оскалился и помахал длинным хвостом.
   – Конечно, я так не поступлю, – призналась она. – Но что-то надо с тобой делать, Красавчик. Ты смотришь на Бича так, словно ждешь повода наброситься на него… Он скоро уйдет… Даже слишком скоро. И ты не должен гнать его отсюда.
   Шеннон открыла дверь и выпустила пса. Тот выскочил наружу и стал обнюхивать следы. Хотя Бич подстрелил еще двух оленей, Красавчик продолжал охотиться самостоятельно. Бич запасал для Шеннон вяленую оленину и форель на зиму. Он был преисполнен решимости сполна обеспечить ее продуктами.
   Закрыв дверь, Шеннон подошла к шкафчику, где хранились продукты, и увидела свежий букет полевых цветов, который стоял на маленьком, обшарпанном столике. Шеннон пробежала пальцами по нежным душистым лепесткам. На губах ее блуждала улыбка, когда она доставала из шкафа муку и отсыпала ее в поцарапанную оловянную миску.
   Бич всегда приносил в хижину какие-нибудь мелочи, способные украсить и оживить мрачноватый интерьер ее жилища. Обычно это были цветы. Иногда он приносил разноцветные гладкие и обкатанные голыши, собранные им на берегу ручья. Однажды он принес бабочку, только что вышедшую из своего кокона. Крылья ее переливались всеми цветами радуги, когда она сидела на ладони Шеннон.
   Она никогда не забудет выражения лица Бича, когда он наблюдал за бабочкой, взлетевшей с ладони и устремившейся в ясно-голубое небо. В улыбке Бича отразились радость, зависть, понимание, удовлетворение, тоска по еще неувиденному.
   "Я знаю, что когда-то он уйдет. Но сделай так, Господи, чтобы это случилось не сегодня.
   Только не сегодня".
   Рука Шеннон дернулась, и мука рассыпалась. Она осторожно сгребла ее ребром ладони и ссыпала в миску.
   "Не надо думать об уходе Бича, – приказала она себе. – Главное, что я могу наблюдать за тем, как он ест, вытирать остатки мыльной пены с его лица да радоваться его улыбке, которая так согревает мне душу.
   Надо не мучить себя страхами о том, что будет завтра, а благодарить Бога за то, что он послал мне в помощь благородного, щедрого, порядочного человека. У меня сейчас есть свежее мясо и вяленая оленина в кладовке, снаружи проветривается копченая рыба, и вон какие штабеля дров сложены возле хижины.
   Этого хватит надолго… Это не то что у меня было, когда я продала обручальное кольцо матери".
   Нагнувшись, Шеннон сунула руку в печку и решила, что жара недостаточно. Она подбросила дров, отрезала несколько кусков от окорока, висевшего в углу, положила их на сковородку и занялась бисквитами.
   Вскоре завтрак был готов. Шеннон подошла к окну и распахнула ставни. В хижину ворвались солнце, звуки и запахи занимающегося дня.
   – Бисквиты на подходе! – крикнула Шеннон Бичу. – Я сейчас принесу теплой воды!
   Ритмичные удары топора смолкли. Бич отошел от дерева. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что бисквиты поспеют раньше, чем он повалит дерево. Легким и точным движением он глубоко вонзил топор в ствол.
   Бросив взгляд через плечо, он увидел в окне улыбающуюся Шеннон. В руке у нее была гребенка; быстрыми движениями она расчесывала волосы, словно торопясь поскорее завершить это скучное занятие.
   Утреннее солнце выкрасило волосы Шеннон в сочный густой цвет осенних листьев с золотистым и багряным отливом.
   "В один прекрасный день я сам расчешу эти роскошные волосы, – мысленно поклялся Бич. – Это будет скоро, очень скоро.
   Твои волосы будут нежными и горячими, как огонь, пробегающий в моих пальцах… Но нет ничего нежней и горячей, чем желанный женский цветок, скрытый между твоими бедрами.
   Он расцветет для меня, сладкая девочка. Я уверен в этом так, как никогда ни в чем не был уверен.
   Но прежде мне нужно обуздать твоего дьявольского пса и при этом не напугать тебя до смерти".
   – Я иду! – откликнулся Бич, не переставая думать о Красавчике. Пес был камнем преткновения для Бича. Будучи волком лишь наполовину, по темпераменту Красавчик был настоящий хищник. Несмотря на все усилия Бича, зверь не желал относиться к нему иначе как к незваному гостю. Несколько раз Бич был на грани того, чтобы преподать суровый урок злобно рычащему псу, поскольку, по всей видимости, Красавчик был способен воспринять от мужчины только такой урок.
   Зверь должен был почувствовать страх.
   Бич знал, что это заложено в волчьей натуре – уступать только силе. После того как он убедится в превосходстве Бича, придет уважение, а затем можно будет показать Красавчику, что не все мужчины плохо обращаются с псом-полукровкой с глазами дикого волка.
   Со временем Красавчик не просто признает Бича, но и станет так же доверять и служить ему, как доверяет и служит девушке, которая нашла его на дороге избитым до полусмерти.
   Бичу требовалось лишь время.
   «Сколько же у меня времени до того момента, когда солнечный восход снова позовет меня в путь?»
   На этот безмолвный вопрос у Бича не было ответа, потому что, когда им внезапно овладевала жажда странствий, он складывал пожитки и отправлялся в путь. И никогда не возвращался на одно и то же место.
   Солнечный восход звал его в новую страну только один раз.
   Прежде чем Бич покинет долину Эго, он хотел быть уверен, что хижина Шеннон в полном порядке, кладовка полна продуктов, а штабеля дров доходят до верха крыши! Он всегда так делал, когда на его пути встречались благожелательные вдовушки, даже если женщины всего лишь готовили ему еду, штопали рубашки да делились с ним теплом своих кухонь.
   Здешний мир был суровым местом для одинокой женщины, и Бич понимал это как никто другой. Именно по этой причине в его воображении постоянно возникала сцена: Шеннон лежит, придавленная деревом, она получила ушибы, она одна на много миль вокруг – и никто ей не поможет и даже не знает, что ей нужна помощь.
   "Она вдова, независимо от того, признает ли она это или нет. От этого не уйдешь. Черт побери, да она даже и не пытается изображать из себя замужнюю! Она пялит на меня глаза, словно никогда раньше не видела мужчину.
   Да, кажется, и я сам смотрю на нее так, будто это первая женщина, которую я встретил".
   Нахмурившись, Бич стянул кожаные рукавицы, сунул их в задний карман и поднял кнут, как всегда лежавший в пределах его досягаемости. Пока он шел к хижине, из ближнего леска выскочил Красавчик и злобно зарычал.
   – Доброе утро, злющий ты сукин сын, – дружелюбно сказал Бич.
   – Красавчик, прекрати! – крикнула из хижины Шеннон.
   Однако пес зарычал даже громче.
   Шеннон выбежала из двери. Присобранные в косы волосы вырвались из ее рук и рассыпались по вылинялой, некогда голубой фланелевой рубашке. Контраст между тусклой поношенной материей и ярким шелком ее волос потряс Бича.
   – Прекрати! – скомандовала Шеннон, глядя в желтые глаза пса.
   Бросив напоследок хищный взгляд на Бича, пес с явной неохотой повиновался хозяйке.
   Продолжая держать Красавчика в поле зрения, Бич взглянул на миску с горячей водой, которую приготовила
   Для него Шеннон. Складная бритва лежала рядом с миской, там же находились мыло и чистая цветастая тряпка, служащая полотенцем. Наклонившись к воде, он ощутил ставший уже знакомым запах мяты.
   Бич испытал прилив желания, все мышцы его напряглись. Он сделал глубокий, медленный вдох, затем другой. Напряжение отпустило его, но сила испытанного возбуждения стала своего рода предупреждением. Ни одну женщину он не хотел так, как Шеннон Коннер Смит.
   Разумом Бич понимал, что его возрастающее влечение к Шеннон чревато серьезными последствиями и сейчас самый лучший для него выход – собрать вещи и двинуться дальше. Ничем, кроме жестокого разочарования, не может кончиться роман между одержимым духом странствий мужчиной и молодой девушкой, которая смотрит на него мечтательным взглядом.
   Однако с некоторых пор Бич перестал внимать голосу разума и совести. Его звало и манило тело Шеннон. И пока он не допьет до последней капли это хмельное вино страсти, он не уйдет.
   У него нет сил.
   "Я хочу ее.
   И никто меня в этом не остановит – я буду обладать ею".
   Пришедшая мысль ужаснула Бича. За последние десять дней в нем произошла эволюция – обычное мужское желание переросло в нечто более глубокое, в какое-то наваждение, в страсть, которую можно утолить, лишь погрузившись в тело Шеннон.
   Подобные мысли неизбежно вызывали определенную реакцию в его теле. Чертыхнувшись про себя, Бич взбил из мыла пену и намазал лицо. Он начал бриться, время от времени заглядывая в специальное крохотное зеркальце.
   Шеннон зачарованно наблюдала за ним.
   – Такое впечатление, что вы никогда не видели, как бреется мужчина, – нарушил молчание Бич, с одной стороны, польщенный вниманием, с другой – чувствуя некоторое раздражение. Восхищение, которое читалось в неотрывно глядящих на него синих глазах, снова подействовало возбуждающе.
   – Молчаливый Джон носил бороду, – объяснила Шеннон.
   Бич хмыкнул, снял пену с лезвия бритвы:
   – Вы всегда говорите о нем в прошедшем времени.
   – О ком?
   – О вашем муже.
   Шеннон открыла было рот, затем закрыла его и поежилась, словно ей было холодно.
   – Буду впредь осторожней, – пообещала она. – Эти Калпепперы страшно наглые.
   – Вы считаете, что Молчаливый Джон умер.
   Хотя это и не было вопросом в полном смысле слова,
   Шеннон поняла, что ответ очень интересует Бича.
   – Скорее всего я не увижу больше Молчаливого Джона, – призналась она негромко. Затем, словно встрепенувшись, добавила погромче: