Страница:
Каждая выигранная на маневрах секунда может на метр приблизить нас к победе в гонках на Кубок «Америки». Именно этот метр призваны дать нам «велосипеды» папы Билла.
– Жаль мне братьев Таннберг, – задумчиво произнес Георг.
– В самом деле? – ухмыльнулся Мартин. – Натрут себе мозоли на седалище, а не на ладонях, вот и вся разница.
– На «Леди» будут такие же велосипеды? – спросил я.
– Так точно, сэр! – кивнул Мартин.
Тут и я с сочувствием подумал о Яне и Пере Таннбергах. Придется им часами крутить педали под палубой, не видя, что происходит наверху.
Но в борьбе за Кубок «Америки» чувства экипажа не играли роли, главное – чей форштевень первым пересечет линию финиша. Для Билла Маккэя это было яснее ясного. И мы тоже начали свыкаться с этой мыслью.
11
12
– Жаль мне братьев Таннберг, – задумчиво произнес Георг.
– В самом деле? – ухмыльнулся Мартин. – Натрут себе мозоли на седалище, а не на ладонях, вот и вся разница.
– На «Леди» будут такие же велосипеды? – спросил я.
– Так точно, сэр! – кивнул Мартин.
Тут и я с сочувствием подумал о Яне и Пере Таннбергах. Придется им часами крутить педали под палубой, не видя, что происходит наверху.
Но в борьбе за Кубок «Америки» чувства экипажа не играли роли, главное – чей форштевень первым пересечет линию финиша. Для Билла Маккэя это было яснее ясного. И мы тоже начали свыкаться с этой мыслью.
11
День десятого апреля начался хмурым рассветом. Но часам к девяти ветер потеснил пасмурную пелену, над морем открылось чистое синее небо, и лучезарное солнце приветствовало «Папенькиных мальчиков» и «Маменькиных сынков».
Старый заслуженный «Гранд-Отель» вновь оживал после зимней спячки по мере того, как один за другим члены экипажей занимали свои номера.
Мы с хозяином гостиницы Андерсом стояли у входа, переговариваясь, когда появился Мартин Графф с огромным чемоданом. Следом шагали братья Таннберг, тоже основательно нагруженные.
– Повезло нам, что у вас здесь в Марстранде такие мощные носильщики, – пророкотал Ян Таннберг, кивая на кряхтящего Мартина.
– Я пытался спрятаться, но меня выследили, – простонал тот.
– С нас стопочка за труды, – расхохотался Пер Таннберг.
– У меня в номере и без вас есть что выпить.
– Тем лучше – через пять минут наведаемся к тебе, – решил Пер. – Присоединяйся, Морган, мы отоварились в самолете.
– Спасибо, с удовольствием, – сказал я.
В самом деле, не мешало отметить встречу.
– Захвати свой стакан, – посоветовал Мартин. – У меня плохо с посудой.
Окна его номера смотрели во двор, за которым метрах в двадцати возвышалась облупившаяся деревянная стена флигеля. В остальном обитель Мартина ничем не отличалась от моей. Те же светлые полотняные шторы, на кровати – коричневое покрывало.
На покрывале лежала новая фуфайка Мартина. В этом году она была красного цвета, с черной цифрой. Старые фуфайки износились, и каждому из нас вручили обновку.
– Наверно, Билл выбрал красный цвет, чтобы на фуфайках не так видны были пятна крови, пота и слез, – предположил Ян Таннберг, наливая мне добрую порцию виски.
Мы пригубили беспошлинный самолетный алкоголь. Годится…
Я обнаружил, что забыл свои сигареты.
– У тебя найдется сигарета, Мартин? Мои остались в номере.
– Возьми на письменном столе.
В пепельнице на письменном столе лежала начатая пачка. Я подошел, извлек одну сигарету. Закуривая, остановил свой взгляд на аккуратно сложенных рядом билетах тотализатора. Полсотни пятидесятикроновых билетов ипподрома Обю. Мартин явно не скупился на ставки.
– Выиграл что-нибудь? – спросил я.
– Ничегошеньки, – ответил он, пожимая плечами.
– Билл все такой же? – справился Ян Таннберг.
– Ни капельки не изменился, – сказал я.
Мы чокнулись еще раз. Приятно было вновь очутиться в компании своих товарищей по парусу.
Во второй половине дня, когда подошло время обеда, оба экипажа были уже в полном составе. Мы сердечно приветствовали друг друга легкими тумаками, ехидно отмечая, что за время рождественских каникул грудные мышцы явно сползли вниз, в область пупа.
Андерс и Ева предложили нам жареную солею. Царское блюдо, к которому за счет фирмы было подано отличное белое вино.
Билл к каждому подошел с приветственным словом. Даже угрюмая физиономия Ханса Фоха не могла омрачить общее приподнятое настроение. Наша братия была в полном сборе. Если на первых порах мы являли собой кучку индивидуалистов с богемными наклонностями, то месяцы напряженной работы на «Конни» сплотили нас.
Билл занял свою любимую позу, прислонясь спиной к стойке бара.
– Итак, парни, мы снова вместе – Долгая пауза после вступительной фразы придала его словам особенную торжественность.
– Завтра в восемь утра начинаем вкалывать. Если в прошлом году кому-то было тяжело, могу вас утешить – это была детская забава перед тем, что нам предстоит в этом году до переезда через океан. В утреннюю смену «Папенькины мальчики» пойдут со мной на «Викинг Леди». Петер и «Маменькины сынки» – на «Конни». В восемь утра обе яхты должны быть готовы к выходу в море. Перед тем Петер, Георг и Морган собираются у меня на короткую оперативку. Вопросы есть?
Билл обвел нас взглядом.
– Что я говорил про фуфайки, – тихо пробурчал Ян Таннберг.
– Черт подери, – добавил его брат.
– Не понял? – сказал Билл, прислушиваясь.
– Фуфайки, – громко повторил Ян. – Фуфайки надевать?
– Конечно. Во время тренировок непременно надевать новые фуфайки. Больше вопросов нет? Тогда разбежались. Завтра нам предстоит напряженный лень.
Билл Маккэй одним махом погасил веселое настроение нашей ватаги. Чувствовалось, что теперь все будет серьезнее, чем прошлым летом.
Я поднялся в свой номер, лег и накрылся одеялом с головой.
Когда мы рано утром пришли в номер Билла на оперативку, на нем уже была красная фуфайка с цифрой «1». Он тотчас приступил к инструктажу:
– Сегодня отрабатываем лавировку курсом бейдевинд. Петер, ты ведешь «Конни» попеременно левым и правым галсами, по десяти минут на каждый галс, до поворота оверштаг. Я пойду на ветру на таком расстоянии, чтобы не мешать тебе. Сопоставим ход «Леди» и «Конни» на бейдевинде… Выжми из «Конни» максимум, но не переусердствуй. У тебя есть вопросы?
Петер покачал головой и записал что-то в своем блокноте.
– Морган и Георг, – продолжал Билл. – С сегодняшнего дня вы должны особенно тщательно настраивать паруса. Для подготовки «Леди» к гонкам надо полностью использовать тягу вооружения обеих яхт.
Мы с Георгом кивнули: разумеется, будем глядеть в оба.
Когда мы спустились в гавань, остальные члены экипажей уже подготовили лодки. Поодаль дрейфовал «Бустер», пыхтя машиной вхолостую. Билл помахал рукой Кронпринцу, чтобы подошел ближе.
– Выводи сперва «Конни» и отпусти ее, когда поставят грот!..– крикнул он. – Потом возвращайся за нами!
Кронпринц показал, что все понял, и подвел «Бустера» к носу «Конни», чтобы «Маменькины сынки» могли принять конец для буксировки.
– Наша корма блестит как зеркало – увидите свои мерзкие рожи, когда мы будем вас обгонять!
– Вы не забыли запастись пилюлями от морской болезни?
– Не промочите ноги, а то еще простудитесь!
Под град ехидных реплик «Конни» отошла от пристани, увлекаемая буксирным тросом. На полпути к выходу из гавани экипаж поднял грот. Задняя шкаторина затрепетала на ветру. «Конни» была готова к поединку с морской стихией за маяком «Отче Наш».
– О'кей, парни… – начал Билл. – От вас требуется вложить все силы в тренировку. Каждый знает, ради чего мы стараемся. Недаром здесь отобраны поштучно лучшие яхтсмены Скандинавии. Вот и подтвердите свой класс. У нас есть общая черта: мы не выносим, чтобы нас обгоняли. Вы готовы к борьбе?
– Готовы!..– грянул дружный ответ.
Таким образом, тренировка началась с накачки. Мы приготовились дать бой «Конни».
– Тогда пошли и утрем им нос, – сказал Билл. «Бустер» уже возвращался за нами. Велико было наше волнение. Как-то поведет себя «Викинг Леди»?
Марстрандский фьорд встретил нас слабым вестом. Подходящий ветер для почина. Наши собственные шарниры успели заржаветь за полгода, но мы не могли рассчитывать на снисхождение. С первой минуты Били нагрузит нас так, будто с нашей формой все в порядке.
Шкотовые под палубой присматривались к новым лебедкам.
– Расскажи я в Гельсингфорсском яхт-клубе, что боролся на велосипеде за Кубок «Америки», никто не поверит, – заметил Ян Таннберг.
– Ты еще не в Америке, – напомнил ему Билл.
«Конни» описывала широкие круги в ожидании «Леди». Мы выбрали шкоты ослепительно белого генуэзского стакселя, «Леди» накренилась влево и пошла быстрее. Шипела, вырастая, носовая волна.
– Номер два, проверить углы стакселя! – скомандовал Билл.
Я выскочил на палубу и провел взглядом вдоль задней шкаторины новехонького паруса. «Пузо» вверху было чуть великовато.
– Шкотовый угол надо подать вперед на тридцать сантиметров!
– Выполняй, – сказал Билл. – Номер девять поможет.
– Номер девять – давай, помогай! – крикнул я. Чиннмарк с большой черной девяткой на красной фуфайке не тронулся с места. Не слышит, что ли? Или забыл свой номер?
– Номер девять, помоги мне с талями! – повторил я.
Никакой реакции. Чиннмарк сидел на палубе, ухватившись руками за бугель. Глаза его остекленели, лицо побледнело, челюсти были крепко сжаты.
– Чиннмарк, ты заболел? – спросил я.
Все уставились на девятку. Чиннмарк молчал.
– Ты что – не слышишь? Чиннмарк! – Я дернул его за руку.
– Лодка тонет!.. Она нас утопит… Всем нам каюк!..– выпалил он пронзительным голосом, ошалело глядя на меня.
– Успокойся!
– Она тонет… тонет!..
– Успокойся… Лодка не думает тонуть. – Я крепче сжал его руку.
– Как ты не видишь!.. Она тонет… тонет… Держась за бугель, Чиннмарк с ужасом уставился на омывающую форштевень «Леди» носовую волну. Он явно был на грани нервного срыва. Я растерянно поглядел на Билла.
– Сейчас вода захлестнет палубу… яхта потащит нас в пучину!..
Все тело Чиннмарка била дрожь.
– В каюту его! – крикнул Билл. – Номера третий, четвертый и пятый – помогите номеру второму увести девятку!
– Только не под палубу!.. Только не в каюту!..– отчаянно завопил Чиннмарк.
Мартин, Эрик и один из братьев Таннберг поднялись на палубу, чтобы помочь мне.
– Отпусти бугель и пойдем с нами, – сказал Мартин. – Что это на тебя нашло?
– Не уводите меня под палубу… не уводите! – кричал Чиннмарк.
Мы глядели на него, не зная, что предпринять. Нелепая ситуация – жуткая и нереальная. Море кругом совершенно спокойное, только легкая рябь…
– Оторвите вы его от этого бугеля! – Голос Билла посуровел.
Мартин крепко стиснул обе руки Чиннмарка. В истерике тот откинулся назад и стал отбиваться ногами. Один пинок пришелся в грудь Мартину, так что он шлепнулся на палубу. От удара спиной о настил у него перехватило дыхание.
– Да он совсем взбесился к чертям! – крикнул Эрик Турселль, обхватывая Чиннмарка сзади борцовским приемом.
Пер Таннберг рывком опустился на колени и стиснул железной хваткой ноги Чиннмарка, а я силой разжал его пальцы, цепляющиеся за стальной бугель.
– Готово!..– крикнул Мартин. – Да прижмите его покрепче к палубе, чтобы не лягался так, черт дери!
Билл привел «Леди» в левентик, и яхта пошла против ветра с заполаскивающими парусами.
– Номер шесть, становись на руль, – спокойно распорядился Билл. – Держи этот курс.
Ян Таннберг поднялся в кокпит и взял штурвал. Билл встал, расставив ноги, у левого борта и замахал над головой руками, сигналя «Бустеру», который покачивался на волне под ветром у «Леди».
– Эй, на «Бустере»!.. Эгей!..– крикнул он в рупор ладоней.
Чиннмарк перестал вырываться и лежал неподвижно, прижатый нами к палубе. Широко раскрытые глаза его испуганно вращались. В уголках рта белела пена.
– Не хочу тонуть… – всхлипывал он. Отзываясь на сигналы Билла, Кронпринц повел «Бустера» в нашу сторону.
– Что случилось? – прокричал он, сблизившись с «Леди».
– Придется вам везти девятку на берег, – сообщил Билл.
– Серьезная травма? – тревожно осведомился Кронпринц.
– У него припадок.
– Припадок? – Кронпринц не поверил своим ушам. – Это как же так, черт возьми?
– Должно быть, последствия того случая прошлой осенью, когда он чуть не пошел ко дну вместе с «Конни», – ответил Билл.
– Проклятие!
Мы все еще прижимали Чиннмарка к палубе. Кронпринц настороженно смотрел на нас.
– Он буйный?
– Теперь угомонился, – сказал я.
– Сейчас ты пойдешь на «Бустере» в Марстранд… – Билл увещевал Чиннмарка, словно ребенка. – Тебе нечего бояться.
Наклонясь, погладил беднягу по голове:
– Слышишь, что я говорю?
Чиннмарк слегка кивнул. Испуг в его глазах пропал. Мы отпустили хватку, и он осторожно встал. По лицу Чиннмарка было видно, какого усилия ему стоит держать себя в руках.
– Отдай кранец и прижимайся к нам, – велел Билл Кронпринцу.
Тот отозвался кивком, и Мона Лиза, молча стоявший за его спиной, свесил у сверкающего лаком правого борта «Бустера» большой кранец, обтянутый парусиной.
Взяв Чиннмарка под руку, Билл подвел его к левому борту яхты.
– Сможешь прыгнуть, когда «Бустер» прижмется к нам? – спросил Билл.
Чиннмарк рассеянно кивнул. Его била легкая дрожь, руки тряслись. Затаив дыхание, мы смотрели, как он заносит ногу для прыжка, но все обошлось хорошо. Чиннмарк тяжело опустился на сиденье в кормовом колодце «Бустера» и уставился на настил.
Мы молча проводили взглядом наш буксир, когда Кронпринц повел его контркурсом к северному входу в гавань.
– По местам, – распорядился Билл, снова берясь за штурвал.
– Жуть какая-то, – произнес Ян Таннберг.
– Вот уж от кого не ждал, – озадаченно молвил Эрик. – Чтобы Чиннмарк вел себя как перетрусивший ребенок…
– Так ведь осенью что пережил, – сказал я, вспоминая поведение Чиннмарка, когда его откачали после аварии «Конни».
– Потом обсудим, – вмешался Билл. – Стаксель-шкот выбрать!
«Папенькины мальчики» поспешили занять свои места. Хотя экипаж сократился на одного человека, надо было продолжать тренировку.
– Поехали, черт возьми! – Сочная английская речь Яна Таннберга с его певучим финским произношением сопровождалась звяканьем велосипедной цепи. Стаксель-шкот быстро намотался на лебедку, и боут ударился в блок.
– Выбрать грота-шкот, проверить шкотовые углы, «Конни» ждет нас. – Билл повел «Леди» в сторону ожидающего нас «зайца».
– Четвертый, подсоби мне с рельсом, подай наветренный блок вперед на тридцать сантиметров, – сказал я.
Эрик Турселль тотчас взялся за дело. Сам я наладил подветренный блок.
Билл подошел к «Конни» с наветренной стороны и привелся, когда мы оказались бок о бок.
Приближалось время старта, и хотя это была всего лишь тренировка, я волновался не меньше, чем во время настоящих состязаний.
– Сорок пять секунд, курс сто пятьдесят пять градусов, – громко доложил Мартин.
– Выбрать грота-шкот, полный ход, – сказал Билл.
Я энергично заработал руками. «Викинг Леди» накренилась и прибавила ход.
– Тридцать секунд.
– Двадцать пять.
– Двадцать.
– Пятнадцать.
– Десять… девять… восемь…
Под ветром от нас «Конни» с шипением разрезала волну.
– Пять… четыре… три… два… один – выстрел! – Последнее слово Мартин выкрикнул. Затем добавил: – Курс – сто пятьдесят три градуса.
– Всему экипажу откренивать, – негромко скомандовал Билл.
Только губы его шевелились, все внимание было сосредоточено на мелкой встречной волне и «пузе» стакселя. Происшествие с Чиннмарком – забыто. Сейчас его заботило одно: как развить наибольшую скорость.
– Экипаж – на наветренный борт!..– передал я команду Билла.
Уже через пять минут мы увидели, что «Конни» уходит от нас. Она шла круче к ветру и быстрее.
– Придется нам поработать, – сказал Билл. – «Леди» идет недостаточно круто.
Ответственный труд по настройке парусов шел полным ходом.
– Четвертый, опусти скобу грота-шкота на два деления, десятый, уменьшить просвет стакселя на десять сантиметров, – скомандовал я.
Ханс и Эрик не мешкая приступили к выполнению.
– Курс сто пятьдесят три градуса, – доложил Мартин. – Минута до поворота на другой галс.
Мы привелись чуть круче. То ли благодаря настройке парусов, то ли из-за перемены ветра – сразу не понять.
– Минута до поворота! – крикнул я.
– Приготовиться к повороту, – сказал Билл.
– «Конни» поворачивает, – доложил Мартин.
– Поворот, – скомандовал Билл.
Единоборство двух морских нимф продолжалось. Порой казалось, что «Леди» берет верх и мы настигаем «Конни». Но тут же она вновь уходила от нас. Сколько мы ни крутили, настраивая паруса во время этой первой тренировки, нам никак не удавалось поспевать за «Конни». С каждым новым галсом она все больше удалялась от нас. Я записывал все наши действия в блокнот, отмечая галочкой те, которые не производили заметного эффекта и не заслуживали плюсика.
Когда «Конни» уходила совсем уж далеко, экипаж потравливал шкоты и ждал, когда мы догоним. Чтобы тут же опять с дразнящей легкостью уйти вперед.
– Придется нам во время перерыва изменить проводку штагов, – заключил Билл.
– О'кей, – отозвался я, мысленно прощаясь с ленчем, и передал его команду остальным: – Во время перерыва продолжаем работу!..
Когда приблизилось время ленча, обе яхты пошли обратно в гавань. Что говорить, первая встреча «Леди» и «Конни» повергла нас в легкое уныние. С подавленным настроением возвратились мы к причалу.
– Я послежу, чтобы вам принесли поесть, – сказал Билл. И добавил с улыбкой, похлопав меня по плечу: – А уж вы постарайтесь прибавить «Леди» прыти к следующей лавировке.
После чего зашагал вверх к гостинице, к ожидающему его ленчу. Славный наш старина Билл…
Мы подали топ вперед и ослабили верхние ванты, чтобы мачта лучше гнулась. С помощью братьев Танн-берг я под палубой подал шпор на три дюйма вперед, чтобы «Леди» лучше приводилась к ветру.
Во время второй лавировки нам удалось, меняя натяжение вант и штагов, добиться того, что «Леди» метров на двадцать приблизилась к «Конни», сократив тем самым на одну шестую общий отрыв. И только. В конце десятиминутного галса «Конни» по-прежнему опережала нас на сто метров.
Сто метров – изрядный отрезок…
Чиннмарк не спустился к обеду. Заглянув к нему в номер, я увидел, что он лежит на кровати, уставившись в потолок.
– Как самочувствие? – спросил я.
– Паршиво… Не понимаю, что на меня нашло, – тихо ответил он.
– С кем не бывает.
– Все равно не понимаю, – еле слышно произнес Чиннмарк, отворачиваясь к стене.
– Пройдет… Скоро будешь в полном порядке опять, – сказал я.
Он промолчал. Я оставил его. В тот же вечер у Билла и Чиннмарка состоялся разговор один на один.
На другой день Чиннмарк спустился, неся свои чемоданы, и в столовой сел за отдельный столик. Молча позавтракал. Нам всем было не по себе. Перед тем как спуститься на пристань, мы попрощались с ним. Он вяло, без слов, отвечал на наши рукопожатия, только раз-другой попытался улыбнуться. И мне снова вспомнилась песенка про десять негритят.
Следующие тренировки на этой неделе проходили успешно, «Леди» все ближе подбиралась к «Конни». Мы крутили, изменяли, настраивали, и метр за метром разрыв сокращался. Под конец проигрывали только тридцать метров на десятиминутном галсе.
– Черт бы побрал эти тридцать метров – тягучие, словно жвачка… – уныло произнес я спустя еще несколько дней, когда мы снова и снова передвигали мачту и меняли натяжение штагов, а отрыв не сократился ни на один сантиметр.
– Не сдавайся, Морган, – подбадривал меня Билл. – Не забывай, что мы состязаемся с 12,5-метровкой. «Леди» еще покажет себя.
Все разговоры «Маменькиных сынков» и «Папенькиных мальчиков» в эти дни вращались исключительно вокруг одной темы: как прибавить прыти «Леди». В предложениях недостатка не было.
И вот две недели спустя настал долгожданный день. В один прекрасный, дождливый, ветреный, холодный, во всех отношениях отвратительный вторник «Леди» Моны Лизы под водительством Билла обошла «Конни». На борту «Викинг Леди» началось нечто вроде буйной пляски пьяных викингов после кровавого жертвоприношения.
– Наша взяла!
– Мы идем быстрее!
– Наконец!
Билл ничего не сказал, но уголки его рта раздвинула такая широкая улыбка, что спичка улетела в море, оставшись без опоры. Мы прыгали и орали, давая выход своей радости, словно десятилетние мальчишки.
Галс за галсом Биллу удавалось повторить успех. Никакого сомнения, наша лодка шла быстрее «Конни». Билл малость смутился, когда счастливые братья Танн-берг кинулись его обнимать.
– Не говори «гоп», пока черта не перепрыгнул… – сказал он.
– Уже перепрыгнули, на несколько корпусов, – возразил Ян.
– Это еще надо посмотреть, – заключил Билл Маккэй.
На другой день мы поняли, что он подразумевал. На доске объявлений в вестибюле гостиницы появился новый текст:
Билл вышел в море на «Конни» суровый и сосредоточенный. Тщательно проверил все детали рангоута и такелажа. Ворчливо отметил кое-какие мелкие погрешности, пока мы готовились к встрече с «Леди», на которой работали «Маменькины сынки» во главе с Петером Хольмом.
Если накануне, когда нам наконец удалось обойти «Конни», Билл озарил наши души радостью, то теперь он не менее эффективно сумел ее притушить. Под его управлением «Конни» шутя обошла «Леди», и снова между лодками возник тот самый тридцатиметровый разрыв. Проклятие! Значит – опять вкалывать, занимаясь настройкой парусов.
– Папочка свое дело знает… – с нескрываемым восхищением прошептал Мартин.
Благодаря мастерству нашего рулевого «Конни» опять шла быстрее, чем «Леди» под командой Петера. На сей раз переиначенная Биллом поговорка не требовала специальных пояснений:
– Вот что бывает, парни, когда судишь по масти о недоделанной собаке!..
В конце мая мы наконец могли сказать себе, что дело сделано. Трижды в разную погоду Билл менял лодки, и ни разу «Конни» не смогла обойти «Леди». Лучшего доказательства того, что «Викинг Леди» быстрее на лавировке, нельзя было получить.
К этому времени мы больше месяца прилежно подгоняли тысячу и одну деталь. До чего же приятно было видеть, что «Леди» обрела боевую готовность. Какой бы ветер ни дул над Марстрандским фьордом, какой бы ни была волна, на все случаи у нас были отработаны нужные маневры. Во время очередных поединков «Леди» уже после двух-трех галсов уходила от 12,5-метровки «Конни».
– Я знал, что все будет в порядке… – пробурчал Билл. – Точно знал. Хорошо поработано, Морган.
– Скажи спасибо Моне Лизе и Анетте, – ответил я. – Без их съемок мы бы не справились.
Раз за разом изучая ленты, на которых были запечатлены наши тренировки, я находил новые варианты, когда казалось, что больше невозможно что-либо придумать.
– Все равно молодцом, Морган, – сказал Билл.
Слегка смущенный похвалой, я перелистал свою записную книжку. Для непосвященного она была испещрена таинственными иероглифами, мне же они говорили все о поведении «Викинг Леди» при ветрах различной силы.
Двадцатого мая, вернувшись после долгого трудового дня к причалу, мы увидели на набережной две знакомых фигуры. Сэлли и Артур Стефенс вновь удостоили Марстранд своим присутствием. Состоялся сердечный обмен рукопожатиями с каждым из нашей компании.
– Мы всю зиму так по вас скучали, – заверили нас американские друзья.
С их появлением в гостинице воцарилась особая атмосфера. Словно лето началось всерьез – и с ним каторжная работа. Спиртное приобрело более американский оттенок. Не вкусом, а количеством. Против чего мы вовсе не возражали.
Старый заслуженный «Гранд-Отель» вновь оживал после зимней спячки по мере того, как один за другим члены экипажей занимали свои номера.
Мы с хозяином гостиницы Андерсом стояли у входа, переговариваясь, когда появился Мартин Графф с огромным чемоданом. Следом шагали братья Таннберг, тоже основательно нагруженные.
– Повезло нам, что у вас здесь в Марстранде такие мощные носильщики, – пророкотал Ян Таннберг, кивая на кряхтящего Мартина.
– Я пытался спрятаться, но меня выследили, – простонал тот.
– С нас стопочка за труды, – расхохотался Пер Таннберг.
– У меня в номере и без вас есть что выпить.
– Тем лучше – через пять минут наведаемся к тебе, – решил Пер. – Присоединяйся, Морган, мы отоварились в самолете.
– Спасибо, с удовольствием, – сказал я.
В самом деле, не мешало отметить встречу.
– Захвати свой стакан, – посоветовал Мартин. – У меня плохо с посудой.
Окна его номера смотрели во двор, за которым метрах в двадцати возвышалась облупившаяся деревянная стена флигеля. В остальном обитель Мартина ничем не отличалась от моей. Те же светлые полотняные шторы, на кровати – коричневое покрывало.
На покрывале лежала новая фуфайка Мартина. В этом году она была красного цвета, с черной цифрой. Старые фуфайки износились, и каждому из нас вручили обновку.
– Наверно, Билл выбрал красный цвет, чтобы на фуфайках не так видны были пятна крови, пота и слез, – предположил Ян Таннберг, наливая мне добрую порцию виски.
Мы пригубили беспошлинный самолетный алкоголь. Годится…
Я обнаружил, что забыл свои сигареты.
– У тебя найдется сигарета, Мартин? Мои остались в номере.
– Возьми на письменном столе.
В пепельнице на письменном столе лежала начатая пачка. Я подошел, извлек одну сигарету. Закуривая, остановил свой взгляд на аккуратно сложенных рядом билетах тотализатора. Полсотни пятидесятикроновых билетов ипподрома Обю. Мартин явно не скупился на ставки.
– Выиграл что-нибудь? – спросил я.
– Ничегошеньки, – ответил он, пожимая плечами.
– Билл все такой же? – справился Ян Таннберг.
– Ни капельки не изменился, – сказал я.
Мы чокнулись еще раз. Приятно было вновь очутиться в компании своих товарищей по парусу.
Во второй половине дня, когда подошло время обеда, оба экипажа были уже в полном составе. Мы сердечно приветствовали друг друга легкими тумаками, ехидно отмечая, что за время рождественских каникул грудные мышцы явно сползли вниз, в область пупа.
Андерс и Ева предложили нам жареную солею. Царское блюдо, к которому за счет фирмы было подано отличное белое вино.
Билл к каждому подошел с приветственным словом. Даже угрюмая физиономия Ханса Фоха не могла омрачить общее приподнятое настроение. Наша братия была в полном сборе. Если на первых порах мы являли собой кучку индивидуалистов с богемными наклонностями, то месяцы напряженной работы на «Конни» сплотили нас.
Билл занял свою любимую позу, прислонясь спиной к стойке бара.
– Итак, парни, мы снова вместе – Долгая пауза после вступительной фразы придала его словам особенную торжественность.
– Завтра в восемь утра начинаем вкалывать. Если в прошлом году кому-то было тяжело, могу вас утешить – это была детская забава перед тем, что нам предстоит в этом году до переезда через океан. В утреннюю смену «Папенькины мальчики» пойдут со мной на «Викинг Леди». Петер и «Маменькины сынки» – на «Конни». В восемь утра обе яхты должны быть готовы к выходу в море. Перед тем Петер, Георг и Морган собираются у меня на короткую оперативку. Вопросы есть?
Билл обвел нас взглядом.
– Что я говорил про фуфайки, – тихо пробурчал Ян Таннберг.
– Черт подери, – добавил его брат.
– Не понял? – сказал Билл, прислушиваясь.
– Фуфайки, – громко повторил Ян. – Фуфайки надевать?
– Конечно. Во время тренировок непременно надевать новые фуфайки. Больше вопросов нет? Тогда разбежались. Завтра нам предстоит напряженный лень.
Билл Маккэй одним махом погасил веселое настроение нашей ватаги. Чувствовалось, что теперь все будет серьезнее, чем прошлым летом.
Я поднялся в свой номер, лег и накрылся одеялом с головой.
Когда мы рано утром пришли в номер Билла на оперативку, на нем уже была красная фуфайка с цифрой «1». Он тотчас приступил к инструктажу:
– Сегодня отрабатываем лавировку курсом бейдевинд. Петер, ты ведешь «Конни» попеременно левым и правым галсами, по десяти минут на каждый галс, до поворота оверштаг. Я пойду на ветру на таком расстоянии, чтобы не мешать тебе. Сопоставим ход «Леди» и «Конни» на бейдевинде… Выжми из «Конни» максимум, но не переусердствуй. У тебя есть вопросы?
Петер покачал головой и записал что-то в своем блокноте.
– Морган и Георг, – продолжал Билл. – С сегодняшнего дня вы должны особенно тщательно настраивать паруса. Для подготовки «Леди» к гонкам надо полностью использовать тягу вооружения обеих яхт.
Мы с Георгом кивнули: разумеется, будем глядеть в оба.
Когда мы спустились в гавань, остальные члены экипажей уже подготовили лодки. Поодаль дрейфовал «Бустер», пыхтя машиной вхолостую. Билл помахал рукой Кронпринцу, чтобы подошел ближе.
– Выводи сперва «Конни» и отпусти ее, когда поставят грот!..– крикнул он. – Потом возвращайся за нами!
Кронпринц показал, что все понял, и подвел «Бустера» к носу «Конни», чтобы «Маменькины сынки» могли принять конец для буксировки.
– Наша корма блестит как зеркало – увидите свои мерзкие рожи, когда мы будем вас обгонять!
– Вы не забыли запастись пилюлями от морской болезни?
– Не промочите ноги, а то еще простудитесь!
Под град ехидных реплик «Конни» отошла от пристани, увлекаемая буксирным тросом. На полпути к выходу из гавани экипаж поднял грот. Задняя шкаторина затрепетала на ветру. «Конни» была готова к поединку с морской стихией за маяком «Отче Наш».
– О'кей, парни… – начал Билл. – От вас требуется вложить все силы в тренировку. Каждый знает, ради чего мы стараемся. Недаром здесь отобраны поштучно лучшие яхтсмены Скандинавии. Вот и подтвердите свой класс. У нас есть общая черта: мы не выносим, чтобы нас обгоняли. Вы готовы к борьбе?
– Готовы!..– грянул дружный ответ.
Таким образом, тренировка началась с накачки. Мы приготовились дать бой «Конни».
– Тогда пошли и утрем им нос, – сказал Билл. «Бустер» уже возвращался за нами. Велико было наше волнение. Как-то поведет себя «Викинг Леди»?
Марстрандский фьорд встретил нас слабым вестом. Подходящий ветер для почина. Наши собственные шарниры успели заржаветь за полгода, но мы не могли рассчитывать на снисхождение. С первой минуты Били нагрузит нас так, будто с нашей формой все в порядке.
Шкотовые под палубой присматривались к новым лебедкам.
– Расскажи я в Гельсингфорсском яхт-клубе, что боролся на велосипеде за Кубок «Америки», никто не поверит, – заметил Ян Таннберг.
– Ты еще не в Америке, – напомнил ему Билл.
«Конни» описывала широкие круги в ожидании «Леди». Мы выбрали шкоты ослепительно белого генуэзского стакселя, «Леди» накренилась влево и пошла быстрее. Шипела, вырастая, носовая волна.
– Номер два, проверить углы стакселя! – скомандовал Билл.
Я выскочил на палубу и провел взглядом вдоль задней шкаторины новехонького паруса. «Пузо» вверху было чуть великовато.
– Шкотовый угол надо подать вперед на тридцать сантиметров!
– Выполняй, – сказал Билл. – Номер девять поможет.
– Номер девять – давай, помогай! – крикнул я. Чиннмарк с большой черной девяткой на красной фуфайке не тронулся с места. Не слышит, что ли? Или забыл свой номер?
– Номер девять, помоги мне с талями! – повторил я.
Никакой реакции. Чиннмарк сидел на палубе, ухватившись руками за бугель. Глаза его остекленели, лицо побледнело, челюсти были крепко сжаты.
– Чиннмарк, ты заболел? – спросил я.
Все уставились на девятку. Чиннмарк молчал.
– Ты что – не слышишь? Чиннмарк! – Я дернул его за руку.
– Лодка тонет!.. Она нас утопит… Всем нам каюк!..– выпалил он пронзительным голосом, ошалело глядя на меня.
– Успокойся!
– Она тонет… тонет!..
– Успокойся… Лодка не думает тонуть. – Я крепче сжал его руку.
– Как ты не видишь!.. Она тонет… тонет… Держась за бугель, Чиннмарк с ужасом уставился на омывающую форштевень «Леди» носовую волну. Он явно был на грани нервного срыва. Я растерянно поглядел на Билла.
– Сейчас вода захлестнет палубу… яхта потащит нас в пучину!..
Все тело Чиннмарка била дрожь.
– В каюту его! – крикнул Билл. – Номера третий, четвертый и пятый – помогите номеру второму увести девятку!
– Только не под палубу!.. Только не в каюту!..– отчаянно завопил Чиннмарк.
Мартин, Эрик и один из братьев Таннберг поднялись на палубу, чтобы помочь мне.
– Отпусти бугель и пойдем с нами, – сказал Мартин. – Что это на тебя нашло?
– Не уводите меня под палубу… не уводите! – кричал Чиннмарк.
Мы глядели на него, не зная, что предпринять. Нелепая ситуация – жуткая и нереальная. Море кругом совершенно спокойное, только легкая рябь…
– Оторвите вы его от этого бугеля! – Голос Билла посуровел.
Мартин крепко стиснул обе руки Чиннмарка. В истерике тот откинулся назад и стал отбиваться ногами. Один пинок пришелся в грудь Мартину, так что он шлепнулся на палубу. От удара спиной о настил у него перехватило дыхание.
– Да он совсем взбесился к чертям! – крикнул Эрик Турселль, обхватывая Чиннмарка сзади борцовским приемом.
Пер Таннберг рывком опустился на колени и стиснул железной хваткой ноги Чиннмарка, а я силой разжал его пальцы, цепляющиеся за стальной бугель.
– Готово!..– крикнул Мартин. – Да прижмите его покрепче к палубе, чтобы не лягался так, черт дери!
Билл привел «Леди» в левентик, и яхта пошла против ветра с заполаскивающими парусами.
– Номер шесть, становись на руль, – спокойно распорядился Билл. – Держи этот курс.
Ян Таннберг поднялся в кокпит и взял штурвал. Билл встал, расставив ноги, у левого борта и замахал над головой руками, сигналя «Бустеру», который покачивался на волне под ветром у «Леди».
– Эй, на «Бустере»!.. Эгей!..– крикнул он в рупор ладоней.
Чиннмарк перестал вырываться и лежал неподвижно, прижатый нами к палубе. Широко раскрытые глаза его испуганно вращались. В уголках рта белела пена.
– Не хочу тонуть… – всхлипывал он. Отзываясь на сигналы Билла, Кронпринц повел «Бустера» в нашу сторону.
– Что случилось? – прокричал он, сблизившись с «Леди».
– Придется вам везти девятку на берег, – сообщил Билл.
– Серьезная травма? – тревожно осведомился Кронпринц.
– У него припадок.
– Припадок? – Кронпринц не поверил своим ушам. – Это как же так, черт возьми?
– Должно быть, последствия того случая прошлой осенью, когда он чуть не пошел ко дну вместе с «Конни», – ответил Билл.
– Проклятие!
Мы все еще прижимали Чиннмарка к палубе. Кронпринц настороженно смотрел на нас.
– Он буйный?
– Теперь угомонился, – сказал я.
– Сейчас ты пойдешь на «Бустере» в Марстранд… – Билл увещевал Чиннмарка, словно ребенка. – Тебе нечего бояться.
Наклонясь, погладил беднягу по голове:
– Слышишь, что я говорю?
Чиннмарк слегка кивнул. Испуг в его глазах пропал. Мы отпустили хватку, и он осторожно встал. По лицу Чиннмарка было видно, какого усилия ему стоит держать себя в руках.
– Отдай кранец и прижимайся к нам, – велел Билл Кронпринцу.
Тот отозвался кивком, и Мона Лиза, молча стоявший за его спиной, свесил у сверкающего лаком правого борта «Бустера» большой кранец, обтянутый парусиной.
Взяв Чиннмарка под руку, Билл подвел его к левому борту яхты.
– Сможешь прыгнуть, когда «Бустер» прижмется к нам? – спросил Билл.
Чиннмарк рассеянно кивнул. Его била легкая дрожь, руки тряслись. Затаив дыхание, мы смотрели, как он заносит ногу для прыжка, но все обошлось хорошо. Чиннмарк тяжело опустился на сиденье в кормовом колодце «Бустера» и уставился на настил.
Мы молча проводили взглядом наш буксир, когда Кронпринц повел его контркурсом к северному входу в гавань.
– По местам, – распорядился Билл, снова берясь за штурвал.
– Жуть какая-то, – произнес Ян Таннберг.
– Вот уж от кого не ждал, – озадаченно молвил Эрик. – Чтобы Чиннмарк вел себя как перетрусивший ребенок…
– Так ведь осенью что пережил, – сказал я, вспоминая поведение Чиннмарка, когда его откачали после аварии «Конни».
– Потом обсудим, – вмешался Билл. – Стаксель-шкот выбрать!
«Папенькины мальчики» поспешили занять свои места. Хотя экипаж сократился на одного человека, надо было продолжать тренировку.
– Поехали, черт возьми! – Сочная английская речь Яна Таннберга с его певучим финским произношением сопровождалась звяканьем велосипедной цепи. Стаксель-шкот быстро намотался на лебедку, и боут ударился в блок.
– Выбрать грота-шкот, проверить шкотовые углы, «Конни» ждет нас. – Билл повел «Леди» в сторону ожидающего нас «зайца».
– Четвертый, подсоби мне с рельсом, подай наветренный блок вперед на тридцать сантиметров, – сказал я.
Эрик Турселль тотчас взялся за дело. Сам я наладил подветренный блок.
Билл подошел к «Конни» с наветренной стороны и привелся, когда мы оказались бок о бок.
Приближалось время старта, и хотя это была всего лишь тренировка, я волновался не меньше, чем во время настоящих состязаний.
– Сорок пять секунд, курс сто пятьдесят пять градусов, – громко доложил Мартин.
– Выбрать грота-шкот, полный ход, – сказал Билл.
Я энергично заработал руками. «Викинг Леди» накренилась и прибавила ход.
– Тридцать секунд.
– Двадцать пять.
– Двадцать.
– Пятнадцать.
– Десять… девять… восемь…
Под ветром от нас «Конни» с шипением разрезала волну.
– Пять… четыре… три… два… один – выстрел! – Последнее слово Мартин выкрикнул. Затем добавил: – Курс – сто пятьдесят три градуса.
– Всему экипажу откренивать, – негромко скомандовал Билл.
Только губы его шевелились, все внимание было сосредоточено на мелкой встречной волне и «пузе» стакселя. Происшествие с Чиннмарком – забыто. Сейчас его заботило одно: как развить наибольшую скорость.
– Экипаж – на наветренный борт!..– передал я команду Билла.
Уже через пять минут мы увидели, что «Конни» уходит от нас. Она шла круче к ветру и быстрее.
– Придется нам поработать, – сказал Билл. – «Леди» идет недостаточно круто.
Ответственный труд по настройке парусов шел полным ходом.
– Четвертый, опусти скобу грота-шкота на два деления, десятый, уменьшить просвет стакселя на десять сантиметров, – скомандовал я.
Ханс и Эрик не мешкая приступили к выполнению.
– Курс сто пятьдесят три градуса, – доложил Мартин. – Минута до поворота на другой галс.
Мы привелись чуть круче. То ли благодаря настройке парусов, то ли из-за перемены ветра – сразу не понять.
– Минута до поворота! – крикнул я.
– Приготовиться к повороту, – сказал Билл.
– «Конни» поворачивает, – доложил Мартин.
– Поворот, – скомандовал Билл.
Единоборство двух морских нимф продолжалось. Порой казалось, что «Леди» берет верх и мы настигаем «Конни». Но тут же она вновь уходила от нас. Сколько мы ни крутили, настраивая паруса во время этой первой тренировки, нам никак не удавалось поспевать за «Конни». С каждым новым галсом она все больше удалялась от нас. Я записывал все наши действия в блокнот, отмечая галочкой те, которые не производили заметного эффекта и не заслуживали плюсика.
Когда «Конни» уходила совсем уж далеко, экипаж потравливал шкоты и ждал, когда мы догоним. Чтобы тут же опять с дразнящей легкостью уйти вперед.
– Придется нам во время перерыва изменить проводку штагов, – заключил Билл.
– О'кей, – отозвался я, мысленно прощаясь с ленчем, и передал его команду остальным: – Во время перерыва продолжаем работу!..
Когда приблизилось время ленча, обе яхты пошли обратно в гавань. Что говорить, первая встреча «Леди» и «Конни» повергла нас в легкое уныние. С подавленным настроением возвратились мы к причалу.
– Я послежу, чтобы вам принесли поесть, – сказал Билл. И добавил с улыбкой, похлопав меня по плечу: – А уж вы постарайтесь прибавить «Леди» прыти к следующей лавировке.
После чего зашагал вверх к гостинице, к ожидающему его ленчу. Славный наш старина Билл…
Мы подали топ вперед и ослабили верхние ванты, чтобы мачта лучше гнулась. С помощью братьев Танн-берг я под палубой подал шпор на три дюйма вперед, чтобы «Леди» лучше приводилась к ветру.
Во время второй лавировки нам удалось, меняя натяжение вант и штагов, добиться того, что «Леди» метров на двадцать приблизилась к «Конни», сократив тем самым на одну шестую общий отрыв. И только. В конце десятиминутного галса «Конни» по-прежнему опережала нас на сто метров.
Сто метров – изрядный отрезок…
Чиннмарк не спустился к обеду. Заглянув к нему в номер, я увидел, что он лежит на кровати, уставившись в потолок.
– Как самочувствие? – спросил я.
– Паршиво… Не понимаю, что на меня нашло, – тихо ответил он.
– С кем не бывает.
– Все равно не понимаю, – еле слышно произнес Чиннмарк, отворачиваясь к стене.
– Пройдет… Скоро будешь в полном порядке опять, – сказал я.
Он промолчал. Я оставил его. В тот же вечер у Билла и Чиннмарка состоялся разговор один на один.
На другой день Чиннмарк спустился, неся свои чемоданы, и в столовой сел за отдельный столик. Молча позавтракал. Нам всем было не по себе. Перед тем как спуститься на пристань, мы попрощались с ним. Он вяло, без слов, отвечал на наши рукопожатия, только раз-другой попытался улыбнуться. И мне снова вспомнилась песенка про десять негритят.
Следующие тренировки на этой неделе проходили успешно, «Леди» все ближе подбиралась к «Конни». Мы крутили, изменяли, настраивали, и метр за метром разрыв сокращался. Под конец проигрывали только тридцать метров на десятиминутном галсе.
– Черт бы побрал эти тридцать метров – тягучие, словно жвачка… – уныло произнес я спустя еще несколько дней, когда мы снова и снова передвигали мачту и меняли натяжение штагов, а отрыв не сократился ни на один сантиметр.
– Не сдавайся, Морган, – подбадривал меня Билл. – Не забывай, что мы состязаемся с 12,5-метровкой. «Леди» еще покажет себя.
Все разговоры «Маменькиных сынков» и «Папенькиных мальчиков» в эти дни вращались исключительно вокруг одной темы: как прибавить прыти «Леди». В предложениях недостатка не было.
И вот две недели спустя настал долгожданный день. В один прекрасный, дождливый, ветреный, холодный, во всех отношениях отвратительный вторник «Леди» Моны Лизы под водительством Билла обошла «Конни». На борту «Викинг Леди» началось нечто вроде буйной пляски пьяных викингов после кровавого жертвоприношения.
– Наша взяла!
– Мы идем быстрее!
– Наконец!
Билл ничего не сказал, но уголки его рта раздвинула такая широкая улыбка, что спичка улетела в море, оставшись без опоры. Мы прыгали и орали, давая выход своей радости, словно десятилетние мальчишки.
Галс за галсом Биллу удавалось повторить успех. Никакого сомнения, наша лодка шла быстрее «Конни». Билл малость смутился, когда счастливые братья Танн-берг кинулись его обнимать.
– Не говори «гоп», пока черта не перепрыгнул… – сказал он.
– Уже перепрыгнули, на несколько корпусов, – возразил Ян.
– Это еще надо посмотреть, – заключил Билл Маккэй.
На другой день мы поняли, что он подразумевал. На доске объявлений в вестибюле гостиницы появился новый текст:
«Папенькины мальчики» оснащают «Конни». «Маменькины сынки» оснащают «Леди».– Нет, вы поглядите: Билл задумал сегодня поменять лодки… – удивленно произнес Эрик, когда мы вместе прочли приказ.
Билл
Билл вышел в море на «Конни» суровый и сосредоточенный. Тщательно проверил все детали рангоута и такелажа. Ворчливо отметил кое-какие мелкие погрешности, пока мы готовились к встрече с «Леди», на которой работали «Маменькины сынки» во главе с Петером Хольмом.
Если накануне, когда нам наконец удалось обойти «Конни», Билл озарил наши души радостью, то теперь он не менее эффективно сумел ее притушить. Под его управлением «Конни» шутя обошла «Леди», и снова между лодками возник тот самый тридцатиметровый разрыв. Проклятие! Значит – опять вкалывать, занимаясь настройкой парусов.
– Папочка свое дело знает… – с нескрываемым восхищением прошептал Мартин.
Благодаря мастерству нашего рулевого «Конни» опять шла быстрее, чем «Леди» под командой Петера. На сей раз переиначенная Биллом поговорка не требовала специальных пояснений:
– Вот что бывает, парни, когда судишь по масти о недоделанной собаке!..
В конце мая мы наконец могли сказать себе, что дело сделано. Трижды в разную погоду Билл менял лодки, и ни разу «Конни» не смогла обойти «Леди». Лучшего доказательства того, что «Викинг Леди» быстрее на лавировке, нельзя было получить.
К этому времени мы больше месяца прилежно подгоняли тысячу и одну деталь. До чего же приятно было видеть, что «Леди» обрела боевую готовность. Какой бы ветер ни дул над Марстрандским фьордом, какой бы ни была волна, на все случаи у нас были отработаны нужные маневры. Во время очередных поединков «Леди» уже после двух-трех галсов уходила от 12,5-метровки «Конни».
– Я знал, что все будет в порядке… – пробурчал Билл. – Точно знал. Хорошо поработано, Морган.
– Скажи спасибо Моне Лизе и Анетте, – ответил я. – Без их съемок мы бы не справились.
Раз за разом изучая ленты, на которых были запечатлены наши тренировки, я находил новые варианты, когда казалось, что больше невозможно что-либо придумать.
– Все равно молодцом, Морган, – сказал Билл.
Слегка смущенный похвалой, я перелистал свою записную книжку. Для непосвященного она была испещрена таинственными иероглифами, мне же они говорили все о поведении «Викинг Леди» при ветрах различной силы.
Двадцатого мая, вернувшись после долгого трудового дня к причалу, мы увидели на набережной две знакомых фигуры. Сэлли и Артур Стефенс вновь удостоили Марстранд своим присутствием. Состоялся сердечный обмен рукопожатиями с каждым из нашей компании.
– Мы всю зиму так по вас скучали, – заверили нас американские друзья.
С их появлением в гостинице воцарилась особая атмосфера. Словно лето началось всерьез – и с ним каторжная работа. Спиртное приобрело более американский оттенок. Не вкусом, а количеством. Против чего мы вовсе не возражали.
12
Наступила пора настоящих тренировочных гонок. Интенсивного упражнения в маневрировании. «Леди» и «Конни» бок о бок гонялись вокруг буев, расставленных «Бустером» по периметру равностороннего треугольника. От буя до буя – одна морская миля.
Мы вкалывали по восьми часов в день. Вечером совершенно измотанные валились на кровать. Слова Яна Таннберга насчет крови, пота и слез оправдались с лихвой. Наши ладони натирались и раздирались тросами, кровавые мозоли сменялись твердыми наростами. Плечи ныли, колени болели.
Кинокамера в кокпите «Бустера» стрекотала без перерыва, и каждый второй вечер в аудитории демонстрировались ленты, сопровождаемые нелицеприятной критикой. Ни одна, даже самая малая деталь не была обойдена вниманием. Билл коршуном обрушивался на малейшие промашки, и его короткие негромкие замечания били подчас больнее ударов плети.
Ко всему этому добавлялась наша с Георгом особая проблема. По-своему – самая каверзная. Проблема спинакеров.
Последние тренировки ясно показали, что спинакеры Теда Худа тянут лучше наших на полных курсах. Стоило «Маменькиным сынкам» поставить на «Конни» спинакер Теда Худа, как она стрелой уходила от «Леди». Не помогало и то, что его спинакеры были на обеих лодках, все равно «Конни» шла быстрее. Если же мы ставили наши спинакеры, гонка заканчивалась вничью. Чистейшая загадка. Все говорило за то, что спинакеры Теда Худа пошиты с учетом формы корпуса «Интрепида», которая явно была близка к форме «Конни». Но в чем именно?
– Надо обдумать все заново, Морган… – сказал Георг. – Мы изготовили наши спинакеры для «Конни», а не для «Леди».
Мы вкалывали по восьми часов в день. Вечером совершенно измотанные валились на кровать. Слова Яна Таннберга насчет крови, пота и слез оправдались с лихвой. Наши ладони натирались и раздирались тросами, кровавые мозоли сменялись твердыми наростами. Плечи ныли, колени болели.
Кинокамера в кокпите «Бустера» стрекотала без перерыва, и каждый второй вечер в аудитории демонстрировались ленты, сопровождаемые нелицеприятной критикой. Ни одна, даже самая малая деталь не была обойдена вниманием. Билл коршуном обрушивался на малейшие промашки, и его короткие негромкие замечания били подчас больнее ударов плети.
Ко всему этому добавлялась наша с Георгом особая проблема. По-своему – самая каверзная. Проблема спинакеров.
Последние тренировки ясно показали, что спинакеры Теда Худа тянут лучше наших на полных курсах. Стоило «Маменькиным сынкам» поставить на «Конни» спинакер Теда Худа, как она стрелой уходила от «Леди». Не помогало и то, что его спинакеры были на обеих лодках, все равно «Конни» шла быстрее. Если же мы ставили наши спинакеры, гонка заканчивалась вничью. Чистейшая загадка. Все говорило за то, что спинакеры Теда Худа пошиты с учетом формы корпуса «Интрепида», которая явно была близка к форме «Конни». Но в чем именно?
– Надо обдумать все заново, Морган… – сказал Георг. – Мы изготовили наши спинакеры для «Конни», а не для «Леди».