Он повернулся, подошел к Томасу Марку и протянул руку.
   – Две тысячи крон!
   Адвокат растерянно поглядел на Билла. Нахальство, чтобы не сказать больше, Финна было очевидно, названная им сумма минимум на 1300 крон превосходила его затраты на поездку.
   Билл равнодушно кивнул. Адвокат вытащил из внутреннего кармана толстый бумажник из крокодиловой кожи, освободил его от двух тысячных бумажек и вручил их Финну Енсену, который с деланной улыбкой и полупоклоном сунул деньги в свой карман.
   Презрительно усмехаясь, Финн направился к дверям. Остановился, обвел всех нас взглядом, фыркнул: «Курвы!» – и вышел.
   – Есть еще желающие предаваться личной жизни? – непринужденно осведомился Билл.

6

   На другой день после завтрака пришла пора начинать тренировки на «Конни».
   Слабый утренний зюйд-вест неуклюже пытался расправить вымпел на крыше гостиницы. Легкие сероватые тучки говорили о том, что вскоре ветер посвежеет.
   Нам всем не терпелось выйти в фьорд и проверить в деле красавицу двенадцатиметровку, которая медленно и сладострастно терлась о кранцы, качаясь на ленивой прибойной волне. Задор помог нам в полчаса управиться с постановкой парусов. Неплохой результат.
   – Отходим от причала под гротом, – скомандовал Билл Маккэй. – Стаксель поставим, когда выйдем в открытое море.
   Покинув свою стоянку за верфью «Ринген», показался «Бустер». Его дизель работал на таких малых оборотах, что каждое колечко дыма, выброшенное выхлопной трубой, казалось последним. За рулем стоял хмурый, невыспавшийся Кронпринц. «Бустер» мягко прижался к правому борту «Конни» – этакая несовместимая пара… В задней части кокпита стояли Анетта Кассель, Томас Марк и Мона Лиза.
   – Я отдам носовой швартов! – крикнул Пер Таннберг.
   – Здесь я командую, что и кому делать, – осадил его Билл.
   Пер виновато поклонился, улыбаясь до ушей. Он буквально сиял от счастья.
   – Прости нетерпеливого салагу! Я думал, тебе пригодится пара крепких рук…
   – О'кей, – примирительно отозвался Билл. – Вы с братом сегодня работаете с фока-шкотами. А сейчас, номер пять, можешь отдать носовой!
   – Есть, отдать носовой, номер один! – крикнул Пер, выполняя команду.
   – Ставить грот! – скомандовал Билл.
   Мы с Мартином Графом взялись за рукоятки фалс-вой лебедки, и широченный грот пошел, извиваясь, вверх. Ползуны тренькали, скользя по алюминию. С помощью номера четыре Билл выбрал грота-шкот, и слабый зюйд-вест наполнил верхнюю часть паруса.
   Дедвейт «Конни» – полтора десятка тонн дерева и железного киля – натянул кормовой швартов, когда лодка медленно отвернула нос от причала.
   – Отдать кормовой, номер десять! – крикнул Билл. Ханс Фох быстро раздал узел на тумбе и прыгнул на борт с швартовом.
   «Конни» отчалила. Грот весь наполнился ветром, и яхта медленно заскользила к выходу из гавани.
   – Ставить стаксель! – скомандовал Билл.
   – Есть, ставить стаксель! – повторил я команду. Ритмичными движениями мы с Мартином выбрали фал. Парус пополз вверх по штагу, извиваясь, словно кобра при звуках флейты укротителя.
   – Выбрать втугую, парни! – крикнул Билл.
   Мы накинули несколько шлагов на лебедку и, напрягая все силы, подтянули парус к топу. Большой генуэзский стаксель затрепетал над подветренным бортом «Конни».
   – Пятый и шестой – на шкотовые лебедки! – отчеканил Билл.
   Пер и Ян Таннберг, кивнув друг другу, живо переместились в кокпит. Стальные «кофемолки» были установлены на ватервейсах с обеих сторон.
   – Стаксель-шкот выбрать! – скомандовал Билл. Могучие братья рьяно принялись выполнять команду.
   Они решили выбирать вручную, не прибегая к лебедке. Для этого требовались богатырские силы. Стаксель медленно и неохотно подчинился, натягиваясь втугую. «Конни» прибавила скорость.
   – Ты что – совсем обессилел? – шутливо подтолкнул Ян брата локтем в бок, когда парус расправился.
   – Если б стальные тросы выбирать, а тут какие-то мягкие веревки, – ухмыльнулся Пер, поднося к носу брата согнутую в локте руку с могучим бицепсом.
   Братьям Таннберг стальные тросы явно были больше по нраву, чем растительные.
   Сто с лишним квадратных метров 8-унцового дакрона «ланпорт» влекли «Конни» вперед. Слабый ветер ровно наполнял паруса. Быстро миновав бакены у входа в гавань, мы вышли на просторы фьорда.
   – Номер два – на руль, – распорядился Билл, уступая мне место рулевого.
   С торжественным, почти благоговейным чувством взялся я за непривычное дело: мне еще никогда не доводилось управлять такой яхтой.
   Пока я вел «Конни» все дальше в открытое море, Билл собрал на баке остальных членов экипажа и разъяснил каждому его обязанности. Мои товарищи слушали так, будто речь шла об их жизни и смерти.
   Затем Билл спустился в кокпит вместе с Мартином.
   – Мне нравится этот стаксель, – сказал он. – Интересная конструкция. Вы с Георгом не зря трудились.
   Билл Маккэй был скуп на похвалу, и я жадно впитывал его слова.
   – Курс крутой бейдевинд! – скомандовал он.
   Я медленно привел яхту к ветру. Она накренилась под ветер и прибавила скорость.
   – Все по местам для курса бейдевинд! – крикнул Билл.
   Экипаж живо занял места согласно его наставлениям. Чтобы убавить нагрузку на бак и корму и уменьшить крен, все собрались в средней части яхты у наветренного борта. Совместная тяжесть экипажа уравновесила давление ветра на паруса, и сразу стало легче рулить.
   Прямо по курсу остроносой «Конни», у самого горизонта шел, направляясь на север, какой-то танкер.
   – Номер три – компасный курс? – спросил Билл.
   – Двести восемьдесят градусов, ветер малость отходит. Только что было двести семьдесят пять, – доложил Мартин.
   – Я становлюсь на руль, номер два, – приказал Билл. – Ты занимаешься парусами.
   – Есть, номер один, – отозвался я, отдавая ему штурвал.
   – Номер три, передай другим: приготовиться к повороту оверштаг, – сказал Билл.
   Мартин передал его распоряжение Перу и Яну, они – дальше. Все сосредоточенно ждали следующую команду. Нервы были напряжены до предела: сейчас мы покажем Биллу, что он не ошибся в подборе людей для гонок за Кубок «Америки».
   Под ветром от яхты качался на волнах «Бустер». Крепкое дубовое суденышко не отставало от «Конни».
   – Поворот, – негромко скомандовал Билл, поворачивая штурвал против часовой стрелки.
   Я тотчас передал приказ дальше. «Конни» послушно привелась к ветру. Стаксель затрепетал, и Ян Таннберг отдал подветренный шкот. Теперь ветер дул прямо в нос яхты. Стаксель и грот сильно заполоскали.
   – Выбери шкот, черт дери! – крикнул Ян брату. Он мог не повышать голос: Пер налег на трос что было мочи. «Конни» уже увалилась, и ветер наполнил грот с другой стороны.
   – Курс сто девяносто, – доложил Мартин.
   Пер Таннберг и восьмой номер – плотный коротыш Палле Хансен – выбирали лебедкой последний метр стаксель-шкота, и этот парус тоже наполнился ветром.
   – Добрать стаксель до места, – все так же негромко приказал Билл.
   – Добрать стаксель до места! – передал я его команду.
   Пер изо всех сил навалился на рукоятку лебедки. Медленно, бесконечно медленно шкотовый угол паруса подтянулся к укрепленному на палубе блоку. Есть! Недурно для первого поворота оверштаг, сказал я себе, пытаясь по глазам Билла определить его оценку. Каменное лицо нашего капитана ничего не выражало.
   – Повторить поворот, – сказал Билл.
   – Повторить поворот! – передал я.
   Вновь «Папенькины мальчики» развили лихорадочную активность. «Конни» привелась к ветру. На этот раз все происходило быстрее. В положении левентик паруса дружно затрепетали.
   – Наветренный борт – готово! – крикнул Пер. Теперь выбирать стаксель-шкот должны были Ян и седьмой номер – Христиан Ингерслев. Они трудились как черти, пока лодка ложилась на новый галс. Грот и стаксель одновременно наполнились ветром. И опять пришлось поработать лебедкой, добирая последний метр шкота.
   – Номеру десять проверить стаксель-шкот, – сказал Билл.
   Я передал команду Хансу Фоху. Он отозвался гримасой, пробежал вдоль наветренного борта вперед и освободил шкот.
   – Кто топает по падубе, как слон! – закричал Билл. – Двигаться мягко, пригнувшись!
   Ханс Фох виновато помахал рукой. Наступила короткая передышка.
   После поворота все поспешили занять свои места у наветренного борта. Билл вел «Конни» прямо. Рубашки шкотовых матросов пропитались потом. Ветер прибавил, и «Конни» резво рассекала носом волны. За кормой широкой бороздой расходилась белая пена.
   – Номер два, настроить паруса, – процедил Билл уголком рта. Другой уголок был занят спичкой.
   Я внимательно осмотрел стаксель. «Пузо» выглядело нормально, разве что кривизна его у топа была великовата. В целом промежуток между гротом и стакселем меня вполне устраивал.
   – Надо подать шкотовый угол стакселя вперед на двадцать сантиметров, – доложил я.
   – Курс плюс десять градусов, – сообщил Мартин. – Яхта приводится из-за усиления ветра.
   – Знаю, – коротко отозвался Билл. – Номер четыре, подать шкотовый угол стакселя вперед на двадцать сантиметров!
   Эрик Турселль осторожно пробрался на бак и выполнил команду.
   – Сразу получше стало, – заметил Билл, приветливо улыбаясь мне.
   Наши отношения явно приобретали дружеский характер.
   Проверив грот, я все же остался им недоволен. Просвет между гиком и шкотовым углом был великоват. Достав блокнот, я записал, что надо отнести грот в мастерскую и отпустить по сантиметру в третьем и четвертом швах, считая с гика.
   – Поворот! – крикнул Билл.
   Он застал всех врасплох. Билл бросил «Конни» против ветра на другой галс. Маневр был выполнен быстро и неожиданно. Пер даже не успел отрапортовать о готовности. Вместе с восьмеркой, коренастым Палле Хансеном, он отчаянно крутил лебедку.
   – Отдайте же наветренный шкот, чтоб вам! – заорал Ян Таннберг.
   – Черт!..– крикнул Пер. – Лебедку заклинило!.. Не отпускает шкот!..
   «Конни» легла на другой галс. Огромный стаксель дергался, оставшись в прежнем положении. Толстый териленовый шкот натянулся, точно струна, вибрируя от нагрузки.
   – Яхта лежит на курсе, – доложил Мартин.
   – Рубить шкот номер два, – спокойно произнес Билл, как если бы, сидя в кафе, просил передать ему пепельницу.
   Кренясь так, что волны захлестывали палубу, «Конни» неуклюже переваливала через гребни. Неправильно закрепленный стаксель норовил положить ее на воду. Выхватив свой моряцкий нож, я метнулся к лебедке и одним ударом перерезал шкот.
   Конец толстого троса дернулся вперед, будто резиновый, и со страшной силой ударил по лицу Палле Хансена. Датчанин навалился грудью на ватервейс, свесив ноги в кокпит, и молча застыл в этом положении. На лице его по диагонали от уха через нос до кончика подбородка вздулся багровый желвак шириной в палец. Из разорванной брови сочилась кровь. Чистые тиковые доски ватервейса впитывали алые капли.
   Все произошло невероятно быстро. Мы растерянно таращились на Палле.
   – Выбрать подветренный стаксель-шкот, – невозмутимо скомандовал Билл. – Мы еще не пришли в гавань.
   Лебедка яростно затрещала, и шкотовый угол мигом подтянулся к блоку.
   – Номер девять сменяет восьмого на лебедке, – приказал Билл. – Вы уложите восьмого на нижней палубе.
   Он кивком указал на меня и Мартина.
   – В форпике есть аптечка, – сказал Мартин, когда мы потащили раненого вниз.
   Палле не потерял сознание, но был в состоянии шока. Желтая фуфайка на груди окрасилась кровью. Левая сторона лица вздулась, словно мяч; на брови и на лбу зияла открытая рана. Мы осторожно уложили его на настил, и Мартин, пробравшись в форпик, достал аптечку – кожаный футляр с красным крестом на боку.
   – Номер десять, приготовить новый шкот для стакселя, – донесся сверху голос Билла.
   Хакс Фох спустился к нам за новым шкотом. Глянув на травмированного земляка, сказал:
   – Его надо доставить на берег.
   – Это решает Билл, – ответил Мартин, стирая кровь с лица Палле.
   – Ему начхать, если кто-нибудь отдаст концы, – сказал Ханс, злобно глядя на Мартина.
   После чего взял новый. шкот и вернулся с ним наверх.
   – Симпатичный товарищ, – заметил Мартин. – Наложим тампон на рану у глаза и стянем края пластырем.
   Датчанин постанывал и дергался, пока мы обматывали ему голову бинтом. Но нам как будто удалось остановить кровотечение.
   – Номер три, на руль! – крикнул Билл.
   Мартин поднялся в кокпит по короткому деревянному трапу.
   Продолжая стонать, Палле осторожно сел. Свободный от перевязки правый глаз был широко раскрыт. Плечистая фигура Билла заслонила падающий сверху свет.
   – Как он?
   – Надо бы наложить швы на бровь, – ответил я.
   – Как самочувствие? – Билл опустился на колени рядом с Палле; спичка в уголке рта не двигалась.
   – Голова вдребезги, а так ничего серьезного, – попытался сострить датчанин, с трудом шевеля распухшими губами.
   – Хорошо, что более благородные части тела не пострадали, – улыбнулся Билл.
   – Лучше ты полежи и не рыпайся, – сказал я, мягко укладывая Палле на спину.
   – А что произошло? – слабым голосом спросил он.
   – Чертовское невезение, я обрубил шкот в тот самый миг, когда ты высунул голову, – объяснил я.
   – Шкоты никогда не заклинивает, если накинуть на лебедку один шлаг, а не два, – сухо заметил Билл.
   На лице его не было и намека на сострадание.
   – Все равно – не повезло, – настаивал я. Однако по глазам Билла было видно, что он со мной не согласен. Билл Маккэй не видел разницы между невезением и неумелостью.
   – Не обращайте внимания, – выдавил из себя Палле. – Продолжайте тренировку. Я скоро оклемаюсь.
   Его губы силились изобразить улыбку.
   – Правильные слова, – сказал папа Билл. Похлопал его по плечу и кивком пригласил меня подняться следом за ним в кокпит. – Мы продолжаем, Морган.
   «Отче Наш» остался далеко за нашей кормой. Башня крепости Карлстен на острове Марстранд высилась маленьким серым прямоугольником над лиловой полоской суши. «Конни» мчалась вперед по синей воде. Перед нами простиралось открытое море и далекий горизонт. Гребни волн курчавились белыми барашками. Рассекая их, форштевень яхты обдавал каскадами мокрых бусин ослепительно белое «пузо» стакселя, откуда капли стекали на тиковую палубу. Влажное дерево из серого стало темно-коричневым.
   – Курс двести шестьдесят градусов, – доложил Мартин, уступая руль Биллу.
   – Ветер посвежел, – отметил тот.
   – Днем он обычно смещается к западу, – сообщил я.
   – Поворот, – скомандовал Билл, крутя штурвал так, что яхта привелась к ветру.
   Братья Таннберг на шкотовых лебедках бранились по-фински и обливались потом. Волосы липли к их лбам.
   Мы снова и снова повторяли поворот оверштаг.
   Почти два часа мы шли все дальше в море короткими галсами. Спокойное, негромкое «Поворот… Поворот… Поворот» Билла монотонно отдавалось в моих ушах. Наконец он развернул «Конни», и яхта пошла обратно курсом бакштаг, подгоняемая ветром и волнами. Марстранд давно исчез за горизонтом. Нас окружало открытое море, совсем пустынное, если не считать «Бустера», который качался на волне с подветренной стороны. Братья Таннберг и другие шкотовые тяжело дышали, два часа напряженной работы измотали их. Вместе с Мартином мы потравили грота-шкот так, что гик развернулся под прямым углом к ветру. Идя курсом крутой бакштаг, «Конни» испытывала заметную качку. Из-за давления ветра на парус гик приподнялся, и следовало подтянуть его ближе к палубе.
   – Номера десять, четыре и девять – опустить гик! – словно в ответ на мои мысли распорядился Билл.
   Совместными усилиями три матроса выбрали тали.
   Следующая команда прозвучала, когда экипаж уже настроился на спокойный бакштаг до самой гавани. Кое-кто даже закурил. Но Билл не одобрял перекуров.
   – Ставить спинакер!.. Номера четыре и десять крепят парус. Номер девять ставит спинакер-гик с топенантом и оттяжкой. Работавшие на стакселе – на брас и шкот спинакера!..– громко распоряжался Билл.
   Он выразительно улыбнулся мне: Билл Маккэй явно был в ударе. Сигареты полетели за борт. Курчавая голова Эрика Турселля нырнула под палубу. Ханс Фох провел шкот и брас, приготовил фал. Спинакер-гик лежал на палубе; его пятка с оковкой. входила в ползун, скользящий по рельсу на мачте. Номер девять поднял гик установленной справа от мачты малой лебедкой и мигом закрепил топенант и оттяжку. Шкот и брас уже были вставлены в «клювы». Эрик и Ханс вместе закрепили фал за верхний угол спинакера. И наконец закрепили за соответствующие углы шкот и брас.
   – Спинакер готов!..– крикнул Эрик Турселль.
   – Ставить спинакер! – скомандовал Билл.
   Ханс Фох и Эрик Турселль быстро выбрали спинакер-фал. Огромный парус алой колбасой взвился вверх под ветром от стакселя.
   – Спинакер поднят! – доложил Эрик.
   – Выбрать брас! – отчеканил Билл.
   Братья Таннберг выбрали лебедкой брас так, что гик занял положение под прямым углом к флюгеру на топе мачты. Тонкое дакроновое полотнище заполоскало у подветренного борта «Конни», словно красное облаке парило над синей водой.
   – Выбрать шкот! – скомандовал Билл.
   Стиснув зубы, братья Таннберг положили спинакер-шкот на лебедку. Их спинные мышцы вздулись буграми под фуфайками. Есть! Весь корпус яхты вздрогнул, когда десятки квадратных метров спинакера набрали ветер. Казалось, многотонная лодка вот-вот оторвется от воды. «Конни» помчалась вперед. Спинакер развивал фантастическую тягу. Яхта сильно кренилась. Скорость хода возросла вдвое.
   – Экипаж – на наветренный борт!..– крикнул Билл.
   Мы живо выполнили команду. Теперь грот, стаксель и спинакер работали совместно. Больше 140 квадратных метров эффективной парусности. Восхитительное чувство.
   – Вуаля!..– заорал Мартин, вложив в одно слово хвалебную песнь «Конни», парусам, ветру, морю, небу. Жизни.
   Стремительный бег «Конни» по волнам вознаграждал нас за тяжелый труд во время этого долгого лавирования. Мы кивали друг другу и улыбались. Усталость как рукой сняло.
   – К повороту через фордевинд приготовиться… – спокойно, как бы вскользь произнес Билл.
   Кроме него, еще никто из нас не делал такой поворот на двенадцатиметровке под спинакером.
   – К повороту приготовиться! – передал я дальше его команду.
   – Номера четыре и десять перекидывают спинакер-гик. Пятый, шестой и девятый работают брасом и шкотом и стаксель-шкотом. Номера два и три перекидывают грот… – громко продолжал распоряжаться Билл.
   Мы напряглись в ожидании следующей команды.
   – Спинакер-гик перекинуть!
   Ханс Фох и Эрик Турселль выскочили к мачте и отцепили от нее «клюв» гика. Одновременно Эрик рывком отдал второй «клюв» от наветренного угла спинакера. Пока он переносил нок к шкоту, Ханс отдал оттяжку гика. Натянув трос в нижней части гика, Эрик открыл «клюв» на ноке и захватил им шкот. После чего они вместе прикрепили другой нок оковкой «клюва» к бугелю на мачте. Затем подняли ползуном гик на нужную высоту. В завершение маневра выбрали оттяжку.
   Мы с величайшим вниманием следили за их действиями.
   – Спинакер-гик готов! – крикнул Ханс.
   – Шкот и брас выбрать, грот перекинуть! – скомандовал Билл.
   Шкотовые впереди и мы с Мартином одновременно приступили к выполнению нашей части маневра. Мартин и я, не жалея сил, выбирали лебедкой тали грота-гика, пока он не остановился почти параллельно борту.
   – Уваливаюсь!..– крикнул Билл.
   В ту самую секунду, когда ветер ударил в грот с другой стороны, мы с Мартином потравили грота-шкот. Огромный гик скользнул над палубой к подветренному борту подобно бите для бейсбола. Эрик и Ханс, перебиравшиеся на наветренную сторону, разом упали на колени. Гик пролетел у них над головой. Мгновенный ужас сменился облегчением, когда все обошлось благополучно, численность экипажа не сократилась на два обезглавленных матроса. Я быстро глянул на Билла. Он выплюнул в море разжеванную спичку. И только.
   Матросы быстро управились с брасом и шкотом, и «Конни» пошла новым галсом. Спинакер красным полушарием парил над водой. Теперь мы шли курсом полный бакштаг, целясь прямо на башню крепости Карлстен, торчащую над узким силуэтом суши впереди. Первый поворот через фордевинд был нами выполнен без особых проблем.
   На пути к гавани мы еще трижды меняли галс. С каждым поворотом улучшалась техника его выполнения. Тренировка – залог сноровки.
   С работающими спинакером, стакселем и гротом мы миновали маяк Скаллен на западном мысу у входа в гавань. Наверно, «Конни» великолепно смотрелась с острова Марстранд. Но на скалах у маяков не было зрителей. Пройдет еще около месяца, прежде чем на отшлифованных волнами плитах распластаются тела любителей купанья и солнечных ванн.
   – Спинакер убрать… – распорядился Билл.
   Пер Таннберг и номер девять взялись за шкот. Ханс Фох и Эрик Турселль, уже привыкшие бегать по палубе, немного отдали спинакер-фал, чтобы шкотовым было легче управиться с парусом.
   – Фал отдавать помалу, – скомандовал Билл.
   Ханс и Эрик отдавали фал, сообразуясь с действиями шкотовых, опускающих спинакер. И вот уже большое красное полотнище ложится в кокпит под прикрытием грота. Восемь пар рук лихорадочно трудились, чтобы спинакер не лег на воду.
   Грот и стаксель мы убрали, когда поравнялись с серым домиком смотрителя к югу от маяка. Билл помахал рукой, предлагая «Бустеру» подойти к «Конни».
   – Примите буксир, – крикнул он.
   Мона Лиза жестом дал понять, что услышал его. В день первой тренировки Билл не собирался понапрасну рисковать при швартовке. Эрик Турселль подал конец на «Бустер». Выпустив штурвал, Кронпринц закрепил трос на толстой дубовой тумбе на юте «Бустера», который медленно потащил яхту к пристани.
   «Маменькины сынки» встречали нас на пристани.
   – Освобождайте место настоящему экипажу!..– крикнул один из них.
   – Здорово укачало? – справился другой.
   – Не простудились на сквозняке? – интересовался третий.
   Подначки сыпались градом, пока Ханс и Пер швартовали «Конни». Но насмешки разом прекратились, когда Мартин помог выбраться из кокпита раненому датчанину.
   – Вы что – передрались? – шепотом справился у меня Петер Хольм.
   – Несчастный случай… – ответил я. – По моей вине.
   – Проклятие, – задумчиво произнес Георг, потирая подбородок.
   – Кто отвезет его в больницу? – спросил Билл.
   – Не надо… – тихо произнес датчанин. – Обойдется…
   – Здесь я распоряжаюсь, – отрезал Билл.
   – Я могу отвезти, – сказал Христиан Ингерслев, долговязый датчанин, который работал на шкотах вместе с братьями Таннберг.
   – Поезжай в Кунгэльв, – пояснил Билл. – Больница – низкое серое здание у въезда в город, слева.
   Номера семь и восемь пошли к стоянке автомашин. «Маменькины сынки» уже не веселились. А мне вспомнились детские стихи про десять негритят. Неожиданное происшествие – их стало девять.
   – На борту полный порядок, – доложил Билл Петеру Хольму, сдавая вахту. – Отрабатывай оверштаг, лавировку под спинакером и повороты через фордевинд, чтобы парни получше освоились со старушкой. – Помолчал и добавил: – Как следует освоились…
   – О'кей, – ответил Петер. – Постараемся.
   С трудом переступая затекшими ногами, «Папенькины мальчики» направились в «Гранд-Отель» перекусить. У входа в гостиницу я обернулся. «Бустер» уже тянул «Конни» к выходу из гавани. Парни не мешкая ставили паруса, волнуясь, как утром волновались мы.
   – В половине второго сбор около гостиницы, в тренировочных костюмах, – распорядился Билл, поднимаясь к себе после ленча.
   – Неужели думал, что мы придем во фраках? – обратился Ян Таннберг к двери, когда она затворилась за широкой спиной Билла.
   Когда мы в половине второго собрались на по-весеннему зеленом газоне перед гостиницей, Билл был одет во все черное. Но не во фрак, а в тренировочный костюм. Даже кроссовки были черные.
   – О'кей. – Он стоял перед нами, широко расставив ноги и глядя в глаза Яну Таннбергу; Билл хорошо владел искусством говорить с людьми. – Весь этот год мы по нескольку часов в день будем заниматься физической тренировкой. Смысл этих занятий – подготовить самый сильный атлетически экипаж, какой когда-либо ступал на палубу двенадцатиметровок. Тренировки сделают вас гибче…
   – По-твоему, у нас спина недостаточно гибкая? – вежливо осведомился Ян Таннберг.
   – …прибавят крепости и силы вашим мышцам, повысят выносливость и работоспособность, а также психологическую стойкость, – продолжал Билл свою речь, словно не слышал замечания Яна.
   Я догадывался, как следует понимать его слова «психологическую стойкость», начал уже привыкать к лексике моего приятеля Билла.
   – Начнем с разминки, – заключил Билл и побежал трусцой мимо гостиничной веранды вверх к ресторану «Главный караул».
   На крутой Королевской улице он прибавил скорость. Мы с трудом поспевали за ним. Наверху Билл побежал чуть медленнее, так что мы вытянулись за ним цепочкой. Дальше вдоль внешней крепостной стены мы добежали до напоминающих о поре величия старой крепости больших железных пушек; оттуда свернули на скалы. Билл прыгал с камня на камень, точно горный козел. Неровности рельефа и заросли были ему нипочем, он выдерживал высокий ровный темп. Двое датчан начали отставать, между ними и цепочкой образовался разрыв. Да и я дышал все тяжелее. А все курение, черт бы его побрал!