Страница:
Кто поведет яхту, еще не решено. Однако представитель синдиката признает, что ведутся переговоры с лучшими рулевыми Соединенных Штатов. Тот же представитель утверждает, что шведам придется плыть очень быстро, чтобы лишить Америку славного трофея. Поскольку для многих американцев Кубок «Америки» – святыня, будем надеяться, что он и впредь останется в нашей стране.
Билл следил за выражением наших лиц.
– Ну, что скажете?
– Они не сидят сложа руки, – осторожно произнес Георг.
– И уж наверно сработают неплохую лодку… – добавил я. А сам подумал: не этот ли американский синдикат добивается, чтобы я отрекся от участия в шведском проекте? «Известный король ночных клубов и игорных домов» – что он за птица?
– Само по себе все это, конечно, не новость. Хуже то, что они опережают нас на полгода, – сказал Билл, слегка улыбаясь, словно видел в этом повод для веселья.
– Из чего следует?..– осторожно осведомился Георг, как и я, заметивший его улыбку.
– Сам-то ты как думаешь? – Улыбка Билла стала почти сердечной.
Георг воздержался от ответа. Я тоже промолчал, хотя начал кое о чем догадываться. Уже усвоил, что сердечные улыбки Билла редко предвещают что-нибудь хорошее.
– Из этого следует только одно, – заключил Билл. – Придется нам наверстывать проигрыш во времени каким-то другим способом.
– А именно?
– Усиленной тренировкой, отработкой согласованности действий экипажа.
Как я и думал. Сверхжесткий график.
– По сути, все данные уравнения известны, – продолжал Билл. – Янки завершат строительство своей яхты уже осенью этого года. Наша лодка будет готова только к следующей весне. На полгода позже. Гонки на Кубок «Америки» состоятся в октябре. Следовательно, у них будет около года на то, чтобы тренировать свой экипаж. По опыту знаю, что они будут тренироваться часа четыре ежедневно.
Он остановился и указал пальцем на Мону Лизу:
– Что надо сделать, чтобы выиграть Кубок «Америки»?
Захваченный врасплох неожиданным вопросом, Мона Лиза забормотал:
– Ты подразумеваешь… нужна более быстрая яхта… и хороший экипаж…
– Неправильно. Совсем неправильно! – перебил его Маккэй. – Такая же быстрая яхта – но экипаж, превосходящий янки… Только так решается наша задачка. Лучше подготовленный экипаж. На счету янки будет около полутора тысяч часов эффективных тренировок… А у нас? Сколько мы будем тренироваться?
Его вопрос повис в воздухе. Мы молча ждали, что скажет Билл.
– Нашему экипажу предстоит поработать восемьсот часов на «зайце» в этом году и тысячу шестьсот часов на претенденте в следующем.»
Я произвел в уме небольшой расчет. Получился восьмичасовой рабочий день, и зная Билла, можно было не сомневаться, что нас ждут отнюдь не легкие прогулки под парусами.
– И ты приехал сегодня сюда, чтобы сообщить нам об этом? – Георг переглянулся со мной; он тоже все просчитал в уме.
– Не только. Нам нужно вместе потрудиться.
– У Билла есть одно важное соображение насчет парусов, – пояснил Мона Лиза.
– Марш к чертежной доске, парни! – скомандовал Билл.
Мы безропотно подчинились. На часах было около половины двенадцатого. За окном царила кромешная тьма. Дождь барабанил по жести наружного подоконника.
– Конструкция Моны Лизы предоставляет нам небывалые возможности поколдовать с парусами… – сказал Билл, снимая куртку и обнажая могучие предплечья. – Вкратце правила конструирования двенадцатиметровок предусматривают, что площадь парусов должна соразмеряться с параметрами корпуса. Новый корпус Моны Лизы короче и шире максимума, предусмотренного правилами. Стало быть, мы вправе изготовить паруса, которые будут больше парусов той же «Конни» или «Интрепида».
Георг задумчиво потер подбородок.
– Ты хочешь сказать, что меньшую длину по ватерлинии мы возмещаем большей площадью парусов?
– Вот именно. Через несколько дней сюда прибудут две одинаковые мачты с гиками. Одна для «Конни», другая для претендента. Вам надо теперь пошить паруса больших размеров, как позволяет новая конструкция… Эти паруса поставим на «Конни». Что мы получим в итоге?
Билл Маккэй поглядел на нас, улыбаясь, словно хорошему анекдоту.
– Парни, – продолжал он, – неужели дядюшка Билл должен вам все разжевывать… «Конни» быстроходностью превзойдет все существующие двенадцатиметровки. По той простой причине, что ее скорее можно будет назвать 12,5-метровкой. Понятно? Мы с Георгом кивнули. Как тут не понять.
– Все это лето плюс осень будем настраивать паруса на «Конни». – Глаза Билла сияли. – А что в следующем году? Когда будет готов претендент?..
– Перенесем опробованное вооружение на новую лодку, – заключил я.
– Умница. Вот именно: перенесем опробованное вооружение на претендента. А вторую мачту с такими же парусами поставим на «Конни». И что мы получим, Георг?
– Чертовски быстрого «зайца», – улыбнулся тот.
– Правильно. Получим чертовски быстрого «зайца». Нестандартного по размерам, зато чертовски быстрого… И будем состязаться с ним на претенденте, парни!
В ту ночь мы трудились и спорили у чертежной доски, пока над площадью не закружили горластые чайки. Пепельницы были до краев наполнены окурками, и с приходом рассвета мы выключили настольную лампу.
Без четверти семь Билл Маккэй и Мона Лиза простились с нами. Билл выглядел так, словно только что пробежал трусцой для бодрости. Мы с Георгом оделись и пошли завтракать в «Гранд». Первые сутки наших трудов начались тяжелее, чем мы ожидали, правда, зато прекратился дождь.
После завтрака мы провели в курзале совещание с парусными мастерами. Тщательно обсудили подготовленные за ночь чертежи. Когда Кронпринц, приступая к кройке, развернул рулон парусины, мы с Георгом разошлись по домам, чтобы немного поспать. Усталые, с ощущением песка в глазах, но все равно довольные. Работа пошла.
5
Билл следил за выражением наших лиц.
– Ну, что скажете?
– Они не сидят сложа руки, – осторожно произнес Георг.
– И уж наверно сработают неплохую лодку… – добавил я. А сам подумал: не этот ли американский синдикат добивается, чтобы я отрекся от участия в шведском проекте? «Известный король ночных клубов и игорных домов» – что он за птица?
– Само по себе все это, конечно, не новость. Хуже то, что они опережают нас на полгода, – сказал Билл, слегка улыбаясь, словно видел в этом повод для веселья.
– Из чего следует?..– осторожно осведомился Георг, как и я, заметивший его улыбку.
– Сам-то ты как думаешь? – Улыбка Билла стала почти сердечной.
Георг воздержался от ответа. Я тоже промолчал, хотя начал кое о чем догадываться. Уже усвоил, что сердечные улыбки Билла редко предвещают что-нибудь хорошее.
– Из этого следует только одно, – заключил Билл. – Придется нам наверстывать проигрыш во времени каким-то другим способом.
– А именно?
– Усиленной тренировкой, отработкой согласованности действий экипажа.
Как я и думал. Сверхжесткий график.
– По сути, все данные уравнения известны, – продолжал Билл. – Янки завершат строительство своей яхты уже осенью этого года. Наша лодка будет готова только к следующей весне. На полгода позже. Гонки на Кубок «Америки» состоятся в октябре. Следовательно, у них будет около года на то, чтобы тренировать свой экипаж. По опыту знаю, что они будут тренироваться часа четыре ежедневно.
Он остановился и указал пальцем на Мону Лизу:
– Что надо сделать, чтобы выиграть Кубок «Америки»?
Захваченный врасплох неожиданным вопросом, Мона Лиза забормотал:
– Ты подразумеваешь… нужна более быстрая яхта… и хороший экипаж…
– Неправильно. Совсем неправильно! – перебил его Маккэй. – Такая же быстрая яхта – но экипаж, превосходящий янки… Только так решается наша задачка. Лучше подготовленный экипаж. На счету янки будет около полутора тысяч часов эффективных тренировок… А у нас? Сколько мы будем тренироваться?
Его вопрос повис в воздухе. Мы молча ждали, что скажет Билл.
– Нашему экипажу предстоит поработать восемьсот часов на «зайце» в этом году и тысячу шестьсот часов на претенденте в следующем.»
Я произвел в уме небольшой расчет. Получился восьмичасовой рабочий день, и зная Билла, можно было не сомневаться, что нас ждут отнюдь не легкие прогулки под парусами.
– И ты приехал сегодня сюда, чтобы сообщить нам об этом? – Георг переглянулся со мной; он тоже все просчитал в уме.
– Не только. Нам нужно вместе потрудиться.
– У Билла есть одно важное соображение насчет парусов, – пояснил Мона Лиза.
– Марш к чертежной доске, парни! – скомандовал Билл.
Мы безропотно подчинились. На часах было около половины двенадцатого. За окном царила кромешная тьма. Дождь барабанил по жести наружного подоконника.
– Конструкция Моны Лизы предоставляет нам небывалые возможности поколдовать с парусами… – сказал Билл, снимая куртку и обнажая могучие предплечья. – Вкратце правила конструирования двенадцатиметровок предусматривают, что площадь парусов должна соразмеряться с параметрами корпуса. Новый корпус Моны Лизы короче и шире максимума, предусмотренного правилами. Стало быть, мы вправе изготовить паруса, которые будут больше парусов той же «Конни» или «Интрепида».
Георг задумчиво потер подбородок.
– Ты хочешь сказать, что меньшую длину по ватерлинии мы возмещаем большей площадью парусов?
– Вот именно. Через несколько дней сюда прибудут две одинаковые мачты с гиками. Одна для «Конни», другая для претендента. Вам надо теперь пошить паруса больших размеров, как позволяет новая конструкция… Эти паруса поставим на «Конни». Что мы получим в итоге?
Билл Маккэй поглядел на нас, улыбаясь, словно хорошему анекдоту.
– Парни, – продолжал он, – неужели дядюшка Билл должен вам все разжевывать… «Конни» быстроходностью превзойдет все существующие двенадцатиметровки. По той простой причине, что ее скорее можно будет назвать 12,5-метровкой. Понятно? Мы с Георгом кивнули. Как тут не понять.
– Все это лето плюс осень будем настраивать паруса на «Конни». – Глаза Билла сияли. – А что в следующем году? Когда будет готов претендент?..
– Перенесем опробованное вооружение на новую лодку, – заключил я.
– Умница. Вот именно: перенесем опробованное вооружение на претендента. А вторую мачту с такими же парусами поставим на «Конни». И что мы получим, Георг?
– Чертовски быстрого «зайца», – улыбнулся тот.
– Правильно. Получим чертовски быстрого «зайца». Нестандартного по размерам, зато чертовски быстрого… И будем состязаться с ним на претенденте, парни!
В ту ночь мы трудились и спорили у чертежной доски, пока над площадью не закружили горластые чайки. Пепельницы были до краев наполнены окурками, и с приходом рассвета мы выключили настольную лампу.
Без четверти семь Билл Маккэй и Мона Лиза простились с нами. Билл выглядел так, словно только что пробежал трусцой для бодрости. Мы с Георгом оделись и пошли завтракать в «Гранд». Первые сутки наших трудов начались тяжелее, чем мы ожидали, правда, зато прекратился дождь.
После завтрака мы провели в курзале совещание с парусными мастерами. Тщательно обсудили подготовленные за ночь чертежи. Когда Кронпринц, приступая к кройке, развернул рулон парусины, мы с Георгом разошлись по домам, чтобы немного поспать. Усталые, с ощущением песка в глазах, но все равно довольные. Работа пошла.
5
Три дня спустя прибыли мачты. С полным комплектом такелажа из нержавейки, фалов и краспиц. Все тщательно упаковано. Рабочие Георга помогли мне опустить краном увесистый груз на пристань перед большим сараем у верфи «Ринген». Освобожденные от упаковки, шестнадцатиметровые мачты поблескивали на солнце точно огромные удавы.
А на следующий день явилась из Гётеборга и она сама – «Конни».
Я заметил ее издалека и, защитив ладонью глаза от солнца, любовался прекрасным зрелищем. Острый форштевень бритвой рассекал мелкую рябь на воде. Лодку тянул на длинном тросе «Торд» – один из буксиров компании «Рёда Булагет». «Конни» величаво скользила по солнечной дорожке.
Когда яхта приблизилась, я рассмотрел, что на руле стоит Мартин Графф.
– Мартин! – крикнул я, махая ему рукой.
– Морган! – помахал он в ответ.
– Добро пожаловать в Марстранд!
– Спасибо!.. Я пришвартуюсь лагом у причала!
– Валяй, я встречу!
Я приготовился принимать швартовы.
– Отдать буксир! – крикнул Мартин, и один из матросов «Торда» выполнил команду.
«Конни» по инерции скользила к причалу.
– Заложи вираж!..– прокричал я. Лодка приближалась слишком быстро.
Мартин уже заметил опасность и крутнул штурвал. «Конни» медленно привелась к ветру. Выждав, когда скорость упала почти до нуля, Мартин завершил поворот, и яхта не спеша пошла полным ветром. Я любовался ею.
Метрах в ста от причала Мартин снова привел «Конни» к ветру, и яхта плавно заскользила ко мне; высокий такелаж притормаживал ее ход.
Когда «Конни» поравнялась с причалом, Мартин бросил мне кормовой швартов. Поймав трос на лету, я закрепил его за железное кольцо. Сам Мартин прыгнул на берег с носовым швартовом и быстро накинул два шлага на пропитанную смолой толстую тумбу. «Конни» мягко прижалась к стенке. Помести кто-нибудь яйцо между обшивкой яхты и стенкой, оно осталось бы цело.
Два старых морских волка, наблюдавших за маневром со скамейки для гаванских завсегдатаев, одобрительно кивнули. Швартовка была выполнена безупречно и заслужила положительную оценку знатоков.
Обменявшись крепким рукопожатием, мы с Мартином спустились в кокпит. Я предложил ему в награду сигарету.
– Как прошла буксировка?
– Никаких проблем.
«Торд» медленно описал круг в гавани, поравнялся с нами, и капитан поднес ладони рупором ко рту:
– Мы пошли обратно!
– Спасибо за доставку! – отозвался Мартин. Буксир повернулся кормой к нам и зачуфыкал по солнечной дорожке в открытое море.
– Она чертовски хороша… – сказал я, ведя рукой над палубой «Конни».
– Что верно, то верно.
Все же бросалось в глаза, что долгий отдых от гонок наложил на «Конни» свою печать. В ее убранстве многого недоставало.
Я не смог удержаться: подошел к металлическому штурвалу и взялся за него, думая о том, что здесь стоял Боб Бэвьер-младший, когда вел яхту к победе на гонках Кубка «Америки» в 1964 году. Передо мной как бы открылась страница летописи парусного спорта.
Мартин глядел на меня с улыбкой.
– Ты уже в Ньюпорте, Морган?
– Я и Марстранду рад сейчас. Мы закончили перекур.
– Выпьем по чашке кофе в мастерской? – предложил я. – Заодно познакомишься с мастерами.
– Отлично.
После кофейного перерыва вся компания, не возобновляя работу, отправилась в гавань осмотреть «Конни».
– До боевой готовности ей далеко, – заметил Георг.
– Билл последовательно заботится о том, чтобы у нас было чем развлечься, – заключил я.
Мартин держал в руках мятый конверт, который достал из кармана джинсов.
– Черт, совсем забыл – у меня для тебя любовное письмо.
– От кого? – спросил я.
– Угадай. Три попытки.
– Анетта Кассель. Анетта Кассель. Анетта Кассель.
– Попробуй еще раз. – Щеки Мартина украсили веселые ямочки.
Я отказался от новых попыток, полагая, что знаю верный ответ. Георг выхватил у Мартина письмо и прочитал вслух:
В честь избавления от праздности мы решили продолжать свои занятия. Георг направился обратно в мастерскую, Мартин дошел вместе с ним до «Гранд-Отеля», где для него тоже был заказан номер.
Что до меня, то я задержался на борту «Конни». Хотелось еще немного насладиться ее обществом.
Двадцатого апреля ровно в 13.00 на площадке перед верфью «Ринген» остановился большой, черный, чистенький «мерседес». В машине сидели адвокат Томас Марк, Анетта Кассель и Билл Маккэй.
– «Конни» как было приказано! – телеграфно доложил Мартин, когда они вышли на пристань.
– Недурно, парни, – сказал Билл, щупая глазами новый такелаж.
Затем он тщательно проверил все части новой алюминиевой мачты, каждый сплесень стальных тросов такелажа.
– Можно пройти на борт? – спросила Анетта Кассель.
Билл мягко прыгнул с пристани на палубу «Конни» и протянул руку Анетте. Однако она отказалась от помощи и сама легко приземлилась на палубе. Мне почудился намек на дерзкую улыбку в ее глазах.
Я поспешил поймать в воздухе пятерню Билла и соскочил вниз.
– Большое спасибо.
Пока Томас Марк и Анетта Кассель, сидя в кокпите, болтали о том о сем, Билл придирчиво расспрашивал нас о работе с новой мачтой, особенно интересовался, как мы крепили стальные ванты к краспицам.
– Моя оценка – отлично, – произнес он наконец. «Конни» была готова к борьбе.
Когда я под вечер вернулся в гостиницу, рядом с ключом от номера меня ждал белый конверт без адреса отправителя. Я вскрыл его своим японским ножом. Из штампа наверху листа явствовало, что отправитель – фирма «Солид Экономи», производящая операции по взысканию долгов.
Категоричным тоном до моего сведения доводилось, что платежные документы будут переданы в суд, если я незамедлительно не уплачу шестьдесят две тысячи крон. Кроме того, с меня причитается сто пятьдесят крон в покрытие расходов фирмы. Из текста следовало также, что меня ждет принудительная распродажа имущества и объявление несостоятельным должником.
Словом, я, что называется, попался в финансовый капкан. Есть ли возможности выбраться из него? Я их не видел. Мой дом на Энгхольме давно заложен…
Сволочи!
Дрожа от ярости, я поднялся в свой номер и написал письмо фирме «Солид Экономи». Учтивое, смиренное письмо. В котором я просил об отсрочке платежа. Дескать, сейчас у меня нет требуемой суммы, но я рассчитываю, что вскоре положение исправится. Это была грубая ложь, и я отнюдь не надеялся, что мне поверят.
С тяжелым сердцем опустил я письмо в почтовый ящик. И твердо обещал себе быть лучше подготовленным на случай, если на моем пути вновь возникнут Учтивый господин и его подручные. Подумав при этом, что в конечном счете письмо о взыскании долга – куда более эффективное оружие, чем кулаки и железная удавка…
28 апреля. День «О» – «Общего сбора».
Я проснулся рано и перед завтраком прошелся по скалам к западу от крепости. Свежий норд-вест со скоростью десять метров в секунду гонял по бледно-голубому небу редкие, обтрепанные по краям белые облака. Море курчавилось барашками, волны разбивались в клочья у подножия маяка «Отче Наш». Тяжелые валы распластывались длинными языками на красном граните под бакенами у северного входа в гавань. Водоросли исполняли танец живота у скальной кромки. Кое-где в расщелинах оливково зеленели пучки морской капусты.
Запах гниющих водорослей пробудил воспоминания о детстве, летних месяцах, которые я проводил у дяди Юна на островах Кустер. Именно там зародилась моя любовь к морю и яхтам.
Возвратясь в гостиницу, я увидел в вестибюле белую картонку с написанным красным фломастером объявлением:
– Как там наш «палубный трал»? – спросил я.
– Осталось прошить ликтросом «юбку» и заднюю шкаторину, после чего можно ставить его на «Конни», – ответил Георг.
– Хорошо поработали, – сказал я, кивком указывая на Кронпринца.
– А ты сомневался? – произнес он, сплевывая табачную жвачку в приоткрытую пасть мусорного бачка.
Два часа спустя мы подняли новый стаксель на «Конни». Полный порядок. «Пузо» нужной формы и величины располагалось так, как мы и рассчитывали. Косая линия задней шкаторины придала всему парусу сходство с крылом чайки.
– Хорошо, что первая тряпица готова к завтрашней тренировке, – удовлетворенно заметил Георг, когда мы принялись складывать парус на цементной площадке у верфи.
– Только не жди от него похвалы.
– Что ты, Морган. Я не верю в Деда Мороза.
До самого вечера мы с Георгом не отходили от чертежной доски. Теперь требовалось выдать мастерам данные для пошивки грота. Мы наметили относительно плоскую конструкцию, хотя этот грот был рассчитан на скорости ветра от 0 до 4 м/сек. По нашим прикидкам, главную тягу должен был развивать пузатый стаксель.
Работать вместе с Георгом было одно удовольствие. Мы отлично понимали друг друга.
До 19.00 оставалось несколько минут, когда мы с Георгом вошли в ресторан «Гранд-Отеля».
– Морган – чтоб мне провалиться!..
Длинноволосый рослый блондин – 193 см от пяток до макушки – с костистым обветренным лицом сорвался со стула у ближайшего к двери стола и стиснул меня в капкане своих объятий, выжав весь воздух из моих легких. На барабанные перепонки моих ушей обрушился водопад шведской речи с финским акцентом. Пер Таннберг прибыл – никакого сомнения!
За тем же столом сидел, приветственно махая нам, его младший брат Ян. Братья Таннберг – представители мировой элиты в классе «Звездный», такие высокие и плечистые, что в обычные двери они вынуждены были входить пригнувшись и боком. Кандидаты от Финляндии в экипаж претендента.
– Рад видеть вас… – искренне вымолвил я.
– Как обстоит дело с знаменитой финской закалкой? – справился Георг.
– Не жалуемся, надеюсь, ты предупредил девочек, что в город прибывают настоящие мужчины? – осклабился Ян.
Братья Таннберг славились тем, что не хуже какой-нибудь жатки валили болельщиц, без которых не обходилась ни одна регата.
– Мы повесили объявление, призывая мамаш держать взаперти своих дочерей, – сообщил я и был вознагражден гогочущим смехом.
За столиками сидели звезды парусного спорта. Без всякого преувеличения, здесь собралась элита скандинавских гонщиков. Вот Петер Хольм и с ним еще пять шведов: три стокгольмца, Улле Чиннмарк из Мальме и Эрик Турселль (чемпион мира в классе «Финн») с острова Сэре. Чуть дальше, возле окна – Ханс Фох, Палле Хансен и Христиан Ингерслев вместе с еще тремя датчанами. Лицезрение Ханса несколько поумерило мою радость от встречи с братьями Таннберг. Он был известен тем, что во время гонок не всегда соблюдал спортивную этику, сам же требовал от других неукоснительного выполнения «Правил парусных соревнований». Я не мог забыть, как на первенстве Европы он добился моей дисквалификации из-за пустяковой промашки, которую я допустил в стартовой горячке.
Мы холодно поздоровались.
Куда приятнее было обменяться рукопожатиями с великолепной троицей, лучшими гонщиками Норвегии в классе «Звездный», занявшими столик в углу у бара.
Напряженное ожидание достигло предела, когда наконец появился Билл Маккэй со своей свитой. Его сопровождали Микаэль Леффлер, Томас Марк, Анетта Кассель и Мона Лиза. Анетта Кассель была вооружена прелестной улыбкой и блокнотом для стенографирования. При виде нее Пер Таннберг тихо присвистнул, давая волю своему восхищению.
– Если Таннберг нашел своего пса, примите мое «добро пожаловать» в Марстранд, – начал Билл, прислоняясь широкой спиной к стойке бара.
Черная рубашка и такие же брюки плотно облегали его тело. Ворот рубашки был расстегнут, и над зарослью черных с проседью волос на загорелой груди висел талисман – серебряный кулак.
– Всем вам известно, ради чего мы собрались сегодня в Марстранде, – продолжал он, обводя собравшихся взглядом. – Перед нами поставлена задача, которую я поклялся себе выполнить во что бы то ни стало. А потому мне и решать, как это будет сделано. Все, чем мы тут будем заниматься, преследует одну цель. Мы тренируемся не для того, чтобы участвовать в гонках Кубка «Америки». Мы тренируемся, чтобы выиграть кубок. Обратите внимание на это различие. Выиграть Кубок «Америки» – наша единственная цель. Это подразумевает упорный труд. Каждого из вас. Вы, как говорится, отобраны поштучно. Группа индивидуалистов, из которой я сделаю сплоченный коллектив… Тренировки превратят вас в механических кукол, молниеносно выполняющих команды. Решения на претенденте принимаю я, и думать за всех буду я. Сейчас нас здесь двадцать два человека. На претенденте пойдут одиннадцать. Морган Линдберг отвечает за паруса, я – рулевой. Остается девять мест. Вам предстоит бороться за эти места. Лучшие из вас последуют со мной через Атлантику. Вопросы есть?
Глаза Билла переходили с одного столика на другой.
– Черт возьми! – Ян Таннберг выругался вполголоса, но в мертвой тишине каждый его услышал.
– В дальнейшем будете говорить только по-английски, – сказал Билл. – Даже между собой. Каждая деталь должна быть запечатлена в вашем сознании на этом языке. Вам придется думать по-английски, чтобы безошибочно воспринимать все команды.
– Ты собираешься превратить нас в крепостных роботов? – спросил с издевкой в голосе Финн Енсен, один из компании датчан.
– Почти, – невозмутимо ответил Билл.
Финн что-то пробормотал своим товарищам, глядя исподлобья на Билла Маккэя.
– Есть еще вопросы?
– Пока нет, – угрюмо произнес Финн.
По знаку Билла Мона Лиза поднял с пола большую картонную коробку и поставил ее на свободный столик перед стойкой.
– Анетта, будь добра, раздай фуфайки… – сказал Билл.
– С удовольствием, – отозвалась она, одаряя всех нас улыбкой. И поднялась со стула, отлично сознавая, что публика любуется каждым ее движением.
Эту женщину не надо было учить, как привлекать внимание мужчин.
Анетта Кассель извлекла из коробки кипу желтых фуфаек. Ворсистые спортивные фуфайки с крупными черными номерами на груди и на спине, вроде тех, что надевают игроки в американский футбол. Я спрашивал себя, в чем смысл этой затеи.
С кошачьей грацией Анетта обошла столики, раздавая фуфайки. Всем, кроме Петера, Георга, Мартина и меня; что за чертовщина!..
Но в отдельной упаковке лежали еще четыре фуфайки.
– Номер два – Моргану, – скомандовал Билл. – Мартину – номер три, Петеру – двенадцатый, Георгу – тринадцатый.
С чарующими манерами гейши Анетта Кассель выполнила его указания.
– К сведению любопытствующих, фуфайка с номером один – моя, – известил Билл, смеясь.
Мы и сами это сообразили, так что его остроумие не было оценено.
– Размеры большие, – продолжал он. – Фуфайки будут надеваться поверх спасательных жилетов во время тренировок.
– А номера зачем? – спросил Ханс Фох.
– Чтобы проще было отдавать команды на борту, – сухо ответил Билл.
Вполне логично. Правда, в то же время номера как бы означали, что из людей с разными характерами, именами, личностью мы начинаем превращаться в лишенные собственной воли безликие существа.
– Итак, вы делитесь на две группы. В первой группе номера со второго по одиннадцатый. Здесь старший – я. Морган Линдберг – мой помощник. Второй группой, номера с двенадцатого по двадцать третий, руководит Петер Хольм. Он рулевой и командир экипажа. Его помощник – Георг. Чтобы различать обе группы, назовем мою «Папенькины мальчики», а группу Петера «Маменькины сынки».
На сей раз Билл был вознагражден дружным смехом, и атмосфера сразу потеплела.
– Распределение Моргана и Георга по группам означает, что на каждой лодке будет свой парусный мастер, – пояснил Билл. – Это важно.
Он снова сделал паузу, чтобы собравшиеся могли задать вопросы.
– Сколько будут длиться тренировки в первом году? – снова раздался голос датчанина Финна Енсена.
– До конца октября.
– Без перерыва?
– Без перерыва. Поскольку сейчас на воде у нас только «Конни», в день проводим две тренировки по четыре часа каждая. «Конни» выходит в море независимо от погоды. Одна группа отчаливает в восемь утра. В двенадцать часов ее сменяет вторая группа и работает до четырех. Остающиеся на берегу ежедневно два часа посвящают физическим тренировкам и два часа теоретическим занятиям под руководством своего командира экипажа.
– У тебя и свободные вечера расписаны? – едко осведомился Финн.
– Слово тебе, – обратился с улыбкой Билл к Анетте Кассель. – Что можешь предложить?
– Мы приобрели несколько шахматных досок, – серьезно ответила Анетта.
– Черт возьми! – воскликнул Ян Таннберг, натягивая через голову свою желтую фуфайку. – Запомни номер шесть!.. Уж я постараюсь тебя заматовать!
– Я никогда не проигрываю, дружок. Разве что соглашаюсь на ничью.
Финн Енсен не унимался:
– В субботу и воскресенье мы свободны?
Лицо Билла посуровело.
– Это зачем?
– Я не намерен отказываться от личной жизни.
Наступила леденящая тишина. Двое скрестили взгляды. Лицо Билла было спокойно, невозмутимо, взгляд – холодный. Финн смотрел задиристо, даже слегка ядовито. Все мы ощущали, как накаляется атмосфера в зале. Братья Таннберг и сидящий рядом со мной Георг уставились в пол. Мне было решительно не по себе.
– Моне Лизе забрать фуфайку датчанина… – бесстрастно распорядился Билл.
Он не стал называть Финна Енсена по имени.
Пожав плечами, Мона Лиза взял фуфайку Финна, лежащую на столике датчан. Его кривая улыбка плохо отвечала ситуации.
– За компенсацией обратись к адвокату Марку, – стальным голосом произнес Билл. – Впредь мы не будем посягать на твою личную жизнь.
– Уж не сам ли Господь Бог со мной говорит? – презрительно фыркнул Финн.
– Если это необходимо для выигрыша Кубка «Америки» – о'кей, я Господь Бог. – Билл сделал короткую паузу. – Твое отношение к этому проекту в корне неправильно, можешь укладывать свои вещи и оставить нас.
Финн поднялся, демонстративно бросил на ковер дымящуюся сигарету и раздавил ее каблуком.
– И вы согласны, чтобы этот ублюдок помыкал вами? – Его вопрос был обращен к сидящим за столиком соотечественникам.
Ответа не последовало. Все отвели глаза в сторону.
– Будь любезен покинуть помещение. – Билл держал себя в руках, но в голосе его угадывалась ярость.
– Мои познания можно купить, но я не намерен продавать тело и душу за какие-то грязные тысчонки… – Эмоции взяли верх, и голос Финна вызывающе звенел.
– Экипажи формируются на добровольных началах. И ты нам здесь больше не нужен.
Финн поискал взглядом поддержки у своих товарищей, но не нашел ее. Желающих последовать его примеру не было.
А на следующий день явилась из Гётеборга и она сама – «Конни».
Я заметил ее издалека и, защитив ладонью глаза от солнца, любовался прекрасным зрелищем. Острый форштевень бритвой рассекал мелкую рябь на воде. Лодку тянул на длинном тросе «Торд» – один из буксиров компании «Рёда Булагет». «Конни» величаво скользила по солнечной дорожке.
Когда яхта приблизилась, я рассмотрел, что на руле стоит Мартин Графф.
– Мартин! – крикнул я, махая ему рукой.
– Морган! – помахал он в ответ.
– Добро пожаловать в Марстранд!
– Спасибо!.. Я пришвартуюсь лагом у причала!
– Валяй, я встречу!
Я приготовился принимать швартовы.
– Отдать буксир! – крикнул Мартин, и один из матросов «Торда» выполнил команду.
«Конни» по инерции скользила к причалу.
– Заложи вираж!..– прокричал я. Лодка приближалась слишком быстро.
Мартин уже заметил опасность и крутнул штурвал. «Конни» медленно привелась к ветру. Выждав, когда скорость упала почти до нуля, Мартин завершил поворот, и яхта не спеша пошла полным ветром. Я любовался ею.
Метрах в ста от причала Мартин снова привел «Конни» к ветру, и яхта плавно заскользила ко мне; высокий такелаж притормаживал ее ход.
Когда «Конни» поравнялась с причалом, Мартин бросил мне кормовой швартов. Поймав трос на лету, я закрепил его за железное кольцо. Сам Мартин прыгнул на берег с носовым швартовом и быстро накинул два шлага на пропитанную смолой толстую тумбу. «Конни» мягко прижалась к стенке. Помести кто-нибудь яйцо между обшивкой яхты и стенкой, оно осталось бы цело.
Два старых морских волка, наблюдавших за маневром со скамейки для гаванских завсегдатаев, одобрительно кивнули. Швартовка была выполнена безупречно и заслужила положительную оценку знатоков.
Обменявшись крепким рукопожатием, мы с Мартином спустились в кокпит. Я предложил ему в награду сигарету.
– Как прошла буксировка?
– Никаких проблем.
«Торд» медленно описал круг в гавани, поравнялся с нами, и капитан поднес ладони рупором ко рту:
– Мы пошли обратно!
– Спасибо за доставку! – отозвался Мартин. Буксир повернулся кормой к нам и зачуфыкал по солнечной дорожке в открытое море.
– Она чертовски хороша… – сказал я, ведя рукой над палубой «Конни».
– Что верно, то верно.
Все же бросалось в глаза, что долгий отдых от гонок наложил на «Конни» свою печать. В ее убранстве многого недоставало.
Я не смог удержаться: подошел к металлическому штурвалу и взялся за него, думая о том, что здесь стоял Боб Бэвьер-младший, когда вел яхту к победе на гонках Кубка «Америки» в 1964 году. Передо мной как бы открылась страница летописи парусного спорта.
Мартин глядел на меня с улыбкой.
– Ты уже в Ньюпорте, Морган?
– Я и Марстранду рад сейчас. Мы закончили перекур.
– Выпьем по чашке кофе в мастерской? – предложил я. – Заодно познакомишься с мастерами.
– Отлично.
После кофейного перерыва вся компания, не возобновляя работу, отправилась в гавань осмотреть «Конни».
– До боевой готовности ей далеко, – заметил Георг.
– Билл последовательно заботится о том, чтобы у нас было чем развлечься, – заключил я.
Мартин держал в руках мятый конверт, который достал из кармана джинсов.
– Черт, совсем забыл – у меня для тебя любовное письмо.
– От кого? – спросил я.
– Угадай. Три попытки.
– Анетта Кассель. Анетта Кассель. Анетта Кассель.
– Попробуй еще раз. – Щеки Мартина украсили веселые ямочки.
Я отказался от новых попыток, полагая, что знаю верный ответ. Георг выхватил у Мартина письмо и прочитал вслух:
Мартин Графф отвечает за установку новой мачты на «Конни».– Инспекция – в тринадцать ноль-ноль двадцатого апреля, – повторил, словно эхо, Мартин.
Морган Линдберг обеспечивает вооружение яхты стоячим и бегучим такелажем.
Инспекция состоится в 13.00 20 апреля.
Билл
В честь избавления от праздности мы решили продолжать свои занятия. Георг направился обратно в мастерскую, Мартин дошел вместе с ним до «Гранд-Отеля», где для него тоже был заказан номер.
Что до меня, то я задержался на борту «Конни». Хотелось еще немного насладиться ее обществом.
Двадцатого апреля ровно в 13.00 на площадке перед верфью «Ринген» остановился большой, черный, чистенький «мерседес». В машине сидели адвокат Томас Марк, Анетта Кассель и Билл Маккэй.
– «Конни» как было приказано! – телеграфно доложил Мартин, когда они вышли на пристань.
– Недурно, парни, – сказал Билл, щупая глазами новый такелаж.
Затем он тщательно проверил все части новой алюминиевой мачты, каждый сплесень стальных тросов такелажа.
– Можно пройти на борт? – спросила Анетта Кассель.
Билл мягко прыгнул с пристани на палубу «Конни» и протянул руку Анетте. Однако она отказалась от помощи и сама легко приземлилась на палубе. Мне почудился намек на дерзкую улыбку в ее глазах.
Я поспешил поймать в воздухе пятерню Билла и соскочил вниз.
– Большое спасибо.
Пока Томас Марк и Анетта Кассель, сидя в кокпите, болтали о том о сем, Билл придирчиво расспрашивал нас о работе с новой мачтой, особенно интересовался, как мы крепили стальные ванты к краспицам.
– Моя оценка – отлично, – произнес он наконец. «Конни» была готова к борьбе.
Когда я под вечер вернулся в гостиницу, рядом с ключом от номера меня ждал белый конверт без адреса отправителя. Я вскрыл его своим японским ножом. Из штампа наверху листа явствовало, что отправитель – фирма «Солид Экономи», производящая операции по взысканию долгов.
Категоричным тоном до моего сведения доводилось, что платежные документы будут переданы в суд, если я незамедлительно не уплачу шестьдесят две тысячи крон. Кроме того, с меня причитается сто пятьдесят крон в покрытие расходов фирмы. Из текста следовало также, что меня ждет принудительная распродажа имущества и объявление несостоятельным должником.
Словом, я, что называется, попался в финансовый капкан. Есть ли возможности выбраться из него? Я их не видел. Мой дом на Энгхольме давно заложен…
Сволочи!
Дрожа от ярости, я поднялся в свой номер и написал письмо фирме «Солид Экономи». Учтивое, смиренное письмо. В котором я просил об отсрочке платежа. Дескать, сейчас у меня нет требуемой суммы, но я рассчитываю, что вскоре положение исправится. Это была грубая ложь, и я отнюдь не надеялся, что мне поверят.
С тяжелым сердцем опустил я письмо в почтовый ящик. И твердо обещал себе быть лучше подготовленным на случай, если на моем пути вновь возникнут Учтивый господин и его подручные. Подумав при этом, что в конечном счете письмо о взыскании долга – куда более эффективное оружие, чем кулаки и железная удавка…
28 апреля. День «О» – «Общего сбора».
Я проснулся рано и перед завтраком прошелся по скалам к западу от крепости. Свежий норд-вест со скоростью десять метров в секунду гонял по бледно-голубому небу редкие, обтрепанные по краям белые облака. Море курчавилось барашками, волны разбивались в клочья у подножия маяка «Отче Наш». Тяжелые валы распластывались длинными языками на красном граните под бакенами у северного входа в гавань. Водоросли исполняли танец живота у скальной кромки. Кое-где в расщелинах оливково зеленели пучки морской капусты.
Запах гниющих водорослей пробудил воспоминания о детстве, летних месяцах, которые я проводил у дяди Юна на островах Кустер. Именно там зародилась моя любовь к морю и яхтам.
Возвратясь в гостиницу, я увидел в вестибюле белую картонку с написанным красным фломастером объявлением:
Сегодня вечером в 19.00 в ресторане общий сбор.После завтрака я отправился в мастерскую в курзале. Все последние дни мастера напряженно трудились, чтобы завершить работу над первым большим стакселем для предстоящих тренировок на «Конни». Мы несколько раз выхаживали парус на контрольной мачте, прежде чем остались довольны «пузом» и линией задней шкаторины. Заодно мы с Георгом проверили одну новую идею – нарастили нижнюю шкаторину плотно прилегающей к палубе «юбкой». Таких парусов не было ни на «Интрепиде», ни на «Конни».
Билл
– Как там наш «палубный трал»? – спросил я.
– Осталось прошить ликтросом «юбку» и заднюю шкаторину, после чего можно ставить его на «Конни», – ответил Георг.
– Хорошо поработали, – сказал я, кивком указывая на Кронпринца.
– А ты сомневался? – произнес он, сплевывая табачную жвачку в приоткрытую пасть мусорного бачка.
Два часа спустя мы подняли новый стаксель на «Конни». Полный порядок. «Пузо» нужной формы и величины располагалось так, как мы и рассчитывали. Косая линия задней шкаторины придала всему парусу сходство с крылом чайки.
– Хорошо, что первая тряпица готова к завтрашней тренировке, – удовлетворенно заметил Георг, когда мы принялись складывать парус на цементной площадке у верфи.
– Только не жди от него похвалы.
– Что ты, Морган. Я не верю в Деда Мороза.
До самого вечера мы с Георгом не отходили от чертежной доски. Теперь требовалось выдать мастерам данные для пошивки грота. Мы наметили относительно плоскую конструкцию, хотя этот грот был рассчитан на скорости ветра от 0 до 4 м/сек. По нашим прикидкам, главную тягу должен был развивать пузатый стаксель.
Работать вместе с Георгом было одно удовольствие. Мы отлично понимали друг друга.
До 19.00 оставалось несколько минут, когда мы с Георгом вошли в ресторан «Гранд-Отеля».
– Морган – чтоб мне провалиться!..
Длинноволосый рослый блондин – 193 см от пяток до макушки – с костистым обветренным лицом сорвался со стула у ближайшего к двери стола и стиснул меня в капкане своих объятий, выжав весь воздух из моих легких. На барабанные перепонки моих ушей обрушился водопад шведской речи с финским акцентом. Пер Таннберг прибыл – никакого сомнения!
За тем же столом сидел, приветственно махая нам, его младший брат Ян. Братья Таннберг – представители мировой элиты в классе «Звездный», такие высокие и плечистые, что в обычные двери они вынуждены были входить пригнувшись и боком. Кандидаты от Финляндии в экипаж претендента.
– Рад видеть вас… – искренне вымолвил я.
– Как обстоит дело с знаменитой финской закалкой? – справился Георг.
– Не жалуемся, надеюсь, ты предупредил девочек, что в город прибывают настоящие мужчины? – осклабился Ян.
Братья Таннберг славились тем, что не хуже какой-нибудь жатки валили болельщиц, без которых не обходилась ни одна регата.
– Мы повесили объявление, призывая мамаш держать взаперти своих дочерей, – сообщил я и был вознагражден гогочущим смехом.
За столиками сидели звезды парусного спорта. Без всякого преувеличения, здесь собралась элита скандинавских гонщиков. Вот Петер Хольм и с ним еще пять шведов: три стокгольмца, Улле Чиннмарк из Мальме и Эрик Турселль (чемпион мира в классе «Финн») с острова Сэре. Чуть дальше, возле окна – Ханс Фох, Палле Хансен и Христиан Ингерслев вместе с еще тремя датчанами. Лицезрение Ханса несколько поумерило мою радость от встречи с братьями Таннберг. Он был известен тем, что во время гонок не всегда соблюдал спортивную этику, сам же требовал от других неукоснительного выполнения «Правил парусных соревнований». Я не мог забыть, как на первенстве Европы он добился моей дисквалификации из-за пустяковой промашки, которую я допустил в стартовой горячке.
Мы холодно поздоровались.
Куда приятнее было обменяться рукопожатиями с великолепной троицей, лучшими гонщиками Норвегии в классе «Звездный», занявшими столик в углу у бара.
Напряженное ожидание достигло предела, когда наконец появился Билл Маккэй со своей свитой. Его сопровождали Микаэль Леффлер, Томас Марк, Анетта Кассель и Мона Лиза. Анетта Кассель была вооружена прелестной улыбкой и блокнотом для стенографирования. При виде нее Пер Таннберг тихо присвистнул, давая волю своему восхищению.
– Если Таннберг нашел своего пса, примите мое «добро пожаловать» в Марстранд, – начал Билл, прислоняясь широкой спиной к стойке бара.
Черная рубашка и такие же брюки плотно облегали его тело. Ворот рубашки был расстегнут, и над зарослью черных с проседью волос на загорелой груди висел талисман – серебряный кулак.
– Всем вам известно, ради чего мы собрались сегодня в Марстранде, – продолжал он, обводя собравшихся взглядом. – Перед нами поставлена задача, которую я поклялся себе выполнить во что бы то ни стало. А потому мне и решать, как это будет сделано. Все, чем мы тут будем заниматься, преследует одну цель. Мы тренируемся не для того, чтобы участвовать в гонках Кубка «Америки». Мы тренируемся, чтобы выиграть кубок. Обратите внимание на это различие. Выиграть Кубок «Америки» – наша единственная цель. Это подразумевает упорный труд. Каждого из вас. Вы, как говорится, отобраны поштучно. Группа индивидуалистов, из которой я сделаю сплоченный коллектив… Тренировки превратят вас в механических кукол, молниеносно выполняющих команды. Решения на претенденте принимаю я, и думать за всех буду я. Сейчас нас здесь двадцать два человека. На претенденте пойдут одиннадцать. Морган Линдберг отвечает за паруса, я – рулевой. Остается девять мест. Вам предстоит бороться за эти места. Лучшие из вас последуют со мной через Атлантику. Вопросы есть?
Глаза Билла переходили с одного столика на другой.
– Черт возьми! – Ян Таннберг выругался вполголоса, но в мертвой тишине каждый его услышал.
– В дальнейшем будете говорить только по-английски, – сказал Билл. – Даже между собой. Каждая деталь должна быть запечатлена в вашем сознании на этом языке. Вам придется думать по-английски, чтобы безошибочно воспринимать все команды.
– Ты собираешься превратить нас в крепостных роботов? – спросил с издевкой в голосе Финн Енсен, один из компании датчан.
– Почти, – невозмутимо ответил Билл.
Финн что-то пробормотал своим товарищам, глядя исподлобья на Билла Маккэя.
– Есть еще вопросы?
– Пока нет, – угрюмо произнес Финн.
По знаку Билла Мона Лиза поднял с пола большую картонную коробку и поставил ее на свободный столик перед стойкой.
– Анетта, будь добра, раздай фуфайки… – сказал Билл.
– С удовольствием, – отозвалась она, одаряя всех нас улыбкой. И поднялась со стула, отлично сознавая, что публика любуется каждым ее движением.
Эту женщину не надо было учить, как привлекать внимание мужчин.
Анетта Кассель извлекла из коробки кипу желтых фуфаек. Ворсистые спортивные фуфайки с крупными черными номерами на груди и на спине, вроде тех, что надевают игроки в американский футбол. Я спрашивал себя, в чем смысл этой затеи.
С кошачьей грацией Анетта обошла столики, раздавая фуфайки. Всем, кроме Петера, Георга, Мартина и меня; что за чертовщина!..
Но в отдельной упаковке лежали еще четыре фуфайки.
– Номер два – Моргану, – скомандовал Билл. – Мартину – номер три, Петеру – двенадцатый, Георгу – тринадцатый.
С чарующими манерами гейши Анетта Кассель выполнила его указания.
– К сведению любопытствующих, фуфайка с номером один – моя, – известил Билл, смеясь.
Мы и сами это сообразили, так что его остроумие не было оценено.
– Размеры большие, – продолжал он. – Фуфайки будут надеваться поверх спасательных жилетов во время тренировок.
– А номера зачем? – спросил Ханс Фох.
– Чтобы проще было отдавать команды на борту, – сухо ответил Билл.
Вполне логично. Правда, в то же время номера как бы означали, что из людей с разными характерами, именами, личностью мы начинаем превращаться в лишенные собственной воли безликие существа.
– Итак, вы делитесь на две группы. В первой группе номера со второго по одиннадцатый. Здесь старший – я. Морган Линдберг – мой помощник. Второй группой, номера с двенадцатого по двадцать третий, руководит Петер Хольм. Он рулевой и командир экипажа. Его помощник – Георг. Чтобы различать обе группы, назовем мою «Папенькины мальчики», а группу Петера «Маменькины сынки».
На сей раз Билл был вознагражден дружным смехом, и атмосфера сразу потеплела.
– Распределение Моргана и Георга по группам означает, что на каждой лодке будет свой парусный мастер, – пояснил Билл. – Это важно.
Он снова сделал паузу, чтобы собравшиеся могли задать вопросы.
– Сколько будут длиться тренировки в первом году? – снова раздался голос датчанина Финна Енсена.
– До конца октября.
– Без перерыва?
– Без перерыва. Поскольку сейчас на воде у нас только «Конни», в день проводим две тренировки по четыре часа каждая. «Конни» выходит в море независимо от погоды. Одна группа отчаливает в восемь утра. В двенадцать часов ее сменяет вторая группа и работает до четырех. Остающиеся на берегу ежедневно два часа посвящают физическим тренировкам и два часа теоретическим занятиям под руководством своего командира экипажа.
– У тебя и свободные вечера расписаны? – едко осведомился Финн.
– Слово тебе, – обратился с улыбкой Билл к Анетте Кассель. – Что можешь предложить?
– Мы приобрели несколько шахматных досок, – серьезно ответила Анетта.
– Черт возьми! – воскликнул Ян Таннберг, натягивая через голову свою желтую фуфайку. – Запомни номер шесть!.. Уж я постараюсь тебя заматовать!
– Я никогда не проигрываю, дружок. Разве что соглашаюсь на ничью.
Финн Енсен не унимался:
– В субботу и воскресенье мы свободны?
Лицо Билла посуровело.
– Это зачем?
– Я не намерен отказываться от личной жизни.
Наступила леденящая тишина. Двое скрестили взгляды. Лицо Билла было спокойно, невозмутимо, взгляд – холодный. Финн смотрел задиристо, даже слегка ядовито. Все мы ощущали, как накаляется атмосфера в зале. Братья Таннберг и сидящий рядом со мной Георг уставились в пол. Мне было решительно не по себе.
– Моне Лизе забрать фуфайку датчанина… – бесстрастно распорядился Билл.
Он не стал называть Финна Енсена по имени.
Пожав плечами, Мона Лиза взял фуфайку Финна, лежащую на столике датчан. Его кривая улыбка плохо отвечала ситуации.
– За компенсацией обратись к адвокату Марку, – стальным голосом произнес Билл. – Впредь мы не будем посягать на твою личную жизнь.
– Уж не сам ли Господь Бог со мной говорит? – презрительно фыркнул Финн.
– Если это необходимо для выигрыша Кубка «Америки» – о'кей, я Господь Бог. – Билл сделал короткую паузу. – Твое отношение к этому проекту в корне неправильно, можешь укладывать свои вещи и оставить нас.
Финн поднялся, демонстративно бросил на ковер дымящуюся сигарету и раздавил ее каблуком.
– И вы согласны, чтобы этот ублюдок помыкал вами? – Его вопрос был обращен к сидящим за столиком соотечественникам.
Ответа не последовало. Все отвели глаза в сторону.
– Будь любезен покинуть помещение. – Билл держал себя в руках, но в голосе его угадывалась ярость.
– Мои познания можно купить, но я не намерен продавать тело и душу за какие-то грязные тысчонки… – Эмоции взяли верх, и голос Финна вызывающе звенел.
– Экипажи формируются на добровольных началах. И ты нам здесь больше не нужен.
Финн поискал взглядом поддержки у своих товарищей, но не нашел ее. Желающих последовать его примеру не было.