Лундстрём Эверт. Операция «Отче наш»

   «Торд» еще не покинул место кораблекрушения. В полусотне метров справа по борту весело качался на волнах оранжевый буй. Мне показалось, что по соседству с ним торчит из воды какое-то острие.
   – Это не мачту там видно? – воскликнул я.
   – Она самая, молодой человек, – подтвердил Билл. У него был на редкость довольный вид. И у меня сердце забилось чаще от радости. Если мы видим топ, значит, корпус лежит на глубине всего чуть больше двенадцати метров. Выходит, нам чертовски повезло. Я знал здешний фарватер, как свои пять пальцев; затони «Конни» в какой-нибудь полумиле дальше на запад, мы никогда больше не увидели бы нашу яхту, гнить бы ей в бездне морской.
   Теперь же можно было – во всяком случае, теоретически – рассчитывать на ее спасение. Лишь бы корпус не слишком сильно пострадал при ударе о дно.
   Я поглядел на Билла, он – на меня. Мы понимали друг друга без слов. Понимали, что не все потеряно. Я не отказался бы отметить наше открытие еще одной чашкой виски…
   – Сейчас здесь больше делать нечего, – заключил Билл. – Идем курсом на остров Рёрё!
   Капитан послушно кивнул.
   – Олл райт, только сначала сообщу спасательной службе, где лежит яхта… Это нужно для безопасности плавания.
   Он уже сделал нужную пометку на карте и теперь подошел к радиотелефону:
   – Теплоход «Торд» вызывает береговую радиостанцию «Вест»… Теплоход «Торд» вызывает береговую радиостанцию «Вест»… Прием!..
   Динамик ожил.
   – Радио «Вест» слушает… Прием!
   Голос говорящего выдавал уроженца Гётеборга. Этот парень явно родился недалеко от моего местожительства.
   Подгоняемые нескончаемой чередой волн мы вошли в гавань на Рёрё.
   Волнолом был сложен из огромных каменных глыб. Защищенный им портовый бассейн смахивал на серую плиссированную юбку. В этом тихом уголке пережидал непогоду местный рыболовецкий флот. Толстые белые корпуса судов любовно терлись друг о друга, качаясь на слабой зыби.
   «Торд» пришвартовался у борта одного из сейнеров, рулевую рубку которого украшало выложенное золочеными буквами экзотическое название «Бангкок Рёрё».
   – Парни, мне надо позвонить по телефону, – объявил Билл, легко перебираясь на засыпанные, словно первым снегом, рыбьей чешуей черные доски промасленной палубы сейнера.
   Из гавани он направился вверх в поселок.
   – У тебя найдется сухая одежда? – спросил я капитана «Торда» – молчаливого лысого крепыша лет пятидесяти.
   – Внизу есть сменная одежда. Гардероб – возле койки у левого борта. Бери все что нужно.
   Сказав «спасибо», я спустился вниз по стальному трапу.
   Петер по-прежнему сидел рядом с Чиннмарком.
   – Ну, как он? – поинтересовался я.
   Петер поднес указательный палец к губам: дескать, заткнись. Чиннмарк спал. Сейчас сон был для него лучшим лекарем.
   Я молча разделся. Мокрая одежда смачно шлепнулась на рифленое железо настила. Около буфета висело шершавое банное полотенце, и я как следует растерся, восстанавливая кровообращение в окоченевших членах. И уж совсем я ожил, облачившись в извлеченную из гардероба слишком большую для меня, но зато сухую старую одежду – фланелевую ковбойку, фуфайку, зеленоватые от возраста грубошерстные носки, вельветовые штаны с пуговицами в ширинке и толстые сапоги, весом не меньше двух килограммов каждый.
   Сверху спустился по трапу капитан, глянул на Чиннмарка, буркнул что-то неразборчивое и включил радио.
   «Прогноз для западного приморья и района озера Венерн: ночью свежий зюйд-вест, переходящий в умеренный бриз, к утру ветер восточный. Прояснение».
   – Так-то, парни, завтра отдыха не будет, – довольно заметил капитан, подходя к буфету и доставая закопченный алюминиевый котелок.
   Вскоре ноздри защекотал аромат кофе, смешиваясь с неистребимым на всех моторных судах запахом нефти.
   Билл явился как раз вовремя.
   – Ну, что там говорят про завтрашнюю погоду? – спросил он, когда все, кроме Чиннмарка, заняли места вокруг привинченного к полу стола, на котором стоял котелок, блестели жестяные кружки и лежали позавчерашние булки.
   Билл не сомневался, что мы слушали прогноз, и я поделился с ним услышанным.
   – Отлично. Я няшел на острове скафандр. Так что готовься, Морган, завтра спустишься к «Конни», посмотришь, как она там.
   – Ты не теряешь времени зря, – заметил Петер.
   – У одного рыбака на сейнере есть водолазное снаряжение, – пояснил Билл. – Единственный комплект на всем острове.
   – Черт подери, Билл, я учился на аквалангиста. Никогда не надевал водолазный костюм, – сказал я.
   – Будем здоровы, – произнес Билл.
   Он уже разлил поровну остатки виски в наши жестяные кружки.
   – Одно дело – гидрокостюм, и совсем другое – скафандр, – попытался я продолжить начатую тему, когда все (кроме Билла) поморщились, проглотив алкоголь.
   – Не волнуйся, Морган, все будет в порядке. Билл впился зубами в черствую булочку, и я понял, что разговор окончен. В нашем экипаже только мне доводилось работать под водой. Этого было довольно, чтобы он посчитал мою кандидатуру наиболее подходящей для предстоящего дела. По правде говоря, на его месте я рассудил бы точно так же.
   – У тебя найдется на чем рисовать? – спросил Билл капитана, когда опустел котелок.
   Мы с Петером убрали чашки и кружки, на их место лег потрепанный блокнот в клетку. Роль судомойки взял на себя Мартин.
   – Морган, садись сюда. – Билл кивком указал на стул возле себя.
   Билл Маккэй не жаловал долгих передышек. Я сел, и он принялся чертить.
   – Я позвонил Георгу, чтобы он забрал в моем номере в «Гранд-Отеле» четыре больших обуха и срочно отправил сюда.
   – Обуха? – Я оторопел.
   – Когда ты завтра спустишься к «Конни», тебе надо будет сделать два дела, – продолжал Билл.
   – Я еще не знаю, смогу ли вообще двигаться в водолазном скафандре, – произнес я.
   – Первым делом закрепишь на киле обуха. – Он словно не слышал моего возражения.
   На бумаге возникли очертания корпуса «Конни».
   – Тут, – показал Билл, – и тут, с каждой стороны по два отверстия с резьбой для обухов.
   Острие карандаша коснулось точек в передней и задней частях киля и пометило их крестиками.
   – Соответственно на левой стороне киля тоже два отверстия.
   Билл посмотрел на меня, проверяя, все ли я понял.
   – Эти обуха из дельных вещей «Конни»? – задал я не слишком умный вопрос.
   – Разумеется. Особая конструкция. Используются, когда яхту поднимают краном, чтобы тросы крепко обнимали корпус и не елозили при подъеме. Второе твое дело – попытаться пропустить тросы под корпусом.
   – Значит, там есть отверстия с резьбой, и остается только закрепить в них обуха? – спросил я.
   – Верно, – кивнул Билл.
   Все ясно – Билл Маккэй уже начал операцию по спасению затонувшей двенадцатиметровки. Телефон в поселке понадобился ему не за тем, чтобы справиться, как поживают старые друзья. Люди в Гётеборге, Мар-странде и на Рёрё включились в работу.
   – Завтра и поднимем ее, если все будет в порядке, – сказал Билл.
   Спичка в уголке рта говорила о том, что он вполне владеет ситуацией.
   – Мне одному работать под водой? – осведомился я.
   – Завтра в четыре часа из Гётеборга сюда придет большой плавучий кран. К тому времени все должно быть готово.
   Ничего не скажешь, плотное расписание…
   – Не так-то просто трудиться в скафандре, – попытался я высказать свои опасения.
   – В десять утра на место крушения прибудут пять аквалангистов из спортивного клуба, – невозмутимо ответил Билл. – А теперь отдыхай, набирайся сил к завтрашнему дню. Совещание окончено.
   Он усмехнулся, так что спичка запрыгала.
   – Можно, мы еще посидим, папочка? – спросил Петер.
   – Сон полезен для здоровья, – улыбнулся Билл. – Копите силы, пригодятся, право слово.
   Мы поверили ему, разделись и улеглись на койках. Капитан напоследок поднялся наверх, чтобы проверить швартовы, потом присоединился к нам.
   Билл продолжал сидеть за столом, занятый писаниной. Мне вспомнились слова Яна Таннберга об этой его страсти, и, я предположил, что Билл пишет очередную главу автобиографии дьявола, который стал моряком. Доброго дьявола, иногда подносящего виски товарищам.
   Мне плохо спалось, и через час с небольшим я проснулся весь в поту. Билл все еще сидел за столом. Отложив записную книжку, он что-то чертил в блокноте. Я свесил с койки свои длинные конечности и закурил.
   – Не спится? – Билл поднял на меня глаза.
   – Тебе тоже.
   – Кто хочет создать достойного претендента на Кубок «Америки», живет под постоянным напряжением. Так что порой мне не до сна. – В голосе Билла звучали непривычно человеческие нотки. – Особенно когда случаются такие происшествия. Я тут набрасываю план завтрашней операции.
   Я хорошо его понимал. Мой с Георгом напряженный труд по конструированию парусов не шел ни в какое сравнение с бременем на плечах папочки Билла.
   – Попробуй все же чуточку вздремнуть, – сочувственно посоветовал я. – Глядишь, полегчает.
   – Уже кончаю. – Билл отозвался улыбкой на мою заботу.
   – Тогда спокойной ночи еще раз, – сказал я.
   – Спокойной ночи, сынок!

9

   Метеослужба не ошиблась с прогнозом. Когда мы в шесть утра поднялись на палубу «Торда», из-за скального гребня на Березовом острове выползло багровое солнце. Капли ночной росы усеяли хрустальными бусинами металлический планширь. Ветер пошел на убыль, и слабый зюйд-вест чуть шевелил вымпел перед заправочной станцией на берегу портового бассейна.
   – Ну вот, совсем другое дело, – довольно ухмыльнулся Билл, обозрев небосвод.
   – Когда-нибудь должно же нам повезти, – заметил Мартин.
   Наскоро перекусив, мы начали готовиться к предстоящей работе. Чиннмарк заметно приободрился и выглядел вполне сносно, но все равно мы велели ему еще полежать. Он и не стал особенно возражать, радуясь случаю хорошенько выспаться.
   Мы с Петером сходили за водолазным снаряжением и тщательно изучили его. С первого взгляда было видно, что скафандр устарелой модели, тяжелее и жестче новых образцов.
   – Ему не меньше двадцати лет, – заключил я. – Влезешь – еще неизвестно, выберешься ли обратно.
   – Тогда прощай, – усмехнулся Петер. – Приятно было познакомиться.
   Мы проверили все шланги и уплотнения. Помпа была ручная, и пришлось ее кое-где смазать, чтобы работала без скрипа.
   Я влез на пробу в скафандр, Петер привинтил шлем и взялся за рукоятку помпы. Все было как будто в порядке… К сожалению.
   Кронпринц прибыл с судном, доставляющим островитянам утренние газеты.
   – Каким вы местом думали, черт бы вас побрал? – приветствовал он нас, вручая Биллу сверток с обухами. – Неужто среди вас не нашлось ни одного стоящего моряка?
   Мы не удостоили его ответом.
   – Но хоть кофе-то сумели приготовить? – ухмыльнулся Кронпринц.
   – Найдется пяток капель на камбузе, – ворчливо ответил капитан «Торда».
   Намек Кронпринца на изъяны в его морской выучке задел капитана за живое.
   Билл и Мартин погрузили на буксир тросы и гаки, взятые на местной верфи. Можно было выходить к месту крушения.
   Миновав створ гавани Рёрё, капитан взял курс на крестик, обозначающий на_ карте место, где пошла ко дну «Конни». Зыбь – отголосок вчерашнего шторма – перекатывалась через отмели к западу от прибрежных островков. Пройдя на нос буксира, я подставил лицо прохладному морскому ветерку. В этом краю воздух после шторма всегда чище и богаче озоном, особенно осенью. Я наслаждался, вдыхая легкое веяние веста.
   – Скоро придем на место, Морган, готовься. – Билл похлопал меня по спине.
   – Нет от тебя покоя, – пробурчал я, неохотно следуя за ним на ют.
   – Мы с Мартином – на помпе. Петер поможет тебе со скафандром.
   – О'кей. Кто на сигнальном конце?
   – Петер. Как только спустим тебя вниз. Петер стоял рядом, прислушиваясь.
   – Ты чего-то опасаешься? – спросил он.
   – Лучше твердо знать, что наверху кто-то держит сигнальный конец на случай, если мне понадобится быстро всплыть.
   – Все будет в порядке, Морган.
   Сбросив одолженную накануне одежду, я надел очень кстати раздобытый Биллом тренировочный костюм. Капитан пополнил мою экипировку шерстяными носками, потрепанным свитером и вязаной шапочкой. Чтобы долго работать внизу, надо тепло одеваться. Втиснувшись в водолазный костюм, я подошел к фальшборту и поглядел вдаль. До места осталось совсем немного, но сколько я ни всматривался, не мог обнаружить кончик мачты. И буй тоже не видел.
   – Черт, мачта куда-то пропала… Пора бы ей уже показаться?! – крикнул я.
   Подбежал Петер и тоже стал всматриваться.
   – Вижу буй!..– сказал он.
   У него зрение было получше моего.
   – Где?
   – Чуть западнее Раммена! Вон там.
   Теперь и я увидел буй – маленький пластиковый шар, качающийся на волнах.
   – Но куда же мачта подевалась, черт подери?
   – Вдруг она сломалась!..– воскликнул Петер. – Вот будет нам подарочек!
   – Спокойно, парни, – услышали мы голос подошедшего сзади Билла. – Просто «Конни» опрокинулась и легла на бок.
   – Ты так уверен в этом?
   – Шторм не мог сломать мачту, и здесь не проходили никакие суда, я проверил. Остается один вариант. Притом самый логичный.
   На холостом ходу мы медленно, осторожно приближались к бую. Кронпринц подцепил багром буксирный трос и закрепил его за кнехты у правого борта. Капитан «Торда» включил задний ход, по железному корпусу буксира пробежала дрожь, и вот уже «Торд» стоит, как на якоре, под ветром от затонувшей яхты. Новая команда, и машинное сердце буксира перестало биться.
   – Отдать якорь!..– крикнул Билл. – Буксирный трос может не выдержать.
   Петер и Кронпринц вместе отправили за борт тяжелый якорь, и он загремел цепью в клюзе.
   – Петер! – снова раздался голос Билла. – Помоги Моргану закончить облачение.
   – Есть, помочь Моргану.
   Шлем лег на место, и я почувствовал себя чем-то вроде франкенштейнова чудовища. Давление на плечи удвоилось, когда Петер надел на меня пояс с свинцовыми грузами. К этому же поясу он прицепил большую отвертку. Поднял мою руку, пропуская под мышкой воздушный шланг, и показал кивком, что все готово.
   Я неуклюже протопал на корму, где капитан подвесил спускающийся в воду железный трап. Мартин крутил помпу. Петер надежно обвязал меня сигнальным концом, затем помог надеть калоши со свинцовой подошвой. Теперь я был готов вместе с скафандром последовать в неизвестность.
   Подошел Билл и, улыбаясь, засунул мне за пояс обуха, про которые я конечно же забыл.
   Я ощущал не то чтобы страх – скорее, тревогу, и мне вспомнились крылатые слова инструктора, которыми он успокаивал нас, начинающих аквалангистов, перед серьезным погружением: «Если тебе там в холоде и мраке покажется, что ты сейчас отдашь концы, – выкинь эту мысль из головы и постарайся лучше сообразить, какой промах совершил».
   Я улыбнулся про себя, однако подумал, что не так-то просто следовать этому совету, если тебя не учили работать в тяжелом водолазном снаряжении. Тем не менее тревога дебютанта поумерилась.
   – Готов к погружению – сказал я. Хотя никто не мог меня слышать.
   Ковыляя, словно утка, я одолел последние метры до трапа.
   Подошел Билл с концом закрепленного на «Конни» буксирного троса и обмотал его вокруг релинга рядом с трапом. Знаком дал мне понять, чтобы я спускался вдоль троса.
   Я сделал рукой утвердительный жест.
   Кронпринц и Билл вместе подняли меня и свесили за борт. Поболтав ногами, я поймал свинцовыми подошвами ступеньку трапа и начал спускаться. Глянув напоследок вверх, увидел позолоченное солнцем небо.
   После чего медленно ушел под воду.
   По мере погружения пропало ощущение тяжести от костюма. Держась за буксирный трос, я метр за метром спускался к престарелой барышне «Конни». Да, наделала она дел. А мне теперь расхлебывать.
   Вода была мутная. Вчерашний шторм потрепал донную растительность. Чем глубже, тем хуже видимость.
   Вокруг «Конни» словно царила августовская ночь.
   Почувствовав вдруг под ногами твердый грунт, я даже малость удивился. Погружение прошло легче, чем я опасался. И грунт вполне гостеприимный – никакого ила, только облепленные водорослями каменные плиты. Отлично.
   Видимость на дне составляла шесть-семь метров. Я включил фонарик.
   Билл, как всегда, оказался прав: «Конни» лежала на боку, удобно простершись на камнях. Шторм положил ее на левый борт. Мачта смотрела косо вверх, к свету. Насколько я мог судить, она нисколько не пострадала.
   Осторожно передвигаясь от форштевня к корме, я и в обшивке правого борта не увидел никаких повреждений. Оставалось загадкой, где первоначально открылась течь. Может быть, есть пробоина в левом борту?
   Оступившись на скользком камне, я упал навзничь. С великим трудом поднялся на ноги. Я обливался потом, одежда прилипла к телу, словно теплый компресс.
   Я погладил рукой киль, отыскивая отверстие для первого обуха. Найдя, обнаружил, что оно закупорено пробкой. Вытащил отвертку из-за пояса и выковырял ее. В водолазных перчатках поневоле работалось очень медленно.
   Засовывая на место отвертку, я промахнулся и выронил ее. Хорошо еще, что она была привязана к поясу тонким линем. Я мог не нагибаясь поднять ее и воткнуть за пояс.
   Осторожно опустившись на колени подле киля, я правой рукой достал один обух. Это было все равно что искать вшей, надев боксерские перчатки. Полчаса провозился я с этим обухом, прежде чем он занял наконец положенное место. Чтобы завинтить его до конца, пришлось просунуть отвертку в кольцо на головке.
   Теперь – найти отверстие для второго обуха. Луч фонаря заскользил по днищу «Конни». Слабый отблеск на выходе галыонного слива привлек мое внимание, и я вернул луч туда. Свет отражался от чего-то стального! Странно… Откуда сталь там, где должна быть пустая черная труба? Я постановил, когда управлюсь с вторым обухом, обследовать гальюн изнутри.
   Наконец болт с кольцеобразной головкой занял свое место, и я стал карабкаться по борту вверх, чтобы проникнуть внутрь корпуса «Конни». Тщательно лакированные доски выше ватерлинии были скользкие, как лед. Дважды я скатывался вниз на животе, прежде чем сумел ухватиться за край фальшборта и подтянуться кверху. Струйки теплого пота разъедали глаза. Отдающий машинным маслом воздух в шланге вызывал удушье. Надо терпеть… Мысленно чертыхаясь, я продолжал карабкаться.
   Целая вечность ушла у меня на то, чтобы забраться в кокпит лежащей на боку лодки. Все время надо было подтягивать воздушный шланг и сигнальный конец, чтобы не зацепились за металлические детали. Сантиметр за сантиметром я продвигался вперед, на каждом шагу освещая фонариком калоши и проверяя надежность опоры.
   Под палубой я осторожно опустился на колени. Направив луч фонаря на дверь гальюна, медленно пополз к ней. Внезапно воздушный шланг заклинило где-то в кокпите. Я оцепенел от страха. На секунду почудилось, что воздух сверху не поступает. Отчаянным рывком удалось высвободить шланг. Слава Богу. От пота я внутри скафандра был такой же мокрый, как если бы очутился в воде снаружи. Там кромешный ад, тут пропитанный потом.
   Я перевернулся на спину, отдыхая. Грудь вздымалась тяжелыми рывками.
   Но на спине далеко не продвинешься… Стиснув зубы, я снова пополз вперёд. Последний отрезок моего пути внутри «Конни» знаменовал победу воли над материей.
   Просунув руки в слив, я сразу нащупал чужеродный предмет, заклинивший возвратный клапан.
   Все ясно: именно здесь вода проникала внутрь во время буксировки. Через сливную трубу гальюна.
   Рукой в толстой перчатке мне удалось взяться за злополучный предмет и, подергав его в разные стороны, извлечь из трубы. Я осветил его фонариком.
   В узком луче я увидел… мой нож!
   На перчатке лежал, поблескивая, японский морской нож с широким острым лезвием и рукояткой из слоновой кости.
   Мой нож! Каким образом, черт дери, очутился он в гальюне «Конни»…
   Я не пользовался им на борту и не заметил пропажи. Видимо, кто-то прибрал его к рукам. Давно задуманная диверсия? Вспомнился Учтивый господин в кондитерской Берга. Что он сказал после того, как разорвал счета? Кажется, что день расплаты еще впереди.
   Но ведь он не мог уже тогда знать, что мой нож используют для диверсии против «Конни»? Это слишком маловероятно. Хотя какого-то рода диверсию он мог предвидеть. Такую, чтобы подозрение пало на меня. Вот и будет мне возмездие…
   Остолбенев, я глядел на свою находку.
   Что было бы, не найди я первым этот нож? Если бы «Конни» подняли, откачали воду и при осмотре обнаружили мой нож в сливной трубе. Поверили бы моим клятвам, что я ни при чем? Хотя я находился на борту во время аварии.
   Осталось бы за мной место парусного мастера?
   Дрожа от возбуждения и ярости, я выбрался обратно на палубу «Конни», перевалил через фальшборт и соскользнул на твердый грунт. В голове роились мысли. Как лучше поступить? Какой образ действий предпочесть?
   Выходить наверх с ножом в руке нельзя, придется объяснять, как я его нашел. Петер, который помогал мне облачиться в скафандр, знал, что в моем снаряжении не было этого ножа.
   Стало быть, надо от него избавиться.
   Освещая путь фонариком, я отошел метров на десять от «Конни», воткнул нож в грунт и наступил на рукоятку тяжелой калошей. Прощай навсегда! Я вообразил, что нож вонзается в спину того, кто подложил мне свинью.
   После чего вернулся к «Конни». Долго стоял неподвижно.
   Наконец взял себя в руки и вспомнил, для чего нахожусь в этом месте. Продолжая осмотр «Конни», убедился, что не могу завинтить оставшиеся два обуха, так как левый борт яхты плотно прижат ко дну. Все, что можно сделать, сделано.
   Я посигналил, чтобы меня поднимали.
   Подъем проходил медленно, по этапам. Я опасался неприятных ощущений при всплытии, но обошлось. Тем не менее я с великим облегчением вдохнул свежий морской воздух, когда Петер освободил меня от шлема.
   – Ну, как? – подошел Билл. Обнаружив, что два обуха по-прежнему заткнуты за пояс, он добавил: – Я так и думал. Не смог добраться?
   – Не смог. Она лежит на левом боку. Но правый борт свободен.
   – Хорошо. Тросы можно продеть?
   – Думаю, что можно. Между камнями под яхтой есть просветы, как-нибудь просунем.
   – Отлично. В остальном все гладко прошло?
   – Как по маслу. – Отвечая, я глядел на море.
   – Никаких происшествий?
   – Никаких.
   – У тебя вид какой-то запаренный, Морган, – заметил Билл, всматриваясь в мое лицо.
   – Воздух в шланге не больно-то чистый…
   Билл довольствовался этим ответом и оставил меня.
   Во второй половине дня развернулась кипучая деятельность. Прибыли пять аквалангистов из Гётеборга, пришел заказанный Биллом огромный плавучий кран для спасательных работ. Все были в курсе и знали свое дело. Тросы и стропы быстро обхватили корпус яхты, и стрела мощного крана зависла над местом крушения.
   Последовала команда «вира!», и «Конни» оторвалась от своего временного ложа в пучине. Метр за метром мачта вырастала из воды, поблескивая на солнце влажным алюминием.
   Когда вынырнула палуба «Конни», последовала команда «стоп!». Экипаж плавучего крана запустил большой компрессор и подсоединил помпы. Два аквалангиста поместили в чрево яхты стальные цилиндры, помпы заработали, и мы на «Торде» увидели, как «Конни» медленно поднимается над волнами.
   Час спустя после того, как палуба красавицы две-надцатиметровки вновь увидела дневной свет, яхта была на плаву. Я смотрел на нее с великой радостью.
   – Что ж, пошли, Морган, – сказал Билл.
   Мы спустились на борт «Конни» и бегло осмотрели ее. Яхта почти не пострадала. Мы не нашли никаких пробоин.
   – Ты что-нибудь понимаешь? – Билл покачал головой.
   – Нет.
   – Ни одной пробоины, черт дери! Почему же вода так сильно прибывала? – удивлялся Билл Маккэй.
   Я ограничился тем, что изобразил на лице такое же удивление.
   Чтобы не пришлось завершать буксировку в темноте, мы с Биллом на этом прервали осмотр. Он вернулся на «Торд», я остался на «Конни». На этот раз общество мне составил Мартин Графф. Чиннмарк все еще отлеживался на борту «Торда».
   Попрощавшись со спасателями, мы тронулись в путь. «Торд» исправно выполнял роль тягловой лошади, и «Конни» плавно скользила по воде. Море – многоликая стихия – вело себя смирнехонько, совсем не так, как сутками раньше.
   Во время буксировки я попытался спокойно и методично рассудить, что же все-таки произошло. Одно было ясно. Стоя на дне, я сгоряча неверно определил главную цель диверсии. Не я, а «Конни» была первейшей мишенью злоумышленника. Все было подстроено в расчете на то, что яхта пойдет ко дну далеко от берега, где поднять ее будет невозможно. Это стало бы серьезнейшим ударом по операции «Отче Наш». Заключительные тренировки пришлось бы проводить без «механического зайца». Без «Конни».
   Но почему использовали именно мой нож? А не любой другой металлический предмет? Я усмехнулся. Нетрудно догадаться… Не оправдайся расчеты наших врагов, которым нужно было, чтобы «Конни» затонула на большой глубине, тогда сыграло бы свою роль обнаружение моего ножа. Промашка в главном позволяла достичь хотя бы второстепенной цели. Рано или поздно в сливе найдут приметный нож, и вина падет на меня. Я окажусь козлом отпущения.
   Подошел Мартин, сел рядом со мной.
   – Отличный денек, Морган… – произнес он, вдыхая осенний воздух.
   – Что верно, то верно.