Картина "По главной улице с оркестром", на мой взгляд, слегка приоткрыла дверь к лирическому Меньшикову, эта его ипостась здесь дала о себе знать легким намеком, легким касанием. В роли "Ф. С." у актера, в общем-то, был небольшой плацдарм для лирических выплесков, тем более что он не склонен к этому впрямую. Но в определенной мере актер воспользовался тем, что давали ему сценарий и, главным образом, собственная фантазия. Он снова опирался на присущее ему умение быть режиссером собственной роли.
   Особенно проявлялось это, если постановщик картины уступал ему в таком качестве. Но иногда Меньшиков оказывался бессилен в подобной ситуации. И начинал метаться в поисках точки опоры.
   ...Сценарий "Мой любимый клоун" был написан по повести Василия Ливанова Никитой Михалковым и Александром Адабашьяном. Вероятно, имена авторов сценария, людей, Меньшиковым почитаемых, сыграли главную роль в его согласии сниматься в картине, хотя он долго сомневался. Хороший вкус мешал смириться с примитивной драматургией. Тогда он еще не знал, что вскоре ему предстоит более трудное испытание - работа с режиссером Юрием Кушнеревым.
   История "Моего любимого клоуна" представляет "посредственный гибрид советского утешительного сюжета, в котором только один шаг "от хорошего к лучшему", и шаг этот авторами сделан к слезливой индийской мелодраме, имевшей тогда обвальный успех у десятков миллионов наших зрителей. "И клоун, товарищи, чувствовать умеет!" - примерно такова суперидея картины, реализованная с надрывным пафосом.
   Поначалу беда в том, что талантливый клоун Сергей Синицын (Олег Меньшиков) несчастлив в личной жизни, не по своей вине, разумеется. Его жена Леся - дочь знаменитого академика. Особа очень капризная, избалованная, эгоистичная, занятая исключительно собой. Такие же у нее папа и мама... Синицыны бездетны. Но когда добросердечный Сергей решает взять на воспитание из детского дома сиротку Ваню, Леся и ее бездушная мать категорически против. А клоун уже так полюбил ребенка, что не хочет отступать.
   Именно в это время Леся едет в длительную командировку за границу в качестве переводчицы собственного папы - им, академикам, все можно! Сергей забирает Ваню к себе, отказавшись ради этого от выгодных зарубежных гастролей. В элементарном противостоянии плохой семьи и хорошего Синицына все изначально решено, но сюжет надо тянуть дальше, того требует метраж фильма. Продолжение приготовлено из леденцов и сахарина. Ваню приходится срочно уложить в постель - иначе не обострить ситуацию. Потом еще и отправить в больницу в тяжелом состоянии. Там мальчику делают операцию. И... ура! Ваня здоров, весел. Папа Сережа возвращается к бывшей подруге Полине, которая стала для ребенка настоящей матерью. Здесь еще один дешевый "индийский" мотив. Когда-то злой человек оболгал Полину перед Сергеем, обвинив ее в неверности, в измене - да еще с иностранцем! На самом деле Полина - воплощение благородства и жертвенности, она дает Ване кровь во время операции. Оглянувшись на нее, очень быстро вышедший из наркоза мальчик смотрит чистейшими, небесной синевы глазками и томно, жалостливо произносит: "Мама..." И еще: "Это ты?.."
   Она, она самая, не сомневайтесь! Все о'кей, слезы пополам с улыбкой радости! Новая семья будет жить счастливо и долго!..
   Юрий Кушнерев прежде работал вторым режиссером. "Мой любимый клоун" его дебют в качестве постановщика. Наверное, больше всего в дебюте он был озабочен знаменитой просьбой мадам Мезальянсовой: "Сделайте мне красиво!" "Красиво" для Кушнерева абсолютно равнозначно "шикарно". Этому он убежденно следует.
   Очень возможно, что у отца Леси, знаменитого академика, и могла быть дача-дворец, вроде тех, что нынче сооружают для себя "новые русские". Хотя подобный проект сомнителен для советской действительности, к которой относится действие фильма. И уж совсем невозможно согласиться с роскошью апартаментов, где проживает молодой клоун Синицын, не будучи как будто зятем Брежнева. Да и все остальное так же неимоверно - цирковой буфет ломится от яств, хотя в ту пору слово "дефицит" определяло уровень жизни большинства советских граждан, стоявших в очереди за колбасой и колготками. Но больше всего меня, например, потряс детский дом, куда приходит за Ванюшей будущий папа Синицын: комфорт на уровне детской в доме западного процветающего бизнесмена, тьма прекрасных игрушек, уютные комнаты... Вся интонация картины - умиленное сюсюканье, усугубленное работой актрисы, дублирующей Ваню с редкостным отсутствием умения делать это. Актерам играть нечего. Остается бесконечная беготня, заигрывание со зрителями, нажим с просьбой откликнуться на "слезу ребенка".
   Меньшикову здесь тоже нечего играть. Поскольку просто присутствовать в кадре он не умеет и не хочет, то старательно изображает хорошего, благородного, ласкового, несчастного, но очень тактично намекающего на душевную боль. Синицын так трогательно разговаривает с приобретенным сынишкой, так мило носится с ним по своим коммунальным просторам, так ловко делает страдальческое лицо, когда больному Ване грозит опасность... Но все это ему безумно скучно - актеру Меньшикову. Скучно и неинтересно. Меньшикову априори противопоказано умиротворение, в данном случае он оказался в прочном плену раскрашенной пошлости, в пустоте, которую скрыть немыслимо. К тому же клоун - профессия особая, чтобы играть жизнь клоуна нужен был сценарий другого толка и уровня, чтобы актер мог открыть во взрослом человеке душу ребенка, беззащитность и нежность, которые клоун постоянно должен хранить в борьбе с атакующей жестокостью жизни. Единственным эпизодом, где артист оказался на родной почве, был аттракцион Синицына с тигром.
   Этот номер Сергей готовит со своим напарником, клоуном Романом Самоновским (Владимир Ильин). Меньшиков заметно оживляется - есть место для азарта, дерзости, куража, что упрямый Олег всегда ценит в работе, в роли. Риск воодушевляет, воодушевление подстегивает актера, будит его фантазию. Природа циркового артиста понятна Меньшикову, особенно те минуты, когда он скользит между жизнью и смертью... "Есть упоение в бою..." Синицын охвачен желанием выиграть, победить...
   Но это только один эпизод. А в остальном как не согласиться с критиком Ириной Мягковой, писавшей: "Самое печальное, что в "Моем любимом клоуне" функции взятых напрокат костюмов выполняют хорошие артисты"14.
   "Хорошие артисты" - не только Олег Меньшиков. Это и Владимир Ильин в роли клоуна Симановского. После этой работы Ильин войдет в жизнь Олега Меньшикова как один из его близких друзей и как партнер, с которым он еще не раз встретится на съемочной площадке.
   "Наш фильм снимался в Киеве,- вспоминает Владимир Ильин.- Мы снимались в местном цирке прямо во время представлений, выходили на арену вместе с цирковыми артистами. Выступала тогда там знаменитая группа Волжанских. Наш оператор Игорь Бек снимал их, подпрыгивая вместе с ними до купола. В общем, у нас была настоящая цирковая жизнь.
   Но... шел апрель 1986 года. Конец месяца. Взрыв на Чернобыльской АЭС. А людям ничего не говорят, мы ничего об этом не знаем. Потом в гостиницу, где мы жили, стали привозить детей с синими шейками. Потом и мужчин, тоже сине-белых. И по-прежнему глухое молчание власть предержащих. Но горничная в гостинице вдруг говорит нам: "Ребята, что-то случилось... Вы там аккуратнее..." Мы-то ничего не понимаем. Съемок нет, поехали на рыбалку, наловили чехонь. Люди нам советуют: "Выбросьте вы ее..." Чего-то нам про рентгены рассказывают. Мы опять ничего не понимаем. Поджарили рыбку, съели.
   Просят меня неожиданно цирковые киевские артисты: "Вова, отвези наших детей в Москву. Они здесь погибнут..." Тогда уже все было ясно, все или почти все известно: взрыв, реакция, заражение радиацией. А как нам детей увезти? Нас с Олегом самих еле-еле в вагон посадили. Всю дорогу до Москвы, полсуток, мы стояли на ногах..."
   Пережитые в Киеве трагические часы - они по-своему еще раз подчеркивают несостоятельность фильма. "Сеанс окончен, конфетка скушана",заключил свою рецензию о "Моем любимом клоуне" остроумный и едкий критик Алексей Ерохин, сформулировав таким образом в коротком резюме суть творчества режиссера Юрия Кушнерева.
   Может быть, роль Сергея Синицына и не явная неудача Меньшикова. Он сделал все что мог. Но и не надо было ему там и многого сделать. Усилия актера повисали в воздухе. Критики, подчеркивая безусловный талант Меньшикова, слегка морщились.
   Из интервью Олега Меньшикова газете "Культура":
   - Вы не обижаетесь на критиков? Помню, как обрушились на фильм "Мой любимый клоун", где вы исполняли главную роль?
   - Ну, тут обижайся, не обижайся, не приняли картину - и все!..
   - Вам везет с режиссерами?
   - Да. Я не встречал таких, которые бы диктовали мне свои условия. К сожалению, есть случаи, когда актер, осуществляя концепцию режиссера, невольно оказывается повинен в неудавшейся роли.
   - Олег, что вы для себя считаете главным в жизни и творчестве?
   - Войти в свою дверь. Есть такая притча: человек стоит перед распахнутыми дверями и не решается войти. Наконец они закрываются, появляется надпись: "Эти двери предназначались только для тебя".
   "...Один из героев пьесы Жана Ануя "Эвридика" говорит Орфею: "Дорогой мой, существуют две породы людей. Одна порода - многочисленная, плодовитая, счастливая, податливая, как глина: они жуют колбасу, рожают детей, пускают станки, подсчитывают барыши - хороший год, плохой год - невзирая на мор и войны, и так до окончания своих дней; это люди для жизни, люди на каждый день, которых трудно представить себе мертвыми. И есть другая, благородная порода - герои. Те, кого легко представить себе бледными, распростертыми на земле с кровавой раной у виска, они торжествуют лишь один миг - или окруженные почетным караулом, или между двумя жандармами, смотря по обстоятельствам, это избранные"15.
   Меньшикова волнуют "избранные".
   Разумеется, характеристика такой "породы", предложенная Жаном Ануем, очень относительна, если иметь в виду персонаж актера в картине Михаила Туманишвили "Полоса препятствий", художника Владимира Межирова. Но даже в этом, достаточно проходном для биографии актера, герое можно отыскать некие штрихи, отдаленно напоминающие тех, из "породы благородных". По крайней мере, далеких от сильного земного притяжения и удовлетворения только сытыми буднями.
   Со времени создания "Полосы препятствий" прошло немного больше пятнадцати лет, но все, что произошло за эти годы в общественной жизни страны, все невероятные - кардинальные и болезненные - перемены сегодня особенно обнажают наивный, чисто советский замысел фильма, схематизм его и столь же канувший в Лету способ решения проблемы, как жить таланту.
   Суть в том, что хороший парень, москвич Володя Межиров, после окончания художественного института отбывает воинскую повинность в морской пехоте. Он держит себя предельно просто с парнями из провинции, дружит с ними на равных и перед "дембелем" приглашает к себе в гости, в Москву. Такова прелюдия.
   Дальше начинается грустная история о том, как талантливый художник Межиров, забыв о своем высоком назначении, идет работать в "склейку" - в мастерскую по ремонту фарфора, хрусталя. Нередко сюда приносят и вовсе антикварные вещи, которые можно недорого купить у какой-нибудь старушки или несведущей дамы. На этот путь Володю толкнул респектабельный товарищ Виктор Петрович Корабельников, мужчина профессорского облика, с тактом сыгранный Андреем Мягковым.
   Поначалу его коварные устремления по части эксплуатации молодого дарования замаскированы мнимой заботой о Володином благосостоянии. Межиров женат, но жить ему приходится в одной квартире с еще очень бодрой матерью, молодым неудобно, тесно. Нужна квартира - стало быть, нужны большие деньги. Неплохо иметь свой автомобиль - скоро он появляется у Володи. Не новый "жигуленок", зато цена приемлемая. Все это сделал благодетель Виктор Петрович Корабельников, злодейски погружая Межирова в пучину корысти. Володя перестает писать картины. Он выколачивает по-наглому деньги у клиентов, кое-кого спокойно обманывает. Особенно спокоен тогда, когда полагает, что данный гражданин и сам добыл проданные вещи не самым честным путем. Словом, "вор у вора дубинку крадет".
   Чем дальше, тем пуще... Межиров начинает приторговывать антиквариатом, звонить нужным людям: "Это Володя из "склейки". Есть то, что вы ищете..."
   Страдают честные жена и мать, понимая, что Володя катится в пропасть. Став дельцом, торгашом и циником, бывший морской пехотинец уже не хочет общения с армейскими друзьями. Они прислали телеграмму, что едут в гости, как было договорено когда-то. В этот момент Межиров понимает, что старые друзья ему больше ни к чему... Но почти сразу приходит раскаяние - он осознает, кто таков на самом деле Корабельников, и мчится на вокзал. На платформе его ребята. Ошибки признаны. Больше Межиров не вернется в "склейку". Завтра наступит новый трудовой день во благо настоящего искусства! Гимн бедному художнику спет...
   Приглашение на роль грешника Межирова актера Меньшикова придало дидактичной, особенно нелепой по замыслу в наши дни истории несколько иной оттенок. В душной атмосфере предперестроечных лет заметно вызревали гроза, предощущение близкой ломки. На арену рвалась новая генерация, многие ее представители скоро станут теми, кого сейчас называют "новыми русскими". В то время они уже подсознательно готовились к крутому прыжку. Но тогда их намерения, амбиции, их энергия и жажда занять определенное место в социуме, обладая капиталом, любя комфорт и добиваясь именно таких житейских благ, были связаны по рукам и ногам советской системой. Только в торговле и сфере обслуживания они каким-то образом, правда, опасаясь и унижаясь, могли чего-то добиться.
   В московском Театре имени Маяковского много лет шел спектакль по пьесе Владимира Арро "Смотрите, кто пришел". Центральной фигурой там был модный молодой парикмахер по прозвищу Кинг (Король). Перед ним трепетали дамы, заискивали желающие добиться его расположения, его общества искали. Умный Кинг понимал всю подоплеку такого к себе отношения. Тем не менее жил им.
   Художник Межиров тоже чувствует - что-то ломается в привычном, каноническом советском мире. Наглые, циничные хозяева жизни так или иначе оказываются рядом с ним - от Виктора Корабельникова до тетки-хабалки из химчистки. Такие уверены: им все можно, потому что реально только деньги правят бал на земле, в том числе и на советской. Остальное - туфта. У Олега Меньшикова Володя Межиров порывал с выгодной работой в "склейке" не потому, что его так уж мучила вина перед нереализованным талантом. Для него невыносимы новое окружение, амикошонство, наглость, присущие шустрым, деловитым, денежным плебеям. Он такого отношения к себе позволить не может. Но понимает, что дела в "склейке" уравнивают его с той же теткой из химчистки, обирающей заказчиков. Чем он, Володя, лучше ее? Наступает отчаянная разрядка - с криком, истерикой. Монолог Межирова у Меньшикова стон отвращения, рывок в сторону, бегство от хамов: "Рядом с тобой существует новый, могучий, спаянный клан ресторанных официантов, шоферов такси, работников торговли, служащих по ремонту квартир, станций техобслуживания, ювелиров, протезистов, реставраторов разного толка. И все они официально называются "сфера обслуживания". На самом деле - подонки, для которых существует только один Господь Бог - живые деньги!.." В этом яростном крике Межиров был весь в нынешнем дне.
   Россия уже училась ценить силу и прелесть наличия тугого кошелька. Но Россия еще не ощутила масштабы потерь в плане духовном и нравственном, когда мамона пожирает ум, чувства, крушит мечты. Когда Россия теряет свое лицо, уподобляясь захолустному американскому штату, где комиксы давно заменили Толстого, Достоевского, Чехова, Шекспира. Эти контуры проступали в словах Межирова, желающего быть независимым от нового грядущего хама с мощным капиталом и сущностью троглодита.
   Межиров бежит социума.
   Возможно, в этой роли для Олега Меньшикова, пусть очень подспудно, начинается один из принципиальных для него мотивов: бегство. Тоска по сказочному острову, где человек свободен от связей с грязным, душным миром капитала, от купли-продажи всего, что только есть, в том числе и себя самого. От барьера, который в конце нашего века вырос и укрепился в сознании не желающих принимать новую Россию, чтобы сохранить самих себя как личность.
   Конечно же, таких островов не бывает и быть не может в чистом виде. В абсолюте. Но попытка суверенного, сугубо личностного существования будет в дальнейшем манить большинство из тех, кого сыграет Меньшиков.
   ...Жаль, что пока только дважды ему довелось встретиться с Чеховым. Причем "Поцелуй" не был настоящей встречей, если говорить непосредственно о его роли в судьбе актера. Чехов мог бы дать артисту ориентиры в поиске того самого "острова", поиске обреченном, но дающем возможность жить в соответствии с собственным кодексом чести и достоинства.
   Вторая чеховская роль Меньшикова - в экранизации рассказа "Володя большой и Володя маленький", снятой киевским режиссером Вячеславом Криштофовичем. Криштофович до этого снимал фильмы о людях обыкновенных, с заурядной судьбой. Любил неторопливое течение дней и готовил героев к взрыву, который наступал ближе к финалу. Искра его потаенно присутствовала во взаимоотношениях персонажей, пока не вспыхивала, по-новому высвечивая их лица. Затем все успокаивалось, входило в прежнее русло. Но шрамы от ожогов оставались. Навсегда.
   Нечто подобное происходит в жизни супружеской пары из рассказа Чехова: полковника Ягича и его жены Софьи Львовны, молодой женщины, и их друга военного доктора, которого зовут, как и мужа Сонечки, Владимиром. Когда-то отчасти назло Володе маленькому, не ответившему на ее чувство, Сонечка вышла замуж за Ягича, который старше ее на тридцать лет. Вскоре нахлынула тоска - мужа-то она не любит. Заметавшись, Сонечка снова бросается к Володе маленькому, у них бурный, но короткий роман. Она любит, он всего только уступает ее чувству, после чего быстро оставляет Сонечку. И вряд ли вернется к ней когда-нибудь.
   Вячеслав Криштофович и оператор Василий Трушковский решили эту историю в темных и холодных тонах, что придало фильму оттенок мрачноватой задумчивости: что-де метаться в веренице серых будней? Все равно никто никого не любит, все зыбко, мгновенно, непрочно. Остается только боль...
   Режиссер все время "договаривает", "досказывает" написанное Чеховым, что убивает тайну, всегда живущую в героях писателя. Ольга Мелихова (Софья Львовна) педалирует страсть скучающей дамы. Ростислав Янковский (Ягич) чересчур спокоен и добродушен в ситуации терпеливого рогоносца. И только Олег Меньшиков играет то, что Станиславский называл "жизнью за текстом", приближаясь к мысли и магии чеховской поэзии. Житейская проза, заурядный адюльтер с подругой детства у Володи маленького оказывается в какой-то мере попыткой вырваться из тоски: знает ведь, что жизнь у него не выходит... Как потом она не выйдет у Иванова, Войницкого, Мисаила из "Моей жизни", у Соленого (жаль, что Меньшиков до сих пор не сыграл его!).
   Маета Володи связана с реалиями провинциального города, изо дня в день повторяющимися разговорами, визитами, установившимися бессмысленными отношениями. В том числе и романом с Сонечкой. Вряд ли Володя маленький знает или понимает, чего ему недостает. Но точно знает другое: он живет совсем не так, как ему хочется жить. Вернее, так, как ему не хочется жить. Он будто незримо морщится, слушая Сонечкину болтовню о "новой жизни". Он почти физически ощущает никчемность и даже нечистоту и ее, и своего собственного существования. Но Володя-маленький не наделен тем особым даром совести, что заставляет человека совершить шаг. Рвануться - зная, что потом возвращение на круги своя неизбежно. Но пусть остаются память о минутах настоящей жизни, ощущение пережитой полноты и свободы. Эгоизм, инерция, притерпелость ко всему и всем не дадут ему этого сделать. Володя маленький даже не Гуров из "Дамы с собачкой", у которого его неожиданное чувство к Анне Сергеевне обострило чувство живой, трепетной жизни. У Володи маленького все наперед определено, но это и мучит его: будущее абсолютно равно прошлому и настоящему. Может ли что-то быть ужаснее?
   Меньшиков играл Володю как бы чуть лениво, неспешно, стараясь ни на что себя слишком не затрачивать, поскольку все, в общем, бессмысленно. И в любовных сценах он жил будто на другой планете, не желая сокращать расстояние между собой и Софьей Львовной, не давая событиям наступательно разворачиваться. Иными словами, держал дистанцию между собой и жизнью. Отталкивание от реальности - этот чеховский мотив оказался самым близким для актера, ощущавшего природу чеховского образа порою много точнее, нежели Криштофович.
   В титрах картины авторы сделали ссылку на то, что фильм снят "по мотивам Чехова". Кроме некоторых сюжетных новаций, вроде той, когда старый Ягич довольно противно насилует горничную, в картину зачем-то включили монолог одного из героев другого рассказа Чехова "Бабье царство", циника и пошляка. Наверное, хотели таким образом окончательно разоблачить низость Володи маленького, заставив его произнести нечто абсолютно ненужное и чужеродное. Меньшикову явно дискомфортно в таких обстоятельствах. Но он справляется с режиссерской задачей - именно справляется, старается быть достоверным и искренним. Однако "мезальянс" монолога и тонкости прежних психологических мотивировок, предложенных актером, очевиден.
   Зато Меньшиков берет реванш, когда поет в дуэте с Софьей Львовной "Горные вершины". В эти минуты Володя вырывается за рамки повседневности, которая обычно гасит лучшие его порывы. Он пытается верить в высвобождение от всего, что окружает и будет его окружать. Мягкий баритон звучит как молитва, как последнее признание, как поверженная надежда: "Подожди немного, отдохнешь и ты..." Душа жаждет сострадания, спасения, покоя... Володя поет-говорит о том, что наше земное существование - нечто, что следует несмотря ни на что претерпеть и принять. Через лермонтовские строки, через музыку к Володе вдруг возвращается смысл жизни, он чувствует и видит ее тайный узор в смешении трагического и прекрасного.
   Однажды, слушая, как Олег читает стихи Николая Гумилева, я вспомнила, как он пел "Горные вершины" в старом фильме. Поэзия тоже освобождала Меньшикова от тех оков, которые обычно надевают на себя и его герои, и он сам. Показалось, будто открываются окна, которые обычно Меньшиков старается наглухо заколотить от внешнего мира.
   ..."Артист - это тайна,- говорил Олег Даль.- Он должен делать свое темное дело и исчезать. В него не должны тыкать пальцем на улице. Он должен только показывать свое лицо в работе, как Вертинский свою белую маску, что-то проделывать, а потом снимать эту маску, чтобы его не узнавали"16.
   Поскольку известного артиста у него на родине не узнать невозможно, Олег Меньшиков, утвердившись в кино, на экране по полной программе и более того,- реализует мысль Олега Даля очень убежденно по части житейски-поведенческой. Правда, в 1991 году он весьма кокетливо ответит корреспонденту газеты "Культура", спросившему, не мешает ли ему популярность, например, когда его узнают на улице. "Не мешает,- сказал актер и добавил, сознательно напрашиваясь на комплимент: - По той простой причине, что меня не узнают.." На самом деле с годами он все убежденнее избегает любого общения со зрителями. С прессой особенно, понимая, что в этом случае очень трудно уйти от вопросов разного рода, на которые он старается не отвечать. В том числе и о его личной жизни, которую он хранит от всех за семью печатями.
   Что же касается упомянутой Олегом Далем "маски", то, на мой взгляд, одна из таких масок начинала довольно прочно прирастать к Олегу. Было это в конце 80-х, в его киноролях.
   Когда-то, еще в пору его появления на подмостках в роли Ганечки в "Идиоте", театральный критик Инна Вишневская назвала Меньшикова "герой-неврастеник", подчеркнув самоценность и уникальность подобного амплуа. Во второй половине 80-х Меньшиков, после Володи Межирова или капитана Фракасса, отчасти возвращается к таким героям, но в современной аранжировке. К этому актера подталкивают два режиссера - Алексей Сахаров и Алексей Рудаков. В их фильмах он играет людей без корней, как будто без прошлого и без будущего. Они скользят по поверхности настоящего, не желая да и не умея ни к чему прирастать душой и сердцем. Наркоман-курьер Миша в картине Рудакова "Жизнь по лимиту" катится, бежит, не останавливаясь, очерчивая вокруг себя границу: не переступать, не приближаться! Как и Владимир Пирошников в "Лестнице" Сахарова, появляется из "ниоткуда", уходит в "никуда", разве что наговорит мальчику красивую сказку о прекрасных кораблях...