Страница:
Истинно глубинные, философские, бытийные проблемы мало занимали Буравского, как и точное следование историческим фактам, что, впрочем, естественно для его пьесы. На документ она не претендовала. К сожалению, драматург не смог создать напряженную интригу, передать стремительную страстность окаянных дней сокрушителей монархии, чего, кажется, требовал сам материал.
Видимо, Валерий Фокин все это понимал, пытаясь максимально укрупнить происходящее на сцене: прологом, который игрался на авансцене, просцениуме, в первых рядах партера: многолюдными массовыми сценами, когда звучали все те же "свобода", "равенство" и "братство"... Спектакль был декорирован в багровых тонах - словно кровь все время лилась в зал. В результате все выстроилось как диалог Робеспьера и Дантона - Олега Меньшикова и его давнего партнера Александра Балуева.
Вспоминает Валерий Фокин:
- После успеха в "Спортивных сценах 81 года" я понимал, что Олег должен идти дальше. И потому дал ему роль Робеспьера. Я уже знал, что он очень нервный, очень возбудимый артист, открытого нервного темперамента. И мне хотелось зажать его как бы в некую маску, чтобы найти новые краски.
Во "Втором годе свободы" у него были долгие молчаливые паузы, когда он наблюдал через занавеску за происходящим. Как я жалел в это время, что театр не обладает киношными крупными планами - так необыкновенно значительно, интересно, насыщенно было молчание Меньшикова. Его глаза... Не только в репликах, в общении с партнерами! Не только в такие минуты, но и в паузах Олег доносил трагические метания человека, который сам сочинил революцию, сам ее создал, организовал и теперь видит, к чему она привела, что принесла людям, в том числе и ему самому.
У него было только два монолога. Я сказал Олегу: "Вот здесь говори. Говори! Это поток слов!" И он действительно передавал бешеный ритм потока.
Мне кажется, роли в "Спортивных сценах 81 года" и во "Втором годе свободы" были очень существенны на пути Меньшикова. Возможно, многим он больше запомнился в роли Сережи, но, мне думается, Робеспьер был не менее важен и значителен в его судьбе. Олег раскрылся, работая в этих спектаклях. Определились масштабы его дарования, его актерской индивидуальности, его разносторонние возможности, что зрители поняли и приняли.
...Анатоль Франс писал о Робеспьере: "Этому представителю народа приписывали все события, счастливые и несчастные, происходившие в стране,законы, нравы, смену времени года, урожаи, эпидемии. И это было заслуженной несправедливостью, ибо щуплый, невзрачный человек с кошачьим лицом имел неограниченную власть над народом"9.
Не знаю, читал ли Олег Меньшиков эту лаконичную и горькую характеристику, данную его сценическому герою, но в спектакле он нес груз, обрушившийся на бедные плечи великого революционера. Груз был особенно тяжек, потому что слишком многое он уже успел осознать и провидеть.
Монолог, который Меньшиков-Робеспьер произносил во втором акте, потрясал и оправдывал предыдущий дидактический напор спектакля. В этом еще молодом, но уже успевшем во многом истребить себя человеке, горел темперамент ума, холодный голубой огонь рассудка, сполохи метались на его бледном, тонком, нервном лице. Идея всевластно владела им. И всеохватно ею увлеченный, он был способен увлечь за собой других. Робеспьер говорил, и, казалось, толпа сейчас хлынет, пойдет за ним, за этим невысоким, темноволосым человеком в круглых очках, похожим на вчерашнего студента. Толпа поверит в его страшную правоту и прольет кровь. Что и было в реальности... А где-то в самых глубинах, скрытых, сокровенных, жило предощущение грядущей гибели, чему он, кажется, был отчасти рад. Трагедия избранника судьбы, обреченного на одиночество и смерть, была выбрана Меньшиковым как главная составляющая образа.
Робеспьер у Меньшикова и Фокина оказался глубже лихой лозунговости Буравского, вызывая отчасти и восхищение, и сострадание. Он выбрал для себя утопию. Опасную и коварную, внушающую веру в возможность достижения рая на земле ценой виселиц, ударами гильотины. Сколько же еще людей пришлось бы ему убить, чтобы сделать явью мечты о светлом обществе справедливости?!
Но одновременно революция была для него и возможностью добраться до власти - и это звучало в истории тщедушного, несчастного вождя...
Робеспьер - одна из первых ролей актера, в которой он играл безысходную тоску того, кто наделен гордым, резким, независимым нравом. Человека, отгородившегося, по сути, от других людей надменным аристократизмом духа, освященного выпестованной им идеей, и вместе с тем осознающего ущербность этой идеи. И потому ущербность собственную...
Валерий Фокин прав, когда говорит, что работа Олега Меньшикова во "Втором годе свободы" осталась несколько в тени рядом с живописным и хилым Сережей Лукиным. На самом деле она очень значительна, дав ростки в будущее актера. Одни из этих побегов высоко поднялись над землей - в серьезных постановках и фильмах, последних, к сожалению, было не так много у Меньшикова в 80-е годы. И если проанализировать сделанное им позже, то маленький Робеспьер даст о себе знать в "Калигуле", в "Дюбе-дюбе" обреченностью героя, предавшего живую жизнь во имя идеи, мертвящей душу.
В спектакле Фокина, во многом благодаря Олегу Меньшикову, Робеспьер оказывался центром Французской революции, ее пламенным трибуном и слугой, жрецом гильотины, которая оборвала и его жизнь. Конечно, в этом сыграло роль своеобычное дарование актера, сила переданной им мысли, чувств, позволив отчасти отодвинуть на второй план соратника Робеспьера, Дантона.
В картине Анджея Вайды "Дантон", снятой в принципе о том же периоде истории, почти о тех же событиях, центром стал Дантон, мощный, полнокровный, яростно темпераментный в исполнении Жерара Депардье. Балуев играл мягче, он оттенял жестокую неуемность Робеспьера, отступая, жалея и принимая их общую кару.
Вспоминает Валерий Фокин:
- А дальше мы репетировали "Приглашение на казнь" по роману Владимира Набокова. И недорепетировали - с Меньшиковым. Хотя Олег принимал активное участие в работе, сам писал инсценировку по прозе Набокова. Но он хотел играть Цинцинната Ц. А я не хотел давать ему эту роль, что было для меня принципиально. Цинциннат виделся мне иссохшей жертвой, хотелось создать образ человека не от мира сего. Актерская же природа Меньшикова была в моем представлении иной - хлестаковской. Кстати, жаль, что Олег так и не сыграл Хлестакова. Природа жулика, фигляра, может быть, и бандита... А это роль мсье Пьера в "Приглашении на казнь". И Меньшиков, на мой взгляд, мог сделать ее блестяще. И работа такая была бы совершенно новой в его биографии. Циничный, невероятно пошлый, купающийся в пошлости и эту пошлость смакующий - таков мсье Пьер. Он даже не Хлестаков. Хлестаков все же легок. Я думал о том, что Хлестаков у Меньшикова мог бы получиться совершенно не традиционным... А мсье Пьер - обаятельным, что довольно страшно. Открылись бы какие-то новые грани в таланте Олега, но - увы... Меньшиков от роли мсье Пьера категорически отказался. Я думаю, он испугался: это потребовало бы от него больших усилий, серьезной работы, смены маски, может быть, вообще смены имиджа. Таков мой диагноз. Еще раз повторяю - жаль! Такие задачи могли бы вывернуть все наизнанку, обнаружить неизвестный потенциал Олега. Ему нужно было сделать новый и трудный кульбит. Это всегда сложно для артиста, тем не менее...
Меньшиков - человек сложный, закрытый, замкнутый, со своим внутренним миром, своими комплексами. Очень и очень не допускающий людей близко к себе. Я говорю об этом, потому что моя мысль об испуге Олега в связи с ролью мсье Пьера - только мое предположение...
Словом, Меньшиков попросил снять его с роли мсье Пьера, сказав, что у него не лежит к ней душа. Я был, признаться, удивлен. Поговорил с ним раз, два... Безуспешно.
Спектакль мы поставили. Мсье Пьера сыграл Виктор Проскурин, по-моему, сыграл хорошо. А Меньшиков вскоре ушел из нашего театра, совершив, мне кажется, ошибку. Ему надо играть на сцене. Он прекрасно вписывается в сегодняшний день, выражая свое поколение. Более всего - холодным отчаянием и обаянием жестокости. Он манит своей загадкой: его индивидуальность несет тайну, а тайну всегда хочется разгадать. Есть некий "фантом-Меньшиков", что тоже притягательно. Олег умеет держать зрителей в напряжении своей энергетикой. Возможно, своей закрытостью он тоже адекватен нашему времени, когда ушли этакие лучезарные, нараспашку душой герои. Настала эпоха деловитых или, по крайней мере, кажущихся такими персонажей, четко знающих, чего они хотят от жизни. Уже активно дышащие в атмосфере нарождающегося капитализма. Такие черты есть в героях Меньшикова - оттого он так заметен сегодня. Я имею в виду ожидания зрителей, говоря об этом.
Но театра ему, безусловно, недостает - это мое частное мнение. Вижу, как он повторяется в кино, несмотря на все многочисленные премии, статьи о нем. Ведь важен не успех, а тенденция артиста, поиск. Движение... Этого я не вижу.
В 1990 году у Меньшикова была хорошая работа - заглавная роль в спектакле "Калигула" в постановке Петра Наумовича Фоменко. Хорошая работа, хотя я не увидел в ней ничего нового в сравнении с тем, что я уже знал о его возможностях.
В роли Нижинского Олег вновь демонстрировал то, что я уже знал: то, что он хорошо двигается, легок, изящен, обаятелен, великолепно танцует. Да, на этом спектакле постоянно раздавался восторженный визг девочек, поклонниц Меньшикова. Но у меня другие критерии в оценках, и, на мой взгляд, эта работа Олега событием не стала... Вернее, была событием того театрального сезона, когда родились на свет Божий: необычность пьесы, антреприза (тогда это было почти внове), два ярких актера - Меньшиков и Феклистов. Но, повторюсь, с точки зрения движения Меньшикова в его актерской биографии, это только нормальная работа, в которой он подтвердил, что талантлив и пластичен. В то время, как он способен на роль-Событие.
Я все же надеюсь: Олег поймет, что годы идут и все замечательные премии, аплодисменты, комплименты и пр., пр., его очень эффектная, хорошо поставленная жизнь не должны исключать серьезных художественных задач, поставленных им перед собой, как и ежедневного движения в театре.
В данном случае я не говорю о кино - там своя песня, и я не хочу ее касаться. Актер ведет себя перед камерой иначе, чем на сцене, на съемочной площадке свои законы. Я говорю о театре, и мне жаль, что я не вижу Меньшикова на сцене. Такие редкие, уникальные актеры - единицы в этом поколении. Я могу поставить рядом только Евгения Миронова. Хотя, в отличие от Меньшикова, Миронов сейчас в более выгодном положении - он в лучшей театральной форме, поскольку, не останавливаясь, работает на сцене.
Олег Меньшиков стал очень жестким актером. Ему, может быть, нужно сейчас совершить некий вираж: допустим, сыграть в театре князя Мышкина, сыграть Гамлета (о пока не свершившемся намерении Меньшикова сыграть именно эту роль я расскажу позже.- Э. Л.) - это необходимый ему сегодня уровень, необходимый объем, где актер может раскрыться от "а" до "я", выстроить то, что Анатолий Эфрос называл "кардиограммой".
Сегодняшний театр вбирает в себя не только слово - он впитывает пластику, звуковой ряд, музыку. Это театр синтетический, который нужен Олегу Меньшикову...
...Эта беседа с Валерием Владимировичем Фокиным состоялась незадолго до того, как Меньшиков начал репетировать "Горе от ума", выступив в двойном амплуа: режиссера и исполнителя роли Чацкого. Но не стану забегать вперед. Мнение известного театрального режиссера Фокина, безусловно, ценно и интересно, хотя, на мой взгляд, его оценки театральных ролей Олега в "Калигуле" и особенно "N" (Нижинском) несколько занижены. Поэтому позволю себе выразить личное мнение, отчасти полемизируя с мэтром и опираясь на мое знакомство с Меньшиковым. Речь идет о несостоявшейся работе Олега в "Приглашении на казнь".
Уверена, что он сумел бы прекрасно сыграть мсье Пьера, его низость и замашки дешевого гаера, его жизнерадостный цинизм и полное отсутствие нравственного начала. Грязный шут с "жирными ляжками" и "многочисленными зубами", в "охотничьем гороховом костюмчике", человек без чести, порождение тупой и сытой толпы... Да, актер мог бы создать гротесковую, чудовищную фигуру, подсвеченную набоковской беспощадной иронией и передать то полное отсутствие души, которое делает столь безоблачной жизненную дорогу мсье Пьера.
Каждый актер - при всем лицедейском начале его профессии (а Меньшиков, несомненно, талантливый лицедей) - так или иначе ищет некой идентификации с тем, что он играет, что ему предстоит сыграть... В случае с "Приглашением на казнь", думается, человеческая природа Олега жаждала найти созвучие с историей бедного Цинцинната Ц.,- в том, как тщательно Цинциннат таил свое отличие от прочих людей (напомню слова Валерия Фокина о замкнутости и закрытости артиста, его намеренной и постоянной дистанцированности от других). Меньшиеов видел близость с героем и в одиночестве человека, противостоящего той самой толпе, которая изваяла монстра по имени мсье Пьер.
Вероятно, в то время Меньшикову был нужен именно такой характер для воплощения: маленький, физически слабый, как бы несколько даже кукольной внешности человек, живущий в "секунде", в "синкопе", в постоянном трепете. И в ожидании той, которая его спасет, хотя Цинциннат знает, что спасти его невозможно, ежели не откажется он от самого себя. А он не откажется...
"Ошибкой я попал сюда - не именно в темницу, а вообще в этот страшный, полосатый мир: порядочный образец кустарного искусства, но в сущности беда, ужас, безумие, - и вот обрушил на меня свой деревянный молот исполинский резной медведь,- признается Цинциннат.- А ведь с раннего детства мне снились сны... в снах моих мир был облагорожен, одухотворен; люди, которых я наяву так боялся, появлялись там в трепетном преломлении... их голоса, поступь, выражение глаз и даже выражение надежды приобретали волнующую значительность; проще говоря, в моих снах мир оживал, становясь таким пленительно важным, вольным и воздушным, что потом мне уже бывало тесно дышать прахом нарисованной жизни"10.
Эти набоковские фразы кажутся мне ключом к желанию Олега сыграть Цинцинната - прорывалась тоска Меньшикова, замурованная, потаенная, по жизни, очищенной от житейской пошлости. Только в почти идеальном мире Цинциннат Меньшикова ощутил бы себя свободным, естественно в нем присутствующим. Но он понимает тщету надежды. Отсюда - желание уйти в молчание. В небытие. Работа над этой ролью, наверное, позволила бы Олегу обнаружить и интерпретировать свое сокровенное. Он был бы нежным и сильным в схватке с жизнью. И его Цинциннат не боялся бы в итоге отступить - так ощущая свою главную победу, не уподобившись тем, от кого уходит в смерть.
"Набоков - Sоlus Rех - Одинокий король",- говорила о писателе княгиня Зинаида Шаховская. Возможно, для Меньшикова его Цинциннат был бы тоже одиноким королем в его призрачно-совершенном королевстве.
Видимо, Валерий Фокин, решая, как распределить роли в "Приглашении на казнь", шел от жесткого взгляда режиссера, искренне любящего актера Меньшикова, стремящегося обернуть его к зрителям им еще не знакомой стороной, новой острой гранью, что было бы, безусловно, очень выигрышно, зрелищно, увлекательно. Фокин не знал, наверное, что Олег хочет иного откровения.
Естественно, все это только мой гипотетический взгляд в прошлое. Но он подтверждается любопытным эпизодом в биографии актера.
Спустя два года после того, как Меньшиков ушел из Театра имени Ермоловой, талантливый, эрудированный кинорежиссер Андрей Эшпай предложил артисту роль Алеши Валковского в экранизации романа Достоевского "Униженные и оскорбленные". По первому впечатлению эта роль абсолютно вроде бы укладывалась в имидж Меньшикова, уже утвердившийся к этому времени в театре и кино. Тем более, что сниматься предстояло с такими партнерами, как Никита Михалков (князь Валковский, отец Алеши) и Настасья Кински (Наташа Ихменева).
"Наивный эгоист" (определение Достоевского) - Алеша обаятелен, простодушен. И бесконечно жесток, бездумно разрушая чужие судьбы, ожидания, надежды, чувства. Олег Меньшиков до этого не раз играл вариации на тему бессердечия, мужской неверности по отношению к преданной женщине, некоего скольжения по чувствам и пр. И он отказывается от роли Алеши Валковского... Он говорит Эшпаю, что хотел бы сыграть в его картине Ивана Петровича, идеалиста, мечтателя, бессребреника, безнадежно любящего Наташу с той мерой бескорыстия, которая делает его почти нереальным существом. К тому же Иван Петрович исполнен наивного, тщетного и драматического желания справедливости, какой никогда не бывает и не будет на нашей грешной земле. Он ищет блага для тех, кого он любит сильнее себя, сильнее своей собственной жизни. Ищет не только для Наташи, но и для обездоленной сироты Нелли...
Судя по тому, какого героя выбрал для себя Олег Меньшиков в будущем фильме Эшпая, он продолжал искать возможность сыграть человека, стоящего вне темных законов окружающего его мира. Любящего, нелюбимого, наделенного Богом смирением особого рода: когда люди тонут, он, не раздумывая, бросается в прорубь, чтобы вытащить их из ледяной воды. Очевидно, актеру виделись в этой роли мотивы, для него дорогие и сущие в творчестве, в его духовном и нравственном мире.
Андрей Эшпай, не веря в успех, все же согласился дать Меньшикову пробы на роль Ивана Петровича. По мнению режиссера, они оказались неудачными. В картине "Униженные и оскорбленные" Олег не снимался.
Снова бросаюсь в предположения. Актер хотел увидеть себя на экране тем прекрасным человеком, о котором Достоевский писал: "...Бог, кого очень любит и на кого много надеется, посылает тому много несчастий"11.
Олег Меньшиков по жизненному своему сюжету, по его четкому и стремительному пути вверх и только вверх - конечно, любимец Фортуны. Коллеги, одни с улыбкой, другие не без зависти, говорят о Меньшикове "везунчик". Элемент везения действительно присутствует в судьбе артиста, но определяет далеко не все в его победах. Может быть, потому и Олегу хотелось рвануться в историю того, кто возлюблен Богом - сир, нищ на земле, но не утрачивает света души. Познать до этого несыгранное и рассказать об этом другим...
В любом случае жаль, что две, столь желанные для Меньшикова, роли не состоялись, даже если бы они не стали его безусловными победами. Хотя его настойчивая и осознанная устремленность к таким работам сама по себе могла бы стать опорой в новых исканиях, в попытке явиться аутсайдером в плане земном и победителем - в нравственном, духовном.
У каждого артиста есть свой список вымечтанного и несвершившегося - по тем или иным обстоятельствам. Такой список есть и у как будто обласканного Фортуной Олега Меньшикова. Возможно, этот список не закрыт по сей день и вообще никогда не будет закрыт, таков естественный ход дней художника. Но последнее не может восполнить или возместить разрушенные надежды. В том числе и для Олега Меньшикова.
В 1989 году он покидает Театр имени Ермоловой и больше никогда не будет работать в репертуарном театре.
Из телевизионного интервью Олега Меньшикова:
- Почему я ушел (из театра.- Э. Л.)? Ну, такой банальный ответ. Мне просто надоело, что за меня кто-то решает мою судьбу: что мне делать, что мне играть, куда мне ехать, можно ли мне сниматься там? Я подумал, что я уже сам в состоянии это определить и выбирать роль не на уровне приказа, который вывешивается в театре, а на уровне своих желаний и возможностей, и хотений, так скажем... Поэтому я ушел. Я ушел не из театра вообще и не собираюсь этого делать, но...
А потом, вы знаете, когда вокруг одни и те же люди, это как бы притупляет. Уходит критерий, потому что они тебя знают с каждым годом все лучше и лучше, и ты их знаешь лучше и лучше. И уже не понимаешь, где черпать и как воспринимать. Они говорят: "Здорово!.. Ну здорово сыграл..." А уже, уже другое - уже нельзя верить. Не потому что они неправду говорят, они, может, и правду говорят... Но свою правду. Свою правду вот этого маленького коллектива. Она уже не есть правда театра или правда искусства.
Я, когда уходил из последнего театра, где я работал, я уходил вообще в никуда. У меня не было на тот момент ни кино, ни другого театра, ни роли в другом театре. Это просто из серии, когда ты уже не задумываешься, что будет. Надо сделать этот шаг. А если ты до этого, скажем так, правильно делал, то и шаг твой ты делаешь ответственно и продуманно. И понимаешь, почему ты это делаешь. Вот тогда придет что-то, что не может не прийти.
Я вообще верю, что должно приходить... Вдруг ничего не бывает, на мой взгляд. Если ты следуешь, идешь какой-то дорогой, то что-то будет появляться всегда. Не сразу, может быть, конечно. Но прелесть этих шагов, когда ты ступаешь на совершенно новый какой-то виток своей жизни. Ты не перечеркиваешь, но отказываешься от всех условий, в которых ты жил, желая помнить их...
Слова о постоянном меньшиковском "везении" тоже нашли у актера отклик в интервью, данном незадолго до выхода на экран картины "Сибирский цирюльник". Он словно наконец решается открыть пусть и немногое из того, что обычно утаивает, возвращаясь к моменту ухода из Театра имени Ермоловой:
- Недавно прочитал о себе статью, автор которой пишет: ах, какая замечательная биография у Меньшикова! Малый театр, театр Советской Армии, театр Ермоловой, театр Моссовета, роль Калигулы в спектакле Фоменко, работа в шекспировском театре "Глобус" в Лондоне, премия Лоуренса Оливье, Государственная премия России, премия "Триумф"... Ах, ах! и все это через запятую. Действительно все красиво: молодой артист за короткое время успел поиграть на сценах пяти московских театров. Не хило! А кто знает, как я, к примеру, уходил из Ермоловского? Я же не один театр сменил на другой, а, по сути, ушел на улицу. Никаких реальных предложений на тот момент у меня не было, я сидел по уши в долгах, но и оставаться в прежнем состоянии не мог. Тот театр - не конкретно Ермоловский, а именно тот, понимаете? - перестал меня удовлетворять. Я понял: через пару лет могу запросто гикнуться. И вот... Ушел, а вскоре попал в реанимацию с язвенным кровотечением, полтора месяца провалялся в больнице, и только после этого Петр Фоменко пригласил меня играть Калигулу... Останься я в Ермоловском, этого предложения не было бы и все в моей жизни могло бы повернуться совсем по-другому.
Вот вам и судьба удачливого актера. Вот вам и история одной запятой. Я привел один пример, а их может быть десяток - это и есть моя жизнь. Не выбегать же на площадь и не кричать: "Я такой же, как вы!" Может, и не совсем такой же, похожих людей, к счастью, не бывает. Но я живу не в безвоздушном пространстве и хожу по тем же улицам, что и остальные...
Что же, очередной виток Меньшиковым был тогда завершен.
Что дальше?
БОРОЗДЫ И МЕЖИ
Люди театра - режиссеры и театральные критики, как правило, неизменно подчеркивают, сколь много дает актеру сцена и сколь ужасающе много отбирает у него кино, при этом ничего не давая взамен. В этом утверждении есть свой резон, но только отчасти. И вряд ли его следует принимать как аксиому.
Театральная биография Олега Евгеньевича Меньшикова довольно щедра, несмотря на то, что сыграно на сцене в 80-е годы было не так много. Однако его сценические работы - это энергичное выразительное движение, это обострение интуиции и слуха артиста, это поиски собственного доминирующего мотива - при всем разнообразии созданных им характеров. Полнота самоосуществляющейся творческой жизни, полнота самоосуществления личности пленяла зрителей в Олеге Меньшикове и обещала прекрасное театральное завтра.
Иное - кинематограф Олега Меньшикова, то, что он играл после первых экранных появлений. С одной стороны, он уже занял свое прочное место на кинонебосклоне среди "молодых", "перспективных", "одаренных"... С другой практически до 1990 года кинематографисты не предложили Олегу ни одной, в сущности, роли, которая была бы равна его возможностям.
Меньшиков никогда не батрачил на съемочных площадках, как это нередко бывает с актерами, стремящимися любой ценой напомнить о себе зрителям, соглашаясь на любые, иногда без всякого разбора, предложения режиссеров. После чего наступает долгая, печальная пауза. В некоторых случаях она может затянуться на всю оставшуюся жизнь.
Разумеется, после "Покровских ворот", "Родни", "Полетов во сне и наяву" Олег Меньшиков ни в коей мере не был обойден вниманием кинематографистов. Внутреннее напряжение, прочитывающееся сдержанно-ироническое отношение к достаточно обесцененной жизни сограждан, облик человека, не дающегося в руки, постоянно умеющего выставить барьер не надо подходить ко мне так близко, это все равно бесполезно! - все увлекало режиссеров. Особенно тех, кто был наиболее чуток к нараставшим общественным катаклизмам, уже откровенно дававшим о себе знать ощутимыми колебаниями и выплесками. Герои Меньшикова были интеллигентно адекватны переломившейся в своих многочисленных основаниях эпохе.
Тема перелома, кризиса, выбора, поиска нового пути уже звучала в литературе, театре, живописи, в кинематографе. Самые смелые в таком самовысказывании авторы оказывались гонимыми, уезжали за рубеж, как Андрей Тарковский, Юрий Любимов, Олег Целков, Борис Заборов и т.д. Тех же, кто оставался в СССР, лишали контактов с читателем, обрекали на гонения - как Анатолия Эфроса, Алексея Германа.
Прообраз и модель нового героя - а его уже фрагментарно Меньшиков на экране начертал! - могли бы в абсолюте найти свое выражение, если бы у актера были настоящий литературный материал и настоящие режиссеры. Но кино в 80-х не предложило Меньшикову ни драматургии, ни режиссуры такого уровня, какой он нашел в театре. Однако он из кино не уходил, полагаясь на собственное чутье в согласиях и отказах сниматься.
Видимо, Валерий Фокин все это понимал, пытаясь максимально укрупнить происходящее на сцене: прологом, который игрался на авансцене, просцениуме, в первых рядах партера: многолюдными массовыми сценами, когда звучали все те же "свобода", "равенство" и "братство"... Спектакль был декорирован в багровых тонах - словно кровь все время лилась в зал. В результате все выстроилось как диалог Робеспьера и Дантона - Олега Меньшикова и его давнего партнера Александра Балуева.
Вспоминает Валерий Фокин:
- После успеха в "Спортивных сценах 81 года" я понимал, что Олег должен идти дальше. И потому дал ему роль Робеспьера. Я уже знал, что он очень нервный, очень возбудимый артист, открытого нервного темперамента. И мне хотелось зажать его как бы в некую маску, чтобы найти новые краски.
Во "Втором годе свободы" у него были долгие молчаливые паузы, когда он наблюдал через занавеску за происходящим. Как я жалел в это время, что театр не обладает киношными крупными планами - так необыкновенно значительно, интересно, насыщенно было молчание Меньшикова. Его глаза... Не только в репликах, в общении с партнерами! Не только в такие минуты, но и в паузах Олег доносил трагические метания человека, который сам сочинил революцию, сам ее создал, организовал и теперь видит, к чему она привела, что принесла людям, в том числе и ему самому.
У него было только два монолога. Я сказал Олегу: "Вот здесь говори. Говори! Это поток слов!" И он действительно передавал бешеный ритм потока.
Мне кажется, роли в "Спортивных сценах 81 года" и во "Втором годе свободы" были очень существенны на пути Меньшикова. Возможно, многим он больше запомнился в роли Сережи, но, мне думается, Робеспьер был не менее важен и значителен в его судьбе. Олег раскрылся, работая в этих спектаклях. Определились масштабы его дарования, его актерской индивидуальности, его разносторонние возможности, что зрители поняли и приняли.
...Анатоль Франс писал о Робеспьере: "Этому представителю народа приписывали все события, счастливые и несчастные, происходившие в стране,законы, нравы, смену времени года, урожаи, эпидемии. И это было заслуженной несправедливостью, ибо щуплый, невзрачный человек с кошачьим лицом имел неограниченную власть над народом"9.
Не знаю, читал ли Олег Меньшиков эту лаконичную и горькую характеристику, данную его сценическому герою, но в спектакле он нес груз, обрушившийся на бедные плечи великого революционера. Груз был особенно тяжек, потому что слишком многое он уже успел осознать и провидеть.
Монолог, который Меньшиков-Робеспьер произносил во втором акте, потрясал и оправдывал предыдущий дидактический напор спектакля. В этом еще молодом, но уже успевшем во многом истребить себя человеке, горел темперамент ума, холодный голубой огонь рассудка, сполохи метались на его бледном, тонком, нервном лице. Идея всевластно владела им. И всеохватно ею увлеченный, он был способен увлечь за собой других. Робеспьер говорил, и, казалось, толпа сейчас хлынет, пойдет за ним, за этим невысоким, темноволосым человеком в круглых очках, похожим на вчерашнего студента. Толпа поверит в его страшную правоту и прольет кровь. Что и было в реальности... А где-то в самых глубинах, скрытых, сокровенных, жило предощущение грядущей гибели, чему он, кажется, был отчасти рад. Трагедия избранника судьбы, обреченного на одиночество и смерть, была выбрана Меньшиковым как главная составляющая образа.
Робеспьер у Меньшикова и Фокина оказался глубже лихой лозунговости Буравского, вызывая отчасти и восхищение, и сострадание. Он выбрал для себя утопию. Опасную и коварную, внушающую веру в возможность достижения рая на земле ценой виселиц, ударами гильотины. Сколько же еще людей пришлось бы ему убить, чтобы сделать явью мечты о светлом обществе справедливости?!
Но одновременно революция была для него и возможностью добраться до власти - и это звучало в истории тщедушного, несчастного вождя...
Робеспьер - одна из первых ролей актера, в которой он играл безысходную тоску того, кто наделен гордым, резким, независимым нравом. Человека, отгородившегося, по сути, от других людей надменным аристократизмом духа, освященного выпестованной им идеей, и вместе с тем осознающего ущербность этой идеи. И потому ущербность собственную...
Валерий Фокин прав, когда говорит, что работа Олега Меньшикова во "Втором годе свободы" осталась несколько в тени рядом с живописным и хилым Сережей Лукиным. На самом деле она очень значительна, дав ростки в будущее актера. Одни из этих побегов высоко поднялись над землей - в серьезных постановках и фильмах, последних, к сожалению, было не так много у Меньшикова в 80-е годы. И если проанализировать сделанное им позже, то маленький Робеспьер даст о себе знать в "Калигуле", в "Дюбе-дюбе" обреченностью героя, предавшего живую жизнь во имя идеи, мертвящей душу.
В спектакле Фокина, во многом благодаря Олегу Меньшикову, Робеспьер оказывался центром Французской революции, ее пламенным трибуном и слугой, жрецом гильотины, которая оборвала и его жизнь. Конечно, в этом сыграло роль своеобычное дарование актера, сила переданной им мысли, чувств, позволив отчасти отодвинуть на второй план соратника Робеспьера, Дантона.
В картине Анджея Вайды "Дантон", снятой в принципе о том же периоде истории, почти о тех же событиях, центром стал Дантон, мощный, полнокровный, яростно темпераментный в исполнении Жерара Депардье. Балуев играл мягче, он оттенял жестокую неуемность Робеспьера, отступая, жалея и принимая их общую кару.
Вспоминает Валерий Фокин:
- А дальше мы репетировали "Приглашение на казнь" по роману Владимира Набокова. И недорепетировали - с Меньшиковым. Хотя Олег принимал активное участие в работе, сам писал инсценировку по прозе Набокова. Но он хотел играть Цинцинната Ц. А я не хотел давать ему эту роль, что было для меня принципиально. Цинциннат виделся мне иссохшей жертвой, хотелось создать образ человека не от мира сего. Актерская же природа Меньшикова была в моем представлении иной - хлестаковской. Кстати, жаль, что Олег так и не сыграл Хлестакова. Природа жулика, фигляра, может быть, и бандита... А это роль мсье Пьера в "Приглашении на казнь". И Меньшиков, на мой взгляд, мог сделать ее блестяще. И работа такая была бы совершенно новой в его биографии. Циничный, невероятно пошлый, купающийся в пошлости и эту пошлость смакующий - таков мсье Пьер. Он даже не Хлестаков. Хлестаков все же легок. Я думал о том, что Хлестаков у Меньшикова мог бы получиться совершенно не традиционным... А мсье Пьер - обаятельным, что довольно страшно. Открылись бы какие-то новые грани в таланте Олега, но - увы... Меньшиков от роли мсье Пьера категорически отказался. Я думаю, он испугался: это потребовало бы от него больших усилий, серьезной работы, смены маски, может быть, вообще смены имиджа. Таков мой диагноз. Еще раз повторяю - жаль! Такие задачи могли бы вывернуть все наизнанку, обнаружить неизвестный потенциал Олега. Ему нужно было сделать новый и трудный кульбит. Это всегда сложно для артиста, тем не менее...
Меньшиков - человек сложный, закрытый, замкнутый, со своим внутренним миром, своими комплексами. Очень и очень не допускающий людей близко к себе. Я говорю об этом, потому что моя мысль об испуге Олега в связи с ролью мсье Пьера - только мое предположение...
Словом, Меньшиков попросил снять его с роли мсье Пьера, сказав, что у него не лежит к ней душа. Я был, признаться, удивлен. Поговорил с ним раз, два... Безуспешно.
Спектакль мы поставили. Мсье Пьера сыграл Виктор Проскурин, по-моему, сыграл хорошо. А Меньшиков вскоре ушел из нашего театра, совершив, мне кажется, ошибку. Ему надо играть на сцене. Он прекрасно вписывается в сегодняшний день, выражая свое поколение. Более всего - холодным отчаянием и обаянием жестокости. Он манит своей загадкой: его индивидуальность несет тайну, а тайну всегда хочется разгадать. Есть некий "фантом-Меньшиков", что тоже притягательно. Олег умеет держать зрителей в напряжении своей энергетикой. Возможно, своей закрытостью он тоже адекватен нашему времени, когда ушли этакие лучезарные, нараспашку душой герои. Настала эпоха деловитых или, по крайней мере, кажущихся такими персонажей, четко знающих, чего они хотят от жизни. Уже активно дышащие в атмосфере нарождающегося капитализма. Такие черты есть в героях Меньшикова - оттого он так заметен сегодня. Я имею в виду ожидания зрителей, говоря об этом.
Но театра ему, безусловно, недостает - это мое частное мнение. Вижу, как он повторяется в кино, несмотря на все многочисленные премии, статьи о нем. Ведь важен не успех, а тенденция артиста, поиск. Движение... Этого я не вижу.
В 1990 году у Меньшикова была хорошая работа - заглавная роль в спектакле "Калигула" в постановке Петра Наумовича Фоменко. Хорошая работа, хотя я не увидел в ней ничего нового в сравнении с тем, что я уже знал о его возможностях.
В роли Нижинского Олег вновь демонстрировал то, что я уже знал: то, что он хорошо двигается, легок, изящен, обаятелен, великолепно танцует. Да, на этом спектакле постоянно раздавался восторженный визг девочек, поклонниц Меньшикова. Но у меня другие критерии в оценках, и, на мой взгляд, эта работа Олега событием не стала... Вернее, была событием того театрального сезона, когда родились на свет Божий: необычность пьесы, антреприза (тогда это было почти внове), два ярких актера - Меньшиков и Феклистов. Но, повторюсь, с точки зрения движения Меньшикова в его актерской биографии, это только нормальная работа, в которой он подтвердил, что талантлив и пластичен. В то время, как он способен на роль-Событие.
Я все же надеюсь: Олег поймет, что годы идут и все замечательные премии, аплодисменты, комплименты и пр., пр., его очень эффектная, хорошо поставленная жизнь не должны исключать серьезных художественных задач, поставленных им перед собой, как и ежедневного движения в театре.
В данном случае я не говорю о кино - там своя песня, и я не хочу ее касаться. Актер ведет себя перед камерой иначе, чем на сцене, на съемочной площадке свои законы. Я говорю о театре, и мне жаль, что я не вижу Меньшикова на сцене. Такие редкие, уникальные актеры - единицы в этом поколении. Я могу поставить рядом только Евгения Миронова. Хотя, в отличие от Меньшикова, Миронов сейчас в более выгодном положении - он в лучшей театральной форме, поскольку, не останавливаясь, работает на сцене.
Олег Меньшиков стал очень жестким актером. Ему, может быть, нужно сейчас совершить некий вираж: допустим, сыграть в театре князя Мышкина, сыграть Гамлета (о пока не свершившемся намерении Меньшикова сыграть именно эту роль я расскажу позже.- Э. Л.) - это необходимый ему сегодня уровень, необходимый объем, где актер может раскрыться от "а" до "я", выстроить то, что Анатолий Эфрос называл "кардиограммой".
Сегодняшний театр вбирает в себя не только слово - он впитывает пластику, звуковой ряд, музыку. Это театр синтетический, который нужен Олегу Меньшикову...
...Эта беседа с Валерием Владимировичем Фокиным состоялась незадолго до того, как Меньшиков начал репетировать "Горе от ума", выступив в двойном амплуа: режиссера и исполнителя роли Чацкого. Но не стану забегать вперед. Мнение известного театрального режиссера Фокина, безусловно, ценно и интересно, хотя, на мой взгляд, его оценки театральных ролей Олега в "Калигуле" и особенно "N" (Нижинском) несколько занижены. Поэтому позволю себе выразить личное мнение, отчасти полемизируя с мэтром и опираясь на мое знакомство с Меньшиковым. Речь идет о несостоявшейся работе Олега в "Приглашении на казнь".
Уверена, что он сумел бы прекрасно сыграть мсье Пьера, его низость и замашки дешевого гаера, его жизнерадостный цинизм и полное отсутствие нравственного начала. Грязный шут с "жирными ляжками" и "многочисленными зубами", в "охотничьем гороховом костюмчике", человек без чести, порождение тупой и сытой толпы... Да, актер мог бы создать гротесковую, чудовищную фигуру, подсвеченную набоковской беспощадной иронией и передать то полное отсутствие души, которое делает столь безоблачной жизненную дорогу мсье Пьера.
Каждый актер - при всем лицедейском начале его профессии (а Меньшиков, несомненно, талантливый лицедей) - так или иначе ищет некой идентификации с тем, что он играет, что ему предстоит сыграть... В случае с "Приглашением на казнь", думается, человеческая природа Олега жаждала найти созвучие с историей бедного Цинцинната Ц.,- в том, как тщательно Цинциннат таил свое отличие от прочих людей (напомню слова Валерия Фокина о замкнутости и закрытости артиста, его намеренной и постоянной дистанцированности от других). Меньшиеов видел близость с героем и в одиночестве человека, противостоящего той самой толпе, которая изваяла монстра по имени мсье Пьер.
Вероятно, в то время Меньшикову был нужен именно такой характер для воплощения: маленький, физически слабый, как бы несколько даже кукольной внешности человек, живущий в "секунде", в "синкопе", в постоянном трепете. И в ожидании той, которая его спасет, хотя Цинциннат знает, что спасти его невозможно, ежели не откажется он от самого себя. А он не откажется...
"Ошибкой я попал сюда - не именно в темницу, а вообще в этот страшный, полосатый мир: порядочный образец кустарного искусства, но в сущности беда, ужас, безумие, - и вот обрушил на меня свой деревянный молот исполинский резной медведь,- признается Цинциннат.- А ведь с раннего детства мне снились сны... в снах моих мир был облагорожен, одухотворен; люди, которых я наяву так боялся, появлялись там в трепетном преломлении... их голоса, поступь, выражение глаз и даже выражение надежды приобретали волнующую значительность; проще говоря, в моих снах мир оживал, становясь таким пленительно важным, вольным и воздушным, что потом мне уже бывало тесно дышать прахом нарисованной жизни"10.
Эти набоковские фразы кажутся мне ключом к желанию Олега сыграть Цинцинната - прорывалась тоска Меньшикова, замурованная, потаенная, по жизни, очищенной от житейской пошлости. Только в почти идеальном мире Цинциннат Меньшикова ощутил бы себя свободным, естественно в нем присутствующим. Но он понимает тщету надежды. Отсюда - желание уйти в молчание. В небытие. Работа над этой ролью, наверное, позволила бы Олегу обнаружить и интерпретировать свое сокровенное. Он был бы нежным и сильным в схватке с жизнью. И его Цинциннат не боялся бы в итоге отступить - так ощущая свою главную победу, не уподобившись тем, от кого уходит в смерть.
"Набоков - Sоlus Rех - Одинокий король",- говорила о писателе княгиня Зинаида Шаховская. Возможно, для Меньшикова его Цинциннат был бы тоже одиноким королем в его призрачно-совершенном королевстве.
Видимо, Валерий Фокин, решая, как распределить роли в "Приглашении на казнь", шел от жесткого взгляда режиссера, искренне любящего актера Меньшикова, стремящегося обернуть его к зрителям им еще не знакомой стороной, новой острой гранью, что было бы, безусловно, очень выигрышно, зрелищно, увлекательно. Фокин не знал, наверное, что Олег хочет иного откровения.
Естественно, все это только мой гипотетический взгляд в прошлое. Но он подтверждается любопытным эпизодом в биографии актера.
Спустя два года после того, как Меньшиков ушел из Театра имени Ермоловой, талантливый, эрудированный кинорежиссер Андрей Эшпай предложил артисту роль Алеши Валковского в экранизации романа Достоевского "Униженные и оскорбленные". По первому впечатлению эта роль абсолютно вроде бы укладывалась в имидж Меньшикова, уже утвердившийся к этому времени в театре и кино. Тем более, что сниматься предстояло с такими партнерами, как Никита Михалков (князь Валковский, отец Алеши) и Настасья Кински (Наташа Ихменева).
"Наивный эгоист" (определение Достоевского) - Алеша обаятелен, простодушен. И бесконечно жесток, бездумно разрушая чужие судьбы, ожидания, надежды, чувства. Олег Меньшиков до этого не раз играл вариации на тему бессердечия, мужской неверности по отношению к преданной женщине, некоего скольжения по чувствам и пр. И он отказывается от роли Алеши Валковского... Он говорит Эшпаю, что хотел бы сыграть в его картине Ивана Петровича, идеалиста, мечтателя, бессребреника, безнадежно любящего Наташу с той мерой бескорыстия, которая делает его почти нереальным существом. К тому же Иван Петрович исполнен наивного, тщетного и драматического желания справедливости, какой никогда не бывает и не будет на нашей грешной земле. Он ищет блага для тех, кого он любит сильнее себя, сильнее своей собственной жизни. Ищет не только для Наташи, но и для обездоленной сироты Нелли...
Судя по тому, какого героя выбрал для себя Олег Меньшиков в будущем фильме Эшпая, он продолжал искать возможность сыграть человека, стоящего вне темных законов окружающего его мира. Любящего, нелюбимого, наделенного Богом смирением особого рода: когда люди тонут, он, не раздумывая, бросается в прорубь, чтобы вытащить их из ледяной воды. Очевидно, актеру виделись в этой роли мотивы, для него дорогие и сущие в творчестве, в его духовном и нравственном мире.
Андрей Эшпай, не веря в успех, все же согласился дать Меньшикову пробы на роль Ивана Петровича. По мнению режиссера, они оказались неудачными. В картине "Униженные и оскорбленные" Олег не снимался.
Снова бросаюсь в предположения. Актер хотел увидеть себя на экране тем прекрасным человеком, о котором Достоевский писал: "...Бог, кого очень любит и на кого много надеется, посылает тому много несчастий"11.
Олег Меньшиков по жизненному своему сюжету, по его четкому и стремительному пути вверх и только вверх - конечно, любимец Фортуны. Коллеги, одни с улыбкой, другие не без зависти, говорят о Меньшикове "везунчик". Элемент везения действительно присутствует в судьбе артиста, но определяет далеко не все в его победах. Может быть, потому и Олегу хотелось рвануться в историю того, кто возлюблен Богом - сир, нищ на земле, но не утрачивает света души. Познать до этого несыгранное и рассказать об этом другим...
В любом случае жаль, что две, столь желанные для Меньшикова, роли не состоялись, даже если бы они не стали его безусловными победами. Хотя его настойчивая и осознанная устремленность к таким работам сама по себе могла бы стать опорой в новых исканиях, в попытке явиться аутсайдером в плане земном и победителем - в нравственном, духовном.
У каждого артиста есть свой список вымечтанного и несвершившегося - по тем или иным обстоятельствам. Такой список есть и у как будто обласканного Фортуной Олега Меньшикова. Возможно, этот список не закрыт по сей день и вообще никогда не будет закрыт, таков естественный ход дней художника. Но последнее не может восполнить или возместить разрушенные надежды. В том числе и для Олега Меньшикова.
В 1989 году он покидает Театр имени Ермоловой и больше никогда не будет работать в репертуарном театре.
Из телевизионного интервью Олега Меньшикова:
- Почему я ушел (из театра.- Э. Л.)? Ну, такой банальный ответ. Мне просто надоело, что за меня кто-то решает мою судьбу: что мне делать, что мне играть, куда мне ехать, можно ли мне сниматься там? Я подумал, что я уже сам в состоянии это определить и выбирать роль не на уровне приказа, который вывешивается в театре, а на уровне своих желаний и возможностей, и хотений, так скажем... Поэтому я ушел. Я ушел не из театра вообще и не собираюсь этого делать, но...
А потом, вы знаете, когда вокруг одни и те же люди, это как бы притупляет. Уходит критерий, потому что они тебя знают с каждым годом все лучше и лучше, и ты их знаешь лучше и лучше. И уже не понимаешь, где черпать и как воспринимать. Они говорят: "Здорово!.. Ну здорово сыграл..." А уже, уже другое - уже нельзя верить. Не потому что они неправду говорят, они, может, и правду говорят... Но свою правду. Свою правду вот этого маленького коллектива. Она уже не есть правда театра или правда искусства.
Я, когда уходил из последнего театра, где я работал, я уходил вообще в никуда. У меня не было на тот момент ни кино, ни другого театра, ни роли в другом театре. Это просто из серии, когда ты уже не задумываешься, что будет. Надо сделать этот шаг. А если ты до этого, скажем так, правильно делал, то и шаг твой ты делаешь ответственно и продуманно. И понимаешь, почему ты это делаешь. Вот тогда придет что-то, что не может не прийти.
Я вообще верю, что должно приходить... Вдруг ничего не бывает, на мой взгляд. Если ты следуешь, идешь какой-то дорогой, то что-то будет появляться всегда. Не сразу, может быть, конечно. Но прелесть этих шагов, когда ты ступаешь на совершенно новый какой-то виток своей жизни. Ты не перечеркиваешь, но отказываешься от всех условий, в которых ты жил, желая помнить их...
Слова о постоянном меньшиковском "везении" тоже нашли у актера отклик в интервью, данном незадолго до выхода на экран картины "Сибирский цирюльник". Он словно наконец решается открыть пусть и немногое из того, что обычно утаивает, возвращаясь к моменту ухода из Театра имени Ермоловой:
- Недавно прочитал о себе статью, автор которой пишет: ах, какая замечательная биография у Меньшикова! Малый театр, театр Советской Армии, театр Ермоловой, театр Моссовета, роль Калигулы в спектакле Фоменко, работа в шекспировском театре "Глобус" в Лондоне, премия Лоуренса Оливье, Государственная премия России, премия "Триумф"... Ах, ах! и все это через запятую. Действительно все красиво: молодой артист за короткое время успел поиграть на сценах пяти московских театров. Не хило! А кто знает, как я, к примеру, уходил из Ермоловского? Я же не один театр сменил на другой, а, по сути, ушел на улицу. Никаких реальных предложений на тот момент у меня не было, я сидел по уши в долгах, но и оставаться в прежнем состоянии не мог. Тот театр - не конкретно Ермоловский, а именно тот, понимаете? - перестал меня удовлетворять. Я понял: через пару лет могу запросто гикнуться. И вот... Ушел, а вскоре попал в реанимацию с язвенным кровотечением, полтора месяца провалялся в больнице, и только после этого Петр Фоменко пригласил меня играть Калигулу... Останься я в Ермоловском, этого предложения не было бы и все в моей жизни могло бы повернуться совсем по-другому.
Вот вам и судьба удачливого актера. Вот вам и история одной запятой. Я привел один пример, а их может быть десяток - это и есть моя жизнь. Не выбегать же на площадь и не кричать: "Я такой же, как вы!" Может, и не совсем такой же, похожих людей, к счастью, не бывает. Но я живу не в безвоздушном пространстве и хожу по тем же улицам, что и остальные...
Что же, очередной виток Меньшиковым был тогда завершен.
Что дальше?
БОРОЗДЫ И МЕЖИ
Люди театра - режиссеры и театральные критики, как правило, неизменно подчеркивают, сколь много дает актеру сцена и сколь ужасающе много отбирает у него кино, при этом ничего не давая взамен. В этом утверждении есть свой резон, но только отчасти. И вряд ли его следует принимать как аксиому.
Театральная биография Олега Евгеньевича Меньшикова довольно щедра, несмотря на то, что сыграно на сцене в 80-е годы было не так много. Однако его сценические работы - это энергичное выразительное движение, это обострение интуиции и слуха артиста, это поиски собственного доминирующего мотива - при всем разнообразии созданных им характеров. Полнота самоосуществляющейся творческой жизни, полнота самоосуществления личности пленяла зрителей в Олеге Меньшикове и обещала прекрасное театральное завтра.
Иное - кинематограф Олега Меньшикова, то, что он играл после первых экранных появлений. С одной стороны, он уже занял свое прочное место на кинонебосклоне среди "молодых", "перспективных", "одаренных"... С другой практически до 1990 года кинематографисты не предложили Олегу ни одной, в сущности, роли, которая была бы равна его возможностям.
Меньшиков никогда не батрачил на съемочных площадках, как это нередко бывает с актерами, стремящимися любой ценой напомнить о себе зрителям, соглашаясь на любые, иногда без всякого разбора, предложения режиссеров. После чего наступает долгая, печальная пауза. В некоторых случаях она может затянуться на всю оставшуюся жизнь.
Разумеется, после "Покровских ворот", "Родни", "Полетов во сне и наяву" Олег Меньшиков ни в коей мере не был обойден вниманием кинематографистов. Внутреннее напряжение, прочитывающееся сдержанно-ироническое отношение к достаточно обесцененной жизни сограждан, облик человека, не дающегося в руки, постоянно умеющего выставить барьер не надо подходить ко мне так близко, это все равно бесполезно! - все увлекало режиссеров. Особенно тех, кто был наиболее чуток к нараставшим общественным катаклизмам, уже откровенно дававшим о себе знать ощутимыми колебаниями и выплесками. Герои Меньшикова были интеллигентно адекватны переломившейся в своих многочисленных основаниях эпохе.
Тема перелома, кризиса, выбора, поиска нового пути уже звучала в литературе, театре, живописи, в кинематографе. Самые смелые в таком самовысказывании авторы оказывались гонимыми, уезжали за рубеж, как Андрей Тарковский, Юрий Любимов, Олег Целков, Борис Заборов и т.д. Тех же, кто оставался в СССР, лишали контактов с читателем, обрекали на гонения - как Анатолия Эфроса, Алексея Германа.
Прообраз и модель нового героя - а его уже фрагментарно Меньшиков на экране начертал! - могли бы в абсолюте найти свое выражение, если бы у актера были настоящий литературный материал и настоящие режиссеры. Но кино в 80-х не предложило Меньшикову ни драматургии, ни режиссуры такого уровня, какой он нашел в театре. Однако он из кино не уходил, полагаясь на собственное чутье в согласиях и отказах сниматься.