Страница:
До этого остается еще пять-шесть лет, то есть годы, когда готовится вступить во взрослую жизнь следующая генерация, изначально резко отделяющая себя от старших, на первых порах еще непроизвольно, потом - вполне осознанно, с четкой внутренней мотивацией. Юные отказывались принимать вырождение и ложь как норму, закрывая на это глаза. Все резервы иллюзорной стабилизации уже были исчерпаны, грядущий распад для многих очевиден и неминуем. Его интуитивно ждало молодое поколение, априори безразличное к социальным и политическим акциям государства. Повальное увлечение прорвавшимися через границу "битлами" и прочей новой музыкой, тайные просмотры на редких, но уже появившихся "видаках" занимали воображение тех, кому предстояло строить будущее. Овеяны романтическим ореолом отечественные рок-группы и ансамбли, все любят Виктора Цоя, на концертах группы Константина Кинчева "Алиса" фанаты громят залы, а потом поезда пригородных электричек. Из рук в руки как величайшую драгоценность передают друг другу записи песен Бориса Гребенщикова. Андеграунд существует в кино, и в театре, и в живописи.
Но все это словно скользит мимо внимания Олега Меньшикова, которому по возрасту как будто положено под собственный гитарный аккомпанемент распевать модные, домашнего изготовления вирши. В его увлечениях сказались музыкальное образование и врожденный хороший вкус, умение всегда оставаться самим собой, не поддаваясь модным веяниям. И - что важнее всего! - его изначальное стремление к гармонии, его ощущение слова как музыки.
В театральном институте слово становится его оружием.
Итак, Олег Меньшиков появляется в стенах театрального училища на первом отборочном туре.
- В тот год вместе с Монаховым мы набирали курс,- рассказывает нынешний ректор училища, в ту пору педагог, Николай Николаевич Афонин.Смотрели, слушали многих. Олег выделился сразу: умный, очень живой, весь какой-то мажорный мальчик. Мы его взяли на заметку. Советовали Олегу, что читать на следующих турах. Могу признаться по прошествии времени, что стали тогда его болельщиками. Он того заслуживал. Прошел все испытания без сучка и задоринки.
1977 год. "Новобранцы" Щепкинского училища приглядываются друг к другу. Идет притирка. Складываются отношения. Завязываются дружеские отношения. Возникают первые романы. В этом возрасте все легко и просто.
Ночью в подвале театрального общежития курс собирается вместе - читают вслух "Мастера и Маргариту" Булгакова, вместе - потому что журналы даны на очень короткий срок. Читает Олег Меньшиков. Совместные акции сближают, особенно когда в руках у студентов полузапрещенные книги, вывезенные из-за границы. Маленькие, в ярких, мягких обложках романы Набокова потрясают... Тогда зарождается любовь Олега к этому писателю, не померкшая посегодня. Он влюбляется в автора, отбросившего идеализацию личности, в набоковскую магию слов, в его интонацию. В выстраданность, укрытую иронией и сарказмом.
На курсе учатся и москвичи, и те, кто приехал из других городов. Семья Меньшиковых гостеприимно открывает двери своего дома перед всеми. К тому времени они уже переехали в район Сокольников, квартира стала больше, просторнее.
"Господи, сколько дней и ночей мы провели у Олега,- вспоминает сокурсник Виктор Бохан.- Бедные его родители! Мы постоянно опустошали холодильник, как истинно и вечно голодные студенты. Но они любили нас, были на редкость щедры, хлебосольны. Без конца говорили, спорили, что-то задумывали...
Олег был тогда обаятелен, энергичен, расположен к людям, что необыкновенно в нем подкупало. На первом курсе вместе с Геннадием Кругом и Еленой Манышевой Олег придумал и показал прекрасный музыкально-эксцентрический номер. Олег и Елена играли на фортепьяно в четыре руки в бешеном темпе, при этом они то забирались под инструмент, не прекращая играть, то ложились на пол, то садились, то внезапно отшвыривали в сторону стулья и переходили на другое фортепьяно. Это было нечто феерическое...
Мы вообще все тогда придумывали сами, жили в постоянном горении. Приходили в училище даже по воскресеньям. Нас гнали сторожа: "Идите домой, отдыхайте! Надоели всем, неугомонные!" Мы жили огромной, счастливой, веселой семьей, это продлилось до конца, до четвертого курса. Тогда уже было ясно, кто где будет работать, а это всегда непросто, равенства в такой ситуации не бывает, но нам ничего не мешало, не разъединяло нас.
Помнится, предложили нам, тоже на первом курсе, придумать что-нибудь совершенно невероятное. А у нас ничего не получается как назло... Плюнули и отправились на Арбат, просто погулять: Олег, Лена Манышева, Андрей Галушко и я. Уж не скажу теперь, что откуда взялось, у кого первого родилась идея создать номер "Куклы". В итоге получилось. Мы с Андреем водили двух кукол-цыганок, гуттаперчевых, мягких, с глупыми глазами. Этими куклами были Олег и Лена. Я пел за Лену жалким голосом "Очи черные", Андрей исполнял за Олега басовую партию. Иногда наши куклы прыгали, извивались, Олег как-то лихо садился на колено. Все было очень забавно...
Позже начались студенческие поездки в каникулярное время, мы побывали в Казахстане, на БАМе, который гремел в то время. Ночевали в казармах. Где-то в Саянах выступали в бараке, на потолке болталась одна-единственная лампочка. Народу собралась тьма-тьмущая. Успех имели ошеломительный, никогда не забыть..."
Одним из событий в жизни курса был так называемый Французский вечер, задуманный и в основном поставленный Олегом Меньшиковым.
Участвовали в его постановке почти все.
Закрывали занавес. Мелодии французских шансонов. По сцене бродит луч света. Наконец занавес открывался и зрители видели в центре портрет "mаmаn Zinа" (так студенты называли свою преподавательницу французского языка). А рядом развевались французский и советский государственные флаги.
Дальше шли милые зарисовки из жизни французского кафе где-то в центре Парижа. Кто-то пел. Кто-то играл на аккордеоне. На французском языке игралась сцена из мольеровского "Тартюфа", причем она свободно вписалась в пейзаж современного кафе. Все как бы перетекало...
Олег Меньшиков, "соревнуясь" с Ивом Монтаном, пел песни из его репертуара. Судя по давним откликам - не оплошал.
"Он прочертил весь спектакль от и до,- говорит Виктор Бохан.- Конечно, все мы каким-то образом дополняли друг друга, но первоосновой удачи стали энергия Олега, его режиссерская жилка и хороший вкус".
Режиссерское начало Меньшикова давало себя знать и в капустниках, которыми славился курс. В училище помнят эти капустники до сих пор. Педагоги говорят, что некоторые позже пытались повторить их, но ничего подобного больше не было. Ставил капустники все тот же Олег Меньшиков. Юмор, склонность к пародии помогали ему заметить забавные штрихи в жизни училища, в поведении людей, и все это он великолепно использовал на сцене.
Лидер в школьные годы, он повторяет этот путь в институте. Как и прежде, вокруг него группируются люди. Хотя он и не претендует на руководящее начало.
- Ощущали ли вы когда-нибудь себя гадким утенком? - спросили Меньшикова репортеры в упомянутом телеинтервью.
- Нет... В принципе о себе нельзя так говорить, но так это и было,ответил актер.- Я был лидером. Всегда вокруг меня что-то собиралось, бурлило... Лидерство - это действительно очень сложно. Ведь лидер не тот, кто впереди бежит. Лидер - тот, кто заставляет всех других впереди бежать. Лидер должен быть очень тонким человеком. Я не говорю, что я - тонкий человек (смеется). Я о принципе, идее. Лидер, как никто другой, должен уметь себя останавливать, заставлять замолчать себя, пойти на какие-то уступки, подавить что-то в собственном характере для того, чтобы расцвело дело...
Для Олега Меньшикова это не чистое теоретизирование. Лидер по призванию, он довольно точно определил для себя взаимоотношения ведущего и ведомых. При всем том от природы замкнутый, осторожный, сдержанный в импульсах, при всей своей внешней якобы коммуникабельности на людях, в обществе, уже в институте он становится еще более закрытым. Жирная черта, которую когда-то шестилетний Олег провел на парте, отгораживаясь от соседки Люды, перекрывая возможность внезапного вторжения, черта эта не исчезла. Разве что стала еще шире и гуще.
Что же касается необходимости определенным образом строить взаимоотношения лидера с остальными людьми, то, вероятно, в сегодняшние размышления Меньшикова на эту тему, немало привнесено из личного опыта. Безусловно самолюбивый, предельно, хотя потаенно, очень ранимый, наделенный тонкой кожей и вибрирующими нервами, он должен был смолоду учиться укрощать свои гневные порывы, обидчивость, резкость, чтобы сохранить норму в общении с другими, такими разными...
- Да, он был очень обидчив,- вспоминает Виктор Бохан.- Но, в отличие от многих из нас, старался внешне это никак не проявлять, делал вид, что ему все это безразлично: дескать, ну и пусть... Реакция Олега в данном случае соответствовала его душевному складу, его гордости. Может быть, даже его гордыне.
Студенческая жизнь никоим образом не заслонила для Меньшикова музыку. Хотя пристрастие к оперетте несколько ослабевает. Он "изменяет" легкому жанру ради симфонических концертов в Большом зале консерватории, в Зале имени Чайковского. Любовь к музыке объединяет Олега с молодым педагогом по классу вокала Татьяной Фадеевной Сафаровой, человеком неординарным, глубоким, широким в своих взглядах.
- Когда я впервые встретилась с Олегом, он обратил на себя внимание яркой музыкальностью, великолепной музыкальной памятью и, конечно, профессиональной хваткой, редкой для студента,- говорит Сафарова.Естественно, ему очень помогало его музыкальное образование, то, что он прекрасный скрипач, хороший пианист. Но не только это. В Олеге была прекрасная увлеченность всем, что он делал. Работа с ним всегда становилась поиском: у него хорошо развита фантазия. Я думаю, благодаря этому он мог так интересно существовать и существует в драматическом искусстве по своим особым законам.
Он и меня, его педагога, умел увлечь, затянуть в какую-то работу так, что ты влезаешь во все с головой. Но бывало, что только-только начнешь этим заниматься, а Олег вдруг возьмет и бросит. Остынет к собственной идее и уже ни за что не вернется. Я не раз сталкивалась с этим. Перестает появляться, как-то путано объясняет причины отсутствия, тянет... Поначалу я не понимала, что происходит, позже, поняв, переставала настаивать.
Мне кажется, после окончания института эта черта в нем прогрессировала. Причем он не очень задумывался, как его отказ от своего же предложения может сказаться на судьбах других людей. Я знаю конкретные примеры, более того - чувствую собственную вину в определенных ситуациях. Может быть, таков почерк звезды?
...На старших курсах пошла работа над отрывками - некоторые позже могли перерасти в спектакль.
- Мы всегда искали для Олега роли, где он мог бы максимально выложиться,- вспоминает Николай Николаевич Афонин.- Я хорошо помню его Виктора в "Иркутской истории", позже Миловидова в комедии Островского "На бойком месте", он там не только играл, но и превосходно пел. Стали мы приближаться к постановке большого спектакля, и я задумал поставить "Нашествие" Леонова, сразу решив, что главную роль Федора Таланова будет играть Олег Меньшиков. Характер интереснейший - сложный, драматический, с неожиданным финалом судьбы героя. Чего еще, казалось бы, желать студенту? Но после того, как я объявил распределение ролей, вижу - что-то Олег уж больно хмур. И ровно ничего не понимаю. Вроде бы получил прекрасную роль, в его плане... В чем тогда дело? Спросил: чем ты недоволен? Оказывается, не нравится ему мое решение, не пришлось по душе, не хочет играть Федора Таланова, и все тебе!
Личность актера, пусть и молодого, начинающего, всегда очень тонкая материя. Я стал осторожно прощупывать Олега, чтобы понять, что же он хочет играть. И он буквально ошеломил меня - просит роль немецкого офицера Вернера, в общем, это эпизодическая фигура. Однако я согласился. И он же проявляет к работе такой огромный интерес, что невозможно не ответить ему на той же ноте. Ищем характер, манеру говорить, двигаться. То есть пришла к нам обоим манкость, мы стали получать удовольствие от того, что делаем.
В результате Олег создает шедевр. Я и тогда не боялся этого слова, отмечая его работу, и теперь смело повторяю. Все училище сбегалось посмотреть Меньшикова в роли Вернера, так было интересно наблюдать за ним. Он играл чванливого, туповатого, самоуверенного офицера - с тайной иронией и очень точно по рисунку.
Это была целая судьба. Вроде бы давно закончилась война, Олег и его поколение родились через пятнадцать лет. Конечно, Меньшиков знал об этом по книгам, может быть, по рассказам родителей. Но все равно не живая, конкретная память... А у Меньшикова Вернер был сыгран так верно, страшно, природно, что я услышал настоящее эхо войны.
Олег уже тогда точно знал, чего он хочет: я имею в виду четкий выбор именно своего материала. Был у нас с ним еще один подобный случай, о котором хорошо помнит Владимир Багратович Монахов.
- Мы начинали работу над "Без вины виноватыми" Островского,вспоминает Монахов.- Кто будет играть Незнамова? Конечно, Меньшиков... А он просит роль Пети Миловзорова, характерную, далеко не такую выигрышную, как Незнамов. Я не стал протестовать: хочешь - играй Петю. И был у нас в спектакле великолепный Петя Миловзоров со всеми ухватками провинциального премьера, смешной, самоуверенный, неумный, с точными деталями.
...В те годы воображение Меньшикова занимал Андрей Миронов. Нет, Олег не подражал ему - он вообще никогда никому не подражал, самодостаточный по природе своей, щедро награжденный Богом. Ему импонировала музыкальность Миронова, его пластика и, конечно, умение не замыкаться в рамках определенного амплуа. После "Покровских ворот" Меньшикова не раз будут сравнивать с Андреем Мироновым, хотя близость их, на мой взгляд, не столько в общности героя из комедии Зорина "Покровские ворота" с комедийными персонажами Миронова, сколько в настойчивом стремлении уходить от того, что уже сделано, показано, принято зрителем. Предшественник Меньшикова прекрасно уловил двойственность психологического климата своего времени. Он чаще всего был воодушевлен любовью к собственному герою, даже в тех случаях, когда данная фигура вроде бы того и не заслуживала. Тем более когда Миронову доводилось играть драматические и трагические роли - в картинах "Фантазии Фарятьева" и "Мой друг Иван Лапшин". Так или иначе Миронов принадлежал к последним романтикам "оттепели". Романтизм Меньшикова имеет иную подкладку, об этом речь впереди. Можно говорить, прежде всего, о близости их в свободе жизни на сцене и экране, о грации, не только внешней, а в самой системе владения ролью без тени натужности, каких-то явных усилий.
Пожалуй, ближе всего Олег был Андрею Миронову в своей знаменитой дипломной работе в спектакле "Лестница славы" по пьесе Скриба. Меньшиков ухватил кружевную вязь драматургии Скриба, ее темп, динамику; в этом ключе он играл молодого адвоката, внезапно делающего феерическую карьеру и вместе с тем отдающего себе отчет в происходящем с ним в полной мере.
"У нас практически нет сейчас актеров, способных вот так играть салонную драму,- говорит Татьяна Сафарова.- Олег и порхал, и не чурался той земной нравственной неопрятности, которая впрямую связана с людьми, прорывающимися на политический Олимп. В этом спектакле он еще и блестяще канканировал. Канкан - его давняя страсть. Он играл, заполняя собой все пространство сцены".
Дипломный спектакль "Лестница славы" имел шумный успех. Его показали на сцене филиала Малого театра на Ордынке. Пришел посмотреть выпускников училища директор Малого, народный артист Советского Союза Михаил Иванович Царев, который нечасто радовал своим присутствием подобные акции. Увидев спектакль, воскликнул: "Беру Меньшикова к себе в театр!"
Честь, разумеется, великая. Вместе с тем новобранцу в таком огромном коллективе предстояло пройти "школу молодого бойца". То есть выходить в массовых сценах, радоваться нечастым вводам на чужие роли, когда кто-то заболел или ушел из театра. И ждать, ждать, ждать, пока тебе выпадет удача: настоящая, большая работа. Олег Меньшиков все это прекрасно понимал. Он не был обделен ни умом, ни сильным, волевым характером, ни обостренным чувством независимости и умением справляться с ситуацией. Однажды в студенческие годы вместе с сокурсниками был послан на практику в Малый театр. Но, задержавшись на лекции, студенты опоздали. Не пожелав разобраться в причинах опоздания, режиссер Виталий Иванов грубо заговорил со студентами. Тогда Меньшиков, бледный, с обострившимся лицом, встал и позвал остальных:
- Мы уходим. - И двинулся к дверям.
Сокурсники ушли вместе с ним.
Он изначально требовал признания и уважения к себе, не желая довольствоваться крохами. Поэтому приглашение в Малый театр, которое он, однако, принял, было не столь блистательно, как это могло показаться другим.
К тому времени у него уже были за плечами три роли в кино, начинались съемки в четвертой по счету картине. Его уже знали... Но предполагали ли тогда педагоги и сокурсники нынешней "персоны № 1" в новом поколении российских актеров, что именно так сложится путь этого темноволосого, темноглазого юноши, хотя и обладавшего некоторым сходством с секс-символом мирового кино Аленом Делоном, но, будем честны, все же значительно уступавшего ему по части безупречных внешних данных?
Отвечают на этот вопрос через пятнадцать лет после того, как Олег закончил институт, что, естественно, вносит некоторую коррекцию в их сегодняшние суждения:
Ректор училища, Николай Николаевич Афонин: "Тогда об этом не думалось. Работая со студентами, подобные мысли просто не допускаешь. Они только мешают. Был перед нами одаренный, хороший студент Меньшиков, нормально учился, великолепно пел, танцевал, музицировал... Дальше все уже было в его руках. Талантливых, умных руках".
Руководитель курса, профессор Владимир Багратович Монахов: "Дарование в нем светилось с первых дней. Притягательный, явно незаурядный, темпераментный. Он сумел реализовать все это".
Педагог по классу вокала, доцент Татьяна Фадеевна Сафарова: "В годы учебы Олег виделся мне скорее характерным актером. Нет, не героем. При всей его пластичности, музыкальности, артистизме мне казалось, что на героя он не тянет. И в дипломных спектаклях он выбирал для себя характерные роли. Стало быть, нынче нужен такой герой..."
Сокурсник Виктор Бохан: "В те годы мы никаких прогнозов относительно друг друга не делали. Даже когда показывали дипломные спектакли и получали предложения работать в том или ином театре, просто радовались, что у наших девочек и ребят что-то складывается. У Олега ко времени окончания института уже были в активе несколько киноролей. Они принесли ему известность, популярность, особенно Костик из "Покровских ворот". Его до сих пор, по-моему, все еще обожают телезрители. Олег не мог не нравиться - его живость, подвижность, бисерная речь, когда кажется, что слова катятся, как бусинки, даже то, что он букву "с" не очень хорошо выговаривает,- все это грани его обаяния... Плюс характер, воля. Наверное, таким и должен был быть нынешний результат. У каждого своя судьба. В том числе и у Олега Меньшикова..."
ЖДУ И НАДЕЮСЬ
В биографических сведениях об Олеге Меньшикове, как правило, с заметной невнятностью упоминается, что-де первыми его работами в кино были "Покровские ворота", "Родня", "Полеты во сне и наяву". Между тем подлинное начало его кинобиографии - совершенно ныне забытая телевизионная картина "Жду и надеюсь", поставленная на Киевской студии имени Довженко режиссером Суреном Шахбазяном. Она была снята по одноименной повести Виктора Смирнова, и дебютировал в ней Меньшиков еще в студенческие годы.
Конечно, он всегда надеялся увидеть себя на экране - какой солдат не мечтает стать генералом, да еще при честолюбии Меньшикова, которое есть во многом активный движитель его поступков, что совершенно естественно для настоящего художника. Он прекрасно понимал, что успех в кинематографе мгновенно делает тебя известным, приносит новые роли, дарит славу.
В их училище, как и во все театральные институты, часто засылали своих ассистентов многие режиссеры. Порой и сами наведывались к студентам, отыскивая исполнителей на эпизодические роли, иногда на главные. Так был примечен ассистенткой Сурена Шахбазяна Олег Меньшиков, потом вызван на кинопробы в Киев и утвержден на главную роль.
В недавнем прошлом Сурен Шахбазян был известным оператором. В его послужном списке картины "Павел Корчагин" (совместно с Ильей Миньковецким) режиссеров Александра Алова и Владимира Наумова, "Три толстяка" Алексея Баталова, "Цвет граната" Сергея Параджанова. В 1978 году Шахбазян обращается к режиссуре и снимает фильм "Вижу цель". В 1980 году начинает работу над картиной "Жду и надеюсь" как режиссер и оператор. Отчасти в режиссуру его привело трагическое обстоятельство. Самый близкий ему по духу режиссер, его друг Сергей Параджанов, исповедовавший близкую Шахбазяну яркую зрелищность и живописно-метафорическое начало в кинематографе, в конце 70-х оказался в заключении. Шахбазян метался и не мог найти столь же близкого сотоварища. Для своего дебюта в новом качестве он выбрал военную повесть Смирнова, вряд ли сулившую перспективу создания изысканно яркого по изображению фильма. Тем более что финансировало постановку Центральное телевидение, дававшее средства на треть, а иногда на половину меньше, чем в большом кинематографе. И все-таки склонный к живописному кадру, к поэтическому кино Шахбазян решается снимать "партизанский" фильм.
Автор повести Виктор Смирнов вообще специализировался в такой тематике. Он начинал с документальных очерков и книг, затем перешел к художественной литературе. Его самой известной вещью была повесть "Тревожный месяц вересень". В работе над этой экранизацией оператором был Сурен Шахбазян, приобщившийся таким образом к творчеству Смирнова.
Повесть "Жду и надеюсь" написана не столь энергично и затейливо, как "Тревожный месяц вересень". В ней не так стремительно развиваются события, интрига ослаблена ретроспекциями из детства и юности главного героя. Но присутствует знакомая лирико-патетическая интонация, окрашивая будни и подвиги наших партизан.
Меньшикову предстояло играть главного героя Шурку Доминиани, по прозвищу Шурок. Сама по себе такая работа - удача для девятнадцатилетнего студента. Хотя, на первый взгляд, Олег не очень походил на отважного воина, рослого, плечистого, ясноглазого парня, какими обычно играли партизан-героев, например, в "Думе о Ковпаке", к созданию которой, кстати, тоже приложил руку Виктор Смирнов. Или в телевизионной ленте "Кодовое название "Южный гром", вампуке, созданной в Кишиневе.
Однако достаточно внимательно вчитаться в строки повести "Жду и надеюсь", и можно понять, почему выбор режиссера выпал на молодого человека далеко не героической внешности, а, скорее, на этакого современного московского мальчика с гитарой в руках. Прежде всего следует вслушаться в фамилию героя - Доминиани. Дело в том, что по отцу Шурка - Шурок - потомок старинной итальянской семьи, далекого предка, "заехавшего в незапамятные времена обнищалого европейского люда и яростно в галопе обрусевшего". Революция 1917 года безжалостно разметала по земле интеллигентную, состоятельную семью Доминиани, прижившуюся на Украине. Один из тех, кому все же посчастливилось выжить, хорошо образованный и хорошо воспитанный выпускник инженерной школы, поручик-фортификатор Александр Доминиани, не эмигрировал, как его родные. Когда улеглась первая волна революции, вернулся в родной Киев. Женился на хуторской крестьянке, родившей ему пятеро детей. Шурка - первенец этого мезальянса, равно унаследовавший черты и матери, и отца, но больше отца - еще в детстве деревенская ребятня окрестила Шурку "панычем". Позже ровесники не раз били его за необычную фамилию, доказывавшую неслиянность мальчишки с рабоче-крестьянским обществом.
В партизанском отряде Шурка занимается тем, что изучает документы, захваченные у немцев, добывая необходимую для Центра стратегическую информацию. Он и в отряде особенный, не такой, как все. Крепкие, обстрелянные мужики держат в руках автоматы и ружья. Шурка в стороне от них копается в бумагах... В стороне - так начинается тема артиста Олега Меньшикова, которая позже заглавными буквами проступит на его пути: особость, отдельность существования его героев, поглощенность их собственными проблемами, внутренняя независимость.
Олег уже начал сниматься, когда в группе появился еще один режиссер, Роман Балаян, известный созданной до этого талантливой экранизацией "Каштанки" Чехова и еще более интересным, на мой взгляд, кинематографическим прочтением "Бирюка" Тургенева. Близкий друг Сурена Шахбазяна, Балаян не принимал на себя никаких официальных функций. Просто решил помочь в съемках, понимая, как сложно работать, будучи режиссером и оператором в одном лице. Балаян в основном собирался работать с актерами, в этом он особенно уже преуспел в собственных лентах.
- Я приехал, посмотрел материал, и все это мне совсем не понравилось,вспоминает Балаян.- В том числе и молодой актер, игравший главную роль. Вечером того же дня я с ним познакомился. Было это в гримерной. Мы шутили, веселились, выпивали. Вот тут-то Олег и вызвал у меня симпатию. Он показался забавным, очень живым, интересным...
Но все это словно скользит мимо внимания Олега Меньшикова, которому по возрасту как будто положено под собственный гитарный аккомпанемент распевать модные, домашнего изготовления вирши. В его увлечениях сказались музыкальное образование и врожденный хороший вкус, умение всегда оставаться самим собой, не поддаваясь модным веяниям. И - что важнее всего! - его изначальное стремление к гармонии, его ощущение слова как музыки.
В театральном институте слово становится его оружием.
Итак, Олег Меньшиков появляется в стенах театрального училища на первом отборочном туре.
- В тот год вместе с Монаховым мы набирали курс,- рассказывает нынешний ректор училища, в ту пору педагог, Николай Николаевич Афонин.Смотрели, слушали многих. Олег выделился сразу: умный, очень живой, весь какой-то мажорный мальчик. Мы его взяли на заметку. Советовали Олегу, что читать на следующих турах. Могу признаться по прошествии времени, что стали тогда его болельщиками. Он того заслуживал. Прошел все испытания без сучка и задоринки.
1977 год. "Новобранцы" Щепкинского училища приглядываются друг к другу. Идет притирка. Складываются отношения. Завязываются дружеские отношения. Возникают первые романы. В этом возрасте все легко и просто.
Ночью в подвале театрального общежития курс собирается вместе - читают вслух "Мастера и Маргариту" Булгакова, вместе - потому что журналы даны на очень короткий срок. Читает Олег Меньшиков. Совместные акции сближают, особенно когда в руках у студентов полузапрещенные книги, вывезенные из-за границы. Маленькие, в ярких, мягких обложках романы Набокова потрясают... Тогда зарождается любовь Олега к этому писателю, не померкшая посегодня. Он влюбляется в автора, отбросившего идеализацию личности, в набоковскую магию слов, в его интонацию. В выстраданность, укрытую иронией и сарказмом.
На курсе учатся и москвичи, и те, кто приехал из других городов. Семья Меньшиковых гостеприимно открывает двери своего дома перед всеми. К тому времени они уже переехали в район Сокольников, квартира стала больше, просторнее.
"Господи, сколько дней и ночей мы провели у Олега,- вспоминает сокурсник Виктор Бохан.- Бедные его родители! Мы постоянно опустошали холодильник, как истинно и вечно голодные студенты. Но они любили нас, были на редкость щедры, хлебосольны. Без конца говорили, спорили, что-то задумывали...
Олег был тогда обаятелен, энергичен, расположен к людям, что необыкновенно в нем подкупало. На первом курсе вместе с Геннадием Кругом и Еленой Манышевой Олег придумал и показал прекрасный музыкально-эксцентрический номер. Олег и Елена играли на фортепьяно в четыре руки в бешеном темпе, при этом они то забирались под инструмент, не прекращая играть, то ложились на пол, то садились, то внезапно отшвыривали в сторону стулья и переходили на другое фортепьяно. Это было нечто феерическое...
Мы вообще все тогда придумывали сами, жили в постоянном горении. Приходили в училище даже по воскресеньям. Нас гнали сторожа: "Идите домой, отдыхайте! Надоели всем, неугомонные!" Мы жили огромной, счастливой, веселой семьей, это продлилось до конца, до четвертого курса. Тогда уже было ясно, кто где будет работать, а это всегда непросто, равенства в такой ситуации не бывает, но нам ничего не мешало, не разъединяло нас.
Помнится, предложили нам, тоже на первом курсе, придумать что-нибудь совершенно невероятное. А у нас ничего не получается как назло... Плюнули и отправились на Арбат, просто погулять: Олег, Лена Манышева, Андрей Галушко и я. Уж не скажу теперь, что откуда взялось, у кого первого родилась идея создать номер "Куклы". В итоге получилось. Мы с Андреем водили двух кукол-цыганок, гуттаперчевых, мягких, с глупыми глазами. Этими куклами были Олег и Лена. Я пел за Лену жалким голосом "Очи черные", Андрей исполнял за Олега басовую партию. Иногда наши куклы прыгали, извивались, Олег как-то лихо садился на колено. Все было очень забавно...
Позже начались студенческие поездки в каникулярное время, мы побывали в Казахстане, на БАМе, который гремел в то время. Ночевали в казармах. Где-то в Саянах выступали в бараке, на потолке болталась одна-единственная лампочка. Народу собралась тьма-тьмущая. Успех имели ошеломительный, никогда не забыть..."
Одним из событий в жизни курса был так называемый Французский вечер, задуманный и в основном поставленный Олегом Меньшиковым.
Участвовали в его постановке почти все.
Закрывали занавес. Мелодии французских шансонов. По сцене бродит луч света. Наконец занавес открывался и зрители видели в центре портрет "mаmаn Zinа" (так студенты называли свою преподавательницу французского языка). А рядом развевались французский и советский государственные флаги.
Дальше шли милые зарисовки из жизни французского кафе где-то в центре Парижа. Кто-то пел. Кто-то играл на аккордеоне. На французском языке игралась сцена из мольеровского "Тартюфа", причем она свободно вписалась в пейзаж современного кафе. Все как бы перетекало...
Олег Меньшиков, "соревнуясь" с Ивом Монтаном, пел песни из его репертуара. Судя по давним откликам - не оплошал.
"Он прочертил весь спектакль от и до,- говорит Виктор Бохан.- Конечно, все мы каким-то образом дополняли друг друга, но первоосновой удачи стали энергия Олега, его режиссерская жилка и хороший вкус".
Режиссерское начало Меньшикова давало себя знать и в капустниках, которыми славился курс. В училище помнят эти капустники до сих пор. Педагоги говорят, что некоторые позже пытались повторить их, но ничего подобного больше не было. Ставил капустники все тот же Олег Меньшиков. Юмор, склонность к пародии помогали ему заметить забавные штрихи в жизни училища, в поведении людей, и все это он великолепно использовал на сцене.
Лидер в школьные годы, он повторяет этот путь в институте. Как и прежде, вокруг него группируются люди. Хотя он и не претендует на руководящее начало.
- Ощущали ли вы когда-нибудь себя гадким утенком? - спросили Меньшикова репортеры в упомянутом телеинтервью.
- Нет... В принципе о себе нельзя так говорить, но так это и было,ответил актер.- Я был лидером. Всегда вокруг меня что-то собиралось, бурлило... Лидерство - это действительно очень сложно. Ведь лидер не тот, кто впереди бежит. Лидер - тот, кто заставляет всех других впереди бежать. Лидер должен быть очень тонким человеком. Я не говорю, что я - тонкий человек (смеется). Я о принципе, идее. Лидер, как никто другой, должен уметь себя останавливать, заставлять замолчать себя, пойти на какие-то уступки, подавить что-то в собственном характере для того, чтобы расцвело дело...
Для Олега Меньшикова это не чистое теоретизирование. Лидер по призванию, он довольно точно определил для себя взаимоотношения ведущего и ведомых. При всем том от природы замкнутый, осторожный, сдержанный в импульсах, при всей своей внешней якобы коммуникабельности на людях, в обществе, уже в институте он становится еще более закрытым. Жирная черта, которую когда-то шестилетний Олег провел на парте, отгораживаясь от соседки Люды, перекрывая возможность внезапного вторжения, черта эта не исчезла. Разве что стала еще шире и гуще.
Что же касается необходимости определенным образом строить взаимоотношения лидера с остальными людьми, то, вероятно, в сегодняшние размышления Меньшикова на эту тему, немало привнесено из личного опыта. Безусловно самолюбивый, предельно, хотя потаенно, очень ранимый, наделенный тонкой кожей и вибрирующими нервами, он должен был смолоду учиться укрощать свои гневные порывы, обидчивость, резкость, чтобы сохранить норму в общении с другими, такими разными...
- Да, он был очень обидчив,- вспоминает Виктор Бохан.- Но, в отличие от многих из нас, старался внешне это никак не проявлять, делал вид, что ему все это безразлично: дескать, ну и пусть... Реакция Олега в данном случае соответствовала его душевному складу, его гордости. Может быть, даже его гордыне.
Студенческая жизнь никоим образом не заслонила для Меньшикова музыку. Хотя пристрастие к оперетте несколько ослабевает. Он "изменяет" легкому жанру ради симфонических концертов в Большом зале консерватории, в Зале имени Чайковского. Любовь к музыке объединяет Олега с молодым педагогом по классу вокала Татьяной Фадеевной Сафаровой, человеком неординарным, глубоким, широким в своих взглядах.
- Когда я впервые встретилась с Олегом, он обратил на себя внимание яркой музыкальностью, великолепной музыкальной памятью и, конечно, профессиональной хваткой, редкой для студента,- говорит Сафарова.Естественно, ему очень помогало его музыкальное образование, то, что он прекрасный скрипач, хороший пианист. Но не только это. В Олеге была прекрасная увлеченность всем, что он делал. Работа с ним всегда становилась поиском: у него хорошо развита фантазия. Я думаю, благодаря этому он мог так интересно существовать и существует в драматическом искусстве по своим особым законам.
Он и меня, его педагога, умел увлечь, затянуть в какую-то работу так, что ты влезаешь во все с головой. Но бывало, что только-только начнешь этим заниматься, а Олег вдруг возьмет и бросит. Остынет к собственной идее и уже ни за что не вернется. Я не раз сталкивалась с этим. Перестает появляться, как-то путано объясняет причины отсутствия, тянет... Поначалу я не понимала, что происходит, позже, поняв, переставала настаивать.
Мне кажется, после окончания института эта черта в нем прогрессировала. Причем он не очень задумывался, как его отказ от своего же предложения может сказаться на судьбах других людей. Я знаю конкретные примеры, более того - чувствую собственную вину в определенных ситуациях. Может быть, таков почерк звезды?
...На старших курсах пошла работа над отрывками - некоторые позже могли перерасти в спектакль.
- Мы всегда искали для Олега роли, где он мог бы максимально выложиться,- вспоминает Николай Николаевич Афонин.- Я хорошо помню его Виктора в "Иркутской истории", позже Миловидова в комедии Островского "На бойком месте", он там не только играл, но и превосходно пел. Стали мы приближаться к постановке большого спектакля, и я задумал поставить "Нашествие" Леонова, сразу решив, что главную роль Федора Таланова будет играть Олег Меньшиков. Характер интереснейший - сложный, драматический, с неожиданным финалом судьбы героя. Чего еще, казалось бы, желать студенту? Но после того, как я объявил распределение ролей, вижу - что-то Олег уж больно хмур. И ровно ничего не понимаю. Вроде бы получил прекрасную роль, в его плане... В чем тогда дело? Спросил: чем ты недоволен? Оказывается, не нравится ему мое решение, не пришлось по душе, не хочет играть Федора Таланова, и все тебе!
Личность актера, пусть и молодого, начинающего, всегда очень тонкая материя. Я стал осторожно прощупывать Олега, чтобы понять, что же он хочет играть. И он буквально ошеломил меня - просит роль немецкого офицера Вернера, в общем, это эпизодическая фигура. Однако я согласился. И он же проявляет к работе такой огромный интерес, что невозможно не ответить ему на той же ноте. Ищем характер, манеру говорить, двигаться. То есть пришла к нам обоим манкость, мы стали получать удовольствие от того, что делаем.
В результате Олег создает шедевр. Я и тогда не боялся этого слова, отмечая его работу, и теперь смело повторяю. Все училище сбегалось посмотреть Меньшикова в роли Вернера, так было интересно наблюдать за ним. Он играл чванливого, туповатого, самоуверенного офицера - с тайной иронией и очень точно по рисунку.
Это была целая судьба. Вроде бы давно закончилась война, Олег и его поколение родились через пятнадцать лет. Конечно, Меньшиков знал об этом по книгам, может быть, по рассказам родителей. Но все равно не живая, конкретная память... А у Меньшикова Вернер был сыгран так верно, страшно, природно, что я услышал настоящее эхо войны.
Олег уже тогда точно знал, чего он хочет: я имею в виду четкий выбор именно своего материала. Был у нас с ним еще один подобный случай, о котором хорошо помнит Владимир Багратович Монахов.
- Мы начинали работу над "Без вины виноватыми" Островского,вспоминает Монахов.- Кто будет играть Незнамова? Конечно, Меньшиков... А он просит роль Пети Миловзорова, характерную, далеко не такую выигрышную, как Незнамов. Я не стал протестовать: хочешь - играй Петю. И был у нас в спектакле великолепный Петя Миловзоров со всеми ухватками провинциального премьера, смешной, самоуверенный, неумный, с точными деталями.
...В те годы воображение Меньшикова занимал Андрей Миронов. Нет, Олег не подражал ему - он вообще никогда никому не подражал, самодостаточный по природе своей, щедро награжденный Богом. Ему импонировала музыкальность Миронова, его пластика и, конечно, умение не замыкаться в рамках определенного амплуа. После "Покровских ворот" Меньшикова не раз будут сравнивать с Андреем Мироновым, хотя близость их, на мой взгляд, не столько в общности героя из комедии Зорина "Покровские ворота" с комедийными персонажами Миронова, сколько в настойчивом стремлении уходить от того, что уже сделано, показано, принято зрителем. Предшественник Меньшикова прекрасно уловил двойственность психологического климата своего времени. Он чаще всего был воодушевлен любовью к собственному герою, даже в тех случаях, когда данная фигура вроде бы того и не заслуживала. Тем более когда Миронову доводилось играть драматические и трагические роли - в картинах "Фантазии Фарятьева" и "Мой друг Иван Лапшин". Так или иначе Миронов принадлежал к последним романтикам "оттепели". Романтизм Меньшикова имеет иную подкладку, об этом речь впереди. Можно говорить, прежде всего, о близости их в свободе жизни на сцене и экране, о грации, не только внешней, а в самой системе владения ролью без тени натужности, каких-то явных усилий.
Пожалуй, ближе всего Олег был Андрею Миронову в своей знаменитой дипломной работе в спектакле "Лестница славы" по пьесе Скриба. Меньшиков ухватил кружевную вязь драматургии Скриба, ее темп, динамику; в этом ключе он играл молодого адвоката, внезапно делающего феерическую карьеру и вместе с тем отдающего себе отчет в происходящем с ним в полной мере.
"У нас практически нет сейчас актеров, способных вот так играть салонную драму,- говорит Татьяна Сафарова.- Олег и порхал, и не чурался той земной нравственной неопрятности, которая впрямую связана с людьми, прорывающимися на политический Олимп. В этом спектакле он еще и блестяще канканировал. Канкан - его давняя страсть. Он играл, заполняя собой все пространство сцены".
Дипломный спектакль "Лестница славы" имел шумный успех. Его показали на сцене филиала Малого театра на Ордынке. Пришел посмотреть выпускников училища директор Малого, народный артист Советского Союза Михаил Иванович Царев, который нечасто радовал своим присутствием подобные акции. Увидев спектакль, воскликнул: "Беру Меньшикова к себе в театр!"
Честь, разумеется, великая. Вместе с тем новобранцу в таком огромном коллективе предстояло пройти "школу молодого бойца". То есть выходить в массовых сценах, радоваться нечастым вводам на чужие роли, когда кто-то заболел или ушел из театра. И ждать, ждать, ждать, пока тебе выпадет удача: настоящая, большая работа. Олег Меньшиков все это прекрасно понимал. Он не был обделен ни умом, ни сильным, волевым характером, ни обостренным чувством независимости и умением справляться с ситуацией. Однажды в студенческие годы вместе с сокурсниками был послан на практику в Малый театр. Но, задержавшись на лекции, студенты опоздали. Не пожелав разобраться в причинах опоздания, режиссер Виталий Иванов грубо заговорил со студентами. Тогда Меньшиков, бледный, с обострившимся лицом, встал и позвал остальных:
- Мы уходим. - И двинулся к дверям.
Сокурсники ушли вместе с ним.
Он изначально требовал признания и уважения к себе, не желая довольствоваться крохами. Поэтому приглашение в Малый театр, которое он, однако, принял, было не столь блистательно, как это могло показаться другим.
К тому времени у него уже были за плечами три роли в кино, начинались съемки в четвертой по счету картине. Его уже знали... Но предполагали ли тогда педагоги и сокурсники нынешней "персоны № 1" в новом поколении российских актеров, что именно так сложится путь этого темноволосого, темноглазого юноши, хотя и обладавшего некоторым сходством с секс-символом мирового кино Аленом Делоном, но, будем честны, все же значительно уступавшего ему по части безупречных внешних данных?
Отвечают на этот вопрос через пятнадцать лет после того, как Олег закончил институт, что, естественно, вносит некоторую коррекцию в их сегодняшние суждения:
Ректор училища, Николай Николаевич Афонин: "Тогда об этом не думалось. Работая со студентами, подобные мысли просто не допускаешь. Они только мешают. Был перед нами одаренный, хороший студент Меньшиков, нормально учился, великолепно пел, танцевал, музицировал... Дальше все уже было в его руках. Талантливых, умных руках".
Руководитель курса, профессор Владимир Багратович Монахов: "Дарование в нем светилось с первых дней. Притягательный, явно незаурядный, темпераментный. Он сумел реализовать все это".
Педагог по классу вокала, доцент Татьяна Фадеевна Сафарова: "В годы учебы Олег виделся мне скорее характерным актером. Нет, не героем. При всей его пластичности, музыкальности, артистизме мне казалось, что на героя он не тянет. И в дипломных спектаклях он выбирал для себя характерные роли. Стало быть, нынче нужен такой герой..."
Сокурсник Виктор Бохан: "В те годы мы никаких прогнозов относительно друг друга не делали. Даже когда показывали дипломные спектакли и получали предложения работать в том или ином театре, просто радовались, что у наших девочек и ребят что-то складывается. У Олега ко времени окончания института уже были в активе несколько киноролей. Они принесли ему известность, популярность, особенно Костик из "Покровских ворот". Его до сих пор, по-моему, все еще обожают телезрители. Олег не мог не нравиться - его живость, подвижность, бисерная речь, когда кажется, что слова катятся, как бусинки, даже то, что он букву "с" не очень хорошо выговаривает,- все это грани его обаяния... Плюс характер, воля. Наверное, таким и должен был быть нынешний результат. У каждого своя судьба. В том числе и у Олега Меньшикова..."
ЖДУ И НАДЕЮСЬ
В биографических сведениях об Олеге Меньшикове, как правило, с заметной невнятностью упоминается, что-де первыми его работами в кино были "Покровские ворота", "Родня", "Полеты во сне и наяву". Между тем подлинное начало его кинобиографии - совершенно ныне забытая телевизионная картина "Жду и надеюсь", поставленная на Киевской студии имени Довженко режиссером Суреном Шахбазяном. Она была снята по одноименной повести Виктора Смирнова, и дебютировал в ней Меньшиков еще в студенческие годы.
Конечно, он всегда надеялся увидеть себя на экране - какой солдат не мечтает стать генералом, да еще при честолюбии Меньшикова, которое есть во многом активный движитель его поступков, что совершенно естественно для настоящего художника. Он прекрасно понимал, что успех в кинематографе мгновенно делает тебя известным, приносит новые роли, дарит славу.
В их училище, как и во все театральные институты, часто засылали своих ассистентов многие режиссеры. Порой и сами наведывались к студентам, отыскивая исполнителей на эпизодические роли, иногда на главные. Так был примечен ассистенткой Сурена Шахбазяна Олег Меньшиков, потом вызван на кинопробы в Киев и утвержден на главную роль.
В недавнем прошлом Сурен Шахбазян был известным оператором. В его послужном списке картины "Павел Корчагин" (совместно с Ильей Миньковецким) режиссеров Александра Алова и Владимира Наумова, "Три толстяка" Алексея Баталова, "Цвет граната" Сергея Параджанова. В 1978 году Шахбазян обращается к режиссуре и снимает фильм "Вижу цель". В 1980 году начинает работу над картиной "Жду и надеюсь" как режиссер и оператор. Отчасти в режиссуру его привело трагическое обстоятельство. Самый близкий ему по духу режиссер, его друг Сергей Параджанов, исповедовавший близкую Шахбазяну яркую зрелищность и живописно-метафорическое начало в кинематографе, в конце 70-х оказался в заключении. Шахбазян метался и не мог найти столь же близкого сотоварища. Для своего дебюта в новом качестве он выбрал военную повесть Смирнова, вряд ли сулившую перспективу создания изысканно яркого по изображению фильма. Тем более что финансировало постановку Центральное телевидение, дававшее средства на треть, а иногда на половину меньше, чем в большом кинематографе. И все-таки склонный к живописному кадру, к поэтическому кино Шахбазян решается снимать "партизанский" фильм.
Автор повести Виктор Смирнов вообще специализировался в такой тематике. Он начинал с документальных очерков и книг, затем перешел к художественной литературе. Его самой известной вещью была повесть "Тревожный месяц вересень". В работе над этой экранизацией оператором был Сурен Шахбазян, приобщившийся таким образом к творчеству Смирнова.
Повесть "Жду и надеюсь" написана не столь энергично и затейливо, как "Тревожный месяц вересень". В ней не так стремительно развиваются события, интрига ослаблена ретроспекциями из детства и юности главного героя. Но присутствует знакомая лирико-патетическая интонация, окрашивая будни и подвиги наших партизан.
Меньшикову предстояло играть главного героя Шурку Доминиани, по прозвищу Шурок. Сама по себе такая работа - удача для девятнадцатилетнего студента. Хотя, на первый взгляд, Олег не очень походил на отважного воина, рослого, плечистого, ясноглазого парня, какими обычно играли партизан-героев, например, в "Думе о Ковпаке", к созданию которой, кстати, тоже приложил руку Виктор Смирнов. Или в телевизионной ленте "Кодовое название "Южный гром", вампуке, созданной в Кишиневе.
Однако достаточно внимательно вчитаться в строки повести "Жду и надеюсь", и можно понять, почему выбор режиссера выпал на молодого человека далеко не героической внешности, а, скорее, на этакого современного московского мальчика с гитарой в руках. Прежде всего следует вслушаться в фамилию героя - Доминиани. Дело в том, что по отцу Шурка - Шурок - потомок старинной итальянской семьи, далекого предка, "заехавшего в незапамятные времена обнищалого европейского люда и яростно в галопе обрусевшего". Революция 1917 года безжалостно разметала по земле интеллигентную, состоятельную семью Доминиани, прижившуюся на Украине. Один из тех, кому все же посчастливилось выжить, хорошо образованный и хорошо воспитанный выпускник инженерной школы, поручик-фортификатор Александр Доминиани, не эмигрировал, как его родные. Когда улеглась первая волна революции, вернулся в родной Киев. Женился на хуторской крестьянке, родившей ему пятеро детей. Шурка - первенец этого мезальянса, равно унаследовавший черты и матери, и отца, но больше отца - еще в детстве деревенская ребятня окрестила Шурку "панычем". Позже ровесники не раз били его за необычную фамилию, доказывавшую неслиянность мальчишки с рабоче-крестьянским обществом.
В партизанском отряде Шурка занимается тем, что изучает документы, захваченные у немцев, добывая необходимую для Центра стратегическую информацию. Он и в отряде особенный, не такой, как все. Крепкие, обстрелянные мужики держат в руках автоматы и ружья. Шурка в стороне от них копается в бумагах... В стороне - так начинается тема артиста Олега Меньшикова, которая позже заглавными буквами проступит на его пути: особость, отдельность существования его героев, поглощенность их собственными проблемами, внутренняя независимость.
Олег уже начал сниматься, когда в группе появился еще один режиссер, Роман Балаян, известный созданной до этого талантливой экранизацией "Каштанки" Чехова и еще более интересным, на мой взгляд, кинематографическим прочтением "Бирюка" Тургенева. Близкий друг Сурена Шахбазяна, Балаян не принимал на себя никаких официальных функций. Просто решил помочь в съемках, понимая, как сложно работать, будучи режиссером и оператором в одном лице. Балаян в основном собирался работать с актерами, в этом он особенно уже преуспел в собственных лентах.
- Я приехал, посмотрел материал, и все это мне совсем не понравилось,вспоминает Балаян.- В том числе и молодой актер, игравший главную роль. Вечером того же дня я с ним познакомился. Было это в гримерной. Мы шутили, веселились, выпивали. Вот тут-то Олег и вызвал у меня симпатию. Он показался забавным, очень живым, интересным...