Лындина Эльга. Олег Меньшиков

   Однако, справедливости ради, замечу, что на самом деле Меньшиков не то чтобы спасает явно неудавшийся фильм - для этого мало усилий даже талантливого артиста и его талантливых коллег. Но все же именно он и Евгений Миронов вносят в заключительные эпизоды пронзительную ноту. Поначалу это прыжок Павла во время короткой остановки поезда, когда он бросается в придорожные огороды, вырывает огурцы с ботвой и, вернувшись в вагон, преподносит их матери как букет только что срезанных роз... Что-то в этом от будущего воссоединения несчастной семьи. Павлик, самый добрый из детей Полины, будто хочет возвратиться в детство, освободиться от злой "дури", в которой все время нуждается, от собственного безволия... Он успокаивается, затихает в объятиях матери, обо всем забывая... Евгений Миронов играет горемычного, искалеченного ребенка, он-то вряд ли понимает, что таким его сделала любимая мама, и кайф от "дури" был способом уйти от нее в другую жизнь. Ленчик существует на другом полюсе. Он почти отрубил себя от семьи за годы, проведенные в психушке; подсказанная матерью маска не приросла к нему, она - его бронежилет, более всего - в общении с близкими.
   Похитив Ленчика из больницы, Юрьевы едут на электричке, уходя от погони. По вагонам рыщет милиции. Вокруг враги, братьям и матери нельзя расслабиться ни на минуту. Ленчик - главная цель ментовской операции. Юрьевы прикрывают его, а он, присутствуя, отсутствует, отрезав себя от всех. Кажется, его уже ничто не выведет из состояния глубокого равнодушия к собственной участи.
   Он так же одинок в поезде, который мчит бывшую "Веселую семейку" (так когда-то назывался ансамбль братьев Юрьевых). Он ушел от остальных, один в купе, и маска опадает с его немолодого, усталого лица. Вроде бы пришла свобода, но она ему, калеке, не нужна... И надо ли заново соединять себя с матерью, с братьями? Их жалость не утешает того, кто живет только наполовину. Или вообще не живет?
   Меньшиков привносит в эту сцену один из очень близких его героям мотивов - гордость, отметающую любые попытки жалости, даже сочувствия. Он знает, что вот-вот предстоит ему объясняться с матерью, которая понимает, что он может говорить, что он нормален, и захочет стереть проведенную им разделительную черту. Полина действительно приходит к нему... Она долго молит заговорить с ней. Ленчик смущает ее своим упорством, недоступностью но деваться матери некуда... Наконец он начинает говорить, тихо, не повышая голос -кричать, обвинять, впадая в истерику, чего-то требовать бессмысленно. Вместе с тем Ленчик безжалостен, вступая в диалог: слишком много накопилось за минувшие годы. Чуть монотонно рассказывает, как вместе с братом Никитой в детстве стриг злую собаку, чтобы собрать шерсть и связать варежки для обмороженных рук матери... Напоминает о гибели Никиты, самого доброго из братьев, в самолете по вине матери... О том, что и оставшиеся в живых, в сущности, сломаны-переломаны тем, что сделала с ними Полина... Слов не так много, и Ленчик - не прокурор. Достаточно посмотреть на него - седого, угасшего, неподвижного, чтобы понять, к чему пришла веселая семейка. В нем будто сконцентрирована вся страшная участь нелепых бунтарей во главе с матерью-атаманом. Ленчик отчасти даже подчеркивает свое физическое убожество - самоочевидность этого самый страшный грех Полины.
   Врожденная музыкальность неизменно помогает Меньшикову точно найти ритм речи его героев. Начиная с бурных, будто захлебывающихся диалогов юного Костика Ромина, нервной сбивчивости, внезапных, злых и намеренных пауз Мити в "Утомленных солнцем", ласковых, протяжных признаний Нижинского - и завершая тихой скорбью Ленчика, а позже Алексея Головина в картине "Восток-Запад". Отчасти это будет ощущаться в спектакле "Кухня" последней работе Меньшикова - режиссера и актера..
   В тихой наступательности Ленчика, в его обращении к матери все время чувствуется предстоящая вспышка. Она должна стать катарсисом, но... ничего подобного не происходит. Рыдания Полины - не очищение, Ленчик это понимает. Понимает, что это боль от того, что невозможно вернуть любовь любимого сына, который недоступен и неприступен. Мать, как птица, бросается и каждый раз в кровь ударяется о каменную стену. В недоступности сына тоскливая, стойкая боль, она выкристаллизовалась за пятнадцать лет разлуки. И еще материнское чутье подсказывает: у Ленчика осталось только ожидание конца.
   Кажется, здесь точка, финиш. Тем более дорога закончена, Юрьевы вернулись в те места, где когда-то их молодая мать встретилась с отцом, где они были счастливы. Возможно, кто-то из братьев действительно воспрянет...Не зря они устраивают сумасшедший хоровод прямо на платформе. Только не Ленчик -"догорай, бесполезная жизнь", будто думает он словами тургеневского героя, не участвуя в несколько истерическом взрыве эмоций своей семьи.
   Юрьевы хохочут. Полина сажей мажет лицо, это еще больше всех веселит.
   А Ленчик в стороне. Но братья хватают его кресло, втягивая в свою игру - игру взрослых людей, ставших в это время мальчишками. Постепенно на лице Ленчика появляется слабая улыбка, впервые за время его присутствия в картине. Потом критики назовут это "улыбкой Кабирии"... Прощением тех, кто оскорбил, изувечил, лишил возможности жить в полную силу. Отчасти это справедливо по отношению к Ленчику.
   Но звучит еще и потаенная мысль, что нельзя, что грешно умирать прежде назначенного тебе срока. Ленчик уже узнал, что "так легко не быть". Он уже "не был". Но после всего выбирает "быть" - пусть с ним останутся рубцы насилий и обид.
   Этой скупой печальной улыбкой заканчивается картина. Широко разрекламированная, она не то чтобы провалилась в прокате, но не имела того резонанса, на который рассчитывали продюсеры, режиссер. Звездный состав исполнителей в какой-то мере сыграл роль в привлечении зрителей в кинозалы. По свидетельству многочисленных опросов, люди, в первую очередь, как раз и говорили, что больше всего ждали встречи с любимыми артистами, но картина разочаровала. Позже и сама Нонна Викторовна Мордюкова весьма критически отнеслась к картине - с присущей ей иронией она точно подметила огрехи драматургии, подчеркнув, что авторы и сами не знали, ради чего семья Юрьевых устроила побег. Остальные звезды, снимавшиеся в "Маме", дружно молчали, кроме дерзкого, умного и неукротимого Андрея Панина.
   Если же задуматься о том, что дал этот фильм актерам, игравшим братьев Юрьевых, то тем не менее можно найти некий положительный момент для каждого из них. В предложенных им характерных эпизодических ролях они должны были максимально насытить, наполнить скудный сценарный материал Напряжением фантазии, воли оживить муляжи Арифа Алиева. Кстати, после съемок в "Маме" Евгений Миронов даже увлекся, кажется, игрой на малой кинотерритории; во всяком случае, он блистательно сыграл писателя Гурова в картине "Дневник его жены".
   У Меньшикова таких работ после "Мамы" не было. Он по-прежнему является супергероем на сцене и на экране. Но Ленчик не стал только проходным персонажем в его биографии. Если говорить чисто о профессии, то роль Ленчика во многом была упражнением на графическую скупость при страшном эмоциональном пожаре, бушующем в душе героя. На поиски новой для артиста пластики, мимики. На умение найти верную финальную ноту - без текста... Наверное, Меньшиков оценил крупицы нового, которые он смог добыть в непривычной для него роли. А самое для него новое - сыгранное им смирение, примирение с миром, оно приходит к человеку с годами. Раньше его герои просили бури, как лермонтовский мятежный парус. Не дорожа жизнью напротив, ею швыряясь... Он от бурь и после "Мамы" не откажется. Но будет принимать гром небесный уже несколько иначе. При всем, казалось бы, безусловном отличии спектакля "Кухня", чисто авторской работе Олега Меньшикова, от неудавшегося боевика "Мама" между ними есть глубоко скрытая, связующая нить. Возможно, это имеет отношение к неким переменам в жизненной позиции самого Меньшикова.
   Всякое впечатление почти всегда лежит по ту сторону доказательств. Потому, ни на чем не настаивая, выскажу сугубо личное ощущение Еще и ради того, чтобы читатели не поняли мои слова о меньшиковском смирении как о его смиренности. Просто время углубляет наш опыт, постепенно позволяя принимать мир в его неизбежных роковых диссонансах. Это не означает, что душа перестает протестовать, что она тихо успокаивается, укрощая эмоции. Дело в том, что возникают иные приоритеты, дороже становятся иные ценности, определяющие для человека прежде всего его отношения с самим собой.
   Если обратиться к поэтическим параллелям - а они всегда точнее,- то еще раз вспоминается близость героев Меньшикова Лермонтову: "И после я сбросил бы цепь бытия, и с бурею братом назвался бы я..." Так было. Так будет в спектакле "Кухня", но выражено будет новым для артиста способом. Перед "Кухней" он сделает остановку в пути, снявшись в фильма французского режиссера Режиса Варнье "Восток-Запад".
   Я СТАЛ БОЛЕЕ МУДРЫМ...
   Впрочем, остановка эта относительная. Скорее, утверждение актера себя не просто в новом возрасте - то бишь в качестве, а в обращении к духовным ценностям, которые прежде оставались в тени для героев Меньшикова. К жертвенности во имя любви... Тем, прежним, если и приходилось жертвовать, то было это, как в "Моонзунде", во имя родины, России.
   В фильме "Восток-Запад" герой живет любовью - главным стимулом для него. Любовью к женщине. Но необходимо некое уточнение - его жертва связана с искуплением...
   После выхода на экран этой картины Олег Меньшиков дал интервью французскому журналу "Стюдио", где с непривычной для него откровенностью заговорил о том, что обычно прятал в общении с журналистами
   Из интервью Олега Меньшикова журналу "Стюдио".
   - Что вам понравилось в сценарии "Восток-Запад"?
   - Я услышал про "Восток-Запад" до того, как прочитал сценарий. Это было в Праге, на съемках "Сибирского цирюльника". Тогда мы впервые встретились с Режисом Варнье, и он рассказал мне о своем замысле фильма. Он преподробно в течение часа рассказывал мне о злоключениях русского врача, который решает после Второй мировой войны вернуться на родину вместе с женой. Меня эта история сразу увлекла.
   - Есть ли что-то общее между вами и Алексеем, которого вы играете в фильме?
   - Как и он, если я уж принимаю решение, то иду до конца. Я понимаю его стремление вернуться на родину, к своим корням. Как и он, я люблю Россию. И еще одно общее: как и он, я могу быть очень суровым и жестким по отношению к людям, которых люблю.
   - Можете ли вы тоже всем пожертвовать ради любви?
   - (Пауза.) Чем старше я становлюсь, том смелее могу ответить на этот вопрос "да".
   - Была ли вам известна драма русских по возвращении из эмиграции?
   - Вот уже пятнадцать лет, как все ужасы советского периода выплывают на поверхность. Но вообще-то эти страницы истории малоизвестны.
   - И вам важно было сказать об этом?
   - Нам столько теперь известно, мы так перенасыщены информацией и полны отвращения по поводу того, что узнали, что для меня не столь важно сказать обо всех этих драмах, сколько рассказать историю людей, которые борются за то, чтобы выжить, дышать, любить. Я хотел выразить чувства этого человека, вся жизнь которого - жертвоприношение.
   - Страдали ли вы сами от той политической ситуации, в которой росли?
   - Ничуть. Мое детство и юность были счастливыми. Отец был инженером, мать - врачом. Они не мешали мне учиться на актера. В то время я был влюблен, и это первое чувство настолько заполнило меня, что мне было не до политики. Нет, мы не чувствовали себя несчастными, как и окружающие нас. Если бы нам случилось родиться раньше, то мы лучше бы поняли, насколько эта система плоха для нас.
   - Чего вы ожидали от этой профессии, когда только начинали?
   - Об этом не было времени думать, как и понять, что я ищу в ней,- все произошло так быстро. Четыре года я бездумно учился. По окончании учебы мне повезло - я встретил такого интересного режиссера, как Никита Михалков. Я брался за роли, не думая о своей будущей карьере. Лучшей школой была практика. Только теперь я начинаю задавать вопросы. И оглядываюсь, чтобы осознать происходящее.
   - В чем вы больше всего изменились?
   - Пусть не прозвучит это претенциозно, но я стал более мудрым. Я верю в судьбу. Но для того, чтобы воплотить эту судьбу, надо следовать своим путем, не изменяя себе, будучи верен себе, уважая себя.
   - Варнье и Михалков все время твердят о вашей тайне?
   - Я не играю роль - я такой. Я не прилагаю никаких усилий, чтобы выглядеть скрытным и неуловимым. И никоим образом не стремлюсь себя беречь...
   ...Простим Меньшикову ту долю кокетства, которая имеет место в его последних ответах "Стюдио". Сама специфика актерской жизни "на миру" (а интервью - одна из ее граней) заставляет интервьюируемого ощущать себя в неком имидже, который может меняться в зависимости от того, кто ведет с ним беседу. Во Франции Меньшиков поддерживает правила игры, предложенные ему довольно известным кинематографическим изданием, но он в принципе искренен. В его ответах ощутимо эхо размышлений, раздумий о себе - тех, что не могут не прийти к человеку, способному взглянуть на себя и со стороны, оборачиваясь в прошлое, где он, порой с улыбкой, видит себя -иного.
   Роль Алексея Головина, конечно же, помогла актеру сделать еще несколько непростых шагов, устремившись к необычному дли него герою. Помогла и достаточно плавно одолеть всегда сложный для артиста-премьера и кумира переход к персонажам, за плечами которых трудный опыт прожитых лет.
   Режис Варнье, чьи картины известны в России (Индокитай", "Французская женщина") всегда работает в жанре мелодрамы, что обеспечивало его фильмам зрительский успех. Причем его фильмы обычно связаны с определенной политической ситуацией, в которой существуют герои. Они зависимы от нее, она влияет на их судьбы, нередко с мощной, определяющей их будущее силой. В этом смысле одна из самых удачных работ Варнье - "Индокитай" с Катрин Денев и Венсаном Пересом в главных ролях, удостоенная премии "Оскар" за лучший зарубежный фильм в 1992 году.
   Возможно, успех "Индокитая", премии, обильно посыпавшиеся на картину "Французская женщина" на Московском международном кинофестивале в 1995 году, привели режиссера к идее снять картину "на русскую тему", "на русской почве".
   Из интервью Режиса Варнье, взятого мною для газеты "СК-НОВОСТИ" в апреле 2000 года, перед премьерой "Востока-Запада" в Москве.
   Режис Варнье: Я впервые оказался в России, попав на Московский международный кинофестиваль. Тогда у меня родилась мысль о создании картины, связанной с жизнью бывших среднеазиатских республик. Я предполагал снять в этом фильме замечательную актрису, моего друга Катрин Денев. Мы уже имели опыт совместной работы над "Индокитаем". Я много ездил по Средней Азии. Но, к сожалению, не смог реализовать эту идею из-за финансовых проблем. Но встречи с людьми на земле Средней Азии - среди них было немало французов, чьи родители были в годы сталинщины репрессированы и высланы,дали почву для нового замысла. В картине "Восток-Запад" мы обратились к иному варианту человеческих судеб - истории эмигрантов, доверившихся обещаниям Сталина в 1946 году и вернувшихся на свою историческую родину, где они пали жертвами собственной наивности и веры в то, что станут полноправными гражданами СССР.
   Во время сочинского кинофестиваля "Кинотавр" в 1996 году я просто влюбился в картину "Кавказский пленник". Уже тогда мечтал снять в своем фильме Олега Меньшикова и Сергея Бодрова-младшего, сыгравших главные роли в этом фильме. Сергей Бодров-старший стал одним из авторов сценария "Восток-Запад" вместо с Рустамом Ибрагимбековым и Луи Гарделем, моим давним сотоварищем в драматургии.
   ...Прошло немного времени после моей встречи с Режисом Варнье. Выходя из зала после премьеры "Востока-Запада", я услышала реплику молодой, лет восемнадцати, девушки, обращенную к ее подруге: "Все-таки ничего не понимаю! Неужели они (то есть герои фильма.- Э. Л.) не могли сразу же повернуться и уехать назад во Францию! С первой минуты все было ясно... А они сидят, ждут чего-то..."
   Этой юной особе даже не приходило в голову, что о возвращении назад людей, приехавших из другой, тем более капиталистической, страны в Советский Союз, не только не могло идти речи, но невозможно было само обсуждение подобной проблемы вслух, даже в очень узком кругу родственников или друзей. Проблема исчезла только с крахом советский системы.
   В конце 50-х годов, уже после смерти Сталина и XX съезда КПСС, когда наша страна делала первые попытки движения к цивилизации, в Советский Союз вернулась наша родственница, незадолго до войны вышедшая замуж за греческого подданного и уехавшая с ним в Афины. Там она много лет работала переводчицей на радио, благо владела пятью языками. Но, овдовев, оставшись одна на чужбине, задумала вернуться домой, в Ленинград. Год ей пришлось доказывать свое право на возвращение у греческих властей, почти столько же ушло на переписку с советскими органами. Наконец разрешение было получено...
   Дома после первых встреч с родными и близкими, когда эйфория приугасла, стало приходить осознание последствий ее эмоционального поступка. Она получила крохотную комнату в коммуналке. Работала переводчицей в проектном институте за мизерную зарплату. Посылки, приходившие из Греции от ее друзей, как правило, оказывались раскраденными. Но тяжелее всего был надзор, который она постоянно ощущала. Родственники покойного мужа пригласили ее провести отпуск в Париже. Выездную визу ей не дали. Пожилая женщина, она никак не могла уразуметь, почему ей отказывают в праве жить там, где она хочет. В результате решила вернуться в Грецию - но и это было абсолютной утопией. После чего тихо скончалась, потеряв желание общаться с кем бы то ни было.
   Что говорить в таком случае о людях, вернувшихся в 40-е годы, когда советская страна была, в сущности, огромным концентрационным лагерем, где лишь несколько рознились условия содержания заключенных? Вот в эту страну приезжает из Франции врач Алексей Головин, видимо, еще ребенком увезенный родителями в эмиграцию. Вместе с ним - жена-француженка и маленький сын Сергей. Головин - из нескольких тысяч русских, которых товарищ Сталин гостеприимно позвал на историческую родину, посулив радость и счастье. Обещания великого вождя всех времен и народов начинают сбываться уже в первые минуты пребывания реэмигрантов на советской земле. В одесском порту сошедших с парохода людей немедленно и странно разделяют на две группы. Немногие догадываются, что одна из них будет сразу же отправлена в лагерь или расстреляна. Товарищ из органов, отобрав у Мари Головиной паспорт, рвет его у нее на глазах. Отныне она человек без родины и подданства -документ был французским. Муж не протестует, несмотря на то, что это должно было бы стать его естественной реакцией. Просто Головин уже в этот момент начинает понимать, что они оказались в тюрьме. И двери этой тюрьмы протестом ему не открыть.
   Возможно, если бы страшный обман касался только непосредственно его самого, он повел бы себя иначе. Но он привез сюда любимую, доверившуюся ему женщину и не может уйти от этой мысли. Меньшиков начинает историю Головина как бы в соответствии с Аристотелем, полагавшим, что в трагедии "лучшее" то узнавание, переход от незнания к знанию, который соединяется с "перипетией", то есть переменой событий в противоположный их смысл. Иными словами - со сломом судьбы.
   Головин слом этот ощущает, но от него уходит, пытаясь противостоять свершившемуся. Тайно, продуманно противостоять. Любое неловкое движение, вырвавшийся стон, резкое слово немедленно приведут его и его семью на эшафот. Мука Алексея и в том, что открыться он никому не может, понимая при этом, каким низким, жалким предателем выглядит в глазах Мари, соглашаясь сотрудничать с советской властью.
   Молчание рушит любовь, брак. Алексей теряет Мари, как бы отталкивая ее своим приятием новой жизни и толкая тем самым к измене. Глухая, темная замкнутость лишает Головина нормальных контактов с равными себе, способными его понять. Остаются подонки, жаждущие с ним общения, и цену таким людям он прекрасно знает.
   Постоянное внутреннее напряжение Головина вторит страшному внутреннему напряжению времени конца 40-х. В интервью "Стюдио" Меньшиков, родившийся в годы "оттепели", говорит, что никак не испытал на себе давления нашей системы. Наверное, ему повезло, и он на самом деле прошел мимо кошмаров стагнации. Вместе с тем, так или иначе, он кровь и плоть от своей страны. Уже потому для него, актера, воспитанного в интеллектуальной среде, куда более, нежели французу Варнье, был понятен ужас пережитого Алексеем Головиным.
   Впервые для себя актер работал с зарубежным режиссером, если иметь в виду кино. Общение между ними шло через переводчика. Пресса и во время съемок, и особенно после выхода фильма на экран бесконечно муссировала тему якобы полного незнания Меньшиковым французского языка: вышел-де на съемочную площадку этакий глухонемой. Ни ему режиссера понять, ни ему на чужом языке заговорить... Хотелось бы в связи с этим напомнить, что, во-первых, изучение французского языка - предмет обязательный на актерских факультетах театральных институтов. В том числе и в Высшем театральном училище имени Щепкина Во-вторых, как уже упоминалось, в годы учебы в институте Меньшиков был автором и режиссером студенческих музыкальных спектаклей на французском языке, с успехом показанных на сцене Дома актера. К тому же он учился у блестящего педагога. Известная актриса Алла Клюка, выпускница того же училища, рассказывала, что, когда во время съемок телесериала "Идеальная пара" ей надо было играть часть роли на французском, она не только очень быстро освоила текст, но и поразила консультанта по речи своим великолепным произношением. Клюка училась у того же педагога, что и Олег Меньшиков... Замечу еще одну поразительную неточность. Все в том же интервью "Стюдио", отвечая корреспонденту журнала, спросившему: "Хотя вы не говорите на нашем языке, у вас превосходный акцент?" - Меньшиков произносит: "Кстати, не зная нот, я по слуху играю на рояле..." Остается думать, что скрипачей в музыкальной школе обучают по иной системе, чем, скажем, пианистов: без нотной грамоты. Другого объяснения опубликованному ответу я не вижу. Разве что предположить весьма произвольный перевод на русский язык... Вместе с тем, конечно же, знание французского языка было у артиста не столь полным, чтобы свободно говорить с режиссером о роли.
   Сам режиссер на протяжении съемок "Востока-Запада" все время старательно делился почти каждодневными впечатлениями... со своим магнитофоном, вернее, диктофоном, который постоянно носил при себе. Впечатления эти живые, импульсивные и очень любопытные, особенно касательно взаимоотношений с Олегом Меньшиковым и познания его неординарного характера. Далее привожу несколько фрагментов этих аудиозаписей. Время действия -1998 год.
   "Вторник. 22 сентября. Четыре дня назад приехал Олег. Невероятный человек. Я не люблю штампов, но он в России занимает то же место, что и Ален Делон у нас двадцать лет назад... Соблазнитель. Звезда. Но таинственен, недоступен как человек. Дав согласие сниматься у нас, он все время выскальзывал из рук, когда мы хотели обсудить его контракт! И одновременно всякий раз, когда был действительно нужен, он всегда оказывался у телефона. Ему впервые пришлось говорить по-французски, а он совсем не говорит на этом языке (возможно, здесь и начинается версия-легенда о мужестве актера, игравшем на непонятном ему языке.- Э. Л.). На всем протяжении подготовительного периода он меня заверял, что будет готов. Все это меня очень беспокоит, ибо этим самым фильм как бы бросает ему вызов".
   Прервусь, чтобы последующие отрывки из книги Варнье были в контексте всего материала. Одной из первых сцен "Востока-Запада", в которых снимался Меньшиков, был эпизод, когда соседка Головиных Ольга, сотрудница органов, сексотка, пытается соблазнить Головина. Ольга не только выполняет порученное ей ответственное задание. Воспитанный, элегантный, печальный сосед, такой весь "заграничный", уже успел оцарапать сердце наглой, некрасивой и бойкой особы.
   Поначалу Варнье предполагал снимать в роли Ольги талантливую, своеобразную артистку Елену Шевченко, очень похожую внешне на исполнительницу роли Мари, звезду французского кино Сандрин Боннер. Это сходство, помноженное на нервный, импульсивный талант Шевченко, могло бы дать интересный эффект. Две абсолютно разные в своей сущности женщины какое-то время идут параллельно с любимым ими мужчиной, но ни одна не понимает, куда он сам устремлен... Однако энергичная, хваткая артистка Татьяна Догилева оттеснила Шевченко. Она сыграла Ольгу рыночно-разухабистой теткой, глупой, нахальной - и настолько, что с трудом верится в ее пусть и кратковременный союз с Головиным. С первой минуты она не вызывает ни симпатии, ни сочувствия, обнаруживая свою истинную профессию, а заигрывания с Алексеем удивительно напоминают ловлю клиента где-нибудь на привокзальной площади дамами соответствующего промысла. Остается думать, что интеллигентный доктор Головин на время уходит к Ольге, чтобы таким образом отплатить Мари, отказывающей ему в физической близости, в любви. Да актер и не пытается скрыть доли брезгливости Алексея по отношению к своей временной подруге, как бы подготавливая зрителей, что все равно его герой вернется на круги своя, то есть к Мари.