Надя рассказывает гостю о традиционной послеобеденной воскресной игре в футбол, которой ее революционно настроенный папочка заменил буржуазные крокет и теннис, увлекавшие Головиных. "Папа твой мо-ло-дец",- произносит Митя, с силой выговаривая по слогам последнее слово. Каждый слог пригвождает товарища Котова к близкой расстрельной стене. Хватит глупой возни... А девочка тащит Митю к двери, где остались отметки и даты роста Митюля и Муси, дальше - уже самой Нади. Сохранились - "не стертые ластиком". Митя водит карандашом по двери, потом примеривается и пишет дату нынешнего дня. Дату своей смерти, возможно, всего этого дома. Его больше ничто не волнует. Он - как солдат, который почти без мыслей и страданий готовится к бою, зная, что ему не выжить. Оружие вычищено, приведено в готовность. Пули в барабане револьвера. Остальное - позади. О нем ни боли, ни сожаления.
   Тут и возникает Кирик. Буквально сваливается откуда-то на голову, запыхавшийся, всклокоченный. Возможно, после приятного интимного общения с аспиранткой Всеволода Константиновича Любой (Любовь Руднева), возможно, утешал любовью Ольгу Николаевну... Теперь хорошо бы достать заветную бутылочку... Митя ему не помеха, Митя - свой. Заодно любопытный Кирик хочет порасспросить старого знакомого о житье-бытье...
   И Митя неожиданно говорит ему правду. Хотя звучит это невероятно... Почему он вдруг поведал ее Кирику, единственному в этом доме? Почему именно ему признается, что не женат (Марусе, остальным врал, что женат, что у него трое детей), что служит в НКВД? Да потому, что отлично знает, как пуст Кирик, как никто ему не поверит, стань он пересказывать Митино признание другим. К тому же Митя устал тащить за собой целый день ложь, устал притворяться, казаться былым Митюлем, по крайней мере в глазах старушек и домработницы Моховой (Светлана Крючкова)... Терять Мите больше нечего.
   Правда, Митя сразу же берет свои слова назад - относительно службы в НКВД, работа в органах не позволяет даже такой малой толики искренности.
   Митя смешивает подлинность и свою легенду-прикрытие. Да, был в Париже, играл в ресторанчике, теперь играет под Москвой, в Подольске... Кто знает, может быть, для "дела" иной раз приходится выступать в роли пианиста и нынче? Но Кирик не унимается, ему так хочется поделиться тем, чем с другими не поделишься, больно опасно. Коли Митя давно в России, что же к ним не наведывался? Его назойливость мешает Митиной отстраненности, снова ввергая в прошлое. "Повода не было",- коротко бросает он. А Кирик не отстает, более того, еще нестерпимее копается в затихшей Митиной боли. "Больше года тебя ждала",- говорит он о Марусе, заканчивая пошлой рекомендацией наставить рога товарищу Котову, которого Кирик ненавидит жалко и низко. В ответ Митя сильно ударяет его по лбу. Реакция предельно естественная, импульсивная этого Дмитрий Андреевич давно себе не разрешал. Но восстали против грязи искры прежнего воспитания, понятие о чести дворянина, офицера, наконец, достоинство мужчины, не позволяющего оскорблять женщину... И сразу же Митя язвительно извиняется. "Прости, не рассчитал..." И вдруг яростно целует обалдевшего Кирика. Его поцелуй - хуже недавнего удара, Кирик чувствует это... И затихает в смутном страхе, который внушает ему чужой, темный человек, которого когда-то называли Митюлем.
   ...Безымянный юноша, в длинном кожаном пальто, с радостной ненавистью выкручивал руку инженеру Макарову в картине "Полеты во сне и наяву". У Мити для мстительной радости ничего не осталось. Как, впрочем, и для ненависти в запасе только удар Котову. Все другое - побоку...
   Он находит особую минуту для начала их разговора. Счастливый Котов после близости с любимой женой благодушен и беспечен. Менее всего сейчас он готов к Митиному известию об аресте. Вызванный по просьбе Мити Марусей Котов спускается из мансарды, у него все хорошо... Он чувствует, что Маруся - вся, целиком, его... Что Митя ей не нужен... Может быть, предполагает, что Маруся уже попросила Митю оставить их дом (это произошло только что на самом деле). Митя только улыбнулся в ответ - его здесь больше ничем не пронять. Он весь при исполнении обязанностей. Но снова просчитывается - комдив абсолютно спокоен, узнав, что сегодня, через несколько часов, его арестуют и увезут на допрос. "Сергей Петрович... Может быть, вы чего-то не поняли?.." Митя не может сдержать удивления. То ли ему приходилось видеть и слышать, сообщая людям нечто подобное! Но у него никогда не было той веры, что у Котова, ни у "белого", ни у "красного" Мити... Где ему понять этакую глыбу, как комдив? Где ему смириться с невероятной истовой верой? Вокруг уже пало немало таких военачальников, а этот хоть бы что... Котов отвечает улыбкой, переплясом - отвечает глупенькому посыльному, которому никогда не добраться до соратника товарища Сталина... Замечательно играют актеры эту сцену - абсолютный, неодолимый рубеж между Котовым и Дмитрием Андреевичем. Живым и мертвым...
   Митя не может совместить реакцию Котова на страшное предупреждение еще больше, когда комдив затеет игру в футбол, в "советскую игру" (так называет ее Надя). Здесь откроется максимально и Сергей Петрович, которому давно хочется вмазать жалкому человечишке, осмелившемуся прийти в его дом, чем-то ему угрожать, да еще казаться благодетелем, поскольку остальным об аресте Митя ничего не сказал и дал Котову еще немного времени до приезда энкаведешной машины...
   Их разговор на маленькой футбольной площадке - кульминация картины. Пик в отношениях героев, единых в том, что жизнь обоих уже проиграна. Но знает о том, пережил это состояние только Дмитрий Андреевич. И перед смертью хочет сделать себе последний подарок, надеясь увидеть искаженное страхом лицо комдива. Поэтому он не выдерживает и задает вопрос, давно его мучивший: "Вы что, ничего не поняли, Сергей Петрович? У вас остался час..."
   У Мити почти по-детски заинтересованный взгляд, в нем что-то от надежды, вдруг услышит: "Хоть час, да мой..." Тогда можно продолжать играть в футбол. Оставаясь джентльменом, каким все время выглядит Митя. Кроме удара Кирику. Ан - нет! Оправдываться придется Мите, когда Котов станет своими очень сочными словами называть все, чем Митя занимался за рубежом: "...как тайный агент сдал нам восемь!.. Восемь высших чинов белого движения. Это с твоей помощью их похищали, привозили сюда и расстреливали как контрреволюционеров и врагов трудового народа". Ледяное равнодушие сползает с Мити. Он чуть отступает от Котова - ему надо видеть лицо комдива, так отступают после внезапного удара. Но именно Котов вербовал его, угрожал. Лишил дома, родины, женщины. И теперь смеет чувствовать себя правым! Подтекст, ранее передаваемый актерами взглядами, нюансами в интонации, не пересекаясь в прямом диалоге, умышленно от этого уходя, подтекст, тайное тайных их взаимоотношений становится явным. Они почти лицом к лицу - большой, сильный, могучий, непробиваемый Котов и хрупкий, невысокий Митя, в своем элегантном европейском костюме. Кажется, из судьи его превращают в обвиняемого? Все идет совсем не по правилам. Митя взвинчивается с каждой секундой. Где его интеллигентность, сдержанность? Где его потаенное чувство превосходства, позволившее явиться к Головиным? А оно, между прочим, вело его - хозяина судьбы комдива, пусть на короткое время, как он себе это представлял...
   Митю жалко. Как никогда до этого. Его жалеешь больше, чем комдива, напомнившего, что мог Митя не соглашаться, не становиться предателем, а поступить как мужчина: застрелиться... Мог бы... И поступил бы достойно, уйдя чистым и честным... Но ушел бы в двадцать четыре года, когда так хочется быть... Любить... Ушел бы, не зная, что жить теперь ему придется гораздо больнее, мучительнее, чем пережить короткое мгновение добровольной смерти.
   Меньшиков не оправдывает Митю, точно зная, что сам Митя не уверен в том давнем его решении, но ищет снисхождения к слабости. Мне кажется, и это впервые в системе взаимоотношений Меньшикова с его героями. "Мне обещали, а я поверил! Мне сказали: "Сделай, и мы тебя пустим обратно!.. А потом обманули. Обещали больше не трогать, но обманули и все отняли. Ты отнял: жизнь, любовь, Марусю, профессию, Родину, веру - все!.." Все верно, забыл только сказать, что и душу отобрали, размели, выжгли. Остались обуглившиеся крохи. Остановиться Митя уже не может. Звучат истерические, визгливые ноты. Он теряет ориентиры, не в силах оставаться в границах из-за неодолимости Котова. Его доводы, собственно, уже исчерпаны. Странно вздрагивают плечи как перед рыданиями, дрожат губы... Митю несет - иначе бы он понял, сколь унижен в эти минуты самим собой более всего. Особенно, когда станет напоминать Котову о своем благородном жесте, предупреждении об аресте, чем нарушил служебную инструкцию... Что-то вроде: "А кто вам деньги одолжил, когда у вас кошелек украли!" Дворянин уподобил себя кухарке. И опять понапрасну. "Кто Котова посадит? - удивляется Митиным бредням Котов.- Героя революции и легендарного комдива?.. Кто?.."
   Но он все-таки приходит, час очень короткого торжества Дмитрия Андреевича. При последних словах Котова ему становится легче; светлеет (если можно сейчас об этом говорить) его лицо. Пианист нечто подобное не раз уже слышал. Наконец-то! Он почти успокаивается, улыбается, рисуя Котову картинку из ближайшего будущего "легендарного комдива": "Вот это я тебе припомню, когда ты, ползая в собственном дерьме, дней через пять подпишешь добровольное признание, что с 1920 года являешься японским шпионом, а с 23-го еще и германским, что ты еще и диверсант, и организатор покушения на товарища Сталина! А не подпишешь, тебе напомнят, что у тебя есть жена и дочь!"
   Это запрещенный удар. Пианист им обучен на службе в органах. Он точно бил под дых Кирика. Теперь вроде бы точно дает под дых Котову, заговорив о самом дорогом для него... Но сам Митя только жалок: ясно, что советская машина смолола его начисто. Вертлявый паяц, гаер, он получает оплеуху от мужика Котова и уходит, опустив плечи, чуть-чуть пошатываясь, но не от боли. От бессилия. Похожий на рваную тряпичную куклу. Митя добит.
   ...Вскоре после выхода на экран "Утомленных солнцем" мне посчастливилось в очередной раз пересмотреть одну из самых моих любимых картин - "Леопард" Лукино Висконти. В эпизоде, когда Танкреди (Ален Делон) уходит в последний, должно быть, раз от своего дяди, князя Салины (Берт Ланкастер), Танкреди снят со спины. Стройный красавец Делон словно скукоживается на глазах, сутулится, сгибается. Руки сцеплены за спиной, шевелятся нервные пальцы. Это уже не знатный итальянский аристократ: маленький клерк или притихший буржуа... От гарибальдийца, потомка знатного рода ничего не осталось.
   Помнится, тогда, по свежим следам, я сказала Олегу, что, глядя на Танкреди в этой сцене, я думала о Мите, уходящем от Котова. Конечно, все разное у этих героев. Общее же то, что прежних - их больше нет. И никогда не будет. Танкреди осознанно становится слугой нового режима, зятем нувориша, забывшем все, за что когда-то боролся. Митя истребил себя до конца. Он исчезает.
   "А уж Олег Меньшиков выше всяких похвал,- писал Александр Кулиш в рецензии на "Утомленных солнцем".- Его Пианист - фигура экзистенциальная, заставляющая вспомнить прежние роли Меньшикова, в которых он играл злодеев во имя добра или высшего идеала, зло страдающее и безумно привлекательное..."54
   Я не стала бы называть Митю ни "злодеем во имя добра", ни просто "злом". Меньшиков и на новом витке в принципе верен своей теме: человек, для которого нет и не может быть места во враждебном к нему мире, враждебном и в чем-то для него притягательном, как для всякого живущего на земле.
   Персонаж из 30-х, Митя, оказался близок нашим дням: разве современный человек не живет в некоем междуцарствии, одинокий, скорбящий и все же ищущий любви к себе? Ее не находящий, и потому, совершив предательство, более всего по отношению к себе, уходящий в покой небытия?..
   Такой смертный покой приходит к Мите после пощечины Котова. Он снова затолкнул себя в образ милого Митюли. Приходит машина с орангутангами из НКВД. Митя, как ни в чем не бывало, споет с Головиными, вышедшими проводить комдива (они еще не знают об аресте) "Вечерний звон", аккомпанируя на гитаре. Укажет Котову его место в автомобиле позади - как положено арестанту. Молча закурит. Непроницаемое лицо. Молчание. Такой он, наверное, в подвалах Лубянки...
   В актерской природе Меньшикова есть что-то неумолимое. Иногда его неумолимость напоминает исступленность библейских пророков - как было с Калигулой. Митина исступленность окутана тишиной, в ней почти нет ожесточения, отчаяния. Все для него, в сущности, решено, когда он везет Котова в Москву. Это исступление сродни последним секундам агонии.
   В пути Котов пытается выпить, вытаскивает припрятанную фляжку... Потом не хочет отдавать именное оружие... Он все еще полон наивных представлений о своем завтрашнем дне. Энкаведешники изобьют "легендарного" в кровь с молчаливого невмешательства Дмитрия Андреевича, главного в этой страшной команде. Он только вмешается в расстрел несчастного водилы, который, блуждая по проселочным дорогам Подмосковья в поисках куда-то запропавшей Загорянки, вдруг опознает в избитом, окровавленном пассажире легковушки самого Котова.. Нет человека - нет проблемы... В Мите срабатывает рефлекс хорошего службиста сталинских органов. Пока с обреченным умело кончают, Дмитрий Андреевич ждет. Одним мертвецом больше - что с того?.. А за его спиной встает огромный, во все небо портрет товарища Сталина...
   "Лицо Мити спокойно, даже кажется умиротворенным", - написано в сценарии "Утомленные солнцем" о покончившем самоубийством герое. Искупление должно быть соразмерным греху. Митя умирает красиво - в ванне, перерезав вены. Как Сенека, как римские патриции. Нет больше для него ни жизни, ни нежизни...
   Может быть, он все же вернулся к себе такой ценой?
   Из Геродота: "Смерть - это прекрасное убежище для усталых людей".
   ВСЮДУ ЛЮДИ
   В начале 90-х Олег Меньшиков надеялся сыграть Гамлета. Не случайно в интервью главы агентства "БОГИС" Галины Боголюбовой прозвучало, что она готова к работе над великой пьесой, ежели того захочет ее любимый артист Меньшиков. Позже перспектива возможной постановки "Гамлета" начинает проступать в отдаленных реальных контурах. Есть исполнитель заглавной роли, имеющий на то абсолютное право. Вопрос в том, кто поставит такой сложнейший спектакль.
   Помню, когда Олег назвал мне его имя, шел декабрь 1994 года. К тому времени рухнул проект съемок фильма "Вуаль Анжелины" по моему сценарию, где главная роль поэта Тучкова назначалась Меньшикову. Принятый на киностудии "Ленфильм", удостоенный гранта из Фонда помощи восточноевропейской кинематографии при Министерстве иностранных дел Франции, сценарий этот пытался украсть у меня режиссер Александр Хван, поначалу предполагавший быть режиссером картины. Попытка Хвана не удалась. Сценарий, надеюсь, еще будет снят с участием Меньшикова - как только найдутся средства для его постановки, очень дорогостоящей, что весьма сложно в наше время.
   А тогда, в декабре 94-го года, Олег, как-то по-мальчишески смущаясь, волнуясь, сказал: "Эймунтас Някрошюс". Литовец, любимец театральной Москвы, которого столичные театральные критики после показа его спектаклей в дни московских гастролей называли гением. Някрошюс действительно поражал, потрясал. И не только у нас, но и на Западе. Можно было только радоваться альянсу Някрошюс - Меньшиков и нетерпеливо ждать результата.
   Хотя, признаться, меня тогда несколько смутила, казалось бы, столь блистательная перспектива. При всем огромном уважении к таланту Някрошюса, его самобытности, своеобычности, творческой воле и почерку его представлялась достаточно проблемной возможность идеального взаимопонимания Някрошюса и Меньшикова, актера сугубо русской театральной школы, что бы он ни играл... Как совместится, стыкуется это его исконное начало с яркой, холодноватой метафоричностью Някрошюса, неизменно увлеченного мощным портретом Хаоса, образами как бы горячечного сна, являющимися в искаженных, кошмарных явях?
   Сам Олег верил, что все прекрасно сложится и все состоится. Жил той идеей. Ездил в Вильнюс, встречался с Эймунтасом. Друг другу они понравились, все шло как будто так, как задумано. В феврале должны были начаться репетиции. Я попросила у Меньшикова разрешения присутствовать на них, чтобы увидеть Олега непосредственно в репетиционной работе. Он позволил.
   Но репетиции никак не начинались. Назывались уже другие сроки апрель, май. Прошло лето, все было по-прежнему. Только надежд оставалось меньше.
   Някрошюс не поставил "Гамлета" с участием Олега Меньшикова. Что-то не заладилось, не сложилось. Впрочем, быть может, еще появится когда-нибудь Гамлет Меньшикова с другим режиссером или в собственной, Меньшикова, постановке... Театральная режиссура ему по плечу. Сам Някрошюс свою идею реализовал у себя дома, в Литве, в Вильнюсе. Героя сыграл непрофессиональный артист, рок-музыкант Андрюс Мамонтовас. Очевидно, режиссеру нужен был именно такой Гамлет - мальчишка-панк, погибающий в страшной игре-интриге, затеянной беспощадными взрослыми людьми.
   Олег Меньшиков, будь ему и на десять лет меньше, вряд ли стал бы играть импульсивного, нервного юношу, спонтанно выплескивающего свои реакции. С доверчивым ребенком-героем актер столкнется через два года в "Сибирском цирюльнике" Михалкова. Но там опорой для него станет родная михалковская режиссура... Да и бесконечные шифры, иносказания, которыми всегда насыщены спектакли Някрошюса, часто превращающего артистов в знаки, в принципе не близки Меньшикову, на мой взгляд, привыкшему властвовать на сцене всей мощью своей актерской природы, не ограничивая себя исключительно символическим началом. Говорят, что Бог ни делает, все к лучшему. Порой мы этим, правда, себя утешаем. Но, быть может, в данном случае воля Провидения мудро сказала свое слово?
   Словом, осенью 1995-го года Меньшиков уже разуверился в возможности реализации работы с Някрошюсом. На помощь пришла Судьба. 11 августа в доме художника, сценариста, режиссера Александра Адабашьяна Меньшиков встретил своего друга оператора Павла Лебешева, который в это время начинал работу над фильмом "Кавказский пленник". К моменту встречи Олега и Лебешева роли в картине были практически уже распределены. Одного из двух главных героев, прапорщика-контрактника Александра, по прозвищу Слай (естественно, в честь славного и популярного Сильвестра Сталлоне), должен был играть Владимир Машков. Второго, солдата-новобранца Ивана Жилина,- молодой артист Алексей Кравченко, учившийся тогда в Театральном училище имени Щукина. Любопытно, что с обоими - Машковым и Кравченко - Меньшиков встретится в фильме "Мама", где они станут братьями Юрьевыми...
   Тогда, в доме Адабашьяна, Лебешеву пришло в голову, что Сашку-Слая может сыграть Олег Меньшиков. Его идея пришлась по душе режиссеру "Кавказского пленника" Сергею Бодрову.
   - Я считаю Меньшикова одним из самых талантливейших современных российских актеров, может быть, и на мировом уровне,- сказал мне Сергей Бодров уже по завершении их совместной работы.- Я давно хотел с ним работать. Была идея снять его в роли Осипа Мандельштама, на которого Олег, по-моему, не просто похож, особенно красивой постановкой головы, остротой взгляда - это сразу бросается в глаза. Главное, что Меньшиков, я в этом убежден, смог бы найти себя в трагической истории поэта. Его редкостная музыкальность направляла мои мысли к картине о Чайковском. Когда зашла речь о его участии в "Кавказском пленнике", я сразу подумал: он такого еще никогда не играл! Мы могли предложить ему новую точку отсчета... Что и сделали...
   В данном случае очень существен был дуэт двух главных героев, которые почти не расстаются на протяжении всего фильма, их абсолютный унисон. С Кравченко этого бы не вышло. Тогда продюсер картины и один из авторов сценария Борис Гиллер предложил снять в роли Ивана Жилина моего сына Сергея Бодрова-младшего. Гиллер поначалу противился кандидатуре Меньшикова, ему казалось - слишком интеллигентен. Я же противился кандидатуре собственного сына. В то время Сергей, выпускник Московского университета, писал диссертацию о венецианской архитектуре XVI века. Столичный мальчик, учился во французской школе - и вдруг парень из российской деревни, наивный, застенчивый, которого ему надо играть! Вообще я всегда с неодобрением относился к коллегам-режиссерам, снимающим своих детей в собственных фильмах. Но в данном случае, после проб, почувствовал, что Сергей вписывается в дуэт с Меньшиковым. Тем более прежде я довольно много работал с непрофессиональными актерами. Был некоторый опыт, что обнадеживало в перспективе утверждения моего сына на роль Ивана.
   Из телевизионного интервью Олега Меньшикова:
   - После 11 августа я прочел сценарий ("Кавказский пленник".- Э.Л.), а четвертого сентября уже уехал сниматься. До этого даже думал: "Вот опять осень без работы..."
   А работать было замечательно. Во-первых, тяжелые условия, они же сплачивают людей. Ну, потом замечательная компания: и Сережа Бодров-старший, и Лебешев, в котором я, на сегодняшний день, считаю, нашел близкого для меня человека по духу, вообще по тому, как он живет. Такой ребенок абсолютный...
   ...Сергей Бодров-старший - личность яркая, неоднозначная, вобравшая в свою судьбу многие характерные меты времени. Начав на "Мосфильме" как осветитель (до этого Бодров учился в Московском энергетическом институте, впрочем, скоро учебу там оставил), он довольно скоро обратился к журналистике. Поступил на заочное отделение сценарного факультета ВГИКа. Став корреспондентом журнала "Крокодил", много ездил по стране. Публиковал фельетоны в "Литературной газете". Сотрудничал в сатирическом киножурнале "Фитиль". Юмористический склад таланта подталкивал его к комедийному жанру, и Бодров с неиссякаемой энергией творит в этом ключе. Выходит пять прозаических сборников. Один за другим снимаются по его сценариям картины, естественно, комедии. Легкие, непритязательные, якобы с элементами социальной критики, но вполне приемлемыми для жесткой советской цензуры. Бодров критиковал с улыбкой. Характерна в этом плане кинокомедия "Очень важная персона", в которой герой, вроде бы принципиальный борец с диктатом вышестоящих тупых администраторов, всякий раз побеждал этих тупиц, да еще получал очередное повышение по службе, поднимаясь все выше и выше по лестнице вверх в масштабах района и области.
   Работая над сценариями, Бодров мечтал о режиссуре. Свою первую режиссерскую ленту "Непрофессионалы" комедиограф Бодров снял как подлинную драму. Это была маленькая горькая повесть о страшном одиночестве, об исчерпавшей себя жизни, безжалостно обрубленной непробиваемыми молодыми людьми, с присущим им бездумьем, агрессией и жестоким цинизмом. Многие критики до сих пор считают "Непрофессионалов" лучшим фильмом Сергея Бодрова.
   В первой режиссерской работе он сумел выказать себя и умелым организатором производства: снял картину очень быстро, всего за сто тысяч рублей. Хотя тогда бюджетная стоимость фильма была не менее четырехсот тысяч. Бодров продолжал очень активно работать в кино. На телевидении. Всегда с четкой ориентацией на зрителя. Картина Бодрова "Сэр" была одной из самых кассовых в год ее выхода на экран. Через несколько лет, женившись на американке, Бодров переехал в США. Теперь он живет на тихоокеанском побережье, близ Лос-Анджелеса. Пишет сценарии, по некоторым из них снимают картины тамошние режиссеры.
   В 1995 году началась работа над сценарием "Кавказский пленник". Соавторами Бодрова были Ариф Алиев и Борис Гиллер. Гиллер - фигура тоже достаточно колоритная и типичная для 80-90-х годов. Житель Казахстана в начале перестройки, он, бывший журналист, занялся книгоиздательством, нажил на этом немалый капитал. Открыл несколько газет, одну даже в Ярославле. Имел свой журнал "Какаду". Расширял границы своей деятельности, но в конце концов покинул Алма-Ату и уехал в Москву. До этого он окончил заочно сценарное отделение ВГИКа, где одним из его педагогов был Сергей Бодров. Учителя и ученика связала общая установка на зрительское, кассовое кино. Картина "Квартет", снятая Александром Муратовым по сценарию Гиллера, тоже была одной из самых кассовых по выходе на экран в 1990 году.
   Ариф Алиев позже присоединился к Гиллеру и Бодрову, приглашенный в качестве "знатока Кавказа". Сниматься картина "Кавказский пленник" должна была на средства, вложенные Гиллером с небольшим участием Госкино России. Смета в полтора миллиона долларов дала большие возможности для работы.
   Написав сценарий, стали искать места для натурных съемок. Возникали разные варианты: Югославия, например, но там тогда уже шла война. Остановились на Дагестане, бойня в Чечне еще только назревала.
   В конце концов выбрали аул Рича Агульского района, что в восьмидесяти километрах от старого города-порта Дербента. Перед отъездом на натуру Сергей Бодров, Олег Меньшиков, Сергей Бодров-младший, другие члены съемочной группы поехали в госпиталь, где лежали солдаты, лишившиеся рук, ног, ослепшие, парализованные... Забыть увиденное они не могут по сей день.
   Приехав в Ричу, все поняли, что разница в восемьдесят километров от современного города оказалась равна разнице в один век. В Риче все еще длился век XIX. Историки утверждают, что основан этот аул 2000 лет назад. Поднят на 2000 метров над уровнем моря. Прилепившиеся к склонам гор сакли напоминают гнезда ласточек, построены они так, что в обвальный снегопад можно пройти через весь аул по крышам домов.