– Ни хрена себе мясорубка, – удивился старшина, глядя на устроенную пришельцами ловушку. – Усовершенствовали, блин, гады, еври бади. Теперь ловушки не просто на пересечение условной границы реагируют, а конкретно на живое существо.

– Подожди, – перебил его Зибцих. – Что-то тут не так. Барьер же на животных никак не реагировал. Почему тогда ловушка на кошку сработала?

– Так, может быть, инопланетяне поняли, как мы умудряемся через барьер проходить, и свою аппаратуру подстроили, – предположил Шныгин и тут же замялся. – Постойте! Ведь, мазер бастард, получается, что теперь…

– Типун тебе на язык получается, – козырнул Кедман любимым ругательством своей бабушки-славянки. – Давайте не болтать, а с куполом проклятым расправляться.

Дальнейшие действия бойцов были вполне прогнозируемы. Естественно, троица открыла по барьеру ураганный огонь, стремясь вывести из строя лазерные устройства противника. Вполне понятно, почему у них этот номер не прошел. И уж совсем очевидно, что тройка «икс-ассенизаторов», не найдя пути к энергогенератору, решила выбираться из Вашингтона, дабы получить у командования умный совет, дельное предложение, или, на худой конец, парочку ядерных бомб для установления полного спокойствия в регионе. Вот тут-то и выяснилось, что, несмотря на все пожелания Кедмана, типун на языке старшины не вскочил. А вот теория Шныгина по поводу людей, энергобарьеров, лазерных ловушек и кошек оказалась полностью правомерна.

– Ну и что теперь будем делать? – растерянно поинтересовался у друзей Кедман.

– Думать, Джонни, – вынес рацпредложение старшина. – В первую очередь думать! – и сел на капот джипа, глубокомысленно глядя туда, где за барьером начиналась свобода.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

И НА МАРСЕ ВОДКИ НЕТ!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Космическое тело, почти полностью заселенное иди… индивидуумами. Одно из мест скопления данных иди… индивидуумов, база «икс-ассенизаторов». Точное время держится в секрете, потому что оно спряталось. Навсегда!.. Апелляции принимаются часовыми мастерами.

Раимова последняя часть вступления не касалась. По крайней мере, подполковник об этом долго не догадывался. В седьмой или восьмой раз он смотрел на свои наручные часы, с гордой надписью «Командирские» на циферблате, и удивлялся, как медленно тянется время. Раимову казалось, что прошло уже больше часа с того момента, как Пацук с Сарой должны были закончить операцию и выйти на связь, но «Командирские» ходики домыслы командира тут же опровергали, утверждая, что нужное время еще не подошло.

Подполковник отказывался признаться самому себе – а уж остальные об этом и вовсе знать были не должны! – что он поступил опрометчиво, отправив на задание Сару в паре с Пацуком. Да и само разделение группы на две части, как бы на этом ни настаивало вышестоящее начальство, было актом истинно русского идиотизма. Чему Раимов, как настоящий татарин, должен бы был противиться изо всех сил. Однако подполковник голос разума удушил Уставом и приказ командования выполнил. О чем сейчас горько сожалел, но никому, естественно, этого не показывал. Потому что кроме него в штабе-то никого и не было!..

– Да что ты будешь делать?! Время будто остановилось! – в очередной раз произнес Раимов, снова посмотрев на часы. Секундная стрелка дернулась, всем своим видом соглашаясь с этим утверждением, и застыла на месте, красноречиво указывая владельцу часов на то, что он в очередной раз забрался в зону, опасно близкую от ближайшей «психушки».

– Вот, мать твою в анкер ходовой пружиной! – рявкнул подполковник в ответ на безмолвную реплику секундной стрелки и, торопливо крутя ручку завода «Командирских» часов, бросился к компьютеру.

Слава богу, здесь все обошлось без эксцессов. Даже после того, как какой-то идиот сделал панель управления «Windows» всплывающей, Раимов уже успел найти место, в которое требовалось ткнуть указателем «мышки», чтобы увидеть индикатор часов. Те, в отличие от «Командирских», завода не требовали, а потому время показывали точное. И согласно ему, Пацук с Сарой должны были закончить операцию час сорок семь минут назад, и уже семнадцать минут прошло с того момента, когда на связь должна была выйти вторая группа. Раимов побледнел.

– Так. Если через три минуты какая-нибудь рожа на связи не окажется, всех под трибунал отдам! – рявкнул он на всякий случай, и вытер пот, выступивший на лбу. – А начну с себя, пожалуй…

Теперь подполковник от монитора не отходил. Тупо уставившись на индикатор часов, Раимов ждал хоть какого-нибудь сигнала, сказавшего бы ему, что обе группы живы и здоровы. Сейчас подполковник обрадовался бы даже тому, что с ним вышел бы на связь сам Министр обороны и проинформировал Раимова о том, что все его подчиненные задержаны в нетрезвом состоянии в ближайшем к месту операции публичном доме при попытке проведения безопасного сеанса секса с резиновыми куклами в отданных напрокат энергоскафандрах.

Конечно, науке неизвестно, как отнесся бы на самом деле подполковник к такому вопиющему акту нарушения воинской дисциплины со стороны лучших и единственных борцов с инопланетными захватчиками, но уже сама мысль о возможном прощении «икс-ассенизаторов», неведомо откуда взявшаяся в голове подполковника, заслуживает, самое малое, упоминания в летописях. Но думать о чем бы то ни было Раимову стало некогда: сначала в верхнем правом углу монитора замигал алый значок, а затем из динамиков раздался сигнал зуммера. Кто-то вышел на связь…

– Ну, мать вашу в Прибалтику на конкурс скоростного чтения! Сейчас все по десятку нарядов схлопочете, – заявил подполковник – добрая душа! – и активировал связь с группой.

– Так, зверьки мои любимые. Где вас шайтан носит?.. – ласково поинтересовался Раимов и застыл, не веря своим глазам.

Что и не удивительно. Открывшееся подполковнику зрелище можно было бы назвать эпическим. Ну или каким-нибудь другим, не менее дурацким словом. Камера гермошлема, которой положено располагаться на высоте человеческого роста, почему-то оказалась на уровне земли. Это, конечно, впечатляло, но не более, чем колобок – пьяного ежа. А вот по-настоящему удивило Раимова то, что в его поле зрения одновременно находились Шныгин, Зибцих и Кедман.

Сам по себе этот факт тоже новостью не был. Раимов, естественно, не раз наблюдал эту троицу в одном кадре. Вот только в предыдущих случаях показывал их четвертый член команды. А он в данный момент находился – по крайней мере, должен был находиться! – за несколько тысяч километров от Вашингтона. Отказываясь верить собственным глазам, Раимов постучал по монитору, и лишь тогда сообразил, что Кедман, вопреки всем инструкциям, шляется по планете без гермошлема. Хотя «шляется» – это громко сказано! Капрал хоть и бился, как рыба на крючке, но был очень профессионально связан по рукам и ногам. Из-за чего, разумеется «шляться» физически не мог.

– Что у вас там происходит, шайтан вас раздери! – во всю мощь командирских легких рявкнул подполковник. – Агент Шн… Медведь, мать твою на пасеку без шубы и намордника, доложи немедленно о происходящем!

Шныгин доложил. Не так, правда, как предполагал Раимов, но даже письменному рапорту в извращенной форме подполковник сейчас был просто благодарен. А вся проблема была в том, что для устного доклада старшине требовалось просунуть голову в шлеме за границы энергокупола. И если шлем без головы наружу еще проходил, то голова, ни одна, ни с гермошлемом выбираться из-под энергобарьера не хотела. Пришлось импровизировать.

О том, что звук снаружи проходит внутрь инопланетного колпака, старшина, естественно, знал. И оказавшись в безвыходной ситуации, первым понял, что, просунув за барьер чей-то шлем, услышать Раимова они смогут, а вот сообщать командиру информацию придется в письменном виде. Сразу, естественно, встал вопрос о том, кому из троих отдать свой шлем и временно лишиться мозгов ради спасения всей группы.

Выбор пал на Кедмана, хотя тот поначалу и сопротивлялся! Но, во-первых, старшина, как инициатор проекта, от расставания со шлемом был освобожден. Во-вторых, группа находилась на родине капрала, и все посчитали, что каждому лучше сходить с ума у себя дома, а не у американца в гостях. Ну а в-третьих, Зибцих в технике разбирался получше капрала, и в связи с возможными техническими осложнениями лишать его разума было нецелесообразно. В общем, Кедмана связали по доброй воле и без принуждения, сняли шлем и, просунув его на куске автомобильной обшивки за границу энергокупола, вышли с командиром на связь. Предварительно, естественно, записав основную часть доклада о ситуации на листах картона. Большими буквами, на случай плохой телетрансляции!..

– Молодцы, мать вашу Кулибину в инструкторы! – рявкнул раздраженный сложившейся ситуацией подполковник.

– Спасибо, шеф! – поблагодарил его старшина, не став дописывать сердечные пожелания командиру на листке картона.

– Пожалуйста, – доказав, что он не хуже Шныгина воспитан, ответил Раимов. – Ждите! Сейчас я сюда всех ученых притащу. С живых с них не слезу, пока они не придумают, как вас оттуда вытащить…

Раимов, не медля больше ни секунды, отвернулся от монитора и включил громкую связь на базе. Фразы, которыми он пригласил в штаб всех членов ученой группы, рецензированию, корректуре и прочим литературно-издательским трюкам не подлежат, поэтому ниже они будут опущены. Типа конкретно опущены… Впрочем, это тоже не из той оперы!.. Ну а если Харакири с Гобе из вежливого русско-татарского мата, озвученного Раимовым в их адрес, чего-то и не поняли, то фраза «бегом сюда!», натолкнула-таки обоих на мысль, что именно им нужно делать. И через пять минут оба иностранца примчались в штаб следом следом за доктором наук, профессором и истинно русским человеком – Зубовым, который понял все и сразу.

Прибывшим в штаб ученым подполковник сходу попытался объяснить сложившуюся в Вашингтоне ситуацию, но кроме фразы «вытаскивайте парней, или в стройбат всех сошлю», выдавить из себя ничего не смог. Пришлось Шныгину снова демонстрировать по эксклюзивному телеканалу «икс-ассенизаторов» самодельные плакаты, сидя на груди извивающегося Кедмана, которого в это же время ефрейтор держал за ноги.

– Это трансляция очередного матча Мировой федерации реслинга? Кто на ринге? Букер Ти? – глядя на борьбу троих в партере, наивно поинтересовался у подполковника Зубов. Раимов в ответ зарычал.

– Подождите! Так на них точно такие же костюмы, которые мы для наших солдат подготавливали, – не обратив внимания на тигриный рев за спиной, изумился профессор. – Изумительно! Интересно, а с какой скоростью регрессии эти костюмы удары кулаков погашают? Как вы думаете, Харакири-сан? Семь, или восемь помноженные на десять в двенадцатой степени?..

– Профессор! – уже просто взвыл Раимов. – Вы когда-нибудь сосредоточиться можете? Или у вас мозги только после парочки заскоков нормально работать начинают?

– Нет, почему? – удивился Зубов. – Если говорить гипотетически, опять же, употребляя ваши термины, мозги у человека работают беспрерывно. Хотя бы на уровне биоклеточных процессов их деятельность… – и сам себя оборвал, ткнув пальцев в экран монитора. – Подождите! Там, на плакате, написано, что лазерную защиту миновать не удалось. Извините, я не пойму, какое отношение это имеет к реслингу?

– Никакого! – рычать, орать и визжать Раимов больше не мог. Последнюю фразу он лишь тихо простонал. – Это наши ребята. И они попали в большие неприятности. А поскольку ученые здесь вы, то вам их и придется вытаскивать.

– Как давно это произошло? – внезапно преображаясь, поинтересовался у подполковника Зубов. – Я имею в виду, как долго бойцы находятся в энергоскафандрах?

– Часа три-четыре, – тут же ответил Раимов.

– Ну, тогда ничего страшного, – удовлетворенно кивнул головой профессор. – В скафандрах автономный запас воздуха, энергии и воды на сутки. Разве что проголодаться ребята успеют, прежде чем мы их оттуда вытащим. А теперь повторите мне, что именно произошло в Вашингтоне? И где, кстати, та группа, которую отправили в Берн?..

Если на второй вопрос ответ был однозначен – группа из Берна еще не вышла на связь – то первую просьбу Зубова удовлетворять пришлось коллективно. Сначала доктор Гобе, внимательнее других наблюдавший за происходящим на экране монитора, коротко пересказал профессору суть доклада «икс-ассенизаторов», затем Шныгину пришлось подробнее обрисовать, почти в буквальном смысле этого слова, случай с кошкой-спасительницей, и лишь затем Хиро Харакири решился задать старшине вопрос.

– А скажите, пожалуйста, с вами ничего странного за время передвижения к генератору не произошло? – осторожно поинтересовался японец.

– А что должно было произойти? – Раимов настороженно посмотрел на компьютерщика. Тот в ответ лишь скромно потупил взор и пожал плечами. Подполковник хмыкнул и покачал головой.

Тем временем, пока ученые вместе с командиром базы ждали ответа на вопрос японца, Шныгин с Зибцихом устроили импровизированное совещание. О чем они говорили, разобрать на базе, естественно, не удалось, но было очевидно то, что Кедман так же пытается принять в совещании коллег непосредственное участие. Причем, судя по тому, что старшина дважды намеревался стукнуть сослуживца по лбу, капрал вмешивался в их диалог с Зибцихом в крайне неподобающей форме. Ну а из того, что в лоб Кедман так и не получил, можно было сделать вывод, что Шныгин скидку на временное помешательство коллеги все-таки сделал.

Диалог старшины с ефрейтором был недолгим. И потому, что обсуждать, собственно, кроме одного единственного случая им было нечего, и от того, что кривляющийся Кедман спокойно разговаривать не давал. Ну а когда совещание закончилось, Шныгин торопливо, крупными печатными буквами написал о неполадках, произошедших с «призполом». Драка с распустившимися янки на автостоянке, как вы понимаете, к необычным случаям не относилась.

Пока Шныгин расписывал на листах бумаги историю о неполадках с «призполом» и о методах их устранения, Харакири под бдительным взором подполковника бледнел, краснел и зеленел.

В общем, успешно конкурировал со средних размеров хамелеоном. Хотя слиться с окружающей средой японцу так и не удалось. Ну а когда все закончилось – имеется в виду и евангелие от Шныгина, и мимикрия Харакири – Раимов строго поинтересовался у японца:

– А теперь объясните мне, Харакири-сан, что за эксперименты с моими бойцами вы во время операции ставить решили? Мать вашу к Павлову подопытной собачкой!

Пришлось японцу расстаться со своей великой тайной, поскольку сейчас от нее зависел не только успех операции, но и жизнь «икс-ассенизаторов». Начал говорить Харакири неохотно, но, сказав «а», уже не мог остановиться и до конца алфавита добрался. Кстати, удивительно, что он вообще смог это сделать, а не погиб от рук разъяренного подполковника.

Суть эксперимента Харакири была простой и почти столь же древней, как попытки изготовления философского камня. Японец изобретал машину времени и, как ему казалось, имел для этого все основания. Началось все с появления Черментатора и, одновременно, захвата инопланетного звездолета. То, что робот из будущего оказался в нашем времени, говорило о реальности этих путешествий во времени. Ну а принципы устройства двигателей звездолета утверждали, что они реальны не в отдаленном будущем, а в настоящем времени.

Все дело было в гиперпространстве, которое до появления на Земле пришельцев находилось в юрисдикции научных фантастов. Данная категория людей, опираясь на шаткие теории о волнообразном построении Вселенной, утверждала, что свет движется в пространстве не по идеальным прямым, как было принято считать едва ли не с сотворения мира, а вдоль этой волнообразной структуры. Гиперпространство же является той частью Вселенной, которая находится под «волнами» и состоит из невообразимой для нормального человека дикой смеси времени, пространства и энергии в чистом виде.

Для того, чтобы прокалывать волновую структуру Вселенной и почти мгновенно перемещаться из одной точки пространства в другу, инопланетяне и изобрели гиперпространственные двигатели. Работать они должны были с тем, из чего это «новое» пространство непосредственно состоит. В том числе и оказывать влияние на временной контур Вселенной.

Принципы работы и способы управления гиперпространственными двигателями группе ученых под руководством Зубова отгадать пока не удалось, но выявить, какая именно часть инопланетных моторов работает с временем, энергией, или пространством, они смогли методом логических исключений. Вот тогда Харакири и пришла в голову мысль попробовать построить машину времени. И вторым толчком для смелых экспериментов японца послужило появление над крупнейшими столицами мира энергокуполов.

– Каждый человек, знакомый с элементарной геометрией, может представить себе шар как совокупность бесконечного множества прямых, исходящих от центра и заканчивающихся в точках на сферической поверхности, – перешел к сути Харакири. – Именно исходя из этого, я изготавливал «призпол». Он должен был настроиться на эти гипотетические энергетические линии и проследить их путь от поверхности энергокуполов до центра, где располагался генератор…

– Слушайте, Харакири-сан, – перебил его Раимов, полностью заблудившийся в научной терминологии японца. – Может быть, перейдем ближе к телу? Это вы тут болтать бесконечно можете, а у меня там парни голодные.

– Да-да. Я уже заканчиваю, – кивнул головой японец. – Так вот, мне пришла в голову мысль, что время, это тоже своеобразный шар, в котором множество вариантов дальнейшего развития событий исходят из одной абстрактной точки. Скажем, от рождения человека, или, как в нашем случае, от создания пришельцами энергокуполов. И я подумал, что если удастся совместить вместе элементы временных и энергетических частей двигателя инопланетного звездолета и использовать в качестве питания мощность генератора энергополя, то удастся и совершить небольшой скачек во времени. Хотя бы в несколько секунд…

– Вот как?! – изумился Зубов, выхватив ручку и начав делать расчеты прямо на столешнице, превращая черт знает во что рабочее место подполковника. – Исключить из общей цепи фактор, управляющий пространственными координатами и и регулирующий движение тел в соответствии с законами Эйнштейна, это интересная мысль. А вам не приходило в голову, Харакири-сан, что подобная дисбалансировка может привести к конгруальному…

– Мо-олчать! – не выдержав, рявкнул Раимов. – Мне плевать, что для вас является интересной мыслью, но привела она к тому, что мои бойцы оказались отрезанными от всего окружающего мира. И вы, уважаемые ученые, вытащите их из-под куполов. Или, честное слово, будете дискутировать в психиатрической лечебнице. Уж об этом-то Министерство Обороны позаботится!..

– Вы не правы, – охладил пыл командира базы профессор. Раимов от удивления вытаращил глаза, как краб, узревший камбалу под китом, но Зубов на такое неприкрытое удивление внимания не обратил.

– Вы не правы, товарищ Раимов, в том, что считаете эксперименты господина Харакири причиной бедственного положения группы, – спокойно продолжил профессор. – Скорее всего, что доказывает конкретный случай с кошкой, инопланетяне сознательно изменили некоторые частоты генератора силового поля, блокировав выход для любого биологически активного существа…

– Так вы же говорили, что энергоскафандр не будет пропускать никаких излучений, – попытался было возразить на такое утверждение подполковник, но Зубов в ответ лишь покачал головой.

– Я такого утверждать не мог, поскольку если теоретически такое возможно, то на практике полная блокировка, экранирование, или гашение, называйте, как хотите, всех видов излучения абсолютно невозможна, – пояснил профессор. – Например, бойцы ведут радиопереговоры, и эти передачи не только идентифицируются как проявление жизнедеятельности, но еще и являются источником передачи в пространство электромагнитных волн, излучаемых организмом. К тому же, возможности пришельцев для идентификации…

– Хватит! – рявкнул Раимов. – Хватит болтовни. Что мы можем сейчас сделать?

– Я думаю, экспериментальный прибор господина Харакири мы сможем продуктивно использовать, – усмехнулся Зубов и поднялся с кресла. – Дайте нам с Хиро час и мы найдем выход из сложившейся ситуации.

– Кстати, я могу в этом помочь, – проговорил доктор Гобе, поднимаясь со своего места вслед за профессором.

– Это чем? – удивились в один голос все присутствующие в штабе.

– Если помните, мсье Раимов, я просил у вас отправить бойцов ко мне на занятия, – улыбнулся француз. – Так вот, в результате психологического анализа, сделанного мной после бесед с двумя кристаллидами, плененными во время последних операций, было очевидно, что в защите энергогенераторов готовятся какие-то изменения. Я предполагал, что, возможно, это будет полная блокировка, основанная на биоритмах мозга. Поэтому и хотел попробовать обучить бойцов подстраиваться под частоты, излучаемые кристаллидами. В качестве эксперимента.

– А разве это возможно? – оторопел японец. – Я имею в виду, можно ли добиться индивидуального изменения электромагнитных импульсов, излучаемых головным мозгом.

– Теоретически нет, – хмыкнул Гобе. – Но мы уже видели, как часто наши теории не совпадают с практикой. Я думаю, при должной подготовке и с соответствующим оборудованием мы смогли бы научить бойцов изменять и биоритмы. По крайней мере, могли бы попытаться…

– Так чего же вы ждете?! – снова взорвался Раимов. —

Идете отсюда и сделайте все, чтобы вытащить парней из-под этих проклятых куполов!..

Затем Раимов горестно вздохнул и, проводив ученых крайне выразительным взглядом, повернулся к тумбочке, на которой стоял единственный ярко-красный телефон, соединенный напрямую с приемной Министра обороны. Конечно, как начальник базы, ожидающий за любое ЧП, приключившееся на вверенной территории, разгона от начальства, звонить руководству Раимов не хотел. Но как старый служака, уважающий устав и субординацию, доложить начальству о том положении, в котором оказались «икс-ассенизаторы», подполковник был просто обязан. Что они и сделал, хотя для того, чтобы протянуть руку к телефону, Раимову потребовалось собрать всю свою волю в кулак.

* * *

Земля. Хотя подобное утверждение не может полностью относиться к пассажирам вертолета. Район Сочи. Где-то между яхтой и берегом. Время сочное… Сочинское, то есть!

Министр обороны, будучи служивым человеком не в меньшей степени, чем командир базы «икс-ассенизаторов», об информации, полученной секретарем, Президенту попытался доложить немедленно. Даже несмотря на то, что рядом с главой Государства Российского находились люди, к внутренним делам данной страны никакого отношения не имевшие.

Конечно, кое-кто мог бы сказать, что происшествия со спецназовцами в Вашингтоне и Берне являлись отнюдь не внутренним делом России, но такого человека на яхте не нашлось. Во-первых, потому, что членов саммита никто в известность о происшествии не поставил. А во-вторых, бесполезно спорить с Российским Президентом, тем более тогда, когда его в комнате нет!

Сам Президент, будучи от природы человеком осторожным, да еще и воспитавшим в себе недоверчивость ко всему, что имеет уши, за долгие годы службы сами знаете где, выслушивать доклад не торопился. С него хватило одной короткой фразы, шепотом произнесенной Министром обороны, чтобы понять всю серьезность положения дел. Делиться подобной информацией с оставшимися в каюте членами саммита глава Государства Российского не собирался. Поэтому и утащил своего верноподданного служаку подальше от чужих ушей. То бишь в персональный вертолет, дежуривший на корме яхты на случай всяких непредвиденных обстоятельств. И лишь поднявшись на пятнадцать метров над клотиком стальной мачты, Президент позволил Игорю Сергеевичу начать доклад.

Вертолет хоть и был персонально президентский, но лопастями тарахтел ничуть не тише какого-нибудь списанного «Ми-8». Министру обороны это громыхание здорово мешало внятно вести доклад, Президенту рев вертолетного двигателя тоже почему-то мешал данный доклад слушать. Вот оба и злились. Причем, если Министр Обороны обижался исключительно на вертолет, то Президент сердился и на Игоря Сергеевича, и на пилота, и на членов саммита, и на «икс-ассенизаторов», и на жену, и на тещу, и… Дальше можно приписать все, что придет в голову. В общем, если Президент на кого и не злился, то лишь на черноморских катранов. И то только потому, что эти самые мелкопакостные акулы на глаза ему почему-то не попались и на ум не пришли. Они вообще никуда не ходили, а только по Черному морю плавали!

– Игорь Сергеевич, если вы сейчас внятно говорить не начнете, я начну внятно слушать ваш рапорт с просьбой о переводе в начальники Чукотки, – с присущей ему выдержкой рявкнул Президент.

От этого крика у пилота заложило уши, он получил легкую контузию и не уронил вертолет в море только потому, что впал в ступор и не мог шевелиться. Ну а поскольку пилот вертолета был тренированным летчиком-рецидивистом – десяток ходок за звуковой барьер когда-то имел – то справился со своим ступором он раньше, чем вертолет понял, что им никто не управляет.