Пацук, еще раз окинув взглядом небольшой и абсолютно пустой двор посольства, пристроился у двери чуть правее Кедмана, кивком дав понять старшине, что готов действовать. Шныгин ухмыльнулся и одним мощным ударом выбил массивную дубовую дверь. Есаул, даже не дав двери опуститься на пол, швырнул в фойе посольства две световые гранаты, призванные ослепить любое существо в одной, отдельно взятой комнате, и следом за ними влетел сам. Перекувыркнувшись через голову, Микола откатился к левой стене, а за ним внутри комнаты оказался Кедман. Американец одним прыжком преодолел все свободное пространство и застыл на другом конце фойе, взяв на мушку стеклянную дверь, ведущую на лестницу. И только тогда в комнату вошли Сара и старшина.
Дальше все было просто и эффективно. Кедман, застывший сбоку от стеклянной двери, ударом приклада разбил ее. Сара швырнула на лестницу дымовую гранату и переместилась за спину американца, а Пацук со Шныгиным тут же ворвались в закутанный дымом лестничный пролет. Микола застыл на ступеньках, держа под прицелом второй этаж, а старшина бросился вниз, стараясь прижиматься к стене. Добравшись до еще одной двери, точной копии той, что закрывала инопланетный бункер в Москве, старшина застыл и сообщил по рации, что вокруг все чисто. Только тогда Кедман сменил есаулу на лестнице, и Микола с сержантом Штольц спустились вниз.
– И что делать будем? – поинтересовался украинец, не найдя около бронированной двери ни табличек, ни звонков. Шныгин в ответ только пожал плечами.
– Насколько я могу судить… – начала было говорить Сара, но Пацук перебил ее.
– На десять гривен ты судить можешь, на хуторе близь Диканьки, – буркнул он. – А потому, ваша честь, лучше помолчите. А то воно ж знаете, как бывает, когда глупая баба из Иерусалима судить кого-то берется?.. Понтий Пилат в гробу переворачивается и зубы из верхней челюсти у себя рвет.
– Насколько я могу судить, – бросив на Миколу презрительный взгляд, продолжила Сара, прекрасно знавшая о трудностях, возникших с такой же дверью в Москве. – Стены вокруг косяков сделаны из вполне обычного бетона. Может быть, попробовать их взорвать.
– А что, блин, мысль! – поддержал ее старшина. – Микола, закладывай пластид вокруг двери, еври бади!
Пацук что-то невнятно буркнул себе под нос о том, насколько евреи в последнее время умными стали, и принялся выполнять распоряжение старшины. Ну а чтобы взрыв получился направленным, Микола прорезал лазером пазы в бетоне и закладывал взрывчатку в них. Через пару минут все было закончено. Вся группа отошла на один лестничный пролет вверх, и лишь затем Пацук подорвал заряд.
Грохота от взрыва почти не было, зато вот пыли хватило. Дверь пару секунд неподвижно стояла на прежнем месте, заставив всю троицу затаить дыхание, а затем с грохотом рухнула внутрь, взметнув в воздух плотные клубы пыли. «Икс-ассенизаторы» тут же помчались вниз, торопясь в корне пресечь любое возможное сопротивление, но увидели лишь одного-единственного кристаллида, задумчиво глядевшего во вновь образованный проход.
– Вот и скажите теперь, пожалуйста, какого трямхряйкера мне нужно было ловушку в проходе устраивать? – грустно поинтересовался пришелец у спецназовцев. – Я ведь даже дверь отрытой для вас оставил. Думал, войдете внутрь, как цивилизованные существа, а я вас тут и прихлопну. Нет, им все поломать нужно! Ироды, три штамбрукера вам за пазуху…
И с этими словами уродливый инопланетянин бросился на грудь Саре Штольц. И отнюдь не для того, чтобы поплакаться в жилетку! Кристаллид своими клешнями схватил девицу за энергоскафандр и дернул ее на себя. Микола, стоявший к израильтянке ближе, чем старшина, попытался перехватить пришельца в броске, но смог лишь слегка задеть его, и кристаллид, вцепившийся в Сару, рухнул спиной на вырванную с корнем дверь. Оная конструкция, до этого державшаяся в подвешенном состоянии лишь на честном слове и тумбе крепления генератора энергетического поля, просела, выворачивая стойку с корнями из фундамента. Раздался короткий треск, и свет в комнате погас.
– Группа, что случилось? – тут же раздался в наушниках голос Раимова. – Вижу на мониторах картинки Слона и Енота. Почему у остальных темнота?
– Е-мое, похоже, еще одно задание выполнили, – пробормотал себе под нос Пацук, а затем фыркнул. – Шеф, сейчас усе будет! Медведюга, включай фонарь.
Шныгин почти одновременно с Пацуком включил фонарик, встроенный в ложе ружья прямо под стволом. Два узких, но очень ярких луча высветили из темноты Сару Штольц и копошащуюся под ней бесформенную массу кристаллида. Причем, это чудище инопланетное изо всех сил продолжало тянуть в разные стороны скафандр на груди девушки. Пацук присвистнул.
– Репа, тут похоже интим начинается. Может, выйдем, чтобы людям не мешать? – предложил он.
– Эй, урод, ты что там делаешь? – пнув по ноге пришельца, поинтересовался у него старшина.
– Личинку откладываю, – тут же доложил тот. – Сейчас отложу, а через два часа она изнутри этого гуманоида сожрет и вырастет в полноценного кристаллида…
– Ну я же говорю, интим начался, – фыркнул есаул. – Правда, у нас на этот дело обычно девять месяцев уходит, – а затем ткнул Шныгина в бок. – Репа, раз нашу девицу все равно изнутри теперь жрать будут, может, пристрелим ее, чтоб не мучилась? А заодно и этого урода вместе с ней…
– А вот этого не надо! – тут же испуганно заорал кристаллид. – Я уж лучше сдамся и поклянусь, что личинок в людей откладывать не буду.
Пришелец выпустил Сару и девица, рывком вскочив на ноги, тут же повернулась к есаулу. Выражения ее лица за забралом гермошлема Микола, конечно, разобрать не мог, но Штольц ему помогла, популярно объяснив в прямом эфире, что она думает о есауле в частности и все мужиках вообще. Шныгин после этой тирады удивленно присвистнул, а подполковник задумался о том, не стоит ли ему обновить свой словарный запас.
– И я тебе скажу, Барсук, – закончила свою фразу Сара, назвав украинца его эфирным позывным. – Если хочешь когда-нибудь узнать, что такое интим, никогда не снимай энергоскафандра, пока тебя с базы не отчислят. В противном случае для постижения новых знаний у тебя не будет иметься в наличии кое-каких нужных частей организма!
Хохот «икс-ассенизаторов» свидетельствовал о том, что тираду девицы, обращенную к Пацуку, оценили по достоинству. Не смеялся, естественно, лишь один есаул. Микола вообще предпочел бы сплюнуть после такого страстного обещания в свой адрес, но вовремя вспомнил, что гермошлем еще не приспособлен для того, чтобы плевки изнутри вытирать. Поэтому украинец только вздохнул и, заломив кристаллиду клешни за спину, потащил его на свежий воздух. От греха в лице Сары подальше!..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Старушка-Земля. Хотя, пардон, мадам! По галактическим меркам вы еще и в возраст девичества не вошли. Первый атом будущего ядра стартовой клетки зародыша эмбриона базы «икс-ассенизаторов», если считать по той же временной шкале. Ну а уж то, что показывают часы в бункере, и вовсе временем считать неприлично. Так, плюнуть да растереть!
В этот раз Раимов ни на кого не орал, бойцов не отчитывал и наряды во все стороны не раздавал. Напротив, подполковник пребывал во вполне добродушном настроении. Причин для этого было несколько. Во-первых, удачно выполненное задание. Во-вторых, конфликт бойцов с Сарой Штольц, похоже, если и не сошел на нет, то по крайней мере пошел на убыль. Ну а главной причиной благодушного настроения начальника базы было то, что его боевая группа вновь работала в полную силу. Раимову-то причину приостановки действий «икс-ассенизаторов» никто, естественно, не объяснил. Вот подполковник и решил, что кое-какие методы проведения операции его бойцами начальству не понравились, и большие шишки решили если и не свернуть проект, то уж его отстранить от командования, точно! Однако благодарность, полученная от командования за освобождение Пекина от энергетическо-инопланетных захватчиков, сняла камень с души командира «икс-ассенизаторов». Теперь можно было вздохнуть спокойно, что подполковник и сделал. Но только после того, как поговорил с бойцами.
– Благодарю за службу, бойцы! – заявил Раимов, едва «икс-ассенизаторы» предстали пред его карими очами. – Завтра, до вечера, от занятий и тренировок все могут быть свободны. Отдыхайте! Разбор полетов проведем на следующий день, перед ужином, – и, круто развернувшись, подполковник исчез в штабе.
– Скупердяй! – буркнул ему вслед Пацук. – Наградил, называется. Ни тебе ста грамм фронтовых, ни увольнения к бабам, ни даже медальки несчастной не дал. Отдыхайте, говорит! В тюремную камеру бы еще для отдыха посадил, Чингисхан Мамаевич Хренов! – и бухнулся на колени, принявшись театрально заламывать руки. – Господи, да что же ты за людей вокруг меня наплодил? Как воно ж жить дальше можно, если даже татарин и тот – еврей!
– Агент Пацук, я хоть и не собирался кого-нибудь сегодня нарядами обвешивать, но, видимо, к тебе это опять не относится, – тут же вместо господа ответил есаулу по внутренней связи Раимов. – Два наряда вне очереди, агент Пацук…
– Товарищ подполковник, а вы до пульта от двери бегом бежали? Боялись шоу пропустить? – ехидно поинтересовался есаул, поднимаясь на ноги, и тут же поспешил подтвердить, что размер очередного наказания он усвоил и готов к его исполнению.
– Вот и молодец, – похвалил его подполковник. – Жду тебя завтра после подъема в тренажерном зале. Побежишь «десятку». Чтобы тебе отдых тюремной камерой не казался, мать твою имиджмейкером к Боре Моисееву.
Услышав такое заявление командира, Шныгин фыркнул, но тут же натянул на лицо максимально серьезное выражение. И сделал это старшина отнюдь не из-за проявившейся на физиономии украинца склонности к каннибализму. Просто Сергей, наученный горьким опытом, решил наступить на горло своему смеху, дабы не оказаться завтра утром рядом с есаулом на беговом тренажере.
Шныгин так сильно боялся лопнуть от распиравшего его смеха, что поспешил спрятаться от всех подальше. Поэтому первым и добрался до оружейной комнаты, первым переоделся и раньше всех умчался в кубрик. А вот Пацук, напротив, снимать энергоскафандр, помня о страшном обещании Сары Штольц, не спешил. Пару минут есаул с сержантом Моссада играли в гляделки, а затем девушка мило улыбнулась, быстро избавилась от доспехов и оставила Пацука в одиночестве.
– Вот и гарно, – облегченно вздохнул Микола и принялся стаскивать с себя порядком надоевший энергоскафандр, но, избавившись от верхней части доспехов, остановился.
– А может, мне трусы из этого материала у японца заказать? – после некоторых раздумий сам у себя поинтересовался украинец. – Кто ее знает, что у израильских разведчиц на уме? Никогда ж не знаешь, как воно все может обернуться!..
Ответа на эти философские рассуждения Пацук, естественно, не дождался, поскольку был в полном одиночестве, брошенный всеми, в том числе и видеокамерами наблюдения, на произвол судьбы. Впрочем, в одиночестве Микола оставался недолго – ровно столько времени, сколько понадобилось на высвобождение из скафандра, укладки снаряжения в шкаф и марш-броска до душевой. Есаул хотел быстренько помыться, а затем уже спокойно отдохнуть, однако и здесь его ждало разочарование. У дверей душевой толпились трое бойцов, а изнутри комнаты доносился плеск воды и веселые песнопения на иврите. Это галантный Зибцих настоял на том, чтобы девушку пропустили вперед.
– И за что же ей такой почет и уважение? – ехидно поинтересовался Микола, останавливаясь рядом с сослуживцами. – Помаранчей объелись, или как?
– Кого объелись? – оторопел Кедман, русская бабушка которого явно не предполагала, что ее внуку когда-нибудь придется общаться с украинцами. Остальные, впрочем, тоже по мове не ботали.
– Не обращайте на Сало внимания, – махнув рукой на Пацука, посоветовал старшина. – Это он заговаривается. От расстройства помидоры с саранчей скрестил…
– Сам ты заговариваешься, москаль репчатый! – завопил Микола так громко, что Сара, приняв его голос за сигнал тревоги, с испуга выключила воду и прислушалась. – Вы что, совсем с ума посходили? Что вы с этой еврейкой нянькаетесь? Забыли, как она нас на Луне обмануть пыталась? Всю группу продала за тридцать сребреников?..
Однако, к удивлению Пацука, сослуживцы его праведный гнев не разделили и воодушевления от вдохновенной речи есаула явно не ощутили. Более того, на лицах все трех спецназовцев появилось такое снисходительное выражение, какое бывает у психиатра при разговоре с душевнобольным в случае безнадежного рецидива у оного. Но если от мягкотелых Кедмана и старшины Пацук еще ожидал чего-то подобного, то выходка Зибциха, считавшегося до сего момента верным другом, соратником и партайгеноссе, едва не ввергла есаула в ступор.
– Микола, успокойся, – попробовал его урезонить ефрейтор. – Успокойся и подумай еще раз. Кого Сара продала? Разве она сделала что-нибудь такое, из-за чего мы погибнуть могли? В чем она виновата? В том, что приказы своей Родины выполняла? Ты ведь тоже наверняка получил задание собирать для своей страны любую информацию, касающуюся этого проекта.
– Во-во, блин! Поэтому Сало и психует, – хмыкнул Сергей. – Ему своим спецслужбам продать ничего не удалось. Они все бесплатно забрали, еври бади.
Пацук снова хотел заорать, но передумал. Глядя на физиономии сослуживцев, есаул понял, что спорить с ними бесполезно. Все трое спецназовцев были готовы принять Сару в полноправные члены команды, и никакие доводы разума на их решение повлиять не могли. Сам Микола считал, что доверять Штольц нельзя, и менять свое мнение так же упорно отказывался. Даже несмотря на то, что оставался в полном одиночестве.
– Ну-ну. Думайте, что хотите, но когда она вас предаст, не говорите, что я вас не предупреждал. – буркнул есаул и, круто развернувшись, пошел в кубрик.
Ситуация в группе накалялась. Горела синим пламенем, как кот в микроволновке, и лучше всех это понимал Раимов, видевший всю сцену с Пацуком в главной роли от начала и до конца.
При этом подполковник даже своего слова не нарушил. Он, конечно, обещал не вести наблюдения за комнатами отдыха личного состава, однако про коридор жилого отсека, где и развернулось все действо, речи никогда не шло. Именно поэтому Раимов знал о конфликте, но вмешиваться не стал.
Конечно, подполковнику не нужно было вдалбливать в голову прописные истины о том, что сплоченность или разобщенность коллектива в боевых условиях может иметь решающее значение. Раимов знал это прекрасно. Но он так же понимал и то, что никакими санкциями или поощрениями нельзя заставить бойцов доверять друг другу. Тут нужно было действовать более хитро, и Раимов усмехнулся. Подполковник уже знал, что ему следовало сделать!
О коварных замысла Раимова ни Микола, ни даже Сара Штольц ничего ни сном ни духом не ведали. Поэтому они продолжили свои нехитрые занятия. Девушка, осознав, что орет не тревожная сирена, а встревоженный есаул, спокойно продолжила мыться, пытаясь переварить то немногое из речи Пацука, что ей удалось разобрать через дверь душевой комнаты. Микола с тем же спокойствием завалился на свою кровать в кубрике и принялся упиваться своим недоверием к смазливой израильтянке и обидой на излишнюю доверчивость сослуживцев. А тем временем в коридоре зрел заговор.
– Мужики, надо что-то с этой сладкой парочкой делать, – предложил Шныгин, внимательно посмотрев на Зибциха и капрала. – Так дальше продолжаться не может, блин!
– А что тут думать? Скрестить их нужно, и все проблемы сразу решатся! – заявил американец и заржал, как сивый мерин, которому вожжа под хвост попала.
Однако шутка Кедмана одобрения у друзей не нашла. Зибцих наградил его сочувственным взглядом, еще более печальным, чем тот, который он подарил Пацуку, а старшина и вовсе пальцем у виска покрутил. Капрал еще секунд тридцать весело ржал, неизвестно на что надеясь, а затем прокашлялся и замолчал. Шныгин благодарственно похлопал его по плечу.
– Еще предложения будут? – поинтересовался старшина.
Ответа не последовало. Зибцих лишь пожал плечами, показывая, что в данной ситуации арийская логика бессильна, а Кедман вновь набрал полную грудь воздуха, явно намереваясь ляпнуть очередную глупость. Однако, наткнувшись на ледяной взгляд старшины, американец решил промолчать и поддержал ефрейтора, так же беспомощно пожав плечами. Шныгин усмехнулся.
– Тогда, слушай сюда, еври бади, – проговорил он и повернулся к видеокамере. – Товарищ подполковник, не могли бы выключиться минут на пять? У нас тут секретное совещание.
– Вот мать твою к Штирлицу радисткой! – изумился Раимов, озвучив свое удивление на весь коридор. – И в кого ты, Шныгин, такой умный пошел?
– В пра-пар-прабабушку, – буркнул старшина. – Она все триста лет татаро-монгольского ига диверсии оккупантам на дорогах устраивала. Ее еще потом по ошибке Соловьем-разбойником прозвали.
– Ага. А при Александре Невском ее в бабу-ягу переименовали! – окрысился в ответ Раимов. – И вообще, агент Шныгин, парочку нарядов вне очереди не хочешь?
– Не хочу, – честно признался старшина. – Но все равно попрошу вас наблюдение с коридора снять.
– Слушай, Шныгин, у тебя среди родных мордвы нет случайно?
Упрямый ты больно, – проворчал подполковник, но наблюдение с коридора снял. Все-таки хоть инициатива в армии и наказуема, но некоторые порывы подчиненных стоит поощрять.
А Шныгин, дождавшись, пока красный глазок на камере погаснет, жестом позвал Кедмана и Зибциха поближе, намереваясь объяснить спецназовцам, что именно он задумал… Ох, знал бы Пацук, что против него и начальство, и сослуживцы собираются предпринять, навеки забаррикадировался бы в спальном кубрике. Да еще и мины перед дверью бы заложил!
К несчастью для себя, Микола остался в неведении относительно коварных планов соратников в борьбе с инопланетными оккупантами. Бедный украинец ни сном ни духом не ведал, что ждет его впереди, поэтому совершенно спокойно позволил друзьям войти в кубрик. Более того, Пацук даже вежливо ноги поднял, когда тетя Маша, то бишь ефрейтор Зибцих принялся подметать полы. Впрочем, больше никаких знаков внимания сослуживцы от есаула не дождались. Пацук даже в душевую вместе с остальными не пошел. Вместо помывки он скрылся в комнате отдыха и целых два часа тупо пялился на экран телевизора, лишив Кедмана возможности посмотреть баскетбольный матч из серии плей-офф НБА. Причем, исключительно из вредности, естественно, отошел от телевизора и пошел в душевую только тогда, когда матч закончился, и из всех удовольствий баскетбольной баталии капралу достался только финальный счет на табло.
– Сергей, может быть, поторопимся с нашим планом? – жалобно попросил Шныгина американец. – Я так долго не выдержу. Если эта белая задница еще раз меня без баскетбола оставит, я ему столько слабительных в сало напихаю, что он потом вообще на одном месте сидеть не сможет.
– Не дергайся, блин, – осадил друга старшина. – До завтрашнего вечера как-нибудь протянешь. А там, когда все будет готово, еври бади, и начнем!
Несчастному, обездоленному и осиротевшему без баскетбола Кедману только и оставалось, что взлохматить свою прическу невероятных цветов, горестно вздохнуть и запастись терпением. Капрал надеялся, что хоть вечерний матч на спортивном канале ему удастся посмотреть, однако и тут его ждало разочарование. На этот раз в лице Раимова, который самым бессовестным образом в восемь часов пополудню приказал все явиться на общее собрание. Американец, хоть и готов был выть волком, и тем же самым волком подполковника на запчасти разгрызть, спорить с начальством был не приучен. А потому выполнил приказ беспрекословно. Зато Пацук со Шныгиным устроили скандал. При этом начал ругаться украинец, а на орехи досталось старшине.
– Товарищ подполковник, вы же нам обещали отдых до завтрашнего утра, – возмутился Микола.
– Чрезвычайные обстоятельства, – заявил в ответ Раимов, который, между прочим, об этих чрезвычайных обстоятельствах уже часа три знал!
– Да у вас, блин, все время какие-нибудь обстоятельства, – фыркнул Сергей. – То одно придумаете, то другое. А на самом деле, вы, Василий Алибабаевич, просто обещания свои выполнять не умеете. Фронтовые сто грамм нам уже сколько месяцев обещаете? И что мы за это время на самом деле получили?
– Ты лично – еще два наряда вне очереди! – отрезал возмущенный командир.
– Да хоть четыре, – ляпнул не менее возмущенный коварством начальства Шныгин.
– Хорошо, четыре, – согласился с ним подполковник. – Вот все четыре и будешь отрабатывать завтра утром вместе с Пацуком. Еще вопросы есть?
– Никак нет! – рявкнул в ответ старшина. А что ему еще оставалось?..
В актовом зале народу было ровно столько, сколько и обычно. Ни больше, ни меньше. В президиуме вновь сидел Раимов, неизвестно как успевающий попадать на собрание раньше, чем «икс-ассенизаторы» добегали в зал из жилого кубрика, и профессор Зубов. Последний являлся главой научно-исследовательской части проекта и формально раздавал приказы ученым. Чем именно на самом деле занимался профессор, практически для всех оставалось тайной за семью печатями. Тем более что разобраться во взаимоотношениях ученых военному человеку было просто не под силу. И если кто-то из бойцов не считал всех до единого ученых сумасшедшими, он это тщательно скрывал.
Кроме пятерки «икс-ассенизаторов» и двух уже упомянутых выше руководителей проекта, в актовом зале были еще два человека, то есть доктор Гобе, психиатр, языковед и крупнейший на Земле специалист по внеземным культурам, и японец Хиро Харакири, для простоты общения считавшийся просто самым крутым компьютерным гением всех времен и народов. Интерьер зала составляли закрытый занавесками стенд для наглядных пособий, трибуна для докладчика, так ни разу и не использованная, и пустые кресла в количестве не менее двадцати штук, кстати сказать, очень даже удобные.
Старшина, уже получивший четыре наряда на пути в актовый зал, зарабатывать еще парочку за прибытие в данное место последним явно не хотел. А потому успел по дороге обогнать Кедмана с Зибцихом, ушедших далеко вперед, не говоря уже о Пацуке, который почему-то на собрание не торопился.
Причина такой медлительности есаула выяснилась довольно быстро. Раимов уже было открыл рот, чтобы выдать Пацуку те самые два наряда вне очереди, без которых Микола просто жить не может, но тут же сообразил, что в актовом зале кого-то не хватает. Пересчитывать бойцов подполковнику было мучительно больно, но когда он все-таки закончил подведение арифметических итогов, пропажа нашлась сама. И ею оказалась Сара Штольц.
Оказалось, что девица после душа решила просушить волосы, нанести на лицо боевой макияж и заняться косметическим ремонтом роговых наростов на конечностях, попутно слушая доисторический «Offspring» в наушниках. И если первые три благородных занятия израильтянки причиной ее опоздания никак служить не могли, то из-за того, что Раимов позабыл включить тревожную сирену, созывая бойцов на собрание, слушавшая музыку Сара его устного распоряжения не разобрала. Ну а когда девица выяснила, что в кубрике никого нет, CD-плейер, оказавший хозяйке медвежью услугу, был подвергнут наказанию и заключен под арест в тумбочку сроком на несколько часов. Однако плейер – плейером, а наказать опоздавшего бойца, согласно устоявшейся традиции, подполковник был просто обязан. Но стоило ему только открыть рот, как Пацук вскочил со стула.
– Товарищ подполковник, я думаю, такое безответственное отношение к воинскому долгу заслуживает самого сурового наказания! – отрапортовал он, заставив удивленную нижнюю челюсть Раимова стукнуться о столешницу. – Предлагаю расстрелять агента Штольц без суда и следствия, а ее останки выслать за границу, без права дальнейшего появления на территории России, Украины и прочих государств мирового сообщества, вплоть до Израиля. А то воно ж как бывает? Сегодня девица приказа командира не услышала, а завтра врага проспит, птичек заслушавшись, и бац, придется всей группе цельноцинковые костюмы в пошив заказывать. А оплачивать их кто будет? Опять государство?..
Если бы кто-нибудь из присутствующих на собрании знал, как сильно подполковнику хотелось заорать и сколько ласковых матерных слов у него во рту исключительно для Пацука скопилось, ни за что бы не поверил, что Раимов сможет в такой ситуации сдержаться. Однако невероятное случилось! Подполковник не только не заорал, но даже единого матерного слова из себя не выдавил. А все из-за того, что согласно плану Раимова, вопли в адрес есаула могли послужить обострению конфликта между Миколой и Сарой. Поэтому подполковник только побагровел, но от ругани сдержался… Психолог-самоучка! Мог бы и у Гобе проконсультироваться.
– Агент Пацук, сядьте на свое место и помолчите, – даже перейдя на «вы», предложил есаулу Раимов и повернулся к застывшей в дверях Саре Штольц. – А вам наряд вне очереди за опоздание. Займите свое место.
Сара, расстреляв глазами Пацука, возмущенного до глубины души мягкостью наказания, примененного к опоздавшей, прошла в зал и села в кресло, расположенное максимально далеко от есаула. Раимов, переведя взгляд с одного на другую, укоризненно покачал головой, но от комментариев опять отказался. Вместо этого он прокашлялся и постучал ладонью по столу, привлекая к себе всеобщее внимание. Зубов, до сего момента что-то сосредоточенно писавший на листе бумаги, встрепенулся. Взъерошив волосы, и без того располагавшиеся на голове в хаотичном беспорядке, наглядно иллюстрирующем хаотичное броуновское движение молекул, профессор вскочил со своего места.