— Так, если ты нас ждал, то, наверное, и план мероприятий разработал? — поинтересовался у тлатоани Рабинович, когда все закончили есть. — Что у нас на сегодня намечено?
   — Вот это я понимаю, умение отдыхать! — удивился Чимальпопоке. — Конкретно я ничего не готовил. Просто Уицилопочтли посоветовал мне сделать всё, что вы попросите. Но если говорить обо мне, я бы хотел услышать о ваших приключениях. Верховный бог сказал, что вы немало путешествовали…
   — Сказочников нашел? — недовольный такой перспективой, поинтересовался Жомов. — А в зубы не хочешь?
   — Вот это я понимаю, умение вести диалог! — фыркнул Чимальпопоке. — Ладно, не хотите со мной беседовать, говорите, что вам надо?
   — Сначала покажи нам, где наши апартаменты, — потребовал Сеня. — Нам с друзьями надо отдохнуть с дороги и кое-что обсудить, а затем решим, что будем дальше делать.
   — Как скажете, — пожал плечами тлатоани. — Вам отдельные комнаты или вы вместе предпочитаете спать?
   — Ты чего гонишь? Мы тебе что, извращенцы, чтобы вместе спать? — оторопел Ваня. — Или у тебя кроватей не хватает?
   — Он имел в виду, спать не в одной кровати, а в одной комнате, — вместо ацтека разъяснил омоновцу Рабинович, а затем повернулся к Чимальпопоке. — Комнаты разные, но чтобы все три были рядом. Ясно?
   — Яснее ясного, — развел руками тлатоани и поднялся из-за стола. — Пойдемте, я вам всё покажу. Да, и до разговора с Уицилопочтли выдавайте себя по-прежнему за соратников Кецалькоатля. Так проще будет… — И возражать ему никто не стал.
   Дворец Чимальпопоке оказался действительно огромным. Пока вся группа шествовала через него, люди даже немного подзабыли, в каком положении они оказались. А всё из-за того, что Попов не уставал восхищаться росписью стен, лепниной и резьбой колонн, выслушивая разъяснения от ацтекского тлатоани; Рабинович успевал подмечать, где и какие драгоценности находятся (так, для общего образования и для того, чтобы было что рассказать потомкам); а питавший слабость к армейским порядкам омоновец с удивлением отмечал довольно сносную выучку караульных, поставленных едва ли не у каждой двери дворца.
   Сами комнаты оказались ничуть не менее шикарными, чем вся остальная обстановка жилища Чимальпопоке. Судя по большому количеству украшений, цветов, тонких тканей и ароматам, витавшим в воздухе, ранее их занимали особы слабого пола, кстати, неизвестно куда девшиеся, но поскольку апартаменты тянули почти на класс «люкс», никого судьба их прежних владелиц не взволновала. В общем, спальными местами все остались довольны, и Сеня, поблагодарив Чимальпопоке, отправил его подальше. Едва тлатоани ушел, как Рабинович, выставив Мурзика у дверей в качестве противоподслушивающего устройства, начал военный совет.
   — Ну и что вы по поводу этого всего думаете? — поинтересовался он у друзей.
   — Ну, если все эти портьеры ободрать и стены зеленой краской выкрасить, вполне нормальная казарма получится, — первым отозвался Жомов, обводя взглядом комнату, где собрались все путешественники. Кинолог застонал.
   — На голове густо, а в голове пусто. Да Ивана хоть побрей, будет тот же дуралей, — констатировал он. — Жомов, я не об обстановке спрашиваю, а о том, что нам Чимальпопоке рассказал.
   — А-а! Ты об этой ерунде? — удивился омоновец. — А чего тут думать? Появится завтра этот Уицил непочатый, заставим его нас в Эльфабад вернуть, а там с Обероном разберемся. Чего может быть проще? Тем более он нас не ждет и подготовиться к встрече не успеет.
   — Значит, ты думаешь, этот чудик нам правду рассказал? — с нескрываемым скепсисом в голосе поинтересовался Рабинович.
   — А мне уже можно говорить? — Все с удивлением обернулись к Горынычу, о котором немного подзабыли в последнее время. — Разговаривать, спрашиваю, можно или продолжать из себя трахилоплюща на свистуиариусе строить?
   — Чего ты и на ком строить будешь? — оторопел Жомов.
   — Никого и ничего. Это просто образное выражение. Не обращайте внимания, — отмахнулся обоими крыльями Ахтармерз. — Я вот что хотел сказать. Конечно, исходя из чистой, дискретной логики, опираясь на факты, изложенные нам представителем местного населения, следует признать, что, рассматривая сложившуюся ситуацию через призму абсолютной абстракции, мы можем сделать выводы, идущие вразрез…
   — Тпру! — заорал на него омоновец. — Ты, профессор бракованный, нормальным языком говорить можешь?
   — Я нормально и разговариваю. Не моя вина, что вы к своему примитивному и ограниченному диалекту привыкли, — обиженно буркнул Горыныч, начал было раздуваться, но затем передумал. — Так и быть, сделаю скидку на то, что далеко не каждый гуманоид… — увидев жомовский взгляд, трехглавый троечник запнулся, — …не каждый человек в состоянии понять культурную речь. В общем, по-моему, ситуация ясна! Оберона чистоплотным никто ни в одной вселенной никогда бы не назвал. Если вопрос стоит о спасении его мира, он пойдет на всё. И это даже если учитывать то, что исправить положение можно, просто отстранив его от власти и отправив в ссылку. Ну а если он извещен об угрозе своему личному положению, действовать будет еще более жестко. За несколько тысячелетий к власти, видите ли, сильно привыкаешь…
   — Тебе-то откуда это знать? — усмехнулся Попов.
   — Между прочим, средняя продолжительность жизни особи моего вида равняется примерно трем-пяти тысячам лет по вашим меркам, — надменно произнес Ахтармерз. — Я, может быть, постарше всех вас, вместе взятых, буду, — и тут же сделал поправку: — Правда, согласен, что в данный момент мой интеллект находится на одном уровне с большинством из вас.
   — Ну это еще прапорщик на воде вилкой написал, — не согласился с трехглавым умником Жомов. Горыныч уже собрался вступить в дискуссию, но не успел — вмешался Сеня.
   — Так, самовосхвалениями и взаимными сравнениями потом заниматься будете, — осадил спорщиков Рабинович. — Мы сейчас о другом разговариваем, если вы помните.
   — Да нечего тут обсуждать, — ответил за всех Андрюша. — Нам же Чимальпопоке всё по полочкам разложил. Да и с Ахтармерзом я согласен. Оберон вполне на такие гадости способен. Тем более, заставив нас совершить изменения в пантеоне богов этого мира, он и еще одного зайца убьет, — эксперт сделал паузу, подождав, пока на лицах товарищей появится надлежащая степень удивления. — Он нас заставит к себе на работу пойти.
   — Это как? — не понял Ваня.
   — А вот так! — фыркнул Андрей. — Жомов, тебе же ацтек объяснил, что если мы не помешаем Оберону, в нашем мире произойдут самые невероятные изменения. Представь, что, вернувшись домой, ты узнаешь, что у тебя жена не Ленка, а твоя теща. Захотел бы навсегда в таком мире остаться?
   — Да ни за что! — возмутился омоновец. — Ленка у меня, конечно, не ангел, но по сравнению с тещей она просто Красная Шапочка и Белоснежка в одном флаконе.
   — Вот я и говорю, — довольно усмехнулся Попов. — Мы дома появимся и увидим такое, что тут же обратно к Оберону вернемся и будем умолять, чтобы он нас на работу взял.
   На некоторое время в комнате повисла тишина. Наконец Рабинович заговорил.
   Правда, перед этим он, как и остальные, тщательно обдумал то, что скажет. Если рассуждать логически, его друзья были правы. Оберон уже не раз использовал путешественников вслепую, даже не намереваясь поставить их в известность о своих планах. Могло и сейчас быть так. Вот только несколько моментов не давали Сене полностью согласиться с тем, что правитель эльфов снова бессовестно эксплуатирует российских милиционеров.
   Во-первых, вопрос, как мог повелитель эльфов узнать, куда именно Андрюша захочет отправиться? Рабинович прекрасно знал, как многое могут сделать эльфы, но в чтении мыслей ранее они замечены не были. Конечно, могло получиться так, что намерения Оберона и желания Попова просто совпали, что правитель эльфов так или иначе собирался заставить ментов выбрать именно этот мир, но в такие совпадения кинолог верил с трудом.
   Собственная Сенина версия происходящего выглядела не менее, если не более, бредово. Рабинович подумал, что кто-то из этого мира пытается подтолкнуть их к свержению Оберона. Для этих целей неизвестный, пусть, к примеру, тот же Уицилопочтли, устроил в своей вселенной такие жуткие беспорядки, что повелитель эльфов был вынужден принять меры и для решения новой проблемы привлек ментов. Но и тут существовали сомнения. Ведь обычно троица российских милиционеров действовала в тех местах, где возникали катаклизмы из-за совершенных ими же самими поступков. Даже если Уицилопочтли и знал о подвигах путешественников, рассчитывать на то, что к нему зашлют именно их, было с его стороны верхом глупости. Вот и получалось, что ни в одной из двух версий концы с концами не вязались.
   Вторым камнем преткновения в рассуждениях кинолога было неэтичное поведение Оберона. Нет, Сеня не сомневался, что повелитель эльфов мог отправить их куда угодно, по каким угодно причинам, не объяснив истинных целей путешествия. Настораживало другое! Исходя из всех тех фактов, которые были ему известны, Рабинович считал, что Оберон всегда пытался действовать так, чтобы в любой вселенной сохранялся нормальный порядок вещей. Для него было главным, чтобы история любого мира не менялась.
   Конечно, когда на кону стоит существование собственной вселенной и миропорядка в целом, можно принести в жертву кое-какие параллельные миры, чтобы сохранить общее равновесие. В свете этого неэтичность действий Оберона можно было бы вполне объяснить. Вот только Сеня был не уверен, что положение в Эльфабаде настолько катастрофичное. Всё-таки рассказал им о трагедии человек, крайне далеко стоящий от эльфов, их проблем и того, насколько сами хозяева Эльфабада были в состоянии их решить. И если у Оберона не всё так плохо, как рассказали ментам, именно их действия по смене власти у эльфов могут оказаться губительными для Земли.
   В общем, как сказал бы знакомый Сенин судья, стоит выслушать обе стороны, прежде чем объявить тот приговор, который ты заранее придумал. Рабиновичу страшно хотелось побеседовать с Лориэлем или еще, кем-то из тех эльфов, с кем приходилось сталкиваться ранее. Но вот только маленький перепончатокрылый наглец почему-то носа в эту вселенную не показывал. И это тоже не толковалось однозначно! Либо отсутствие Лориэля действительно говорило о серьезных проблемах у эльфов, либо кто-то усиленно старался помешать Оберону наладить связь с путешественниками. Этим кем-то вполне мог быть и Уицилопочтли. Всё-таки в этом мире он был у себя дома и вполне мог способствовать блокировке МП-переходов.
   — Ну, что скажете? — поинтересовался Сеня, нарушив общее молчание.
   — А что тут говорить? Шею намылить этому Оберону нужно, — заявил омоновец, уже давно все для себя решивший. — Да только за одни мысли о том, чтобы меня на теще вместо Ленки женить, его берцами трое суток пинать надо. И то этого маловато будет…
   — Ваня, давай, ты над экзекуциями для эльфов в свободное от работы время подумаешь, — обреченно вздохнул кинолог. — Я спрашиваю, верите вы тому, что Чимальпопоке говорил, или нет?
   — Думаю, я выскажу общее мнение. В данной ситуации не верить местному жителю, явно знающему больше нас, нет никаких оснований, — заявила средняя голова. Две остальные согласно кивнули, а вместе с ними и сотрудники российской милиции. — По крайней мере, до тех пор, пока не появятся какие-нибудь другие версии происходящего, изложенные не менее компетентными информаторами.
   — Вот именно, что компетентными! — рявкнул Рабинович. — Что-то я сомневаюсь в информированности Чимальпопоке, а вы слишком легковерными стали. Между прочим, еще до недавнего времени вы были убеждены, что вас сюда отдыхать отправили!
   — А ты сомневался. Молодец, хвалю за прозорливость, — улыбнулся Попов. — Сеня, все ошибаться могут. И ты тоже. А пока мы с Уицилопочтли не поговорим, может быть, просто отдыхать будем? Что бы там ни случилось, боюсь, потом времени для расслабухи у нас не будет.
   — В натуре! — поддержал друга Ваня. — Хватит голову ерундой раньше времени забивать. Пошли, Сеня, в кабак, расслабимся. Заодно посмотрим, что в городе творится. Может быть, разогнать кого-нибудь надо… Или к порядку призвать.
   Поначалу Сеня просто взбесился от такого предложения. Он, видите ли, глобальные проблемы решить пытается, а эти оглоеды, которым кроме набивания своего живота и чужой физиономии ничего больше не нужно, развлекаться надумали. Первые несколько секунд после поступления предложений от Жомова с Поповым кинолог даже хотел обоим своим сослуживцам физиономии начистить (ближайшим золотым тазом, к примеру), но затем от своего намерения отказался. И таза было жалко, и понял, что прогуляться по городу действительно не помешает. Всё-таки в планы Рабиновича входило собрать максимум информации о местных делах до того, как путешественники встретятся с Уицилопочтли, а сделать это, не выходя из комнаты, было весьма проблемно. Поэтому прогулка в город состоялась.
   Для начала, правда, потребовалось найти выход из дворца Чимальпопоке, чего сделать самостоятельно менты не смогли. И не потому, что страдали географическим кретинизмом и абсолютно не ориентировались на местности, а от того, что Сеня не хотел лишний раз показываться на глаза тлатоани. Известная доблестным милиционерам дорога лежала как раз через тронный зал и один из личных покоев ацтека. Поэтому, чтобы найти другой выход из дворца, путешественникам требовалась чья-нибудь помощь. Никаких звонков, хлопушек, гонгов и прочих сигнальных устройств, заставляющих обслуживающий персонал любого дворца являться вовремя в нужное место, обнаружить никто не смог, поэтому Попов ничего другого не придумал, кроме как высунуться из дверей и заорать.
   Так как Андрюшу никто не успел остановить, а он сам позабыл, во что может вылиться его рык, к последствиям это привело вполне предсказуемым. Первыми пострадали лепные украшения стен коридора и настенная же роспись. Первые дружно осыпались на пол, а со вторых разбежались в неизвестном направлении все персонажи, оставив позади себя порушенные дома, вывороченные с корнем деревья и вышедшие из берегов реки. Получилась картина апокалипсиса. По крайней мере, археологи ее потом за таковую и приняли.
   Следующими под ударно-звуковой волной, исторгнутой криминалистом, погибли резные двери, закрывавшие вход в коридор, где располагались комнаты путешественников. Их просто сорвало с петель и намертво впечатало в противоположную входу стену. После чего во дворце то и дело возникала путаница — кто-нибудь постоянно пытался в эти двери войти и, поскольку прохода за ними не было, разбивал лоб о стену.
   По пути двери зацепили двоих охранников, беспечно несших дежурство прямо за закрытыми створками. На свое счастье, придворные (или придверные?) стражи пошли в полет несколько ниже сорванного с петель дверей и не оказались навечно замурованными в стену прямо следом за ними.
   Для создания полной картины учиненных Поповым разрушений следует упомянуть и некоторых других пострадавших. В их число вошли два домовых, проводивших медовый месяц в параллельной вселенной. Домовые как раз обсуждали кое-какие семейные проблемы, когда их накрыла поповская волна. И поскольку оба не поняли, кто именно их мог ударить, списали всё друг на друга. Ссора разгорелась нешуточная. По дворцу Чимальпопоке стали летать тарелки, сковородки и скалки… Так и появился полтергейст.
   Легкими ушибами, сотрясениями и несовместимыми с жизнью травмами отделались кувшины, плошки, миски и статуэтки. Позже, когда аборигены узнали, кто именно принес стихийное бедствие во дворец, эти пришедшие в негодность предметы разобрали на сувениры, но поначалу прислуга решила, что началось землетрясение, и в спешном порядке покинула здание. Вот так, вместо того чтобы найти провожатых, менты остались в абсолютном одиночестве. Если, конечно, не считать самого Чимальпопоке, который оказался единственным существом, прибежавшим на зов Попова.
   — Вот это я понимаю, оружие массового поражения! — изумился тлатоани. — Я, блин, конечно, помню, что вам развлекаться сам разрешил, но зачем же дворец-то так уродовать. Ему еще до Кортеса дожить нужно, да еще чтобы и для археологов чего-нибудь осталось, — и застыл, удивленно потерев лоб. — А кто такие Кортес и археологи?
   — Кони в пальто! — заставив ацтека застыть в изумлении, рявкнул в ответ Рабинович, у которого после крика криминалиста всё еще звенело в ушах, и повернулся к Попову. — Андрюша, ты когда-нибудь хоть что-то нормально сделать можешь? На хрена так орать нужно было? Еще что-нибудь такое выкинешь, будешь во дворце торчать, пока мы с Ваней в городе развлекаемся.
   — А он просто хочет, чтобы я ему свисток на чайнике эпоксидкой залил, — предположил омоновец, тоже прочищая уши.
   — Да забыл я, во что тут мой крик вылиться может, — Андрюша выглядел искренне расстроенным. — Сами меня заболтали, а теперь еще и жалуются.
   — Поп, еще чего-нибудь забудешь, я сделаю так, что тебе вообще ни о чем помнить не придется, — пообещал Жомов и хотел было конкретно обрисовать способ, каким именно собирается добиться желаемого результата, но в разговор вмешался Чимальпопоке.
   — Так это, значит, ты и есть тот вопящий великан, про которого мне ополченцы говорили? — ткнув в Андрюшу пальцем, удивился тлатоани.
   — Ты хоть ко мне не приставай, урод, чтоб тебя раком заклинило на холодной печи! — рявкнул Попов на ацтека, сам поняв, что сказал, но было поздно. В коридор верхом на русской печке въехал Емеля.
   — Холодную печь вызывали? — поинтересовался он.
   — Сгинь! — завопил на него криминалист.
   — Поздно, — покачал головой Емеля. — Сначала заказ надо выполнить.
   Не обращая внимания на оторопевших ментов; водитель холодной печи спрыгнул на пол и вразвалочку подошел к впавшему в транс тлатоани. Сграбастав аборигена в охапку, Емеля что есть силы врезал Чимальпопоке по желудку, заставив его принять указанную Поповым позу, а затем закинул на печь и завалил дровами. Ацтек, пораженный до глубины души, даже не пискнул.
   — Так, теперь следующее. Что ты там сказал, удавить его надо? — спросил у Попова Емеля, кивнув головой в сторону Чимальпопоке.
   — Сгинь, говорю! — взорвался ревом Попов. Те предметы обихода дворцовой обслуги, что еще не были приведены в негодность, от второго Андрюшиного залпа окончательно разрушились. Однако Емеля, стоявший прямо на пути взрывной волны, даже не шелохнулся. Только волосы на голове да рубаха на пузе затрепыхались под звуковой волной.
   — Понял, исчезаю, — кивнул головой водитель печи. — Его с собой забирать?
   — Нет! — бесновался криминалист. — Сам сгинь, печку забирай, а ацтека поставь на место и приведи в божеский вид.
   — Как скажешь, — пожал плечами Емеля.
   Затем запрыгнул на печку, смахнул оттуда Чимальпопоке вместе с дровами и, развернув свое транспортное средство, скрылся в неизвестном направлении. Менты так и не сдвинулись с места, пока тлатоани не застонал и не начал барахтаться под поленницей. Выстрелив в сторону криминалиста испепеляющими взглядами, Жомов с Сеней бросились спасать Чимальпопоке и, выкопав его из-под кучи дров, удивленно застыли — вождь ацтеков и правитель Теночтитлана был плотно упакован в саван.
   — Это что за хрень? — оторопел омоновец.
   — Ну так Андрюша же просил, чтобы Чимальпопоке в божеский вид привели, вот и получайте. Наверное, именно так пред богом и предстают, — меланхолично пояснил Рабинович, а потом заорал на криминалиста: — Поп, еще раз какую-нибудь ерунду ляпнешь, честное слово, отрежу язык и местным собакам скормлю. Мой Мурзик такую дрянь есть точно не станет!
   Может быть, Андрюша и мог бы что-нибудь возразить на подобное спорное утверждение друга, но благоразумно решил промолчать. Всё-таки бед он натворил уже немало и, осознавая, насколько реальна была перспектива остаться во дворце в одиночестве, рта не открывал. Да еще неизвестно, как поведет себя Чимальпопоке, когда его, наконец, выковыряют из савана и поставят на ноги! Может быть, справедливо расстроенный явно не королевским обращением тлатоани обидится на ментов и, не дожидаясь пришествия Уицилопочтли, пойдет на них войной. Не один, конечно, а вместе с армией. Которая, кстати, не преминула появиться, обеспокоенная за оставшегося во дворце во время «землетрясения» вождя. Увидев, что странные пришельцы что-то непотребное с этим самым вождем вытворяют, солдаты опустили копья и поперли в атаку на ментов.
   — Стоять! Смирно! — заорал на них Чимальпопоке, голову которого к этому времени Сеня успел освободить. — Разойдись по постам. Дворец оцепить и до моего особого распоряжения никого не впускать и никого не выпускать из него, — а затем повернул лысую татуированную черепушку к насторожившимся ментам. — Превентивная мера. Не нужно, чтобы меня кто-нибудь в таком виде узрел. Мысли нехорошие подчиненным в голову могут полезть.
   Еще пару минут потребовалось доблестным сотрудникам российской милиции, чтобы распутать вождя ацтеков, запакованного ничуть не хуже египетской мумии. Причем в этой операции принимали участие не только Жомов с Рабиновичем, но и Горыныч с Мурзиком. Последнего, впрочем, Сеня быстро отогнал к Попову, застывшему в позе раскаивающегося грешника, да и Ахтармерза чуть позже отправил туда же. А когда еще и Чимальпопоке принялся давать советы, как его вытащить из савана, Рабинович, уже замученный этим своеобразным гордиевым узлом, едва лично не придушил тлатоани теми кусками савана, которые к тому моменту удалось от ацтека отделить. Спас положение Жомов, слегка тюкнув Чимальпопоке по темечку.
   — Спасибо, конечно, Ваня, тебе большое, но больше так не делай, — посмотрев на бесчувственного тлатоани, поблагодарил Жомова кинолог. — Не дай бог, стряхнешь ему остатки мозгов, а этот урод нам еще в здравом уме нужен. Если у него, конечно, есть этот ум.
   — Обижаешь, начальник, — усмехнулся омоновец. — У меня удар ювелирный, рассчитанный точно до грамма. Знаю, когда и как бить нужно. Через пару минут этот чудик очнется и даже не поймет, что без сознания был.
   — Это меня и беспокоит, — буркнул Сеня, продолжая извлечение Чимальпопоке из савана. — Слишком многие после твоих ударов понимать реальную действительность отказываются.
   Как и предсказывал Жомов, вождь ацтеков пришел в себя ровно через две минуты и сразу попытался продолжить что-то советовать ментам, но увидев себя освобожденным от пут, удивленно хмыкнул и поднялся на ноги. Обведя путешественников самодовольным взглядом, тлатоани авторитетно заявил:
   — Вот это я понимаю, руководство! Парочку указаний вам дал, и сразу с задачей справились, — и задумчиво почесал затылок. — Что я вам хотел сказать?.. А-а, да! Вы, конечно, можете развлекаться, как вам хочется, но делайте это подальше от моего дворца. Может быть, вам по городу походить? Там и делайте всё, что хотите. Только храмы не трогайте. На их ремонт потом средств до фига уйдет.
   — Учтем твои замечания, если выведешь нас из дворца, — вынес контрпредложение Рабинович и кивнул в сторону Горыныча. — Андрюша, надень на этого дитятку маскхалат и пошли с нами. Только предупреждаю, чтобы никаких криков и прочих чудес больше не было!
   Попов обрадованно кивнул головой и бросился упаковывать Ахтармерза в пернатый наряд, чему тот хоть и не обрадовался, но противиться не стал. А потом все трое, вместе с Мурзиком, догнали чуть ушедших вперед Рабиновича, Жомова и Чимальпопоке, вместе с ними выбравшись наружу из дворца.

Часть II
Нигде наша не пропадала!

Глава 1

   Не нужны мне златые горы…
Крез после общения с ОМОНом

   Если вы удивляетесь тому, что я остался с Поповым, когда мой хозяин ушел вперед, то зря! Просто Сеня от излишних раздумий, видимо, немножко зарвался. Посудите сами, сначала хотел меня жомовскими гениталиями накормить, затем за дверь выставил часового из себя изображать, пока их сиятельство совещание проводят, а затем и вовсе наорал, стоило мне только попытаться помочь хозяину несчастного Чимальпопоке из савана выпутывать. А я, между прочим, отлично видел, за что именно потянуть нужно, чтобы в одну секунду эту проблему решить… Вот и скажите, имел я право на него обидеться или нет?
   Кто сказал, что обижаться на начальство чревато тяжелыми последствиями для заработной платы? Это Сеня-то у меня начальник? Если я ему собой командовать иногда позволяю, это не значит, что он на ступеньку выше по иерархической лестнице находится. У нас с ним, между прочим, симбиоз. Он для меня в магазине продукты покупает и выполняет все прочие функции, которые мне недоступны, а я ему посильную помощь оказываю и, кстати сказать, жизнь не раз спасал. И вообще, мы сейчас не наши отношения с Рабиновичем обсуждаем, а о происходящем в Мезоамерике говорим…
   Стоит заметить, что ничего я и не пропустил, когда за дверями находился. Это у людей слух не идеальный, а у меня уши функционируют вполне прилично, и я разобрал каждое слово, которое на совещании произнесено было. Честно сказать, даже не знаю, что по этому поводу думать. Сенин скепсис был вполне понятен, но он в силу своего характера и национальности никогда особо доверчивым и не был. Разве что когда напьется. И то ненадолго! То есть, даже если бы моему Рабиновичу сказали, что водка горькая, он отказался бы верить, пока сам не попробовал бы ту самую конкретную водку, о которой ему говорили. Поэтому его недоверчивости по отношению к словам вождя ацтеков я ничуть не удивился.