Лютый Алексей. Рабин Гут. Эльдорадо — не награда

   — По повелению Чимальпопоке, наместника Уицилопочтли на Земле, эти двое преступников будут принесены в жертву великому богу-ягуару, — зычным голосом провозгласил он. — Сей муж обвиняется в нападении на тлатоани и организации попытки переворота. Ну а поскольку он является приближенным Кецалькоатля и почти богом, то признается достойной жертвой Вездесущему Уицилопочтли. Женщина, стоящая рядом с ним, известная всем тольтекам Тласолтеотл, богиня греха и порока! — после этих слов толпа просто взвыла. — Она обвиняется в совращениях и убийствах молодых людей, разжигании греховности горожан и насаждении в Теночтитлане пороков. И она будет первой богиней, принесенной в жертву на этом алтаре, и пусть Уицилопочтли благосклонно примет ее жизнь и вырванное из груди сердце!
   Вой толпы перешел в дикий рев. Жомов с Рабиновичем совершенно не понимали, почему предавшая их девица, оказавшая Уицилопочтли большую услугу, оказалась приговоренной к смерти, но, переглянувшись, без обсуждения решили, что оставить ее умирать они не желают. Пусть это из-за нее они оказались в таком тяжелом положении, но смерть была бы слишком большим наказанием за ее предательство. И к тому же, раз девица оказалась в опале у ацтекского бога, значит, она была им почти другом. Да и знать Тлала могла вполне достаточно, чтобы облегчить ментам выполнение их главной миссии — поимку Эксмоэля. Правда, ее присутствие несколько меняло планы, но большой проблемы спасение Тлалы не создавало. Если всё пройдет так, как и было задумано, помехой ментам девица не будет.
   — Первым в жертву будет принесен мужчина! — объявил синий жрец, и его коллеги начали ритуал с завываниями и грохотом барабанов.
   Трое жрецов завели дикие пляски вокруг площадки, на которой стоял алтарь. Под их вопли затаившая дыхание толпа увидела, как с Андрея сняли китель, обнажив грудь, и легким нажимом уложили на каменный жертвенник. Попов совершенно никакого сопротивления не оказывал, и, когда трое жрецов, плясавших дикое подобие канкана на вершине пирамиды, замерли, а священник в синей хламиде занес над Андреем ритуальный обсидиановый нож, менты начали действовать.
   Сеня двумя мощными ударами дубинки расшвырял солдат, стоявших перед ним, и бросился наверх, а омоновец, выхватив из кобуры пистолет, одним метким выстрелом разнес в куски каменный нож, сжимаемый жрецом. Тот, увидев обломок в руках и оглушенный грохотом выстрела, показавшимся громом небесным в тишине площади, застыл на месте. И в этот момент, непонятно откуда явившись, над людской толпой пронесся огромнейший Горыныч, видимо, вспомнивший все детские обиды и увеличившийся до размеров товарного вагона. Ахтармерз выдал залп из всех своих огнеметов над головами толпы, кто-то завизжал, а до ментов донесся отчетливый крик Капелькуаля:
   — Кара! Кара Кецалькоатля!! Он послал это создание, чтобы погубить нас!!!
   И тут же, словно подтверждая его слова, над храмом Уицилопочтли появилась гигантская фигура Пернатого Змея. Вскинув вверх руки, тольтекский бог сотворил возле храма небольшой смерч, и, опережая его, на второй заход пошел Горыныч. Толпа истерически заорала и бросилась врассыпную, давя друг друга. И, увеличивая панику, в их ряды врубились гвардейцы, отвешивая замешкавшимся зевакам тумаки древками копий. Мурзик им в этом здорово помогал, покусывая филейные части отстающих. Некоторые особо ретивые солдаты Чимальпопоке попытались было рвануться вслед за Рабиновичем, но Ваня подстраховал друга, раздавая сокрушительные удары дубинкой направо и налево, так и не пустив ни единого человека на лестницу.
   Сеня тем временем пулей влетел на вершину пирамиды и, не мешкая ни секунды, нанес удар жрецу в синем, всё еще застывшему в оцепенении над неподвижным Поповым. Тот рухнул на камни, а Рабинович, даже не посмотрев на него, продолжил движение, направляясь к остальным жрецам. Однако получать дубинкой по головам те явно не хотели и, бросив всё, помчались вниз по противоположной лестнице. Сеня по инерции пробежал вслед за ними несколько шагов, а потом вернулся к Попову. Тот мутным взглядом посмотрел на друга.
   — А я думал, вы меня бросили, — еле слышно пробормотал он.
   — Придурок свиномясый! — обласкал его Рабинович и посмотрел наверх. — Горыныч, тебе придется двоих забирать.
   — А она-то вам зачем? — удивился летающий болтун, делая круги над храмом. — Что, вам проблем с ней мало было?
   — Поговори мне еще, сопляк! — рявкнул на него кинолог, и обидевшийся Горыныч еще увеличился в размерах, хотя казалось, что уже больше некуда. — Сказано, бери, значит, бери. Что еще непонятного?
   — Всё понятно, — проворчала средняя голова Ахтармерза, и он, чуть спустившись вниз, подхватил когтями Тлалу, а за ней и Попова. При этом девицу Горыныч держал за шкирку, а эксперта — за брючный ремень.
   — Далеко я их не унесу, — прохрипел трехглавый самолет.
   — А далеко и не надо! — ответил Сеня. — Лети на север. Как только кончатся поля и начнется лес, сразу садись. Да смотри не урони никого по дороге!
   — Уж как-нибудь без указаний несчастных гуманоидов обойдусь, — буркнул в ответ Ахтармерз и тяжело полетел в указанном направлении.
   — Всё, Ваня, уходим! — скомандовал омоновцу Рабинович.
   К этому времени площадь почти опустела, если, конечно, не считать нескольких раненых и помятых в давке горожан, со стонами валявшихся на мостовой, роты гвардейцев с Ачитометлем во главе, Кецалькоатля и Капелькуаля. Увидев, что главная задача по спасению Попова выполнена, гвардейцы сомкнули строй и, подобрав щиты, оставленные убегавшими солдатами, твердым шагом направились по одной из улиц, ведущей на север. Остальные присоединились к ним. Однако не успели «спасатели» пройти и двух кварталов вслед за убегавшей толпой, как дорогу им преградил отряд ацтекской армии, явно превосходивший гвардейцев по численности.
   — Нас окружают! — тут же крикнул Капелькуаль, показав в сторону площади, откуда на улицу заходил еще больший отряд. «Спасатели» оказались заперты в каменном мешке теночтитланских улиц.
   — Ну что, развлечемся? — хлопнув Кецалькоатля по плечу, поинтересовался омоновец.
   — С удовольствием! — согласился тольтекский бог и вскинул вверх руки…

Глава 5

   Сдаю в аренду отличный дырокол.

Папа Карло

   Ну, это для меня не сюрприз! Конечно, эффект внезапности — хорошая штука, но не могли же мои менты рассчитывать, что Чимальпопоке возьмет вот и так просто нас из города выпустит. Сеня, конечно, говорил о возможности такого поворота событий, но почему-то никто из моих спутников так и не придумал, что мы будем делать, если окажемся в ловушке. А именно в ней мы и оказались.
   Конечно, Уицилопочтли не мог знать о том, что у нас свой трехглавый аэробус имеется, и не дать Горынычу с жертвами в лапах скрыться с места предполагаемой казни, но уж нас-то из Теночтитлана ацтеки явно выпускать не собирались. Без своего бога они, может быть, и не слишком сильные соперники, но численным превосходством нас точно задавят. Тем более, насколько я могу судить по запахам, в город вошла та самая армия, которая недавно сбежала от тольтекских мятежников.
   В общем, дела принимали серьезный оборот, как любят выражаться всякие дурацкие писатели. Конечно, мы могли бы попытаться бежать через дома, рассеявшись по городу, но что-то я сомневался, что этот номер пройдет. Скорее всего, все окрестные улицы блокированы войсками, и нас просто отловят поодиночке и уничтожат.
   Оставалось только надеяться на чудо, вроде появления Лориэля с отрядом эльфийских спецназовцев, но это уже было бы из области фантастики. А так из всего секретного оружия, некогда бывшего у нас в арсенале, остался только немощный Кецалькоатль, поскольку и иерихонская труба по имени Андрюша Попов, и трехглавый огнемет, являвшийся по совместительству начинающим и не слишком умелым магом, временно в наших рядах отсутствовали. Боюсь, ненадолго. Поскольку, как только нас арестуют, Попов с Ахтармерзом живо составят нам компанию на следующей жертвенной казни.
   Думать о плохом мне совершенно не хотелось, но при виде троекратно превосходящих нас сил врага хорошие мысли в голову не лезли. Особенно если учесть, что о наших методах ведения боя и возможностях ацтеки уже должны прекрасно знать, и, вероятнее всего, не станут они с нами церемониться, просто расстреляют из луков или забросают копьями. Ну, если только Кецалькоатль какую-нибудь штучку выкинет, заставляющую метательные снаряды не долетать до цели, мы еще продержимся некоторое время, а затем враги нас просто численностью сомнут. И даже удивительно, что моих соратников это, похоже, не беспокоило. За исключением Капелькуаля.
   — Эх, отсюда и уйти никуда не получится, — вздохнул трактирщик.
   — Не дрейфь, прорвемся! — самоуверенно заявил омоновец и скомандовал: — Рота, сомкнись. Щиты наверх!
   Оказалось, что Ваня, муштруя своих солдат, времени даром не терял. Кое-чему они научились и, услышав приказ, мгновенно выполнили команду, образовав что-то вроде гигантской черепахи. Остальные мои спутники мгновенно укрылись под щитами, и наш отряд пополз вперед, прямо на застывшего врага.
   Как я и предполагал, встретили нас стрелами. Кецалькоатль, внимательно ожидавший залпа, взмахнул руками, и стрелы, все как одна, вспыхнули в воздухе. Затем тольтекский бог наслал на врага три торнадо один за другим. Правда, данные природные явления в исполнении Кецалькоатля получились небольшими, но передние ряды противника разметать они смогли. Затем в ацтеков полетели несколько огненных шаров, и вражеское воинство обратилось в бегство. Жаль только, что ненадолго! Поскольку за ними появился еще один отряд и остановил паникеров.
   — Кецальчик, — рявкнул Жомов. — Поддай им еще жару!
   — Всё. Не могу, — развел руками тот. — Теперь, пока мне жертву не принесут, сделать ничего не сумею. Слаб я стал слишком.
   — И чего тебе в жертву надо? — поинтересовался мой Сеня.
   — Человека. А лучше тысячи полторы, — ответил тольтекский бог.
   — Тьфу, людоед проклятый! А курица тебе не подойдет? — предложил замену Рабинович.
   — Подойдет, — ответил Кецалькоатль. — Только и чудес получите ровно столько, насколько ценной жертва будет. После курицы могу, например, перьями врага засыпать. Вот смеху-то будет!
   — Ладно, придумаем что-нибудь, — буркнул мой хозяин. — Ваня, поторопи своих бойцов! Нужно быстрее сблизиться с этими уродами.
   — Шире шаг, рота! — тут же завопил Жомов.
   Отряд ускорил ход, и тут по щитам застучали первые стрелы. Из-за плотности защиты над нашей головой вниз не попала ни одна, но я сомневался, что дела пойдут так же хорошо, когда ацтеки пустят в ход копья. Видя, что они уже собираются именно это и сделать, я собрался броситься вперед и хотя бы попробовать внести сумятицу во вражеские ряды, но тут произошло чудо, на которое я и надеялся. И этим чудом был наш трехглавый огнемет. Буквально свалившись с неба, он бронепоездом прошелся по вражеским рядам, расшвыряв ацтеков с нашего пути, как волкодав — подзаборных шавок. Я даже тявкнул от радости, хотя и не щенок давно!
   Те из ацтеков, кто не был сметен Горынычем, позорно бежали с поля боя, открыв нам проход. Мы помчались вперед, спеша оторваться от преследователей, и я думал, что Ахтармерз сделает то же самое, поскольку взлететь с земли он не мог, но наш трехглавый броневик вдруг начал жрать всё, до чего смог дотянуться: двери, оконные рамы, тростниковые крыши, шиты и брошенное врагом оружие.
   — Ты чего, сдурел? Нашел время столоваться! — рявкнул на него мой хозяин. — Уходим быстрее.
   — Ага. А прикрывать вас кто будет? — судорожно сглотнув какую-то доску, проговорила средняя голова Горыныча.
   — Так прикрывай. Чего ты жрать-то надумал? — на ходу полюбопытствовал омоновец.
   — Ну, не пойму я вас, гуманоидов, — возмутился Ахтармерз. — Я же вам говорил, что два часа полета у меня всю энергию истощат. Я сейчас даже воздух испортить не смогу, не то чтобы огонь метать.
   — Так жри быстрей, — приказал Ваня. — А еще раз нас гуманоидами назовешь, в лоб дубинкой получишь. В любой, по выбору.
   Горыныч, которому, как и всем остальным, под ацтекские стрелы и копья попадать не хотелось, времени на пререкания тратить не стал, усиленно поглощая всё то, что мог прожевать. Я, чуть отстав от своих, остановился посреди улицы и угрожающе зарычал на наступавших врагов. Мой Сеня тут же принялся истерично звать меня к себе, но я дождался, пока ацтеки сделают залп, и лишь тогда убежал под прикрытие щитов. А к этому времени и Горыныч закончил трапезу. Смачно рыгнув для пробы, отчего улицу заполнила невыносимая вонь, Ахтармерз выпустил в воинов тройной залп пламени. Несколько домов тут же вспыхнули, как спички. Ацтеки попятились, а после второго залпа Горыныча и вовсе с воплями побежали по улице.
   — Ну вот, теперь можно и сматываться, — констатировал наш трехконфорочный керогаз, резко уменьшаясь в размерах. — Эй, меня не забудьте! Может, кто-нибудь на руки возьмет? Я же не угонюсь за вами.
   Жомов просьбу Горыныча тут же выполнил. Рота гвардейцев опустила щиты в нормальное положение и тут же помчалась к выходу из города, словно укушенная. Мои менты не отставали, да и аборигены держались на уровне. В рекордный срок мы проскочили весь пригород и вырвались из Теночтитлана на поля. Встреченная нами на выходе патрульная сотня ацтеков и без помощи Горыныча была мгновенно раскидана по окрестным кустам, обращена в бегство и полностью деморализована. И лишь после этого мы взяли небольшую передышку, чуть замедлив шаг.
   — Ты где Попова с Тлалой оставил? — поинтересовался наконец судьбой спасенных мой Сеня. Горыныч указал направление. — Что они делают?
   — Любовью занимаются, — буркнул Ахтармерз.
   — А вот это здорово! — тут же заржал Кецалькоатль. — Не успели с жертвенного алтаря спастись, как тут же дань жизни отдают.
   — Что ты сказал? — зашипел Рабинович.
   — Кто? — одновременно поинтересовались ацтекский бог и неацтекский юный маг.
   — Ты-то, сопля, откуда о любви знать можешь? — щелкнул Горыныча по носу средней головы Жомов.
   — А вот и могу! Мы физиологию гуманоидных видов уже проходили, — прогнусавил Ахтармерз. — Только я пошутил. Не до любви им обоим сейчас. Они сейчас выглядят хуже, чем махтапутр, когда его водкой обрызгаешь.
   — Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие! — гаркнул мой Сеня, но в голосе у него очень явственно прозвучало облегчение.
   До Тлалы и Попова мы добрались минут через двадцать. Оба сидели под деревом на небольшой поляне и пустыми взорами смотрели перед собой. Такой вид бывает у закоренелых наркоманов после принятия очередной дозы. И я даже не уверен, что оба обмолвились хоть словом друг с другом, да и вообще понимают, где они, что с ними происходит, и что могло бы случиться, не вмешайся мы вовремя в обряд жертвоприношения.
   Что и говорить, в таком состоянии вряд ли оба могли достаточно быстро передвигаться. Но и оставаться в такой близости от Теночтитлана дольше невозможно! Беспорядки и паника в городе долго продолжаться не будут. Очень скоро Чимальпопоке и Уицилопочтли поймут, что мы из их ловушки ускользнули. А когда разогнанная нами дозорная сотня прекратит паническое бегство и доберется до своего начальства, тлатоани сразу поймет, в каком направлении нас искать. Нужно было уходить как можно быстрее и как можно дальше.
   — Эх, поповскую телегу бы сюда, — вздохнул Жомов.
   — Без нее обойдемся. Сейчас сделаем из копей и щитов носилки и будем Андрюху с Тлалой по очереди нести, — заявил Рабинович и тут же заставил солдат осуществить свой замысел.
   Что и говорить, на дорогу выходить мы не решались. Там нас могло ждать всё что угодно. Начиная от войсковых дозоров, кончая самим Уицилопочтли, может быть, уже восстановившим свои силы. Пришлось тащиться по непролазной сельве. Гвардейцы, меняя друг друга, мечами прорубали нам дорогу, а Сеня с омоновцем не отходили от носилок. К моему удивлению, и Кецалькоатль постоянно был рядом с Тлалой, то и дело обеспокоенно касаясь ее лба. При этом тольтекский бог что-то бормотал себе под нос, вроде «эх, мне бы сейчас хоть чуточку прежних сил». Это указывало на то, что положение спасенных было очень серьезным. И я уже начал всерьез переживать за Андрея, как вдруг тот подал голос.
   — И что вы думаете? Если я не иду на своих двоих, то меня и кормить совсем не нужно? — тихо, но отчетливо поинтересовался наш криминалист. — Зачем, на фиг, меня спасать нужно было, чтобы голодом потом уморить?
   — Ого, свинопотам жрать попросил. Значит, теперь точно не сдохнет, — обрадовался омоновец. — Ну что, Сеня, дадим ему поесть или пусть сам себе пропитание добывает. Желуди ищет или корнеплоды какие-нибудь, например.
   — Нет тут желудей, — вяло отозвался Андрей. — И последний раз повторяю, если мне сейчас поесть не дадите, слезу с этих жестких носилок и всем морды набью.
   — Веселый он у вас человек. Только что от смерти спасся, а уже вовсю шутит, — восхитился Кецалькоатль. — Такого великого воина я, пожалуй, к себе на небеса возьму.
   — Нет уж, мне и тут хорошо, — отказался от такой чести Андрей и попытался сесть. — Да даст мне кто-нибудь пожрать, мать вашу!..
   Не знаю, способен ли был Попов действительно сожрать чью-то мать, но выглядел он страшно голодным, осунувшимся и похудевшим. Я даже подумал, что сколько бы денег можно было заработать, продавай мы с Сеней тот наркотик, которым пичкали Попова, в качестве средства для похудания… Видите, до чего честного пса жизнь с Рабиновичем довела? Если дела и дальше так пойдут, останется только и в самом деле к ветеринару обратиться. Пусть усыпляет на хрен! Что я за пес такой буду, если вместо службы начну о коммерции думать?
   Впрочем, я отвлекся. Ставить мне диагнозы было еще преждевременно, а вот судя по внешнему виду Попова, тому скоро могли никакие диагнозы не понадобиться, за исключением справки патологоанатома. Мой Сеня, решив, наконец, сжалиться и над страдающим Поповым, и над замученными вырубкой сельвы гвардейцами, объявил привал. Тут же выяснилась первая проблема. Оказывается, у нас почти нет еды! Худо-бедно, зверски урезав рацион, мы еще могли сегодня поужинать, но вот завтракать нам уже будет нечем. Выхода было два: либо идти к ближайшей деревне и устроить там разбой, либо попытаться охотиться в сельве. Первое решение, как слишком рискованное, отвергли почти мгновенно, и нам осталось только попытаться самостоятельно добыть себе пищу. Жомов с тоской в глазах пересчитал патроны.
   — Маловато осталось, — вздохнул он. — Да и боюсь, не подпустит нас зверь так близко, чтобы я мог не промахнуться из этого пугача. Помповик бы сюда. Или, на худой конец, ТОЗ бы пригодился.
   — Даже и не думай стрелять! — предостерег Ивана мой хозяин. — Ты же своим выстрелом за версту всем объявишь, где нас нужно искать. Уж лучше сразу в Теночтитлан вернуться и сдаться.
   — Ну, не век же ты прятаться собираешься, — отрезал Ваня. — Всё равно когда-нибудь придется назад идти. Иначе где мы Эксмоэля искать будем.
   — Вот об этом и надо поговорить, — хмыкнул Рабинович. — Только сначала пусть твои бойцы дичи нам добыть помогут. А уж затем и разговаривать будем.
   Вот уж не знаю, что мой Сеня имел в виду, когда говорил «помогут». Что-то сильно я сомневался в способности моего хозяина подстрелить кого-нибудь из лука или достать копьем. Что он и доказал, отказавшись идти на охоту и вместо этого занявшись благоустройством лагеря. В том, что нам придется здесь ночевать, сомнений ни у кого не возникало. И, может быть, весь следующий день тоже пришлось бы пробыть на этом месте, пока мои доблестные менты не пришли бы к какому-нибудь единому решению относительно нашей дальнейшей судьбы. Именно поэтому половину отряда отрядили на сбор сушняка и изготовление примитивных шалашей, а остальные отправились охотиться. И мы с Ваней присоединились ко второму отряду, оставив Рабиновича горевать над бессознательным телом бывшей пассии.
   Охота, как бы сказал Кецалькоатль, получилась веселенькая. Вот уж не знаю почему, но никакой живности кроме ящериц, жаб да змей нам долгое время не попадалось. Один раз, правда, далековато, я унюхал кого-то из рода кошачьих да дважды улавливал застарелый след оленя, но кошек есть неэтично, а след был настолько стар, что казалось, будто олени и прочее зверье столько лет вообще не живут на свете.
   Охотники разделились на два отряда и старались держаться подальше от южного направления, откуда мы пришли, и не сильно забирать к востоку, где проходила дорога. Может быть, зверье всё как раз в этих местах и обитало, но я уже начинал уставать от бессмысленного бегания по сельве, как вдруг, наконец, уловил запах оленя. И близко! С подветренной стороны.
   Естественно, добрался я до оленя без труда и думал легко выгнать его на охотников, но не тут-то было! Животное попалось исключительно тупое. В ответ на мое грозное рычание олень только удивленно посмотрел на меня и остался лежать. Пришлось на него заорать, но он такой вид сделал, будто я последний дурак, и разве что копытом у виска не покрутил. Пришлось мне его кусать. Но дурная животина, вместо того чтобы испугаться, бросилась на меня, решив подраться. Связываться с идиотом мне что-то не очень хотелось, и я предпочел смыться. Тем более что всё равно заставил оленя двигаться в сторону охотников, а каким именно способом, роли не играло. И через пять минут у нас уже была вполне приличная туша на ужин. А еще через полчаса мы наткнулись на небольшое стадо, и гвардейцы подбили еще двоих рогачей.
   Когда мы вернулись в лагерь, второй отряд, так сказать, наши конкуренты, уже вернулся назад. Взяли они только двоих оленей, но оба были явно крупнее наших. Обе группы сразу заспорили по поводу качества трофеев, но поскольку весы никто с собой не захватил, Попов, самолично взявший себе роль рефери, зафиксировал ничью.
   — И вообще не знаю, чего вы спорите? — подивился он. — Всё равно я всё съем.
   Конечно, я сильно сомневался, что наш криминалист слопает пятерых оленей, но его зверский аппетит говорил о том, что Андрей приходит в себя. Не радовать это не могло, и волновало лишь то, что Тлала так и не могла отойти от наркотика. То ли ей дозу намного больше, чем Попову вкатили, то ли на богов людские наркотики вообще пагубно действуют, но почти до заката девица находилась в заторможенном состоянии, и Рабинович с Кецалькоатлем от нее почти не отходили. И лишь вечером Тлала пришла в себя.
   — Где я? — едва слышно спросила она.
   — Слава кецалю! — обрадовался тольтекский бог. — Я-то уже боялся, что ты так и останешься в ступоре.
   Мой Сеня тоже облегченно вздохнул и расплылся в улыбке, но тут же помрачнел и посмотрел на девицу.
   — Как ты могла нас предать? — задал мой хозяин идиотский вопрос. «Как могла!» Да так и могла — ртом. Открыла свой рот и предала. Чего тут непонятного? — Мур-зик, фу! — «понял» меня Рабинович.
   — Хороший песик! — пробормотала девица… Спасибочки! Без ваших комплиментов как-нибудь проживу. — Сеня, я не хотела. Он меня заставил.
   — Обычная присказка всех изменщиц, — буркнул Попов.
   — Может быть, дашь ей рассказать? — вступился за девицу неисправимый Рабинович. — Она, между прочим, ничуть не меньше тебя вынесла.
   — Слушайте, вы хоть сейчас-то, когда знаете, кто она такая, может быть, не будете из-за нее ругаться? — предложил омоновец. Оба антагониста хотели что-то ему ответить, но вместо этого просто закрыли рты.
   — Да, я плохая, — констатировала Тлала — будто в этом кто-то сомневался! — и рассказала довольно забавную историю. В смысле, такую сказочно-лживую, что можно было со смеху умереть. Впрочем, похоже, что Тлала врет, считал я один. Остальные слушали ее внимательно и были даже склонны ей верить. Впрочем, судите сами!..
   Идея заслать девушку к нам шпионкой принадлежала Эксмоэлю, который с самого начала не считал нас дураками и опасался, что мы можем что-то пронюхать и перестать играть по его сценарию. Кандидатуру Тлалы предложил уже Уицилопочтли, и эльф возражать не стал. Он не слишком хорошо еще знал персонажей мезоамериканского пантеона и лишь надеялся, что шпионка не подведет. Тлале сказали, что в Теночтитлан прибыли чужаки, замышляющие погубить этот мир, и попросили выведать у них, что они замышляют и как собираются действовать.
   Дальше девица действовала сама. Сама придумала сценарий, выбрала время и место и сделала всё, чтобы мы ей поверили. Наврала, естественно, про вражду с Уицилопочтли, да и про всё остальное. Помните, я еще удивился, как смогла Тлала вычистить платье. Оказалось, она его не чистила. Богиня лишь смоталась к себе домой и взяла другое, хотя нам говорила, что Уицилопочтли дорогу на небеса ей закрыл. Да и вообще, единственной правдой, которую Тлала нам сказала, было ее желание увидеться с Кецалькоатлем. Девица собиралась узнать, как он к нам относится. Затем хотела поведать Пернатому Змею «страшную тайну» о наших истинных планах и уговорить тольтекского бога помочь Уицилопочтли с нами расправиться.
   Однако, по словам богини, за время общения с нами она полностью изменила мнение о нас. Дескать, мы показали себя такими расхорошими, что поверить в наши злые умыслы она не могла. Она видела, что с ее миром действительно что-то происходит, но поскольку началось это задолго до нашего появления, то и в нашу виновность верила с трудом. И как утверждает Тлала, разговор с Лориэлем поставил всё на свои места. Она поняла, кто именно хочет зла Мезоамерике, и едва возвратившись в Теночтитлан, бросилась к Уицилопочтли и попыталась открыть ему глаза, надеясь заставить бога-ягуара порвать с Эксмоэлем. Сначала бог делал вид, что верит ей, и Тлала довольно многое ему рассказала, но затем Уицилопочтли поднял ее на смех, а там и вовсе обвинил в предательстве. Он наложил на нее какие-то чары, заставившие богиню потерять сознание, а сам исчез. А дальше всё было, как в тумане — жрецы, наркотик, жертвоприношение и бегство из города. Конечно, рассказывала она складно. Вот только нет у меня веры к человеку или даже богу, однажды предавшему меня. Может быть, просто воспитали меня так, но если кто-то одной рукой протягивает тебе лакомство, а другой тут же жестко бьет по носу, начинаешь задумываться, а стоит ли вообще брать пищу из рук чужаков! Тлала и была таким чужаком. Один раз, обманув наши ожидания, она спокойно могла поступать так же и далее. Тем более ей, как богине порока, и полагалось быть обманщицей, а никак не святой…