Про Теночтитлан я вам уже много говорил, поэтому расписывать красоты, увиденные нами во время пути в мастерские, не буду. Скажу только об одном, что меня жутко удивило и даже заставило немного завидовать здешним жителям: в городе не было ни одного кота!!! Вот собаки — да, были, пусть какие-то стремные и мелковатые, а котов — ни одного. Кошек, естественно, тоже. А поскольку за всё время пребывания в Теночтитлане я не заметил ни единой блохи, хотя смотрел везде внимательно, то я сделал величайшее открытие в эволюции нашей вселенной: кошки породили блох! И не верьте Дарвину, люди наивные! Хотите избавить своих любимцев от этих ненасытных паразитов, избавьтесь от всех кошек в округе… Но теперь уже, наверное, поздно. Эволюцию назад не повернешь.
   Впрочем, это всё — лирика, к моему повествованию особого отношения не имеющая. Есть кошки или нет, а с блохами нам на Земле мириться или воевать теперь придется. Зато вам не придется два часа втолковывать какому-нибудь тупому идиоту, что такое колесо и на кой хрен оно вообще по жизни нужно. А вот нам такое удовольствие испытать довелось сразу, как только мы вышли из каноэ.
   — А свежая резьба по дереву, а с пылу с жару, не боится никакого пожару! — завопил какой-то бородатый, татуированный, как и большинство ацтеков, тип, подлетая к нам на бешеной скорости. — Балки потолочные, свежие и прочные. Цельные наличники, ацтекам нетипичные…
   — Ша! — осадил мастера омоновец недавно приобретенным у какого-нибудь матроса с затрапезного сухогруза словечком. Потому как Ване чем короче, тем комфортнее. — Андрюха, объясняй.
   Ацтек оторопел от такого поворота событий и проникся невольным уважением к человеку, умевшему столь кратко и емко выражать собственные мысли. Мне даже показалось, что мастер подумывает, а не взять ли ему у Вани пару уроков для оптимизации будущей рекламной компании. Например: «С торгаША — два гроША!» Или: «КамыША для шалаША!» Впрочем, времени для того, чтобы принять решение, у мастерового не было, поскольку рядом с ним тут же оказался Попов и ткнул под нос ацтеку недавно изготовленные чертежи повозки в целом и ее деталей в частности.
   — И какой придурок вам это нарисовал? — ехидно поинтересовался бородач, выдергивая один листок из рук Андрея. — Кто же так ольмекского носатого Чака, бога солнца, рисует?
   В руках ацтека, прежде чем кто-то из моих ментов успел среагировать, невесть откуда появился кусок угля, и он принялся яростно черкать им по листу прямо перед носом у оторопевшего Попова.
   — Вот этот иероглиф вообще здесь не нужен. Загиб носа неверно передан. Его вот сюда надо повернуть, — молниеносно черкая по бумаге, вопил ацтек. — А это разве руки? Где вы видели такие руки? Вот так это делается. А теперь добавим символики. Вот…
   Прежде чем мастеровой успел пояснить, куда и как он этой самой символики добавит, на его черепушку опустилась карающая десница Жомова. То есть не совсем десница. Скорее, ее неотделимое для любого милиционера продолжение. Попросту говоря, «демократизатор». И я, конечно, понимаю, что бить ацтека по темечку Ванюша совсем не хотел. Он просто собирался отхлестать самовольного мастера по рукам его шаловливым, но тот не вовремя нагнулся чуть ниже к листу бумаги.
   — Трындец котенку, — констатировал Попов.
   — Ты про этого, что ли? — кивнул омоновец на бездыханного мастера. — Ну извини, блин, я нечаянно. Ну и хрен с ним, пусть лежит. Другого найдем. Или тебе этот конкретный нужен? — Ваня тут же попытался привести ацтека в чувство, пнув его берцом. — Вставай, мужик. Не фига прикидываться.
   — Ваня, оставь этого убогого в покое. Впрочем, можешь даже еще разок ему по башке стукнуть, чтобы в следующий раз не самовольничал, — проворчал наш эксперт, поднимая с мостовой изуродованный чертеж. — Полдня работы, и всё псу под хвост… Мурзик, извини.
   Вовремя Андрюша поправился, поскольку ни его чертежу, ни корректировкам мастерового аборигена, ни любой другой работе у меня под хвостом делать нечего! Всё, что там должно быть, там и находится. А для остальных вещей найдите надлежащее им применение. Впрочем, на Попова я и не обиделся. Любой бы на его месте расстроился, когда увидел бы, как зверски издеваются над плодами его трудов. Вот я, например, по молодости думал, что Рабинович палку, которую я ему приношу, назло мне обратно выкидывает. Нет бы сказать, что она ему не нужна, так я бы и бегать не стал. Или другую бы палку попросил. Ан нет! Я ему дубину притащу, он меня похвалит, а потом обратно ее выкидывает и требует, чтобы я снова за ней бежал. Это потом я понял, что швыряние палок — основная забава собаководов, а в детстве злился очень и один раз даже хозяина чуть не покусал.
   В общем, на Попова за его слова о том, что у меня под хвостом находиться должно, я не обиделся. Да и трудно на Андрея обижаться, когда его расстроенную физиономию видишь. В такие моменты так и хочется лизнуть его в морду. Дескать, не плачь, дитятко, папка с получки тебе новую игрушку купит, еще игрушечнее этой!
   И такие чувства, судя по всему, разделял не я один. Горыныч, увидев святотатственные действия ацтека на величайшем из произведений российского эксперта-криминалиста, решил данную несправедливость устранить, своим, магическим способом удалив с листа сделанные мастером поправки. Сказав, что сейчас всё восстановит, Ахтармерз закрутился на месте, сплетая косичкой все три свои головы. Наш малолетний маг сначала изменил окраску на ярко-лиловую. Затем от него полетели такого же цвета искры вместе с перьями камуфляжа, а кончились все эти манипуляции тем, что лист бумаги с остатками чертежей просто вспыхнул, как порох.
   — Ой, простите. Я заклинание перепутал, — растерянно проговорил Горыныч, глядя на оставшуюся от поповского шедевра кучку пепла. — Заклинания реставрации и дистанционной аннигиляции всего-то одним словом и различаются…
   — Спасибо, — не слушая его объяснений, обреченно проговорил Андрей.
   — Ну я же говорю, что просто ошибся, — почти заплакал наш трехглавый третьеклассник. — В одном…
   — Да ладно, всё нормально, — успокоил Ахтармерза омоновец и повернулся к Андрюше. — Поп, в натуре, хватит ребенка мучить. Мы и без этих твоих чертежей обойдемся. Язык на что? Объяснишь.
   Но для того чтобы кому-то чего-то объяснить, нужно было кого-нибудь поблизости найти. Все мастеровые этого квартала, высыпавшие было на улицу, едва наше каноэ пристало к берегу, вдруг куда-то исчезли. Видимо, совокупность принятых Ваней мер по пресечению актов вандализма и демонстрация Горынычем зачатков магии оказались слишком сильным раздражителем для психики местных трудяг. Вот они и попрятались кто куда, оставив нам на растерзание бездыханного коллегу по промыслу и конкурента соответственно.
   Поскольку при всём богатстве выбора альтернативы у нас не оставалось, пришлось приводить в чувство имеющегося в наличии ацтека. Сделать это оказалось непросто. То есть очнулся он при помощи Жомова и горшка холодной воды из речки довольно быстро, но вот на ноги подниматься никак не собирался, называя омоновца Мишкоатлем, а Андрюшу с какого-то перепугу величая Шиутекутли, или Толстым богом. На последнее название Попов обиделся и попросил омоновца еще раз тюкнуть мастерового по темечку, но Ваня отказался. Дескать, опять ацтека в чувство приводить — только время терять. И вообще, наш криминалист должен радоваться, что его богом назвали. Пусть и толстым. Так оно даже солиднее.
   В общем, времени и сил на мастерового мы затратили немало и в итоге вынудили его разговаривать с нами человеческим языком, но толку от этого не получилось никакого. Ну не удавалось Попову никак объяснить ацтеку, что такое колесо и с чем его едят. Цилиндр как таковой мастер себе прекрасно представлял, тем более что у него этих цилиндров в виде очищенных стволов деревьев во дворе немало валялось. А вот зачем эти цилиндры на оси надевать, ацтек понять не мог, хоть тресни.
   — Если вам надо чего-нибудь перевозить, я отличную волокушу сделаю, — уперся бородач. — Что вам, богам, неймется? Вечно придумываете всякую ерунду и людей заставляете своим выдумкам следовать.
   — Андрюха, может быть, я ему сам всё объясню? — попросил у криминалиста Ваня, поглаживая дубинку.
   — Не надо. Справлюсь, — отстранил его Попов и заорал: — Делай, что тебе велят, дубина стоеросовая!
   Как всегда, последствия Андрюшиного крика были весьма впечатляющими. Правда, в этот раз обошлось без огромного количества жертв, поскольку кричал криминалист исключительно в сторону мастерового, а тот стоял спиной к реке. После поповского крика по данной водной артерии прошла волна, сравнимая с комнатным цунами. У пары десятков рыб склеились жабры от огромного давления, вызванного звуковой волной «от Попова», а самого мастера подняло в воздух и сбросило на съедение к контуженным рыбам. Те ацтека есть отказались и ушли на дно отлеживаться, а бородача пришлось вылавливать при помощи каноэ, и, когда бедолагу доставили на берег, он еще не до конца пришел в себя.
   — Так и надо было говорить, — пробормотал он, отряхиваясь, словно беспризорная шавка, каких, кстати, тут немало. — Сразу бы сказали, что именно хотите, а то «вырезай такую загогулину, приставь ее к этой закорючке»…
   — На тебя еще раз крикнуть? — риторически поинтересовался наш криминалист.
   — Обойдусь, — отказался ацтек, жалостливо осматривая остатки своей перьевой юбки.
   — Вот и хорошо, — обрадовался Андрей и, как часто это у него бывает после нанесения противнику телесных повреждений, испытал по отношению к нему приступ жалости. — Тебя как зовут-то, болезный? — поинтересовался у мастерового Попов.
   — Недотукаль, — ответил ацтек и хотел еще что-то добавить, но Жомов вмешался в этот диалог, превращающийся в идиллический.
   — Слушай, мне всё равно, кого ты там недотукал или куда недопукал, но если ты сейчас за работу не возьмешься, я тебя так дубинкой приложу, что потом на компрессы целой речки не хватит, — заявил омоновец. — Задолбали, блин, со своей индейской простотой. Мы так еще месяц с места не сдвинемся.
   Мастер, который Недотукаль, уговорам Жомова внял и, оглядываясь, идут ли за ним новые и весьма странные заказчики, поспешил в свою мастерскую. Она, как и почти все здания Теночтитлана, была сделана из камня, но отличалась от многих, видимо в знак профессиональной принадлежности владельца, тем, что тут и там в стены были встроены деревянные детали, испещренные резьбой и какими-то иероглифами. Ацтек не без гордости отворил дверь и пропустил нас внутрь. Помещение, которое занимала мастерская, было достаточно просторно, хоть и завалено всевозможными породами деревьев. Недотукаль попытался похвастаться разнообразием материала, но его древесные сокровища никого не интересовали. Ацтек горестно вздохнул, позвал двух помощников, и работа закипела.
   Честно говоря, было забавно смотреть, как Ваня с Андрюшей, перебивая друг друга, объясняли мастеру, что именно ему нужно делать. В итоге Попов — наш гений конструкторской мысли — разозлился на омоновца и прогнал его вон. Жомов, конечно, никуда не ушел, но советов стал давать заметно меньше.
   Все технические подробности строительства первой в истории Мезоамерики телеги я вам передавать не буду слишком утомительно пересказывать все поповские указания Недотукалю. Достаточно сказать, что времени на работу ушло довольно много, и хотя Андрей с омоновцем больше десяти минут на отдых и обед мастеру не давали, сами поели довольно плотно. Опять же, распотрошив запасы ацтека. Сам я тоже — грешен, каюсь — обедал. Ну а когда закончил доедать тушку какой-то птицы, основная часть работы была закончена.
   Телега, хоть и довольно странной конструкции, могла отправляться в путь, но тут уперся Недотукаль. Дескать, честь профессии не позволяет выпустить из мастерской такой голый, не покрытый резьбой продукт. Ацтек прямо костьми в дверях лег, не давая вывезти нашу карету, и моим ментам пришлось уступить. Тем более всё равно нужно было тягловую силу искать. Вот только где?
   Именно с этим вопросом Андрей и пристал к мастеру, а тот только глаза выпучил, совершенно не понимая, чего от него на этот раз «злые боги» хотят. Нет, ну ладно еще Жомову простительно было такие идиотские вопросы задавать, но когда Попов спросил, где можно достать лошадей, я чуть за хвост себя не укусил. Ну, сами посудите, откуда в Мезоамерике лошади? Уж на что я необразованный, из-за того, что книжки читать не могу, и то знаю, что никаких кобыл и кобылей… тьфу ты, коней в это время там не было. И насколько я смог заметить, или не заметить, если вам так нравится, и других домашних животных нигде и никаких видно не было… Кто сказал: «А как же собаки?!» Это собаки-то животные?!? Да сами вы животные!.. Хотя, может быть, и правда, здешние псы на разумную и интеллигентную расу никак не тянули.
   В общем, относительно домашних животных я оказался прав. Когда Андрюша, услышав в ответ на вопрос, где купить лошадей, непонимающий возглас Недотукаля, хлопнул себя по лбу, дескать, действительно, как я мог забыть, Жомов скривился. А когда ацтек еще и поинтересовался, кто такие быки, верблюды, ослы и ламы, Ваня и вовсе потерял терпение.
   — Ну и что, Поп, допрыгался? — поинтересовался он. — И кто теперь твою телегу повезет?
   — Может быть, каких-нибудь местных бурлаков нанять? — несмело предположил эксперт.
   — Да ты совсем охренел, на людях ездить! — взбесился омоновец от таких эксплуататорских замашек криминалиста. — Может быть, тебе еще паланкин подать, чтобы тебя на руках несли?
   — А что же делать тогда? — окончательно растерялся Андрей.
   — Ты у нас голова, ты и думай, — фыркнул Иван. — Только быстрее. Там, наверное, Рабин уже рвет и мечет.
   И Попов задумался. Мне показалось, что даже слышно стало, как у него шестеренки в башке скрипят. Я заинтересованно смотрел на Андрюшу, ожидая, что же он такого еще изобретет, и что называется, досмотрелся! Попов, исследовав глазами каждый угол мастерской, словно надеясь ответ там отыскать, вдруг остановил свой взгляд на мне… Даже и не думай!.. Но наш эксперт моим предостережениям не внял. Более того, он их неправильно понял.
   — Точно! — хлопнул он себя по лбу. — Спасибо, Мурзик, молодец!
   — Ты что, Поп, перегрелся? — оторопело уставился на него Иван.
   — Нет, выход нашел, — улыбнулся криминалист и, увидев вопросительный взгляд омоновца, пояснил: — Мы на собаках поедем!
   — И ты думаешь, Мурзик твою тушу увезет? — ехидно спросил Ваня. — Да и Рабинович кататься на собственном псе не позволит.
   — Да кто тебе о Мурзике говорит? — воскликнул Попов. — Вон местных собак тут сколько, их и запряжем.
   — А ты что, чукча, чтобы на собаках ездить уметь? — удивился Жомов.
   — Не умеем, так научимся. Правда, телегу немного переделать придется, — заверил омоновца гениальный Андрей и накинулся на мастера: — А ну, быстрей за работу!
   Мастеру, уже замученному Поповым хуже, чем морская свинка домашней болонкой, два раза повторять не требовалось. Схватив свои примитивные инструменты (каменные, между прочим!), Недотукаль бросился к вновь изготовленной карете и принялся терзать ее с самым зверским выражением на лице, какое только доступно человеку. Ну а поскольку взялся он за это дело, не получив инструкций, то вместо инструкций получил дубинкой по рукам. И лишь затем был награжден самыми ценными указаниями.
   Переделка повозки прошла куда проще и быстрее, чем ее первоначальное изготовление. В основном Андрюша, имевший весьма примитивное представление о том, каким должен быть транспорт, в который впрягают собак, свел всё к банальному уменьшению. То есть чуть уменьшил высоту и ширину повозки, но зато увеличил ее длину. Получилась этакая странная тележка, похожая на те, какими пользуются носильщики на вокзалах. Вот только была она изготовлена из дерева, да и колеса, переделывать которые Попов просто не решился, возвышались над тарантасом примерно на треть своего диаметра. Ну еще и оглобли наш криминалист-изобретатель велел убрать. Сыромятных кожаных ремней ацтек ему отыскать не смог, и заменили примерно парой десятков веревок, сплетенных из каких-то растений. По-моему, лиан. По крайней мере, они лианами выглядели.
   Теперь дело осталось за малым: наловить собак и впрячь их в телегу. Скажу честно, что этому безобразию помогать не стал. Я, конечно, понимаю, что и ездовые собаки бывают, и здешние псы, явно не блиставшие интеллектом, мне не очень нравились, но как Ване Жомову было бы неприятно видеть аборигенов, впряженных в повозку, загруженную Поповым и снедью, так и я не горел желанием путешествовать в компании ездовых собак.
   Конечно, будь на месте Попова мой хозяин, может быть, всё бы было иначе. По крайней мере, в финансовом вопросе. А так, едва Андрюша своим зычным голосом объявил на всю округу, что за каждого приведенного к нему кобеля горожане получат во дворце правителя аж по два десятка бобов какао, как всё пространство вокруг мастерской Недотукаля было заполнено ордой аборигенов, притащивших с собой целую свору собак. Вопли, лай, рычание и вой стояли такие, что Андрюша сразу ошалел. На пару минут он впал в прострацию. Сердобольный Жомов попытался помочь другу, но даже его дубинка не смогла разогнать толпу. На место упавшего ацтека, ольмека, тольтека и любого другого «ека» Теночтитлана тут же вставал новый. Да еще и радовался, что смог в очереди продвинуться. И лишь когда Попов пришел в себя, дышать всем стало полегче.
   — Мо-олча-а-ать!!! — заорал криминалист.
   От его крика вокруг сразу образовалась целая свободная улица с переулками. Замолчали все, даже собаки, и Андрюша, махнув в сторону очищенного пространства рукой, спокойно скомандовал:
   — Вот здесь и строиться по одному. Псов сам отбирать буду.
   Честно говоря, выбор был небогатый. Большинство местных шавок и так не отличались статью, а после обещанного Поповым вознаграждения ацтеки мгновенно переловили массу бродячих, голодных и облезлых псов. У Попова с Жомовым ушел почти час на то, чтобы отобрать полтора десятка более-менее прилично выглядевших шавок. И вот теперь началось самое интересное!
   После того как оставшихся разочарованных владельцев псов разогнали, Попов решил запрячь отобранных особей в повозку и совершить первый пробный заезд. Псы, конечно, не парнокопытные и, следовательно, изначально отвращения к Андрюше не питали. Однако это был бы не Попов, если бы не смог заставить ненавидеть себя любую тварь, которая ему волею слепого случая в подчинение попала. Поначалу всё шло довольно тихо. Даже не «довольно», а абсолютно тихо, поскольку впряженные в телегу псы просто улеглись около нее, и всё. Наш криминалист, забравшийся в повозку, взялся их понукать на чукотский манер, выкрикивая понятное ему одному слово «Ек». Псы, естественно, чукотского языка не знали, и лишь удивленно поглядывали то на несчастного погонщика, то на издевавшегося над ним Ваню Жомова.
   Довольно быстро чукотский лексикон русскому милиционеру надоел, и он принялся прикрикивать на собак, понукая их, как лошадей: «Но!» Но и это слово оказалось недоступно пониманию теночтитланским псам. Два или три, правда, дернулись, перепутав, наверное, его с «на», но поскольку собаки побежали не прочь от телеги, а прямо к ней, Попова такой прогресс не устроил. Андрей разнервничался и начал орать на шавок, постепенно повышая голос, что привело лишь к контузии несчастных дворняг и заставило криминалиста временно прекратить обучение.
   Когда же шавки пришли в себя и оказались в состоянии держаться на ногах, Попов придумал для них новое истязание. Где-то он видел, что у погонщиков собачьих упряжек были длинные шесты, и вот такую дубину Андрей и выискал в бездонных запасах древесины Недотукаля. Правда, не зная, что с этим шестом делать, криминалист принялся тыкать свободным концом палки в несчастных собак. Те, естественно, от такого обращения одурели и стали на шест кидаться. В итоге все поводки насмерть перепутались, половина псов едва на них не удавилась, «а воз и ныне там», как сказал по телевизору один политический обозреватель.
   Теперь вы понимаете, что к концу третьей попытки Попова заставить псов себя везти те его возненавидели. Я начал опасаться, что наши ездовые собаки искусают криминалиста до полусмерти прежде, чем я успею их остановить. Вот я и решил в учебный процесс вмешаться. Выскочив впереди стаи, я накрыл их отборным собачьим матом. Те сначала перепугались, а затем, увидев, что их пятнадцать, а я один, забыв о поводках на шеях, слаженно бросились выяснять со мной отношения. Я побежал вперед, и телега так рванула с места, что Попов едва смог на ней удержаться.
   Вот тут и выяснилось, что способа остановки транспортного средства Андрей еще не придумал. Пытаясь затормозить тачку, Андрей сломал шест и едва не сломал себе руку. Я решил ему помочь и, резко остановившись, грозно зарычал на догонявшую меня свору. Мой рык сами знаете как на всяких шавок влияет. Местные псы перепугались и сбавили ход, в результате чего были едва не раздавлены догнавшей их телегой.
   Пришлось Андрюше делать усовершенствования, придумывая для нашей повозки тормоза. Вместе с Недотукалем они провозились довольно долго, но в итоге задние колеса были оснащены устройством, отдаленно похожим на велосипедный ручной тормоз. Теперь можно было бы и отправляться в путь, но кто сказал, что я буду постоянно эту свору за собой тащить? У меня других дел, что ли, нету? Вот я и остался сидеть на месте, как Попов меня ни уговаривал. После моего отказа Андрюша на пару минут задумался, а потом вдруг выдал:
   — Понял я! Этим собакам, чтобы бежать, какой-то стимул нужен, — и повесил на конец шеста приличный кусок мяса.
   Теперь, чтобы местные шавки бежали вперед, упрашивать их не требовалось. Стоило Попову выставить перед телегой шест, и псы, истекая слюной, бросались с места в карьер. После получаса упражнений Андрей добился-таки достаточно сносного управления телегой, и в таком виде мы отправились во дворец: Жомов с Поповым на ездовых собаках, ну а я рядом с телегой, в качестве почетного конвоя. И каково же было удивление парочки ездоков, когда кo дворцу Чимальпопоке мы прибыли одновременно с Рабиновичем, вместе с Тлалой возглавлявшим целую процессию носильщиков. А чему тут удивляться? Я же говорил: Сеня торговаться долго будет, а девушка, не стесненная средствами, мало никогда не купит. Это аксиома. Вот так!

Глава 4

   Продаю ливер по сходной цене.
Гиппократ

   В Европе — это где-то к востоку от Мезоамерики! — есть один забавный народ, именующий себя французами. А забавны они в первую очередь тем, что постоянно ищут женщину, сами не зная, какую именно. Стоит случиться беде, будь то наводнение, война, крушение национальной экономики, забастовка, пьяная драка или уколотый палец, французы констатируют: «Шерше ля фам», что переводится, как «валите всё на баб», и тут же начинают искать женщину.
   Немногим людям достоверно известно, что там за женщины во Франции такие и действительно ли они причина всех несчастий, но в том, что молодая, пусть и только внешне, красивая и претенциозная девушка может начать почти мировую революцию, трое российских милиционеров убедились на собственной шкуре, едва встретились на площади перед дворцом великого Чимальпопоке.
   Поначалу удивились все. Сеня — внешнему виду и движущей силе нового для Мезоамерики средства передвижения, а Попов с Жомовым тому, сколько баулов кинолог набрал им в дорогу. После взаимного выражения собственных чувств и обмена мнениями о способностях друг друга Рабинович с криминалистом перешли, наконец, к обсуждению насущных проблем.
   — Андрюша, я не понял, ты хочешь, чтобы мы вот на этом рыдване ехали, людей смешили? — оторопело поинтересовался кинолог, тыча пальцем в гротескную повозку, на бортах которой ацтекскими иероглифами было вырезано: «Made in Недотукаль».
   — А у тебя есть другие предложения? — хмуро поинтересовался Попов, подозрительно поглядывая на улыбающуюся Тлалу. На ее бортах ничего написано не было, но откуда она «made», было ясно и так.
   — А ты хотя бы других ездовых существ найти не мог? — язвительно спросил Рабинович, кивнув головой в сторону собачьей своры, лениво перебирающей ногами на холостом ходу.
   — Попробуй найди, — отрезал Андрей. — В этой стране нет вообще никаких домашних животных, кроме кур.
   — А курица разве животное? — вмешался в разговор омоновец, которому претило оставаться в стороне от обсуждения столь занимательной темы.
   — Ну, не птица же! — съехидничал Рабинович и повернулся к мрачному криминалисту. — Ну как скажешь, Андрюша. Хочешь ехать на этом тарантасе, езжай. По крайней мере, сгодится вещи везти.
   — Это вот эти вещи? — настала очередь Попова язвить. Андрюша, словно Ленин на броневике, простер руку в направлении баулов. Они товарными знаками помечены не были, и для многих оставалось загадкой, откуда эти вещи появились. Подсказка: с базаров Теночтитлана.