Страница:
— Да прямо сейчас! — заявил мой Сеня. — Возражения будут? Время на сборы надо?
— Дайте мне пару часов, и я к вам в Теотнуакане присоединюсь, — щелкнул клювом Пернатый Змей.
— Только не пробуй улизнуть! Из-под земли достанем, — на всякий случай пригрозил ему омоновец.
— Ну, под землю я точно забираться не собираюсь. С меня и этой пещеры достаточно, — усмехнулся Кецалькоатль и исчез. Без хлопка!
— Когда-нибудь за эту дурацкую привычку, то исчезать без спросу, то без разрешения появляться, кто-нибудь получит по самовару, — задумчиво объявил Жомов и посмотрел на моего хозяина. — Ну что, Сеня, пойдем и мы в дорогу собираться?
Обратный путь до Теотнуакана, в окрестностях которого мы оставили телегу под охраной роты гвардейцев и Капелькуаля с Ачитометлем, занял немного меньше времени, чем у нас ушло на поиски пещеры. Горыныч по дороге попытался вывести собственную теорию относительно информации о мирах, выданной нам Лориэлем, но залез в такие дебри специфических терминов, что мои менты, поначалу слушавшие его с интересом, вежливо попросили третьеклассника заткнуться. Что Ахтармерз и сделал, но от обиды раздулся до таких размеров, что Попов не смог его дальше нести и опустил на землю. Пару минут обиженный трехглавый изрыгатель пламени ковылял своим ходом позади всех, а затем решил, что это крайне неудобный способ передвижения. Уменьшившись в размерах до нормального состояния, Горыныч попросился обратно на руки и после трех минут уговоров добился-таки того, чтобы Ваня Жомов сжалился и взял его к себе.
К всеобщему удивлению, едва выбравшись из сельвы, мы увидели, что карательная армия ацтеков, несмотря на полученный вчера приказ, никуда не делась. Более того, к ней присоединилось и войско мятежников, заняв прежние позиции прямо перед развалинами Теотнуакана. Сеня, до крайности разъяренный таким пренебрежением к собственной персоне и отдаваемым этой персоной распоряжениям, вдвое ускорил ход, и мы почти бегом ворвались в палатку главнокомандующего ацтекских войск. Шипинуаль, естественно, тоже был там, а жрец, еще накануне позорно бежавший от нашего праведного гнева, само собой, отсутствовал.
— Так, я не понял, мои слова вам уже не указ? — тоном самодержца Ивана Грозного поинтересовался у зарвавшихся подчиненных Чимальпопоке мой хозяин.
— Прошу меня простить или наказать, если считаете нужным, но это я приказал командующему армию не отводить, — побледнев, заявил наместник еще не захваченного Теотнуакана. — Увидев, что мятежники вновь собирают свои войска, я побоялся оставить ваш волшебный экипаж под охраной лишь ста гвардейцев. Однако, если теперь вы вновь скажете, что присутствие около города армии великого Чимальпопоке нежелательно, я прикажу войскам отступить.
— Блин, вы только посмотрите, какой он предусмотрительный, — хмыкнул Сеня, которого такая забота Шипинуаля о нашем имуществе явно смутила. — На первый раз я тебя прощу, но, если подобное самовольство еще раз повторится, накажу на всю катушку.
— А что такое катушка? — не понял необразованный секретарь тлатоани.
— Это такая хреновина, на которую я твой язык намотаю, если будешь много говорить! — пообещал Рабинович и вздрогнул от дикого крика, донесшегося до нас со стороны войска мятежников:
— Кецалькоатль!!!
Глава 2
Дружный вопль тольтеков означал, что Кецалькоатль не только сдержал свое обещание, но и покончил со сборами в дорогу немного раньше срока. Это не могло не радовать ментов, но вот то, что случилось следом за появлением Пернатого Змея, наоборот, радости путешественникам не доставило. Едва тольтекский бог возник из ничего поблизости от армии мятежников, как те, не тратя времени даром, ринулись в атаку на вражеские ряды.
Ацтеки к такому повороту событий оказались не готовы. То есть атаки как таковой они ждали, а вот на появление Кецалькоатля совершенно не рассчитывали. Воины, посланные усмирять орду мятежников, стали нервно оглядываться, ища Уицилопочтли или хотя бы своего командарма. А последний в это время растерянно переводил взгляд с Рабиновича на Шипинуаля, теперь уже совершенно не зная, кому из них подчиняться и как реагировать на тольтекскую атаку.
Поначалу Сеня и сам растерялся. Битва между армией тлатоани и мятежниками, поскольку Кецалькоатль был уже найден, в данный момент была совершенно не нужна. Если бы Шипинуаль не проявил своеволие и отправил бы ацтеков куда подальше, сейчас путешественники спокойно отправились бы в обратный путь к Теотнуакану, а теперь, из-за начала битвы, возвращение в столицу ацтеков могло отодвинуться самое малое на сутки. И хотя завязавшееся сражение избавляло ментов от необходимости объяснять Чимальпопоке, как именно был найден Кецалькоатль, Рабинович не желал из-за такой мелочи задерживаться.
— Что ты уставился на меня, как пьяный водитель на гаишника? — рявкнул он на командарма ацтеков. — Труби отступление, и бегите отсюда так, словно вам задницу скипидаром намазали! — а затем повернулся к Попову — Андрюша, только на этот раз орать не смей. Спугнешь Кецалькоатля, я точно у Жомова пистолет отберу и в твоей фигуре лишних дырок наделаю.
Отдав команду, Рабинович тут же выскочил из палатки главнокомандующего, чтобы попытаться остановить наступающую армию мятежников и не дать ей возможности устроить погром. Следом за ним выскочили и остальные. В том числе и Шипинуаль с командармом. Последний заорал на дежурных, приказывая трубить или, скорее, отстукивать отступление, и те дружно ударили в деревянные барабаны. Ацтеки сначала организованно попятились перед несущимися на них мятежниками, а затем и вовсе кинулись бежать со всех ног, бросив на произвол судьбы армейское имущество.
Не прошло и двух минут, как карательное войско улепетывало, показывая пятки мятежникам, а перед несущимися во всю прыть тольтеками осталась только рота гвардейцев, российские милиционеры, Горыныч, богиня да трое аборигенов — Шипинуаль, Ачитометль и Капелькуаль. Мятежники, вошедшие в раж, судя по всему, останавливаться и не думали. Истошно вопя, они неслись вперед, в надежде догнать убегающую армию, а позади них хорошо виден был Кецалькоатль, которого, судя по всему, внезапное наступление тольтеков нисколько не удивило.
— Вот урод! — возмутился Рабинович. — Ну я ему сейчас устрою ласковый май. Горыныч, попробуй задержать этих придурков, а ты, Андрюша, теперь можешь орать. Скажи этому кецалю ощипанному, чтобы остановил своих орлов.
Просить Попова поорать дважды не требовалось. Прочистив горло, криминалист выдал такое эффектное соло, что несколько полуобвалившихся домов на окраине Теотнуакана разрушились окончательно, половина тольтекского войска оглохла, а вторая половина и ослепла. Постшоковый эффект это называется! Те из мятежников, кто ослеп, с разгона налетели на тех, кто оглох, и все вместе дружно устроили самую большую кучу малу в мире. Вот и не пришлось Горынычу никого задерживать, да и услуги самого Кецалькоатля понадобились только для того, чтобы успокоить обезумевших от поповского крика индейцев. Ну а пока те успокаивались, ацтекская армия успела удрать на приличное расстояние, исключавшее любую возможность новой встречи с мятежниками. По крайней мере в ближайшие сутки!
— Ты что же, свинья такая, делаешь?! — полюбопытствовал у Пернатого Змея Рабинович, как только смог до него добраться. — Ты какого хрена позволил этим уродам в атаку идти?
— А что? Весело получилось, — радостно щелкнул клювом тольтекский бог. — Особенно здорово было, когда ваш друг закричал. Честное слово, лет двести так не веселился.
— Я вот тебе сейчас так повеселюсь, что ты до конца жизни в каске будешь ходить и улыбаться, как та девочка, — пообещал Кецалькоатлю омоновец.
— Какая девочка? А она красивая? А то бы я ее к себе взял! Всегда приятно видеть улыбающееся лицо, — заявил Пернатый Змей.
— Ты что, хочешь сказать, сострил? — отстегивая от пояса дубинку, поинтересовался Жомов.
— Да нет, Вань. Просто он анекдот этот не знает, — остановил друга Попов.
— А-а, — разочарованно протянул омоновец. — Ну пусть пока живет тогда.
Впрочем, разочарованным из-за того, что не удалось набить кому-нибудь морду, Жомов оставался недолго. Дело в том, что отошедшие от шока тольтеки мгновенно принялись грабить имущество бежавшей армии, а по незнанию или по глупости попытались растащить и то, что было в поповской телеге. Андрюша такого не стерпел и начал охаживать «демократизатором» наглецов. Жомов, естественно, в стороне остаться не смог и так разошелся, что его смогли остановить только тогда, когда он перебил чуть ли не половину армии, абсолютно прекратив грабеж в брошенном лагере ацтеков.
— Вы бы, это, успокоили немного своего друга, — опасливо проговорил Уичаан, естественно, возглавлявший атаку мятежников. — Мы всё-таки друзья вам, а он зверствует, будто ацтек в ольмекской деревне.
— Без тебя придумаем, что делать, — урезонил его Рабинович. — А вы в следующий раз будете знать, что есть такое слово «дисциплина».
В общем и целом на наведение порядка в рядах мятежного войска ушло около часа, но зато потом тольтеки стояли ровными рядами перед небольшим холмом, на котором расположилось высшее руководство, и ждали, какие последуют распоряжения на ближайший день. Сеня поначалу хотел прогнать от телеги, возле которой намеревался держать военный совет, Уичаана и его верховного жреца, но те так слезно умоляли позволить им немного побыть рядом с Кецалькоатлем, что Рабинович махнул рукой. Дескать, хрен с ними, так даже проще. Потом не нужно будет бегать и их искать, чтобы сообщить о том, какое решение относительно их судьбы и насчет всех остальных мятежников принято было.
Необходимость воинского совета, не запланированного ранее, объяснялась несколькими причинами. Во-первых, что-то нужно было делать с войском тольтеков, окрыленным первым успехом и явно жаждущим новых побед. Во-вторых, Шипинуаль прицепился к Рабиновичу, как банный лист к заднице, и требовал, чтобы Сеня, раз уж выполнил свою часть поручения Чимальпопоке, объявил официально о временном союзе Уицилопочтли и Кецалькоатля и заявил о том, что Шипинуаль назначается наместником Теотнуакана. Ну и в-третьих, дабы в следующий раз избежать всевозможных осложнений, нужно было подробно объяснить Кецалькоатлю, кто он такой и какая роль ему во всех дальнейших событиях отводится. Не сделав этого ранее, в пещере, кинолог теперь здорово раскаивался и намеревался в дальнейшем подобных ошибок не повторять.
Конечно, обсуждать истинные причины похода в Теотнуакан при Шипинуале и вождях мятежников Рабинович не собирался, но надеялся, что Кецалькоатль и так поймет невысказанное. Кстати, наместник тлатоани и Уичаан смотрели друг на друга, словно два лося, встретившиеся в брачный период. И хотя они стояли один от другого на почтительном расстоянии, Сеня откровенно боялся, как бы эти два антагониста не вцепились друг другу в глотку, поэтому сразу предупредил обоих:
— Говорю первый и последний раз! Никаких склок между ацтеками и тольтеками в моем присутствии чтобы не было! Того, кто начнет первый, лично отделаю дубинкой так, что его потом родная мать не узнает.
— А у меня мамы нет, — буркнул Уичаан.
— Тем лучше, — кивнул Рабинович. — Значит, твой труп опознавать некому будет.
Поначалу с войском тольтеков возникли проблемы. Узнав, что их возлюбленный Кецалькоатль направляется в Теночтитлан, тольтеки потребовали, чтобы их взяли с собой. Неизвестно, то ли они подумали, что их бог решил, наконец, расправиться с ненавистными захватчиками, и горели желанием принять участие в решающей битве, то ли просто хотели лично присутствовать на переговорах Кецалькоатля с Уицилопочтли, но отказаться от путешествия в ацтекскую столицу их заставило только категоричное заявление Пернатого Змея о том, что он навсегда откажет в покровительстве тольтекам, если те продолжат упорствовать.
Тут же возникла вторая проблема. Согласившись не идти маршем в Теночтитлан, мятежники категорически отказались признать над собой власть ацтекского наместника, то бишь Шипинуаля. Дескать, только после того как их верховный бог договорится с Уицилопочтли о мире, они скрепя сердце дадут согласие на присутствие Шипинуаля в Теотнуакане. Да и то лишь при условии, что тот разделит власть над провинцией с Уичааном. Ну а поскольку будущее Теотнуакана вместе с судьбой Шипинуаля Рабиновича мало волновало, он согласился с этим требованием мятежников, несмотря на то что экс-секретарь Чимальпопоке возмущенно требовал иного решения. Спорить с ним кинолог не стал, просто велев заткнуться. На что Шипинуаль заявил, что вместе с ментами вернется в ацтекскую столицу и лично пожалуется на них тлатоани.
— Флаг тебе в руки и барабан на шею, — одобрил его решение Рабинович. — Жалуйся кому хочешь, только заткнись, и чтобы твоих стонов я больше не слышал!
Решив две первые и самые главные проблемы военного совета, Рабинович взялся за третью. Ну а поскольку Уичаану и верховному жрецу мятежников делать на холме больше было нечего, он прогнал их вниз, приказав разогнать войско и вообще убраться с глаз долой. Тольтеки немного поспорили, но, поскольку долго настаивать на своем не смели, ушли прочь, предварительно испросив Сениного разрешения на разграбление брошенного ацтеками лагеря.
Рабинович милостиво таковое дал, настрого приказав не прикасаться к палатке командарма, которую оставил для себя. И едва вожди тольтеков ушли с холма, он отправил вслед за ними Капелькуаля, дабы тот проследил за выполнением его приказов, а заодно и произвел инспекцию командирского шатра. Та же участь постигла и Ачитометля, который был удален с совещания под предлогом подготовки гвардейцев к возвращению в Теночтитлан. Ну а Шипинуаля и прогонять не пришлось. Обиженный на весь белый свет ацтек сам ушел с холма, чтобы собрать личные вещи и сорвать зло на нескольких солдатах, служащих отряду знаменосцами и по несчастью отданных в личное подчинение экс-секретарю и несложившемуся наместнику. Теперь, когда посторонних на вершине холма не осталось — а Тлалу за чужую кинолог уже не считал! — инструктаж тольтекского божества можно было начинать.
— В общем, так… Слушай сюда! — привлек к себе внимание Кецалькоатля Рабинович. — Такие проблемы, как сегодня с армией мятежников, мне больше не нужны. Сейчас я тебе объясню, что ты должен делать. Ну а во всём остальном сначала спроси меня, а затем уже пытайся что-то предпринять.
— Только ты подробней ему всё объясни, — вмешалась в разговор девица. — А то у него в голове мозгов не больше, чем у петуха. Да и те только мыслями о наложницах и заняты.
— Молчала бы лучше, ворона, — расхохотался Пернатый Змей, а затем повернулся к кинологу. — Я вообще не представляю, как это вы умудряетесь с ней путешествовать. Она же любого смертного с ума свести может. Вот помню, был такой случай…
— Не нужно подробностей, — остановила его Тлала. — Они еще не знают, кто я такая.
— Вот как? Не может быть! — удивился тольтекский бог и покачал головой. — Ах, да. Я и забыл, что они чужестранцы.
— А кто она такая? — живо задал давно мучивший его вопрос Попов.
— Андрюша, сколько тебе говорить, что девушке такие вопросы задавать неприлично! — вступился за свою пассию Рабинович. — У тебя что, геморрой развивается, оттого что ты специализации Тлалы не знаешь?
— Это у тебя острая умственная недостаточность развилась, — огрызнулся криминалист. — Как это можно столько времени радом с женщиной находиться и даже не спросить, кем она является. Ты же не поведешь к себе домой первую встреченную на улице бабу?
— Ого! Я смотрю, Тласолтеотл, ты уже успела тут маленькую войну развязать, — восхитился Кецалькоатль.
— А тебя это вообще не касается, — рявкнул на него Сеня.
— Да прекратите вы, мальчики, опять ругаться, — Тлала ласково погладила кинолога. — Лучше свою злость для Чимальпопоке и этого вашего эльфа поберегите.
Совету богини вняли. Впрочем, ругаться Сеня с Поповым перестали не столько из-за слов девицы, сколько просто из-за бессмысленности темы. Рабинович знал, что при каждом удобном случае криминалист будет пытаться узнать туманное прошлое богини, а Андрей, в свою очередь, осознавал, что кинолог этим попыткам постоянно будет противиться. По крайней мере, до тех пор, пока Тлала не сделает чего-нибудь такого, что лишит ее благосклонности Рабиновича. Вот так перепалка и затихла, а Попов, решив, что ему интереснее поесть, чем слушать, как кинолог наставляет Кецалькоатля на путь истинный, пошел готовить поздний завтрак или ранний обед. Это уже кому как нравится. Кому никак не нравится, может ходить голодный. Это Попов так сказал!..
Инструктировал Кецалькоатля Сеня долго и нудно. Причем так подробно, что остается только удивляться, как Рабинович не дошел до таких вещей, что на людях ковыряться в носу нельзя и некультурно испускать газы в общественном транспорте. Тольтекский бог, поначалу слушавший кинолога с интересом и забавлявшийся некоторыми наставлениями Рабиновича, под конец инструктажа откровенно заскучал и начал жалеть о том, что вообще согласился помогать чужестранцам в их борьбе против Уицилопочтли и всех прочих отрицательных персонажей. Однако желание узнать, чем закончится вся история, взяло верх над скукой, и Кецалькоатль дочитал книгу до конца… То есть это читатель будет с книгой разбираться, а тольтекский бог просто потопает с ментами в Теночтитлан. Никуда он не денется!
Хоть Рабинович и протестовал против любой задержки, усложнявшей им задачу по нейтрализации Эксмоэля, отказываться от обеда он не стал. Более того, запах еды так раззадорил его аппетит, что уплетал кинолог едва ли не больше самого Попова и уж омоновца точно обставил. Остальные едой тоже не побрезговали, и лишь Кецалькоатль с Тлалой почти к ней не притронулись. И как всегда, Капелькуаль оказался в роли опоздавшего. Отправившись инспектировать палатку главнокомандующего, он так увлекся этим крайне познавательным занятием, что поспел к столу только тогда, когда все остальные почти закончили есть. Трактирщику пришлось глотать пищу, почти не пережевывая, но подобные обеды были ему не в диковинку, и Капелькуаль при этом успевал не только рассказывать Рабиновичу о том, что творится в брошенном ацтекском лагере, но еще и показывать трофеи, добытые в палатке командира карательной армии. Большинство из них Рабиновича не заинтересовали, а вот несколько золотых украшений, нефритовые статуэтки и ожерелье из жемчуга кинолог бессовестно упрятал в собственный дорожный мешок.
— Там они в сохранности будут, — заявил Рабинович в ответ на ехидный взгляд Попова, и тема Сениной скаредности была замята, так и не подвергшись обсуждению.
После обеда было решено выступать. Большинство тольтекских мятежников к этому моменту еще не разбрелись по округе. Увидев, что чужеземцы, а вместе с ними и обожаемый Кецалькоатль уходят, тольтеки все как один бухнулись на колени и, вытягивая руки в сторону процессии, трижды во всё горло прокричали: «Слава Кецалькоатлю!»
— Ох и любят же они тебя, козлик безрогий! — восхитилась Тлала.
— Полюбили бы меньше, узнай они, что я в твоем обществе разгуливаю, крысочка ты драная! — щелкнул клювом тольтекский бог. — Впрочем, всё равно. Я всё-таки божество и делаю то, что хочу.
Попов, косившийся с высоты своей телеги на двух богов, что-то проворчал себе под нос. Сеня, шедший под руку с Тлалой, недовольно посмотрел на криминалиста, и тот в ответ пожал плечами. Дескать, делайте, что хотите, но потом не говорите, что я вас не предупреждал о возможных негативных последствиях! Рабиновича такое отношение вполне удовлетворило, и он спокойно продолжил путь.
Вся оставшаяся часть дня прошла без приключений, заслуживающих хоть какого-то внимания. Кецалькоатль, не привыкший долго ходить пешком и откровенно заскучавший в дороге, довольно быстро нашел себе развлечение, то и дело подкалывая без устали болтавшую Тлалу. Союзником его в этом выступил Андрюша Попов, то и дело не сдерживающийся и тоже позволяющий себе отпустить едкое замечание в адрес богини.
Сене это не нравилось, и он попытался наехать на криминалиста, но за него заступился Кецалькоатль. Тольтекский бог поинтересовался, с каких это пор в России отменили свободу слова? А если Рабиновичу не нравится, что говорят в адрес его подруги, то и ему никто не мешает в ответ отвешивать колкости собеседнику.
Ну а когда из-за этих перепалок едва до драки не доходило, в дело вмешивался омоновец. Оставляя под присмотром Ачитометля роту гвардейцев, он вклинивался между спорщиками и умудрялся встряхивать обоих за шкирку, даже не замедляя хода. Попову, правда, потом приходилось снова забираться на телегу, но напряжение подобные меры воздействия снимали. А Кецалькоатлю, подзуживающему спорщиков и откровенно забавлявшемуся этим, Ваня пару раз обещал носик с ручкой у чайника местами поменять. На время это успокаивало тольтекского бога, а затем всё начиналось снова. И так — до самого вечера. И лишь после ужина затянувшийся обмен любезностями между Поповым и Рабиновичем прекратился.
Утром кинолог с криминалистом, уставшие от вчерашних ссор, продолжать их и не думали. Напротив, пожалуй, впервые с момента знакомства с Тлалой оба просто источали из себя дружелюбие и благожелательность. Рабинович даже предложил Андрею помощь в приготовлении завтрака, но Попов, зная о кулинарных талантах друга, точнее сказать, об отсутствии таковых, вежливо, но твердо от этой помощи отказался.
Эксперт-криминалист сделал всё сам и лишь тогда позволил Семену поучаствовать в раздаче пищи. Ну а когда все почти закончили есть, на поляну, где путешественники провели ночь, нагрянул нежданный гость. И первым на его появление отреагировал Мурзик. Пес предостерегающе зарычал, менты на его голос отреагировали мгновенно, отцепив от пояса дубинки, и, обернувшись, увидели, как к ним со стороны леса шагает разгневанный… Тлалок!
— Ну и кто из вас тут самозванец?! — грозно проорал он, широким шагом направляясь к путешественникам. — Какая сволочь, спрашиваю, себя Тлалоком посмела называть?
— Где-то я уже это слышал, — констатировал Рабинович.
— Ага. И я даже, по-моему, знаю где, — поддержал его Андрей.
— А я точно знаю, что сейчас будет, — добавил омоновец, доставая из кобуры пистолет. — И на этот раз шутить я не собираюсь.
Однако бог воды, дождя, грома и тому подобного неожиданно остановился, увидев поблескивающий «макаров» в руках Вани Жомова. Задумчиво почесав переносицу, Тлалок растерянно поинтересовался:
— Скажите, а мы с вами нигде не встречались? На футболе, например, или в Букингемском дворце?
— Он что, издевается? — полюбопытствовал омоновец у Сени. Тот пожал плечами.
— Не знаю, — отозвался кинолог. — Либо так, либо у него настолько сильно прогрессирующий склероз, что доктор тут уже бессилен.
— Скорее второе, чем первое, что бы это ни означало, — проговорила совершенно не сведущая в медицинских терминах Тлала. — Бог воды издеваться совершенно не умеет. Он или сразу убивает, или вообще ничего не делает. Вы, кстати, были первыми людьми, кто испытал на себе гнев Тлалока и остался жив.
— Надо будет потом, по возвращении домой, занести этот факт в Книгу рекордов Гиннесса, — заметил Рабинович и повернулся к богу воды. — Придурок, ты разве не помнишь, что мы у тебя жезл сломали?
— Ах, вон оно что! — удивился Тлалок. — А я всё гадаю, что у меня с жезлом случилось?! — Бог дождя задумался. — Так, раз мы с вами уже встречались, то я уже пытался вас наказать, а если учитывать, что вы мне сломали жезл, а сами до сих пор живы, значит, наказать вас у меня не получилось. Отсюда вывод — с вами лучше не связываться. Тем более что вас сопровождает Кецалькоатль… Привет, дружище! Не помню, ты уже вернулся или вообще никуда не исчезал?
— И ты здравствуй, Тлалок, — щелкнул клювом Пернатый Змей. — А насчет твоего вопроса могу сказать, что и то, и другое верно. Впрочем, тебе лучше вообще забыть, что ты меня видел.
— А я так и так забуду! — обреченно махнул рукой бог грозы. — Куда направляетесь?
— В Теночтитлан, в гости к Чимальпопоке. Не хочешь прогуляться с нами? — предложил Кецалькоатль, вызвав тем самым гневное шипение со стороны Рабиновича. Впрочем, волновался Сеня зря.
— Прогуляться? Это в смысле идти пешком? А вы не одурели?! Это же почти сутки пути, — возмутился Тлалок. — Не-ет, такое не для меня. Я бог занятой, меня везде ждут. Вы идите себе, если хотите, а я через денек во дворец загляну. Если, конечно, свободное время найду, — и бог грозы с сухим треском электрического разряда растворился в воздухе.
— Если не забудешь, — добродушно хохотнул ему вслед Кецалькоатль и повернулся к ментам. — Кстати, расскажите, как вы с этим старым маразматиком встретились и что случилось с его жезлом? Насколько мне помнится, за последнюю тысячу лет сломать жезл Тлалока пытались трижды — и ни разу не оставили на нем даже царапины.
— Еще одна запись в Книгу рекордов Гиннесса, — хмыкнул кинолог, но про первую встречу с богом воды рассказал охотно.
— А можно мне на эту странную штуку посмотреть? — выслушав рассказ, Кецалькоатль потянулся к жомовскому пистолету.
— И думать забудь, — отрезал Иван. — Оружие табельное, и в чужие руки его отдавать не положено. Вопросы есть?
— Дайте мне пару часов, и я к вам в Теотнуакане присоединюсь, — щелкнул клювом Пернатый Змей.
— Только не пробуй улизнуть! Из-под земли достанем, — на всякий случай пригрозил ему омоновец.
— Ну, под землю я точно забираться не собираюсь. С меня и этой пещеры достаточно, — усмехнулся Кецалькоатль и исчез. Без хлопка!
— Когда-нибудь за эту дурацкую привычку, то исчезать без спросу, то без разрешения появляться, кто-нибудь получит по самовару, — задумчиво объявил Жомов и посмотрел на моего хозяина. — Ну что, Сеня, пойдем и мы в дорогу собираться?
Обратный путь до Теотнуакана, в окрестностях которого мы оставили телегу под охраной роты гвардейцев и Капелькуаля с Ачитометлем, занял немного меньше времени, чем у нас ушло на поиски пещеры. Горыныч по дороге попытался вывести собственную теорию относительно информации о мирах, выданной нам Лориэлем, но залез в такие дебри специфических терминов, что мои менты, поначалу слушавшие его с интересом, вежливо попросили третьеклассника заткнуться. Что Ахтармерз и сделал, но от обиды раздулся до таких размеров, что Попов не смог его дальше нести и опустил на землю. Пару минут обиженный трехглавый изрыгатель пламени ковылял своим ходом позади всех, а затем решил, что это крайне неудобный способ передвижения. Уменьшившись в размерах до нормального состояния, Горыныч попросился обратно на руки и после трех минут уговоров добился-таки того, чтобы Ваня Жомов сжалился и взял его к себе.
К всеобщему удивлению, едва выбравшись из сельвы, мы увидели, что карательная армия ацтеков, несмотря на полученный вчера приказ, никуда не делась. Более того, к ней присоединилось и войско мятежников, заняв прежние позиции прямо перед развалинами Теотнуакана. Сеня, до крайности разъяренный таким пренебрежением к собственной персоне и отдаваемым этой персоной распоряжениям, вдвое ускорил ход, и мы почти бегом ворвались в палатку главнокомандующего ацтекских войск. Шипинуаль, естественно, тоже был там, а жрец, еще накануне позорно бежавший от нашего праведного гнева, само собой, отсутствовал.
— Так, я не понял, мои слова вам уже не указ? — тоном самодержца Ивана Грозного поинтересовался у зарвавшихся подчиненных Чимальпопоке мой хозяин.
— Прошу меня простить или наказать, если считаете нужным, но это я приказал командующему армию не отводить, — побледнев, заявил наместник еще не захваченного Теотнуакана. — Увидев, что мятежники вновь собирают свои войска, я побоялся оставить ваш волшебный экипаж под охраной лишь ста гвардейцев. Однако, если теперь вы вновь скажете, что присутствие около города армии великого Чимальпопоке нежелательно, я прикажу войскам отступить.
— Блин, вы только посмотрите, какой он предусмотрительный, — хмыкнул Сеня, которого такая забота Шипинуаля о нашем имуществе явно смутила. — На первый раз я тебя прощу, но, если подобное самовольство еще раз повторится, накажу на всю катушку.
— А что такое катушка? — не понял необразованный секретарь тлатоани.
— Это такая хреновина, на которую я твой язык намотаю, если будешь много говорить! — пообещал Рабинович и вздрогнул от дикого крика, донесшегося до нас со стороны войска мятежников:
— Кецалькоатль!!!
Глава 2
Милая, я купил хлеба, как ты и просила!..
Одиссей
Дружный вопль тольтеков означал, что Кецалькоатль не только сдержал свое обещание, но и покончил со сборами в дорогу немного раньше срока. Это не могло не радовать ментов, но вот то, что случилось следом за появлением Пернатого Змея, наоборот, радости путешественникам не доставило. Едва тольтекский бог возник из ничего поблизости от армии мятежников, как те, не тратя времени даром, ринулись в атаку на вражеские ряды.
Ацтеки к такому повороту событий оказались не готовы. То есть атаки как таковой они ждали, а вот на появление Кецалькоатля совершенно не рассчитывали. Воины, посланные усмирять орду мятежников, стали нервно оглядываться, ища Уицилопочтли или хотя бы своего командарма. А последний в это время растерянно переводил взгляд с Рабиновича на Шипинуаля, теперь уже совершенно не зная, кому из них подчиняться и как реагировать на тольтекскую атаку.
Поначалу Сеня и сам растерялся. Битва между армией тлатоани и мятежниками, поскольку Кецалькоатль был уже найден, в данный момент была совершенно не нужна. Если бы Шипинуаль не проявил своеволие и отправил бы ацтеков куда подальше, сейчас путешественники спокойно отправились бы в обратный путь к Теотнуакану, а теперь, из-за начала битвы, возвращение в столицу ацтеков могло отодвинуться самое малое на сутки. И хотя завязавшееся сражение избавляло ментов от необходимости объяснять Чимальпопоке, как именно был найден Кецалькоатль, Рабинович не желал из-за такой мелочи задерживаться.
— Что ты уставился на меня, как пьяный водитель на гаишника? — рявкнул он на командарма ацтеков. — Труби отступление, и бегите отсюда так, словно вам задницу скипидаром намазали! — а затем повернулся к Попову — Андрюша, только на этот раз орать не смей. Спугнешь Кецалькоатля, я точно у Жомова пистолет отберу и в твоей фигуре лишних дырок наделаю.
Отдав команду, Рабинович тут же выскочил из палатки главнокомандующего, чтобы попытаться остановить наступающую армию мятежников и не дать ей возможности устроить погром. Следом за ним выскочили и остальные. В том числе и Шипинуаль с командармом. Последний заорал на дежурных, приказывая трубить или, скорее, отстукивать отступление, и те дружно ударили в деревянные барабаны. Ацтеки сначала организованно попятились перед несущимися на них мятежниками, а затем и вовсе кинулись бежать со всех ног, бросив на произвол судьбы армейское имущество.
Не прошло и двух минут, как карательное войско улепетывало, показывая пятки мятежникам, а перед несущимися во всю прыть тольтеками осталась только рота гвардейцев, российские милиционеры, Горыныч, богиня да трое аборигенов — Шипинуаль, Ачитометль и Капелькуаль. Мятежники, вошедшие в раж, судя по всему, останавливаться и не думали. Истошно вопя, они неслись вперед, в надежде догнать убегающую армию, а позади них хорошо виден был Кецалькоатль, которого, судя по всему, внезапное наступление тольтеков нисколько не удивило.
— Вот урод! — возмутился Рабинович. — Ну я ему сейчас устрою ласковый май. Горыныч, попробуй задержать этих придурков, а ты, Андрюша, теперь можешь орать. Скажи этому кецалю ощипанному, чтобы остановил своих орлов.
Просить Попова поорать дважды не требовалось. Прочистив горло, криминалист выдал такое эффектное соло, что несколько полуобвалившихся домов на окраине Теотнуакана разрушились окончательно, половина тольтекского войска оглохла, а вторая половина и ослепла. Постшоковый эффект это называется! Те из мятежников, кто ослеп, с разгона налетели на тех, кто оглох, и все вместе дружно устроили самую большую кучу малу в мире. Вот и не пришлось Горынычу никого задерживать, да и услуги самого Кецалькоатля понадобились только для того, чтобы успокоить обезумевших от поповского крика индейцев. Ну а пока те успокаивались, ацтекская армия успела удрать на приличное расстояние, исключавшее любую возможность новой встречи с мятежниками. По крайней мере в ближайшие сутки!
— Ты что же, свинья такая, делаешь?! — полюбопытствовал у Пернатого Змея Рабинович, как только смог до него добраться. — Ты какого хрена позволил этим уродам в атаку идти?
— А что? Весело получилось, — радостно щелкнул клювом тольтекский бог. — Особенно здорово было, когда ваш друг закричал. Честное слово, лет двести так не веселился.
— Я вот тебе сейчас так повеселюсь, что ты до конца жизни в каске будешь ходить и улыбаться, как та девочка, — пообещал Кецалькоатлю омоновец.
— Какая девочка? А она красивая? А то бы я ее к себе взял! Всегда приятно видеть улыбающееся лицо, — заявил Пернатый Змей.
— Ты что, хочешь сказать, сострил? — отстегивая от пояса дубинку, поинтересовался Жомов.
— Да нет, Вань. Просто он анекдот этот не знает, — остановил друга Попов.
— А-а, — разочарованно протянул омоновец. — Ну пусть пока живет тогда.
Впрочем, разочарованным из-за того, что не удалось набить кому-нибудь морду, Жомов оставался недолго. Дело в том, что отошедшие от шока тольтеки мгновенно принялись грабить имущество бежавшей армии, а по незнанию или по глупости попытались растащить и то, что было в поповской телеге. Андрюша такого не стерпел и начал охаживать «демократизатором» наглецов. Жомов, естественно, в стороне остаться не смог и так разошелся, что его смогли остановить только тогда, когда он перебил чуть ли не половину армии, абсолютно прекратив грабеж в брошенном лагере ацтеков.
— Вы бы, это, успокоили немного своего друга, — опасливо проговорил Уичаан, естественно, возглавлявший атаку мятежников. — Мы всё-таки друзья вам, а он зверствует, будто ацтек в ольмекской деревне.
— Без тебя придумаем, что делать, — урезонил его Рабинович. — А вы в следующий раз будете знать, что есть такое слово «дисциплина».
В общем и целом на наведение порядка в рядах мятежного войска ушло около часа, но зато потом тольтеки стояли ровными рядами перед небольшим холмом, на котором расположилось высшее руководство, и ждали, какие последуют распоряжения на ближайший день. Сеня поначалу хотел прогнать от телеги, возле которой намеревался держать военный совет, Уичаана и его верховного жреца, но те так слезно умоляли позволить им немного побыть рядом с Кецалькоатлем, что Рабинович махнул рукой. Дескать, хрен с ними, так даже проще. Потом не нужно будет бегать и их искать, чтобы сообщить о том, какое решение относительно их судьбы и насчет всех остальных мятежников принято было.
Необходимость воинского совета, не запланированного ранее, объяснялась несколькими причинами. Во-первых, что-то нужно было делать с войском тольтеков, окрыленным первым успехом и явно жаждущим новых побед. Во-вторых, Шипинуаль прицепился к Рабиновичу, как банный лист к заднице, и требовал, чтобы Сеня, раз уж выполнил свою часть поручения Чимальпопоке, объявил официально о временном союзе Уицилопочтли и Кецалькоатля и заявил о том, что Шипинуаль назначается наместником Теотнуакана. Ну и в-третьих, дабы в следующий раз избежать всевозможных осложнений, нужно было подробно объяснить Кецалькоатлю, кто он такой и какая роль ему во всех дальнейших событиях отводится. Не сделав этого ранее, в пещере, кинолог теперь здорово раскаивался и намеревался в дальнейшем подобных ошибок не повторять.
Конечно, обсуждать истинные причины похода в Теотнуакан при Шипинуале и вождях мятежников Рабинович не собирался, но надеялся, что Кецалькоатль и так поймет невысказанное. Кстати, наместник тлатоани и Уичаан смотрели друг на друга, словно два лося, встретившиеся в брачный период. И хотя они стояли один от другого на почтительном расстоянии, Сеня откровенно боялся, как бы эти два антагониста не вцепились друг другу в глотку, поэтому сразу предупредил обоих:
— Говорю первый и последний раз! Никаких склок между ацтеками и тольтеками в моем присутствии чтобы не было! Того, кто начнет первый, лично отделаю дубинкой так, что его потом родная мать не узнает.
— А у меня мамы нет, — буркнул Уичаан.
— Тем лучше, — кивнул Рабинович. — Значит, твой труп опознавать некому будет.
Поначалу с войском тольтеков возникли проблемы. Узнав, что их возлюбленный Кецалькоатль направляется в Теночтитлан, тольтеки потребовали, чтобы их взяли с собой. Неизвестно, то ли они подумали, что их бог решил, наконец, расправиться с ненавистными захватчиками, и горели желанием принять участие в решающей битве, то ли просто хотели лично присутствовать на переговорах Кецалькоатля с Уицилопочтли, но отказаться от путешествия в ацтекскую столицу их заставило только категоричное заявление Пернатого Змея о том, что он навсегда откажет в покровительстве тольтекам, если те продолжат упорствовать.
Тут же возникла вторая проблема. Согласившись не идти маршем в Теночтитлан, мятежники категорически отказались признать над собой власть ацтекского наместника, то бишь Шипинуаля. Дескать, только после того как их верховный бог договорится с Уицилопочтли о мире, они скрепя сердце дадут согласие на присутствие Шипинуаля в Теотнуакане. Да и то лишь при условии, что тот разделит власть над провинцией с Уичааном. Ну а поскольку будущее Теотнуакана вместе с судьбой Шипинуаля Рабиновича мало волновало, он согласился с этим требованием мятежников, несмотря на то что экс-секретарь Чимальпопоке возмущенно требовал иного решения. Спорить с ним кинолог не стал, просто велев заткнуться. На что Шипинуаль заявил, что вместе с ментами вернется в ацтекскую столицу и лично пожалуется на них тлатоани.
— Флаг тебе в руки и барабан на шею, — одобрил его решение Рабинович. — Жалуйся кому хочешь, только заткнись, и чтобы твоих стонов я больше не слышал!
Решив две первые и самые главные проблемы военного совета, Рабинович взялся за третью. Ну а поскольку Уичаану и верховному жрецу мятежников делать на холме больше было нечего, он прогнал их вниз, приказав разогнать войско и вообще убраться с глаз долой. Тольтеки немного поспорили, но, поскольку долго настаивать на своем не смели, ушли прочь, предварительно испросив Сениного разрешения на разграбление брошенного ацтеками лагеря.
Рабинович милостиво таковое дал, настрого приказав не прикасаться к палатке командарма, которую оставил для себя. И едва вожди тольтеков ушли с холма, он отправил вслед за ними Капелькуаля, дабы тот проследил за выполнением его приказов, а заодно и произвел инспекцию командирского шатра. Та же участь постигла и Ачитометля, который был удален с совещания под предлогом подготовки гвардейцев к возвращению в Теночтитлан. Ну а Шипинуаля и прогонять не пришлось. Обиженный на весь белый свет ацтек сам ушел с холма, чтобы собрать личные вещи и сорвать зло на нескольких солдатах, служащих отряду знаменосцами и по несчастью отданных в личное подчинение экс-секретарю и несложившемуся наместнику. Теперь, когда посторонних на вершине холма не осталось — а Тлалу за чужую кинолог уже не считал! — инструктаж тольтекского божества можно было начинать.
— В общем, так… Слушай сюда! — привлек к себе внимание Кецалькоатля Рабинович. — Такие проблемы, как сегодня с армией мятежников, мне больше не нужны. Сейчас я тебе объясню, что ты должен делать. Ну а во всём остальном сначала спроси меня, а затем уже пытайся что-то предпринять.
— Только ты подробней ему всё объясни, — вмешалась в разговор девица. — А то у него в голове мозгов не больше, чем у петуха. Да и те только мыслями о наложницах и заняты.
— Молчала бы лучше, ворона, — расхохотался Пернатый Змей, а затем повернулся к кинологу. — Я вообще не представляю, как это вы умудряетесь с ней путешествовать. Она же любого смертного с ума свести может. Вот помню, был такой случай…
— Не нужно подробностей, — остановила его Тлала. — Они еще не знают, кто я такая.
— Вот как? Не может быть! — удивился тольтекский бог и покачал головой. — Ах, да. Я и забыл, что они чужестранцы.
— А кто она такая? — живо задал давно мучивший его вопрос Попов.
— Андрюша, сколько тебе говорить, что девушке такие вопросы задавать неприлично! — вступился за свою пассию Рабинович. — У тебя что, геморрой развивается, оттого что ты специализации Тлалы не знаешь?
— Это у тебя острая умственная недостаточность развилась, — огрызнулся криминалист. — Как это можно столько времени радом с женщиной находиться и даже не спросить, кем она является. Ты же не поведешь к себе домой первую встреченную на улице бабу?
— Ого! Я смотрю, Тласолтеотл, ты уже успела тут маленькую войну развязать, — восхитился Кецалькоатль.
— А тебя это вообще не касается, — рявкнул на него Сеня.
— Да прекратите вы, мальчики, опять ругаться, — Тлала ласково погладила кинолога. — Лучше свою злость для Чимальпопоке и этого вашего эльфа поберегите.
Совету богини вняли. Впрочем, ругаться Сеня с Поповым перестали не столько из-за слов девицы, сколько просто из-за бессмысленности темы. Рабинович знал, что при каждом удобном случае криминалист будет пытаться узнать туманное прошлое богини, а Андрей, в свою очередь, осознавал, что кинолог этим попыткам постоянно будет противиться. По крайней мере, до тех пор, пока Тлала не сделает чего-нибудь такого, что лишит ее благосклонности Рабиновича. Вот так перепалка и затихла, а Попов, решив, что ему интереснее поесть, чем слушать, как кинолог наставляет Кецалькоатля на путь истинный, пошел готовить поздний завтрак или ранний обед. Это уже кому как нравится. Кому никак не нравится, может ходить голодный. Это Попов так сказал!..
Инструктировал Кецалькоатля Сеня долго и нудно. Причем так подробно, что остается только удивляться, как Рабинович не дошел до таких вещей, что на людях ковыряться в носу нельзя и некультурно испускать газы в общественном транспорте. Тольтекский бог, поначалу слушавший кинолога с интересом и забавлявшийся некоторыми наставлениями Рабиновича, под конец инструктажа откровенно заскучал и начал жалеть о том, что вообще согласился помогать чужестранцам в их борьбе против Уицилопочтли и всех прочих отрицательных персонажей. Однако желание узнать, чем закончится вся история, взяло верх над скукой, и Кецалькоатль дочитал книгу до конца… То есть это читатель будет с книгой разбираться, а тольтекский бог просто потопает с ментами в Теночтитлан. Никуда он не денется!
Хоть Рабинович и протестовал против любой задержки, усложнявшей им задачу по нейтрализации Эксмоэля, отказываться от обеда он не стал. Более того, запах еды так раззадорил его аппетит, что уплетал кинолог едва ли не больше самого Попова и уж омоновца точно обставил. Остальные едой тоже не побрезговали, и лишь Кецалькоатль с Тлалой почти к ней не притронулись. И как всегда, Капелькуаль оказался в роли опоздавшего. Отправившись инспектировать палатку главнокомандующего, он так увлекся этим крайне познавательным занятием, что поспел к столу только тогда, когда все остальные почти закончили есть. Трактирщику пришлось глотать пищу, почти не пережевывая, но подобные обеды были ему не в диковинку, и Капелькуаль при этом успевал не только рассказывать Рабиновичу о том, что творится в брошенном ацтекском лагере, но еще и показывать трофеи, добытые в палатке командира карательной армии. Большинство из них Рабиновича не заинтересовали, а вот несколько золотых украшений, нефритовые статуэтки и ожерелье из жемчуга кинолог бессовестно упрятал в собственный дорожный мешок.
— Там они в сохранности будут, — заявил Рабинович в ответ на ехидный взгляд Попова, и тема Сениной скаредности была замята, так и не подвергшись обсуждению.
После обеда было решено выступать. Большинство тольтекских мятежников к этому моменту еще не разбрелись по округе. Увидев, что чужеземцы, а вместе с ними и обожаемый Кецалькоатль уходят, тольтеки все как один бухнулись на колени и, вытягивая руки в сторону процессии, трижды во всё горло прокричали: «Слава Кецалькоатлю!»
— Ох и любят же они тебя, козлик безрогий! — восхитилась Тлала.
— Полюбили бы меньше, узнай они, что я в твоем обществе разгуливаю, крысочка ты драная! — щелкнул клювом тольтекский бог. — Впрочем, всё равно. Я всё-таки божество и делаю то, что хочу.
Попов, косившийся с высоты своей телеги на двух богов, что-то проворчал себе под нос. Сеня, шедший под руку с Тлалой, недовольно посмотрел на криминалиста, и тот в ответ пожал плечами. Дескать, делайте, что хотите, но потом не говорите, что я вас не предупреждал о возможных негативных последствиях! Рабиновича такое отношение вполне удовлетворило, и он спокойно продолжил путь.
Вся оставшаяся часть дня прошла без приключений, заслуживающих хоть какого-то внимания. Кецалькоатль, не привыкший долго ходить пешком и откровенно заскучавший в дороге, довольно быстро нашел себе развлечение, то и дело подкалывая без устали болтавшую Тлалу. Союзником его в этом выступил Андрюша Попов, то и дело не сдерживающийся и тоже позволяющий себе отпустить едкое замечание в адрес богини.
Сене это не нравилось, и он попытался наехать на криминалиста, но за него заступился Кецалькоатль. Тольтекский бог поинтересовался, с каких это пор в России отменили свободу слова? А если Рабиновичу не нравится, что говорят в адрес его подруги, то и ему никто не мешает в ответ отвешивать колкости собеседнику.
Ну а когда из-за этих перепалок едва до драки не доходило, в дело вмешивался омоновец. Оставляя под присмотром Ачитометля роту гвардейцев, он вклинивался между спорщиками и умудрялся встряхивать обоих за шкирку, даже не замедляя хода. Попову, правда, потом приходилось снова забираться на телегу, но напряжение подобные меры воздействия снимали. А Кецалькоатлю, подзуживающему спорщиков и откровенно забавлявшемуся этим, Ваня пару раз обещал носик с ручкой у чайника местами поменять. На время это успокаивало тольтекского бога, а затем всё начиналось снова. И так — до самого вечера. И лишь после ужина затянувшийся обмен любезностями между Поповым и Рабиновичем прекратился.
Утром кинолог с криминалистом, уставшие от вчерашних ссор, продолжать их и не думали. Напротив, пожалуй, впервые с момента знакомства с Тлалой оба просто источали из себя дружелюбие и благожелательность. Рабинович даже предложил Андрею помощь в приготовлении завтрака, но Попов, зная о кулинарных талантах друга, точнее сказать, об отсутствии таковых, вежливо, но твердо от этой помощи отказался.
Эксперт-криминалист сделал всё сам и лишь тогда позволил Семену поучаствовать в раздаче пищи. Ну а когда все почти закончили есть, на поляну, где путешественники провели ночь, нагрянул нежданный гость. И первым на его появление отреагировал Мурзик. Пес предостерегающе зарычал, менты на его голос отреагировали мгновенно, отцепив от пояса дубинки, и, обернувшись, увидели, как к ним со стороны леса шагает разгневанный… Тлалок!
— Ну и кто из вас тут самозванец?! — грозно проорал он, широким шагом направляясь к путешественникам. — Какая сволочь, спрашиваю, себя Тлалоком посмела называть?
— Где-то я уже это слышал, — констатировал Рабинович.
— Ага. И я даже, по-моему, знаю где, — поддержал его Андрей.
— А я точно знаю, что сейчас будет, — добавил омоновец, доставая из кобуры пистолет. — И на этот раз шутить я не собираюсь.
Однако бог воды, дождя, грома и тому подобного неожиданно остановился, увидев поблескивающий «макаров» в руках Вани Жомова. Задумчиво почесав переносицу, Тлалок растерянно поинтересовался:
— Скажите, а мы с вами нигде не встречались? На футболе, например, или в Букингемском дворце?
— Он что, издевается? — полюбопытствовал омоновец у Сени. Тот пожал плечами.
— Не знаю, — отозвался кинолог. — Либо так, либо у него настолько сильно прогрессирующий склероз, что доктор тут уже бессилен.
— Скорее второе, чем первое, что бы это ни означало, — проговорила совершенно не сведущая в медицинских терминах Тлала. — Бог воды издеваться совершенно не умеет. Он или сразу убивает, или вообще ничего не делает. Вы, кстати, были первыми людьми, кто испытал на себе гнев Тлалока и остался жив.
— Надо будет потом, по возвращении домой, занести этот факт в Книгу рекордов Гиннесса, — заметил Рабинович и повернулся к богу воды. — Придурок, ты разве не помнишь, что мы у тебя жезл сломали?
— Ах, вон оно что! — удивился Тлалок. — А я всё гадаю, что у меня с жезлом случилось?! — Бог дождя задумался. — Так, раз мы с вами уже встречались, то я уже пытался вас наказать, а если учитывать, что вы мне сломали жезл, а сами до сих пор живы, значит, наказать вас у меня не получилось. Отсюда вывод — с вами лучше не связываться. Тем более что вас сопровождает Кецалькоатль… Привет, дружище! Не помню, ты уже вернулся или вообще никуда не исчезал?
— И ты здравствуй, Тлалок, — щелкнул клювом Пернатый Змей. — А насчет твоего вопроса могу сказать, что и то, и другое верно. Впрочем, тебе лучше вообще забыть, что ты меня видел.
— А я так и так забуду! — обреченно махнул рукой бог грозы. — Куда направляетесь?
— В Теночтитлан, в гости к Чимальпопоке. Не хочешь прогуляться с нами? — предложил Кецалькоатль, вызвав тем самым гневное шипение со стороны Рабиновича. Впрочем, волновался Сеня зря.
— Прогуляться? Это в смысле идти пешком? А вы не одурели?! Это же почти сутки пути, — возмутился Тлалок. — Не-ет, такое не для меня. Я бог занятой, меня везде ждут. Вы идите себе, если хотите, а я через денек во дворец загляну. Если, конечно, свободное время найду, — и бог грозы с сухим треском электрического разряда растворился в воздухе.
— Если не забудешь, — добродушно хохотнул ему вслед Кецалькоатль и повернулся к ментам. — Кстати, расскажите, как вы с этим старым маразматиком встретились и что случилось с его жезлом? Насколько мне помнится, за последнюю тысячу лет сломать жезл Тлалока пытались трижды — и ни разу не оставили на нем даже царапины.
— Еще одна запись в Книгу рекордов Гиннесса, — хмыкнул кинолог, но про первую встречу с богом воды рассказал охотно.
— А можно мне на эту странную штуку посмотреть? — выслушав рассказ, Кецалькоатль потянулся к жомовскому пистолету.
— И думать забудь, — отрезал Иван. — Оружие табельное, и в чужие руки его отдавать не положено. Вопросы есть?