— Живьем брать демонов! — приказал своим бойцам Уицилопочтли, на секунду отрываясь от созерцания собственных рук.
   — Отступайте! Ему уже не поможешь! — тут же раздался позади нас крик Кецалькоатля. — Ни его не спасете, ни вашему миру не поможете. Сами только погибнете зря.
   За эти слова мне хотелось растерзать Пернатого Змея, но он был прав. Я готов был выть от горя, но помочь Андрею мы не могли, если ему вообще еще нужна была хоть какая-нибудь помощь. Правда, о худшем думать мне не хотелось, и я свято верил, что Попов еще жив! Да и омоновец был со мной согласен.
   — Держись, Андрюха! — заорал Жомов так, словно криминалист мог его слышать. — Мы вернемся за тобой.
   Ахтармерз, немного восстановившийся после схватки с Уицилопочтли, прикрыл наш отход энергощитом. Жомов, подхватив бесчувственного Сеню с пола, на секунду задержался в дверях, погрозив кулаком аборигенам. Я заскочил в потайной ход последним и, едва Ахтармерз снял силовой щит, услышал, как о закрывающуюся каменную дверь ударили несколько обсидиановых копий. В ответ я накрыл аборигенов отборным песьим матом и пошел туда, куда направлялись Капелькуаль и остальные мои соратники.

Глава 4

   И что только не сделаешь ради спасения друга?!
Винни-Пух

   Потайной ход, начинавшийся в тронном зале дворца Чимальпопоке, вывел беглецов в небольшой овраг, спускавшийся к реке, уже за пределами Теночтитлана. Все члены отряда, за исключением неунывающего Кецалькоатля, были подавлены. Да и Пернатый Змей выглядел крайне задумчивым, видимо, впервые по-настоящему осознав, что он сейчас стоит против набравшего силу Уицилопочтли. Даже простейшие подсчеты выставляли тольтекского бога полным ничтожеством, что никак не давало ему повода для радости. Зато укрепило в желании во что бы то ни стало помочь российским милиционерам успешно завершить их миссию.
   Жомов, считавший себя единственным виновником потери Попова, всю дорогу до выхода из тоннеля почти не обращал внимания на окружающих и что-то невнятно бормотал себе под нос. Ачитометль, вдвое сильнее зауважавший омоновца после того, как увидел собственными глазами боевые возможности Ивана, не отходил от него ни на шаг, готовый выполнить любое пожелание новоявленного кумира, какое только может возникнуть у того в голове. Однако единственным желанием омоновца было изменить случившееся и остаться прикрывать отход группы вместо Попова. А это, увы, даже Кецалькоатль сделать не мог.
   Рабинович, пришедший в себя примерно на половине пути, немедленно потребовал отчета о случившемся и подробного доклада о том, где они находятся и что вообще в этих мрачных и сырых катакомбах делают? В итоге Капелькуаль поведал Сене о сражении в тронном зале, которое кинолог почти полностью пропустил. Узнав, что случилось с Поповым, Рабинович поначалу впал в неистовство. Не слушая голос коллективного разума, исходящий из чрева Кецалькоатля, он минут пять порывался вернуться назад и смирился с судьбой лишь с большим трудом, так, впрочем, и не поверив до конца в то, что спасти криминалиста никакой возможности не было. Как ни странно, но беглецов в тоннеле никто не преследовал. Насчет Уицилопочтли было понятно. Вполне возможно, что после пожелания Попова руки ацтекского бога так еще и не пришли в рабочее состояние, а без них противостоять дуэту Кецалькоатль-Ахтармерз Гварнарытус Уицилопочтли был просто не в состоянии. Но никто не мог объяснить, почему Чимальпопоке не направил вслед за беглецами солдат. Капелькуаль, правда, утверждал, что как мог заблокировал вход, но это не объясняло отсутствия солдат на выходе из тоннеля. Впрочем, ацтекские воины просто могли не успеть туда попасть до того момента, как беглецы покинули катакомбы. Затем они почти час шли вдоль труднопроходимого берега реки, ну а после углубились в сельву и брели по непролазным джунглям до тех пор, пока не нашли небольшую прогалину, пригодную для разбивки лагеря. И, лишь остановившись, Рабинович снова оживился.
   — Капелькуаль, — обратился он к трактирщику. — Мне нужно точно знать, что случилось с Андреем, и, если он жив, ты должен выяснить, где его держат и что его ждет.
   — Ничего, кроме пыток и жертвенной казни, — вместо трактирщика ответил Кецалькоатль.
   — Вот я и хочу точно знать, что нашему другу уготовили, — отрезал кинолог и вновь повернулся к Капелькуалю. — Сколько тебе времени надо, чтобы выяснить это?
   — Будет непросто, — покачал головой трактирщик. — Дворец сейчас, наверное, под усиленной охраной, и к нему никого близко не подпустят.
   — Ну так найдешь другой потайной вход! — стукнул кулаком по коленке Рабинович. — Этот-то ты как-то отыскал.
   — Плохой бы был из меня шпион, если бы я во дворцы правителей все входы и выходы не знал, — усмехнулся Капелькуаль и посмотрел на солнце. — Быстрого результата не обещаю, но думаю, что к закату смогу для вас кое-что узнать.
   — Тогда поторопись! — распорядился Сеня и повернулся к Ачитометлю. — Сколько своих людей из ордена Орла ты сможешь набрать? Скажи им, что Кецалькоатль в беде.
   — Боюсь, сейчас в столице и двух десятков воинов Орла не наберется. Да и те настолько одряхлели, что уже не в состоянии держать в руках оружие, — покачал головой полководец. — Как только наш орден попал в опалу, большинство его членов разослали по далеким гарнизонам, оставив в Теночтитлане беззаветно преданный Чимальпопоке орден Ягуара.
   — Это плохо, — задумчиво проговорил кинолог. — Выходит, остались мы без воинской поддержки…
   — Да я их всех один голыми руками за Андрюху порву! — рявкнул Жомов, легко ломая сырую ветку в руку толщиной. — Задушу гадов, если они хоть что-нибудь ему сделают!
   — У меня есть идея получше, — неожиданно проговорил Кецалькоатль. — Кажется, те гвардейцы, которые путешествовали с вами в Теотнуакан и обратно, души в вас не чают? Как думаете, удастся их уговорить вам помочь? Я, со своей стороны, сразу обещаю им любую награду, какую только пожелают.
   — А вот это дело! — согласился с Пернатым Змеем Сеня. — Ачитометль, сможешь с этими бойцами поговорить?
   — Попробую, хоть это и рискованно, — серьезно кивнул головой военачальник. — Среди тех, кто напал на нас в тронном зале, этих бойцов я не видел. Но и среди них может оказаться излишне преданный Чимальпопоке человек. Тогда мне крышка!
   — Так я не понял, ты готов рискнуть или нет? — недоумевающе посмотрел на него кинолог.
   — Готов, — вновь кивнул в ответ ацтек. — И не только ради наград Кецалькоатля. Вы лучшие бойцы, каких мне доводилось видеть. К тому же ваша преданность друг другу заслуживает самых лестных слов. Я помогу вам, даже если ничего не получу взамен и лишусь последнего, что у меня осталось, — моей головы.
   С этими словами Ачитометль встал с земли и, перекинувшись с Капелькуалем парой слов, об руку с ним скрылся в зарослях какого-то колючего кустарника, окаймлявших небольшую прогалину, ставшую временным опорным пунктом российской милиции на территории Мезоамерики. Некоторое время Жомов, Рабинович, Горыныч и Кецалькоатль, оставшиеся на поляне, сидели молча, а затем тольтекский бог поднялся на ноги.
   — Думаю, мне тоже следует кое-что сделать для общей победы над узурпатором, — щелкнул клювом Пернатый Змей. — Не волнуйтесь, надолго я вас не оставлю. По крайней мере, обещаю вернуться раньше, чем наши лазутчики.
   Кецалькоатль щелкнул пальцами, но ничего не произошло. Тольтекский бог повторил свой нехитрый жест, но и он завершился с таким же результатом. Что бы ни собирался сделать Кецалькоатль, это у него не выходило! Пернатый Змей вновь опустился на траву и задумчиво посмотрел на ментов.
   — Не пойму, откуда у Уицилопочтли столько силы? — пробормотал он и, поймав на себе удивленные взгляды, пояснил: — Этот поганец умудрился перекрыть мои персональные пути в пантеон. Не знаю, как ему это удалось, но похоже, у меня осталась только одна дорога на небеса. И боюсь, сейчас она недоступна, — и Кецалькоатль, задумавшись о чем-то, надолго замолчал.
   Говорят, ждать и догонять — хуже некуда. Может быть, кто-то с этим и не согласится, но для Жомова и Рабиновича ожидание возвращения засланных в Теночтитлан лазутчиков превратилось в настоящую пытку. Иван умудрился тридцать раз разобрать и вновь собрать пистолет, попутно пересчитывая патроны, а Сеня Рабинович вдоль и поперек исходил всю небольшую поляну, вытоптав растущую на ней траву. И лишь Кецалькоатль как погрузился в задумчивость, так и не изменил позы до тех пор, пока Мурзик предостерегающе не зарычал, предупреждая друзей о чьем-то приближении.
   Первым вернулся Ачитометль. Выглядел он обеспокоенным, и оба российских милиционера тут же набросились на ацтека с расспросами. Первая весть, которую принес воин ордена Орла, оказалась хорошей: Попов был жив. В каком именно состоянии находится криминалист, ацтек не знал, но зато выяснил, что за участь ему уготована. Как и опасались менты, Попова завтра должны были принести в жертву Уицилопочтли. Жертвоприношение состоится в главном храме этого бога, расположенном на вершине высочайшей в городе пирамиды. Об этом объявляли по городу глашатаи на каждом углу, и завтра, наверное, весь город соберется посмотреть на это.
   С гвардейцами тоже проблем не возникло. После того как Уицилопочтли узнал об истинных намерениях ментов, он приказал Чимальпопоке, чтобы тот отослал этих солдат в какой-нибудь отдаленный гарнизон. Завтра, сразу после казни Попова, гвардейцы должны были отправиться в путь, и Ачитометлю довольно легко удалось их склонить на свою сторону. Теперь они только и ждут приказа, готовясь сделать всё, что от них потребуется.
   — А вообще, я даже не представляю, как вы попадете в город, — закончил свою речь ацтек. — Там на каждом углу патрули. Обещано вознаграждение любому горожанину, который укажет ваше местоположение. Дворец, да и храм, где ваш друг будет принесен в жертву, оцеплены войсками. Нужна целая армия, чтобы хотя бы попытаться освободить Попова. Я, конечно, понимаю, что вы очень необычные существа, но, если честно, даже не представляю, что можно сделать, чтобы вашему другу помочь.
   — Ничего, мы что-нибудь придумаем, — хмыкнул Жомов. — Главное, что Андрей жив.
   Ачитометль посмотрел на омоновца с сомнением в глазах, но говорить ничего не стал. Было ясно, что хоть он и готов завтра попытаться освободить Попова, но всё равно считает это предприятие самоубийственным. Ну а Жомов, не обращая внимания на сомнения ацтека, принялся вслух перебирать всевозможные варианты спасения Попова и при этом разве что до высадки десанта не дошел. Сеня в тактических изысках омоновца не участвовал, был задумчив и молчалив.
   Капелькуаль вернулся, как и обещал, прямо перед закатом. Выглядел он озабоченным, но и довольным одновременно. Трактирщик сначала выложил уже известную ментам информацию о готовящемся завтра жертвоприношении, а потом сказал, что ему удалось увидеться с человеком, который приносит Попову еду. По его словам выходило, что Андрей чувствует себя нормально и, кроме большой шишки на голове, никаких повреждений не имеет. Никаких признаков беспокойства из-за завтрашней казни Попов не проявляет, хотя, по словам трактирщика, это может быть из-за наркотика, который иногда загодя начинают подмешивать в пищу будущим жертвам.
   — Ну, еще только не хватало, чтобы они нам из Попова наркомана сделали! — возмутился Иван.
   — Вообще-то случаев привыкания к этому наркотику еще не было замечено, — покачал головой Капелькуаль.
   — Это еще почему? — удивился Жомов.
   — Так те, кто его пробовал, на следующий же день и умирали, — ответил ацтек.
   — Это ты так пошутил, что ли? — мрачно поинтересовался у него омоновец, но Рабинович не дал трактирщику ответить.
   — Вань, оставь его в покое, — встрял он в разговор. — Пусть дальше рассказывает, что узнал.
   Собственно говоря, больше ничего ценного в информации, добытой трактирщиком, не содержалось. Капелькуаль узнал, кто именно из жрецов завтра будет совершать жертвоприношение, кто будет сопровождать Андрея из темницы к храму и кто из них будет вести церемонию богослужения. Мог трактирщик назвать по именам и солдат, которые сегодня и завтра до самой казни будут нести охрану комнаты, в которой содержался Попов, но каши из этих данных, согласитесь, не сваришь!
   — Нет, проникнуть к Андрею в темницу не получится, — отвечая на один из вопросов Рабиновича, проговорил ацтек. — Его содержат во дворце. Даже если бы потайной ход не охраняли, изнутри открыть дверь мы не сможем. Подкупить стражников тоже не получится. Они все из личной охраны Чимальпопоке и преданы ему, как псы. Допустим, в город я вас незамеченными проведу, но во дворце столько солдат, что даже если к нам присоединится гвардейская рота и войско тольтеков в придачу, штурмом взять его мы не сможем.
   — А как насчет храма? — поинтересовался Рабинович. — Есть туда какой-нибудь потайной ход?
   — Нет. Да и зачем? — пожал плечами Капелькуаль. — Храмы же не жилища и не крепости. Они служат лишь для публичных богослужений. В большинстве храмов даже ценностей никаких нет. Да и кто рискнет взять то, что предназначено богу? А Уицилопочтли очень сильно жаждет крови вашего друга. Говорят, что он до сих пор во дворце тлатоани и всё еще не может шевелить руками. Он считает, что смерть Попова избавит его от наложенного Андреем проклятья.
   — Значит, до конца жизни безруким останется, — пообещал Жомов. — А если ему чего-то не нравится, я еще и ноги этому типу вдобавок переломаю.
   — Эксмоэль во дворце не появлялся? — задал новый вопрос кинолог.
   — Не знаю, — пожал плечами ацтек — Мой информатор сказал, что Чимальпопоке весь день не выходит из своих покоев. Оттуда постоянно доносятся голоса, но есть ли там кто-нибудь, кроме самого тлатоани и Уицилопочтли, неизвестно.
   — Да, хорошо бы, если бы и этот урод там был, — вздохнул омоновец. — Одним махом и Андрюху бы спасли, и эльфа этого к ногтю прижали.
   — С Эксмоэлем еще успеем разобраться, — махнул рукой Сеня. — Главное — Попова спасти. Хотя, мне кажется, эльф абсолютно уверен, что мы явимся вытаскивать Андрея, и наверняка какую-нибудь гадость нам приготовил.
   — Пусть готовит. У меня тоже кое-что для него приготовлено, — Ваня демонстративно погладил рукой кобуру.
   — И всё же я бы вам не советовал рисковать, — предостерег друзей Капелькуаль. — Я не вижу ни одной возможности для спасения вашего друга. И ему не поможете, и себя погубите.
   — Это мы уже слышали, — отрезал Рабинович.
   — Ну, почему?! Всё не так мрачно, — неожиданно встрял в разговор до сих пор молчавший Кецалькоатль. — Помните, что я всё же бог и кое-что могу. Ну а если Уицилопочтли действительно пока не в состоянии использовать свою магическую силу, нам стоит попытаться спасти вашего друга.
   — Но как? — не унимался трактирщик.
   — Похоже, план у меня есть, — задумчиво проговорил Сеня. — Слушайте сюда…
   Весь остаток вечера ушел на обсуждение предложения Рабиновича. Аборигены посчитали его невероятным, но именно поэтому имеющим шанс на успех. Кецалькоатль, напротив, пришел от Сениного плана в восторг и живо принял участие в обсуждении, надеясь здорово повеселиться на завтрашней казни Попова. Жомов же предложение Рабиновича раскритиковал, но поскольку сам ничего лучшего предложить не смог, принялся уточнять детали и продумывать возможные осложнения. И лишь ближе к полуночи обсуждение решили прекратить, согласившись, что большего к плану добавить уже не получится.
   — Главное, чтобы каждый в точности выполнил свою задачу, и всё у нас будет хорошо! — подвел итог Сеня и первым отправился спать, а за ним угомонились и остальные.
   Поначалу Жомов хотел, чтобы все члены «группы спасения» по очереди несли вахту, но Сеня установить дежурство помешал. Во-первых, считал, что завтра все нужны будут хорошо выспавшиеся и готовые ко всему. Во-вторых, вполне справедливо полагал, что искать сегодня их точно не будут, поскольку Уицилопочтли и компания станут ждать их появления на завтрашней казни. Ну и в-третьих, полностью рассчитывал на чутье Мурзика, вполне способного заранее предупредить всех об опасности. Да и Кецалькоатль обещал, что, пока он с ментами, никакое зверье тревожить их ночью не будет. Жомов что-то недовольно пробормотал себе под нос, но настаивать на назначении дежурных не стал, отправившись-таки спать.
   Утром Ваня, как обычно, проснулся первым и тут же устроил побудку всем остальным, торопясь идти в город. Однако стремление омоновца остальной частью «спасателей» поддержано не было. Во-первых, до назначенной казни было еще более шести часов, тогда как до города — не более двух часов ходьбы. Во-вторых, бежать куда-то на голодный желудок было глупо, и сначала, прежде чем идти в Теночтитлан, решено было позавтракать той нехитрой снедью, которую вчера принесли с собой и Ачитометль, и Капелькуаль. Ну и в-третьих, дотошный Рабинович хотел, чтобы каждый еще раз повторил, что должен будет делать около храма Уицилопочтли. Впрочем, сейчас эта дотошность была вполне оправдана, поскольку речь шла, ни много ни мало, о жизни Попова.
   — Ну что, когда змейка запускать будем? — поинтересовался нетерпеливый омоновец, едва с завтраком было покончено.
   — Я уже тысячу раз вас просил не сравнивать меня со своими рептилиями, — возмутился Горыныч, увеличиваясь в размерах. — Если бы мне в школе учителя столько раз задания повторяли, я бы из первого класса никогда бы не вылез.
   — То-то я смотрю, ты во втором два года сидел, — хмыкнул Жомов, на что Ахтармерз обиделся еще больше, но не нашелся, что сказать.
   — Ваня, хватит ребенка доставать, — урезонил омоновца Рабинович и повернулся к трехглавому летуну. — Ты сколько времени в воздухе можешь находиться?
   — Парить могу практически сутки, — ответил Ахтармерз. — А лететь не больше двух часов. Вот только энергии на это много уходит. Боюсь, в Теночтитлане я только один, максимум два залпа дать смогу.
   — А большего и не потребуется, — заверил его Рабинович. — Смотри не потеряйся. Без тебя у нас ничего не получится. И помни, пока будешь в воздухе, вспоминай все самые обидные слова, какие только в голову придут. Нам нужно, чтобы ты был настолько большим, насколько это вообще возможно.
   — Не волнуйся. Сделаю всё так, как надо, — гордо ответил Ахтармерз.
   И только теперь Рабинович согласился с Жомовым, что «змейка запускать» уже можно. Соорудив из Ваниного кителя что-то похожее на гамак, два российских милиционера усадили на него трехглавый самоходный огнемет. А затем, раскачав как следует, подбросили Ахтармерза вверх. Тот подлетел метров на пять, и в первые секунды показалось, что сейчас Горыныч рухнет обратно, но он, бешено замахав крыльями, сначала завис на месте, а затем постепенно начал набирать высоту и, пожелав друзьям удачи, скрылся из вида.
   — Забавное он существо, — глядя ему вслед, проговорил Кецалькоатль. — Интересно, почему я не додумался создать таких же?
   — Потому что фантазия у тебя бедновата, — объяснил омоновец, и тольтекский бог засмеялся так, будто услышал лучшую в жизни шутку.
   — Ой, чувствую, навеселюсь я с вами до упаду, — немного успокоившись, заявил он.
   — Только не упади раньше времени, — попросил Ваня и, когда Пернатый Змей снова заржал, покрутил пальцем у виска. — Ну и дурной же бог нам попался!
   Собрав остатки нехитрой снеди, «спасатели» готовы были отправиться в путь. Шествие возглавил Капелькуаль, выполнявший роль проводника. Ну а поскольку из-за густоты сельвы идти пришлось цепочкой, замыкал процессию Ачитометль. Мурзику было позволено идти там, где ему вздумается, и пес то и дело скрывался в зарослях, появляясь лишь для того, чтобы проверить, все ли на месте.
   К Теотнуакану пробирались осторожно, а не доходя до полей, окружавших город, метров сто, и вовсе остановились. Капелькуаль и Ачитометль ушли вперед, оставив ментов в обществе тольтекского бога. Назад, примерно через час, вернулся один Капелькуаль, притащив с собой увесистый мешок с костюмами жрецов и соответствующими им масками. Кецалькоатлю досталось одеяние жреца Тлалока, Жомову — Мишкоатля, а Рабинович обрядился служителем Шипе-Тотека. Милицейскую форму пришлось оставить, взяв с собой лишь дубинки, спрятанные под одеждами. Но Сеня на этот шаг согласился лишь тогда, когда было найдено дерево с глубоким дуплом, внутри которого и укрылось личное имущество ментов, естественно, тщательно замаскированное.
   И без того многолюдный Теночтитлан в этот день было не узнать. Улицы оказались настолько забиты народом, что ментам продвигаться вперед удавалось с большим трудом. Предприимчивые торговцы торчали на каждом углу, продавая жареную кукурузу, мясо, маисовые лепешки и прочие продукты питания, заменявшие ацтекам еще не изобретенные хот-доги. Кроме того путешественникам встретилось множество продавцов, сбывавших небольшие керамические статуэтки, кольца, серьги и украшенные перьями маски. Капелькуаль, глядя на это, то и дело тоскливо вздыхал, подсчитывая убытки и уже, естественно, не надеясь на вознаграждение от Чимальпопоке. Впрочем, вознаграждение он мог бы получить, если бы «сдал» ментов солдатам, которых среди гражданского населения было великое множество, но у трактирщика даже мысли такой в голове не возникло.
   Храм, где должно было совершиться жертвоприношение, стоял посреди огромной площади, до отказа забитой народом. Пирамидальное основание венчало небольшое строение, перед входом в которое возвышался жертвенный алтарь. В храме уже находились жрецы, готовившиеся к ритуалу, а от основания пирамиды до дворца Чимальпопоке в две шеренги, плечом к плечу, стояли солдаты, охраняя проход, по которому и должны были провести обреченного на казнь.
   — Странно, — оглядев площадь, пробормотал Кецалькоатль. — Раньше на жертвоприношения, да тем более одного человека, такими толпами не ходили.
   — А тут всё просто, — пояснил Капелькуаль. — Во-первых, приговоренного считают вашим близким другом, чуть ли не правой рукой. Во-вторых, Чимальпопоке, под страхом смертной казни, приказал всем горожанам и жителям окрестных сел быть на площади. Ну а в-третьих, обещан какой-то сюрприз. Нечто такое, чего еще никогда не было.
   — Ну, никогда — это слишком сильно сказано, — хмыкнул тольтекский бог. — На свете нет ничего такого, чего бы когда-нибудь уже не было.
   Спорить с этим утверждением бога никто не стал. Вместо того чтобы устраивать бессмысленные философские дискуссии, «спасатели» разделились. Жомов и Рабинович должны были встать как можно ближе к алтарю, Кецалькоатль занимал позицию в толпе справа от них, а Капелькуаль размещался слева. Пробиться через толпу к подножию пирамиды оказалось не так-то просто, и Ваня Жомов с трудом удерживался от желания пустить в ход дубинку. И не будь она спрятана под длинной одеждой, может быть, омоновец искушению бы и уступил. А так — только ткнул трех-четырех человек своим кулачищем по почкам, после чего смотреть на предстоящую казнь этим горожанам расхотелось.
   Когда, наконец, ментам удалось пробиться прямо к основанию пирамиды, вытеснив нескольких зевак из первого ряда зрителей, друзья оказались лицом к лицу с плотной шеренгой солдат, окружавших храм. Все воины были в полной боевой экипировке, причем лицо каждого покрывал густой слой синей краски, бывшей у народов Мезоамерики цветом смерти. Увидев, что металла на них вполне достаточно, Сеня удовлетворенно кивнул головой, и тут толпа загудела. Сначала крик был неясным и доносился откуда-то со стороны дворца, но затем менты смогли вполне отчетливо разобрать:
   — Ведут! Ведут!!!
   — Блин, только бы керосинка планирующая теперь не подкачала, — буркнул Рабинович, посматривая на небо, а Жомов поверх голов попытался увидеть Попова.
   Однако до того момента, как Андрей в сопровождении жрецов начал подниматься по ступенькам храма, разглядеть его не удавалось. Выглядел Попов не лучшим образом, словно мешки всю ночь разгружал, а красные глаза, вялые движения и улыбка, блуждавшая по уголкам губ, говорили о том, что подлецы-ацтеки действительно накачали криминалиста наркотиками. Один из жрецов, сопровождавших Андрея, поддерживал его за локоть, указывая путь, а другой торжественно нес его резиновую дубинку, видимо, тоже предназначенную в жертву Уицилопочтли. Сеня тихо выругался, глядя на безвольного Попова, а Жомов толкнул его в бок
   — Гляди. Вот и сюрприз, блин, который приготовил нам ацтекский бог! — хмыкнув, проговорил омоновец.
   Рабинович нехотя оторвал взгляд от Попова и посмотрел в указанном Ваней направлении, да так и застыл с открытым ртом. Следом за Андреем, так же сопровождаемая двумя жрецами, на ступеньки храма поднималась Тлала. Девушка была в белоснежных одеждах и выглядела не лучше криминалиста. Причем, судя по тому, что Тлала еле передвигала ноги, наркотиков на нее не пожалели.
   — Ни хрена себе. А ее-то за что? — оторопел Рабинович.
   — А вы знаете, кто это такая? — полюбопытствовал кто-то позади него.
   — Отвали, мужик! — осадил его омоновец и хлопнул Сеню по плечу. — Вот, значит, какова благодарность Уицилопочтли!
   Между тем Андрея и богиню подняли на вершину пирамиды и повернули лицом к недоуменно роптавшей толпе, не понимавшей, что это за девушка и за что ее будут приносить в жертву. Попова поставили справа от алтаря, Тлале досталось место слева. По двое жрецов поддерживали их, не давая упасть, а один, в маске ягуара и синем наряде, вышел вперед.