Лютый Алексей. Рабин Гут. Эльдорадо — не награда

   — К завтрашнему храмовому ритуалу в честь прибытия Уицилопочтли готовимся, — заявил один из ацтеков.
   — Не понял, — оторопел Ваня. — Тренируетесь, что ли?
   — А-а, совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Попов. — У них игра в мяч являлась частью ритуала во время богослужения. Так что мы не вовремя. Давайте вернемся и спокойно закончим ужин.
   — Всё бы тебе пузо набивать, — возмутился омоновец. — Людям, значит, никто не объяснял, как с мячом правильно играть, а ты о своем желудке думаешь! Забудь про свой ужин. Лучше помогай нам нормально играть их научить.
   Андрюша понял, что отвертеться не удастся, тем более что и мой Сеня был настроен весьма решительно. Крикнув кого-то из слуг, он заставил его в срочном порядке найти рыболовную сеть, и пока Жомов указывал ацтекам, как именно нужно разметить площадку, заставил двух игроков вкапывать по краям шесты, на которые принесенную сетку и натянули. Получилась вполне приличная волейбольная площадка.
   Честно скажу, к любителям этой игры я никогда не относился, но в удовольствии посмотреть, как именно мой хозяин с омоновцем будут обучать волейболу аборигенов, отказать себе не мог. Поэтому уселся около натянутой сетки и стал смотреть. Команды себе Рабинович с Ваней набирали по дворовому принципу. То есть Сеня тыкал пальцем в одного игрока, призывая его под свои знамена, а Жомов выбирал следующего. И так далее, пока всех ацтеков не разобрали. Правда, игроков в командах было куда больше, чем нужно, но тех, кто пониже ростом, оба тренера отправили в запас, заставив внимательно наблюдать за происходящим. Зато за остальных взялись с удвоенной энергией.
   — Можно задать вопрос? — подняв руку, словно школьник на уроке, поинтересовался всё тот же бойкий абориген, который и решился первым заговорить с богами. Сеня милостиво кивнул, разрешая. — А как называется этот ритуал?
   — Это не ритуал, а игра, — терпеливо разъяснил мой хозяин. — И называется она «волейбол».
   — Волабол? — переспросил кто-то из его команды.
   — Воладор, дубина, — осадил его другой, более сообразительный.
   — Ни то, ни другое, — отрезал Рабинович. — Волейбол.
   Однако, как Сеня ни старался, заставить ацтеков правильно произносить название он так и не смог. Всё время у тех получалось какое-то другое слово вместо волейбола. Ну а когда Рабинович плюнул на это дело и стал объяснять правила, ацтеки и вовсе по поводу названия уперлись.
   — Ну, я же и говорю — воладор, — обрадованно заорал один из аборигенов. — «Ручной мяч» переводится.
   — Тьфу на вас! — потеряв терпение, рявкнул мой Сеня. — Называйте, как хотите. Но тот, кто меня еще раз перебьет, получит по почкам дубинкой. Ясно?..
   Все члены его команды энергично закивали головами, стараясь изо всех сил показать, что никто по почкам дубинкой получать не желает. Мой хозяин удовлетворенно кивнул и продолжил объяснения, что делал, впрочем, недолго. Ваня Жомов, избрав другую тактику, начал показывать на практике своим игрокам, как следует играть. Сначала он решил продемонстрировать подачу и так влепил по мячу, что тот, попав в голову одного из Сениных игроков, отправил беднягу в нокдаун.
   — Жомов, ты одурел? — возмутился мой хозяин, не слушая Ваниных оправданий. — Я твоих игроков уродую? Вот и ты мячик в другую сторону пуляй!
   — Ты меня еще поучи, как команду тренировать, — обиделся омоновец. — А если боишься, что я кого-нибудь из твоих олухов прибью, скажи им, чтобы по сторонам чаще смотрели.
   И в подтверждение этих слов Ваня снова запустил мячик на половину поля моего хозяина. В этот раз ацтеки были настороже, а поскольку подача у Жомова не очень хорошо получилась, один из аборигенов мяч поймал, но, вместо того чтобы запустить его обратно, вдруг помчался вперед, прижав мячик к пузу и низко наклонив голову. Мы все застыли, ошарашенно уставившись на него, а вот ацтеки с обеих сторон сетки, напротив, радостно завопили и бросились навстречу друг другу.
   Те, кто был посообразительней, сблизившись с натянутой сеткой, просто поднырнули под нее, а вот абориген, который нес мяч, с разгону врезался в преграду лбом. Сетка оказалась прочной, да и столбы ацтеки вкопали крепко. Поэтому прорваться аборигену не удалось. Ударившись о сеть, он отскочил назад и свалился на одного из противников, как раз прошмыгнувшего под этой искусственной преградой. Неизвестно почему, но упавший ацтек решил, что его стукнули в лоб, и с криком: «Е-мое, офигели, блин!» врезал по макушке соперника, на которого только что свалился. Тот в долгу не остался и постарался пнуть врага ногой, но попал по щиколотке своего товарища по команде. Этот, ясное дело, обиделся и врезал по уху ничего не понимающему, а от того и радостно подпрыгивающему на месте соседу. И через секунду под сеткой была настоящая куча мала, в которой аборигены, окруженные клубами поднятой пыли, радостно волтузили друг друга. Несколько секунд Рабинович с омоновцем удивленно взирали на это зрелище, а затем бросились растаскивать игроков. Я тоже решил поучаствовать в общей потехе и помчался к дерущимся. Если честно, кусать никого не собирался. Но когда какой-то урод пнул меня в бок, сдержаться просто не смог и пару раз тяпнул аборигенов за мясистые части тела. Первый раз перестарался. Укушенный мной ацтек с ревом убежал, покинув поле битвы, и больше не возвращался.
   Ваня с моим хозяином тоже переусердствовали. По крайней мере, почти половина игроков, после того как их разнимали мои доблестные коллеги, участвовать в предстоящей игре были не в состоянии. Поэтому Сене с Жомовым в дальнейшем пришлось довольствоваться лишь пятью игроками с каждой стороны, но те, кто остался относительно целым, выглядели очень довольными.
   — Классная игра этот воладор! — восхитился один из них.
   — Вот только не понимаю, зачем нужна была сетка.
   — А под нее подныривать прикольно, — объяснил другой.
   — Нет, без сетки было бы лучше, — вмешался в диалог третий, судя по клетчатым оттискам на лице, тот самый герой, который с этой сеткой состыковался. — Она драться мешает.
   — А ну молчать, — в лучших традициях цепных кобелей рявкнул на них мой Сеня. — Еще раз кто-нибудь без команды куда-нибудь побежит, больше передвигаться на своих двоих будет не в состоянии.
   — А на чужих двоих можно будет? — с надеждой в голосе поинтересовался один из аборигенов, кивнув в сторону соперников.
   — А что, в этой игре еще и друг на друге верхом можно будет ездить? — обрадованно спросил другой подопечный Рабиновича, и Сеня застонал.
   И хорошо, что просто застонал, а не избил кого-нибудь дубинкой. Уж кто-кто, а я его понимал прекрасно! Помню, у нас случай один был, года два назад. Кобелев, наш начальник отдела, приставил к нам с Сеней двух практикантов и велел район городского парка патрулировать. Событие само по себе рядовое, поскольку никаких народных гуляний в тот день не предвиделось, и хотя мы с Рабиновичем в ППС дежурить не любили, но в этот раз мой хозяин с начальством особо не спорил. Во-первых, потому что был старшим в группе и мог вовсю демонстрировать новичкам свое превосходство. А во-вторых, городской парк — это вам не улица. Тут и спокойней, и девок, опять же, кадрить сподручнее. Вот и пошли мы на двухчасовое дежурство в парке, ожидая возможности отдохнуть и расслабиться.
   Поначалу всё шло именно так, как и планировал мой Сеня. Практиканты были послушны на удивление, да и девки на моего хозяина очень часто поглядывали. В общем, Рабинович мой был доволен, да и я, если честно, претензий к такому дежурству не имел. Всё-таки и деревьев много, и с поводка меня Сеня отпустил. Намордник, правда, не снял, но это нам по уставу так положено, а с уставом, как известно, не поспоришь!
   Всё было отлично до того момента, пока мой хозяин особо красивую сучку… гав ты!.. самочку человеческую не приметил. Тут он решил взять ее в оборот, а чтобы ему никто под ногами не мешался, Сеня прицепил меня на поводок и велел практикантам прогуляться со мной минут пять по окрестностям. Я, конечно, против такого изменения правил игры возражал, но когда у Рабиновича инстинкт размножения просыпается, ему хоть кол на голове теши. Он в свое упрется, и никакими доводами Сениного мнения не изменить. Тем более что и не понимает мой хозяин, о чем я ему сказать пытаюсь.
   В общем, Сеня ушел хвостом — или чем там люди это делают? — перед девушкой крутить, а я с этими двумя олухами остался. Вот тут-то всё и началось! Не успели мы на пару десятков метров отойти, как увидели на лавочке спящего мужика. То есть это практиканты увидели, а я давно его чуял. И знал, что не просто так он на лавочке спит, а отдыхает после честно выпитого литра. А два практиканта задумчиво застыли у кустов, метрах в трех от лавочки.
   — Мужик-то спит, — констатировал первый.
   — А может быть, ему плохо? — вынес предположение второй.
   — С такими рожами людям плохо не бывает, — отрезал его напарник.
   — И действительно, рожа у него, как у нас на Доске почета, — согласился второй.
   — А может быть, его милиция разыскивает, потому он тут и спит? На людях появляться не хочет? — предположил его коллега.
   Ну, конечно! Спальное место на скамейке в парке — это самое укромное место для скрывающегося преступника. Тогда уж профессиональный рецидивист в качестве логова должен остановку напротив нашего отдела выбрать. Если туда таких идиотов набирать начнут, то точно ни одного преступника поймать не удастся!..
   — Интересно, а как сделать, чтобы пес замолчал? — послушав мою тираду, спросил второй у напарника. — Он же нам преступника спугнуть может.
   — Попробуй ему колбасы дать, — предложил тот. Его друг сосредоточенно порылся в карманах.
   — У меня только кусок булки с сосиской остался, — сообщил он после тщательных поисков.
   — Вот его и отдай! — последовал приказ.
   Я чуть в голос не взвыл. Особенно тогда, когда обладатель бесценного куска булки с сосиской попытался ею меня накормить. Сначала он эту булку мне под нос совал, затем, когда сообразил, что я в наморднике, попытался ее через прутья просунуть, а когда я издевательств не выдержал и зарычал, так он, баран, всю эту кашу, которая от булки с сосиской осталась, себе в рот запихал. И действительно, не пропадать же добру?! Был бы я без намордника, точно бы плюнул на приличия и его за ногу укусил.
   — Видишь, не ест, но молчит. Значит, ему запаха хватило, — прожевав то, что осталось от булки, сообщил второй своему другу. — Как брать подозреваемого будем?
   — Давай ты его окружишь, а я спугну, — разработал тот гениальный план. — А когда он к тебе побежит, я пса спущу. Мужик напугается, и ты его схватишь.
   — А как я его окружу, когда я один? — удивился второй. — Может быть, лучше за старшим сержантом сходим?
   — Давай. Ты беги к нему, а я с псом тут посторожу, чтобы бандит не убежал, — согласился первый. — Только ты быстрей шевелись!
   Единственная здравая мысль за всё время! Нет, конечно, можно было просто пьянчужку оставить лежать на скамейке и уйти или наряд по рации вызвать, но в таком случае я бы точно взбесился, пока терпел общество этих идиотов. Ну а так, Сеня, конечно, был не в восторге от того, что его ухаживаниям помешали, и последними словами практикантов накрыл, но хоть меня от их общества избавил. А вам я это рассказал, чтобы вы не думали, будто я не понимаю, как тяжело с дураками общаться. Тем временем, пока я вам тут о своей тяжелой службе рассказывал, Сеня с Жомовым кое-как закончили обучение аборигенов и попытались начать игру. Первые-то паpa подач еще с горем пополам получились, а затем кто-то из ацтеков, забыв о том, как по мячу бить надо, повторил тот же самый трюк, который проделал в начале обучения. То есть схватил каучуковый шар и со всего маху врезался головой в сетку. Остальные этот почин с радостными воплями поддержали и устроили под сеткой кучу малу.
   В этот раз Жомов с моим хозяином игроков уже не растаскивали. Осознав, что наблюдать игру в волейбол по правилам они сегодня не смогут, Сеня с омоновцем просто от души оторвались, отдубасив всех тех аборигенов, кто еще был в состоянии шевелиться. А затем, плюнув на неудавшийся матч, вернулись в свои покои.
   — Не пойму я, — задумчиво заявил Горыныч по дороге домой. — Если у вас, гуманоидов, даже спорт в мордобитие превращается, зачем тогда игры выдумывать? Вышли бы просто и дрались, пока сил хватит.
   — Молчал бы лучше, говорильник огнедышащий, — буркнул Жомов, разочарованный тем, что матч так и не состоялся. — У нас вся жизнь — сплошное мордобитие. Начиная от дня рождения и кончая похоронами.
   — А ты и на своих похоронах драться будешь? — язвительно поинтересовался Попов.
   — Доведут — буду! — уверенно заявил Ваня. И на этом вопрос был исчерпан, поскольку все понимали, что Жомов именно так и сделает. И даже не посмотрит на то, что белые тапочки кровью измазать может.
   Наверх, в свои апартаменты, все поднимались в мрачном настроении. Ну, Сеню с Поповым я прекрасно понимал. Андрюша сожалел о том, что не удалось до отказа набить желудок, и горевал от того, что вся еда уже остыла или была разворована слугами, а мой хозяин и вовсе никогда не радовался, если что-то задуманное не получалось. Ну а Ване-то чего не хватало? У него же две радости в жизни — выпить и морду кому-нибудь набить. И то и другое ему сегодня удалось, так чего же грустить? Вот этого я и не понимал, а подумав, решил, что Жомов, скорее всего, более тонкая натура, чем мне представлялось раньше. Есть у него и третье любимое занятие: омоновец еще и пострелять никогда не откажется. Вот этого сегодня сделать не удалось, а оттого и грустил Ваня. Однако у самых дверей я понял, что еще не всё для Жомова потеряно. В нашей комнате кто-то был. И этот «кто-то» пах не так, как здешние аборигены! Едва слышно зарычав, я замер. Сеня встрепенулся.
   — Мужики, тихо. Похоже, у нас гости. Мурзик кого-то чужого учуял, — заявил он.
   — Сейчас разберемся, — хмыкнул Жомов и, прежде чем кто-то успел его остановить, распахнул дверь.

Глава 2

   Костюмчик прострочить не надо?

Анка-пулеметчица

   Как и все нормальные люди, Жомов не любил, когда во вверенном ему, пусть и во временное пользование, помещении оказывались посторонние люди. Ну а поскольку Ваня был милиционером, и не простым, а омоновцем, дипломатических способов выяснения, кто и зачем к нему пожаловал, он просто не признавал. Поэтому, войдя в комнату, служившую гостиной трем путешественникам, Жомов даже не стал разбираться, что за чужак туда нагрянул без приглашения. Увидев поднимающееся с кресла ему навстречу существо, Ваня без лишних слов заехал незваному гостю в лоб и только потом наклонился посмотреть, кто это есть — или уже «был»? — такой. Остальные путешественники, чуть опоздавшие лицезреть суперудар омоновца, присоединились к нему секундой позже.
   — Жомов, дуболом ты недоделанный, а если бы это Уицилопочтли оказался? — поинтересовался Рабинович, глядя на бесчувственного пришельца.
   — А по фигу, хоть американский президент, — отрезал омоновец. — Нечего без спроса, блин, в чужое жилье вламываться. И вообще, я его еще прошлый раз учил, как входить в комнату нужно.
   — Правильно, учил. И я постучался, — с легким стоном придя в себя, отозвался гость. — Никого в комнате не было, и я решил не бегать вас искать по всему Теночтитлану, а в ваших апартаментах подождать.
   — Неверное решение, — отрезал Ваня. — Нужно было, блин, у дверей ждать. Привыкли вы, эльфы, везде себя хозяевами чувствовать.
   Гость с этим утверждением спорить не стал и на всякий случай извинился. Поднявшись на ноги, эльф принялся поправлять на себе костюм, более приличествующий какому-нибудь земному клерку, чем представителю расы волшебников и чародеев. Впрочем, он и выглядел совсем не так, как давнишний знакомый троицы российских милиционеров, Лориэль. Был он без перепончатых крыльев — хотя, может быть, их просто не было видно под костюмом — ростом почти не уступал Рабиновичу и висеть в воздухе привычки не имел. А звали непрошеного гостя Эксмоэлем, и был он некогда знаком ментам в качестве одного из подчиненных Оберона. Сей факт и попытался уточнить Рабинович, едва эльф оказался на ногах.
   — Тебя Оберон прислал? — без тени любезности в голосе поинтересовался он.
   — Ошибаетесь, уважаемые, — ответил Эксмоэль и собрался было щелкнуть пальцами, но Жомов, помня, к чему прошлый раз привели эти манипуляции эльфа, проявил недюжинную реакцию и гостю незваному руку за спину заломил. Тот сдавленно хрюкнул.
   — Так, блин, если еще раз попробуешь нас протрезвить, щелкать тебе потом совсем нечем будет, — пообещал омоновец.
   — Да никто вас против желания протрезвлять и не собирался, — простонал несчастный эльф. — Я просто синяк у себя под глазом убрать хотел. Неэстетично он выглядит.
   — А-а, другое дело, — успокоился Ваня и Эксмоэля отпустил.
   — Так ты сказал, что тебя не Оберон послал? — задал новый вопрос Сеня. Эльф согласно кивнул.
   — Именно так. Скорее даже наоборот, Оберон бы всё сделал, чтобы меня здесь никогда не было. Вот только не и его силах это, — ответил гость. — Если вы помните рассказ Чимальпопоке, я как раз и являюсь одним из тех ученых, которые видят единственное спасение мира в том, чтобы устранить Оберона от власти.
   — Вот и замечательно, — усмехнулся Рабинович. — С кем-нибудь из вас я и хотел бы поговорить.
   Эксмоэль от разговора не отказывался. Более того, он и хотел успеть встретиться с нами до возвращения Уицилопочтли. Дескать, перед встречей с местным богом российским милиционерам будет полезно получить всю информацию из первых рук и заодно выслушать просьбу эльфа, а уж затем решать, что и как им нужно будет делать. Сеня тут же устроил ему форменный допрос с пристрастием, в результате чего кое-что новое и интересное путешественники для себя открыли.
   Во-первых, Эксмоэль полностью подтвердил рассказ Чимальпопоке. По его словам, спасти Мезоамерику, Землю и несколько других миров можно только одним способом — избавившись от Оберона. Во-вторых, эльф заявил, что он и группа соратников уже давно, с самого начала кризиса, не бывали в Эльфабаде. Они все обосновались здесь и пытаются противодействовать усилиям Оберона. В-третьих, Эксмоэль объяснил, что встретиться с кем-нибудь еще, разделяющим его взгляды на истинное положение вещей, люди не смогут. Всем его соратникам нужно полностью сконцентрировать свое внимание, энергию и усилия на том, чтобы не дать Оберону осуществить свои планы до того момента, как сами российские милиционеры примут то или иное решение.
   Ну и в-четвертых, незваный гость объяснил путешественникам, отчего до сих пор никто из прислужников правителя эльфов не вышел с ними на связь. По его словам выходило, что в данный момент все МП-переходы в Мезоамерику стали жутко спонтанными, и прыгать из одного мира в другой равносильно самоубийству. И всё это происходит оттого, что Оберон начал осуществлять свой план создания в Мезоамерике строгой иерархии богов, подчиненных единому правителю.
   — Мы это поняли недавно. И именно поэтому я и явился сюда раньше Уицилопочтли, — заявил Эксмоэль. — Видите ли, положение очень серьезно, и, помогая ему, вы можете только ухудшить ситуацию.
   — Это как? — недоверчиво поинтересовался Рабинович.
   — Сейчас объясню, — ответил эльф.
   Тут менты и узнали, что кроме их липового Кецалькоатля в Мезоамерике появился и настоящий, считавшийся ранее пропавшим без вести и обещавший вернуться и показать всем остальным кузькину мать. Пропавший бог благоволил восставшим ольмекам и тольтекам, появляясь в самых неожиданных местах. И если Уицилопочтли вовремя не успевал поддержать своих, то ацтекские армии бежали, как теночтитланское ополчение во время явления Горыныча. Лицом к лицу боги не сталкивались, поскольку Кецалькоатль, откровенно говоря, трусил. И стоило толькo его оппоненту предстать пред своими войсками, как пернатый Змей тут же исчезал.
   Сейчас Уицилопочтли именно потому и отсутствовал и столице, что его главной армии грозило поражение в очень важной для ацтеков битве. К завтрашнему дню всё решится, и покровитель Чимальпопоке собирался попросить путешественников найти и доставить к нему Кецалькоатля. По крайней мере, уговорить последнего вступить и переговоры или просто выяснить, чего он хочет, и предложить временное перемирие, поскольку всему их миру действительно грозит гибель. Так вот, Эксмоэль рекомендовал ментам этого не делать. То есть для вида согласиться, а на самом деле поступить наоборот: эльф хотел, чтобы путешественники подбили Кецалькоатля на открытое столкновение с его противником.
   — Почему? — удивился Сеня. — Ты же сам утверждал, что если в здешнем пантеоне установится единовластие, то Оберону будет легче сделать то, что он задумал. А насколько я понимаю, если этих двух бычков столкнуть лбами, то они не остановятся, пока один не победит.
   — Видите ли, уважаемые, — пояснил Эксмоэль. — Сейчас единственный способ добраться до Оберона — это именно заставить сражаться Кецалькоатля и Уицилопочтли. Только такая мера позволит приблизить состояние Мезоамерики к тому, когда на нее еще не стали оказывать давление обероновские прихвостни. На краткое время возникнет баланс сил, что позволит нам скорректировать МП-переходы для переброски вас в Эльфабад. И пока вы там спасаете свой мир, мы позаботимся, чтобы ни один из здешних богов не одержал верх. Ну а потом победа того или другого решающего значения для общей истории иметь не будет: Кортес нагрянет и шороху наведет.
   — А мы еще не сказали, что согласны вам помочь свергнуть Оберона, — отрезал Рабинович. — Мы еще не уверены, что всё обстоит именно так, как ты говоришь.
   — У вас еще будет время в этом убедиться, — улыбнулся эльф. — А пока могу сказать одно — Оберон вас уже столько раз использовал, что пора бы перестать ему верить.
   — А мы вообще никаким эльфам не верим, — влез в разговор Жомов. — Но если честно, я бы не прочь с этим седобородым старикашкой по душам потолковать.
   — Ваня, тебе кто слово давал? — одернул его Сеня. — По-моему, все переговоры я веду.
   — Да вы не спорьте. У вас еще будет время всё обсудить и прийти к верному решению, — Эксмоэль был само радушие. — А пока позвольте откланяться. У меня дела, — и эльф с легким хлопком растворился в воздухе.
 
   — Помогите. Да помогите же кто-нибудь! — донесся девичий вопль в открытые окна Теночтитланского опорного пункта российской милиции. — Мне кто-нибудь поможет или я до утра орать буду?
   Как известно, милиционеры — народ подневольный, замученный уставом, начальством и чувством долга. От постоянной идеологической обработки они испортились настолько, что крик о помощи без внимания оставить не могут. Некоторые, услышав этот зов, принимаются вызывать по рации весь личный состав ГОВД; другие предпочитают поспешить на помощь, предварительно перепутав направление, откуда шел крик; ну а третьи, к коим и относились Жомов, Рабинович и Попов, никогда направление не путают и к зовущему на помощь успевают вовремя. По крайней мере, в этот раз успели.
   Едва услышав крик — женский! — Сеня тут же сорвался места и бросился к выходу, не забыв, правда, позвать с собой Мурзика. Омоновец среагировал чуть позже, ну а последним из комнаты вылетел Попов, прихватив по дороге Горыныча. И не потому, что потакал стремлению третьеклассника максимально близко познать способы развлечения людей, а оттого, что предпочитал сталкиваться с проблемами, находясь во всеоружии. Этим всеоружием и должен был стать летающий трехглавый огнемет. На всякий пожарный, так сказать!
   Прямо перед дворцом российских милиционеров ожидала толпа народа, вооруженного факелами. Ждали они не милицию, а развлечений, но дождались стражей порядка, чему не очень обрадовались. Увидев троицу путешественников, вооруженных псом и самоходным огнеметом, народ недовольно загудел. Кто-то из толпы потребовал справедливости, кто-то заворчал, что рука руку моет, непонятно на что намекая, а кое-кто возжелал увидеть самого Чимальпопоке вместо странных богов.
   — А ну, тихо! Сейчас во всём разберемся, — заверил аборигенов Рабинович. — Кто кричал?
   — Я, — раздался тоненький писк. Сеня обернулся и застыл.
   То, что кинолог ожидал увидеть женщину, было вполне объяснимо. И что Сеня в кругу друзей считался редким ценителем слабого пола, тоже известно многим. Женщин на своем веку Рабинович перевидал немало, и вполне логичным было бы предположить, что удивить его они ничем не могут. Однако именно эта девушка смогла! Одетая в белоснежное подобие платья без рукавов, расшитое у горловины и снизу подола золотыми нитями, с длинными темными волосами и точеной фигуркой, девушка выглядела минимум богиней. Кем она, собственно, и являлась.
   — Ты кто? — Это Рабинович, ошарашенный красотой, просто забыл, что обычно бывает с дамами более галантен.
   — Сука она! — заорал кто-то из толпы.
   Мурзик тихо, но грозно зарычал, а Сеня с не менее грозным видом повернулся в сторону вопившего. Толпа попятилась, а вперед вышел жрец в черных одеждах. В неровном свете факелов Рабинович так и не смог понять, тот ли это человек, который присутствовал при их первой встрече с Чимальпопоке, но значения это не имело.
   — Ты сейчас орал? — зловеще поинтересовался кинолог. Толпа отступила еще на шаг, жрец дрогнул, но остался стоять.
   — Никак нет, гражданин начальник, — ответил он. — Я просто хочу всё объяснить. Видите ли, это, — он махнул рукой в сторону девицы, прижавшейся к стене, — на самом деле не женщина. Это богиня. По городу уже давно ходят слухи о том, что она соблазняет молодых парней, а потом убивает их. Вот мы и хотим ее судить. Правда, пока еще не решили, каким именно способом можно богиню уничтожить. Они ведь вроде обычными людьми убиты быть не могут…