– Не может быть!
– Он находился в Бостоне в тот вечер! Его видели в двух кварталах от дома с девушкой, похожей на убитую, перед тем, как ее убили! У него был ключ от собственной квартиры! Он улетел в Монреаль после того, как ее убили! И не прошло шести месяцев, как он пережил сильнейшее психо-сексуальное потрясение. Его жена ушла к другой женщине, как бы подчеркнув, что не видит в нем мужчину.
– Я знаю, – кивнула Энди. – Он рассказал мне.
– Изумительно!
– И сказал, что ты позвонил, чтобы переложить на него всю вину. Он задал о тебе куда больше вопросов, чем ты – о нем.
– Энди...
– Осторожно, такси... Более того, Флетч, я могу подтвердить, что это «сильнейшее психо-сексуальное потрясение» не причинило ему ни малейшего вреда.
– Можешь, держу пари.
– Мы уже обсуждали этот аспект. И не надо дуться.
– Дуться! Ты же носишь мое обручальное кольцо.
– И что? Очень милое колечко. А кого ты трахнул на этой неделе?
– Я? Что?
– Не слышу ответа. Или ты изменил привычный образ жизни?
– Где же нам поставить машину?
– Вон там. Слева.
– Мне нужно место для двух машин.
Заднее стекло освещали фары автомобиля, в котором ехали детективы.
– Так что я не буду помогать тебе искать доказательства вины Коннорса в преступлении, которое ни один из вас не совершал.
– Какая верность! – хмыкнул Флетч.
– Позвони еще раз Хорэну, – предложила Энди, когда они поднимались в скрипучем лифте.
ГЛАВА 31
ГЛАВА 32
ГЛАВА 33
ГЛАВА 34
ГЛАВА 35
– Он находился в Бостоне в тот вечер! Его видели в двух кварталах от дома с девушкой, похожей на убитую, перед тем, как ее убили! У него был ключ от собственной квартиры! Он улетел в Монреаль после того, как ее убили! И не прошло шести месяцев, как он пережил сильнейшее психо-сексуальное потрясение. Его жена ушла к другой женщине, как бы подчеркнув, что не видит в нем мужчину.
– Я знаю, – кивнула Энди. – Он рассказал мне.
– Изумительно!
– И сказал, что ты позвонил, чтобы переложить на него всю вину. Он задал о тебе куда больше вопросов, чем ты – о нем.
– Энди...
– Осторожно, такси... Более того, Флетч, я могу подтвердить, что это «сильнейшее психо-сексуальное потрясение» не причинило ему ни малейшего вреда.
– Можешь, держу пари.
– Мы уже обсуждали этот аспект. И не надо дуться.
– Дуться! Ты же носишь мое обручальное кольцо.
– И что? Очень милое колечко. А кого ты трахнул на этой неделе?
– Я? Что?
– Не слышу ответа. Или ты изменил привычный образ жизни?
– Где же нам поставить машину?
– Вон там. Слева.
– Мне нужно место для двух машин.
Заднее стекло освещали фары автомобиля, в котором ехали детективы.
– Так что я не буду помогать тебе искать доказательства вины Коннорса в преступлении, которое ни один из вас не совершал.
– Какая верность! – хмыкнул Флетч.
– Позвони еще раз Хорэну, – предложила Энди, когда они поднимались в скрипучем лифте.
ГЛАВА 31
На шестом этаже Флетч поставил огромный чемодан на пол, чтобы достать ключи и открыть дверь.
Но ее распахнула Сильвия.
Женщины обнялись и затараторили по-итальянски. Флетч отметил, что Сильвия в фартуке. Ему пришлось протискиваться мимо женщин, чтобы попасть в квартиру. Сильвия и Энди продолжали щебетать, словно школьницы, встретившиеся после каникул.
По запахам Флетч понял, что Сильвия приготовила им обед, по времени, вернее, ужин.
Оставив чемодан в прихожей, он прошел в спальню, чтобы позвонить по телефону.
Даже через закрытую дверь до него доносились радостные вскрики. Он набрал номер.
– Мистер Хорэн? Это Питер Флетчер.
– А, слушаю вас, мистер Флетчер.
– Извините, что беспокою вас в воскресный вечер...
– Не беда. Мне звонят отовсюду и в любое время. Вы решили предложить за Пикассо другую сумму?
– Вы переговорили с мистером Коуни?
– Да. Он ответил, что ваше предложение его не заинтересовало.
– И он не хочет обдумать его?
– Нет.
– Он прояснил происхождение картины?
– Нет. Я указал, что вы вправе задавать подобные вопросы. Что вам необходимо знать, откуда взялась у Коуни эта картина. Считаю, сделал все, что мог.
– Но не продвинулись ни на шаг?
– Он не снизошел даже до стандартных ответов. Я имею в виду ссылку на Швейцарию. Лишь отметил, что подлинность картины не может вызывать сомнений.
– Очень даже может.
– Разумеется, нет. Мне, к примеру, ясно, что перед нами подлинник, да и вы сами едва ли будете спорить.
– Понятно.
– Между прочим, мистер Флетчер, наш техасский ковбой удивил меня, буквально слово в слово повторив ваши слова.
– О?
– Картину «Вино, скрипка, мадемуазель» он назвал «великолепным» образчиком наследия Пикассо, добавив, что это «ключевое произведение кубизма».
– О!
– То есть наш ковбой с восемью детьми не дилетант в живописи.
– Не мне с вами спорить, мистер Хорэн. Предложите мистеру Коуни пятьсот двадцать пять тысяч долларов за эту картину.
– Что ж, мистер Флетчер, это уже ближе к истине. Обязательно предложу.
– Как вы помните, с самого начала я предупреждал вас, что мне, возможно, понадобится ваша помощь в розыске и приобретении и других картин.
– Разумеется.
– Не затруднит вас спросить мистера Коуни, нет ли у него еще одной интересующей меня картины.
– То есть вам вновь нужна определенная картина?
– Да. Картина Умберто Боччиони «Красное пространство».
– »Красное пространство»? Вы вновь поставили меня в тупик, мистер Флетчер. От ключевой работы кубизма Пикассо вы переходите к итальянскому футуризму?
– Я знаю.
– Огонь и вода.
– Вернее, вода и огонь, если сохранять вашу последовательность.
– И вновь, как профессионал, я должен предупредить, что мне ничего не известно о существовании такой картины...
– Конечно, конечно.
– С чего вы взяли, что эта картина может принадлежать мистеру Коуни, мистер Флетчер?
– Пусть это останется моей маленькой тайной.
– То есть вы хотите, чтобы я незамедлительно спросил, есть ли у него «Красное пространство»?
– Ну почему незамедлительно. Первым делом скажите ему, что я предлагаю более полумиллиона за Пикассо...
– »Вино...» стоит гораздо дороже.
– Я думаю, и этого предложения достаточно, чтобы затем поинтересоваться второй картиной. Скажите, кто-то, мол, упомянул о ее существовании, и вы хотели бы знать, где она находится.
– Вы толкаете меня на обман?
– Назовем это тактической уловкой, – возразил Флетч. – Мне хочется знать, что он вам скажет.
– Сейчас около восьми часов. Разумеется, по местному времени. Я постараюсь позвонить ему сегодня.
– И перезвоните мне утром?
– Если застану его дома.
– Благодарю вас. Покойной ночи.
Но ее распахнула Сильвия.
Женщины обнялись и затараторили по-итальянски. Флетч отметил, что Сильвия в фартуке. Ему пришлось протискиваться мимо женщин, чтобы попасть в квартиру. Сильвия и Энди продолжали щебетать, словно школьницы, встретившиеся после каникул.
По запахам Флетч понял, что Сильвия приготовила им обед, по времени, вернее, ужин.
Оставив чемодан в прихожей, он прошел в спальню, чтобы позвонить по телефону.
Даже через закрытую дверь до него доносились радостные вскрики. Он набрал номер.
– Мистер Хорэн? Это Питер Флетчер.
– А, слушаю вас, мистер Флетчер.
– Извините, что беспокою вас в воскресный вечер...
– Не беда. Мне звонят отовсюду и в любое время. Вы решили предложить за Пикассо другую сумму?
– Вы переговорили с мистером Коуни?
– Да. Он ответил, что ваше предложение его не заинтересовало.
– И он не хочет обдумать его?
– Нет.
– Он прояснил происхождение картины?
– Нет. Я указал, что вы вправе задавать подобные вопросы. Что вам необходимо знать, откуда взялась у Коуни эта картина. Считаю, сделал все, что мог.
– Но не продвинулись ни на шаг?
– Он не снизошел даже до стандартных ответов. Я имею в виду ссылку на Швейцарию. Лишь отметил, что подлинность картины не может вызывать сомнений.
– Очень даже может.
– Разумеется, нет. Мне, к примеру, ясно, что перед нами подлинник, да и вы сами едва ли будете спорить.
– Понятно.
– Между прочим, мистер Флетчер, наш техасский ковбой удивил меня, буквально слово в слово повторив ваши слова.
– О?
– Картину «Вино, скрипка, мадемуазель» он назвал «великолепным» образчиком наследия Пикассо, добавив, что это «ключевое произведение кубизма».
– О!
– То есть наш ковбой с восемью детьми не дилетант в живописи.
– Не мне с вами спорить, мистер Хорэн. Предложите мистеру Коуни пятьсот двадцать пять тысяч долларов за эту картину.
– Что ж, мистер Флетчер, это уже ближе к истине. Обязательно предложу.
– Как вы помните, с самого начала я предупреждал вас, что мне, возможно, понадобится ваша помощь в розыске и приобретении и других картин.
– Разумеется.
– Не затруднит вас спросить мистера Коуни, нет ли у него еще одной интересующей меня картины.
– То есть вам вновь нужна определенная картина?
– Да. Картина Умберто Боччиони «Красное пространство».
– »Красное пространство»? Вы вновь поставили меня в тупик, мистер Флетчер. От ключевой работы кубизма Пикассо вы переходите к итальянскому футуризму?
– Я знаю.
– Огонь и вода.
– Вернее, вода и огонь, если сохранять вашу последовательность.
– И вновь, как профессионал, я должен предупредить, что мне ничего не известно о существовании такой картины...
– Конечно, конечно.
– С чего вы взяли, что эта картина может принадлежать мистеру Коуни, мистер Флетчер?
– Пусть это останется моей маленькой тайной.
– То есть вы хотите, чтобы я незамедлительно спросил, есть ли у него «Красное пространство»?
– Ну почему незамедлительно. Первым делом скажите ему, что я предлагаю более полумиллиона за Пикассо...
– »Вино...» стоит гораздо дороже.
– Я думаю, и этого предложения достаточно, чтобы затем поинтересоваться второй картиной. Скажите, кто-то, мол, упомянул о ее существовании, и вы хотели бы знать, где она находится.
– Вы толкаете меня на обман?
– Назовем это тактической уловкой, – возразил Флетч. – Мне хочется знать, что он вам скажет.
– Сейчас около восьми часов. Разумеется, по местному времени. Я постараюсь позвонить ему сегодня.
– И перезвоните мне утром?
– Если застану его дома.
– Благодарю вас. Покойной ночи.
ГЛАВА 32
Обеденный стол сверкал хрусталем и серебром. Сильвия притушила свет.
– Усаживайтесь, – она сняла фартук. – Я вас обслужу.
Флетч сел во главе стола. Энди, по указанию Сильвии, справа от него. Себе Сильвия приготовила место напротив Флетча.
Флетч наклонился к Энди.
– У тебя нет ощущения, что тебе семь лет?
– А что нас ожидает?
– Суп!
– Первое блюдо, – возвестила Сильвия, появившись из кухни. – Отличный суп.
В плоских тарелках плавали оплывшие по краям бульонные кубики в собственном жиру, окруженные холодной водой.
– Я так и думал, – вздохнул Флетч. – Вы же дали нам большие ложки.
Попытка раздавить кубик кончиком ложки не удалась. По крепости он не уступал мрамору, из которого высекал свои статуи Микеланджело.
Кубик крутился в воде, как танцор танго. Жир выбрасывал отвратительные щупальца, тянувшиеся к краям тарелки.
– Я подумала, что никому из нас не повредит горячий обед. Вкусный и насыщающий. По рецептам американской кухни.
– Не повредит, – эхом отозвался Флетч.
– Тем более, что Энди здорово проголодалась. Так долго лететь над океаном.
– Да, да.
– Да еще эта ужасная промозглая погода.
– Это точно.
– И горячий суп по-американски весьма кстати.
– Кто ж спорит, – ответил Флетч.
– Вам не понравился мой суп? – Сильвия подошла, чтобы забрать тарелки. – Вы его не доели.
– Он очень долго остывал.
– Она не умеет готовить, – сообщила Энди, когда Сильвия унесла тарелки на кухню. – Это все знают.
– Теперь это не новость и для меня.
– А на второе рыба! – возвестила Сильвия. – Хорошая американская рыба.
На его тарелке лежал кусок холодного консервированного тунца и четверть лимона. Флетч поневоле задумался, а кому досталась четвертая четверть.
– О да. Рыба. Я ее узнал. Как хорошо, что вы убрали голову, Сильвия. Терпеть не могу рыбной головы на тарелке. Разве ты не рада, что она убрала голову, Энди?
– Я рада, что она сама вскрыла банку.
– И правильно, – кивнул Флетч. – Странно, но еще никто не додумался включить в столовый набор консервный нож. Мне представляется, на этом можно заработать немало денег.
На своем конце стола Сильвия сияла, как медный таз.
– Да, вкусно, – Флетч пожевал рыбы.
– Семейный обед, – прокомментировала Сильвия.
– Именно так.
– Мы все вместе, как одна семья.
– Как одна семья. Точно подмечено.
– Если бы только Менти был с нами.
– Вот уж кто знал, как оценить вкус рыбы.
– Бедный Менти.
– И ломтик лимона очень кстати, – похвалил Сильвию Флетч. – Вы сами его резали?
– Они нашли его тело, – вставила Энди.
– Где? – спросил Флетч.
– Что? – переспросила Сильвия.
– На пустыре. Неподалеку от Турина. Позвонили из полиции. Перед самым моим отъездом.
– Они нашли Менти? – Сильвия сразу ей не поверила. – Правда?
– Извините, – Энди поникла головой. – Мне не следовало говорить об этом за столом.
– Ты не испортила нам аппетита, – успокоил ее Флетч.
Сильвия заголосила по-итальянски, в какой-то момент даже перекрестилась вилкой, затем выстрелила в Энди залпом длинных вопросов, на которые та отвечала односложно. Когда же вопросы стали короче, Сильвия перешла на французский – язык логики. Ответы Энди, учившейся в Швейцарии, на французском стали еще короче.
Бормоча что-то по-португальски, Сильвия унесла тарелки из-под рыбы на кухню.
– Теперь моя очередь задавать вопросы, – подал голос Флетч.
– Из полиции позвонили, когда я уже уезжала. Они нашли тело в неглубокой могиле, вырытой на пустыре у самого Турина.
– Они уверены, что это твой отец?
– Его возраст, его рост, его вес. Они уверены. Смерть наступила примерно три недели назад.
– Понятно.
Сильвия вошла с тарелками для салата. На них зеленели горки консервированного горошка.
– О, горох, – хмыкнул Флетч.
– Салат! – поправила его Сильвия. – Хороший американский салат.
К гороху она добавила соли. С избытком.
– Мне представляется, что одна из вас, а может, вы обе должны вылететь в Италию, чтобы получить останки.
– Останки? – встрепенулась Сильвия. – Какие останки?
Энди заговорила по-итальянски.
– Об этом не говорят за обеденным столом, – быстро оборвала ее Сильвия.
– И я того же мнения, – поддержал ее Флетч.
– Анджела, почему ты не осталась в Италии, чтобы получить останки отца? – величественно вопросила Сильвия.
– Они потребовались полиции.
– Зачем полиции потребовались останки Менти?
– Они должны кое-что проверить.
– Что можно проверять на теле Менти?
– Они должны исследовать его зубы.
– Причем здесь зубы Менти? Он мертв! Какой смысл их исследовать?
– Это один из способов опознания трупа, Сильвия, – пояснил Флетч. – Тело пролежало в земле три недели.
– О. Если у тела окажутся зубы Менти, они скажут, что это – Менти?
– Совершенно верно.
– Ха! – Сильвия взмахнула вилкой. – У Менти не было зубов!
– Что?
– Менти носил вставные челюсти! У него не осталось ни одного собственного зуба, ни вверху, ни внизу.
– Это точно, – подтвердила Энди. – Как я могла об этом забыть.
– Они могут опознать труп и по вставным челюстям, – нашелся Флетч.
– Откуда вы все это знаете? – Сильвия пристально посмотрела на него.
– Полиция пообещала отдать нам закрытый гроб после того, как закончится опознание, – продолжила Энди. – Мы сможем похоронить его. Когда, не имеет значения. Официально мы его уже похоронили.
– Это ужасно, – вздохнула Сильвия. – Бедный Менти.
Что-то заскворчало на кухне, предупреждая, что на салате из гороха ужин не закончится.
– Ты успела переговорить с адвокатами? – спросил Флетч Энди.
– Да. Я позвонила мистеру Роселли. Он сказал, что это хорошая новость.
– Что твой отец убит?
– Мы знали, что он убит. В этом нас заверила полиция.
– Извини.
– Он сказал, что сможет огласить завещание после того, как получит из полиции соответствующий документ.
– Какой еще документ? – взорвалась Сильвия. У нас их уже целая куча!
– Они должны провести опознание и подтвердить, что это труп Менти, Сильвия, – резонно заметил Флетч. – Нельзя оглашать завещание, не убедившись, что его автор умер.
– Как бы не так! – Сильвия вновь взмахнула вилкой. – Им просто понадобились зубы Менти! Поэтому мы получим закрытый гроб. Зубов там не будет! Они будут во рту какого-нибудь полицейского инспектора в Турине.
– Сильвия, на кухне что-то горит, – Флетч перевел разговор в другую плоскость.
– О-о-о, – она выскочила из-за стола и метнулась к двери.
– Знаешь, я очень устал, – признался Флетч, когда они остались вдвоем.
– Именно поэтому мы так хорошо обедаем.
– Мне следовало самому позаботиться о еде.
– Да. Следовало.
– Я даже подумать не мог, что Сильвия решится на такой подвиг.
– Я тоже.
Они получили по подгоревшей сосиске, разрезанной пополам и политой кетчупом.
– О, мой Бог, – вырвалось у Флетча.
– Что такое? – Сильвия вновь уселась за стол. Отличная американская еда. Хот дог <Горячая сосиска (амер.).>. С кетчупом!
– Перестань, Сильвия! – не выдержала Энди.
– Мы живем в Америке и должны привыкать к американской еде. Я здесь уже неделю. Так?
– Так, – кивнул Флетч.
– Мерзавец Роселли сказал, что написано в завещании Менти о моих картинах?
– Каких картинах? – спросил Флетч. – Никаких картин нет.
– Картины есть, – Сильвия так далеко наклонилась вперед, что едва не окунула одну грудь в кетчуп. – Мои картины, которые вы ищете. Если вы их не ищете, то что вы тут делаете? Если вы их не ищете, зачем прилетела сюда Анджела? А? Отвечайте мне, мистер Флетч.
– Кажется, мы собрались здесь, чтобы пообедать, – уклонился Флетч от прямого ответа.
– Роселли ничего не говорил о завещании, Сильвия.
– А я влюбился в Дженнифер Флинн, – возвестил Флетч.
К обгорелой сосиске он не притронулся. Как и к кетчупу.
Энди посмотрела на него, занеся нож и вилку над сосиской.
– Я думаю, вам обеим следует вернуться в Рим.
– Нет! – воскликнула Сильвия. – Я остаюсь здесь. Там, где мои картины.
Глядя на Сильвию, Флетч подсчитал, сколько часов ему удалось поспать после прибытия в Америку. Затем подсчитал, сколько часов он бодрствовал.
– Сильвия, картины в Техасе.
– В Техасе?
– В конце недели я и Энди летим в Даллас.
– Хорошо! Я тоже лечу.
– Хорошо! Мы все летим. Как одна семья.
Энди бросила на него испепеляющий взгляд.
– Мне представляется, ты никогда не пробовала техасской томатной приправы, – улыбнулся ей Флетч.
– Томатная приправа, – отозвалась Сильвия. – Вы хотите томатной приправы?
Флетч положил чистую салфетку рядом с тарелкой. Сосиска так и осталась нетронутой.
– К сожалению, я не могу остаться и помочь вам помыть посуду. Я иду спать.
– Спать? – на лице Сильвии отразилась обида. Вы не хотите десерт?
– Только не говорите, что вы приготовили. Пусть он мне приснится.
Флетч прошел в одну из комнат для гостей, закрыл дверь, разделся и залез под простыню.
Перемежаемое возгласами щебетание на итальянском, французском, португальском и английском, доносящееся сквозь толстые стены, убаюкало Флетча, и он погрузился в голодный сон.
– Усаживайтесь, – она сняла фартук. – Я вас обслужу.
Флетч сел во главе стола. Энди, по указанию Сильвии, справа от него. Себе Сильвия приготовила место напротив Флетча.
Флетч наклонился к Энди.
– У тебя нет ощущения, что тебе семь лет?
– А что нас ожидает?
– Суп!
– Первое блюдо, – возвестила Сильвия, появившись из кухни. – Отличный суп.
В плоских тарелках плавали оплывшие по краям бульонные кубики в собственном жиру, окруженные холодной водой.
– Я так и думал, – вздохнул Флетч. – Вы же дали нам большие ложки.
Попытка раздавить кубик кончиком ложки не удалась. По крепости он не уступал мрамору, из которого высекал свои статуи Микеланджело.
Кубик крутился в воде, как танцор танго. Жир выбрасывал отвратительные щупальца, тянувшиеся к краям тарелки.
– Я подумала, что никому из нас не повредит горячий обед. Вкусный и насыщающий. По рецептам американской кухни.
– Не повредит, – эхом отозвался Флетч.
– Тем более, что Энди здорово проголодалась. Так долго лететь над океаном.
– Да, да.
– Да еще эта ужасная промозглая погода.
– Это точно.
– И горячий суп по-американски весьма кстати.
– Кто ж спорит, – ответил Флетч.
– Вам не понравился мой суп? – Сильвия подошла, чтобы забрать тарелки. – Вы его не доели.
– Он очень долго остывал.
– Она не умеет готовить, – сообщила Энди, когда Сильвия унесла тарелки на кухню. – Это все знают.
– Теперь это не новость и для меня.
– А на второе рыба! – возвестила Сильвия. – Хорошая американская рыба.
На его тарелке лежал кусок холодного консервированного тунца и четверть лимона. Флетч поневоле задумался, а кому досталась четвертая четверть.
– О да. Рыба. Я ее узнал. Как хорошо, что вы убрали голову, Сильвия. Терпеть не могу рыбной головы на тарелке. Разве ты не рада, что она убрала голову, Энди?
– Я рада, что она сама вскрыла банку.
– И правильно, – кивнул Флетч. – Странно, но еще никто не додумался включить в столовый набор консервный нож. Мне представляется, на этом можно заработать немало денег.
На своем конце стола Сильвия сияла, как медный таз.
– Да, вкусно, – Флетч пожевал рыбы.
– Семейный обед, – прокомментировала Сильвия.
– Именно так.
– Мы все вместе, как одна семья.
– Как одна семья. Точно подмечено.
– Если бы только Менти был с нами.
– Вот уж кто знал, как оценить вкус рыбы.
– Бедный Менти.
– И ломтик лимона очень кстати, – похвалил Сильвию Флетч. – Вы сами его резали?
– Они нашли его тело, – вставила Энди.
– Где? – спросил Флетч.
– Что? – переспросила Сильвия.
– На пустыре. Неподалеку от Турина. Позвонили из полиции. Перед самым моим отъездом.
– Они нашли Менти? – Сильвия сразу ей не поверила. – Правда?
– Извините, – Энди поникла головой. – Мне не следовало говорить об этом за столом.
– Ты не испортила нам аппетита, – успокоил ее Флетч.
Сильвия заголосила по-итальянски, в какой-то момент даже перекрестилась вилкой, затем выстрелила в Энди залпом длинных вопросов, на которые та отвечала односложно. Когда же вопросы стали короче, Сильвия перешла на французский – язык логики. Ответы Энди, учившейся в Швейцарии, на французском стали еще короче.
Бормоча что-то по-португальски, Сильвия унесла тарелки из-под рыбы на кухню.
– Теперь моя очередь задавать вопросы, – подал голос Флетч.
– Из полиции позвонили, когда я уже уезжала. Они нашли тело в неглубокой могиле, вырытой на пустыре у самого Турина.
– Они уверены, что это твой отец?
– Его возраст, его рост, его вес. Они уверены. Смерть наступила примерно три недели назад.
– Понятно.
Сильвия вошла с тарелками для салата. На них зеленели горки консервированного горошка.
– О, горох, – хмыкнул Флетч.
– Салат! – поправила его Сильвия. – Хороший американский салат.
К гороху она добавила соли. С избытком.
– Мне представляется, что одна из вас, а может, вы обе должны вылететь в Италию, чтобы получить останки.
– Останки? – встрепенулась Сильвия. – Какие останки?
Энди заговорила по-итальянски.
– Об этом не говорят за обеденным столом, – быстро оборвала ее Сильвия.
– И я того же мнения, – поддержал ее Флетч.
– Анджела, почему ты не осталась в Италии, чтобы получить останки отца? – величественно вопросила Сильвия.
– Они потребовались полиции.
– Зачем полиции потребовались останки Менти?
– Они должны кое-что проверить.
– Что можно проверять на теле Менти?
– Они должны исследовать его зубы.
– Причем здесь зубы Менти? Он мертв! Какой смысл их исследовать?
– Это один из способов опознания трупа, Сильвия, – пояснил Флетч. – Тело пролежало в земле три недели.
– О. Если у тела окажутся зубы Менти, они скажут, что это – Менти?
– Совершенно верно.
– Ха! – Сильвия взмахнула вилкой. – У Менти не было зубов!
– Что?
– Менти носил вставные челюсти! У него не осталось ни одного собственного зуба, ни вверху, ни внизу.
– Это точно, – подтвердила Энди. – Как я могла об этом забыть.
– Они могут опознать труп и по вставным челюстям, – нашелся Флетч.
– Откуда вы все это знаете? – Сильвия пристально посмотрела на него.
– Полиция пообещала отдать нам закрытый гроб после того, как закончится опознание, – продолжила Энди. – Мы сможем похоронить его. Когда, не имеет значения. Официально мы его уже похоронили.
– Это ужасно, – вздохнула Сильвия. – Бедный Менти.
Что-то заскворчало на кухне, предупреждая, что на салате из гороха ужин не закончится.
– Ты успела переговорить с адвокатами? – спросил Флетч Энди.
– Да. Я позвонила мистеру Роселли. Он сказал, что это хорошая новость.
– Что твой отец убит?
– Мы знали, что он убит. В этом нас заверила полиция.
– Извини.
– Он сказал, что сможет огласить завещание после того, как получит из полиции соответствующий документ.
– Какой еще документ? – взорвалась Сильвия. У нас их уже целая куча!
– Они должны провести опознание и подтвердить, что это труп Менти, Сильвия, – резонно заметил Флетч. – Нельзя оглашать завещание, не убедившись, что его автор умер.
– Как бы не так! – Сильвия вновь взмахнула вилкой. – Им просто понадобились зубы Менти! Поэтому мы получим закрытый гроб. Зубов там не будет! Они будут во рту какого-нибудь полицейского инспектора в Турине.
– Сильвия, на кухне что-то горит, – Флетч перевел разговор в другую плоскость.
– О-о-о, – она выскочила из-за стола и метнулась к двери.
– Знаешь, я очень устал, – признался Флетч, когда они остались вдвоем.
– Именно поэтому мы так хорошо обедаем.
– Мне следовало самому позаботиться о еде.
– Да. Следовало.
– Я даже подумать не мог, что Сильвия решится на такой подвиг.
– Я тоже.
Они получили по подгоревшей сосиске, разрезанной пополам и политой кетчупом.
– О, мой Бог, – вырвалось у Флетча.
– Что такое? – Сильвия вновь уселась за стол. Отличная американская еда. Хот дог <Горячая сосиска (амер.).>. С кетчупом!
– Перестань, Сильвия! – не выдержала Энди.
– Мы живем в Америке и должны привыкать к американской еде. Я здесь уже неделю. Так?
– Так, – кивнул Флетч.
– Мерзавец Роселли сказал, что написано в завещании Менти о моих картинах?
– Каких картинах? – спросил Флетч. – Никаких картин нет.
– Картины есть, – Сильвия так далеко наклонилась вперед, что едва не окунула одну грудь в кетчуп. – Мои картины, которые вы ищете. Если вы их не ищете, то что вы тут делаете? Если вы их не ищете, зачем прилетела сюда Анджела? А? Отвечайте мне, мистер Флетч.
– Кажется, мы собрались здесь, чтобы пообедать, – уклонился Флетч от прямого ответа.
– Роселли ничего не говорил о завещании, Сильвия.
– А я влюбился в Дженнифер Флинн, – возвестил Флетч.
К обгорелой сосиске он не притронулся. Как и к кетчупу.
Энди посмотрела на него, занеся нож и вилку над сосиской.
– Я думаю, вам обеим следует вернуться в Рим.
– Нет! – воскликнула Сильвия. – Я остаюсь здесь. Там, где мои картины.
Глядя на Сильвию, Флетч подсчитал, сколько часов ему удалось поспать после прибытия в Америку. Затем подсчитал, сколько часов он бодрствовал.
– Сильвия, картины в Техасе.
– В Техасе?
– В конце недели я и Энди летим в Даллас.
– Хорошо! Я тоже лечу.
– Хорошо! Мы все летим. Как одна семья.
Энди бросила на него испепеляющий взгляд.
– Мне представляется, ты никогда не пробовала техасской томатной приправы, – улыбнулся ей Флетч.
– Томатная приправа, – отозвалась Сильвия. – Вы хотите томатной приправы?
Флетч положил чистую салфетку рядом с тарелкой. Сосиска так и осталась нетронутой.
– К сожалению, я не могу остаться и помочь вам помыть посуду. Я иду спать.
– Спать? – на лице Сильвии отразилась обида. Вы не хотите десерт?
– Только не говорите, что вы приготовили. Пусть он мне приснится.
Флетч прошел в одну из комнат для гостей, закрыл дверь, разделся и залез под простыню.
Перемежаемое возгласами щебетание на итальянском, французском, португальском и английском, доносящееся сквозь толстые стены, убаюкало Флетча, и он погрузился в голодный сон.
ГЛАВА 33
– Привет, крошка, – Флетч откатился к стене.
Энди улеглась рядом. В окна струился яркий свет.
Белая простыня подчеркивала загар ее руки, плеча, шеи.
Ладонь правой руки Флетча легла на грудь Энди, соскользнула вниз, к ногам.
– Как хорошо, что ты снова рядом, – пробормотал Флетч.
Должно быть, она прошла через ванную, общую для двух комнат для гостей.
Его язык коснулся губ Энди. Рука привлекла ее ближе.
– Где ты был прошлой ночью? – спросила Энди.
– Когда?
– В два часа. В три. В постели тебя не было.
– Я пошел прогуляться. После сытного обеда.
В действительности между двумя и тремя часами утра он менял местами номерные знаки автофургона и «форда».
– После того сытного обеда, – Энди захихикала.
– В Канья ты спала в моей постели? – спросил Флетч.
– Конечно. В нашей постели.
– Я голоден.
Энди вопросительно посмотрела на него.
– Это же твоя квартира.
– Да.
– Тогда почему Сильвия в спальне, а мы с тобой – в комнате для гостей?
– Я не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Могу только привести латиноамериканское выражение: «Я проиграл битву на улице».
– Тут произошла революция?
– Считай, что да. Причем в мое отсутствие.
– Как это?
– Пару ночей я провел вне дома.
– И где же ты был?
– Работал.
– Работал?
– В газете. Мой давний друг по «Чикаго пост» теперь перебрался в Бостон. У него не хватало людей, и он попросил меня помочь. Горел Чарльзтаун.
– И ты согласился?
– Почему нет?
– Разве ты не мог отказаться?
– Мог, но не захотел. Душой я по-прежнему журналист. Кроме того, Джек разрешил мне ознакомиться с картотекой. Я просмотрел все материалы по Хорэну.
– Джек?
– Джек Сандерс.
– Я сомневаюсь, что Чарльзтаун горел две ночи.
– Что ты хочешь этим сказать?
– На вторую ночь твой приятель мог справиться с нехваткой персонала и без тебя.
– К чему ты клонишь?
– Ты сказал, что отсутствовал две ночи.
– Неужели?
– Где ты провел другую ночь?
– Какую другую?
– Тебя не было только одну ночь?
– А...
– Если тебя не было только одну ночь, как Сильвии удалось оккупировать спальню?
– Гм...
– Как она вообще попала туда?
– Кто? Сильвия?
– Ты спал с Сильвией?
– Кто? Я?
– Вот видишь, Флетч.
– Видишь что?
– И не нужно на меня дуться.
– Я на тебя дуюсь?
– Из-за Барта.
– О да, Барт-Потрошитель.
– Он нуждался в помощи, Флетч.
– Держу пари.
– Ты знаешь, почему его покинула жена?
– До меня доходили кое-какие слухи.
– Да еще девушка, которую он хотел взять в Канья наотрез отказалась ехать.
– Знаю. Я нашел ее тело. Ей следовало согласиться.
– Барт никого не убивал.
– Энди, Рут Фрайер убил один из трех человек. Я знаю наверняка, что не убивал ее, а в списке из двух оставшихся кандидатов Барт занимает первую строчку.
– Расскажи мне о Сильвии.
– Какой Сильвии?
– Я тебя слушаю.
– Энди, ты, похоже, сильно заблуждаешься.
– Отнюдь. Ты еще не проиграл ни одной «битвы на улице».
– Потому что знаком только с одной Сильвией.
– Что случилось?
– Меня изнасиловали.
– Как мило.
– Да, недурственно.
– Я тебе не верю.
– Можешь поверить. Ты, наверное, догадываешься, что картины нужны ей не меньше, чем тебе.
– Она их не получит, не так ли?
– Я знаю, что она может предложить. Теперь твоя очередь делать ставку.
– Ты знаешь, что я могу предложить.
– Ты более костлявая.
– Тебе это нравится. Костлявость.
– Я это говорил?
– Раз или два.
– А если я врал?
– Это известно только Богу.
– Для двух друзей, которые не виделись целую неделю, мы слишком долго говорим.
– Я не привыкла заключать сделки в постели.
– О, тогда просто пожалей меня.
– С чего тебя жалеть?
– Меня изнасиловали. Мне нужно вернуть сексуальную уверенность.
– Она уже вернулась к тебе. Я это чувствую.
– Видишь, как благотворно действует на меня твое присутствие?
Энди улеглась рядом. В окна струился яркий свет.
Белая простыня подчеркивала загар ее руки, плеча, шеи.
Ладонь правой руки Флетча легла на грудь Энди, соскользнула вниз, к ногам.
– Как хорошо, что ты снова рядом, – пробормотал Флетч.
Должно быть, она прошла через ванную, общую для двух комнат для гостей.
Его язык коснулся губ Энди. Рука привлекла ее ближе.
– Где ты был прошлой ночью? – спросила Энди.
– Когда?
– В два часа. В три. В постели тебя не было.
– Я пошел прогуляться. После сытного обеда.
В действительности между двумя и тремя часами утра он менял местами номерные знаки автофургона и «форда».
– После того сытного обеда, – Энди захихикала.
– В Канья ты спала в моей постели? – спросил Флетч.
– Конечно. В нашей постели.
– Я голоден.
Энди вопросительно посмотрела на него.
– Это же твоя квартира.
– Да.
– Тогда почему Сильвия в спальне, а мы с тобой – в комнате для гостей?
– Я не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Могу только привести латиноамериканское выражение: «Я проиграл битву на улице».
– Тут произошла революция?
– Считай, что да. Причем в мое отсутствие.
– Как это?
– Пару ночей я провел вне дома.
– И где же ты был?
– Работал.
– Работал?
– В газете. Мой давний друг по «Чикаго пост» теперь перебрался в Бостон. У него не хватало людей, и он попросил меня помочь. Горел Чарльзтаун.
– И ты согласился?
– Почему нет?
– Разве ты не мог отказаться?
– Мог, но не захотел. Душой я по-прежнему журналист. Кроме того, Джек разрешил мне ознакомиться с картотекой. Я просмотрел все материалы по Хорэну.
– Джек?
– Джек Сандерс.
– Я сомневаюсь, что Чарльзтаун горел две ночи.
– Что ты хочешь этим сказать?
– На вторую ночь твой приятель мог справиться с нехваткой персонала и без тебя.
– К чему ты клонишь?
– Ты сказал, что отсутствовал две ночи.
– Неужели?
– Где ты провел другую ночь?
– Какую другую?
– Тебя не было только одну ночь?
– А...
– Если тебя не было только одну ночь, как Сильвии удалось оккупировать спальню?
– Гм...
– Как она вообще попала туда?
– Кто? Сильвия?
– Ты спал с Сильвией?
– Кто? Я?
– Вот видишь, Флетч.
– Видишь что?
– И не нужно на меня дуться.
– Я на тебя дуюсь?
– Из-за Барта.
– О да, Барт-Потрошитель.
– Он нуждался в помощи, Флетч.
– Держу пари.
– Ты знаешь, почему его покинула жена?
– До меня доходили кое-какие слухи.
– Да еще девушка, которую он хотел взять в Канья наотрез отказалась ехать.
– Знаю. Я нашел ее тело. Ей следовало согласиться.
– Барт никого не убивал.
– Энди, Рут Фрайер убил один из трех человек. Я знаю наверняка, что не убивал ее, а в списке из двух оставшихся кандидатов Барт занимает первую строчку.
– Расскажи мне о Сильвии.
– Какой Сильвии?
– Я тебя слушаю.
– Энди, ты, похоже, сильно заблуждаешься.
– Отнюдь. Ты еще не проиграл ни одной «битвы на улице».
– Потому что знаком только с одной Сильвией.
– Что случилось?
– Меня изнасиловали.
– Как мило.
– Да, недурственно.
– Я тебе не верю.
– Можешь поверить. Ты, наверное, догадываешься, что картины нужны ей не меньше, чем тебе.
– Она их не получит, не так ли?
– Я знаю, что она может предложить. Теперь твоя очередь делать ставку.
– Ты знаешь, что я могу предложить.
– Ты более костлявая.
– Тебе это нравится. Костлявость.
– Я это говорил?
– Раз или два.
– А если я врал?
– Это известно только Богу.
– Для двух друзей, которые не виделись целую неделю, мы слишком долго говорим.
– Я не привыкла заключать сделки в постели.
– О, тогда просто пожалей меня.
– С чего тебя жалеть?
– Меня изнасиловали. Мне нужно вернуть сексуальную уверенность.
– Она уже вернулась к тебе. Я это чувствую.
– Видишь, как благотворно действует на меня твое присутствие?
ГЛАВА 34
Флетч доканчивал вторую порцию яичницы с ветчиной, когда зазвонил телефон. Встав из-за стола, Флетч направился в кабинет.
Шел одиннадцатый час, и Сильвия уже отправилась по своим делам. Как полагал Флетч, она обходила местные галереи со списком картин ди Грасси в руке, надеясь напасть на какую-либо из них.
В безоблачном холодном октябрьском небе сияло солнце.
За завтраком Флетч и Энди решили погулять по старым улочкам. Энди пообещала познакомить его с американской историей.
Звонил Хорэн.
– Мистер Флетчер, я смог дозвониться до мистера Коуни вчера вечером, но вам перезванивать не стал, потому что было очень поздно.
– И правильно сделали. Я лег спать довольно-таки рано.
– Собственно, у меня не было особого повода беспокоить вас.
– О?
– Он сказал, что его не заинтересовало и ваше новое предложение. Он полагает, вы и близко не подошли к той черте, за которой начинаются переговоры.
– Вы напомнили ему о восьми детях, которых надо кормить?
– Он считает, что эта картина Пикассо стоит как минимум миллион долларов.
– У него очень прожорливые дети. Я-то думал, что в Техасе мясо дешевле.
– Я не знаю, продолжите ли вы переговоры, но, полагаю, вам нужно время, чтобы подумать.
– А как по-вашему? Продолжать переговоры?
– Думаю, что да. Во всяком случае, стоит сделать еще одно предложение. Я, конечно, не представляю себе, сколько вы готовы выложить за одну картину.
– Вы сделаете это предложение от себя, если я откажусь?
– Мистер Флетчер, кажется, я допустил ошибку... Приношу извинения... Не следовало мне говорить вам, что я, возможно, захочу приобрести эту картину, если вы ее не возьмете. Я – ваш брокер, и покупатель ни в коем случае не должен ощущать, что брокер готов перебить его цену ради собственной выгоды.
– У меня возникали подобные мысли.
– Будем считать, что вы неправильно истолковали мои слова. Я имел в виду следующее. Если ваши переговоры закончатся безрезультатно, какое-то время спустя, не завтра, разумеется, а по прошествии нескольких месяцев, а то и полугода, я могу вновь обратиться к мистеру Коуни с предложением продать картину, от себя или от лица другого клиента.
– Понятно.
– И пока ваши переговоры с мистером Коуни продолжаются, будьте уверены – ни я, ни любой другой из моих клиентов не являются вашими конкурентами. И я приложу все силы, чтобы ваши переговоры завершились успешно.
– Так что вы мне посоветуете?
– Мне кажется, вам стоит подумать. Спешить нет нужды. После того, как вы взвесите, сколько денег вы можете выложить за одну картину, я назову мистеру Коуни новую цифру, если, разумеется, получу на то ваше указание.
– И сколько?
– Вы о новой цифре? Полагаю, восемьсот тысяч долларов.
– Я это обдумаю.
– Конечно, мистер Флетчер. Звоните мне в любое время.
– Как насчет другой картины?
– Какой картины?
– Боччиони. «Красное пространство».
– О. Тут мы промахнулись.
– Правда?
– Мистер Коуни слыхом не слыхивал об Умберто Боччиони.
– Удивительно.
– Вероятно, вы получили ложную информацию.
– В это трудно поверить.
– В нашем деле случается и не такое, мистер Флетчер. Тот, кто сказал вам, что картина Боччиони у мистера Коуни, ошибся. Позвоните мне, как только примете решение насчет Пикассо.
– Обязательно.
Энди убирала со стола грязные тарелки.
– Это Хорэн, – пояснил Флетч. – Наш человек в Техасе никогда не слышал об Умберто Боччиони.
Шел одиннадцатый час, и Сильвия уже отправилась по своим делам. Как полагал Флетч, она обходила местные галереи со списком картин ди Грасси в руке, надеясь напасть на какую-либо из них.
В безоблачном холодном октябрьском небе сияло солнце.
За завтраком Флетч и Энди решили погулять по старым улочкам. Энди пообещала познакомить его с американской историей.
Звонил Хорэн.
– Мистер Флетчер, я смог дозвониться до мистера Коуни вчера вечером, но вам перезванивать не стал, потому что было очень поздно.
– И правильно сделали. Я лег спать довольно-таки рано.
– Собственно, у меня не было особого повода беспокоить вас.
– О?
– Он сказал, что его не заинтересовало и ваше новое предложение. Он полагает, вы и близко не подошли к той черте, за которой начинаются переговоры.
– Вы напомнили ему о восьми детях, которых надо кормить?
– Он считает, что эта картина Пикассо стоит как минимум миллион долларов.
– У него очень прожорливые дети. Я-то думал, что в Техасе мясо дешевле.
– Я не знаю, продолжите ли вы переговоры, но, полагаю, вам нужно время, чтобы подумать.
– А как по-вашему? Продолжать переговоры?
– Думаю, что да. Во всяком случае, стоит сделать еще одно предложение. Я, конечно, не представляю себе, сколько вы готовы выложить за одну картину.
– Вы сделаете это предложение от себя, если я откажусь?
– Мистер Флетчер, кажется, я допустил ошибку... Приношу извинения... Не следовало мне говорить вам, что я, возможно, захочу приобрести эту картину, если вы ее не возьмете. Я – ваш брокер, и покупатель ни в коем случае не должен ощущать, что брокер готов перебить его цену ради собственной выгоды.
– У меня возникали подобные мысли.
– Будем считать, что вы неправильно истолковали мои слова. Я имел в виду следующее. Если ваши переговоры закончатся безрезультатно, какое-то время спустя, не завтра, разумеется, а по прошествии нескольких месяцев, а то и полугода, я могу вновь обратиться к мистеру Коуни с предложением продать картину, от себя или от лица другого клиента.
– Понятно.
– И пока ваши переговоры с мистером Коуни продолжаются, будьте уверены – ни я, ни любой другой из моих клиентов не являются вашими конкурентами. И я приложу все силы, чтобы ваши переговоры завершились успешно.
– Так что вы мне посоветуете?
– Мне кажется, вам стоит подумать. Спешить нет нужды. После того, как вы взвесите, сколько денег вы можете выложить за одну картину, я назову мистеру Коуни новую цифру, если, разумеется, получу на то ваше указание.
– И сколько?
– Вы о новой цифре? Полагаю, восемьсот тысяч долларов.
– Я это обдумаю.
– Конечно, мистер Флетчер. Звоните мне в любое время.
– Как насчет другой картины?
– Какой картины?
– Боччиони. «Красное пространство».
– О. Тут мы промахнулись.
– Правда?
– Мистер Коуни слыхом не слыхивал об Умберто Боччиони.
– Удивительно.
– Вероятно, вы получили ложную информацию.
– В это трудно поверить.
– В нашем деле случается и не такое, мистер Флетчер. Тот, кто сказал вам, что картина Боччиони у мистера Коуни, ошибся. Позвоните мне, как только примете решение насчет Пикассо.
– Обязательно.
Энди убирала со стола грязные тарелки.
– Это Хорэн, – пояснил Флетч. – Наш человек в Техасе никогда не слышал об Умберто Боччиони.
ГЛАВА 35
Надеясь, что детективов в штатском не удивит его решение воспользоваться не «фордом», а такси, Флетч поехал на Крэйджи Лейн.
Здание полицейского управления, сложенное из серого камня, возвышалось у самой Бостонской гавани. Внутри стены, как того требовала инструкция, покрывала зеленая краска, деревянный пол чуть пружинил под ногами.
Дежурный полицейский указал ему на лестницу с деревянными перилами. На втором этаже, в нише, Гроувер пил чай. Он и провел Флетча в кабинет Флинна.
Флинн сидел за старым деревянным столом, а за его спиной через три сводчатых, почти как в кафедральном соборе, окна открывался вид на гавань. Несколько стульев с деревянными спинками, да длинный стол для совещаний у дальней стены дополняли обстановку.
– Вас не затруднит принести мистеру Флетчеру чашечку чая, Гроувер? – Флинн поднялся, чтобы пожать руку Флетчу. – Присаживайтесь, мистер Флетчер. Чувствуйте себя как дома.
Гроувер поставил на край стола две чайные чашки и вышел за третьей.
– За чаем лучше беседуется, – улыбнулся Флинн.
Флетч пододвинул один из стульев и сел так, чтобы свет из окон не бил в глаза.
– У вас тут уютно.
– Я знаю, – добродушная улыбка все еще играла на губах Флинна. – Я заглянул к вам в выходной, в субботу, вы заглянули ко мне в выходной, в воскресенье. Как говорится, в свободное от работы время. Я узнал, что вы не только репортер и убийца, но и любитель подглядывать в чужие окна. Неужели этим и ограничится наш улов?
Гроувер поставил перед Флетчем чашку чая, не спросив, хочет ли тот сахара или молока, взял свою чашку и сел за длинный стол.
– Вы хотите, чтобы я записывал ваш разговор, инспектор?
– Пожалуй, что да. Я думаю, мистеру Флетчеру есть что сказать, и пусть его слова останутся на бумаге.
– Как продвигается другое расследование? Я имею в виду убийство члена Городского совета.
– Медленно, – признал Флинн. – И отнимает ужасно много времени.
– Теперь относительно Рут Фрайер...
– Вернее, убийства Рут Фрайер.
– Да. Я хочу, чтобы вы вычеркнули меня из списка подозреваемых.
– Вам нужно слетать в Техас.
– Возможно.
– Мы вычеркнем вас из списка, как только найдем на ваше место более подходящего кандидата.
– Как я понимаю, в последние дни и в этом расследовании вы не достигли особого прогресса.
– Как вам это нравится, Гроувер? Наш кандидат в обвиняемые теряет терпение. А поначалу он так надеялся на компетентность полиции Бостона.
Склонившись над столом, Гроувер что-то писал в блокноте.
– Я, конечно, не забываю, что у вас есть и другие дела.
– Одно или два. Не более того.
– А политики и пресса давят на вас, требуя поскорее найти убийцу члена Городского совета.
– Сами видите, мне есть чем оправдаться.
– Но в данной ситуации я – жертва. Я не убивал Рут Фрайер.
– Все убийцы так говорят.
Здание полицейского управления, сложенное из серого камня, возвышалось у самой Бостонской гавани. Внутри стены, как того требовала инструкция, покрывала зеленая краска, деревянный пол чуть пружинил под ногами.
Дежурный полицейский указал ему на лестницу с деревянными перилами. На втором этаже, в нише, Гроувер пил чай. Он и провел Флетча в кабинет Флинна.
Флинн сидел за старым деревянным столом, а за его спиной через три сводчатых, почти как в кафедральном соборе, окна открывался вид на гавань. Несколько стульев с деревянными спинками, да длинный стол для совещаний у дальней стены дополняли обстановку.
– Вас не затруднит принести мистеру Флетчеру чашечку чая, Гроувер? – Флинн поднялся, чтобы пожать руку Флетчу. – Присаживайтесь, мистер Флетчер. Чувствуйте себя как дома.
Гроувер поставил на край стола две чайные чашки и вышел за третьей.
– За чаем лучше беседуется, – улыбнулся Флинн.
Флетч пододвинул один из стульев и сел так, чтобы свет из окон не бил в глаза.
– У вас тут уютно.
– Я знаю, – добродушная улыбка все еще играла на губах Флинна. – Я заглянул к вам в выходной, в субботу, вы заглянули ко мне в выходной, в воскресенье. Как говорится, в свободное от работы время. Я узнал, что вы не только репортер и убийца, но и любитель подглядывать в чужие окна. Неужели этим и ограничится наш улов?
Гроувер поставил перед Флетчем чашку чая, не спросив, хочет ли тот сахара или молока, взял свою чашку и сел за длинный стол.
– Вы хотите, чтобы я записывал ваш разговор, инспектор?
– Пожалуй, что да. Я думаю, мистеру Флетчеру есть что сказать, и пусть его слова останутся на бумаге.
– Как продвигается другое расследование? Я имею в виду убийство члена Городского совета.
– Медленно, – признал Флинн. – И отнимает ужасно много времени.
– Теперь относительно Рут Фрайер...
– Вернее, убийства Рут Фрайер.
– Да. Я хочу, чтобы вы вычеркнули меня из списка подозреваемых.
– Вам нужно слетать в Техас.
– Возможно.
– Мы вычеркнем вас из списка, как только найдем на ваше место более подходящего кандидата.
– Как я понимаю, в последние дни и в этом расследовании вы не достигли особого прогресса.
– Как вам это нравится, Гроувер? Наш кандидат в обвиняемые теряет терпение. А поначалу он так надеялся на компетентность полиции Бостона.
Склонившись над столом, Гроувер что-то писал в блокноте.
– Я, конечно, не забываю, что у вас есть и другие дела.
– Одно или два. Не более того.
– А политики и пресса давят на вас, требуя поскорее найти убийцу члена Городского совета.
– Сами видите, мне есть чем оправдаться.
– Но в данной ситуации я – жертва. Я не убивал Рут Фрайер.
– Все убийцы так говорят.