– Мне тут нравится, – признался Флинн. – Оказывается, можно неплохо жить и в музее, – он повернулся к Флетчу. – Так что мы ищем?
Флетч пожал плечами.
– Пятнадцать картин и лошадь Дега.
– Под лошадью вы подразумеваете скульптуру?
– Да.
– На первом этаже есть скульптура балерины...
– Да. Работы Дега.
– Но это не лошадь. В субботу в вашей квартире вы упоминали, что коллекция ди Грасси включала девятнадцать предметов.
– Да. Две картины уже проданы при посредничестве Хорэна. Третья, Пикассо, внизу. Остается пятнадцать картин и одна скульптура.
– Эти картины как-либо связаны между собой?
Флинн прошел в маленькую темную столовую.
– Пожалуй, что нет. Они принадлежат к разным школам и эпохам. Большинство, если не все, написаны итальянскими мастерами.
– Должно быть, это кухня.
Они оглядели сверкающие белизной буфеты, безупречно чистые столы.
– Тут, похоже, ничего нет. Разве что несколько полотен Уорхола на полках.
Они вернулись в гостиную.
– Вы ищете? – спросил Флинн.
– Да, – ответил Флетч.
Но картины на стенах не представляли особой художественной ценности.
Флинн зажег свет в кабинете.
Над столом висела картина Сислея <Сислей, Альфред (1839-1899) – французский живописец.> – характерная для него петляющая по полям дорога. Вывешивать ее следовало в более светлой комнате.
– У ди Грасси Сислея не было.
– А картина хорошая, – Флинн еще раз всмотрелся в нее, отвернулся. – Пообщавшись с вами, поневоле станешь разбираться в живописи.
По лестнице они поднялись на четвертый этаж.
Дворецкий, или домашний слуга, ждал их на верхней ступеньке. В длинном темном халате, с печальным лицом. Чувствовалось, ему не терпится задать вопросы о дальнейшей судьбе своего хозяина, но он не решается открыть рот.
В спальне висела картина с обнаженной девушкой, в натуральную величину, более похожая на фотографию, без особых художественных достоинств, но возбуждающая.
– Кажется, мистер Хорэн не часто приглашал сюда дам, – предположил Флинн.
Стены одной комнаты для гостей украшали карикатуры, второй – фотографии.
– Видите ли, инспектор, своих картин у Хорэна, скорее всего, не было, – пояснил Флинн. – У брокеров их не бывает. Пусть у Хорэна галерея, но он все равно брокер, то есть главное для него – продать, а не оставить в своей коллекции.
– Понятно.
Дворецкий поджидал их в темноте коридора.
– Где ваша комната? – спросил Флинн.
– Наверху, сэр.
– Можем мы осмотреть ее?
Дворецкий открыл дверь, ведущую к лестничному маршу.
Спартанская спальня: кровать, комод, стул, шкаф, маленький телевизор. Идеально чистая ванная.
На чердаке оказался обычный хлам: пустые чемоданы, сундуки, рамы для картин, свернутый ковер, старые люстры.
– Рамы картин ди Грасси представляли какую-то ценность? – спросил Флинн.
– Нет, – покачал головой Флетч.
– В доме есть сейф? – поинтересовался Флинн у дворецкого, когда они спустились на третий этаж.
– Да, сэр. В кабинете мистера Хорэна.
– Вы говорите о маленьком сейфе?
– Да, сэр.
– Я уже осмотрел его. Нет, меня интересует большой сейф, этакое хранилище для картин, скульптур.
– Такого нет, сэр.
– А если бы был, вы бы знали о его существовании?
– Да, сэр.
Флинн положил руку на плечо старика.
– Мне очень жаль вас. Вы здесь давно?
– Четырнадцать лет.
Старик отступил в тень.
– Для вас это страшный удар.
– Да, сэр.
На лифте они спустились на второй этаж и обошли четыре выставочных зала. Один был пуст, в остальных на мольбертах стояло по несколько картин, ярко освещенных, расположенных так, чтобы при осмотре одной другие не отвлекали внимание тонкого ценителя живописи.
– Ничего, да?
– Я так сказать не могу, – ответил Флетч. – Посмотреть есть на что. Но картин ди Грасси здесь нет.
Несмотря на систему кондиционирования, лицо Флетча пылало. Руки вспотели.
Флинн же чувствовал себя прекрасно.
– Ну, теперь мы можем ехать в Уэстон, – Флинн застегнул плащ. – Тамошняя полиция встретит нас на границе своего участка.
Гроувер ждал их внизу, в том же черном «форде».
– Давайте вместе сядем сзади, – предложил Флинн. – Так будет легче разговаривать.
Гроувер поехал по Ньюбюри-стрит на запад.
Флетч забился в дальний угол заднего сиденья.
Флинн же расселся, в расстегнутом плаще, широко расставив колени.
– Похоже, сегодня мне не удастся вернуться домой к двум часам ночи. Элзбет придется ужинать без меня. Вы бывали в Уэстоне?
– Нет.
– Естественно нет. Вы же в Бостоне лишь неделю. И мы держали вас под постоянным наблюдением. Я слышал, приятное местечко.
Флетч откашлялся.
– И все это время бедолага Гроувер принимал вас за убийцу. А, Гроувер?
Сержант Ричард Ти. Уилэн не ответил «дерьму собачьему».
– Впрочем, я сам склонялся к тому же мнению. Когда же это было? А, в среду вечером. Я думал, мы услышим от вас признание. Вместо этого вы пригласили нас на обед. А в тот день, когда мы не смогли увидеться, я чувствовал, что мне удастся убедить вас в собственной вине даже по телефону. Но у меня ничего не вышло, и я понял, что должен поближе познакомиться с вами. Поэтому в субботу я нарушил ваше уединение, лучший способ узнать человека – пообщаться с ним накоротке, но вы опять же доказали свою невиновность.
Третий раз Флетч ехал тем же маршрутом.
– Услышав ваш голос в воскресенье утром, я уже не сомневался, что вы звоните из бара, готовый сознаться, – Флинн рассмеялся. – Чтобы облегчить душу.
– Может, все еще впереди, – промямлил Флетч.
Гроувер глянул на него в зеркало заднего обзора.
– Что бы это значило? – все еще смеясь, спросил Флинн.
– Мне, конечно, не хочется портить вам настроение, но Хорэн не мог убить Рут Фрайер.
– Не только мог, он и убил.
– Как?
– Ударил по голове бутылкой виски. Непочатой бутылкой.
– Но зачем?
– Мотив убийства абсолютно ясен. Чтобы свалить вину на вас.
– Мы же не знали друг друга.
– И что? Он не знал вас, но прекрасно понимал цель вашего приезда. Несмотря на всю вашу журналистскую славу, – Флинн вынул из кармана несколько монет и передал Гроуверу, – ... вы допустили ошибку, юноша.
– Вы должны платить за проезд?
– Дорога принадлежит штату, а я работаю в городе. В нашей стране столько правительств, что их хватит на весь земной шар.
– Какую ошибку?
– Дело в том, что через несколько дней после похищения ди Грасси Хорэн получил ваше письмо, да еще отправленное из Рима, в котором вы просили его найти для вас одну из картин коллекции ди Грасси.
– Он ничего не мог знать ни о похищении, ни об убийстве да Грасси, – возразил Флетч. – Местные газеты об этом не писали. Я проверил.
– Я тоже. Сегодня утром. Поэтому я спросил его, какие газеты он читает, и получил четкий ответ: «Нью-Йорк таймс». – А в «Таймс» об этом писали.
– О Боже. Я знал, что он выписывает «Таймс»!
– Вас даже упомянули как Питера Флетчера. Отметили, что именно вы объявили журналистам, что у дам семейства ди Грасси нет ни гроша и они никоим образом не могут выполнить условия похитителей. Обо всем этом написано в «Таймс». Черным по белому.
– Но почему они все это печатали? Что им итальянская мелочевка?
– Вы же журналист. Интерес к преступности никогда не падает, юноша.
– О.
– Пресса полностью изобличила вас. Не вы первый, не вы последний.
– Хорэн не мог пройти мимо упоминания фамилии ди Грасси.
– Именно так.
– Должно быть, он в сговоре с Коуни.
– Я сомневаюсь, что Хорэн пошел на убийство, выгораживая другого. Конечно, возможно и такое, – Флинн пожал плечами. – В этом мире возможно все.
– И все-таки я не могу в это поверить.
– Итак, вы пишете ему невинное письмо из Рима, указываете, какая картина привлекла ваше внимание, а также день прибытия в Бостон и место, где вы остановитесь.
И в день вашего прибытия симпатичный, обаятельный, респектабельный Хорэн, вероятно, с пустым чемоданом, заявился в аэропорт, скорее всего, прикинулся только что прибывшим пассажиром, «склеил», простите за жаргон, наземную стюардессу «Транс Уорлд Эйрлайнс»...
– Я не писал, самолетом какой авиакомпании...
– Зная день прилета, достаточно одного телефонного звонка, чтобы выяснить и авиакомпанию, и номер рейса, и время прибытия. Вам это известно не хуже меня.
– Конечно.
– При такой благообразной внешности Хорэн никак не тянул на злодея. И Рут не заподозрила ничего плохого, когда он предложил ей пообедать с ним. Возможно, упомянул, что он – вдовец, близок к миру искусства, преподает в Гарварде. С какой стати ей отказываться от приглашения? Ее кавалера в городе нет. Бостона она не знает. Пообедать с Хорэном куда интереснее, чем торчать весь вечер в номере отеля, полируя ногти... А, еще один пропускной пункт, – он вновь протянул Гроуверу. монеты. – Слава Богу, что они не стоят на каждом километре.
– Он отвозит мисс Фрайер в отель. Разрешает ей переодеться. Ждет ее в баре. Угощает коктейлем. Скорее всего, двумя или тремя. Цель его действий – дать вам время добраться до квартиры и вновь покинуть ее. Рассуждает он правильно: мужчина, приехав в одиночку в незнакомый город, поселившись в чужой квартире, обязательно пойдет обедать в ресторан. Что вы, собственно, и сделали.
Гроувер свернул на дорогу к Уэстону.
– Мистер Хорэн, как видите, неплохо разбирается в людях, – добавил Флинн.
Впереди показался стоящий на обочине автомобиль с зажженными габаритными огнями.
– Это патрульная машина, Гроувер?
– Да, сэр.
– Они, должно быть, ждут нас. И хорошо. Без них мы едва ли найдем нужный нам дом в этой лесистой местности.
Гроувер остановился в паре ярдов от патрульной машины.
– Под предлогом, что ему нужно занести домой чемодан, Хорэн завел Рут в квартиру, которую назвал ей своей, хотя на самом деле в ней поселились вы, – полицейский в форме вылез из патрульной машины и направился к ним. – Едва ли можно найти более удачный предлог, если хочешь заманить в квартиру малознакомую девушку.
– Флинн, у Хорэна не было ключа от квартиры.
– Да был же, был. Несколько лет назад он нашел мастеров, которые отреставрировали картины Коннорсов, пока те отдыхали в Скалистых горах. И кто будет требовать ключ от такого джентльмена, как Рональд Райсон Хорэн, или даже помнить, что у него есть такой ключ, Флинн опустил стекло. – Вы бы видели, сколько ключей у него в столе... Привет! – прокричал он через окно. – Хорэн сам сказал мне о реставрации картин Коннорса.
– Инспектор Флинн?
– Он самый.
– Полиция Уэстона, сэр. Вы приехали с ордером на обыск дома Хорэна?
– Да.
– Следуйте за нами, сэр.
– Хорошо. Как вас зовут?
– Патрульный Кэбот, сэр.
Полицейский вернулся к патрульной машине, Флинн поднял стекло, и оба автомобиля гуськом покатили по дороге.
– Вот, значит, какие дела, – выдохнул Флетч.
– Все время вы думали, что ведете его по садовой тропинке. А на поверку выходит, что поводырем-то был он.
– И все потому, что он читает «Таймс».
– Вы представляли для него немалую угрозу. Логичный вывод – от вас надо отделаться. Если бы он убил вас, подозрение неминуемо пало бы на него. Вы приехали в Бостон, чтобы встретиться с ним и только с ним. Поэтому он и нашел блестящий способ остановить ваше расследование до того, как оно начнется. Хорошо, что я не арестовал вас в день нашего знакомства. Не правда ли, Гроувер? Хорэн, должно быть, безмерно удивился, когда утром вы заявились в его галерею, вольный, как пташка в поднебесье.
– Я вам очень благодарен.
– Короче, мы взяли истинного убийцу, хотя мне пришлось выдержать не один нагоняй от этого господина, что сидит сейчас на переднем сиденье. Задал он мне перца, доложу я вам.
Они повернули на подъездную дорожку к дому.
– Хорэн ударил юную даму бутылкой по голове, до или после того, как сорвал с нее платье, убрал остальные бутылки в шкаф, набрал в кувшин воды, в общем, сделал все, чтобы облегчить вам путь на эшафот. Уж он не сомневался, что мужчина, вернувшись в чужую квартиру поздно вечером и увидя на полу мертвую обнаженную девушку, потянется к бутылке, чтобы пропустить пару глотков.
– Вы бы потянулись к чайнику.
– Оказавшись на вашем месте, едва ли.
Полицейский в форме поджидал их у крыльца.
– Вот ордер, – Флинн протянул ему соответствующий документ.
– Этой ночью дом пытались ограбить, – доложил Кэбот.
– Неужели?
– Да, сэр.
– Вы сказали «пытались»?
– Да, сэр. Грабитель или грабители не успели проникнуть в дом. Их отпугнул сигнал тревоги.
– Как вы узнали, что они не проникли в дом?
– Мистер Хорэн приезжал сюда. Мы обошли все комнаты. Он сказал, что ничего не пропало.
– Он приезжал сюда? Как интересно. Он-то говорил мне, что ездил прогуляться под луной. Почему же он не сообщил об ограблении?
– Он приехал сюда раньше нас, – добавил Кэбот.
– Вы полагаете, он хотел ограбить сам себя? – Флинн искоса глянул на Флетча. – Мог он знать, что мы дышим ему в затылок?
– Понятия не имею, – ответствовал Флетч.
Флинн посмотрел на Гроувера, пожал плечами.
– Пройдемте в дом.
На крыльце патрульный Кэбот надавил на фанеру, она упала на пол кухни. Просунув руку через разбитую стеклянную панель, открыл замок, распахнул дверь.
Они прошли на кухню. Под ногами хрустели осколки стекла.
По ходу зажигая и выключая свет, они заглянули во все комнаты первого этажа, но не обнаружили ничего, кроме старой мебели и рваных ковров.
На лестничной площадке второго этажа Флинн повернулся к Флетчу.
– Если я не ошибаюсь, тут нет ничего ценного.
Кэбот тем временем зажигал свет в спальнях.
– Вы абсолютно правы, – кивнул Флетч.
– Тогда зачем дорогая система сигнализации?
Они обошли спальни. Та же картина. Такая мебель могла бы стоять в студенческих общежитиях.
– А снаружи можно подумать, что в особняке собраны богатства всей Персии, – заметил Флинн. – Любого грабителя ждало бы жестокое разочарование.
Во всех комнатах Флинн открывал и закрывал двери стенных шкафов. Точно так же поступил он и в той, через которую Флетч выносил картины.
– Ага, это уже кое-что. Посмотрите, как аккуратно были сложены полотнища, – обратился он к своим спутникам, включив свет и оглядев кладовку. – На полу у стен пыли меньше. И на участке в центре – тоже.
Флетч заглянул ему через плечо.
– Вы, думаете, картины хранились здесь?
– Нам этого уже не узнать.
Он погасил свет, закрыл дверь.
– Мистер Хорэн утверждал, что ничего не пропало? – спросил Флинн патрульного Кэбота, когда они поднимались на чердак.
– Да, сэр.
– Вы осмотрели дом вместе с ним, не так ли?
– Да, сэр.
– Вы заглядывали и во все стенные шкафы?
– Да, сэр. Во все.
После осмотра чердака Флинн вновь повернулся к Кэботу.
– Ограбления здесь не редкость?
– Нет, сэр.
– За неделю на этой дороге в дома вламывались трижды, – добавил второй патрульный.
– Да, ужасный разгул преступности.
Они вновь вышли на заднее крыльцо. Кэбот установил кусок фанеры на место, закрыл дверь.
– Мне кажется, Хорэн здесь не жил, – отметил Флинн. – Для чего он держал этот дом?
– Может, получил его по наследству, – патрульный Кэбот посмотрел на Флинна. – Что мы должны сказать, если мистер Хорэн спросит, почему мы обыскивали его дом?
– Мистер Хорэн не спросит, – твердо ответил Флинн. – Мы арестовали его этим вечером по обвинению в убийстве.
Они тронулись в обратный путь.
– Это загадка, – качал головой Флинн. – Ребус. От куда он прознал о наших планах? Что побудило его ограбить себя? И где теперь картины?
– Возможно, ему показалось подозрительным, что некто ни с того ни с сего пожелал продать ему картину Форда Мэдокса Брауна, – предположил Флетч.
– Я говорил с ним по-немецки, – ответил Флинн.
– Инспектор, у меня складывается впечатление, что ваши улики против Хорэна отнюдь не весомее тех, что вы собрали против меня.
– Вы неправы. В вашей квартире нашли отпечатки его пальцев.
– Его? Я же спрашивал вас об отпечатках пальцев.
– И я сказал вам, что найдены отпечатки ваших пальцев, миссис Сэйер, Рут Фрайер и какого-то мужчины, предположительно Барта Коннорса. Полной уверенности, что это отпечатки Коннорса, у нас не было. Мистер Коннорс, знаете ли, не служил в армии и не привлекался в полицию по обвинению в каком-либо преступлении. И кончики его пальцев девственно чисты. С них никогда не снимали отпечатки. И все это время он наслаждался морем и солнцем Италии.
– В моем доме, – добавил Флетч.
– А вот отпечатки пальцев мистера Хорэна у нас есть, потому что он служил на флоте.
– Я знаю.
– Только после нашей субботней беседы за чашкой чая, когда вы позволили мне узнать истинную причину вашего приезда в Бостон: повидаться с Хорэном, я задумался, а не сравнить ли мне найденные в вашей квартире отпечатки пальцев с отпечатками Хорэна, имеющимися в нашем архиве. Совпадение было полным. Мистер Хорэн вел себя довольно беззаботно. Полагал, что подозрение ни в коем разе не падет на него, поэтому ему и в голову не пришло стереть отпечатки своих пальцев. Впрочем, будь на моем месте полицейский поопытнее, он никогда не заподозрил бы Хорэна. Такой респектабельный джентльмен.
– Он знает, что у вас есть отпечатки его пальцев?
– Да. Он сознался.
– Наконец-то у вас есть добровольное признание. Хоть от кого-то.
– С признанием все гораздо проще. Экономит массу времени суду.
Луна скрылась за облаками.
– Люси Коннорс не убивала Рут Фрайер, – в интонации Флетчера не слышалось вопроса.
– Разумеется, нет. Она невинна, как младенец. Вы отнеслись к ней с предубеждением, юноша.
– Вы знали о том, что преступник – Хорэн, когда мы говорили в последний раз? Вчера. В вашем кабинете.
– Да, юноша. Должен признаться, я просто водил вас за нос. Как тот мальчик в Германии, который просил дать ему автограф, а потом фотографировал, чтобы отослать снимок в Лондон. К пяти часам вечера вчерашнего дня мы уже точно знали, что мужчина, оставивший отпечатки пальцев в вашей квартире, – Хорэн, и до нашего разговора я договорился с ним о встрече. А Гроувер подготовил ордера на подпись судье.
– Флинн. Вам приходилось чувствовать себя дураком?
– Конечно. В этом случае спасение только одно – выпить чашечку чая.
Флинн снова передал Гроуверу монетки для оплаты проезда.
– Удачи вам в расследований убийства члена Городского совета, – пожелал Флетчер.
– А, с этим уже покончено.
– Правда?
– Конечно, я дам возможность политикам посостязаться в красноречии, чтобы, выдохшись, они приняли предложенное мною решение. Им-то хочется, чтобы это убийство носило политический характер. Сейчас все они требуют, чтобы полиция охраняла каждого из них. Хотят, чтобы даже в прогулках по улице их сопровождал полицейский.
– Кто это сделал?
– Вы спросили: «Кто это сделал?»
– Да.
– Только не смейтесь, ладно. Ее муж. Бедный, затюканный мужичонка, которого держали в стенном шкафу с тех пор, как вывели из церкви.
– Почему вы так решили?
– Я нашел человека, который продал ему пешню для льда. Убежденный республиканец. До мозга костей. Лучшего свидетеля не найти, если судебное разбирательство касается демократов.
У дома 152 по Бикон-стрит, перед тем как выйти из машины, Флетч протянул руку Флинну.
– Судьба свела меня с великим полицейским.
Они обменялись крепким рукопожатием.
– Я учусь, – скромно ответил Флинн. – Понемногу, но учусь.
ГЛАВА 39
Флетч пожал плечами.
– Пятнадцать картин и лошадь Дега.
– Под лошадью вы подразумеваете скульптуру?
– Да.
– На первом этаже есть скульптура балерины...
– Да. Работы Дега.
– Но это не лошадь. В субботу в вашей квартире вы упоминали, что коллекция ди Грасси включала девятнадцать предметов.
– Да. Две картины уже проданы при посредничестве Хорэна. Третья, Пикассо, внизу. Остается пятнадцать картин и одна скульптура.
– Эти картины как-либо связаны между собой?
Флинн прошел в маленькую темную столовую.
– Пожалуй, что нет. Они принадлежат к разным школам и эпохам. Большинство, если не все, написаны итальянскими мастерами.
– Должно быть, это кухня.
Они оглядели сверкающие белизной буфеты, безупречно чистые столы.
– Тут, похоже, ничего нет. Разве что несколько полотен Уорхола на полках.
Они вернулись в гостиную.
– Вы ищете? – спросил Флинн.
– Да, – ответил Флетч.
Но картины на стенах не представляли особой художественной ценности.
Флинн зажег свет в кабинете.
Над столом висела картина Сислея <Сислей, Альфред (1839-1899) – французский живописец.> – характерная для него петляющая по полям дорога. Вывешивать ее следовало в более светлой комнате.
– У ди Грасси Сислея не было.
– А картина хорошая, – Флинн еще раз всмотрелся в нее, отвернулся. – Пообщавшись с вами, поневоле станешь разбираться в живописи.
По лестнице они поднялись на четвертый этаж.
Дворецкий, или домашний слуга, ждал их на верхней ступеньке. В длинном темном халате, с печальным лицом. Чувствовалось, ему не терпится задать вопросы о дальнейшей судьбе своего хозяина, но он не решается открыть рот.
В спальне висела картина с обнаженной девушкой, в натуральную величину, более похожая на фотографию, без особых художественных достоинств, но возбуждающая.
– Кажется, мистер Хорэн не часто приглашал сюда дам, – предположил Флинн.
Стены одной комнаты для гостей украшали карикатуры, второй – фотографии.
– Видите ли, инспектор, своих картин у Хорэна, скорее всего, не было, – пояснил Флинн. – У брокеров их не бывает. Пусть у Хорэна галерея, но он все равно брокер, то есть главное для него – продать, а не оставить в своей коллекции.
– Понятно.
Дворецкий поджидал их в темноте коридора.
– Где ваша комната? – спросил Флинн.
– Наверху, сэр.
– Можем мы осмотреть ее?
Дворецкий открыл дверь, ведущую к лестничному маршу.
Спартанская спальня: кровать, комод, стул, шкаф, маленький телевизор. Идеально чистая ванная.
На чердаке оказался обычный хлам: пустые чемоданы, сундуки, рамы для картин, свернутый ковер, старые люстры.
– Рамы картин ди Грасси представляли какую-то ценность? – спросил Флинн.
– Нет, – покачал головой Флетч.
– В доме есть сейф? – поинтересовался Флинн у дворецкого, когда они спустились на третий этаж.
– Да, сэр. В кабинете мистера Хорэна.
– Вы говорите о маленьком сейфе?
– Да, сэр.
– Я уже осмотрел его. Нет, меня интересует большой сейф, этакое хранилище для картин, скульптур.
– Такого нет, сэр.
– А если бы был, вы бы знали о его существовании?
– Да, сэр.
Флинн положил руку на плечо старика.
– Мне очень жаль вас. Вы здесь давно?
– Четырнадцать лет.
Старик отступил в тень.
– Для вас это страшный удар.
– Да, сэр.
На лифте они спустились на второй этаж и обошли четыре выставочных зала. Один был пуст, в остальных на мольбертах стояло по несколько картин, ярко освещенных, расположенных так, чтобы при осмотре одной другие не отвлекали внимание тонкого ценителя живописи.
– Ничего, да?
– Я так сказать не могу, – ответил Флетч. – Посмотреть есть на что. Но картин ди Грасси здесь нет.
Несмотря на систему кондиционирования, лицо Флетча пылало. Руки вспотели.
Флинн же чувствовал себя прекрасно.
– Ну, теперь мы можем ехать в Уэстон, – Флинн застегнул плащ. – Тамошняя полиция встретит нас на границе своего участка.
Гроувер ждал их внизу, в том же черном «форде».
– Давайте вместе сядем сзади, – предложил Флинн. – Так будет легче разговаривать.
Гроувер поехал по Ньюбюри-стрит на запад.
Флетч забился в дальний угол заднего сиденья.
Флинн же расселся, в расстегнутом плаще, широко расставив колени.
– Похоже, сегодня мне не удастся вернуться домой к двум часам ночи. Элзбет придется ужинать без меня. Вы бывали в Уэстоне?
– Нет.
– Естественно нет. Вы же в Бостоне лишь неделю. И мы держали вас под постоянным наблюдением. Я слышал, приятное местечко.
Флетч откашлялся.
– И все это время бедолага Гроувер принимал вас за убийцу. А, Гроувер?
Сержант Ричард Ти. Уилэн не ответил «дерьму собачьему».
– Впрочем, я сам склонялся к тому же мнению. Когда же это было? А, в среду вечером. Я думал, мы услышим от вас признание. Вместо этого вы пригласили нас на обед. А в тот день, когда мы не смогли увидеться, я чувствовал, что мне удастся убедить вас в собственной вине даже по телефону. Но у меня ничего не вышло, и я понял, что должен поближе познакомиться с вами. Поэтому в субботу я нарушил ваше уединение, лучший способ узнать человека – пообщаться с ним накоротке, но вы опять же доказали свою невиновность.
Третий раз Флетч ехал тем же маршрутом.
– Услышав ваш голос в воскресенье утром, я уже не сомневался, что вы звоните из бара, готовый сознаться, – Флинн рассмеялся. – Чтобы облегчить душу.
– Может, все еще впереди, – промямлил Флетч.
Гроувер глянул на него в зеркало заднего обзора.
– Что бы это значило? – все еще смеясь, спросил Флинн.
– Мне, конечно, не хочется портить вам настроение, но Хорэн не мог убить Рут Фрайер.
– Не только мог, он и убил.
– Как?
– Ударил по голове бутылкой виски. Непочатой бутылкой.
– Но зачем?
– Мотив убийства абсолютно ясен. Чтобы свалить вину на вас.
– Мы же не знали друг друга.
– И что? Он не знал вас, но прекрасно понимал цель вашего приезда. Несмотря на всю вашу журналистскую славу, – Флинн вынул из кармана несколько монет и передал Гроуверу, – ... вы допустили ошибку, юноша.
– Вы должны платить за проезд?
– Дорога принадлежит штату, а я работаю в городе. В нашей стране столько правительств, что их хватит на весь земной шар.
– Какую ошибку?
– Дело в том, что через несколько дней после похищения ди Грасси Хорэн получил ваше письмо, да еще отправленное из Рима, в котором вы просили его найти для вас одну из картин коллекции ди Грасси.
– Он ничего не мог знать ни о похищении, ни об убийстве да Грасси, – возразил Флетч. – Местные газеты об этом не писали. Я проверил.
– Я тоже. Сегодня утром. Поэтому я спросил его, какие газеты он читает, и получил четкий ответ: «Нью-Йорк таймс». – А в «Таймс» об этом писали.
– О Боже. Я знал, что он выписывает «Таймс»!
– Вас даже упомянули как Питера Флетчера. Отметили, что именно вы объявили журналистам, что у дам семейства ди Грасси нет ни гроша и они никоим образом не могут выполнить условия похитителей. Обо всем этом написано в «Таймс». Черным по белому.
– Но почему они все это печатали? Что им итальянская мелочевка?
– Вы же журналист. Интерес к преступности никогда не падает, юноша.
– О.
– Пресса полностью изобличила вас. Не вы первый, не вы последний.
– Хорэн не мог пройти мимо упоминания фамилии ди Грасси.
– Именно так.
– Должно быть, он в сговоре с Коуни.
– Я сомневаюсь, что Хорэн пошел на убийство, выгораживая другого. Конечно, возможно и такое, – Флинн пожал плечами. – В этом мире возможно все.
– И все-таки я не могу в это поверить.
– Итак, вы пишете ему невинное письмо из Рима, указываете, какая картина привлекла ваше внимание, а также день прибытия в Бостон и место, где вы остановитесь.
И в день вашего прибытия симпатичный, обаятельный, респектабельный Хорэн, вероятно, с пустым чемоданом, заявился в аэропорт, скорее всего, прикинулся только что прибывшим пассажиром, «склеил», простите за жаргон, наземную стюардессу «Транс Уорлд Эйрлайнс»...
– Я не писал, самолетом какой авиакомпании...
– Зная день прилета, достаточно одного телефонного звонка, чтобы выяснить и авиакомпанию, и номер рейса, и время прибытия. Вам это известно не хуже меня.
– Конечно.
– При такой благообразной внешности Хорэн никак не тянул на злодея. И Рут не заподозрила ничего плохого, когда он предложил ей пообедать с ним. Возможно, упомянул, что он – вдовец, близок к миру искусства, преподает в Гарварде. С какой стати ей отказываться от приглашения? Ее кавалера в городе нет. Бостона она не знает. Пообедать с Хорэном куда интереснее, чем торчать весь вечер в номере отеля, полируя ногти... А, еще один пропускной пункт, – он вновь протянул Гроуверу. монеты. – Слава Богу, что они не стоят на каждом километре.
– Он отвозит мисс Фрайер в отель. Разрешает ей переодеться. Ждет ее в баре. Угощает коктейлем. Скорее всего, двумя или тремя. Цель его действий – дать вам время добраться до квартиры и вновь покинуть ее. Рассуждает он правильно: мужчина, приехав в одиночку в незнакомый город, поселившись в чужой квартире, обязательно пойдет обедать в ресторан. Что вы, собственно, и сделали.
Гроувер свернул на дорогу к Уэстону.
– Мистер Хорэн, как видите, неплохо разбирается в людях, – добавил Флинн.
Впереди показался стоящий на обочине автомобиль с зажженными габаритными огнями.
– Это патрульная машина, Гроувер?
– Да, сэр.
– Они, должно быть, ждут нас. И хорошо. Без них мы едва ли найдем нужный нам дом в этой лесистой местности.
Гроувер остановился в паре ярдов от патрульной машины.
– Под предлогом, что ему нужно занести домой чемодан, Хорэн завел Рут в квартиру, которую назвал ей своей, хотя на самом деле в ней поселились вы, – полицейский в форме вылез из патрульной машины и направился к ним. – Едва ли можно найти более удачный предлог, если хочешь заманить в квартиру малознакомую девушку.
– Флинн, у Хорэна не было ключа от квартиры.
– Да был же, был. Несколько лет назад он нашел мастеров, которые отреставрировали картины Коннорсов, пока те отдыхали в Скалистых горах. И кто будет требовать ключ от такого джентльмена, как Рональд Райсон Хорэн, или даже помнить, что у него есть такой ключ, Флинн опустил стекло. – Вы бы видели, сколько ключей у него в столе... Привет! – прокричал он через окно. – Хорэн сам сказал мне о реставрации картин Коннорса.
– Инспектор Флинн?
– Он самый.
– Полиция Уэстона, сэр. Вы приехали с ордером на обыск дома Хорэна?
– Да.
– Следуйте за нами, сэр.
– Хорошо. Как вас зовут?
– Патрульный Кэбот, сэр.
Полицейский вернулся к патрульной машине, Флинн поднял стекло, и оба автомобиля гуськом покатили по дороге.
– Вот, значит, какие дела, – выдохнул Флетч.
– Все время вы думали, что ведете его по садовой тропинке. А на поверку выходит, что поводырем-то был он.
– И все потому, что он читает «Таймс».
– Вы представляли для него немалую угрозу. Логичный вывод – от вас надо отделаться. Если бы он убил вас, подозрение неминуемо пало бы на него. Вы приехали в Бостон, чтобы встретиться с ним и только с ним. Поэтому он и нашел блестящий способ остановить ваше расследование до того, как оно начнется. Хорошо, что я не арестовал вас в день нашего знакомства. Не правда ли, Гроувер? Хорэн, должно быть, безмерно удивился, когда утром вы заявились в его галерею, вольный, как пташка в поднебесье.
– Я вам очень благодарен.
– Короче, мы взяли истинного убийцу, хотя мне пришлось выдержать не один нагоняй от этого господина, что сидит сейчас на переднем сиденье. Задал он мне перца, доложу я вам.
Они повернули на подъездную дорожку к дому.
– Хорэн ударил юную даму бутылкой по голове, до или после того, как сорвал с нее платье, убрал остальные бутылки в шкаф, набрал в кувшин воды, в общем, сделал все, чтобы облегчить вам путь на эшафот. Уж он не сомневался, что мужчина, вернувшись в чужую квартиру поздно вечером и увидя на полу мертвую обнаженную девушку, потянется к бутылке, чтобы пропустить пару глотков.
– Вы бы потянулись к чайнику.
– Оказавшись на вашем месте, едва ли.
Полицейский в форме поджидал их у крыльца.
– Вот ордер, – Флинн протянул ему соответствующий документ.
– Этой ночью дом пытались ограбить, – доложил Кэбот.
– Неужели?
– Да, сэр.
– Вы сказали «пытались»?
– Да, сэр. Грабитель или грабители не успели проникнуть в дом. Их отпугнул сигнал тревоги.
– Как вы узнали, что они не проникли в дом?
– Мистер Хорэн приезжал сюда. Мы обошли все комнаты. Он сказал, что ничего не пропало.
– Он приезжал сюда? Как интересно. Он-то говорил мне, что ездил прогуляться под луной. Почему же он не сообщил об ограблении?
– Он приехал сюда раньше нас, – добавил Кэбот.
– Вы полагаете, он хотел ограбить сам себя? – Флинн искоса глянул на Флетча. – Мог он знать, что мы дышим ему в затылок?
– Понятия не имею, – ответствовал Флетч.
Флинн посмотрел на Гроувера, пожал плечами.
– Пройдемте в дом.
На крыльце патрульный Кэбот надавил на фанеру, она упала на пол кухни. Просунув руку через разбитую стеклянную панель, открыл замок, распахнул дверь.
Они прошли на кухню. Под ногами хрустели осколки стекла.
По ходу зажигая и выключая свет, они заглянули во все комнаты первого этажа, но не обнаружили ничего, кроме старой мебели и рваных ковров.
На лестничной площадке второго этажа Флинн повернулся к Флетчу.
– Если я не ошибаюсь, тут нет ничего ценного.
Кэбот тем временем зажигал свет в спальнях.
– Вы абсолютно правы, – кивнул Флетч.
– Тогда зачем дорогая система сигнализации?
Они обошли спальни. Та же картина. Такая мебель могла бы стоять в студенческих общежитиях.
– А снаружи можно подумать, что в особняке собраны богатства всей Персии, – заметил Флинн. – Любого грабителя ждало бы жестокое разочарование.
Во всех комнатах Флинн открывал и закрывал двери стенных шкафов. Точно так же поступил он и в той, через которую Флетч выносил картины.
– Ага, это уже кое-что. Посмотрите, как аккуратно были сложены полотнища, – обратился он к своим спутникам, включив свет и оглядев кладовку. – На полу у стен пыли меньше. И на участке в центре – тоже.
Флетч заглянул ему через плечо.
– Вы, думаете, картины хранились здесь?
– Нам этого уже не узнать.
Он погасил свет, закрыл дверь.
– Мистер Хорэн утверждал, что ничего не пропало? – спросил Флинн патрульного Кэбота, когда они поднимались на чердак.
– Да, сэр.
– Вы осмотрели дом вместе с ним, не так ли?
– Да, сэр.
– Вы заглядывали и во все стенные шкафы?
– Да, сэр. Во все.
После осмотра чердака Флинн вновь повернулся к Кэботу.
– Ограбления здесь не редкость?
– Нет, сэр.
– За неделю на этой дороге в дома вламывались трижды, – добавил второй патрульный.
– Да, ужасный разгул преступности.
Они вновь вышли на заднее крыльцо. Кэбот установил кусок фанеры на место, закрыл дверь.
– Мне кажется, Хорэн здесь не жил, – отметил Флинн. – Для чего он держал этот дом?
– Может, получил его по наследству, – патрульный Кэбот посмотрел на Флинна. – Что мы должны сказать, если мистер Хорэн спросит, почему мы обыскивали его дом?
– Мистер Хорэн не спросит, – твердо ответил Флинн. – Мы арестовали его этим вечером по обвинению в убийстве.
Они тронулись в обратный путь.
– Это загадка, – качал головой Флинн. – Ребус. От куда он прознал о наших планах? Что побудило его ограбить себя? И где теперь картины?
– Возможно, ему показалось подозрительным, что некто ни с того ни с сего пожелал продать ему картину Форда Мэдокса Брауна, – предположил Флетч.
– Я говорил с ним по-немецки, – ответил Флинн.
– Инспектор, у меня складывается впечатление, что ваши улики против Хорэна отнюдь не весомее тех, что вы собрали против меня.
– Вы неправы. В вашей квартире нашли отпечатки его пальцев.
– Его? Я же спрашивал вас об отпечатках пальцев.
– И я сказал вам, что найдены отпечатки ваших пальцев, миссис Сэйер, Рут Фрайер и какого-то мужчины, предположительно Барта Коннорса. Полной уверенности, что это отпечатки Коннорса, у нас не было. Мистер Коннорс, знаете ли, не служил в армии и не привлекался в полицию по обвинению в каком-либо преступлении. И кончики его пальцев девственно чисты. С них никогда не снимали отпечатки. И все это время он наслаждался морем и солнцем Италии.
– В моем доме, – добавил Флетч.
– А вот отпечатки пальцев мистера Хорэна у нас есть, потому что он служил на флоте.
– Я знаю.
– Только после нашей субботней беседы за чашкой чая, когда вы позволили мне узнать истинную причину вашего приезда в Бостон: повидаться с Хорэном, я задумался, а не сравнить ли мне найденные в вашей квартире отпечатки пальцев с отпечатками Хорэна, имеющимися в нашем архиве. Совпадение было полным. Мистер Хорэн вел себя довольно беззаботно. Полагал, что подозрение ни в коем разе не падет на него, поэтому ему и в голову не пришло стереть отпечатки своих пальцев. Впрочем, будь на моем месте полицейский поопытнее, он никогда не заподозрил бы Хорэна. Такой респектабельный джентльмен.
– Он знает, что у вас есть отпечатки его пальцев?
– Да. Он сознался.
– Наконец-то у вас есть добровольное признание. Хоть от кого-то.
– С признанием все гораздо проще. Экономит массу времени суду.
Луна скрылась за облаками.
– Люси Коннорс не убивала Рут Фрайер, – в интонации Флетчера не слышалось вопроса.
– Разумеется, нет. Она невинна, как младенец. Вы отнеслись к ней с предубеждением, юноша.
– Вы знали о том, что преступник – Хорэн, когда мы говорили в последний раз? Вчера. В вашем кабинете.
– Да, юноша. Должен признаться, я просто водил вас за нос. Как тот мальчик в Германии, который просил дать ему автограф, а потом фотографировал, чтобы отослать снимок в Лондон. К пяти часам вечера вчерашнего дня мы уже точно знали, что мужчина, оставивший отпечатки пальцев в вашей квартире, – Хорэн, и до нашего разговора я договорился с ним о встрече. А Гроувер подготовил ордера на подпись судье.
– Флинн. Вам приходилось чувствовать себя дураком?
– Конечно. В этом случае спасение только одно – выпить чашечку чая.
Флинн снова передал Гроуверу монетки для оплаты проезда.
– Удачи вам в расследований убийства члена Городского совета, – пожелал Флетчер.
– А, с этим уже покончено.
– Правда?
– Конечно, я дам возможность политикам посостязаться в красноречии, чтобы, выдохшись, они приняли предложенное мною решение. Им-то хочется, чтобы это убийство носило политический характер. Сейчас все они требуют, чтобы полиция охраняла каждого из них. Хотят, чтобы даже в прогулках по улице их сопровождал полицейский.
– Кто это сделал?
– Вы спросили: «Кто это сделал?»
– Да.
– Только не смейтесь, ладно. Ее муж. Бедный, затюканный мужичонка, которого держали в стенном шкафу с тех пор, как вывели из церкви.
– Почему вы так решили?
– Я нашел человека, который продал ему пешню для льда. Убежденный республиканец. До мозга костей. Лучшего свидетеля не найти, если судебное разбирательство касается демократов.
У дома 152 по Бикон-стрит, перед тем как выйти из машины, Флетч протянул руку Флинну.
– Судьба свела меня с великим полицейским.
Они обменялись крепким рукопожатием.
– Я учусь, – скромно ответил Флинн. – Понемногу, но учусь.
ГЛАВА 39
Во вторник, в половине одиннадцатого утра, зажужжал звонок домофона. Флетч нажал кнопку, открывая замок входной двери. Затем распахнул дверь квартиры и ушел на кухню.
Возвращаясь через прихожую с подносом в руках, он услышал, как, скрипя, поднимается лифт.
Поднос с кофейником, чашечками, сахарницей, кувшинчиком сливок Флетч поставил на столик меж двух диванов.
И пошел встречать гостя, старика лет семидесяти в темном плаще, великоватом для него коричневом костюме, с мешками под глазами.
– Привет, Менти.
Они пожали друг другу руки, старик широко улыбнулся, хотя тревога не покидала его лица.
– Я не знал, что у вас вставные челюсти, – Флетч принял у гостя плащ и повесил в шкаф. – Они нашли ваше тело несколько дней назад на пустыре близ Турина.
Потирая руки, старик направился в гостиную. Граф Клементи Арбогастес да Грасси не привык к холодному климату. Флетч предложил ему сесть на диван, налил кофе.
Граф глотнул горячего напитка, положил ногу на ногу.
– Мой друг, – начал он.
Флетч с чашечкой кофе сидел на другом диване, напротив.
– Сейчас я должен задать вам самый грустный в моей жизни вопрос. Кто украл мои картины? Моя жена? Или дочь?
Флетч отпил кофе.
– Ваша дочь. Энди. Анджела.
Держа чашку с блюдцем в руке, граф уставился в пол.
– Мне очень жаль, Менти.
Флетч допил кофе, поставил блюдце и чашку на поднос.
– Я знал, что кражу устроил кто-то из них, – глухо заговорил Менти. – Потому что картины украли в наш медовый месяц. Я не мог счесть такое случайным совпадением. Картины висели в моем доме не один десяток лет. Там никто не жил, за исключением Рии и Пепа. Мало кто знал о существовании картин. Мы с Сильвией поехали в Австрию, Анджела была здесь, в Бостоне.
– Я знаю.
Менти поставил недопитую чашку на поднос.
– Не знаю, как мне благодарить вас, Флетч, за то, что вы сделали для меня.
– Как вам жилось в заточении?
– Вы же обо всем позаботились. Мне даже понравилось изображать ушедшего на покой американца итальянского происхождения. На Канарских островах любят американцев. У меня появились друзья.
– Разумеется, вы человек общительный.
– А где наши дамы. Сильвия и Анджела?
– Они слиняли этим утром. Записки не оставили. Не оставили ничего.
– Что значит «слиняли»?
– Уехали. Очень быстро.
– Они жили здесь?
– Да.
– Обе?
– Под одной крышей.
– Почему они уехали, «слиняли»?
– Или они уехали вдвоем, или Энди уехала, услышав об аресте Хорэна, а Сильвия бросилась следом. Полагаю, объяснение было бурным. Жаль, что я не присутствовал при этом.
– Они обе в полном здравии?
– Скорбят, конечно, а в остальном полный порядок, – Флетч долил кофе в полупустую чашку графа. У меня пятнадцать картин. Две, как вы знаете, проданы. Третья, «Вино, скрипка, мадемуазель», задержана полицией как вещественное доказательство. Вы, вероятно, никогда не получите ее, не потратив тройную стоимость картины на гонорары адвокатам, таможенные пошлины и тому подобное. И у нас есть лошадь Дега.
Менти рассеянно поворачивал чашку на блюдце.
– Все в автофургоне, внизу, – добавил Флетч. – Мы можем ехать в Нью-Йорк, как только вы согреетесь.
Менти взглянул на него, усталый и печальный.
– Почему она это сделала?
– Из любви. Любви к вам. Едва ли Энди заботила ценность картин. На деньги, во всяком случае, ей плевать.
Когда умерла ее мать, Энди, тогда еще маленькая девочка, думала, что уж теперь-то всю любовь вы будете отдавать ей. Вы же женились. Она рассказывала мне о своих переживаниях, бессильной ярости. Ей было четырнадцать. Как она радовалась, когда вторая жена бросила вас. Она полагала, что вы получили хороший урок. Но вы смогли развестись, потому что зарегистрировали брак во Франции. А когда Энди училась здесь, в Бостоне, вы женились на Сильвии. Теперь уже она дала выход неудовольствию. В ее глазах все эти годы вы недодавали ей любви. В ответ она решила взять кое-что и у вас. Коллекцию ди Грасси.
– Она опасалась, что их может унаследовать Сильвия?
– Не знаю, но у меня создалось впечатление, что Энди в курсе итальянских законов о наследовании, согласно которым дети имеют право по меньшей мере на треть состояния усопшего. Это так? – граф кивнул. – А вот Сильвия не имеет об этом ни малейшего понятия. Знание закона могло послужить для одной из них побудительным мотивом и заставило украсть картины... у другой.
– Анджела хотела всю коллекцию.
– Полагаю, что да. Она не рассчитывала, что Сильвия станет полноправным членом семьи. Ее очень заботила судьба Рии и Пепа.
– Но как она это сделала? Маленькая девочка.
– Мне пришлось поломать над этим голову. Я знал, что Энди училась в Америке. Но лишь недавно выяснил, что учебное заведение находилось в Бостоне, вернее, в Кэмбридже, на другом берегу реки. И называлось Рэдклифф. Не знал я другого – Рэдклифф объединен с Гарвардом. И девушки, оканчивающие Рэдклифф, получают гарвардский диплом. Хорэн, торговец произведениями искусства из Бостона, был преподавателем Энди в Гарварде.
– Понятно. Но мне кажется, ученице довольно сложно уговорить профессора на ограбление в другой стране только потому, что ей не нравится поведение отца. В частности, его новая женитьба.
– С первого взгляда это так. Но Хорэн, привыкший жить, ни в чем себе не отказывая, был на грани разорения.
– Вы это точно знаете?
– Да. Пять лет назад он продал знаменитый драгоценный камень, «Звезду Ханэна», какому-то иранцу. Я знал об этом до приезда в Бостон.
– И все же... уважаемый профессор, признанный специалист.
Возвращаясь через прихожую с подносом в руках, он услышал, как, скрипя, поднимается лифт.
Поднос с кофейником, чашечками, сахарницей, кувшинчиком сливок Флетч поставил на столик меж двух диванов.
И пошел встречать гостя, старика лет семидесяти в темном плаще, великоватом для него коричневом костюме, с мешками под глазами.
– Привет, Менти.
Они пожали друг другу руки, старик широко улыбнулся, хотя тревога не покидала его лица.
– Я не знал, что у вас вставные челюсти, – Флетч принял у гостя плащ и повесил в шкаф. – Они нашли ваше тело несколько дней назад на пустыре близ Турина.
Потирая руки, старик направился в гостиную. Граф Клементи Арбогастес да Грасси не привык к холодному климату. Флетч предложил ему сесть на диван, налил кофе.
Граф глотнул горячего напитка, положил ногу на ногу.
– Мой друг, – начал он.
Флетч с чашечкой кофе сидел на другом диване, напротив.
– Сейчас я должен задать вам самый грустный в моей жизни вопрос. Кто украл мои картины? Моя жена? Или дочь?
Флетч отпил кофе.
– Ваша дочь. Энди. Анджела.
Держа чашку с блюдцем в руке, граф уставился в пол.
– Мне очень жаль, Менти.
Флетч допил кофе, поставил блюдце и чашку на поднос.
– Я знал, что кражу устроил кто-то из них, – глухо заговорил Менти. – Потому что картины украли в наш медовый месяц. Я не мог счесть такое случайным совпадением. Картины висели в моем доме не один десяток лет. Там никто не жил, за исключением Рии и Пепа. Мало кто знал о существовании картин. Мы с Сильвией поехали в Австрию, Анджела была здесь, в Бостоне.
– Я знаю.
Менти поставил недопитую чашку на поднос.
– Не знаю, как мне благодарить вас, Флетч, за то, что вы сделали для меня.
– Как вам жилось в заточении?
– Вы же обо всем позаботились. Мне даже понравилось изображать ушедшего на покой американца итальянского происхождения. На Канарских островах любят американцев. У меня появились друзья.
– Разумеется, вы человек общительный.
– А где наши дамы. Сильвия и Анджела?
– Они слиняли этим утром. Записки не оставили. Не оставили ничего.
– Что значит «слиняли»?
– Уехали. Очень быстро.
– Они жили здесь?
– Да.
– Обе?
– Под одной крышей.
– Почему они уехали, «слиняли»?
– Или они уехали вдвоем, или Энди уехала, услышав об аресте Хорэна, а Сильвия бросилась следом. Полагаю, объяснение было бурным. Жаль, что я не присутствовал при этом.
– Они обе в полном здравии?
– Скорбят, конечно, а в остальном полный порядок, – Флетч долил кофе в полупустую чашку графа. У меня пятнадцать картин. Две, как вы знаете, проданы. Третья, «Вино, скрипка, мадемуазель», задержана полицией как вещественное доказательство. Вы, вероятно, никогда не получите ее, не потратив тройную стоимость картины на гонорары адвокатам, таможенные пошлины и тому подобное. И у нас есть лошадь Дега.
Менти рассеянно поворачивал чашку на блюдце.
– Все в автофургоне, внизу, – добавил Флетч. – Мы можем ехать в Нью-Йорк, как только вы согреетесь.
Менти взглянул на него, усталый и печальный.
– Почему она это сделала?
– Из любви. Любви к вам. Едва ли Энди заботила ценность картин. На деньги, во всяком случае, ей плевать.
Когда умерла ее мать, Энди, тогда еще маленькая девочка, думала, что уж теперь-то всю любовь вы будете отдавать ей. Вы же женились. Она рассказывала мне о своих переживаниях, бессильной ярости. Ей было четырнадцать. Как она радовалась, когда вторая жена бросила вас. Она полагала, что вы получили хороший урок. Но вы смогли развестись, потому что зарегистрировали брак во Франции. А когда Энди училась здесь, в Бостоне, вы женились на Сильвии. Теперь уже она дала выход неудовольствию. В ее глазах все эти годы вы недодавали ей любви. В ответ она решила взять кое-что и у вас. Коллекцию ди Грасси.
– Она опасалась, что их может унаследовать Сильвия?
– Не знаю, но у меня создалось впечатление, что Энди в курсе итальянских законов о наследовании, согласно которым дети имеют право по меньшей мере на треть состояния усопшего. Это так? – граф кивнул. – А вот Сильвия не имеет об этом ни малейшего понятия. Знание закона могло послужить для одной из них побудительным мотивом и заставило украсть картины... у другой.
– Анджела хотела всю коллекцию.
– Полагаю, что да. Она не рассчитывала, что Сильвия станет полноправным членом семьи. Ее очень заботила судьба Рии и Пепа.
– Но как она это сделала? Маленькая девочка.
– Мне пришлось поломать над этим голову. Я знал, что Энди училась в Америке. Но лишь недавно выяснил, что учебное заведение находилось в Бостоне, вернее, в Кэмбридже, на другом берегу реки. И называлось Рэдклифф. Не знал я другого – Рэдклифф объединен с Гарвардом. И девушки, оканчивающие Рэдклифф, получают гарвардский диплом. Хорэн, торговец произведениями искусства из Бостона, был преподавателем Энди в Гарварде.
– Понятно. Но мне кажется, ученице довольно сложно уговорить профессора на ограбление в другой стране только потому, что ей не нравится поведение отца. В частности, его новая женитьба.
– С первого взгляда это так. Но Хорэн, привыкший жить, ни в чем себе не отказывая, был на грани разорения.
– Вы это точно знаете?
– Да. Пять лет назад он продал знаменитый драгоценный камень, «Звезду Ханэна», какому-то иранцу. Я знал об этом до приезда в Бостон.
– И все же... уважаемый профессор, признанный специалист.