Слез на пол. На левом боку автофургона появилась надпись «НАКОРМИТЕ НАРОД!» На правом – «ПРИСПОСАБЛИВАЙСЯ!»
На влажном от мелкого дождя металле буквы сразу же расползлись, чего он, собственно, и добивался.
Отмыв руки скипидаром, Флетч вышел на улицу и запер гараж. Затем на такси доехал до отеля «Шератон-Бостон» и взял напрокат темно-синюю «форд-гранаду», на которой добрался до дому и оставил у тротуара.
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
На влажном от мелкого дождя металле буквы сразу же расползлись, чего он, собственно, и добивался.
Отмыв руки скипидаром, Флетч вышел на улицу и запер гараж. Затем на такси доехал до отеля «Шератон-Бостон» и взял напрокат темно-синюю «форд-гранаду», на которой добрался до дому и оставил у тротуара.
ГЛАВА 9
В квартире горели все лампы.
Снимая пальто, Флетч прошел в кабинет. Бросил пальто на кресло. На столе лежала записка.
«Позвоните графине ди Грасси в „Риц-Карлтон“. Миссис Сэйер».
– Черт! – вырвалось у Флетча.
– Плохие новости, мистер Флетчер? – инспектор Флинн смотрел на него из прихожей. – Боюсь, это еще не все.
Из гостиной появился Гроувер.
– Ваша миссис Сэйер разрешила нам остаться после ее ухода, убедившись, что мы не только сотрудники бостонской полиции, но и добропорядочные люди.
Флетч бросил записку на стол.
– Если вы хотите поговорить со мной, давайте уйдем из этой комнаты. Она порядком надоела мне за вчерашний вечер.
– Именно поэтому мы дожидались вас в гостиной, – Флинн отступил, давая Флетчу пройти. – Там просторнее.
– Не хотите ли выпить, господа? – спросил Флетч на правах хозяина.
– Мы при исполнении, но вам никто не запрещает промочить горло.
Флетч пить не стал, сел на один из диванов у камина, тот, рядом с которым лежал труп.
– Нам пришлось побегать за вами, – Флинн опустился на другой диван. – После утреннего исчезновения вы, наверное, поняли, что скрыться из Бостона невозможно, во всяком случае, на общественном транспорте.
– Исчезновения?
– Только не говорите нам, что вошли в одну дверь «Риц-Карлтона», а вышли через другую не для того, чтобы отцепиться от «хвоста», а чисто случайно.
– Какого «хвоста»? – Флетч изобразил изумление. – Я заходил в отель, чтобы купить газету.
– Это же надо, Гроувер. Святая невинность. Вся бостонская полиция поднята на ноги, лучшие люди дежурят на автостанциях, железнодорожных вокзалах, в аэропортах, вооруженные приметами нашего подозреваемого в убийстве, а мистер Флетчер преспокойно заявляется домой, чтобы сообщить нам, что вошел в одну дверь, а вышел в другую лишь для того, чтобы купить газету.
– Еще я купил карту Бостона.
– Вы собирались удрать, – твердо заявил Флинн. Полчаса назад взяли напрокат машину. Синюю «форд-гранаду»... Какой номерной знак, Гроувер?
– Эр – 99420, – ответил Гроувер, заглянув в блокнот.
– Между прочим, Гроувер, отмените розыск машины. Пусть патрульные дорожной полиции штата немного отдохнут. Мистер Флетчер уже дома.
Гроувер ушел в кабинет, чтобы связаться по телефону с дорожной полицией.
– Уж не скипидаром ли от вас пахнет? – поинтересовался Флинн.
– Это новый мужской одеколон. «Дюбюф». Очень популярен во Франции.
– Я бы поклялся, что это скипидар.
– Могу прислать вам флакон, – предложил Флетч.
– О нет, не хочу причинять вам лишних хлопот.
– Никаких хлопот. Честное слово.
– Он, наверное, дорогой.
– Все зависит от того, покупаете ли вы унциями или квартами.
– Вы на меня не обижайтесь, но я еще не знаю, хотелось бы мне, чтобы от меня так пахло. Все равно, как от маляра, закончившего рабочий день. Полагаю, этот запах – символ мужественности.
– А вы не согласны?
– Люди странным образом реагируют на запахи. Особенно французы.
В гостиную вернулся Гроувер.
– Инспектор, я чувствую запах скипидара. А вы?
– Я – нет, – ответил Флинн.
Гроувер застыл посреди комнаты, гадая, где же ему сесть.
– Вы хотите, чтобы я записывал ваш разговор, инспектор?
– Честно говоря, ваши записи мне абсолютно ни к чему. У меня особый дар, мистер Флетчер. Вы вот пишете о живописи, и у вас обостренное чувство зрения. И, полагаю, утонченное обоняние, иначе вы не стали бы выкладывать кругленькую сумму за французский одеколон, по запаху ничем не отличающийся от скипидара. Меня же Бог наградил другим – я никогда не забываю того, что услышал. Все дело, наверное, в этих чудесных ирландских ушах, – зеленые глаза хитро блеснули, когда ручищи Флинна коснулись его ушей. – Уши поэта.
Гроувер устроился на стуле, держа блокнот и ручку наготове.
– Когда мы ехали домой, Гроувер задал мне перца, мистер Флетчер, – заговорил Флинн мягким голосом. Вы понимаете, за то, что я не арестовал вас. Он-то полагал, что оснований для вашего ареста у нас хватало.
– А вы нет? – простодушно спросил Флетч.
– Основания у нас были, – признался Флинн. – Но я объяснил Гроуверу, что предпочитаю оставить подозреваемого на свободе и вести за ним слежку. Легче узнать человека, когда он живет среди людей и делает все, что ему вздумается, чем в тюремной камере, где он настороже и в окружении адвокатов. Я выдержал жуткую трепку. А утром вы преспокойно ускользаете от слежки, естественно, даже не подозревая о ней, и проводите день в свое удовольствие, без нашего надзора.
Флетч не воспользовался приглашением рассказать, чем он занимался с утра и до вечера.
– Вы, наверное, опасались, что я могу убить кого-то еще? – спросил он.
– Именно! – вырвалось у Гроувера.
Взгляд Флинна показал Гроуверу, что его терпят, как неизбежное зло.
– По моему убеждению, – продолжил Флинн, – Ирвин Морис Флетчер, пусть даже представившийся нам Питером Флетчером, не смог бы убить роскошную девицу в своей квартире, во всяком случае, трезвым, а потом по-будничному сообщить в полицию о случившемся. У него была возможность стереть отпечатки пальцев, запаковать чемоданы, уехать в аэропорт и в мгновение ока покинуть страну.
– Благодарю вас, – ввернул Флетч.
– Более того, он мог одеть тело, по черному ходу вынести на улицу и в темноте ночи оставить в любом месте города Бостона.
Флетч обдумал этот вариант.
– А что делает наш приятель? Звонит в полицию. Не признается в совершении убийства, но звонит в полицию. Он заслуживает некоторого доверия, Гроувер, за непоколебимую веру в то, что закон превыше всего, а полиция твердо стоит на его страже.
Уши Гроувера покраснели. Из-за одного слова его отчитывали, как нашкодившего ребенка.
– Однако, – Флинн уселся поудобнее, – полученные сегодня материалы существенно усиливают позицию Гроувера. Вас интересует, что я имею в виду, мистер Флетчер?
– Разумеется.
– Во-первых, когда, по-вашему, мистер Барт Коннорс отправился в Италию?
– Не знаю. Вилла в его распоряжении с прошлого воскресенья.
– А сегодня среда. Миссис Сэйер подтверждает, что видела Коннорса в субботу. Он попросил ее прийти в понедельник и провести генеральную уборку в связи с вашим приездом во вторник, то есть вчера. Так она и сделала. Поэтому, вполне логично предположить, что Коннорс улетел в Италию то ли в воскресенье, то ли днем в понедельник.
– Нет возражений, – согласился Флетч.
– До сих пор нам не удалось установить точную дату его отлета. Проверка авиакомпаний показала, что ни одна из них не выдавала билет Бартоломео Коннорсу.
– Он мог вылететь из Нью-Йорка.
– Не вылетел, – отрезал Флинн. – А так как мистер Коннорс один из руководителей известной в Бостоне юридической фирмы, я не могу поверить, что он отправился в путешествие по подложному паспорту. Если, конечно, его отъезду не предшествовало экстраординарное событие, нам пока не известное.
– Полагаю, я могу позвонить на виллу в Италии и узнать, там ли он сейчас, – заметил Флетч.
– Возможно, мы пойдем и на это. Но не будем спешить. Не след поджаривать куропатку, пока у нее не обсохли перышки.
– Что?
– Теперь перейдем к миссис Сэйер. Вдова, две взрослые дочери. Одна преподает в школе в Маттапане. Живет отдельно от матери. Вторая учится в медицинском институте в Орегоне. Миссис Сэйер подтверждает, что у нее есть ключ от квартиры, но она его никому не давала и не дает. Воскресенье она провела с хорошим знакомым, разведенным шестидесятилетним бухгалтером, который частенько навещает внуков в Нью-Бедфорде.
– А я, представьте себе, никогда не подозревал миссис Сэйер, – признался Флетч.
– У нее был ключ, – стоял на своем Флинн. И плохой человек мог бы воспользоваться ее доверчивостью в собственных интересах. Она говорит, что шесть месяцев назад Коннорс пережил болезненное расставание с женой. Пока они живут раздельно, но миссис Сэйер считает, что развод неизбежен. Она уверена, что с тех пор в квартире бывали женщины. Она находила их вещи при уборке. Но уверена, что никто из них в квартире не жил, поскольку ни в шкафах, ни в ящиках они не оставляли свою одежду и белье. Из этого, собственно, и следует ее вывод, что никому из этих женщин ключа Коннорс не давал.
Гроувер чихнул.
– В квартире находятся очень ценные картины, не так ли, мистер Флетчер? Так что можно предположить, что Коннорс не раздавал ключи от нее направо и налево.
– Да, картины дорогие, – признал Флетчер.
Он еще не составил полного каталога находящихся в квартире картин, но и то, что он уже видел, производило впечатление. Помимо Брауна в кабинете, спальню украшала картина Матисса <Матисс, Анри (1869-1954) – французский живописец, график.>, гостиную – Клее <Клее, Пауль (1879-1940) – швейцарский живописец, график.> (на стене за спиной Гроувера), а столовую – Уорхола <Уорхол, Энди – современный американский живописец.>.
– Нужно отметить, что в квартиру можно проникнуть через дверь черного хода на кухне. Она предназначена для выноса мусора. Замка в ней нет. Запирается она только изнутри на два засова. Миссис Сэйер говорит, что никогда не забывает задвигать их. И действительно, вчера вечером, когда мы прибыли сюда, засовы были задвинуты. То есть никто не мог уйти черным ходом.
– Но кто-то мог войти через ту дверь, – отметил Флетч. – Задвинуть засовы и выйти, как принято, через входную дверь.
– Совершенно верно, – склонил голову Флинн. – Но как это сделать, не зная заранее, что дверь незаперта?
– Случайно, – предположил Флетч.
– Да, да, случайно, – чувствовалось, что в случайность Флинн не верит. – Теперь перейдем к вам.
Гроувер весь подобрался, приготовился записывать.
– Вашингтон соблаговолил выслать нам вашу фотографию и отпечатки пальцев, – Флинн добродушно улыбнулся. – У человека уже нет права на личную жизнь.
От улыбки Флетчу стало не по себе.
– Мы узнали много интересного. Обвинение в подделке чека. Два вызова в суд. Злостная неуплата алиментов...
– Перестаньте, Флинн.
– Все судебные иски отозваны. Я не собираюсь изображать вашего адвоката, хотя и защищаю вас перед Гроувером. Но я посоветовал бы, поскольку претензий к вам более нет, позаботиться о том, чтобы эти материалы изъяли из вашего досье. Собственно, их и не должно там быть. Кто знает, как отнесется к вам чиновник вроде меня, ознакомившись с ними? Среди людей бытует мнение, что дыма без огня не бывает.
– Благодарю за дельный совет.
– Я также выяснил, что вы награждены «Бронзовой звездой». Правда, не понял, что означает пометка «не вручена».
Гроувер смотрел на Флетча с нескрываемым презрением.
– Скользкий вы тип, Ирвин Морис Флетчер, – подвел итог Флинн.
– Держу пари, вы не хотели бы, чтобы вашей дочери достался такой муж.
– Я бы попытался отговорить ее, – согласился Флинн.
– Вам даже не нравится мой одеколон.
– Вас еще не опознал ни один из таксистов, что возят пассажиров из аэропорта.
– А зачем вам это нужно?
– Мы хотим знать, приехали вы из аэропорта в одиночестве или с дамой.
– Понятно.
– Даже тот парень, что привозил кого-то вчера днем к дому 152 по Бикон-стрит, не признал вас. Не помнит он и того, ехал ли с ним один человек или двое.
– Потрясающе.
– Эти аэропортовские таксисты – народ независи мый. Слишком независимый. Вчера вечером четыре такси подвозили пассажиров из этого района к «Кафе Будапешт». Ни один из водителей вас не узнал и не помнит, были вы один или в компании.
– Я у них всех в неоплатном долгу.
– Не все готовы сотрудничать с нами так же, как вы, мистер Флетчер.
– Мерзавцы.
– Не опознали вас и официанты в «Кафе Будапешт». Какой, должно быть, для вас удар. Надушиться таким дорогим одеколоном, провести час или два в модном ресторане, и чтобы ни у кого это не отложилось в памяти.
– Я потрясен до глубины души.
– А казалось бы, официанты могут запомнить мужчину, который ест один, занимая весь столик, пусть и на двоих, не так ли? Ведь стоимость заказа отражается на их доходе.
До восьми часов оставалось десять минут.
– Таких вот успехов мы добились с вашей фотографией. Немало интересного мы узнали по вашим отпечаткам пальцев.
– Я сгораю от нетерпения.
– В этой комнате ваши отпечатки обнаружены в двух местах. На клавише кабинетного рояля, вы коснулись ее правым указательным пальцем. Не представлял себе, что вы еще и музыкальны.
– Наоборот, у меня нет слуха.
– Я сказал, в двух местах, помимо выключателей? Если нет, то считайте, что я поправился. Могу предположить, что, войдя в квартиру и осмотревшись, вы зажгли свет в гостиной, подошли к роялю, коснулись одной клавиши, прошли через столовую на кухню, везде зажигая свет. Не привыкли вы экономить электроэнергию.
– Наверное, нет.
– Так вот, в гостиной ваши отпечатки обнаружены лишь на бутылке виски и на кувшине с водой.
– Не стану спорить.
– Бутылка была полная. Вы открыли ее.
– Да.
– Мистер Флетчер, эта бутылка виски и есть орудие убийства.
Зеленые глаза впились во Флетча. Он почувствовал, что они способны разглядеть содержимое его желудка. Боковым зрением он увидел бледное лицо Гроувера, также пристально наблюдающего за ним.
– На бутылке только ваши отпечатки, мистер Флетчер. Остальные стерты. Винные бутылки часто протирают перед тем, как поставить на стол.
– А есть в гостиной другие отпечатки? – спросил Флетч. – Я хочу сказать, пальцев других людей?
– Миссис Сэйер, девушки, Рут Фрайер, и еще одного человека, предположительно мужчины, вероятнее всего, Бартоломео Коннорса.
– Много отпечатков пальцев девушки?
– Мало. Но достаточно, чтобы утверждать, что убили ее в этой комнате. Отпечатки она оставила еще живой.
Флетч промолчал. Да и что он мог сказать.
– Самое печальное в этой истории, мистер Флетчер, что эта бутылка виски, если вы помните, чему учили вас на уроках физики, является куда более надежным орудием убийства именно в запечатанном виде, а не после того, как ее вскрыли и отлили часть содержимого.
– О Боже.
– Открыв бутылку и выпив пол-унции виски, вы пытались отвлечь наше внимание от бутылки, сделали все возможное, чтобы мы не пришли к мысли, что как раз бутылкой девушку и убили.
– И ничего у меня не выгорело, – вздохнул Флетч.
– Да, виновата моя неопытность. Другой бы полицейский, умудренный годами безупречной службы, даже не посмотрел бы на эту бутылку. Помнится, мне пришлось убеждать Гроувера в необходимости отправить ее в лабораторию. Я положил на это немало усилий, не так ли, Гроувер? Но я настоял на своем, поскольку не поднимался со ступеньки на ступеньку в полицейской иерархии и не получил должного образования. И эксперты весьма удивились, признав в раскупоренной, початой бутылке орудие убийства.
– Как им это удалось?
– Микроскопические частицы волос, кожи, крови, безусловно принадлежащие девушке.
Флинн выдержал долгую паузу. Спокойно сидел, наблюдая за Флетчем. То ли он ждал, пока Флетч оправится от нового шока, то ли рассчитывал, что тот начнет оправдываться.
Флетч же воспользовался своим правом помолчать.
– Не пришла ли пора вызвать адвоката, мистер Флетчер?
– Нет.
– Если вы думаете, что убеждаете нас в своей невиновности, отказываясь обратиться к адвокату, то вы не правы.
– Вы убеждаете нас в своей глупости, – подал голос Гроувер.
– Ну зачем так, Гроувер. Мистер Флетчер не глуп. А теперь он знает, что и мы не обделены умом. Может, он хочет обойтись без формальностей и сразу сознаться, облегчить душу.
– Я знаю, что ума у вас хватает, – огрызнулся Флетч. – Не пойму только, почему я чувствую себя таким дураком.
– Вы, похоже, злитесь.
– Злюсь.
– На что?
– Сам не знаю. Наверное, мне следовало что-то делать в последние двадцать четыре часа. В связи с этим убийством.
– А вы не ударили пальцем о палец?
– Нет.
– Самое удивительное в этой истории – ваша вера в нас. Наивным-то вас не назовешь.
– Вы ознакомились с моим досье.
– Как я понимаю, в данный момент вы не сознаетесь в убийстве?
– Разумеется, нет.
– Он все еще не сознается, Гроувер. Отметьте у себя, пожалуйста. Какая несгибаемая воля. Не сознается, и все тут. Тогда пойдем дальше, – Флинн наклонился вперед, уперся локтями в колени, сложил руки перед собой. – Вчера вечером вы сказали, что никогда ранее не видели Рут Фрайер.
– Могу подтвердить это и сейчас.
– Ключ, любезно предоставленный вами, привел нас в ее отель, расположенный, кстати, в аэропорту. Мы просмотрели ее вещи. Переговорили с соседкой по номеру. Затем с ее начальником. Даже если вы не видели ее раньше, можете вы догадаться, как она зарабатывала на жизнь?
– Уж не хотите ли вы сказать, что она была стюардессой?
– Хочу.
– Потрясающе.
– »Транс Уорлд Эйрлайнс», мистер Флетчер. Временно снятая с полетов и приписанная к бостонскому аэропорту. В ее обязанности входила встреча пассажиров первого класса. В том числе и тех, что прилетели во вторник из Рима рейсом 529.
Когда Флетч вскочил, Флинн откинулся назад, возможно, от неожиданности.
Флетч направился к роялю.
Оторвался от стула и Гроувер.
Флетч нажал на одну из клавиш.
– Каким-то боком это связано со мной.
– Что? – спросил Флинн.
Флетч вернулся к дивану.
– Это убийство имеет ко мне какое-то отношение.
– Такова, значит, ваша реакция? Сядьте, Гроувер. Умница, этот мистер Флетчер. Ему потребовалось лишь двадцать четыре часа, чтобы ухватить суть.
– Блестящая работа, – похвалил его Флетч.
– О, мой Бог. Теперь еще и лесть.
– Что же мне теперь делать?
– К примеру, сознаться, идиот вы эдакий!
– Я бы сознался, инспектор, сознался, – Флетч прошелся по комнате. – Но не думаю, что в этом деле замешан кто-то из моих знакомых.
– О чем это вы?
– Человек, убивший Рут Фрайер, мог и не знать меня лично.
– Если вы хотите сказать, мистер Флетчер, что вас подставили, позвольте напомнить о вашем вчерашнем утверждении, что в городе вы никого не знаете.
– В городе, но не в мире. Многие ненавидят меня.
– И их становится больше с каждой минутой. К примеру, Гроувер.
– В Италии все знали о моих планах. В Канья, в Риме, в Ливорно. То же можно сказать о лондонской фирме «Обмен домов». Я начал готовиться к поездке три недели назад. Написал давним друзьям в Калифорнию, что попытаюсь вырваться к ним, приехав в Штаты. Написал в Сиэтл, в Вашингтон.
– Все ясно, мистер Флетчер. Мы посадим за решетку весь мир, а вас оставим на свободе.
– Речь не о том, инспектор. Я не думаю, что вину за убийство хотели возложить именно на меня. Возможно, убийство не готовилось, а произошло случайно. А я оказался первым, кто вошел в эту квартиру после случившегося.
– Ну и ну. Похоже на одного французского философа, который, через тридцать лет после рождения, решил, что между ним и окружающим миром есть определенная взаимосвязь.
– А не пригласить ли мне вас пообедать со мной? – неожиданно сменил тему Флетч.
– Пообедать! Да он сумасшедший, Гроувер. Дело в том, мистер Флетч, что мы оба думаем, а не пригласить ли вас проехаться с нами.
– Не буду возражать, если ресторан выберете вы, Флетч словно и не понял намека. – Город вы знаете лучше меня.
– Что ж, следует отметить, что до этой минуты он вел себя так, словно не имел никакого отношения к расследуемому нами преступлению, – сообщил Флинн невидимому слушателю. – Полностью соответствовал роли невиновного и надежного свидетеля. Вот в чем загвоздка. Что будем с ним делать, Гроувер?
– Посадим за решетку.
– Решительный человек этот Гроувер.
– Предъявим обвинение.
– Вы же знаете, что мистер Флетчер может нанять искусных адвокатов, частных детективов, внести залог, выразить протест через прессу, прибегнуть к затяжкам расследования, апелляциям, вплоть до Верховного Суда.
– Посадите его за решетку, Френк.
– Нет, – Флинн встал. – Он не уехал из Бостона вчера. Не уехал сегодня. Можно с достаточной уверенностью предположить, что никуда он не денется и завтра.
– Завтра он сбежит, инспектор.
– Не будем осложнять себе жизнь. Пока мы не загнали мистера Флетчера в угол. Хотя мне уже казалось, что победа близка.
– Каких же улик нам еще не хватает?
– Точно сказать не могу. Улик у нас горы. Кажется, я пришел сюда в шляпе. А, вот и она. Невежливо говорить в присутствии третьего лица, Гроувер, полностью игнорируя его, словно он мертв.
В прихожей Флинн надел шляпу.
– Мне предстоит еще одна взбучка, мистер Флетчер. По пути домой Гроуверу, возможно, удастся убедить меня в вашей виновности. Пока этого не произошло. Покойной ночи.
Снимая пальто, Флетч прошел в кабинет. Бросил пальто на кресло. На столе лежала записка.
«Позвоните графине ди Грасси в „Риц-Карлтон“. Миссис Сэйер».
– Черт! – вырвалось у Флетча.
– Плохие новости, мистер Флетчер? – инспектор Флинн смотрел на него из прихожей. – Боюсь, это еще не все.
Из гостиной появился Гроувер.
– Ваша миссис Сэйер разрешила нам остаться после ее ухода, убедившись, что мы не только сотрудники бостонской полиции, но и добропорядочные люди.
Флетч бросил записку на стол.
– Если вы хотите поговорить со мной, давайте уйдем из этой комнаты. Она порядком надоела мне за вчерашний вечер.
– Именно поэтому мы дожидались вас в гостиной, – Флинн отступил, давая Флетчу пройти. – Там просторнее.
– Не хотите ли выпить, господа? – спросил Флетч на правах хозяина.
– Мы при исполнении, но вам никто не запрещает промочить горло.
Флетч пить не стал, сел на один из диванов у камина, тот, рядом с которым лежал труп.
– Нам пришлось побегать за вами, – Флинн опустился на другой диван. – После утреннего исчезновения вы, наверное, поняли, что скрыться из Бостона невозможно, во всяком случае, на общественном транспорте.
– Исчезновения?
– Только не говорите нам, что вошли в одну дверь «Риц-Карлтона», а вышли через другую не для того, чтобы отцепиться от «хвоста», а чисто случайно.
– Какого «хвоста»? – Флетч изобразил изумление. – Я заходил в отель, чтобы купить газету.
– Это же надо, Гроувер. Святая невинность. Вся бостонская полиция поднята на ноги, лучшие люди дежурят на автостанциях, железнодорожных вокзалах, в аэропортах, вооруженные приметами нашего подозреваемого в убийстве, а мистер Флетчер преспокойно заявляется домой, чтобы сообщить нам, что вошел в одну дверь, а вышел в другую лишь для того, чтобы купить газету.
– Еще я купил карту Бостона.
– Вы собирались удрать, – твердо заявил Флинн. Полчаса назад взяли напрокат машину. Синюю «форд-гранаду»... Какой номерной знак, Гроувер?
– Эр – 99420, – ответил Гроувер, заглянув в блокнот.
– Между прочим, Гроувер, отмените розыск машины. Пусть патрульные дорожной полиции штата немного отдохнут. Мистер Флетчер уже дома.
Гроувер ушел в кабинет, чтобы связаться по телефону с дорожной полицией.
– Уж не скипидаром ли от вас пахнет? – поинтересовался Флинн.
– Это новый мужской одеколон. «Дюбюф». Очень популярен во Франции.
– Я бы поклялся, что это скипидар.
– Могу прислать вам флакон, – предложил Флетч.
– О нет, не хочу причинять вам лишних хлопот.
– Никаких хлопот. Честное слово.
– Он, наверное, дорогой.
– Все зависит от того, покупаете ли вы унциями или квартами.
– Вы на меня не обижайтесь, но я еще не знаю, хотелось бы мне, чтобы от меня так пахло. Все равно, как от маляра, закончившего рабочий день. Полагаю, этот запах – символ мужественности.
– А вы не согласны?
– Люди странным образом реагируют на запахи. Особенно французы.
В гостиную вернулся Гроувер.
– Инспектор, я чувствую запах скипидара. А вы?
– Я – нет, – ответил Флинн.
Гроувер застыл посреди комнаты, гадая, где же ему сесть.
– Вы хотите, чтобы я записывал ваш разговор, инспектор?
– Честно говоря, ваши записи мне абсолютно ни к чему. У меня особый дар, мистер Флетчер. Вы вот пишете о живописи, и у вас обостренное чувство зрения. И, полагаю, утонченное обоняние, иначе вы не стали бы выкладывать кругленькую сумму за французский одеколон, по запаху ничем не отличающийся от скипидара. Меня же Бог наградил другим – я никогда не забываю того, что услышал. Все дело, наверное, в этих чудесных ирландских ушах, – зеленые глаза хитро блеснули, когда ручищи Флинна коснулись его ушей. – Уши поэта.
Гроувер устроился на стуле, держа блокнот и ручку наготове.
– Когда мы ехали домой, Гроувер задал мне перца, мистер Флетчер, – заговорил Флинн мягким голосом. Вы понимаете, за то, что я не арестовал вас. Он-то полагал, что оснований для вашего ареста у нас хватало.
– А вы нет? – простодушно спросил Флетч.
– Основания у нас были, – признался Флинн. – Но я объяснил Гроуверу, что предпочитаю оставить подозреваемого на свободе и вести за ним слежку. Легче узнать человека, когда он живет среди людей и делает все, что ему вздумается, чем в тюремной камере, где он настороже и в окружении адвокатов. Я выдержал жуткую трепку. А утром вы преспокойно ускользаете от слежки, естественно, даже не подозревая о ней, и проводите день в свое удовольствие, без нашего надзора.
Флетч не воспользовался приглашением рассказать, чем он занимался с утра и до вечера.
– Вы, наверное, опасались, что я могу убить кого-то еще? – спросил он.
– Именно! – вырвалось у Гроувера.
Взгляд Флинна показал Гроуверу, что его терпят, как неизбежное зло.
– По моему убеждению, – продолжил Флинн, – Ирвин Морис Флетчер, пусть даже представившийся нам Питером Флетчером, не смог бы убить роскошную девицу в своей квартире, во всяком случае, трезвым, а потом по-будничному сообщить в полицию о случившемся. У него была возможность стереть отпечатки пальцев, запаковать чемоданы, уехать в аэропорт и в мгновение ока покинуть страну.
– Благодарю вас, – ввернул Флетч.
– Более того, он мог одеть тело, по черному ходу вынести на улицу и в темноте ночи оставить в любом месте города Бостона.
Флетч обдумал этот вариант.
– А что делает наш приятель? Звонит в полицию. Не признается в совершении убийства, но звонит в полицию. Он заслуживает некоторого доверия, Гроувер, за непоколебимую веру в то, что закон превыше всего, а полиция твердо стоит на его страже.
Уши Гроувера покраснели. Из-за одного слова его отчитывали, как нашкодившего ребенка.
– Однако, – Флинн уселся поудобнее, – полученные сегодня материалы существенно усиливают позицию Гроувера. Вас интересует, что я имею в виду, мистер Флетчер?
– Разумеется.
– Во-первых, когда, по-вашему, мистер Барт Коннорс отправился в Италию?
– Не знаю. Вилла в его распоряжении с прошлого воскресенья.
– А сегодня среда. Миссис Сэйер подтверждает, что видела Коннорса в субботу. Он попросил ее прийти в понедельник и провести генеральную уборку в связи с вашим приездом во вторник, то есть вчера. Так она и сделала. Поэтому, вполне логично предположить, что Коннорс улетел в Италию то ли в воскресенье, то ли днем в понедельник.
– Нет возражений, – согласился Флетч.
– До сих пор нам не удалось установить точную дату его отлета. Проверка авиакомпаний показала, что ни одна из них не выдавала билет Бартоломео Коннорсу.
– Он мог вылететь из Нью-Йорка.
– Не вылетел, – отрезал Флинн. – А так как мистер Коннорс один из руководителей известной в Бостоне юридической фирмы, я не могу поверить, что он отправился в путешествие по подложному паспорту. Если, конечно, его отъезду не предшествовало экстраординарное событие, нам пока не известное.
– Полагаю, я могу позвонить на виллу в Италии и узнать, там ли он сейчас, – заметил Флетч.
– Возможно, мы пойдем и на это. Но не будем спешить. Не след поджаривать куропатку, пока у нее не обсохли перышки.
– Что?
– Теперь перейдем к миссис Сэйер. Вдова, две взрослые дочери. Одна преподает в школе в Маттапане. Живет отдельно от матери. Вторая учится в медицинском институте в Орегоне. Миссис Сэйер подтверждает, что у нее есть ключ от квартиры, но она его никому не давала и не дает. Воскресенье она провела с хорошим знакомым, разведенным шестидесятилетним бухгалтером, который частенько навещает внуков в Нью-Бедфорде.
– А я, представьте себе, никогда не подозревал миссис Сэйер, – признался Флетч.
– У нее был ключ, – стоял на своем Флинн. И плохой человек мог бы воспользоваться ее доверчивостью в собственных интересах. Она говорит, что шесть месяцев назад Коннорс пережил болезненное расставание с женой. Пока они живут раздельно, но миссис Сэйер считает, что развод неизбежен. Она уверена, что с тех пор в квартире бывали женщины. Она находила их вещи при уборке. Но уверена, что никто из них в квартире не жил, поскольку ни в шкафах, ни в ящиках они не оставляли свою одежду и белье. Из этого, собственно, и следует ее вывод, что никому из этих женщин ключа Коннорс не давал.
Гроувер чихнул.
– В квартире находятся очень ценные картины, не так ли, мистер Флетчер? Так что можно предположить, что Коннорс не раздавал ключи от нее направо и налево.
– Да, картины дорогие, – признал Флетчер.
Он еще не составил полного каталога находящихся в квартире картин, но и то, что он уже видел, производило впечатление. Помимо Брауна в кабинете, спальню украшала картина Матисса <Матисс, Анри (1869-1954) – французский живописец, график.>, гостиную – Клее <Клее, Пауль (1879-1940) – швейцарский живописец, график.> (на стене за спиной Гроувера), а столовую – Уорхола <Уорхол, Энди – современный американский живописец.>.
– Нужно отметить, что в квартиру можно проникнуть через дверь черного хода на кухне. Она предназначена для выноса мусора. Замка в ней нет. Запирается она только изнутри на два засова. Миссис Сэйер говорит, что никогда не забывает задвигать их. И действительно, вчера вечером, когда мы прибыли сюда, засовы были задвинуты. То есть никто не мог уйти черным ходом.
– Но кто-то мог войти через ту дверь, – отметил Флетч. – Задвинуть засовы и выйти, как принято, через входную дверь.
– Совершенно верно, – склонил голову Флинн. – Но как это сделать, не зная заранее, что дверь незаперта?
– Случайно, – предположил Флетч.
– Да, да, случайно, – чувствовалось, что в случайность Флинн не верит. – Теперь перейдем к вам.
Гроувер весь подобрался, приготовился записывать.
– Вашингтон соблаговолил выслать нам вашу фотографию и отпечатки пальцев, – Флинн добродушно улыбнулся. – У человека уже нет права на личную жизнь.
От улыбки Флетчу стало не по себе.
– Мы узнали много интересного. Обвинение в подделке чека. Два вызова в суд. Злостная неуплата алиментов...
– Перестаньте, Флинн.
– Все судебные иски отозваны. Я не собираюсь изображать вашего адвоката, хотя и защищаю вас перед Гроувером. Но я посоветовал бы, поскольку претензий к вам более нет, позаботиться о том, чтобы эти материалы изъяли из вашего досье. Собственно, их и не должно там быть. Кто знает, как отнесется к вам чиновник вроде меня, ознакомившись с ними? Среди людей бытует мнение, что дыма без огня не бывает.
– Благодарю за дельный совет.
– Я также выяснил, что вы награждены «Бронзовой звездой». Правда, не понял, что означает пометка «не вручена».
Гроувер смотрел на Флетча с нескрываемым презрением.
– Скользкий вы тип, Ирвин Морис Флетчер, – подвел итог Флинн.
– Держу пари, вы не хотели бы, чтобы вашей дочери достался такой муж.
– Я бы попытался отговорить ее, – согласился Флинн.
– Вам даже не нравится мой одеколон.
– Вас еще не опознал ни один из таксистов, что возят пассажиров из аэропорта.
– А зачем вам это нужно?
– Мы хотим знать, приехали вы из аэропорта в одиночестве или с дамой.
– Понятно.
– Даже тот парень, что привозил кого-то вчера днем к дому 152 по Бикон-стрит, не признал вас. Не помнит он и того, ехал ли с ним один человек или двое.
– Потрясающе.
– Эти аэропортовские таксисты – народ независи мый. Слишком независимый. Вчера вечером четыре такси подвозили пассажиров из этого района к «Кафе Будапешт». Ни один из водителей вас не узнал и не помнит, были вы один или в компании.
– Я у них всех в неоплатном долгу.
– Не все готовы сотрудничать с нами так же, как вы, мистер Флетчер.
– Мерзавцы.
– Не опознали вас и официанты в «Кафе Будапешт». Какой, должно быть, для вас удар. Надушиться таким дорогим одеколоном, провести час или два в модном ресторане, и чтобы ни у кого это не отложилось в памяти.
– Я потрясен до глубины души.
– А казалось бы, официанты могут запомнить мужчину, который ест один, занимая весь столик, пусть и на двоих, не так ли? Ведь стоимость заказа отражается на их доходе.
До восьми часов оставалось десять минут.
– Таких вот успехов мы добились с вашей фотографией. Немало интересного мы узнали по вашим отпечаткам пальцев.
– Я сгораю от нетерпения.
– В этой комнате ваши отпечатки обнаружены в двух местах. На клавише кабинетного рояля, вы коснулись ее правым указательным пальцем. Не представлял себе, что вы еще и музыкальны.
– Наоборот, у меня нет слуха.
– Я сказал, в двух местах, помимо выключателей? Если нет, то считайте, что я поправился. Могу предположить, что, войдя в квартиру и осмотревшись, вы зажгли свет в гостиной, подошли к роялю, коснулись одной клавиши, прошли через столовую на кухню, везде зажигая свет. Не привыкли вы экономить электроэнергию.
– Наверное, нет.
– Так вот, в гостиной ваши отпечатки обнаружены лишь на бутылке виски и на кувшине с водой.
– Не стану спорить.
– Бутылка была полная. Вы открыли ее.
– Да.
– Мистер Флетчер, эта бутылка виски и есть орудие убийства.
Зеленые глаза впились во Флетча. Он почувствовал, что они способны разглядеть содержимое его желудка. Боковым зрением он увидел бледное лицо Гроувера, также пристально наблюдающего за ним.
– На бутылке только ваши отпечатки, мистер Флетчер. Остальные стерты. Винные бутылки часто протирают перед тем, как поставить на стол.
– А есть в гостиной другие отпечатки? – спросил Флетч. – Я хочу сказать, пальцев других людей?
– Миссис Сэйер, девушки, Рут Фрайер, и еще одного человека, предположительно мужчины, вероятнее всего, Бартоломео Коннорса.
– Много отпечатков пальцев девушки?
– Мало. Но достаточно, чтобы утверждать, что убили ее в этой комнате. Отпечатки она оставила еще живой.
Флетч промолчал. Да и что он мог сказать.
– Самое печальное в этой истории, мистер Флетчер, что эта бутылка виски, если вы помните, чему учили вас на уроках физики, является куда более надежным орудием убийства именно в запечатанном виде, а не после того, как ее вскрыли и отлили часть содержимого.
– О Боже.
– Открыв бутылку и выпив пол-унции виски, вы пытались отвлечь наше внимание от бутылки, сделали все возможное, чтобы мы не пришли к мысли, что как раз бутылкой девушку и убили.
– И ничего у меня не выгорело, – вздохнул Флетч.
– Да, виновата моя неопытность. Другой бы полицейский, умудренный годами безупречной службы, даже не посмотрел бы на эту бутылку. Помнится, мне пришлось убеждать Гроувера в необходимости отправить ее в лабораторию. Я положил на это немало усилий, не так ли, Гроувер? Но я настоял на своем, поскольку не поднимался со ступеньки на ступеньку в полицейской иерархии и не получил должного образования. И эксперты весьма удивились, признав в раскупоренной, початой бутылке орудие убийства.
– Как им это удалось?
– Микроскопические частицы волос, кожи, крови, безусловно принадлежащие девушке.
Флинн выдержал долгую паузу. Спокойно сидел, наблюдая за Флетчем. То ли он ждал, пока Флетч оправится от нового шока, то ли рассчитывал, что тот начнет оправдываться.
Флетч же воспользовался своим правом помолчать.
– Не пришла ли пора вызвать адвоката, мистер Флетчер?
– Нет.
– Если вы думаете, что убеждаете нас в своей невиновности, отказываясь обратиться к адвокату, то вы не правы.
– Вы убеждаете нас в своей глупости, – подал голос Гроувер.
– Ну зачем так, Гроувер. Мистер Флетчер не глуп. А теперь он знает, что и мы не обделены умом. Может, он хочет обойтись без формальностей и сразу сознаться, облегчить душу.
– Я знаю, что ума у вас хватает, – огрызнулся Флетч. – Не пойму только, почему я чувствую себя таким дураком.
– Вы, похоже, злитесь.
– Злюсь.
– На что?
– Сам не знаю. Наверное, мне следовало что-то делать в последние двадцать четыре часа. В связи с этим убийством.
– А вы не ударили пальцем о палец?
– Нет.
– Самое удивительное в этой истории – ваша вера в нас. Наивным-то вас не назовешь.
– Вы ознакомились с моим досье.
– Как я понимаю, в данный момент вы не сознаетесь в убийстве?
– Разумеется, нет.
– Он все еще не сознается, Гроувер. Отметьте у себя, пожалуйста. Какая несгибаемая воля. Не сознается, и все тут. Тогда пойдем дальше, – Флинн наклонился вперед, уперся локтями в колени, сложил руки перед собой. – Вчера вечером вы сказали, что никогда ранее не видели Рут Фрайер.
– Могу подтвердить это и сейчас.
– Ключ, любезно предоставленный вами, привел нас в ее отель, расположенный, кстати, в аэропорту. Мы просмотрели ее вещи. Переговорили с соседкой по номеру. Затем с ее начальником. Даже если вы не видели ее раньше, можете вы догадаться, как она зарабатывала на жизнь?
– Уж не хотите ли вы сказать, что она была стюардессой?
– Хочу.
– Потрясающе.
– »Транс Уорлд Эйрлайнс», мистер Флетчер. Временно снятая с полетов и приписанная к бостонскому аэропорту. В ее обязанности входила встреча пассажиров первого класса. В том числе и тех, что прилетели во вторник из Рима рейсом 529.
Когда Флетч вскочил, Флинн откинулся назад, возможно, от неожиданности.
Флетч направился к роялю.
Оторвался от стула и Гроувер.
Флетч нажал на одну из клавиш.
– Каким-то боком это связано со мной.
– Что? – спросил Флинн.
Флетч вернулся к дивану.
– Это убийство имеет ко мне какое-то отношение.
– Такова, значит, ваша реакция? Сядьте, Гроувер. Умница, этот мистер Флетчер. Ему потребовалось лишь двадцать четыре часа, чтобы ухватить суть.
– Блестящая работа, – похвалил его Флетч.
– О, мой Бог. Теперь еще и лесть.
– Что же мне теперь делать?
– К примеру, сознаться, идиот вы эдакий!
– Я бы сознался, инспектор, сознался, – Флетч прошелся по комнате. – Но не думаю, что в этом деле замешан кто-то из моих знакомых.
– О чем это вы?
– Человек, убивший Рут Фрайер, мог и не знать меня лично.
– Если вы хотите сказать, мистер Флетчер, что вас подставили, позвольте напомнить о вашем вчерашнем утверждении, что в городе вы никого не знаете.
– В городе, но не в мире. Многие ненавидят меня.
– И их становится больше с каждой минутой. К примеру, Гроувер.
– В Италии все знали о моих планах. В Канья, в Риме, в Ливорно. То же можно сказать о лондонской фирме «Обмен домов». Я начал готовиться к поездке три недели назад. Написал давним друзьям в Калифорнию, что попытаюсь вырваться к ним, приехав в Штаты. Написал в Сиэтл, в Вашингтон.
– Все ясно, мистер Флетчер. Мы посадим за решетку весь мир, а вас оставим на свободе.
– Речь не о том, инспектор. Я не думаю, что вину за убийство хотели возложить именно на меня. Возможно, убийство не готовилось, а произошло случайно. А я оказался первым, кто вошел в эту квартиру после случившегося.
– Ну и ну. Похоже на одного французского философа, который, через тридцать лет после рождения, решил, что между ним и окружающим миром есть определенная взаимосвязь.
– А не пригласить ли мне вас пообедать со мной? – неожиданно сменил тему Флетч.
– Пообедать! Да он сумасшедший, Гроувер. Дело в том, мистер Флетч, что мы оба думаем, а не пригласить ли вас проехаться с нами.
– Не буду возражать, если ресторан выберете вы, Флетч словно и не понял намека. – Город вы знаете лучше меня.
– Что ж, следует отметить, что до этой минуты он вел себя так, словно не имел никакого отношения к расследуемому нами преступлению, – сообщил Флинн невидимому слушателю. – Полностью соответствовал роли невиновного и надежного свидетеля. Вот в чем загвоздка. Что будем с ним делать, Гроувер?
– Посадим за решетку.
– Решительный человек этот Гроувер.
– Предъявим обвинение.
– Вы же знаете, что мистер Флетчер может нанять искусных адвокатов, частных детективов, внести залог, выразить протест через прессу, прибегнуть к затяжкам расследования, апелляциям, вплоть до Верховного Суда.
– Посадите его за решетку, Френк.
– Нет, – Флинн встал. – Он не уехал из Бостона вчера. Не уехал сегодня. Можно с достаточной уверенностью предположить, что никуда он не денется и завтра.
– Завтра он сбежит, инспектор.
– Не будем осложнять себе жизнь. Пока мы не загнали мистера Флетчера в угол. Хотя мне уже казалось, что победа близка.
– Каких же улик нам еще не хватает?
– Точно сказать не могу. Улик у нас горы. Кажется, я пришел сюда в шляпе. А, вот и она. Невежливо говорить в присутствии третьего лица, Гроувер, полностью игнорируя его, словно он мертв.
В прихожей Флинн надел шляпу.
– Мне предстоит еще одна взбучка, мистер Флетчер. По пути домой Гроуверу, возможно, удастся убедить меня в вашей виновности. Пока этого не произошло. Покойной ночи.
ГЛАВА 10
Флетч решил, что в ресторан идти уже поздно. Тем более, на примере прошлого вечера убедился, что для обслуживающего персонала является человеком-невидимкой. В поисках съестного порылся на полках буфета, но всю его добычу составила жестянка с рубленым мясом.
Пока он ел, телефон звонил трижды.
В первый раз, когда он открывал банку, ему продиктовали телеграмму из Канья.
«Коннорс – милый обиженный человек. О папе ничего нового. Люблю – Энди».
Значит, Коннорс-таки в Италии. Милый или обиженный, какая, собственно, разница. Главное, он в Италии.
Вторично позвонили, когда он собирался поставить сковородку на плиту.
– Ужели это знаменитый маг журналистики, великий И. М., единственный и неповторимый, одна нога здесь, другая – там, Ирвин Морис Флетчер?
– Джек! – голос своего прежнего босса в Чикаго, редактора отдела городских новостей, Флетч не мог спутать ни с каким другим в мире. Более года ему приходилось слышать его по телефону, днем и ночью, в любое время суток. – Где ты?
– Значит, выдаешь себя за Питера Флетчера? Я только что нашел на столе корректировку из Бостонского полицейского управления.
– В Чикаго?
– Нет, сэр. Прямо здесь, в Бинтауне. Ты разговариваешь с ночным редактором «Бостон стар».
– Ты ушел из «Пост»?
– Если бы я знал, что в убийстве замешан И. М. Флетчер, та заметка никогда не попала бы на седьмую страницу.
– На пятую.
– Я дал бы ее на первой полосе, с большущими фотографиями, чтобы читатели не могли отделить тебя от убитой девушки.
– Премного тебе благодарен. Значит, у меня есть знакомые в Бостоне.
– Что?
– Как получилось, что ты ушел из «Пост»?
– Бостон предложил больше денег. Разумеется, они не сказали, что и жизнь здесь куда дороже. После того, как ты уволился из «Пост», все там стало иначе. Жизнь, можно сказать, замерла, веселье кануло в Лету.
– Да, наверное.
– Слушай, а тебе не нужна работа?
– Сейчас нет. Как Дафна и дети?
– Все по-прежнему, пудра для лица и ореховое масло. Почему, ты думаешь, я работаю по ночам?
Флетч никак не мог взять в толк, почему Джек не разводится. На жену он даже не смотрел. От детей, считал, один шум.
– Эй, Флетч, они собираются отдать тебя под суд?
– Возможно. Кто такой Флинн?
– Ты о Френке Флинне? Тебе повезло. Только поэтому ты до сих пор не в кутузке.
– Я знаю.
– Его принцип – тише едешь, дальше будешь. Он никогда не спешит с арестом. Но еще ни разу не ошибся. Если он арестует тебя, считай, что надежды на спасение нет.
– Что в его досье?
– Практически ничего. Появился в Бостоне полтора года назад, что весьма необычно. Копы редко меняют города, знаешь ли. У него чин инспектора. Большая семья. Музыкален. Играет на скрипке или чем-то еще.
– Свое дело знает?
– Раскрыл с дюжину тяжелых преступлений. Довел до конца несколько дел, на которые все уже махнули рукой. Если ты виновен, он прижмет тебя к стенке. Кстати, ты ее убил?
– Спасибо, что спросил.
– Как насчет ленча?
– Когда?
– Я думаю, лучше всего завтра. На меня нападает депрессия, если приходится навещать друзей в тюрьме.
– Раз ты работаешь по ночам, ленч у тебя довольно поздно, так?
– Около двух. Тебя это устроит?
– Вполне.
– Если у тебя есть галстук, мы можем пойти в «Локе-Обер».
– Где это?
– Тебе не найти. В темном переулке. Просто попроси таксиста отвезти тебя в «Локе-Обер».
– Понял.
– Там два обеденных зала, внизу и наверху. Встретимся в нижнем.
– Идет.
– Желаю тебе и дальше оставаться на свободе. Пожалуйста, больше не бей никого по голове, предварительно не позвонив в «Стар». У нас лучшие в Бостоне фотографы.
– До встречи, Джек.
Третий звонок раздался, когда он уже умял полбанки.
– Флетчер. Дорогой.
Графиня ли Грасси. Бразильская секс-бомба. Сильвия. Мачеха Энди.
– Привет, Сильвия.
– Вы мне не перезвонили, Флетчер.
– Я не знал куда. Где вы?
– В Бостоне, дорогой. Я звонила раньше и просила оставить записку.
Флетч молчал.
– Я в «Риц-Карлтоне».
– Вы не можете позволить себе «Риц-Карлтон», Сильвия.
Пока он ел, телефон звонил трижды.
В первый раз, когда он открывал банку, ему продиктовали телеграмму из Канья.
«Коннорс – милый обиженный человек. О папе ничего нового. Люблю – Энди».
Значит, Коннорс-таки в Италии. Милый или обиженный, какая, собственно, разница. Главное, он в Италии.
Вторично позвонили, когда он собирался поставить сковородку на плиту.
– Ужели это знаменитый маг журналистики, великий И. М., единственный и неповторимый, одна нога здесь, другая – там, Ирвин Морис Флетчер?
– Джек! – голос своего прежнего босса в Чикаго, редактора отдела городских новостей, Флетч не мог спутать ни с каким другим в мире. Более года ему приходилось слышать его по телефону, днем и ночью, в любое время суток. – Где ты?
– Значит, выдаешь себя за Питера Флетчера? Я только что нашел на столе корректировку из Бостонского полицейского управления.
– В Чикаго?
– Нет, сэр. Прямо здесь, в Бинтауне. Ты разговариваешь с ночным редактором «Бостон стар».
– Ты ушел из «Пост»?
– Если бы я знал, что в убийстве замешан И. М. Флетчер, та заметка никогда не попала бы на седьмую страницу.
– На пятую.
– Я дал бы ее на первой полосе, с большущими фотографиями, чтобы читатели не могли отделить тебя от убитой девушки.
– Премного тебе благодарен. Значит, у меня есть знакомые в Бостоне.
– Что?
– Как получилось, что ты ушел из «Пост»?
– Бостон предложил больше денег. Разумеется, они не сказали, что и жизнь здесь куда дороже. После того, как ты уволился из «Пост», все там стало иначе. Жизнь, можно сказать, замерла, веселье кануло в Лету.
– Да, наверное.
– Слушай, а тебе не нужна работа?
– Сейчас нет. Как Дафна и дети?
– Все по-прежнему, пудра для лица и ореховое масло. Почему, ты думаешь, я работаю по ночам?
Флетч никак не мог взять в толк, почему Джек не разводится. На жену он даже не смотрел. От детей, считал, один шум.
– Эй, Флетч, они собираются отдать тебя под суд?
– Возможно. Кто такой Флинн?
– Ты о Френке Флинне? Тебе повезло. Только поэтому ты до сих пор не в кутузке.
– Я знаю.
– Его принцип – тише едешь, дальше будешь. Он никогда не спешит с арестом. Но еще ни разу не ошибся. Если он арестует тебя, считай, что надежды на спасение нет.
– Что в его досье?
– Практически ничего. Появился в Бостоне полтора года назад, что весьма необычно. Копы редко меняют города, знаешь ли. У него чин инспектора. Большая семья. Музыкален. Играет на скрипке или чем-то еще.
– Свое дело знает?
– Раскрыл с дюжину тяжелых преступлений. Довел до конца несколько дел, на которые все уже махнули рукой. Если ты виновен, он прижмет тебя к стенке. Кстати, ты ее убил?
– Спасибо, что спросил.
– Как насчет ленча?
– Когда?
– Я думаю, лучше всего завтра. На меня нападает депрессия, если приходится навещать друзей в тюрьме.
– Раз ты работаешь по ночам, ленч у тебя довольно поздно, так?
– Около двух. Тебя это устроит?
– Вполне.
– Если у тебя есть галстук, мы можем пойти в «Локе-Обер».
– Где это?
– Тебе не найти. В темном переулке. Просто попроси таксиста отвезти тебя в «Локе-Обер».
– Понял.
– Там два обеденных зала, внизу и наверху. Встретимся в нижнем.
– Идет.
– Желаю тебе и дальше оставаться на свободе. Пожалуйста, больше не бей никого по голове, предварительно не позвонив в «Стар». У нас лучшие в Бостоне фотографы.
– До встречи, Джек.
Третий звонок раздался, когда он уже умял полбанки.
– Флетчер. Дорогой.
Графиня ли Грасси. Бразильская секс-бомба. Сильвия. Мачеха Энди.
– Привет, Сильвия.
– Вы мне не перезвонили, Флетчер.
– Я не знал куда. Где вы?
– В Бостоне, дорогой. Я звонила раньше и просила оставить записку.
Флетч молчал.
– Я в «Риц-Карлтоне».
– Вы не можете позволить себе «Риц-Карлтон», Сильвия.