Лицо ее сморщилось, и она отвернулась. Возможно, она только сейчас полностью ощутила свою потерю.
   Это был старый чемодан из коровьей кожи. На нем стояли инициалы Роба Брауна. Я вынес его на середину комнаты и открыл. Вдруг я вспомнил, как открывал другой чемодан Кэрол в мотеле Дака. Тот же самый привкус брошенного, застоявшийся запах старых вещей, казалось, заполнил комнату.
   Там была такая же куча одежды, только на этот раз женской: блузки, платья, нижнее белье, чулки, немного косметики и тонкая брошюра о толковании снов. В нее, как закладка, был вложен лист бумаги с каким-то текстом, написанным от руки. Я вынул его и взглянул на подпись. Там было выведено: «твой брат Гар».
   Дорогой Майкл!
   Очень обидно, что у вас с Кэрол наступили трудные времена. Посылаю чек на 50 долларов, хочу помочь вам. Я послал бы и больше, но кое-что изменилось с тех пор, как я женился на Лилле. Она хорошая девчонка, но только не верит, что кровь не просто вода, которая бежит по жилам. Ты мне говорил, как я должен устроить свою свадьбу, но вышло все немного не так, так как у Лиллы были свои идеи на этот счет. У нее не такая «чувствительная» красота, как у Кэрол, но об этом я расскажу потом.
   Жаль, что ты потерял свою работу, Майкл. В наши времена очень трудно найти неквалифицированную работу, а я знаю, что ты был хорошим кельнером и что это была все-таки специальность, и ты мог бы зарабатывать по этой линии, даже если они придирались к тебе, как ты говорил. Ты просил меня, и я сходил к мистеру Сайпу, но он сейчас не в состоянии что-нибудь сделать для кого-нибудь, потому что сам на мели — «Барселона» обанкротилась прошлой зимой, и сейчас старый Сайп только сторожит там, но он все вспоминает о старом времени и хотел, чтобы ты заглянул к нему, если у тебя будет время.
   Я видел другого «приятеля» твоих прошлых лет. Я имею в виду капитана Хиллмана. Я знаю, что ты недобро к нему относишься, но после всего, чем он угрожал тебе, ты хорошо вывернулся. Он мог посадить тебя лет на десять в тюрьму. Нет, я не растравливаю наших старых взаимных обвинений. Хиллман мог бы что-нибудь сделать для тебя, если бы захотел. Ты бы только посмотрел на его шикарную яхту, на которой он заходил в Ньюпорт. Она стоит тысяч двадцать пять. Я выяснил, что он живет с женой и сыном в местечке «Вид на океан». Если ты захочешь, можешь попробовать получить у него какую-нибудь работу, так как он руководит чем-то в «бездымном местечке».
   Вот на сегодня и все, если ты решил приехать в солнечную Калифорнию. Ты знаешь, где мы живем, и не сердись, если Лилла неласково тебя примет, зато душа у нее добрая.
   Всегда твой
   Миссис Браун как бы очнулась и направилась ко мне, воскликнув от удивления:
   — Что это?
   — Письмо Гарольда своему брату Майклу. Вы разрешите мне взять его?
   — Пожалуйста.
   — Благодарю вас. Я думаю, оно послужит доказательством. Теперь я начинаю понимать, откуда у Майкла появилась мысль выудить у Хиллмана деньги. И это тоже объясняет, почему Гарольд считает себя виноватым.
   — Можно мне прочитать его?
   Я подал ей письмо. Она, прищурившись, попыталась прочитать его, отодвинув лист на расстояние вытянутой руки.
   — Боюсь, мне понадобятся очки.
   Мы спустились вниз, она взяла очки в роговой оправе и села с письмом в кресло.
   — Сайп, — сказала она. — Это имя я и пыталась вспомнить. Роберт, иди сюда! — позвала она мужа.
   Роберт Браун ответил из кухни:
   — Сейчас приду!
   Он появился на пороге, неся на подносе великолепный графин и три стакана.
   — Я подумал, что вам захочется холодного лимонада, — сказал он, виновато глядя на жену. — Ночь такая теплая.
   — Это прекрасно, Роберт. Поставь его на кофейный столик. Послушай, как звали полицейского, с которым Майкл первый раз уехал из Покателло?
   — Сайп, Отто Сайп, — ответил он, слегка покраснев. — Могу сказать, что этот человек оказал на него плохое влияние.
   Удивительно, если бы он оказался именно тем человеком, о котором я вспомнил. Этот вопрос представлялся мне таким важным, что я тут же выехал обратно в аэропорт и заказал билет на первый же самолет до Солт-Лейк-Сити. Последний рейсовый самолет унес меня в ночь. Сделав в пути пересадку, вскоре я приземлился в международном аэропорту в Лос-Анджелесе, совсем недалеко, всего в нескольких десятках миль от отеля «Барселона», где сторожем был человек по имени Отто Сайп.

Глава 18

   В запертом письменном столе у меня на квартире лежал револьвер. Другой был в офисе. Квартира в западной части Лос-Анджелеса была ближе, и я поехал туда.
   Я жил в почти новом двухэтажном доме с крытой галереей. На втором этаже с задней стороны и находилась моя квартира. Я оставил машину на улице и поднялся по наружной лестнице.
   Кругом стояла мертвая тишина, какая бывает в этот час ночи, когда вчера уже отошло в прошлое, а завтра только набирает силы, чтобы начаться. Мои мысли были ясны, усталости я не чувствовал. Я выспался в самолетах и считал, что все случившееся становится более или менее понятным.
   Луч света едва заметно пробивался сквозь шторы окна, а когда я прикоснулся к двери, она оказалась открытой... У меня нет ни семьи, ни жены, ни дочери. Я тихо повернул ручку и медленно, осторожно открыл дверь.
   В комнате я обнаружил девочку. Свернувшись клубочком, она лежала на кушетке, накрывшись шерстяным одеялом, которое сняла с моей постели. Свет торшера падал на ее лицо. Она была такой юной, что я сразу почувствовал свои сто лет.
   Я закрыл дверь.
   — Э-эй, Стелла!
   Она вздрогнула под одеялом и, сбросив его на пол, села. На ней были синий свитер и брюки.
   — О, — сказала она, — это вы...
   — А кого ты ожидала увидеть?
   — Не сбивайте меня. Я не знаю. Я только что видела во сне что-то очень страшное. Я забыла, что именно, но очень страшное. — Ее глаза все еще были полны сна.
   — Каким ветром тебя сюда занесло?
   — Мне разрешил войти управляющий. Я ему сказала, что я свидетельница. И он понял.
   — Зато я не понял. Свидетельница чего?
   — Самых разных дел. Если вы хотите, чтобы я вам рассказала, то перестаньте смотреть на меня, как на преступницу. Никто так не смотрит на меня, кроме родителей.
   Я присел рядом с ней на край кушетки. Девочка нравилась мне, но в данный момент ее появление было совсем ни к чему и могло иметь серьезные последствия.
   — Твои родители знают, что ты здесь?
   — Конечно, нет! Как я могла сказать им? Они не разрешили бы мне прийти, а мне обязательно надо было. Вы же приказали мне связаться с вами, как только я что-то узнаю о Томми. Ваша служба связи не могла вас разыскать, и в конце концов они дали мне ваш домашний адрес.
   — Так что ты узнала о нем?
   В глазах ее отражались самые противоречивые чувства, больше похожие на женские, чем на девичьи.
   — Он позвонил мне сегодня около четырех часов. Мама была наверху, и я смогла поговорить с ним.
   — Он сказал, где он?
   — Он... он... — Она заколебалась. — Он взял с меня обещание, что я никому не скажу. Но я обещание уже один раз нарушила.
   — Каким образом?
   — Я опустила маленькую записочку в почтовый ящик Хиллманов, прежде чем уехать из Эль-Ранчо. Я не могла оставить их в неведении.
   — Что ты написала?
   — Только то, что Томми жив.
   — Ты хорошо поступила.
   — Но я нарушила обещание. Он сказал, чтобы я никому не говорила, особенно его родителям.
   — Обещания иногда приходится нарушать, если этого требуют более высокие соображения.
   — Что вы имели в виду?
   — Его безопасность. Я боялся, что Том мертв. Ты абсолютно уверена, что разговаривала с ним?
   — Я не вру.
   — Я хотел сказать, ты уверена, что это был не самозванец и не магнитофонная запись?
   — Уверена. Мы разговаривали друг с другом.
   — Что он сказал?
   Она опять смешалась, потом спросила, подняв перед собой палец:
   — Это будет правильно, если я расскажу вам, даже если я и обещала?
   — Было бы только хуже, если бы ты не рассказала. Ты же сама знаешь! Неужели ты проделала весь путь сюда, чтобы ничего не сказать?
   — Нет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он не много сказал мне, и ни слова о похитителях. Во всяком случае, сам факт, что он жив, очень важен, правда? Он сказал, что чувствует себя очень виноватым из-за того, что я беспокоилась о нем, но он в тот момент ничем не мог мне помочь. Затем попросил принести ему немного денег.
   Я успокоился. Раз Том нуждается в деньгах, значит, он не принимал участия в дележе выкупа.
   — Сколько денег он просил?
   — Столько, сколько я могла бы достать. Он знал, что это будет не очень большая сумма. Я заняла немного у знакомых в клубе и на пляже. Секретарша в клубе дала мне сто долларов, она знает, что я верну. Я взяла такси и поехала к автобусной остановке.
   Я нетерпеливо прервал ее:
   — Ты встретилась с ним в Лос-Анджелесе?
   — Нет, мы договорились встретиться у автобусной станции в Санта-Монике. Но автобус на несколько минут опоздал, и я могла разминуться с ним. Он говорил по телефону, что не может встретиться со мной раньше вечера. Если мы не увидимся, то я должна встретить его завтра вечером. Он сказал, что может только вечером.
   — Он не сказал, где остановился?
   — Нет. В этом-то и беда. Я ходила возле станции около часа, затем пыталась дозвониться вам, потом приехала на такси сюда. Мне надо было где-то провести ночь.
   — Все правильно. Плохо только, что Том не позаботился об этом.
   — Он, возможно, занят другими делами, — сказала она, явно защищая его. — У Тома ужасные времена.
   — Он сам сказал тебе?
   — Я могла понять это из того, как он разговаривал. У него был голос очень огорченного человека.
   — Огорченного или напуганного?
   Она опустила голову.
   — Много хуже, чем напуганного. Но он об этом ничего не сказал. Он не говорил о том, что случилось. Я спросила, все ли с ним в порядке, вы понимаете, физически в порядке, и он ответил, что да. Я спросила, почему он не вернулся домой. Он ответил, что у него счеты с родителями. Только он их назвал «антиродители». Он сказал, что они вряд ли дождутся момента, чтобы вернуть его обратно, в школу в «Проклятой лагуне». — Глаза ее неожиданно потемнели. — Я сейчас вспомнила, что мне приснилось перед тем, как вы разбудили меня. Томми был в этой школе, и они не впускали меня туда, чтобы повидаться с ним. Я ходила под окнами, старалась как-нибудь войти. И отовсюду на меня смотрели злобные лица.
   — Эти лица не злобные. Я был там.
   — Да, но вас не запирали там. Томми сказал мне, что это жуткое место. Его родители не имели права отдавать его туда. Я не могу его винить, что он сбежал.
   — Я тоже, Стелла. Но в данных обстоятельствах он должен вернуться домой. Ты понимаешь, о чем я?
   — Думаю, что да.
   — Было бы очень неприятно, если бы сейчас с ним что-нибудь случилось. Ты ведь не хочешь этого?
   Она покачала головой.
   — Тогда ты поможешь мне вернуть его?
   — Поэтому-то я и приехала. Я не стала сообщать в полицию. Но вы ведь совсем другой? — Она дотронулась до моей руки. — Вы не позволите вернуть его в «Проклятую лагуну»?
   — Это не должно случиться. Думаю, у меня будет возможность помочь ему. Если Том нуждается в лечении, он может пройти его амбулаторно.
   — Он не болен!
   — Но у его отца, должно быть, была причина поместить его туда. Что-то случилось в то воскресенье, только он не хочет сказать, что именно.
   — Это случилось еще задолго до воскресенья, — проговорила она. — От него отвернулся отец, вот что случилось. Томми не какой-нибудь «волосатик», он предпочитает музыку охоте и прогулкам на яхте. За это отец и отвернулся от него. Все очень просто!
   — Не так просто, но не будем спорить. Прости меня, Стелла, но я должен позвонить.
   Телефон стоял на письменном столе. В записной книжке я нашел номер Сюзанны Дрю. Она ответила быстро.
   — Алло.
   — Лью Арчер. Ты очень оживленно отозвалась для трех часов ночи.
   — Я не спала, лежала и размышляла. И в моих размышлениях относительно разных людей нашлось место и для тебя. Кто-то говорил, не помню кто, кажется Скотт Фитцджеральд, что в самых темных закоулках души всегда три часа ночи. У меня другое мнение на этот счет. Самые темные закоулки души всегда раскрываются в три часа ночи.
   — Эта мысль обо мне так угнетающе подействовала на тебя?
   — В некотором смысле — да, в другом — нет.
   — Ты говоришь загадками, сфинкс.
   — Как мне и положено, Эдип. Но это вовсе не ты виноват в моем подавленном настроении. Это идет издалека.
   — Не хочешь ли ты рассказать мне об этом?
   — В другой раз, доктор. — Она заговорила очень игриво. — Ты ведь позвонил мне в такой час не для того, чтобы поинтересоваться моей биографией?
   — Нет, хотя мне все еще любопытно, кто же звонил тебе тогда.
   — Ах, вот почему ты позвонил! — В ее голосе появилось раздражение, грозящее перейти в настоящую злость.
   — Нет, я звоню не поэтому. Мне нужна твоя помощь.
   — Действительно? — Она была удивлена, и тон разговора стал снова более теплым. Однако она настороженно спросила: — Ты имеешь в виду, чтобы я рассказала тебе все, что знаю, или что-то в этом духе?
   — У нас нет на "это времени. И к тому же, я думаю, это происшествие уже исчерпано. Но сейчас мне необходимо уехать, а ко мне забрела очень хорошенькая школьница по имени Стелла. — Я говорил так, чтобы меня одновременно слушали и девочка в комнате, и женщина на другом конце провода. И делал это потому, что вдруг понял, что обе они, девочка и женщина, — два самых моих любимых человека. — Мне нужно безопасное место, где бы она смогла провести ночь.
   — Но у меня не безопасно. — Резкая нотка в ее голосе показала мне, что она имела в виду.
   Стелла быстро проговорила у меня за спиной:
   — Я могла бы остаться здесь.
   — Она не может остаться здесь. Ее родители попытаются приписать мне попытку похищения их ребенка.
   — Серьезно?
   — Да, положение серьезное.
   — Хорошо. Где ты живешь?
   — Мы сами доберемся до тебя. В это время ночи дорога займет у нас не более получаса.
   Когда я повесил трубку, Стелла проговорила:
   — Вы не должны были проделывать это у меня за спиной.
   — Право, я сделал это, не прячась. И у меня нет времени спорить.
   Чтобы подчеркнуть серьезность положения, я снял пиджак, достал пистолет и все его принадлежности из письменного стола и положил перед собой. Широко открытыми глазами она наблюдала за моими действиями. Но и эти страшные приготовления не заставили ее замолчать.
   — Но я не хочу ни с кем встречаться на ночь глядя. — Сюзанна Дрю понравится тебе. Она очень умная и доброжелательная.
   — Но мне никогда не нравятся люди, про которых заранее говорят, что они понравятся.
   Очевидно, затраченные вечером и днем силы еще не успели восполниться, и она вновь стала впадать в детство. Чтобы встряхнуть ее, я заявил:
   — Забудь свою войну со взрослыми. Ты сама очень скоро станешь взрослой. Кто же тогда станет нести ответственность за твои поступки?
   — Это нечестно.
   Это и правда был недозволенный прием, но услышанное поддерживало ее силы на всем пути до дома в Беверли-Хиллз.
   Сюзанна вышла к двери в шелковой пижаме. Она причесала волосы, ее открытое лицо было удивительно красивым.
   — Входи, Лью. Приятно видеть тебя, Стелла. Я — Сюзанна. Постель я приготовила тебе наверху, — она показала на лестницу, поднимающуюся вдоль стены студии. — Хочешь чего-нибудь поесть?
   — Спасибо, — ответила Стелла. — Я съела шницель на автобусной станции.
   — Тогда не хочешь ли ты пойти и лечь в постель?
   — У меня нет выбора, — ответила Стелла, потом прибавила: — Это невоспитанно с моей стороны, да? Я не то хотела сказать. Вы ужасно добры, что приютили меня на ночь. Это мистер Арчер не дал мне возможности выбирать.
   — Я и сам не имел такой возможности, — сказал я. — Что бы ты стала делать, оставшись одна?
   — Я была бы с Томми, где бы он ни был.
   Губы ее задрожали, она попыталась было не расплакаться, но не сдержалась. Лицо ее сморщилось, как у всех плачущих детей, и она убежала подальше от наших глаз, вверх по крутым ступенькам лестницы.
   Сюзанна крикнула ей вслед:
   — Пижама на кровати, а новая зубная щетка в ванной.
   — Ты очень гостеприимная хозяйка, — заметил я.
   — Спасибо. Хочешь выпить, прежде чем идти?
   — Мне уже ничем не помочь, — пошутил я.
   — Ты собирался куда-то. Что ты собираешься предпринять?
   — Я направлялся в отель «Барселона», но мне пришлось сделать крюк.
   Она отреагировала более резко, чем можно было ожидать.
   — Это я «крюк»?
   — Стелла — крюк. Ты — самая стройная женщина в США.
   — Люблю твое богатое воображение. — Она согнала улыбку с лица. — Что же ты задумал делать в старой «Барселоне»? Разве она не закрыта?
   — По крайней мере, один человек еще живет там. Сторож по имени Отто Сайп, который раньше был гостиничным детективом.
   — Господи Боже! Кажется, я знаю его. Такой огромный краснолицый субъект, от которого вечно пахло виски?
   — Возможно, это он и есть. Откуда ты знаешь его?
   Она смутилась и мягко объяснила:
   — Было время, когда я частенько бывала в «Барселоне». В конце войны. Как раз там я и познакомилась с Кэрол.
   — И с мистером Сайпом?
   — И с мистером Сайпом.
   Больше она ничего не сказала и, помолчав, продолжала уже несколько другим тоном:
   — Ты не имеешь права устраивать мне допрос. Оставь меня одну.
   — С удовольствием.
   Она проводила меня до двери.
   — Пожалуйста, не уходи так. Хотя все равно, радости уже не вернуть. Как ты думаешь, почему я не сплю всю ночь?
   — Грехи?
   — Чепуха. Мне нечего стыдиться. — Но в ее глазах можно было увидеть стыд, спрятанный так глубоко, что, может, она и сама не знала о нем. — Во всяком случае, та малость, что мне известна, не может иметь значения. А ты ведешь себя нечестно. Хочешь использовать мои личные чувства к тебе...
   — Я не знал об их существовании. Если они есть, то я имею право воспользоваться этими чувствами так, как мне нужно.
   — Вряд ли. Такого права у тебя нет. Моя личная жизнь принадлежит мне, и ты не имеешь права вмешиваться в нее.
   — Даже для того, чтобы спасти чью-то жизнь?
   В это время Стелла открыла дверь и вышла на балкон. Она была похожа на стоящего в нише юного святого, одетого в пижаму.
   — Если вы действительно взрослые, — сказала она, — то говорите, пожалуйста, тише. Мне хотелось бы немного поспать.
   — Виноват, — сказал я обеим.
   Стелла скрылась за дверью.
   — Чья жизнь в опасности, Лью?
   — Тома Хиллмана. Возможно, что и другие жизни, в том числе моя.
   — Я вижу, ты вооружился. Что, Отто Сайп один из похитителей?
   — Отто Сайп был твоим любовником? — задал я контрвопрос.
   Она была оскорблена.
   — Конечно, нет. А теперь убирайся.
   Она выставила меня за дверь. Ночная прохлада освежила мое лицо.

Глава 19

   Шоссе в этот час было почти пустое. Проходили только случайные тяжелогруженные машины, сверкая многочисленными красными и желтыми лампочками. Этот участок шоссе пролегал по открытой местности. Я видел перед собой только асфальт, выскобленный многими сотнями и тысячами покрышек, да ощущал отвратительный запах бензина в воздухе. Казалось, даже океан заполнила грязная использованная вода.
   Станция обслуживания Бена Дали была погружена во тьму, и только внутри горела одна лампа, как бы предостерегая безрассудных взломщиков. Я поставил машину на его участке возле телефонной будки, вышел из машины и направился к «Барселоне». Отель был мертв. В саду за зданием издал несколько трелей пересмешник и затем смолк. Единственным живым звуком в ночи остался механический звук прерывистого движения на шоссе.
   Я подошел к двери, где все еще висело объявление о банкротстве, и постучал по стеклу фонарем. Тихо. Я постучал еще несколько раз. Никакого ответа. Я хотел было уже выдавить стекло и забраться внутрь, когда обнаружил, что дверь не заперта.
   Толкнув ее, я вошел в коридор, спугнув парочку привидений. Это были Сюзанна Дрю в возрасте двадцати лет и мужчина без лица. Я попросил их убираться в преисподнюю и освободить мне дорогу.
   Я прошел по коридору, где в первый раз появился Сайп, мимо закрытых нумерованных дверей, в самый конец, там виднелась слегка приоткрытая дверь. Из темной комнаты слышалось тяжелое, прерывистое дыхание человека. Я почувствовал сильный запах виски.
   Нащупывая выключатель, я приготовился выхватить револьвер, но этого не потребовалось. Сайп лежал на кровати одетым. Мне бросились в глаза его уродливые ноздри и открытый рот, испускавший тяжелые вздохи. В комнате он был один.
   Комната была забита таким количеством всякого хлама, словно его специально копили здесь десятилетиями. Картонные коробки и ящики, штабеля ковриков, газеты, журналы, чемоданы — все это громоздилось почти до потолка. Вдоль стен, увешанных фотографиями боксеров и девушек, валялись пустые бутылки. Наполовину опорожненная бутылка виски стояла около кровати, на которой лежал Сайп. Я вынул ключ из дверного замка и бросил на спящего еще один взгляд.
   Он не просто спал. Он как бы вообще отсутствовал, был где-то не здесь, а далеко-далеко. Если бы я поднес сейчас к его губам спичку, выдыхаемый им воздух загорелся бы, как факел. Даже рубашка его, казалось, была пропитана виски.
   Пистолет его висел в засаленном поясе брюк. Прежде чем попытаться поднять Сайпа, я переложил оружие к себе в карман. Спящий не желал просыпаться. Я потряс его. Он был мягкий, будто без костей. Голова безвольно каталась по подушке. Я ударил его по красным небритым щекам, но он даже не пошевелился.
   Я вышел в расположенную рядом ванную комнату. Судя по всему, ее использовали и как кухню: тут стояла электрическая плита, а на ней кофейник, еще сохранивший запах жареного кофе. Наполнив его водой из крана над ванной, я вылил ее на голову и лицо Сайпа. Но и это не произвело никакого впечатления: он так и не проснулся.
   Я даже немного расстроился. Не из-за самого Сайпа, а из-за того, что, вероятнее всего, он не в состоянии будет внятно рассказать мне обо всем. Я пощупал его пульс: он был еле слышен. Поднял одно веко — как будто заглянул в красное нутро устрицы.
   Я заметил, что в ванную вели двери из двух комнат, как всегда в старых отелях. Я зашел во вторую комнату и посветил фонариком: она была такого же размера и той же формы, только почти пустая. Единственной мебелью была медная двуспальная кровать с брошенным прямо на матрас одеялом.
   На спинке кровати висел черный вязаный свитер с дырой на рукаве. Там, где была повреждена шерсть, я рассмотрел следы смазки, которую обычно применяют для замков багажника в автомобилях. В корзинке для бумаг я обнаружил несколько использованных бумажных пакетов с остатками шницелей и жареной картошки.
   Сердце у меня стучало почти у горла. Свитер доказывал, что Стелла не обманулась: Том действительно был жив.
   Я забрал у Сайпа ключи, запер его в комнате и обошел все остальные помещения. Там было почти сто гостевых и служебных комнат, и осмотр их занял много времени. Я чувствовал себя археологом, исследующим внутренности пирамиды.
   Дни расцвета «Барселоны», видимо, отошли в далекое прошлое.
   Все, что я вынес из своих поисков, — нос, полный едкой пыли. Если Том и находился в этом здании, то он спрятался. Но я чувствовал, что его здесь нет, что он ушел из «Барселоны» навсегда. Хорошо, если у него была такая возможность.
   Из отеля я направился к станции Дали. Луч фонарика осветил записку, приклеенную к двери: «В случае крайней необходимости звоните владельцу». Внизу был номер домашнего телефона Дали. Я позвонил ему из будки и после довольно продолжительного молчания услышал:
   — Дали слушает.
   — Это Лью Арчер. Я тот детектив, который разыскивает Гарольда Харлея.
   — Сейчас самое время для розысков.
   — Я его нашел, спасибо. Мне нужна ваша помощь в еще более важном деле.
   — Что случилось?
   — Расскажу на месте. Я у вашей станции.
   У Дали была привычка к услужливости.
   — О'кей. Буду там через пятнадцать минут.
   Я ждал его, сидя в машине, и пытался свести воедино все, что знал об этом деле. Было ясно, что Сайп и Майкл Харлей работали вместе, используя «Барселону» в качестве убежища. Но не похоже, что Том был пленником, более походило на то, что он был вольным гостем, как и сказал Харлей в первом своем разговоре с Хиллманом. Даже учитывая историю со школой в «Проклятой лагуне», трудно было понять, что заставило Тома решиться на подобный шаг и так вести себя по отношению к родителям.
   На шоссе показался Дали. Подъехав, он поставил машину рядом с моей. Хлопнув дверцей, на которой было выведено его имя, он заспанными глазами посмотрел на меня.
   — Ну, что у вас, мистер Арчер?
   — Войдите в машину. Я хочу показать вам одну фотографию.
   Он сел со мной. Я включил свет и показал ему фотографию Тома. Каждый раз, когда я на нее смотрел, она непонятным образом изменялась. В его глазах и очертаниях рта было что-то двойственное, неприятное.
   — Вы видели его?
   — Да. За последние два дня два-три раза. Вчера днем он звонил из той телефонной будки.
   — В котором часу?
   — Я не заметил, был занят. Но это было во второй половине дня. Затем я видел его еще раз, когда он ждал автобус. — Дали показал на дорогу, ведущую в Санта-Монику. — Автобусы останавливаются здесь только по требованию.
   — Что это был за автобус?
   — Какой-нибудь из внутригородских. Экспрессы здесь не ходят.