Страница:
Лицо ее сморщилось, и она отвернулась. Возможно, она только сейчас полностью ощутила свою потерю.
Это был старый чемодан из коровьей кожи. На нем стояли инициалы Роба Брауна. Я вынес его на середину комнаты и открыл. Вдруг я вспомнил, как открывал другой чемодан Кэрол в мотеле Дака. Тот же самый привкус брошенного, застоявшийся запах старых вещей, казалось, заполнил комнату.
Там была такая же куча одежды, только на этот раз женской: блузки, платья, нижнее белье, чулки, немного косметики и тонкая брошюра о толковании снов. В нее, как закладка, был вложен лист бумаги с каким-то текстом, написанным от руки. Я вынул его и взглянул на подпись. Там было выведено: «твой брат Гар».
Дорогой Майкл!
Очень обидно, что у вас с Кэрол наступили трудные времена. Посылаю чек на 50 долларов, хочу помочь вам. Я послал бы и больше, но кое-что изменилось с тех пор, как я женился на Лилле. Она хорошая девчонка, но только не верит, что кровь не просто вода, которая бежит по жилам. Ты мне говорил, как я должен устроить свою свадьбу, но вышло все немного не так, так как у Лиллы были свои идеи на этот счет. У нее не такая «чувствительная» красота, как у Кэрол, но об этом я расскажу потом.
Жаль, что ты потерял свою работу, Майкл. В наши времена очень трудно найти неквалифицированную работу, а я знаю, что ты был хорошим кельнером и что это была все-таки специальность, и ты мог бы зарабатывать по этой линии, даже если они придирались к тебе, как ты говорил. Ты просил меня, и я сходил к мистеру Сайпу, но он сейчас не в состоянии что-нибудь сделать для кого-нибудь, потому что сам на мели — «Барселона» обанкротилась прошлой зимой, и сейчас старый Сайп только сторожит там, но он все вспоминает о старом времени и хотел, чтобы ты заглянул к нему, если у тебя будет время.
Я видел другого «приятеля» твоих прошлых лет. Я имею в виду капитана Хиллмана. Я знаю, что ты недобро к нему относишься, но после всего, чем он угрожал тебе, ты хорошо вывернулся. Он мог посадить тебя лет на десять в тюрьму. Нет, я не растравливаю наших старых взаимных обвинений. Хиллман мог бы что-нибудь сделать для тебя, если бы захотел. Ты бы только посмотрел на его шикарную яхту, на которой он заходил в Ньюпорт. Она стоит тысяч двадцать пять. Я выяснил, что он живет с женой и сыном в местечке «Вид на океан». Если ты захочешь, можешь попробовать получить у него какую-нибудь работу, так как он руководит чем-то в «бездымном местечке».
Вот на сегодня и все, если ты решил приехать в солнечную Калифорнию. Ты знаешь, где мы живем, и не сердись, если Лилла неласково тебя примет, зато душа у нее добрая.
Всегда твой
Миссис Браун как бы очнулась и направилась ко мне, воскликнув от удивления:
— Что это?
— Письмо Гарольда своему брату Майклу. Вы разрешите мне взять его?
— Пожалуйста.
— Благодарю вас. Я думаю, оно послужит доказательством. Теперь я начинаю понимать, откуда у Майкла появилась мысль выудить у Хиллмана деньги. И это тоже объясняет, почему Гарольд считает себя виноватым.
— Можно мне прочитать его?
Я подал ей письмо. Она, прищурившись, попыталась прочитать его, отодвинув лист на расстояние вытянутой руки.
— Боюсь, мне понадобятся очки.
Мы спустились вниз, она взяла очки в роговой оправе и села с письмом в кресло.
— Сайп, — сказала она. — Это имя я и пыталась вспомнить. Роберт, иди сюда! — позвала она мужа.
Роберт Браун ответил из кухни:
— Сейчас приду!
Он появился на пороге, неся на подносе великолепный графин и три стакана.
— Я подумал, что вам захочется холодного лимонада, — сказал он, виновато глядя на жену. — Ночь такая теплая.
— Это прекрасно, Роберт. Поставь его на кофейный столик. Послушай, как звали полицейского, с которым Майкл первый раз уехал из Покателло?
— Сайп, Отто Сайп, — ответил он, слегка покраснев. — Могу сказать, что этот человек оказал на него плохое влияние.
Удивительно, если бы он оказался именно тем человеком, о котором я вспомнил. Этот вопрос представлялся мне таким важным, что я тут же выехал обратно в аэропорт и заказал билет на первый же самолет до Солт-Лейк-Сити. Последний рейсовый самолет унес меня в ночь. Сделав в пути пересадку, вскоре я приземлился в международном аэропорту в Лос-Анджелесе, совсем недалеко, всего в нескольких десятках миль от отеля «Барселона», где сторожем был человек по имени Отто Сайп.
Глава 18
Глава 19
Это был старый чемодан из коровьей кожи. На нем стояли инициалы Роба Брауна. Я вынес его на середину комнаты и открыл. Вдруг я вспомнил, как открывал другой чемодан Кэрол в мотеле Дака. Тот же самый привкус брошенного, застоявшийся запах старых вещей, казалось, заполнил комнату.
Там была такая же куча одежды, только на этот раз женской: блузки, платья, нижнее белье, чулки, немного косметики и тонкая брошюра о толковании снов. В нее, как закладка, был вложен лист бумаги с каким-то текстом, написанным от руки. Я вынул его и взглянул на подпись. Там было выведено: «твой брат Гар».
Дорогой Майкл!
Очень обидно, что у вас с Кэрол наступили трудные времена. Посылаю чек на 50 долларов, хочу помочь вам. Я послал бы и больше, но кое-что изменилось с тех пор, как я женился на Лилле. Она хорошая девчонка, но только не верит, что кровь не просто вода, которая бежит по жилам. Ты мне говорил, как я должен устроить свою свадьбу, но вышло все немного не так, так как у Лиллы были свои идеи на этот счет. У нее не такая «чувствительная» красота, как у Кэрол, но об этом я расскажу потом.
Жаль, что ты потерял свою работу, Майкл. В наши времена очень трудно найти неквалифицированную работу, а я знаю, что ты был хорошим кельнером и что это была все-таки специальность, и ты мог бы зарабатывать по этой линии, даже если они придирались к тебе, как ты говорил. Ты просил меня, и я сходил к мистеру Сайпу, но он сейчас не в состоянии что-нибудь сделать для кого-нибудь, потому что сам на мели — «Барселона» обанкротилась прошлой зимой, и сейчас старый Сайп только сторожит там, но он все вспоминает о старом времени и хотел, чтобы ты заглянул к нему, если у тебя будет время.
Я видел другого «приятеля» твоих прошлых лет. Я имею в виду капитана Хиллмана. Я знаю, что ты недобро к нему относишься, но после всего, чем он угрожал тебе, ты хорошо вывернулся. Он мог посадить тебя лет на десять в тюрьму. Нет, я не растравливаю наших старых взаимных обвинений. Хиллман мог бы что-нибудь сделать для тебя, если бы захотел. Ты бы только посмотрел на его шикарную яхту, на которой он заходил в Ньюпорт. Она стоит тысяч двадцать пять. Я выяснил, что он живет с женой и сыном в местечке «Вид на океан». Если ты захочешь, можешь попробовать получить у него какую-нибудь работу, так как он руководит чем-то в «бездымном местечке».
Вот на сегодня и все, если ты решил приехать в солнечную Калифорнию. Ты знаешь, где мы живем, и не сердись, если Лилла неласково тебя примет, зато душа у нее добрая.
Всегда твой
Миссис Браун как бы очнулась и направилась ко мне, воскликнув от удивления:
— Что это?
— Письмо Гарольда своему брату Майклу. Вы разрешите мне взять его?
— Пожалуйста.
— Благодарю вас. Я думаю, оно послужит доказательством. Теперь я начинаю понимать, откуда у Майкла появилась мысль выудить у Хиллмана деньги. И это тоже объясняет, почему Гарольд считает себя виноватым.
— Можно мне прочитать его?
Я подал ей письмо. Она, прищурившись, попыталась прочитать его, отодвинув лист на расстояние вытянутой руки.
— Боюсь, мне понадобятся очки.
Мы спустились вниз, она взяла очки в роговой оправе и села с письмом в кресло.
— Сайп, — сказала она. — Это имя я и пыталась вспомнить. Роберт, иди сюда! — позвала она мужа.
Роберт Браун ответил из кухни:
— Сейчас приду!
Он появился на пороге, неся на подносе великолепный графин и три стакана.
— Я подумал, что вам захочется холодного лимонада, — сказал он, виновато глядя на жену. — Ночь такая теплая.
— Это прекрасно, Роберт. Поставь его на кофейный столик. Послушай, как звали полицейского, с которым Майкл первый раз уехал из Покателло?
— Сайп, Отто Сайп, — ответил он, слегка покраснев. — Могу сказать, что этот человек оказал на него плохое влияние.
Удивительно, если бы он оказался именно тем человеком, о котором я вспомнил. Этот вопрос представлялся мне таким важным, что я тут же выехал обратно в аэропорт и заказал билет на первый же самолет до Солт-Лейк-Сити. Последний рейсовый самолет унес меня в ночь. Сделав в пути пересадку, вскоре я приземлился в международном аэропорту в Лос-Анджелесе, совсем недалеко, всего в нескольких десятках миль от отеля «Барселона», где сторожем был человек по имени Отто Сайп.
Глава 18
В запертом письменном столе у меня на квартире лежал револьвер. Другой был в офисе. Квартира в западной части Лос-Анджелеса была ближе, и я поехал туда.
Я жил в почти новом двухэтажном доме с крытой галереей. На втором этаже с задней стороны и находилась моя квартира. Я оставил машину на улице и поднялся по наружной лестнице.
Кругом стояла мертвая тишина, какая бывает в этот час ночи, когда вчера уже отошло в прошлое, а завтра только набирает силы, чтобы начаться. Мои мысли были ясны, усталости я не чувствовал. Я выспался в самолетах и считал, что все случившееся становится более или менее понятным.
Луч света едва заметно пробивался сквозь шторы окна, а когда я прикоснулся к двери, она оказалась открытой... У меня нет ни семьи, ни жены, ни дочери. Я тихо повернул ручку и медленно, осторожно открыл дверь.
В комнате я обнаружил девочку. Свернувшись клубочком, она лежала на кушетке, накрывшись шерстяным одеялом, которое сняла с моей постели. Свет торшера падал на ее лицо. Она была такой юной, что я сразу почувствовал свои сто лет.
Я закрыл дверь.
— Э-эй, Стелла!
Она вздрогнула под одеялом и, сбросив его на пол, села. На ней были синий свитер и брюки.
— О, — сказала она, — это вы...
— А кого ты ожидала увидеть?
— Не сбивайте меня. Я не знаю. Я только что видела во сне что-то очень страшное. Я забыла, что именно, но очень страшное. — Ее глаза все еще были полны сна.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
— Мне разрешил войти управляющий. Я ему сказала, что я свидетельница. И он понял.
— Зато я не понял. Свидетельница чего?
— Самых разных дел. Если вы хотите, чтобы я вам рассказала, то перестаньте смотреть на меня, как на преступницу. Никто так не смотрит на меня, кроме родителей.
Я присел рядом с ней на край кушетки. Девочка нравилась мне, но в данный момент ее появление было совсем ни к чему и могло иметь серьезные последствия.
— Твои родители знают, что ты здесь?
— Конечно, нет! Как я могла сказать им? Они не разрешили бы мне прийти, а мне обязательно надо было. Вы же приказали мне связаться с вами, как только я что-то узнаю о Томми. Ваша служба связи не могла вас разыскать, и в конце концов они дали мне ваш домашний адрес.
— Так что ты узнала о нем?
В глазах ее отражались самые противоречивые чувства, больше похожие на женские, чем на девичьи.
— Он позвонил мне сегодня около четырех часов. Мама была наверху, и я смогла поговорить с ним.
— Он сказал, где он?
— Он... он... — Она заколебалась. — Он взял с меня обещание, что я никому не скажу. Но я обещание уже один раз нарушила.
— Каким образом?
— Я опустила маленькую записочку в почтовый ящик Хиллманов, прежде чем уехать из Эль-Ранчо. Я не могла оставить их в неведении.
— Что ты написала?
— Только то, что Томми жив.
— Ты хорошо поступила.
— Но я нарушила обещание. Он сказал, чтобы я никому не говорила, особенно его родителям.
— Обещания иногда приходится нарушать, если этого требуют более высокие соображения.
— Что вы имели в виду?
— Его безопасность. Я боялся, что Том мертв. Ты абсолютно уверена, что разговаривала с ним?
— Я не вру.
— Я хотел сказать, ты уверена, что это был не самозванец и не магнитофонная запись?
— Уверена. Мы разговаривали друг с другом.
— Что он сказал?
Она опять смешалась, потом спросила, подняв перед собой палец:
— Это будет правильно, если я расскажу вам, даже если я и обещала?
— Было бы только хуже, если бы ты не рассказала. Ты же сама знаешь! Неужели ты проделала весь путь сюда, чтобы ничего не сказать?
— Нет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он не много сказал мне, и ни слова о похитителях. Во всяком случае, сам факт, что он жив, очень важен, правда? Он сказал, что чувствует себя очень виноватым из-за того, что я беспокоилась о нем, но он в тот момент ничем не мог мне помочь. Затем попросил принести ему немного денег.
Я успокоился. Раз Том нуждается в деньгах, значит, он не принимал участия в дележе выкупа.
— Сколько денег он просил?
— Столько, сколько я могла бы достать. Он знал, что это будет не очень большая сумма. Я заняла немного у знакомых в клубе и на пляже. Секретарша в клубе дала мне сто долларов, она знает, что я верну. Я взяла такси и поехала к автобусной остановке.
Я нетерпеливо прервал ее:
— Ты встретилась с ним в Лос-Анджелесе?
— Нет, мы договорились встретиться у автобусной станции в Санта-Монике. Но автобус на несколько минут опоздал, и я могла разминуться с ним. Он говорил по телефону, что не может встретиться со мной раньше вечера. Если мы не увидимся, то я должна встретить его завтра вечером. Он сказал, что может только вечером.
— Он не сказал, где остановился?
— Нет. В этом-то и беда. Я ходила возле станции около часа, затем пыталась дозвониться вам, потом приехала на такси сюда. Мне надо было где-то провести ночь.
— Все правильно. Плохо только, что Том не позаботился об этом.
— Он, возможно, занят другими делами, — сказала она, явно защищая его. — У Тома ужасные времена.
— Он сам сказал тебе?
— Я могла понять это из того, как он разговаривал. У него был голос очень огорченного человека.
— Огорченного или напуганного?
Она опустила голову.
— Много хуже, чем напуганного. Но он об этом ничего не сказал. Он не говорил о том, что случилось. Я спросила, все ли с ним в порядке, вы понимаете, физически в порядке, и он ответил, что да. Я спросила, почему он не вернулся домой. Он ответил, что у него счеты с родителями. Только он их назвал «антиродители». Он сказал, что они вряд ли дождутся момента, чтобы вернуть его обратно, в школу в «Проклятой лагуне». — Глаза ее неожиданно потемнели. — Я сейчас вспомнила, что мне приснилось перед тем, как вы разбудили меня. Томми был в этой школе, и они не впускали меня туда, чтобы повидаться с ним. Я ходила под окнами, старалась как-нибудь войти. И отовсюду на меня смотрели злобные лица.
— Эти лица не злобные. Я был там.
— Да, но вас не запирали там. Томми сказал мне, что это жуткое место. Его родители не имели права отдавать его туда. Я не могу его винить, что он сбежал.
— Я тоже, Стелла. Но в данных обстоятельствах он должен вернуться домой. Ты понимаешь, о чем я?
— Думаю, что да.
— Было бы очень неприятно, если бы сейчас с ним что-нибудь случилось. Ты ведь не хочешь этого?
Она покачала головой.
— Тогда ты поможешь мне вернуть его?
— Поэтому-то я и приехала. Я не стала сообщать в полицию. Но вы ведь совсем другой? — Она дотронулась до моей руки. — Вы не позволите вернуть его в «Проклятую лагуну»?
— Это не должно случиться. Думаю, у меня будет возможность помочь ему. Если Том нуждается в лечении, он может пройти его амбулаторно.
— Он не болен!
— Но у его отца, должно быть, была причина поместить его туда. Что-то случилось в то воскресенье, только он не хочет сказать, что именно.
— Это случилось еще задолго до воскресенья, — проговорила она. — От него отвернулся отец, вот что случилось. Томми не какой-нибудь «волосатик», он предпочитает музыку охоте и прогулкам на яхте. За это отец и отвернулся от него. Все очень просто!
— Не так просто, но не будем спорить. Прости меня, Стелла, но я должен позвонить.
Телефон стоял на письменном столе. В записной книжке я нашел номер Сюзанны Дрю. Она ответила быстро.
— Алло.
— Лью Арчер. Ты очень оживленно отозвалась для трех часов ночи.
— Я не спала, лежала и размышляла. И в моих размышлениях относительно разных людей нашлось место и для тебя. Кто-то говорил, не помню кто, кажется Скотт Фитцджеральд, что в самых темных закоулках души всегда три часа ночи. У меня другое мнение на этот счет. Самые темные закоулки души всегда раскрываются в три часа ночи.
— Эта мысль обо мне так угнетающе подействовала на тебя?
— В некотором смысле — да, в другом — нет.
— Ты говоришь загадками, сфинкс.
— Как мне и положено, Эдип. Но это вовсе не ты виноват в моем подавленном настроении. Это идет издалека.
— Не хочешь ли ты рассказать мне об этом?
— В другой раз, доктор. — Она заговорила очень игриво. — Ты ведь позвонил мне в такой час не для того, чтобы поинтересоваться моей биографией?
— Нет, хотя мне все еще любопытно, кто же звонил тебе тогда.
— Ах, вот почему ты позвонил! — В ее голосе появилось раздражение, грозящее перейти в настоящую злость.
— Нет, я звоню не поэтому. Мне нужна твоя помощь.
— Действительно? — Она была удивлена, и тон разговора стал снова более теплым. Однако она настороженно спросила: — Ты имеешь в виду, чтобы я рассказала тебе все, что знаю, или что-то в этом духе?
— У нас нет на "это времени. И к тому же, я думаю, это происшествие уже исчерпано. Но сейчас мне необходимо уехать, а ко мне забрела очень хорошенькая школьница по имени Стелла. — Я говорил так, чтобы меня одновременно слушали и девочка в комнате, и женщина на другом конце провода. И делал это потому, что вдруг понял, что обе они, девочка и женщина, — два самых моих любимых человека. — Мне нужно безопасное место, где бы она смогла провести ночь.
— Но у меня не безопасно. — Резкая нотка в ее голосе показала мне, что она имела в виду.
Стелла быстро проговорила у меня за спиной:
— Я могла бы остаться здесь.
— Она не может остаться здесь. Ее родители попытаются приписать мне попытку похищения их ребенка.
— Серьезно?
— Да, положение серьезное.
— Хорошо. Где ты живешь?
— Мы сами доберемся до тебя. В это время ночи дорога займет у нас не более получаса.
Когда я повесил трубку, Стелла проговорила:
— Вы не должны были проделывать это у меня за спиной.
— Право, я сделал это, не прячась. И у меня нет времени спорить.
Чтобы подчеркнуть серьезность положения, я снял пиджак, достал пистолет и все его принадлежности из письменного стола и положил перед собой. Широко открытыми глазами она наблюдала за моими действиями. Но и эти страшные приготовления не заставили ее замолчать.
— Но я не хочу ни с кем встречаться на ночь глядя. — Сюзанна Дрю понравится тебе. Она очень умная и доброжелательная.
— Но мне никогда не нравятся люди, про которых заранее говорят, что они понравятся.
Очевидно, затраченные вечером и днем силы еще не успели восполниться, и она вновь стала впадать в детство. Чтобы встряхнуть ее, я заявил:
— Забудь свою войну со взрослыми. Ты сама очень скоро станешь взрослой. Кто же тогда станет нести ответственность за твои поступки?
— Это нечестно.
Это и правда был недозволенный прием, но услышанное поддерживало ее силы на всем пути до дома в Беверли-Хиллз.
Сюзанна вышла к двери в шелковой пижаме. Она причесала волосы, ее открытое лицо было удивительно красивым.
— Входи, Лью. Приятно видеть тебя, Стелла. Я — Сюзанна. Постель я приготовила тебе наверху, — она показала на лестницу, поднимающуюся вдоль стены студии. — Хочешь чего-нибудь поесть?
— Спасибо, — ответила Стелла. — Я съела шницель на автобусной станции.
— Тогда не хочешь ли ты пойти и лечь в постель?
— У меня нет выбора, — ответила Стелла, потом прибавила: — Это невоспитанно с моей стороны, да? Я не то хотела сказать. Вы ужасно добры, что приютили меня на ночь. Это мистер Арчер не дал мне возможности выбирать.
— Я и сам не имел такой возможности, — сказал я. — Что бы ты стала делать, оставшись одна?
— Я была бы с Томми, где бы он ни был.
Губы ее задрожали, она попыталась было не расплакаться, но не сдержалась. Лицо ее сморщилось, как у всех плачущих детей, и она убежала подальше от наших глаз, вверх по крутым ступенькам лестницы.
Сюзанна крикнула ей вслед:
— Пижама на кровати, а новая зубная щетка в ванной.
— Ты очень гостеприимная хозяйка, — заметил я.
— Спасибо. Хочешь выпить, прежде чем идти?
— Мне уже ничем не помочь, — пошутил я.
— Ты собирался куда-то. Что ты собираешься предпринять?
— Я направлялся в отель «Барселона», но мне пришлось сделать крюк.
Она отреагировала более резко, чем можно было ожидать.
— Это я «крюк»?
— Стелла — крюк. Ты — самая стройная женщина в США.
— Люблю твое богатое воображение. — Она согнала улыбку с лица. — Что же ты задумал делать в старой «Барселоне»? Разве она не закрыта?
— По крайней мере, один человек еще живет там. Сторож по имени Отто Сайп, который раньше был гостиничным детективом.
— Господи Боже! Кажется, я знаю его. Такой огромный краснолицый субъект, от которого вечно пахло виски?
— Возможно, это он и есть. Откуда ты знаешь его?
Она смутилась и мягко объяснила:
— Было время, когда я частенько бывала в «Барселоне». В конце войны. Как раз там я и познакомилась с Кэрол.
— И с мистером Сайпом?
— И с мистером Сайпом.
Больше она ничего не сказала и, помолчав, продолжала уже несколько другим тоном:
— Ты не имеешь права устраивать мне допрос. Оставь меня одну.
— С удовольствием.
Она проводила меня до двери.
— Пожалуйста, не уходи так. Хотя все равно, радости уже не вернуть. Как ты думаешь, почему я не сплю всю ночь?
— Грехи?
— Чепуха. Мне нечего стыдиться. — Но в ее глазах можно было увидеть стыд, спрятанный так глубоко, что, может, она и сама не знала о нем. — Во всяком случае, та малость, что мне известна, не может иметь значения. А ты ведешь себя нечестно. Хочешь использовать мои личные чувства к тебе...
— Я не знал об их существовании. Если они есть, то я имею право воспользоваться этими чувствами так, как мне нужно.
— Вряд ли. Такого права у тебя нет. Моя личная жизнь принадлежит мне, и ты не имеешь права вмешиваться в нее.
— Даже для того, чтобы спасти чью-то жизнь?
В это время Стелла открыла дверь и вышла на балкон. Она была похожа на стоящего в нише юного святого, одетого в пижаму.
— Если вы действительно взрослые, — сказала она, — то говорите, пожалуйста, тише. Мне хотелось бы немного поспать.
— Виноват, — сказал я обеим.
Стелла скрылась за дверью.
— Чья жизнь в опасности, Лью?
— Тома Хиллмана. Возможно, что и другие жизни, в том числе моя.
— Я вижу, ты вооружился. Что, Отто Сайп один из похитителей?
— Отто Сайп был твоим любовником? — задал я контрвопрос.
Она была оскорблена.
— Конечно, нет. А теперь убирайся.
Она выставила меня за дверь. Ночная прохлада освежила мое лицо.
Я жил в почти новом двухэтажном доме с крытой галереей. На втором этаже с задней стороны и находилась моя квартира. Я оставил машину на улице и поднялся по наружной лестнице.
Кругом стояла мертвая тишина, какая бывает в этот час ночи, когда вчера уже отошло в прошлое, а завтра только набирает силы, чтобы начаться. Мои мысли были ясны, усталости я не чувствовал. Я выспался в самолетах и считал, что все случившееся становится более или менее понятным.
Луч света едва заметно пробивался сквозь шторы окна, а когда я прикоснулся к двери, она оказалась открытой... У меня нет ни семьи, ни жены, ни дочери. Я тихо повернул ручку и медленно, осторожно открыл дверь.
В комнате я обнаружил девочку. Свернувшись клубочком, она лежала на кушетке, накрывшись шерстяным одеялом, которое сняла с моей постели. Свет торшера падал на ее лицо. Она была такой юной, что я сразу почувствовал свои сто лет.
Я закрыл дверь.
— Э-эй, Стелла!
Она вздрогнула под одеялом и, сбросив его на пол, села. На ней были синий свитер и брюки.
— О, — сказала она, — это вы...
— А кого ты ожидала увидеть?
— Не сбивайте меня. Я не знаю. Я только что видела во сне что-то очень страшное. Я забыла, что именно, но очень страшное. — Ее глаза все еще были полны сна.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
— Мне разрешил войти управляющий. Я ему сказала, что я свидетельница. И он понял.
— Зато я не понял. Свидетельница чего?
— Самых разных дел. Если вы хотите, чтобы я вам рассказала, то перестаньте смотреть на меня, как на преступницу. Никто так не смотрит на меня, кроме родителей.
Я присел рядом с ней на край кушетки. Девочка нравилась мне, но в данный момент ее появление было совсем ни к чему и могло иметь серьезные последствия.
— Твои родители знают, что ты здесь?
— Конечно, нет! Как я могла сказать им? Они не разрешили бы мне прийти, а мне обязательно надо было. Вы же приказали мне связаться с вами, как только я что-то узнаю о Томми. Ваша служба связи не могла вас разыскать, и в конце концов они дали мне ваш домашний адрес.
— Так что ты узнала о нем?
В глазах ее отражались самые противоречивые чувства, больше похожие на женские, чем на девичьи.
— Он позвонил мне сегодня около четырех часов. Мама была наверху, и я смогла поговорить с ним.
— Он сказал, где он?
— Он... он... — Она заколебалась. — Он взял с меня обещание, что я никому не скажу. Но я обещание уже один раз нарушила.
— Каким образом?
— Я опустила маленькую записочку в почтовый ящик Хиллманов, прежде чем уехать из Эль-Ранчо. Я не могла оставить их в неведении.
— Что ты написала?
— Только то, что Томми жив.
— Ты хорошо поступила.
— Но я нарушила обещание. Он сказал, чтобы я никому не говорила, особенно его родителям.
— Обещания иногда приходится нарушать, если этого требуют более высокие соображения.
— Что вы имели в виду?
— Его безопасность. Я боялся, что Том мертв. Ты абсолютно уверена, что разговаривала с ним?
— Я не вру.
— Я хотел сказать, ты уверена, что это был не самозванец и не магнитофонная запись?
— Уверена. Мы разговаривали друг с другом.
— Что он сказал?
Она опять смешалась, потом спросила, подняв перед собой палец:
— Это будет правильно, если я расскажу вам, даже если я и обещала?
— Было бы только хуже, если бы ты не рассказала. Ты же сама знаешь! Неужели ты проделала весь путь сюда, чтобы ничего не сказать?
— Нет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он не много сказал мне, и ни слова о похитителях. Во всяком случае, сам факт, что он жив, очень важен, правда? Он сказал, что чувствует себя очень виноватым из-за того, что я беспокоилась о нем, но он в тот момент ничем не мог мне помочь. Затем попросил принести ему немного денег.
Я успокоился. Раз Том нуждается в деньгах, значит, он не принимал участия в дележе выкупа.
— Сколько денег он просил?
— Столько, сколько я могла бы достать. Он знал, что это будет не очень большая сумма. Я заняла немного у знакомых в клубе и на пляже. Секретарша в клубе дала мне сто долларов, она знает, что я верну. Я взяла такси и поехала к автобусной остановке.
Я нетерпеливо прервал ее:
— Ты встретилась с ним в Лос-Анджелесе?
— Нет, мы договорились встретиться у автобусной станции в Санта-Монике. Но автобус на несколько минут опоздал, и я могла разминуться с ним. Он говорил по телефону, что не может встретиться со мной раньше вечера. Если мы не увидимся, то я должна встретить его завтра вечером. Он сказал, что может только вечером.
— Он не сказал, где остановился?
— Нет. В этом-то и беда. Я ходила возле станции около часа, затем пыталась дозвониться вам, потом приехала на такси сюда. Мне надо было где-то провести ночь.
— Все правильно. Плохо только, что Том не позаботился об этом.
— Он, возможно, занят другими делами, — сказала она, явно защищая его. — У Тома ужасные времена.
— Он сам сказал тебе?
— Я могла понять это из того, как он разговаривал. У него был голос очень огорченного человека.
— Огорченного или напуганного?
Она опустила голову.
— Много хуже, чем напуганного. Но он об этом ничего не сказал. Он не говорил о том, что случилось. Я спросила, все ли с ним в порядке, вы понимаете, физически в порядке, и он ответил, что да. Я спросила, почему он не вернулся домой. Он ответил, что у него счеты с родителями. Только он их назвал «антиродители». Он сказал, что они вряд ли дождутся момента, чтобы вернуть его обратно, в школу в «Проклятой лагуне». — Глаза ее неожиданно потемнели. — Я сейчас вспомнила, что мне приснилось перед тем, как вы разбудили меня. Томми был в этой школе, и они не впускали меня туда, чтобы повидаться с ним. Я ходила под окнами, старалась как-нибудь войти. И отовсюду на меня смотрели злобные лица.
— Эти лица не злобные. Я был там.
— Да, но вас не запирали там. Томми сказал мне, что это жуткое место. Его родители не имели права отдавать его туда. Я не могу его винить, что он сбежал.
— Я тоже, Стелла. Но в данных обстоятельствах он должен вернуться домой. Ты понимаешь, о чем я?
— Думаю, что да.
— Было бы очень неприятно, если бы сейчас с ним что-нибудь случилось. Ты ведь не хочешь этого?
Она покачала головой.
— Тогда ты поможешь мне вернуть его?
— Поэтому-то я и приехала. Я не стала сообщать в полицию. Но вы ведь совсем другой? — Она дотронулась до моей руки. — Вы не позволите вернуть его в «Проклятую лагуну»?
— Это не должно случиться. Думаю, у меня будет возможность помочь ему. Если Том нуждается в лечении, он может пройти его амбулаторно.
— Он не болен!
— Но у его отца, должно быть, была причина поместить его туда. Что-то случилось в то воскресенье, только он не хочет сказать, что именно.
— Это случилось еще задолго до воскресенья, — проговорила она. — От него отвернулся отец, вот что случилось. Томми не какой-нибудь «волосатик», он предпочитает музыку охоте и прогулкам на яхте. За это отец и отвернулся от него. Все очень просто!
— Не так просто, но не будем спорить. Прости меня, Стелла, но я должен позвонить.
Телефон стоял на письменном столе. В записной книжке я нашел номер Сюзанны Дрю. Она ответила быстро.
— Алло.
— Лью Арчер. Ты очень оживленно отозвалась для трех часов ночи.
— Я не спала, лежала и размышляла. И в моих размышлениях относительно разных людей нашлось место и для тебя. Кто-то говорил, не помню кто, кажется Скотт Фитцджеральд, что в самых темных закоулках души всегда три часа ночи. У меня другое мнение на этот счет. Самые темные закоулки души всегда раскрываются в три часа ночи.
— Эта мысль обо мне так угнетающе подействовала на тебя?
— В некотором смысле — да, в другом — нет.
— Ты говоришь загадками, сфинкс.
— Как мне и положено, Эдип. Но это вовсе не ты виноват в моем подавленном настроении. Это идет издалека.
— Не хочешь ли ты рассказать мне об этом?
— В другой раз, доктор. — Она заговорила очень игриво. — Ты ведь позвонил мне в такой час не для того, чтобы поинтересоваться моей биографией?
— Нет, хотя мне все еще любопытно, кто же звонил тебе тогда.
— Ах, вот почему ты позвонил! — В ее голосе появилось раздражение, грозящее перейти в настоящую злость.
— Нет, я звоню не поэтому. Мне нужна твоя помощь.
— Действительно? — Она была удивлена, и тон разговора стал снова более теплым. Однако она настороженно спросила: — Ты имеешь в виду, чтобы я рассказала тебе все, что знаю, или что-то в этом духе?
— У нас нет на "это времени. И к тому же, я думаю, это происшествие уже исчерпано. Но сейчас мне необходимо уехать, а ко мне забрела очень хорошенькая школьница по имени Стелла. — Я говорил так, чтобы меня одновременно слушали и девочка в комнате, и женщина на другом конце провода. И делал это потому, что вдруг понял, что обе они, девочка и женщина, — два самых моих любимых человека. — Мне нужно безопасное место, где бы она смогла провести ночь.
— Но у меня не безопасно. — Резкая нотка в ее голосе показала мне, что она имела в виду.
Стелла быстро проговорила у меня за спиной:
— Я могла бы остаться здесь.
— Она не может остаться здесь. Ее родители попытаются приписать мне попытку похищения их ребенка.
— Серьезно?
— Да, положение серьезное.
— Хорошо. Где ты живешь?
— Мы сами доберемся до тебя. В это время ночи дорога займет у нас не более получаса.
Когда я повесил трубку, Стелла проговорила:
— Вы не должны были проделывать это у меня за спиной.
— Право, я сделал это, не прячась. И у меня нет времени спорить.
Чтобы подчеркнуть серьезность положения, я снял пиджак, достал пистолет и все его принадлежности из письменного стола и положил перед собой. Широко открытыми глазами она наблюдала за моими действиями. Но и эти страшные приготовления не заставили ее замолчать.
— Но я не хочу ни с кем встречаться на ночь глядя. — Сюзанна Дрю понравится тебе. Она очень умная и доброжелательная.
— Но мне никогда не нравятся люди, про которых заранее говорят, что они понравятся.
Очевидно, затраченные вечером и днем силы еще не успели восполниться, и она вновь стала впадать в детство. Чтобы встряхнуть ее, я заявил:
— Забудь свою войну со взрослыми. Ты сама очень скоро станешь взрослой. Кто же тогда станет нести ответственность за твои поступки?
— Это нечестно.
Это и правда был недозволенный прием, но услышанное поддерживало ее силы на всем пути до дома в Беверли-Хиллз.
Сюзанна вышла к двери в шелковой пижаме. Она причесала волосы, ее открытое лицо было удивительно красивым.
— Входи, Лью. Приятно видеть тебя, Стелла. Я — Сюзанна. Постель я приготовила тебе наверху, — она показала на лестницу, поднимающуюся вдоль стены студии. — Хочешь чего-нибудь поесть?
— Спасибо, — ответила Стелла. — Я съела шницель на автобусной станции.
— Тогда не хочешь ли ты пойти и лечь в постель?
— У меня нет выбора, — ответила Стелла, потом прибавила: — Это невоспитанно с моей стороны, да? Я не то хотела сказать. Вы ужасно добры, что приютили меня на ночь. Это мистер Арчер не дал мне возможности выбирать.
— Я и сам не имел такой возможности, — сказал я. — Что бы ты стала делать, оставшись одна?
— Я была бы с Томми, где бы он ни был.
Губы ее задрожали, она попыталась было не расплакаться, но не сдержалась. Лицо ее сморщилось, как у всех плачущих детей, и она убежала подальше от наших глаз, вверх по крутым ступенькам лестницы.
Сюзанна крикнула ей вслед:
— Пижама на кровати, а новая зубная щетка в ванной.
— Ты очень гостеприимная хозяйка, — заметил я.
— Спасибо. Хочешь выпить, прежде чем идти?
— Мне уже ничем не помочь, — пошутил я.
— Ты собирался куда-то. Что ты собираешься предпринять?
— Я направлялся в отель «Барселона», но мне пришлось сделать крюк.
Она отреагировала более резко, чем можно было ожидать.
— Это я «крюк»?
— Стелла — крюк. Ты — самая стройная женщина в США.
— Люблю твое богатое воображение. — Она согнала улыбку с лица. — Что же ты задумал делать в старой «Барселоне»? Разве она не закрыта?
— По крайней мере, один человек еще живет там. Сторож по имени Отто Сайп, который раньше был гостиничным детективом.
— Господи Боже! Кажется, я знаю его. Такой огромный краснолицый субъект, от которого вечно пахло виски?
— Возможно, это он и есть. Откуда ты знаешь его?
Она смутилась и мягко объяснила:
— Было время, когда я частенько бывала в «Барселоне». В конце войны. Как раз там я и познакомилась с Кэрол.
— И с мистером Сайпом?
— И с мистером Сайпом.
Больше она ничего не сказала и, помолчав, продолжала уже несколько другим тоном:
— Ты не имеешь права устраивать мне допрос. Оставь меня одну.
— С удовольствием.
Она проводила меня до двери.
— Пожалуйста, не уходи так. Хотя все равно, радости уже не вернуть. Как ты думаешь, почему я не сплю всю ночь?
— Грехи?
— Чепуха. Мне нечего стыдиться. — Но в ее глазах можно было увидеть стыд, спрятанный так глубоко, что, может, она и сама не знала о нем. — Во всяком случае, та малость, что мне известна, не может иметь значения. А ты ведешь себя нечестно. Хочешь использовать мои личные чувства к тебе...
— Я не знал об их существовании. Если они есть, то я имею право воспользоваться этими чувствами так, как мне нужно.
— Вряд ли. Такого права у тебя нет. Моя личная жизнь принадлежит мне, и ты не имеешь права вмешиваться в нее.
— Даже для того, чтобы спасти чью-то жизнь?
В это время Стелла открыла дверь и вышла на балкон. Она была похожа на стоящего в нише юного святого, одетого в пижаму.
— Если вы действительно взрослые, — сказала она, — то говорите, пожалуйста, тише. Мне хотелось бы немного поспать.
— Виноват, — сказал я обеим.
Стелла скрылась за дверью.
— Чья жизнь в опасности, Лью?
— Тома Хиллмана. Возможно, что и другие жизни, в том числе моя.
— Я вижу, ты вооружился. Что, Отто Сайп один из похитителей?
— Отто Сайп был твоим любовником? — задал я контрвопрос.
Она была оскорблена.
— Конечно, нет. А теперь убирайся.
Она выставила меня за дверь. Ночная прохлада освежила мое лицо.
Глава 19
Шоссе в этот час было почти пустое. Проходили только случайные тяжелогруженные машины, сверкая многочисленными красными и желтыми лампочками. Этот участок шоссе пролегал по открытой местности. Я видел перед собой только асфальт, выскобленный многими сотнями и тысячами покрышек, да ощущал отвратительный запах бензина в воздухе. Казалось, даже океан заполнила грязная использованная вода.
Станция обслуживания Бена Дали была погружена во тьму, и только внутри горела одна лампа, как бы предостерегая безрассудных взломщиков. Я поставил машину на его участке возле телефонной будки, вышел из машины и направился к «Барселоне». Отель был мертв. В саду за зданием издал несколько трелей пересмешник и затем смолк. Единственным живым звуком в ночи остался механический звук прерывистого движения на шоссе.
Я подошел к двери, где все еще висело объявление о банкротстве, и постучал по стеклу фонарем. Тихо. Я постучал еще несколько раз. Никакого ответа. Я хотел было уже выдавить стекло и забраться внутрь, когда обнаружил, что дверь не заперта.
Толкнув ее, я вошел в коридор, спугнув парочку привидений. Это были Сюзанна Дрю в возрасте двадцати лет и мужчина без лица. Я попросил их убираться в преисподнюю и освободить мне дорогу.
Я прошел по коридору, где в первый раз появился Сайп, мимо закрытых нумерованных дверей, в самый конец, там виднелась слегка приоткрытая дверь. Из темной комнаты слышалось тяжелое, прерывистое дыхание человека. Я почувствовал сильный запах виски.
Нащупывая выключатель, я приготовился выхватить револьвер, но этого не потребовалось. Сайп лежал на кровати одетым. Мне бросились в глаза его уродливые ноздри и открытый рот, испускавший тяжелые вздохи. В комнате он был один.
Комната была забита таким количеством всякого хлама, словно его специально копили здесь десятилетиями. Картонные коробки и ящики, штабеля ковриков, газеты, журналы, чемоданы — все это громоздилось почти до потолка. Вдоль стен, увешанных фотографиями боксеров и девушек, валялись пустые бутылки. Наполовину опорожненная бутылка виски стояла около кровати, на которой лежал Сайп. Я вынул ключ из дверного замка и бросил на спящего еще один взгляд.
Он не просто спал. Он как бы вообще отсутствовал, был где-то не здесь, а далеко-далеко. Если бы я поднес сейчас к его губам спичку, выдыхаемый им воздух загорелся бы, как факел. Даже рубашка его, казалось, была пропитана виски.
Пистолет его висел в засаленном поясе брюк. Прежде чем попытаться поднять Сайпа, я переложил оружие к себе в карман. Спящий не желал просыпаться. Я потряс его. Он был мягкий, будто без костей. Голова безвольно каталась по подушке. Я ударил его по красным небритым щекам, но он даже не пошевелился.
Я вышел в расположенную рядом ванную комнату. Судя по всему, ее использовали и как кухню: тут стояла электрическая плита, а на ней кофейник, еще сохранивший запах жареного кофе. Наполнив его водой из крана над ванной, я вылил ее на голову и лицо Сайпа. Но и это не произвело никакого впечатления: он так и не проснулся.
Я даже немного расстроился. Не из-за самого Сайпа, а из-за того, что, вероятнее всего, он не в состоянии будет внятно рассказать мне обо всем. Я пощупал его пульс: он был еле слышен. Поднял одно веко — как будто заглянул в красное нутро устрицы.
Я заметил, что в ванную вели двери из двух комнат, как всегда в старых отелях. Я зашел во вторую комнату и посветил фонариком: она была такого же размера и той же формы, только почти пустая. Единственной мебелью была медная двуспальная кровать с брошенным прямо на матрас одеялом.
На спинке кровати висел черный вязаный свитер с дырой на рукаве. Там, где была повреждена шерсть, я рассмотрел следы смазки, которую обычно применяют для замков багажника в автомобилях. В корзинке для бумаг я обнаружил несколько использованных бумажных пакетов с остатками шницелей и жареной картошки.
Сердце у меня стучало почти у горла. Свитер доказывал, что Стелла не обманулась: Том действительно был жив.
Я забрал у Сайпа ключи, запер его в комнате и обошел все остальные помещения. Там было почти сто гостевых и служебных комнат, и осмотр их занял много времени. Я чувствовал себя археологом, исследующим внутренности пирамиды.
Дни расцвета «Барселоны», видимо, отошли в далекое прошлое.
Все, что я вынес из своих поисков, — нос, полный едкой пыли. Если Том и находился в этом здании, то он спрятался. Но я чувствовал, что его здесь нет, что он ушел из «Барселоны» навсегда. Хорошо, если у него была такая возможность.
Из отеля я направился к станции Дали. Луч фонарика осветил записку, приклеенную к двери: «В случае крайней необходимости звоните владельцу». Внизу был номер домашнего телефона Дали. Я позвонил ему из будки и после довольно продолжительного молчания услышал:
— Дали слушает.
— Это Лью Арчер. Я тот детектив, который разыскивает Гарольда Харлея.
— Сейчас самое время для розысков.
— Я его нашел, спасибо. Мне нужна ваша помощь в еще более важном деле.
— Что случилось?
— Расскажу на месте. Я у вашей станции.
У Дали была привычка к услужливости.
— О'кей. Буду там через пятнадцать минут.
Я ждал его, сидя в машине, и пытался свести воедино все, что знал об этом деле. Было ясно, что Сайп и Майкл Харлей работали вместе, используя «Барселону» в качестве убежища. Но не похоже, что Том был пленником, более походило на то, что он был вольным гостем, как и сказал Харлей в первом своем разговоре с Хиллманом. Даже учитывая историю со школой в «Проклятой лагуне», трудно было понять, что заставило Тома решиться на подобный шаг и так вести себя по отношению к родителям.
На шоссе показался Дали. Подъехав, он поставил машину рядом с моей. Хлопнув дверцей, на которой было выведено его имя, он заспанными глазами посмотрел на меня.
— Ну, что у вас, мистер Арчер?
— Войдите в машину. Я хочу показать вам одну фотографию.
Он сел со мной. Я включил свет и показал ему фотографию Тома. Каждый раз, когда я на нее смотрел, она непонятным образом изменялась. В его глазах и очертаниях рта было что-то двойственное, неприятное.
— Вы видели его?
— Да. За последние два дня два-три раза. Вчера днем он звонил из той телефонной будки.
— В котором часу?
— Я не заметил, был занят. Но это было во второй половине дня. Затем я видел его еще раз, когда он ждал автобус. — Дали показал на дорогу, ведущую в Санта-Монику. — Автобусы останавливаются здесь только по требованию.
— Что это был за автобус?
— Какой-нибудь из внутригородских. Экспрессы здесь не ходят.
Станция обслуживания Бена Дали была погружена во тьму, и только внутри горела одна лампа, как бы предостерегая безрассудных взломщиков. Я поставил машину на его участке возле телефонной будки, вышел из машины и направился к «Барселоне». Отель был мертв. В саду за зданием издал несколько трелей пересмешник и затем смолк. Единственным живым звуком в ночи остался механический звук прерывистого движения на шоссе.
Я подошел к двери, где все еще висело объявление о банкротстве, и постучал по стеклу фонарем. Тихо. Я постучал еще несколько раз. Никакого ответа. Я хотел было уже выдавить стекло и забраться внутрь, когда обнаружил, что дверь не заперта.
Толкнув ее, я вошел в коридор, спугнув парочку привидений. Это были Сюзанна Дрю в возрасте двадцати лет и мужчина без лица. Я попросил их убираться в преисподнюю и освободить мне дорогу.
Я прошел по коридору, где в первый раз появился Сайп, мимо закрытых нумерованных дверей, в самый конец, там виднелась слегка приоткрытая дверь. Из темной комнаты слышалось тяжелое, прерывистое дыхание человека. Я почувствовал сильный запах виски.
Нащупывая выключатель, я приготовился выхватить револьвер, но этого не потребовалось. Сайп лежал на кровати одетым. Мне бросились в глаза его уродливые ноздри и открытый рот, испускавший тяжелые вздохи. В комнате он был один.
Комната была забита таким количеством всякого хлама, словно его специально копили здесь десятилетиями. Картонные коробки и ящики, штабеля ковриков, газеты, журналы, чемоданы — все это громоздилось почти до потолка. Вдоль стен, увешанных фотографиями боксеров и девушек, валялись пустые бутылки. Наполовину опорожненная бутылка виски стояла около кровати, на которой лежал Сайп. Я вынул ключ из дверного замка и бросил на спящего еще один взгляд.
Он не просто спал. Он как бы вообще отсутствовал, был где-то не здесь, а далеко-далеко. Если бы я поднес сейчас к его губам спичку, выдыхаемый им воздух загорелся бы, как факел. Даже рубашка его, казалось, была пропитана виски.
Пистолет его висел в засаленном поясе брюк. Прежде чем попытаться поднять Сайпа, я переложил оружие к себе в карман. Спящий не желал просыпаться. Я потряс его. Он был мягкий, будто без костей. Голова безвольно каталась по подушке. Я ударил его по красным небритым щекам, но он даже не пошевелился.
Я вышел в расположенную рядом ванную комнату. Судя по всему, ее использовали и как кухню: тут стояла электрическая плита, а на ней кофейник, еще сохранивший запах жареного кофе. Наполнив его водой из крана над ванной, я вылил ее на голову и лицо Сайпа. Но и это не произвело никакого впечатления: он так и не проснулся.
Я даже немного расстроился. Не из-за самого Сайпа, а из-за того, что, вероятнее всего, он не в состоянии будет внятно рассказать мне обо всем. Я пощупал его пульс: он был еле слышен. Поднял одно веко — как будто заглянул в красное нутро устрицы.
Я заметил, что в ванную вели двери из двух комнат, как всегда в старых отелях. Я зашел во вторую комнату и посветил фонариком: она была такого же размера и той же формы, только почти пустая. Единственной мебелью была медная двуспальная кровать с брошенным прямо на матрас одеялом.
На спинке кровати висел черный вязаный свитер с дырой на рукаве. Там, где была повреждена шерсть, я рассмотрел следы смазки, которую обычно применяют для замков багажника в автомобилях. В корзинке для бумаг я обнаружил несколько использованных бумажных пакетов с остатками шницелей и жареной картошки.
Сердце у меня стучало почти у горла. Свитер доказывал, что Стелла не обманулась: Том действительно был жив.
Я забрал у Сайпа ключи, запер его в комнате и обошел все остальные помещения. Там было почти сто гостевых и служебных комнат, и осмотр их занял много времени. Я чувствовал себя археологом, исследующим внутренности пирамиды.
Дни расцвета «Барселоны», видимо, отошли в далекое прошлое.
Все, что я вынес из своих поисков, — нос, полный едкой пыли. Если Том и находился в этом здании, то он спрятался. Но я чувствовал, что его здесь нет, что он ушел из «Барселоны» навсегда. Хорошо, если у него была такая возможность.
Из отеля я направился к станции Дали. Луч фонарика осветил записку, приклеенную к двери: «В случае крайней необходимости звоните владельцу». Внизу был номер домашнего телефона Дали. Я позвонил ему из будки и после довольно продолжительного молчания услышал:
— Дали слушает.
— Это Лью Арчер. Я тот детектив, который разыскивает Гарольда Харлея.
— Сейчас самое время для розысков.
— Я его нашел, спасибо. Мне нужна ваша помощь в еще более важном деле.
— Что случилось?
— Расскажу на месте. Я у вашей станции.
У Дали была привычка к услужливости.
— О'кей. Буду там через пятнадцать минут.
Я ждал его, сидя в машине, и пытался свести воедино все, что знал об этом деле. Было ясно, что Сайп и Майкл Харлей работали вместе, используя «Барселону» в качестве убежища. Но не похоже, что Том был пленником, более походило на то, что он был вольным гостем, как и сказал Харлей в первом своем разговоре с Хиллманом. Даже учитывая историю со школой в «Проклятой лагуне», трудно было понять, что заставило Тома решиться на подобный шаг и так вести себя по отношению к родителям.
На шоссе показался Дали. Подъехав, он поставил машину рядом с моей. Хлопнув дверцей, на которой было выведено его имя, он заспанными глазами посмотрел на меня.
— Ну, что у вас, мистер Арчер?
— Войдите в машину. Я хочу показать вам одну фотографию.
Он сел со мной. Я включил свет и показал ему фотографию Тома. Каждый раз, когда я на нее смотрел, она непонятным образом изменялась. В его глазах и очертаниях рта было что-то двойственное, неприятное.
— Вы видели его?
— Да. За последние два дня два-три раза. Вчера днем он звонил из той телефонной будки.
— В котором часу?
— Я не заметил, был занят. Но это было во второй половине дня. Затем я видел его еще раз, когда он ждал автобус. — Дали показал на дорогу, ведущую в Санта-Монику. — Автобусы останавливаются здесь только по требованию.
— Что это был за автобус?
— Какой-нибудь из внутригородских. Экспрессы здесь не ходят.