Макдональд Росс. Другая сторона доллара

   — Мой ответ?
   — Твой ответ на его предложение?
   — О! Я сказала ему, что жду более приятного варианта.
   Ее темные глаза со значением посмотрели на меня. Я же сидел, мучительно подыскивая вразумительный ответ. Спас меня телефонный звонок. Я взял трубку.
   — Арчер слушает.
   — Это доктор Вайнтрауб. — В голосе его уже не было былого спокойствия. — Со мной только что произошел из ряда вон выходящий случай...
   — Вы видели сына Хиллмана?
   — Да. Он пришел ко мне как раз тогда, когда я собирался уходить, и задал тот же самый вопрос, что и вы.
   — Что вы ответили ему, доктор?
   — Я сказал ему правду. Но он уже ее знал: он хотел знать, действительно ли Майкл и Кэрол Харлей его родители. Это действительно так.
   — Как он на это отреагировал?
   — Боюсь, что очень бурно. Он ударил меня и разбил мне очки. Без них я практически слепой. И убежал от меня.
   — Вы сообщили полиции?
   — Нет.
   — Сообщите немедленно и скажите, кто он!
   — Но его отец, его приемный отец не разрешил бы мне...
   — Я знаю, как это бывает, когда имеешь дело со своим старым командиром, доктор. Одно время он был вашим командиром, не так ли?
   — Да, я был в его эскадрилье.
   — Но это было уже давно, поэтому сейчас предоставьте Хиллману самому позаботиться о себе. Вы позвоните в полицию, или это сделать мне?
   — Позвоню. Я понимаю, что вы не можете оставлять на свободе мальчика, учитывая его состояние.
   — О каком состоянии вы говорите?
   — Он чрезвычайно возбужден и, как я сказал, очень бурно на все реагирует.
   «С его наследственностью, — подумал я, — едва ли это удивительно».

Глава 24

   Поцеловав на прощанье Сюзанну, я поехал по направлению к автобусной станции в Санта-Монике. До девяти время еще было, и я решил предпринять очередную атаку на Бена Дали.
   По Сан-Винсенте я спустился к побережью.
   Солнце наполовину скрылось за горизонтом, окрасив небо и океан в кроваво-красные тона. Розовые отсветы коснулись даже фасада старой «Барселоны». Толпа зевак на шоссе поредела, но некоторые все еще стояли в ожидании, что произойдет нечто такое, чего им никогда не доводилось видеть. Вечер был теплый, большинство гуляющих оделись в светлые костюмы. Только один выделялся строгим темно-серым костюмом и темно-серой шляпой. Он показался мне знакомым.
   Повинуясь какому-то импульсу, я остановил машину и вышел. Это был Гарольд Харлей. На нем был черный галстук, который, несомненно, выбрала Лилла. Мрачное выражение лица стало еще более резким, когда он увидел меня.
   — Мистер Арчер?
   — Так и не можете забыть меня, Гарольд?
   — Нет, хотя все теперь изменилось, даже человеческие лица. Или вот этот отель. Сейчас он — только груда хлама, а когда-то казался таким приятным местом. Да и небо совсем не такое. — Он поднял глаза к багровым облакам. — Оно выглядит так, будто его раскрасили от руки, оно фальшиво, как жизнь на нем, о которой мечтают на земле.
   Он говорил, как художник. Я подумал, что он, может быть, и стал бы художником, если бы у него было другое детство.
   — Прекрасно понимаю вас. Ведь вы так любили своего брата.
   — Не только я. Но дело не в этом. Я ненавижу Калифорнию. Я не нашел здесь счастья. Ни я, ни Майкл. — Он сделал неопределенный жест в сторону скопления полицейских машин. — Решил вернуться в Айдахо.
   Я отвел его от толпы зевак.
   — Что изменилось бы, если бы ваш брат вернулся в Айдахо?
   — Вы думаете, я знаю что? Старик всегда говорил, что Майкл кончит на виселице. Но виселицу он все-таки обманул.
   — Я вчера разговаривал с вашим отцом.
   Гарольд резко обернулся и уставился на меня.
   — Он здесь, в городе?
   — Я вчера был в Покателло.
   Он смутился, но успокоился.
   — Как он?
   — Думаю, все так же. Почти свихнулся. Вы не говорили мне об этом.
   — Вы и не спрашивали. Во всяком случае, он не всегда был таким.
   — Мне бы не хотелось встретиться с ним еще раз.
   — Еще бы!
   Он опустил голову, и в последних лучах уходящего солнца мне удалось рассмотреть старые следы нафталина на его шляпе и новый кожаный ремешок на ней.
   — Вам не в чем упрекнуть себя. То, что я увидел, мне многое объяснило.
   — Знаю. Старик буквально терроризировал Майкла еще в детстве. Когда-нибудь он ответит за то, что сделал Майклу и мне. Майкл уехал из дома и никогда не возвращался туда. Кто может упрекнуть его за это?
   — Но вы остались?
   — Только на время. Я был достаточно хитер и попытался заранее подыскать себе место. В конце концов я уехал оттуда в Калифорнию, поступил в школу фотографов, где выучился кое-чему.
   Меня интересовал еще целый ряд вопросов, касающихся совместной жизни Майкла Харлея и Кэрол Браун — начиная с Айдахо и кончая Калифорнией. То, что было в начале, стало для меня уже достаточно ясным, несколько смущала середина, а самый конец и вовсе терялся во мраке.
   — Я разговаривал с родителями Кэрол, — сказал я. — Она была у них в начале лета и оставила в своей комнате чемодан. Письмо, найденное в нем, открыло мне глаза на причину, по которой вы обвиняете себя в том, что способствовали преступлению Майкла.
   — Вы видели мое письмо? Больше я никогда не буду писать таких писем, как это. Но я хотел как лучше. — Он снова опустил голову.
   — Очень трудно предвидеть то, что ожидает впереди, и предугадать, к чему могут привести даже незначительные поступки. Вы ведь не собирались предлагать Майклу ничего плохого?
   — Господи! Конечно, нет.
   — Тем не менее ваше письмо помогло мне. Оно привело меня сюда, к Отто Сайпу, и я надеюсь, что в конце концов приведет к мальчику. Он находился здесь с утра понедельника до вечера в среду.
   — Вот оно как!
   — Вы хорошо знали Отто Сайпа?
   Только не этого вопроса ждал Гарольд Харлей. Если бы он мог, то, наверное, провалился бы сквозь землю, оставив свой темно-серый выходной костюм, черный галстук и пыльную шляпу здесь, на кривых сучьях магнолии, вместе с ее высохшими листьями.
   — Он был товарищем Майкла, — сказал он так тихо, что я едва расслышал. — От брата я узнал о Сайпе. Он тренировал Майкла, готовя его к карьере боксера.
   — А к какой карьере готовил он вас, Гарольд?
   — Меня?
   — Вас. Разве не Сайп предложил вам работать фотографом здесь, в отеле?
   — Ну, это не в счет... Я был братом Майкла.
   — Я убежден, что вы должны были что-то делать за это. Не хотел ли Сайп, чтобы вы помогли ему в его побочной работе?
   — Что за побочная работа?
   — Шантаж.
   Он так резко мотнул головой, что шляпа чуть не свалилась на землю.
   — Честное слово, я не имел никакой доли в его доходах. Он установил мне стандартные цены за те фотографии, платил жалкие доллары за такой риск, а если бы я отказался, то потерял бы работу. Я ушел сразу же, как только появилась возможность. Это был грязный бизнес.
   Он всматривался в постепенно исчезающий фасад отеля. Сейчас, в сумерках, фасад был совершенно белым.
   — Я никогда не имел никакой выгоды от этого, никогда не знал, что это были за люди.
   — Кроме одного раза.
   — Я не знаю, о чем вы говорите.
   — Разве не вы сделали фотографию капитана Хиллмана и его девушки?
   Он побледнел и покрылся потом.
   — Не знаю. Я никогда не знал имен.
   — Прошлой весной, в Ньюпорте, вы узнали Хиллмана.
   — Конечно же, он был старшим помощником на судне Майкла. Я встретил его, когда в тот раз поднялся к нему на борт.
   — А не в другой раз?
   — Нет, сэр.
   — Когда вы и Майкл были арестованы? Весной сорок пятого?
   Он кивнул.
   — Пятого марта. Никогда не забуду этот день. Это был единственный раз, когда меня арестовали. После того, как меня выпустили, я больше никогда туда не попадал. До сих пор.
   Он вновь осмотрел это место, которое, казалось, предало его во второй раз.
   — Если вы правильно назвали дату, то фотографию, которой я интересуюсь, делали не вы. Она выполнена первого апреля.
   — Я не лгу. К тому времени у Отто Сайпа был другой парень.
   — Почему он получил в отеле такую большую власть?
   — Думаю, он сделал что-то для правления. Много лет назад он замял какое-то дело, касавшееся кинозвезд, останавливавшихся там.
   — Когда Майкл сбежал с корабля, он скрывался здесь?
   — Да. Я предоставил ему и Кэрол свою комнату, мне ее дали, потому что я работал в отеле. Сам я спал в служебном помещении. Думаю, Отто Сайп разрешил Кэрол остаться в той комнате и на время, пока мы были арестованы.
   — Это та комната, что в конце коридора, следующая после его?
   — Да.
   — Там стояла медная кровать?
   — Да. Ну и что?
   — Ничего. Просто удивляюсь. Они не меняли обстановку еще с войны. Эта общая ванная, расположенная между обеими комнатами, была бы очень удобна для Сайпа, если бы он заинтересовался Кэрол.
   Харлей покачал головой.
   — Нет, для женщин он был бесполезен, и Кэрол для него ничего не значила. Она уехала отсюда сразу же, как только получила новое предложение: перебралась к подруге в Бербанк.
   — К Сюзанне.
   — Да, ее звали именно так. — Гарольд оживился. — Никогда не встречал ее, но, наверное, она хороший человек.
   — А что за девушка была Кэрол?
   — Кэрол? Она была красавицей. Когда у девушки такие глаза, тебе больше ни о чем не надо думать. Я всегда полагал, что она просто наивная девочка. Но Лилла говорит, что она может написать целую книгу о том, чего я не знаю о женщинах.
   Я взглянул на часы: девятый час. Гарольд мог бы мне еще пригодиться, если только он способен на это. Отчасти для того, чтобы это проверить, я попросил его перейти шоссе, чтобы повидать старого знакомого, Бена Дали. Он не отказался.
   Бен угрюмо взглянул на нас с порога своей конторки, залитой ярким светом.
   Когда он признал Гарольда, настроение его явно улучшилось. Он вышел, намеренно не замечая меня, и пожал ему руку.
   — Давно не виделись, Гар!
   — И я тебя давно не видел, Бен.
   Они заговорили друг с другом о прошедших годах.
   Говорили тепло и искренне, не обнаруживая никаких признаков былых греховных связей. Конечно, это не было еще абсолютно точным, но меня порадовала мысль о том, что ни один из них не замешан в недавних преступлениях.
   Я прервал их разговор:
   — Не уделите ли вы мне минуту, Бен? Вы могли бы мне помочь распутать это убийство.
   — Каким образом? Еще кого-нибудь убить?
   — Если вы можете, попробуйте проделать еще одно опознание. — Я достал фотографию Дика Леандро и почти насильно сунул ему в руки. — Вы видели когда-нибудь этого человека?
   Он изучал фотографию целую минуту. Руки его слегка вздрагивали.
   — Может быть, но я не уверен.
   — Когда?
   — Прошлой ночью. Может быть, это именно он подъезжал к отелю прошлой ночью.
   — Человек с девушкой в новеньком «шевроле»?
   — Да. Это мог быть и он. Но я не стал бы давать об этом клятву в суде.

Глава 25

   Было без четверти девять, когда я остановил своего верного коня напротив автобусной станции в Санта-Монике.
   Я вошел в здание станции: Стелла, этот невероятный ребенок, была уже там. Она сидела за стойкой для ленча в глубине помещения, так, чтобы видеть все, что происходит в дверях и снаружи. Конечно, она заметила меня и постаралась спрятать лицо за чашкой кофе. Я сел около нее. С раздраженным стуком она поставила чашку на стол: кофе ее уже давно остыл и подернулся серой пленкой.
   Она заговорила, не глядя на меня, — так, как разговаривают в фильмах о шпионах:
   — Уходите отсюда, а то спугнете Томми.
   — Он не знает меня.
   — Но я предпочла бы остаться одна. Кроме того, у вас вид полицейского или кого-то в этом духе.
   — Почему у Томми такая аллергия на полицейских?
   — У вас тоже была бы такая аллергия, если бы вас разыскивали, чтобы посадить под замок.
   — Если будешь убегать из дома, тебе грозит то же.
   — У них не будет такой возможности, — сказала она, посмотрев на меня с неприязнью. — Отец водил меня сегодня к психиатру, чтобы убедиться, не нужно ли отдать меня в школу в «Проклятой лагуне». Я рассказала врачу все, как и вам. Она сказала, что с нервной системой у меня все в порядке. Но как только отец вошел к ней в кабинет, я выскочила, села в такси и приехала сюда, потому что автобус уже ушел.
   — Мне опять придется везти тебя домой.
   — Разве у подростков нет никаких прав? — сказала она с молодым задором.
   — Конечно, есть, — ответил я. — В том числе и право находиться под защитой взрослых.
   — Я не уеду отсюда без Томми.
   Это имя она выкрикнула слишком громко. Половина людей, находящихся на маленькой станции, оглянулись на нас. Женщина за стойкой быстро подошла к Стелле.
   — Он чем-нибудь мешает вам, мисс?
   Она помотала головой.
   — Он — мой хороший знакомый.
   Это только усилило подозрения женщины, но она промолчала. Я заказал чашку кофе. Когда женщина отошла, я сказал Стелле:
   — Я тоже не уеду без Тома. Кстати, что думает о нем твоя подруга-психиатр?
   — Она не сказала мне. А что?
   — Ничего. Я только спросил.
   Официантка принесла мне кофе. Я придвинул его к себе и стал медленно пить. Было без восьми минут девять. Люди начали подтягиваться к дверям, чувствовалось, что скоро подойдет автобус.
   Я вышел наружу и почти столкнулся с Томом. На нем были брюки и грязная белая рубашка. Лицо тоже грязное, за исключением места, где начинала пробиваться бородка.
   — Простите, сэр, — сказал он и отступил в сторону.
   Я не мог допустить, чтобы он вошел внутрь, где разговор между нами мог привлечь внимание людей, а это было чревато встречей с полицией. Мне нужно было поговорить с ним до того, как кто-нибудь еще увидит его. Он был настороже, молод и силен и вполне мог убежать от меня.
   В одну секунду эти мысли пронеслись у меня в голове, и еще до того, как он подошел к дверям станции, я догнал его, обхватил за туловище, поднял в воздух и, хотя он отчаянно сопротивлялся, принес к машине, бросил его на заднее сиденье, а сам сел рядом. Все это время мимо шли другие машины, но никто не остановился и не задал мне никаких вопросов — обычно так и бывает.
   Том всхлипнул или попытался было захныкать, я не знаю, издав носом свистящий звук. Он, должно быть, понял, что его путешествию пришел конец.
   — Мое имя — Лью Арчер, — сказал я. — Я частный детектив, работаю на твоего отца.
   — Он не мой отец.
   — Приемный отец — тоже отец.
   — Для меня он чужой. Я не хочу иметь никакого отношения ни к капитану Хиллману, ни к вам, — проговорил он совершенно безразличным голосом.
   Я заметил на его правой руке кровоточащий порез. Мальчик положил палец в рот и пососал его, внимательно поглядывая на меня. В такой момент воспринимать его серьезно было трудно, хотя он пытался выглядеть именно так.
   — Я не поеду обратно к моим так называемым родителям.
   — У тебя больше никого нет.
   — Есть, я сам.
   — Ты не можешь отвечать за себя.
   — Еще одна лекция!
   — Посмотрим на факты. Если бы ты мог честно взглянуть на себя, то увидел бы, что в своих поступках не отдаешь себе отчета. Например, что ты сделал с врачом, который немного старше тебя?
   — Он пытался отвезти меня домой.
   — Ты и так поедешь именно туда, альтернативой будет жизнь с бездельниками и преступниками.
   — Вы говорите о моих родителях, моих настоящих родителях? — Он нарочно драматизировал разговор, но в голосе его чувствовалась какая-то неуверенность. — Моя мама не была бездельницей и не была преступницей. Она была... прекрасна!
   — Я не имел в виду ее.
   — И мой отец не такой уж плохой, — сказал он не особенно уверенно.
   — Кто убил их, Том?
   Он весь сжался и замкнулся в себе, лицо его стало похожим на деревянную маску, которую обычно используют, чтобы отпугивать злых духов.
   — Об этом я ничего не знаю, — заговорил он монотонно. — Я не знал, что Кэрол убита, пока не прочел об этом вчера вечером в газетах. И о том, что Майкл убит, узнал из газет только сегодня. Следующий вопрос?
   — Не надо так разговаривать, Том. Я не коп и не твой враг.
   — Если есть такие так называемые родители, какие были у меня, враги не нужны. Все, что хотел мой... все, что хотел капитан Хиллман, это чтобы в его доме был пай-мальчик, с которым можно было бы время от времени пошутить. Я и попробовал пошутить с ним.
   — Это случилось после его последней шутки? То была милая шутка!
   В первый раз он прямо посмотрел на меня, наполовину со злобой, наполовину — со страхом.
   — Я имел право уехать со своими настоящими родителями.
   — Может быть. Не будем спорить об этом. Но ты определенно не должен был помогать вымогать деньги у твоего отца.
   — Он мне не отец.
   — Я это знаю. Сколько можно повторять одно и то же?
   — Пока вы не перестанете называть его моим отцом.
   «Он хороший, но трудный парень», — подумал я и сказал:
   — О'кей. Будем называть его мистер Икс, твою мать мадам Икс, а тебя — потерянный дофин Франции.
   — Это совсем не смешно.
   Он был прав — это было не смешно.
   — Ты, надеюсь, понимаешь, что, помогая им получить эти двадцать пять тысяч долларов, ты оказался замешанным в серьезном уголовном преступлении?
   — Я не знал о деньгах, они не говорили мне. Думаю, и Кэрол ничего не знала.
   — В это трудно поверить, Том.
   — Это правда. Майкл не говорил нам. Он только сказал, что задумал хорошее дельце.
   — Если ты не знал о вымогательстве, то почему бежал, воспользовавшись багажником его машины?
   — Так это же совершенно понятно. Майкл сказал, что мой отец... — Он опять натолкнулся на это проклятое слово. — Он сказал, что капитан Хиллман разыскивает меня с полицией, чтобы вернуть в «Лагуну».
   Пока он вышел победителем. Я задумался. Воспользовавшись этим, он попытался открыть дверцу. Я водворил его обратно на сиденье и крепко взял за руку.
   — Ты останешься со мной, Том. Иначе я пущу в ход наручники.
   — Сука!
   Это ругательство очень странно прозвучало в его устах, словно это было иностранное слово, но оно огорчило меня. Дети, как и взрослые, должны принадлежать к какому-то определенному миру. Обманчивость плюшевого мира Ралфа Хиллмана однажды уже принесла Тому несчастье. Оно было тем глубже, что в этом мире были такие школы, как в «Проклятой лагуне». Том бросил предавший его мир и слепо бросился в другой. И вот теперь он терял и его. Я подумал, что в голове у него сейчас отчаянная пустота и придется приложить немало усилий, чтобы ее заполнить.
   К станции подъехал автобус. Когда он разворачивался, я обратил внимание на пассажиров, высунувшихся из окон: они были опьянены путешествием по Калифорнии.
   Я немного ослабил руку, которой держал Тома.
   — Я не могу позволить тебе уйти, даже если бы и хотел. Ты не так глуп, попытайся хотя бы раз подумать и о других людях.
   — О каких других?
   — О тех, кто принял участие в разгадывании всех твоих загадок. Ты бежал из школы — я, конечно, не обвиняю тебя в этом...
   — Премного благодарен.
   — Теперь это ложное похищение и все остальное. Приемный сын так же дорог родителям, как настоящий. Твои близкие очень беспокоились.
   — Премного благодарен.
   — Кстати, они послали к чертям деньги. Единственное, о чем они думали, это ты, ты и ты!
   — Здесь есть некая фальшь, — сказал он.
   — В чем?
   — В скрипичном сопровождении.
   — С тобой трудно разговаривать, Том.
   — Мои друзья так не думают.
   — А кто твои друзья?
   — Те, кто не хочет, чтобы меня вернули в «Проклятую лагуну».
   — Я тоже не хочу.
   — Вы только так говорите. Работаете на капитана Хиллмана, а он хочет этого.
   — Он тоже не хочет. Мальчик покачал головой.
   — Я не верю вам, не верю и ему. Когда с вами что-нибудь происходит, вы начинаете верить тому, что люди делают, а не тому, что они говорят. Люди, подобные Хиллманам, должно быть, полагают, что такой человек, как Кэрол, — ничто, просто никчемная женщина. Но для меня это не так — я полюбил ее. Она очень хорошо ко мне относилась. Даже настоящий отец никогда не поднимал на меня руку. Плохо было только то, как он относился к Кэрол.
   Он наконец оставил свой язвительный тон и заговорил нормальным человеческим языком. Именно этот момент выбрала Стелла для того, чтобы появиться на площади. На ее лице было написано разочарование.
   Том поймал ее взглядом почти одновременно со мной. Глаза его широко раскрылись, будто он увидел ангела из утраченного рая. Перегнувшись через меня, он крикнул в окно:
   — Эй, Стелла!
   Она бросилась бежать. Я вышел из машины и впустил ее на свое место рядом с мальчиком. Они не обнялись и не поцеловались. Только дрожащие руки выдавали их чувства. Я сел впереди и закрыл замки.
   — У меня было такое ощущение, что тебя не было целую вечность, — заговорила она.
   — У меня тоже.
   — Ты должен был позвонить мне раньше.
   — Я звонил.
   — Да, я забыла.
   — Я боялся, что ты сделаешь... сделаешь то, что сделала, — он показал подбородком на меня.
   — Я не хотела этого, правда. Это его идея. Во всяком случае, ты должен ехать домой. Мы поедем вместе.
   — У меня нет дома.
   — Тогда и у меня нет. Мой дом так же плох, как твой.
   — Нет, ты не права.
   — Да, да, верь мне, — повторила она свой единственный аргумент. — Том, тебе же надо помыться в ванной. И побриться.
   Я взглянул на его лицо: на нем застыло глуповато-счастливое выражение.
   В этот момент улица освободилась от транспорта, и я тронул машину. Том молчал.
   Уже в темноте, в отсвете фонарей, мелькавших при выезде из города, он начал рассказывать Стелле, как несколько недель назад ему позвонила Кэрол и сказала, что хочет встретиться с ним. Вечером, воспользовавшись «кадиллаком» Ралфа Хиллмана, он привез ее на побережье — к тому месту, где расположен мотель Дака. Там, в апельсиновой роще, он выслушал историю ее жизни. Даже несмотря на то, что он часто сомневался в своем происхождении, ему трудно было узнать в Кэрол настоящую мать. Но она очень привлекала его, и вообще это признание показалось ему окном в мир свободы, неожиданно открывшимся в семейном корабле капитана Хиллмана. Он ей поверил и даже некоторым образом полюбил.
   — Почему же ты сразу не рассказал мне об этом, Томми? — спросила Стелла. — Мне так хотелось бы узнать ее.
   — Нет, тебе нельзя было. — Голос его был грустным. — Сначала я должен был все выяснить сам и свыкнуться с этим, а затем решить, что же делать. Понимаешь, она хотела бросить моего отца, ей с ним стало слишком трудно. Она сказала, что если не уйдет от него сейчас, то никогда уже больше не решится. Но она не смогла бы справиться с этим сама, ей нужна была моя помощь. Мне кажется, Кэрол подозревала, что отец во что-то впутался, и это ее очень беспокоило.
   — Ты имеешь в виду похищение и все остальное?
   — Я думаю, она и знала, и не знала, как это часто бывает у женщин.
   — Я знаю мою маму, — ответила она мудро.
   Они совсем забыли обо мне. Я был просто их личным шофером, добрым старым седым Лью Арчером, и мы продолжали нестись вперед через ночь, которая совсем не опасна, когда чувствуешь себя под защитой. Я вспомнил то ли поэму, то ли притчу — из тех, которыми пичкала меня Сюзанна много лет назад. «Птица влетела в окно в одном конце освещенного зала, перелетела его и через другое окно вылетела в темноту. Вот что значит человеческая жизнь».
   Вдалеке показывались фонари, — они вырастали и проносились мимо, напоминая птиц из притчи, рассказанной Сюзанной. И мне вдруг захотелось, чтобы она была здесь, со мной.
   Том рассказывал Стелле, как в первый раз встретил своего отца. Первую неделю Майкл не показывался, предполагалось, что он подыскивает работу в Лос-Анджелесе. В конце концов Том встретился с ним в субботу вечером в мотеле.
   — Это было в ту самую ночь, когда ты разбил нашу машину?
   — Да. Мой о... Ралф, как ты знаешь, запретил мне ехать. Кэрол перед этим пролила немного вина на переднее сиденье машины, и они учуяли запах. Он решил, что я уезжаю, чтобы пить.
   — Кэрол много пила?
   — Нет. Но в ту субботу выпила порядочно. И он тоже. И мне дали немного.
   — Ты стал совсем взрослый.
   — У нас был обед, — рассказывал он. — Кэрол приготовила спагетти — спагетти а ля Покателло, как она называла их. Она пела мне свои старинные песни, вроде «Сентиментального путешествия», и это было довольно весело.
   Однако в голосе его я услышал сомнение.
   — Вот почему ты вернулся домой?
   — Нет, я... — Дальнейшее застряло у него в горле. — Я...
   Зеркальце заднего обзора позволило мне увидеть, что он с трудом сдерживался. Он так и не смог закончить мысль.
   Некоторое время они молчали.
   — Ты хотел остаться с ними? — наконец спросила Стелла.
   — Нет. Не знаю.
   — Тебе нравился отец?
   — Я думаю, он вполне нормальный человек, пока не напьется. Мы играли в какую-то странную игру, и он проиграл. Тогда он бросил играть и стал приставать к Кэрол, я с ним почти подрался. Он сказал, что раньше был боксером и надо быть сумасшедшим, чтобы драться с ним, своими кулаками он может просто убить меня.
   — Наверное, это был ужасный вечер?
   — Да, это его часть была не слишком хороша.
   — А какая же лучше?
   — Когда она пела старые песни и рассказывала о моем дедушке.
   — И это заняло у тебя всю ночь? — спросила она голосом сплетницы.
   — Я не остался у них ночевать, я уехал около десяти часов, когда мы почти подрались. Я...
   Опять это слово застряло у него в горле. Создавалось впечатление, что оно слишком много значит для него.
   — Что же ты делал?
   — Я уехал и долго стоял там, где мы были с ней в первый раз. Я сидел там почти до двух часов ночи и, знаешь, слушал океан. Океан и шоссе. Слушал и пытался понять, что же я должен делать. — И он добавил таким тоном, словно это предназначалось специально для меня: — А сейчас, насколько я понимаю, у меня нет никакого выбора. Конечно, они возвратят меня в «Проклятую лагуну».