Макдональд Росс. Другая сторона доллара

   — Было бы прекрасно, если бы вы снизошли до нас и в прошедшие дни.
   — Я работаю сейчас на Ралфа Хиллмана.
   — Знаю. Это дает вам определенные преимущества, которые вы и используете. Но и вы, и я работаем в одном и том же деле, и по идее нам полагается кооперироваться. А это означает периодический обмен информацией.
   — Зачем же, по-вашему, я пришел?
   Он опустил глаза.
   — Прекрасно. Что нового в ваших розысках мальчика Хиллмана?
   Я рассказал Бастиану почти все, то есть ровно столько, чтобы удовлетворить и его, и мою щепетильную совесть. Себе я оставил только доктора Вайнтрауба и то, что Том, может быть, вернется сегодня на автобусную станцию в Санта-Монике. Обо всех остальных его злоключениях и о том, что он, видимо, находился в добровольном заключении в отеле «Барселона», я честно доложил лейтенанту.
   — Очень плохо, что Отто Сайп умер, — угрюмо заметил он. — Он мог многое прояснить.
   Я согласился.
   — Что же на самом деле произошло с Отто Сайпом? Вы же были свидетелем?
   — Он бросился на Бена Дали с лопатой в руках. У Бена был мой револьвер, а я в это время осматривал труп Харлея. Револьвер выстрелил сам собой.
   Бастиан неопределенно пошлепал губами.
   — Что вы знаете о Дали?
   — Немного. Он владелец станции техобслуживания автомобилей напротив «Барселоны». Показался мне заслуживающим доверия. Ветеран войны...
   — Гитлер тоже ветеран. Лос-Анджелес сообщает, что у Дали были какие-то делишки с Сайпом, например покупал через него подержанные автомобили.
   — Это естественно. От того места, где работал Сайп, станция Дали самая близкая.
   — Вы не думаете, что Дали убил Сайпа, чтобы заставить его замолчать?
   — Нет, но возьму это на заметку. Меня больше интересует другое убийство. Видели нож, которым был зарезан Харлей?
   — Нет еще. Но у меня есть его описание. — Бастиан взял со стола несколько бумаг. — Этот нож, который принято называть охотничьим, выпущен фирмой «Фортсман» в Орегоне. Об этом говорит марка фирмы на ноже. Длина лезвия около шести дюймов, резиновая ручка в черную и белую полоску, на ручке отпечатки пальцев. Описание точное? Могу добавить, что у ножа широкое заостренное на конце лезвие.
   — Я видел только ручку. Но тот факт, что у ножа широкое заостренное лезвие, позволяет предположить, что этим же ножом была убита Кэрол.
   — То же самое я сказал в Лос-Анджелесе. Они высылают мне нож для идентификации.
   — Именно это я и собирался вам предложить.
   Бастиан наклонился, тяжело опираясь ладонями на крышку стола, заваленного бумагами.
   — Вы думаете, его убил кто-то из жителей нашего города?
   — Это достойная рассмотрения мысль.
   — Но почему? Из-за его доли денег?
   — Этого не может быть. В то время как Харлей выехал из Лос-Анджелеса, у него не оставалось ничего. Я разговаривал с мошенником, обчистившим его.
   — Удивительно, что Харлей его не застрелил.
   — Можно сделать вывод, что вокруг хватало профессиональных убийц. Харлей всего лишь любитель.
   — Тогда почему? — спросил Бастиан, подняв брови. — Почему убили Харлея, если деньги тут ни при чем?
   — Не думаю, что нам удастся узнать об этом точно до того, как мы найдем убийцу.
   — У вас есть какие-нибудь подозрения?
   — Нет. А у вас?
   — У меня есть кое-какие мысли на этот счет, но я воздержусь высказывать их вслух.
   — Потому что я работаю на Хиллмана?
   — Этого я не говорил. — Он прикрыл глаза и переменил тему разговора. — О вас спрашивал человек по имени Роберт Браун, отец убитой. Он в гостинице «Сити».
   — Я зайду к нему завтра. Вы вежливо с ним обошлись, а?
   — Я со всеми обхожусь вежливо. Несколько минут назад мне звонил Гарольд Харлей. Он очень тяжело воспринял известие о смерти брата.
   — Так и должно быть. Когда вы выпустили его?
   — Вчера. У нас не было причин держать его под замком. Нет закона, который говорил бы, что вы обязаны доносить на брата.
   — Он уехал домой в Лонг-Бич?
   — Да. Он всегда может быть в распоряжении суда, если кто-то возбудит дело.
   Он еще раз уколол меня за смерть Отто Сайпа, и на этом я откланялся.
   По дороге в Лос-Анджелес я сделал крюк и заехал на станцию обслуживания Дали. Бен с повязкой на голове находился около насоса. Увидев меня, вошел в свою конторку и больше оттуда не показывался. Потом из конторки появился мальчик лет десяти, точная копия отца. Он очень недружелюбно спросил, чем может быть полезен.
   — Я хотел бы одну минуту поговорить с мистером Дали.
   — Извините, но папа не хочет разговаривать с вами, он очень расстроен тем, что произошло утром.
   — Передайте ему, что я тоже расстроен. Не смог бы он взглянуть на одну фотографию? Может быть, он узнает изображенного там человека?
   Мальчик вошел в конторку, плотно закрыв за собой дверь. Возвышавшаяся по ту сторону шоссе «Барселона» напоминала сейчас, в солнечных лучах, памятник вымершей цивилизации. У отеля я увидел несколько полицейских машин и человека в форме, который сдерживал толпу зевак.
   Мальчик вышел из конторки.
   — Папа сказал, что не хочет больше смотреть ни на какие ваши фотографии. Он говорит, что вы и ваши фотографии принесли ему несчастье.
   — Передай ему, что я прошу прощения.
   Мальчик торжественно поклонился и отправился выполнять свою роль посла. Больше ни он, ни его отец так и не показались.
   Я предоставил Дали самому себе.
   Офис доктора Вайнтрауба я нашел среди новых медицинских корпусов в Уилшире, около больницы «Ливанские кедры».
   Внутренний эскалатор поднял меня в комнату отдыха на пятом этаже. Она была прекрасно обставлена, откуда-то доносилась успокаивающая музыка, которая все время, пока я сидел там, действовала мне на нервы. Я, единственный мужчина в этой комнате, сразу же оказался под перекрестным огнем взглядов двух беременных женщин, сидящих в разных углах комнаты. Смотрели они на меня с явным сожалением.
   Из-за конторки в углу комнаты ко мне обратилась сильно раскрашенная девица:
   — Мистер Арчер?
   — Да.
   — Доктор Вайнтрауб примет вас через несколько минут. Вы ведь не пациент? Так что вам нет необходимости заполнять историю болезни, да?
   — Она вызвала бы у меня приступ белой горячки, моя милая!
   В крайнем удивлении девушка захлопала наклеенными ресницами, напоминавшими мне почему-то ножки тарантула, такие они были длинные и толстые.
   Тут открылась дверь, и доктор Вайнтрауб пригласил меня в кабинет, где давал консультации. Это был человек примерно моего возраста, может быть, несколькими годами старше. Как и большинство врачей, он не следил за собой: под белым халатом — сутулые плечи, явно излишний вес. Волосы темные, вьющиеся, но на лбу уже залысины. Под очками прятались чрезвычайно живые глаза, их обаяние я ощутил, едва обменявшись рукопожатием с доктором. Это лицо я определенно видел, только никак не мог вспомнить, где именно.
   — Судя по вашему виду, вам необходим отдых, — сказал он. — Это бесплатный совет.
   — Благодарю вас, отдыхать я буду чуть позже, — ответил я, а про себя отметил, что отдых и ему бы не повредил.
   Он довольно тяжело опустился за стол, а мне предложил кресло для пациентов. Я сел лицом к нему. Одна из стен комнаты была целиком заставлена книжными полками: там были книги по всем разделам медицины, но больше всего по психиатрии и гинекологии.
   — Вы психиатр, доктор?
   — Нет, я не психиатр. — В глазах его ясно читалась меланхолия. — Некоторое время я учился за границей, затем началась война, и я выбрал другую специальность — акушера. — Он улыбнулся, глаза его засветились. — Я доволен своей работой. У нас все больше успешных родов, хочу сказать, что все реже теряю детей.
   — Вы принимали Тома Хиллмана?
   — Да.
   — Не можете ли вы вспомнить точно, когда это было?
   — Я просил уже своего секретаря взглянуть. Том родился 12 декабря 1945 года. Неделей позже я договорился об усыновлении ребенка капитаном Ралфом Хиллманом и миссис Хиллман. Они устроили ему великолепные крестины, — сказал он очень тепло.
   — Как отнеслась к этому его настоящая мать?
   — Она не хотела ребенка.
   — Она была замужем?
   — Если это имеет значение, она была молодой замужней женщиной, но ни она, ни ее муж не хотели в это время иметь ребенка.
   — Не можете ли вы назвать их фамилии?
   — Это профессиональная тайна, мистер Арчер.
   — А если это поможет раскрыть преступление или отыскать пропавшего ребенка?
   — Я должен знать все факты и иметь время на то, чтобы их обдумать. Но времени у меня нет. Я и сейчас ворую его у своих пациентов.
   — Вы ничего не слышали о Томе Хиллмане на этой неделе?
   — Ни на этой неделе, ни когда-либо еще.
   Он тяжело поднялся и прошел мимо меня к двери, где с преувеличенной вежливостью дождался, пока я уйду.

Глава 23

   С портиком, поддерживаемым колоннами, дом, где была квартира Сюзанны Дрю, представлял собой нечто среднее между греческими храмами и особняками на плантациях в южных штатах и выкрашен был вместо белого в голубой цвет. Чувствуя себя совсем затерянным среди колонн, проходным коридором, отделанным под мрамор, я прошел к знакомой квартире. Мисс Дрю не было.
   Я взглянул на часы: было около пяти. Вполне вероятно, что после завтрака с Хиллманом она пошла на работу. Я вышел и уселся в машину, наблюдая за бурным движением транспорта в часы пик.
   Почти сразу же после пяти из потока машин вынырнуло желтое такси и встало позади меня. Вышла Сюзанна. Я подошел к ней, когда она расплачивалась с шофером. Увидев меня, она выронила пятидолларовую бумажку. Шофер поднял ее.
   — Я знала, что ты навестишь меня, Лью, — сказала она не очень уверенно. — Зайдешь?
   Она долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Ее красивая комната на этот раз показалась мне убогой и жалкой, подобно сцене, на которой было дано слишком много спектаклей. В свете заканчивающегося дня она казалась какой-то захудалой, далеко не новой.
   Сюзанна бросилась на софу, вытянув свои прекрасные длинные ноги.
   — Я совершенно разбита, приготовь себе что-нибудь выпить.
   — Я бы не хотел пить, у меня впереди еще длинная ночь.
   — Это звучит зловеще. Тогда приготовь мне. Сделай коктейль «Путешествие на край ночи» и добавь туда немного белены. Или зачерпни чашечку из Леты.
   — Ты устала.
   — Я работала весь день.
   — Было бы неплохо, если бы ты немного успокоилась. Я хотел серьезно поговорить с тобой.
   — Какая милая шутка!
   — Замолчи.
   Я приготовил ей выпить, и когда принес бокал, она сразу немного отпила.
   — Спасибо, Лью. Ты действительно славный.
   — Прекрати эту фальшивую болтовню.
   Она взглянула на меня, и я увидел в ее глазах боль.
   — Я не сказала ничего особенного. Ты что, рассердился? Может быть, мне не стоило оставлять Стеллу одну, но она еще спала, а мне нужно было идти на работу. Во всяком случае, она дома и с ней ничего не случилось. Как раз перед тем, как уйти из офиса, я разговаривала с ее отцом, он позвонил мне, чтобы поблагодарить.
   — Поблагодарить?
   — Да, и устроить форменный допрос о тебе и еще кое о чем. По-видимому, Стелла опять ушла из дома. Мистер Карлсон просил меня сразу же сообщить, если она появится здесь. Мне сообщить?
   — Это неважно. Дело сейчас не в Стелле.
   — Во мне?
   — Дело в твоем участии в этом. Ты оставила Стеллу утром не потому, что тебе надо было ехать на работу. Ты завтракала с Ралфом Хиллманом, и я хочу, чтобы ты знала, что мне это известно.
   — Но это же было на людях, — сказала она совсем некстати.
   — Какое это имеет значение? Я ничего не имел бы против, если бы это был завтрак в постели. Но суть в том, что ты пыталась скрыть это от меня, а это чертовски важный факт.
   Боль в ее глазах исчезла, и возник было гнев, но наружу так и не вышел. Гнев был еще одной уловкой, и она, наверное, поняла, что им пришел конец. Закончив пить, она сказала по-женски очень горько:
   — Это важно для тебя лично или по другим причинам?
   — И то, и другое. Я сегодня разговаривал с миссис Хиллман, вернее, большей частью говорила она.
   — Обо мне и о Ралфе?
   — Да. Это был очень приятный разговор для каждого из нас. А теперь я хотел бы послушать тебя.
   Она отвернулась. Ее черные волосы поглощали почти весь свет, падавший ей на голову. Все это выглядело так, словно образовалась зона полной черноты в форме ее головы.
   — Это не то событие в моей жизни, которым я могла бы гордиться.
   — Потому что он много старше тебя?
   — Это только одна причина. Теперь, когда я сама стала старше, я узнала, как это ужасно — пытаться увести мужа у другой женщины.
   — Тогда зачем же ты продолжаешь это?
   — Я не продолжаю! — воскликнула она с возмущением. — Все это закончилось почти сразу же после того, как началось. Если миссис Хиллман думает по-другому, она просто поддается своему воображению.
   — Я тоже думаю по-другому. Сегодня утром ты с ним завтракала. На днях он звонил тебе по телефону. Тот самый звонок, который ты отказалась объяснить.
   Она медленно повернула ко мне лицо.
   — Но это же еще ничего не значит. Я не просила его звонить мне. И я встретилась с ним сегодня только потому, что он был в полном отчаянии, ему было необходимо поговорить с кем-нибудь, а я не хотела, чтобы это слышала Стелла. Если уж тебе так нужна правда, он даже и не пытался приставать ко мне.
   — Ему действительно было очень тяжело?
   — Не знаю. Я не видела его около семнадцати лет и была поражена тем, как он изменился. А этим утром он совсем сдал: был выпивши и сказал, что не спал всю ночь, бродил по Лос-Анджелесу в поисках сына.
   — Я тоже провел кое-какие поиски, и никто не пошел со мной под руку завтракать.
   — Ты действительно ревнуешь меня к нему, Лью? Но он же старик, разбитый жизнью старик!
   — Ты слишком усердно протестуешь.
   — Я и сама понимаю. Сегодня утром у меня было жуткое предчувствие каких-то крупных событий в моей жизни. Не только в связи с Ралфом Хиллманом...
   Она оглядела свою комнату так, словно осознала ее убогость, которую вдруг почувствовал я часом раньше.
   — Но ничего нельзя выбросить из своей жизни.
   — Как ты встретилась с ним?
   — Сделай мне еще выпить.
   Я приготовил смесь и принес ей.
   — Когда и как ты с ним встретилась?
   — Это было в марте сорок пятого, когда я работала у «Уорнеров». Группа морских офицеров пришла на студию для просмотра нового военного фильма. После просмотра они организовали вечеринку, тут все и началось. Ралф напоил меня, привез в отель «Барселона», где и посвятил в украденное наслаждение незаконной любви. Все было для меня в первый раз: в первый раз выпила, в первый раз оказалась в постели.
   Она помолчала и осевшим голосом добавила:
   — Если бы ты остался со мной, Лью, все было бы намного легче.
   Я подложил ей под ноги подушку.
   — Но ты говоришь, это не продолжается?
   — Все это было только несколько недель. Я буду с тобой честна: я любила Ралфа. Он был красивый, смелый и все такое.
   — И женатый.
   — Именно поэтому я и ушла от него. Миссис Хиллман, его жена, знала о нашей связи, пришла ко мне, между нами произошла сцена. Я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы там не было Кэрол. Она успокоила нас обеих, участливо поговорила с каждой. У Кэрол хватало своих неприятностей, но она умела смягчать тяжелые ситуации.
   — А что там делала Кэрол в этот момент?
   — Она жила у меня, разве я тебе не говорила? И при ней Эллен Хиллман подробно объяснила мне, что я сделала с ней и ее замужеством. Все уродство моего поступка. Я ответила, что теперь мне не по силам будет продолжать эту связь, и она этим удовлетворилась. Она очень чувствительная женщина, по крайней мере, была такой. Ты ведь ее знаешь.
   — Она всегда была такой, да ведь и Ралф очень чувствительный мужчина.
   — И тогда он был таким же.
   Чтобы проверить ее честность, я задал ей вопрос:
   — Кроме визита Эллен Хиллман, у тебя были еще причины уйти от Ралфа?
   — Не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала она, не выдержав проверки на честность, хотя, возможно, ей изменила память.
   — Откуда Эллен Хиллман узнала о тебе?
   — Ах, это! — Стыд выплеснулся из глубины ее души наружу. Это было видно по ее лицу. — Полагаю, Эллен Хиллман рассказала тебе? — почти пролепетала она.
   — Она упомянула о фотографии.
   — Она показала ее тебе?
   — Для этого она слишком хорошо воспитана.
   — Это мерзкая острота!
   — Я другое имел в виду. Ты становишься параноиком.
   — Да, доктор. Не использовать ли мне этот удачный случай и не рассказать ли тебе о своих миражах?
   — Думаю, этот случай может найти лучшее применение.
   — Не сейчас, — сказала она быстро.
   — Не сейчас.
   Прояснив темные события ее прошлого, мы ощутили какую-то близость, по крайней мере, взаимопонимание.
   — Мне очень неприятно, что я был вынужден поднять весь этот мусор со дна памяти.
   — Знаю. Я знаю о тебе очень много. Даже знаю, что у тебя есть еще вопросы.
   — Кто сделал фотографию? Отто Сайп?
   — Он присутствовал при этом. Я слышала его голос.
   — Ты не видела его?
   — Я спрятала лицо, — сказала она. — Когда сверкнула лампа вспышки, мне показалось, что весь мир рухнул. — Она закрыла лицо руками. — Я думаю, что в дверях стоял еще один человек, который и сделал снимок.
   — Гарольд Харлей?
   — Должно быть. Я не видела его.
   — Когда это точно было?
   — Этот день я помню всегда. 1 апреля 1945 года. Какое это имеет значение?
   — Мир не может рухнуть. Все наши жизни связаны воедино. Все связано. Главное, обнаружить связь.
   — И в этом твоя жизненная миссия, да? — проговорила она с иронией в голосе. — Люди тебя не интересуют, интересуют только их связи?
   Я засмеялся. Она тоже слегка улыбнулась, но глаза ее оставались грустными.
   — Есть еще одна связь, в которой нам предстоит разобраться. Но она касается уже не людей, а телефона.
   — Ты имеешь в виду этот звонок Ралфа?
   — Он хотел, чтобы ты сохранила его в полной тайне. Почему?
   Она смутилась и, чтобы скрыть это, переменила позу, подобрав под себя ноги.
   — Я не хотела оставлять его одного в трудную минуту. Я многим ему обязана.
   — Пожалуйста, оставь эти сентиментальные рассуждения, ближе к делу.
   — Зачем ты оскорбляешь меня?
   — Прошу прощения. Не обращай внимания.
   — Хорошо. Он узнал, что ты виделся со мной, и заявил, что нам необходимо договориться и отвечать на твои вопросы одно и то же. Он сказал тебе, что никогда не встречался с Кэрол, но он знал ее. Когда был арестован Майкл Харлей, она обратилась к нему за помощью. Тогда он сделал для нее все, что мог. Я не должна была говорить тебе, что Кэрол его очень заинтересовала.
   — Он заинтересовался Кэрол?
   — Не так, как ты предполагаешь, — сказала она, подняв голову. — Я была его девушкой. Ему просто не понравилось, что такая очаровательная девочка, как Кэрол, живет совсем одна в «Барселоне», и он просил меня взять ее себе под крыло. Под мое надломленное крыло, что я и сделала.
   — Все это звучит очень наивно.
   — Но так и было. Клянусь тебе. Кроме того, Кэрол очень нравилась мне. В то лето в Бербанке у меня было ощущение, что ребенок, которого она ждала, принадлежит нам обеим.
   — У тебя был когда-нибудь ребенок?
   Она горько покачала головой.
   — И теперь уже никогда не будет. Однажды мне показалось, что я забеременела, той самой весной, о которой я говорила, но врач сказал, что ничего нет, просто мое ощущение вызвано слишком большим желанием иметь ребенка.
   — Когда Кэрол жила у тебя, врач осматривал ее?
   — Да, я сама водила ее. Естественно, она ходила к тому же врачу. Его фамилия была Вайнтрауб.
   — Он принимал ее ребенка?
   — Не знаю. Помню, что в то время она ушла от меня и вернулась к Майклу. А с доктором Вайнтраубом я больше не встречалась, слишком это неприятные воспоминания.
   — Он сам показался тебе неприятным?
   — Нет, я имею в виду воспоминания о Хиллмане. Это он послал меня к нему. Думаю, на флоте они были приятелями.
   Лицо Вайнтрауба снова возникло у меня в памяти, и я тут же вспомнил, где видел его, более молодого, и тоже сегодня. Вайнтрауб был среди группы летчиков, снятых на палубе авианосца, и снимок этот висит сейчас на стене в библиотеке Хиллмана.
   — Смешно, — сказала Сюзанна, — как имя человека, о котором ты не вспоминала 17 или 18 лет, вдруг за какие-нибудь два часа всплывает снова и снова. Так это произошло с Вайнтраубом.
   — Его имя всплыло еще в каком-нибудь контексте?
   — Да, сегодня днем в офисе. У меня был очень странный телефонный разговор, а потом и посетитель. Я хотела рассказать тебе о нем, но за всеми делами это совершенно вылетело из головы. Этот человек тоже интересовался доктором Вайнтраубом. Он не хотел называться, но, когда я поднажала, сказал, что фамилия его Джексон.
   — Сэм Джексон?
   — Имени он не назвал.
   — Сэм Джексон, негр средних лет, с очень светлой кожей, который выглядит и разговаривает так, как джазовые музыканты, когда у них нет ни гроша.
   — У этого юноши тоже, видимо, не было ни гроша, это точно, но это определенно не Сэм. Может быть, это сын Сэма? Ему не больше восемнадцати.
   — Опиши его.
   — Тонкое лицо, очень приятные черты, крайне возбужденные темные глаза, настолько возбужденные, что он даже испугал меня. Он мог бы показаться интеллигентным, если бы не был так напряжен.
   — Чем он был возбужден? — спросил я, чувствуя, что и сам начал волноваться.
   — Думаю, смертью Кэрол. Он не сказал об этом прямо, но спрашивал, не знала ли я Кэрол в сорок пятом году. Видимо, он прошел весь мой путь, начиная от Бербанка, пытаясь разыскать меня. Он был даже у старого секретаря «Уорнеров», с которым я до сих пор поддерживаю связь, и использовал имя Кэрол. Он хотел узнать все о ребенке Харлея и, когда я ничего не смогла ему рассказать, спросил, к какому врачу обращалась Кэрол. Я назвала ему доктора Вайнтрауба, и это его удовлетворило. Я успокоилась только тогда, когда отделалась от него.
   — Очень жаль, что ты отделалась.
   Она удивленно посмотрела на меня.
   — Ты предполагаешь, что это мог быть сын Харлея?
   Я не ответил, достал свою коллекцию фотографий и развернул ее веером. Руки мои мелко дрожали.
   — Разве он не умер, Лью? — испуганно спросила Сюзанна.
   Я протянул ей одну фотографию.
   — Лью, я не хочу больше смотреть на фотографии мертвецов.
   — Здесь живой человек. По крайней мере, я надеюсь, что живой. — Я показал ей фотографию Тома Хиллмана.
   — Да, именно он разговаривал со мной, только одет был намного хуже, чем здесь. Это ребенок Харлея?
   — Думаю, что да. Он также тот самый ребенок, которого усыновили Ралф и Эллен Хиллманы. Не создалось ли у тебя впечатление, что прямо от тебя он отправился к Вайнтраубу?
   — Да. — Она тоже была взволнована. — Все это похоже на древний миф. Он разыскивает своих настоящих родителей.
   — Черт побери! Оба его родителя мертвы. В котором часу ты видела его?
   — Около четырех часов.
   — Сейчас почти шесть. — Я подошел к телефону и позвонил в офис к Вайнтраубу. Дежурная ответила, что офис уже закрыт, а девушка на коммутаторе не решилась дать мне ни домашнего адреса Вайнтрауба, ни его телефона, ни телефона старшего дежурного в здании. Я попросил ее записать мое имя и номер телефона Сюзанны. Теперь оставалось ждать, когда Вайнтрауб сам позвонит мне, если, конечно, позвонит.
   Прошел час. Сюзанна поджарила мне мяса и сама поела без всякого аппетита. Мы сидели за мраморным столиком в патио, и она рассказывала мне все о мифах и о том, как они видоизменялись. Ее отец читал по этому предмету курс лекций. Время шло, и я беспокоился о мальчике все больше и больше. Гамлет пришел к кровавому концу, Эдип убил своего отца, женился на матери, а затем ослепил себя.
   — Том Харлей, — сказал я негромко. — Том Харлей, Хиллман, Джексон. Он знал, что он не настоящий сын Хиллманов, думал, что его подбросили эльфы.
   — Это тоже миф.
   — Я говорю о реальной жизни. Он бросил своих приемных родителей и пошел искать настоящих. Как странно, что они оказались именно Харлеями.
   — Ты совершенно уверен, что он ребенок Харлея?
   — Это следует из всего, что я знаю о нем. Кстати, это объясняет и то, почему Ралф Хиллман попытался скрыть факт своего знакомства с Кэрол. Он не хотел, чтобы всплыла наружу история с усыновлением.
   — Почему?
   — Он держал это в секрете от всех и на этой почве, по-видимому, немного свихнулся.
   — У меня сложилось такое же впечатление сегодня утром. — Она прикоснулась к моей руке. — О Лью, ты не думаешь, что он мог совершенно сойти с ума и убить Кэрол собственными руками?
   — Возможно, но маловероятно. Ты хочешь сказать, что именно это и мучило его утром?
   — Больше того. У него было ощущение, что земля разверзлась у него под ногами. Он думал, что я пойму его состояние и помогу собрать осколки его жизни. Через семнадцать лет он нанес мне второй сокрушительный удар.
   Она сказала это с презрением, которое в равной степени отнесла и к Хиллману, и к себе.
   — Я не совсем понимаю.
   — Он попросил меня выйти за него замуж, Лью. Это так соответствует современным нравам: прежде чем разорвать настоящий брак, вы пытаетесь подготовить почву для будущего.
   — Не понимаю, что он имел в виду. Он говорил о своих намерениях в отношении Эллен?
   — Нет. — Сюзанна побледнела, как призрак.
   — Ну, надеюсь, он имел в виду только развод. Каков был твой ответ?