Страница:
— Я только что открыл банку с горошком, Джо, и буду чрезвычайно удивлен, если ты не поможешь мне справиться с ней. А как ты относишься к фотографиям мертвых людей?
— Я видел, как умирали многие из них.
Свободной рукой он показал на стенку над столом. Она была увешана фотографиями старых актеров. Все с автографами. Другой рукой он поднял наполненный бокал.
— Пью за них.
Я выложил на стол свои жуткие фотографии. Полный печали, он взглянул на них.
— Ах! — сказал он. — Что это за зверь в образе человека сделал с ней такое? Ты предполагаешь, что я знаю ее?
— Есть сведения, что она снималась. Ты знаешь актеров больше, чем кто-либо.
— Это было когда-то.
Но он отодвинул свой бокал, повернул настольную лампу и внимательно рассмотрел фотографию. После этого спросил:
— Кэрол?
— Ты-таки ее знаешь.
Он посмотрел на меня поверх очков.
— Но в суде я не смог бы в этом поклясться. Однажды я видел маленькую светлую девочку, натуральную блондинку. У нее были такие же уши. Посмотри, они маленькие, прижатые к голове и довольно заостренные. Необычные уши для девочки.
— Кэрол. А фамилия?
— Не могу вспомнить. Это было давно, еще в сороковые годы. Кроме того, я не думаю, что это было ее настоящее имя.
— В Подунке у нее была какая-то очень мрачная семья. Они не разрешали ей сниматься. Насколько я помню, она говорила мне, что сбежала из дома.
— В Подунке?
— Не могу сказать определенно. В общем, суть в том, что, мне кажется, она приехала откуда-то из Айдахо.
— Повтори это еще раз.
— Айдахо. Твоя мертвая леди из Айдахо?
— Ее муж уехал на машине с номером Айдахо. Расскажи мне еще о Кэрол! Когда и где ты узнал ее?
— Прямо здесь, в Голливуде. Мой товарищ заинтересовался девушкой и привел ее ко мне. Она была восхитительным ребенком — свеженьким, нетронутым. Ведь ее актерский опыт заключался в выступлениях в школе. Но я дал ей кое-какую работу. В те времена это было нетрудно. Война еще продолжалась, а у меня были знакомые коммерческие директора почти во всех студиях.
— В каким году это было, Джо?
Он снял очки и погрузился в прошлое.
— Она пришла ко мне весной сорок пятого. В последний год войны.
Миссис Браун, если Кэрол и она были одно и то же лицо, оказалась постарше, чем я думал.
— Сколько лет ей тогда было?
— Она была совсем юная. Я же говорю, почти ребенок. Может быть, лет шестнадцать.
— А твой товарищ, который заинтересовался ею, кто он?
— Здесь совсем не то, что ты думаешь. Это была женщина, она работала в сценарном отделе у «Уорнеров». Сейчас она занимается производством многосерийных фильмов в телевизионном городке. Но в те времена, о которых я говорил, она была всего лишь помрежем.
— Не Сюзанну ли Дрю ты имеешь в виду?
— Да. Ты знаешь Сюзанну?
— Благодаря тебе. Я встретил ее на вечеринке в твоем доме, когда ты еще жил на Беверли-Хилл.
Джо был совершенно потрясен. Он, очевидно, чувствовал себя так, словно некая машина времени внезапно перенесла его с одного уровня прошлого на другой.
— Я помню. Должно быть, лет десять назад.
Он сидел и вспоминал о том, что было тогда. Я тоже. В тот вечер я проводил Сюзанну домой, а после мы стали встречаться на других вечеринках. Нам было о чем поговорить. Она усвоила очень многое из того, что я знал о людях, а я — из ее книжных познаний. Я был без ума от ее потрясающего чувства юмора.
Медленно раскручивался клубок воспоминаний, постепенно они принимали очертания реальности. Я думаю, что мы еще и нарочно усиливали эти ощущения. Мы сидели, выпивали и вспоминали многое из того времени, когда Сюзанна расцветала. Ее отец был профессором университета, жена его умерла совсем молодой, и он сам следил за обучением Сюзанны. Потом отец умер, но она продолжала во всем ощущать как бы его присутствие.
Между нами что-то произошло, и Сюзанна перестала бывать в тех местах, где могла встретить меня. Я слышал, что она вышла замуж, но неудачно. Потом она сделала карьеру — и успешную.
— Как случилось, что она познакомилась с Кэрол? — спросил я у Джо.
— Об этом тебе следует спросить у нее самой. Настоящее опять начало угнетать Джо, и он вплотную занялся выпивкой.
— Она говорила мне как-то, но я не помню. Память, знаешь, стала не та.
От выпивки я отказался.
— А что произошло с Кэрол?
— Она исчезла из моего поля зрения. Думаю, сбежала с моряком или еще с кем-нибудь. Во всяком случае, больше я с ней не встречался. — Джо глубоко вздохнул. — Если ты увидишь Сюзанну, Лью, пожалуйста, напомни ей мое имя. Только сделай это как-нибудь... — он сделал в воздухе какое-то неопределенное движение рукой... — как-нибудь поделикатнее. Она ведет себя так, будто я уже умер.
Я воспользовался телефоном Джо, чтобы позвонить в офис Сюзанны Дрю. Ее секретарша соединила меня.
— Это Лью Арчер, Сюзанна.
— Приятно слышать тебя.
— Но случай, по которому я звоню, не из приятных, — сказал я грубовато. — Я расследую убийство. Жертвой может быть, а может и не быть девушка по имени Кэрол, которую ты знала в сороковых годах.
— Не Кэрол Харлей?
— Боюсь, что она.
— И ты говоришь, что она умерла?
— Да. Ее убили вчера в местечке под названием «Вид на океан».
Она немного помолчала. Затем заговорила вновь, и в ее голосе послышались мягкие девические нотки.
— Чем я могу помочь?
— Расскажите мне все о своей подруге Кэрол.
— Не по телефону, пожалуйста. Он все обесчеловечивает.
— Личная встреча и меня бы устроила больше, — я говорил довольно сухо. — У меня есть несколько фотографий, которые мне нужно показать для установления ее личности. Это надо сделать поскорее. Прошло уже двадцать четыре часа.
— Приезжай прямо сейчас. Я сообщу твою фамилию вахтеру.
Я поблагодарил Джо и поехал в телевизионный городок. Сопровождающий провел меня через все здание в офис Сюзанны. Это было большое светлое помещение с цветами на столе. Стены украшали прекрасные картины художников-абстракционистов. Сюзанна стояла у окна и плакала. Это была стройная женщина с короткими черными волосами, такими черными, что на них невольно задерживался взгляд. Секретарша вышла и закрыла за собой дверь, но Сюзанна все еще стояла ко мне спиной. Наконец она повернулась, вытирая мокрые щеки.
Ей было под сорок, но никогда она еще не выглядела так прекрасно. Темные глаза ее даже сейчас, будучи печальными, производили неотразимое впечатление. Тонкие изысканные черты лица, прекрасные ноги и стройная фигура дополняли облик.
— Не знаю почему, но это так подействовало на меня, — сказала она. — Я не видела Кэрол и ничего не слышала о ней семнадцать или восемнадцать лет. — Она помолчала. — Хотя, конечно, знаю. «Вот Маргарет, которую я оплакиваю».
— Кто эта Маргарет?
— Девушка из поэмы. Она горюет над опавшими листьями, а на самом деле оплакивает самое себя. Так же, как я, — она глубоко вздохнула. — Я была тогда такой молодой...
— Ты и сейчас совсем не...
— Не надо мне льстить. Я старая. В сорок пятом, когда я знала Кэрол, мне было только двадцать лет. В ту, еще доатомную эру. — Идя к столу, она задержалась перед одной из картин, как будто там было изображено, что произошло с миром с тех пор. Потом очень эффектно села. — Ну, дай мне посмотреть на твои фотографии.
— Это не очень приятное зрелище. Ее избили до смерти.
— Боже! Кто же это сделал?
— По первому предположению — муж.
— Харлей? А она... она все еще была с этим?..
— По-видимому, да.
— Я знала, что рано или поздно он сделает с ней что-нибудь подобное.
Я наклонился к столу.
— Почему ты знала?
— Это была какая-то фантастическая история. Они абсолютно не подходили друг к другу. Она было просто удивительным ребенком, нежным, как яйцо, а он — психопатическая личность.
— Откуда ты знаешь, что он был психопатом?
— Я представляю, что такое психопат, потому что видела одного из них. — При этих словах она высоко подняла подбородок. — Я была замужем за таким, правда, недолго. Если тебе нужно определение, то вот оно: психопатической личностью является человек, который постоянно о чем-то тревожится. Только это и управляет его поступками.
— Таким был и Харлей?
— Да.
— Как его имя?
— Майкл. Он был военный моряк.
— Как называлось его судно? — Я убежден, что она открыла рот, чтобы произнести название, но тут в голове у нее произошел какой-то переворот, и все пропало.
— Боюсь, что не помню.
Она посмотрела на меня темными, ничего не выражающими глазами.
— Чем он занимался до того, как пойти во флот? Не был ли он фотографом?
— Думаю, он был боксером. — Она снова углубилась в прошлое. — Профессиональным боксером. Но он мог быть и фотографом. Он из тех людей, что умеют делать все на свете, но без всякого успеха.
— Ты уверена, что его звали не Гарольд?
— Все звали его Майкл. Но, возможно, это была кличка.
— Что?
— Имя на ринге. Ты знаешь о таком. — Она глубоко вздохнула. — Покажи мне эти фотографии, Лью.
— С этим можно и подождать. Сейчас лучшая твоя помощь в том, чтобы ты вспомнила все о Кэрол и Харлее. Откуда ты их знаешь?
Она с каким-то напряжением посмотрела на часы.
— Мне нужно выйти на минуту в сценарный отдел.
— Но это более важно.
Она вздохнула.
— Да, наверное. Но я буду краткой. Это очень простая история, настолько простая, что я не смогла бы ее использовать даже в своих сериях. Кэрол — деревенская девочка из Айдахо, она убежала из дома с моряком. Майкл Харлей — я думаю, что он такой же провинциал, — уже пару лет отслужил на флоте и успел повидать мир. Он пообещал ей взять ее на побережье и устроить сниматься. Ей было только шестнадцать лет. Это была сама невинность: ни с того ни с сего она могла расплакаться и тут же взорваться смехом.
— Я слышал, как ты смеялась в свое время. Когда и где тебе пришлось с ней познакомиться?
— Ранней весной сорок пятого года. Я работала у «Уорнеров» — это крупная киностудия в Голливуде. Харлей остановился там, ну, и я тоже. Ну, а потом... потом она меня заинтересовала.
— Они были женаты?
— Кэрол и Харлей? Они прошли через какую-то церемонию в Тихуане. По крайней мере, Кэрол считала, что они женаты. Она также думала, что Харлей в продолжительном отпуске, до тех пор пока морской патруль не задержал его и не отправил на судно. Кэрол осталась без всяких средств к жизни, просто без ничего. Тут-то я и взяла ее под свое крыло.
— И привела показать Джо Сильвестру?
— А почему бы и нет? Она была достаточно хорошенькой, и совсем не дурочка. Джо устраивал ей иногда работу, а я проводила много времени, занимаясь ее воспитанием. Как раз в тот период я потерпела крушение в своих любовных делах — мой «голубой период» — и была рада, что кто-то может отвлечь меня. Я поселила Кэрол у себя и, думаю, действительно смогла кое-что сделать для нее. Но все кончилось как-то нелепо.
— Что случилось?
— Харлей оставил ее беременной, и это уже становилось заметным. И я вместо того, чтобы воспитывать звезду, оказалась в положении няни, ухаживающей за беременной девушкой, к тому же остро тоскующей по родине. Но вернуться домой она отказалась — говорила, что отец убьет ее.
— Ты не помнишь имени ее отца?
— Боюсь, что нет. На работе она называла себя Кэрол Купер, но это не настоящая ее фамилия. Я думаю, что ее отец жил в Покателло, если это только может помочь.
— Может быть. Ты говоришь, она была беременна. Что произошло с ребенком?
— Не знаю. Еще до того, как ребенок родился, появился Харлей — убеждена, что его выгнали из армии, — и она вернулась к нему, несмотря на все мои уговоры. Я уже говорила, что они совершенно не подходили друг другу. Именно поэтому семнадцатью годами позже он и должен был ее убить.
— Не случалось ли ему впадать в бешенство?
— Еще бы! — Она скрестила руки на груди. — Когда я попыталась помешать ее возвращению к нему, он ударил меня кулаком. Я выбежала за помощью, а когда вернулась с полицейским, их обоих уже не было, как и моего кошелька с деньгами. Я не сделала им ничего плохого и вот что получила в конце концов.
— Но ты все еще с теплотой вспоминаешь Кэрол.
— С ней было очень приятно. У меня ведь никогда не было ни сестры, ни дочери. На самом деле когда я вспоминаю или даже переживаю все это, мне кажется, что более счастливого времени, чем весна и лето в Бербанке, когда Кэрол была беременна, у меня никогда не было. Мы и не понимали, как были счастливы тогда.
— Почему?
— Ну, потому что было ужасно жаркое лето, а холодильник сломался, а у нас была только одна кровать, а Кэрол все полнела и полнела, и еще потому, что у нас тогда не было никаких мужчин. Мы думали, что переживаем страшные невзгоды, но на самом деле они пришли позже. — Она осмотрела свой роскошный кабинет с таким видом, словно это была тюремная камера. Затем бросила взгляд на часы. — Мне действительно надо идти, иначе мои авторы и директор изобьют друг друга.
— Насчет избиения, — сказал я. — Попрошу тебя взглянуть на эти фотографии, если, конечно, ты сможешь. Надо подтвердить ее личность.
— Да.
Я разложил перед ней снимки, и она внимательно рассмотрела их.
— Да, это Кэрол. Бедная девочка.
Сильно побледнев, она поднялась и вышла в соседнюю комнату, при этом шла она как слепая.
Я сел в кресло, где только что сидела Сюзанна, и попросил по телефону ее секретаршу соединить меня с лейтенантом Бастианом. Через минуту он ответил, и я передал ему все, что рассказала мне Сюзанна Дрю.
Сюзанна вошла в комнату уже в конце нашего разговора.
— Ты не теряешь времени зря, — сказала она, когда я повесил трубку.
— Твои показания очень важны.
— Я рада, но боюсь, что это все, чем я могла тебе помочь.
Она все еще была бледна и шла ко мне так, словно пол у нее под ногами качался.
— Отвезешь меня домой?
Жила она на бульваре Беверли-Хиллз, в мезонине, который выходил во внутренний дворик. На стенах в доме висели африканские маски. Она попросила меня приготовить нам обоим выпить, и мы сели, заговорив о Кэрол, а затем о Томе Хиллмане. Видимо, история Тома ее заинтересовала.
Старое чувство к Сюзанне опять проснулось во мне. Сидя перед ней, вглядываясь в ее лицо, я спрашивал себя, смогу ли при моих физических, финансовых и моральных возможностях жениться на женщине со всеми ее африканскими масками.
Чертов телефон зазвонил в соседней комнате. Она положила левую руку мне на колено и встала. Я услышал, как она сказала:
— Так это ты? Что тебе сейчас нужно от меня? Она закрыла дверь, и больше я ничего не слышал.
Вернулась она через пять минут, но лицо ее уже изменилось: вместо грусти в ее глазах стояла злость, как будто она узнала что-то похуже, чем смерть.
— Кто это, Сюзанна?
— Ты никогда не узнаешь об этом.
Я выехал в город в горьком настроении и поругался со своим другом Колтоном, следователем прокуратуры штата: я просил его запросить Сакраменто, нет ли в их списках Гарольда или Майкла Харлея или еще какого-нибудь Харлея. В ожидании ответа я спустился по лестнице к газетному киоску и купил вечернюю газету. На первой же странице сообщалось об убийстве и похищении, но ничего нового для меня там не было, за исключением сведений о том, что Харлей был военно-морским летчиком, что он имеет воинские награды, а позже служил на гражданских линиях. Ему также приписывалось миллионное состояние.
Я сидел перед кабинетом Колтона и пытался отделаться от мысли, что Бастиан отпихнул меня куда-то на задворки этого происшествия. Это ощущение усилилось, когда из Сакраменто пришел ответ, что ни Гарольда, ни Майкла Харлея нет ни в калифорнийских списках, ни даже в списках дорожных нарушителей. Я уже засомневался, иду ли я по следу реального человека.
Вместе с потоками вечернего транспорта я вернулся на Стрип. Были уже почти сумерки, когда я добрался до своего офиса. Не зажигая света, я уселся у окна и стал наблюдать, как зеленое небо постепенно теряет свой цвет. Отчетливо стали видны звезды и неоновый свет рекламы. Самолет — целая груда звездочек — сделал вираж и стал удаляться в сторону Санта-Моники.
Я закрыл окна с венецианскими стеклами — препятствием, могущим поставить в тупик любого снайпера, включил настольную лампу и просмотрел дневную почту. Она состояла из трех официальных постановлений и предложения от Института мотелей в Сент-Луисе. Институт предлагал работу управляющего за двадцать тысяч долларов в год.
Все, что я должен был сделать, — это заполнить регистрационную анкету и отправить ее в Институт регистратору. Если у меня есть жена, следовало послать и ее данные.
Я сидел, забавляясь мыслью о том, не заполнить ли в самом деле анкету, но потом решил сначала пойти пообедать. И еще я принял одно чрезвычайно важное решение: позвонить Сюзанне Дрю и пригласить ее пообедать со мной, объяснив, что это сугубо по делу.
В телефонной книге ее номера не было. Я запросил справочную. Но и в их списках этот номер не значился. Она оказалась недостижимой.
Но прежде, чем выйти на улицу, я проверил свою справочную службу. Сюда и передала для меня Сюзанна свой номер.
— Я все время пытался разыскать тебя, — сказал я.
— А я все время была у себя.
— Я хочу сказать — все время до тех пор, пока не узнал, что ты специально передала свой номер.
— Вот как? Что это тебе взбрело в голову?
— Институт мотелей из Сент-Луиса сделал прекрасное предложение для супружеской пары.
— Это достойно внимания. Мне всегда так хотелось уехать и заведовать мотелем.
— Прекрасно. Тогда пойдем пообедаем и обсудим наши намерения. Поскольку тебе это по сердцу, телевидение оставим. Так же как и все эти авангардистские движения.
— Извини меня, Лью, я с удовольствием пообедаю с тобой, но только в другой вечер, не сегодня. Но я очень благодарна, что ты подумал обо мне сегодня днем. Мне было очень плохо.
— Боюсь, что я же и был виной этому.
— Нет. Просто у меня сейчас паршивая жизнь. А ты и твои фотографии сыграли роль своеобразного катализатора.
— Тогда не можешь ли ты принять меня у себя? Я принесу обед из кулинарии. И куплю тебе гардении.
— Нет. Сегодня я не хочу тебя видеть.
— Ты еще не изменила решения ничего не говорить мне о своем сегодняшнем телефонном разговоре?
— Нет. В моей жизни есть кое-что, о чем тебе совсем не обязательно знать.
— А я предположил, что именно это и навело тебя на мысль оставить мне свой номер. Если не это, то что же?
— Я обнаружила кое-что для тебя: фотографию Кэрол, сделанную в сорок пятом году.
— Я приеду за ней. Ты ведь так и не рассказала, как вы встретились. Ты знаешь, о чем я говорю.
— Пожалуйста, не приходи. Я пришлю с посыльным.
— Ну, если ты настаиваешь... Я буду у себя в конторе. — Я дал адрес.
— Лью? — она говорила почти шепотом, с особым напряжением в голосе. — Ты ведь не начнешь действовать, а? Стараться выведать мои собственные секреты? Ты ведь не играешь сейчас?
— Это не игра, — ответил я.
— Тем более. Благодарю тебя.
Я сидел и еще и еще раз вспоминал наш разговор. Я подумал, что ей сильно досадил мужчина или мужчины. В конце концов я не пошел обедать и рассердился на самого себя. Так я сидел и растравлял себя, пока не появился посыльный от Сюзанны.
Это был молодой негр в форме, говоривший так, словно он окончил колледж. Он вручил мне запечатанный конверт, который я тут же вскрыл.
В нем находилась одна-единственная глянцевая фотография, положенная между двумя листами плотной гофрированной бумаги. Фотография юной блондинки, одетой в парик пажа и купальник. Объяснить ее красоту было непросто. Она заключалась в ее чистом лбе, и в гармоничной линии щек, и в совершенной округлости подбородка, и в ее абсолютной женственности, светившейся в глазах.
Из праздного любопытства я перевернул отпечаток, надеясь увидеть имя фотографа. На обратной стороне красными чернилами при помощи резинового штампа было выдавлено: Фотопредприятие «Гарольд „Хар“ Харлей», отель «Барселона».
— Я больше не нужен? — спросил посыльный.
— Нет. — Я дал ему десять долларов.
— Это слишком много. Мне уже заплатили.
— Знаю. Но прошу вас купить букет гардений и передать их миссис Дрю.
Он сказал, что сделает.
Глава 12
— Я видел, как умирали многие из них.
Свободной рукой он показал на стенку над столом. Она была увешана фотографиями старых актеров. Все с автографами. Другой рукой он поднял наполненный бокал.
— Пью за них.
Я выложил на стол свои жуткие фотографии. Полный печали, он взглянул на них.
— Ах! — сказал он. — Что это за зверь в образе человека сделал с ней такое? Ты предполагаешь, что я знаю ее?
— Есть сведения, что она снималась. Ты знаешь актеров больше, чем кто-либо.
— Это было когда-то.
Но он отодвинул свой бокал, повернул настольную лампу и внимательно рассмотрел фотографию. После этого спросил:
— Кэрол?
— Ты-таки ее знаешь.
Он посмотрел на меня поверх очков.
— Но в суде я не смог бы в этом поклясться. Однажды я видел маленькую светлую девочку, натуральную блондинку. У нее были такие же уши. Посмотри, они маленькие, прижатые к голове и довольно заостренные. Необычные уши для девочки.
— Кэрол. А фамилия?
— Не могу вспомнить. Это было давно, еще в сороковые годы. Кроме того, я не думаю, что это было ее настоящее имя.
— В Подунке у нее была какая-то очень мрачная семья. Они не разрешали ей сниматься. Насколько я помню, она говорила мне, что сбежала из дома.
— В Подунке?
— Не могу сказать определенно. В общем, суть в том, что, мне кажется, она приехала откуда-то из Айдахо.
— Повтори это еще раз.
— Айдахо. Твоя мертвая леди из Айдахо?
— Ее муж уехал на машине с номером Айдахо. Расскажи мне еще о Кэрол! Когда и где ты узнал ее?
— Прямо здесь, в Голливуде. Мой товарищ заинтересовался девушкой и привел ее ко мне. Она была восхитительным ребенком — свеженьким, нетронутым. Ведь ее актерский опыт заключался в выступлениях в школе. Но я дал ей кое-какую работу. В те времена это было нетрудно. Война еще продолжалась, а у меня были знакомые коммерческие директора почти во всех студиях.
— В каким году это было, Джо?
Он снял очки и погрузился в прошлое.
— Она пришла ко мне весной сорок пятого. В последний год войны.
Миссис Браун, если Кэрол и она были одно и то же лицо, оказалась постарше, чем я думал.
— Сколько лет ей тогда было?
— Она была совсем юная. Я же говорю, почти ребенок. Может быть, лет шестнадцать.
— А твой товарищ, который заинтересовался ею, кто он?
— Здесь совсем не то, что ты думаешь. Это была женщина, она работала в сценарном отделе у «Уорнеров». Сейчас она занимается производством многосерийных фильмов в телевизионном городке. Но в те времена, о которых я говорил, она была всего лишь помрежем.
— Не Сюзанну ли Дрю ты имеешь в виду?
— Да. Ты знаешь Сюзанну?
— Благодаря тебе. Я встретил ее на вечеринке в твоем доме, когда ты еще жил на Беверли-Хилл.
Джо был совершенно потрясен. Он, очевидно, чувствовал себя так, словно некая машина времени внезапно перенесла его с одного уровня прошлого на другой.
— Я помню. Должно быть, лет десять назад.
Он сидел и вспоминал о том, что было тогда. Я тоже. В тот вечер я проводил Сюзанну домой, а после мы стали встречаться на других вечеринках. Нам было о чем поговорить. Она усвоила очень многое из того, что я знал о людях, а я — из ее книжных познаний. Я был без ума от ее потрясающего чувства юмора.
Медленно раскручивался клубок воспоминаний, постепенно они принимали очертания реальности. Я думаю, что мы еще и нарочно усиливали эти ощущения. Мы сидели, выпивали и вспоминали многое из того времени, когда Сюзанна расцветала. Ее отец был профессором университета, жена его умерла совсем молодой, и он сам следил за обучением Сюзанны. Потом отец умер, но она продолжала во всем ощущать как бы его присутствие.
Между нами что-то произошло, и Сюзанна перестала бывать в тех местах, где могла встретить меня. Я слышал, что она вышла замуж, но неудачно. Потом она сделала карьеру — и успешную.
— Как случилось, что она познакомилась с Кэрол? — спросил я у Джо.
— Об этом тебе следует спросить у нее самой. Настоящее опять начало угнетать Джо, и он вплотную занялся выпивкой.
— Она говорила мне как-то, но я не помню. Память, знаешь, стала не та.
От выпивки я отказался.
— А что произошло с Кэрол?
— Она исчезла из моего поля зрения. Думаю, сбежала с моряком или еще с кем-нибудь. Во всяком случае, больше я с ней не встречался. — Джо глубоко вздохнул. — Если ты увидишь Сюзанну, Лью, пожалуйста, напомни ей мое имя. Только сделай это как-нибудь... — он сделал в воздухе какое-то неопределенное движение рукой... — как-нибудь поделикатнее. Она ведет себя так, будто я уже умер.
Я воспользовался телефоном Джо, чтобы позвонить в офис Сюзанны Дрю. Ее секретарша соединила меня.
— Это Лью Арчер, Сюзанна.
— Приятно слышать тебя.
— Но случай, по которому я звоню, не из приятных, — сказал я грубовато. — Я расследую убийство. Жертвой может быть, а может и не быть девушка по имени Кэрол, которую ты знала в сороковых годах.
— Не Кэрол Харлей?
— Боюсь, что она.
— И ты говоришь, что она умерла?
— Да. Ее убили вчера в местечке под названием «Вид на океан».
Она немного помолчала. Затем заговорила вновь, и в ее голосе послышались мягкие девические нотки.
— Чем я могу помочь?
— Расскажите мне все о своей подруге Кэрол.
— Не по телефону, пожалуйста. Он все обесчеловечивает.
— Личная встреча и меня бы устроила больше, — я говорил довольно сухо. — У меня есть несколько фотографий, которые мне нужно показать для установления ее личности. Это надо сделать поскорее. Прошло уже двадцать четыре часа.
— Приезжай прямо сейчас. Я сообщу твою фамилию вахтеру.
Я поблагодарил Джо и поехал в телевизионный городок. Сопровождающий провел меня через все здание в офис Сюзанны. Это было большое светлое помещение с цветами на столе. Стены украшали прекрасные картины художников-абстракционистов. Сюзанна стояла у окна и плакала. Это была стройная женщина с короткими черными волосами, такими черными, что на них невольно задерживался взгляд. Секретарша вышла и закрыла за собой дверь, но Сюзанна все еще стояла ко мне спиной. Наконец она повернулась, вытирая мокрые щеки.
Ей было под сорок, но никогда она еще не выглядела так прекрасно. Темные глаза ее даже сейчас, будучи печальными, производили неотразимое впечатление. Тонкие изысканные черты лица, прекрасные ноги и стройная фигура дополняли облик.
— Не знаю почему, но это так подействовало на меня, — сказала она. — Я не видела Кэрол и ничего не слышала о ней семнадцать или восемнадцать лет. — Она помолчала. — Хотя, конечно, знаю. «Вот Маргарет, которую я оплакиваю».
— Кто эта Маргарет?
— Девушка из поэмы. Она горюет над опавшими листьями, а на самом деле оплакивает самое себя. Так же, как я, — она глубоко вздохнула. — Я была тогда такой молодой...
— Ты и сейчас совсем не...
— Не надо мне льстить. Я старая. В сорок пятом, когда я знала Кэрол, мне было только двадцать лет. В ту, еще доатомную эру. — Идя к столу, она задержалась перед одной из картин, как будто там было изображено, что произошло с миром с тех пор. Потом очень эффектно села. — Ну, дай мне посмотреть на твои фотографии.
— Это не очень приятное зрелище. Ее избили до смерти.
— Боже! Кто же это сделал?
— По первому предположению — муж.
— Харлей? А она... она все еще была с этим?..
— По-видимому, да.
— Я знала, что рано или поздно он сделает с ней что-нибудь подобное.
Я наклонился к столу.
— Почему ты знала?
— Это была какая-то фантастическая история. Они абсолютно не подходили друг к другу. Она было просто удивительным ребенком, нежным, как яйцо, а он — психопатическая личность.
— Откуда ты знаешь, что он был психопатом?
— Я представляю, что такое психопат, потому что видела одного из них. — При этих словах она высоко подняла подбородок. — Я была замужем за таким, правда, недолго. Если тебе нужно определение, то вот оно: психопатической личностью является человек, который постоянно о чем-то тревожится. Только это и управляет его поступками.
— Таким был и Харлей?
— Да.
— Как его имя?
— Майкл. Он был военный моряк.
— Как называлось его судно? — Я убежден, что она открыла рот, чтобы произнести название, но тут в голове у нее произошел какой-то переворот, и все пропало.
— Боюсь, что не помню.
Она посмотрела на меня темными, ничего не выражающими глазами.
— Чем он занимался до того, как пойти во флот? Не был ли он фотографом?
— Думаю, он был боксером. — Она снова углубилась в прошлое. — Профессиональным боксером. Но он мог быть и фотографом. Он из тех людей, что умеют делать все на свете, но без всякого успеха.
— Ты уверена, что его звали не Гарольд?
— Все звали его Майкл. Но, возможно, это была кличка.
— Что?
— Имя на ринге. Ты знаешь о таком. — Она глубоко вздохнула. — Покажи мне эти фотографии, Лью.
— С этим можно и подождать. Сейчас лучшая твоя помощь в том, чтобы ты вспомнила все о Кэрол и Харлее. Откуда ты их знаешь?
Она с каким-то напряжением посмотрела на часы.
— Мне нужно выйти на минуту в сценарный отдел.
— Но это более важно.
Она вздохнула.
— Да, наверное. Но я буду краткой. Это очень простая история, настолько простая, что я не смогла бы ее использовать даже в своих сериях. Кэрол — деревенская девочка из Айдахо, она убежала из дома с моряком. Майкл Харлей — я думаю, что он такой же провинциал, — уже пару лет отслужил на флоте и успел повидать мир. Он пообещал ей взять ее на побережье и устроить сниматься. Ей было только шестнадцать лет. Это была сама невинность: ни с того ни с сего она могла расплакаться и тут же взорваться смехом.
— Я слышал, как ты смеялась в свое время. Когда и где тебе пришлось с ней познакомиться?
— Ранней весной сорок пятого года. Я работала у «Уорнеров» — это крупная киностудия в Голливуде. Харлей остановился там, ну, и я тоже. Ну, а потом... потом она меня заинтересовала.
— Они были женаты?
— Кэрол и Харлей? Они прошли через какую-то церемонию в Тихуане. По крайней мере, Кэрол считала, что они женаты. Она также думала, что Харлей в продолжительном отпуске, до тех пор пока морской патруль не задержал его и не отправил на судно. Кэрол осталась без всяких средств к жизни, просто без ничего. Тут-то я и взяла ее под свое крыло.
— И привела показать Джо Сильвестру?
— А почему бы и нет? Она была достаточно хорошенькой, и совсем не дурочка. Джо устраивал ей иногда работу, а я проводила много времени, занимаясь ее воспитанием. Как раз в тот период я потерпела крушение в своих любовных делах — мой «голубой период» — и была рада, что кто-то может отвлечь меня. Я поселила Кэрол у себя и, думаю, действительно смогла кое-что сделать для нее. Но все кончилось как-то нелепо.
— Что случилось?
— Харлей оставил ее беременной, и это уже становилось заметным. И я вместо того, чтобы воспитывать звезду, оказалась в положении няни, ухаживающей за беременной девушкой, к тому же остро тоскующей по родине. Но вернуться домой она отказалась — говорила, что отец убьет ее.
— Ты не помнишь имени ее отца?
— Боюсь, что нет. На работе она называла себя Кэрол Купер, но это не настоящая ее фамилия. Я думаю, что ее отец жил в Покателло, если это только может помочь.
— Может быть. Ты говоришь, она была беременна. Что произошло с ребенком?
— Не знаю. Еще до того, как ребенок родился, появился Харлей — убеждена, что его выгнали из армии, — и она вернулась к нему, несмотря на все мои уговоры. Я уже говорила, что они совершенно не подходили друг другу. Именно поэтому семнадцатью годами позже он и должен был ее убить.
— Не случалось ли ему впадать в бешенство?
— Еще бы! — Она скрестила руки на груди. — Когда я попыталась помешать ее возвращению к нему, он ударил меня кулаком. Я выбежала за помощью, а когда вернулась с полицейским, их обоих уже не было, как и моего кошелька с деньгами. Я не сделала им ничего плохого и вот что получила в конце концов.
— Но ты все еще с теплотой вспоминаешь Кэрол.
— С ней было очень приятно. У меня ведь никогда не было ни сестры, ни дочери. На самом деле когда я вспоминаю или даже переживаю все это, мне кажется, что более счастливого времени, чем весна и лето в Бербанке, когда Кэрол была беременна, у меня никогда не было. Мы и не понимали, как были счастливы тогда.
— Почему?
— Ну, потому что было ужасно жаркое лето, а холодильник сломался, а у нас была только одна кровать, а Кэрол все полнела и полнела, и еще потому, что у нас тогда не было никаких мужчин. Мы думали, что переживаем страшные невзгоды, но на самом деле они пришли позже. — Она осмотрела свой роскошный кабинет с таким видом, словно это была тюремная камера. Затем бросила взгляд на часы. — Мне действительно надо идти, иначе мои авторы и директор изобьют друг друга.
— Насчет избиения, — сказал я. — Попрошу тебя взглянуть на эти фотографии, если, конечно, ты сможешь. Надо подтвердить ее личность.
— Да.
Я разложил перед ней снимки, и она внимательно рассмотрела их.
— Да, это Кэрол. Бедная девочка.
Сильно побледнев, она поднялась и вышла в соседнюю комнату, при этом шла она как слепая.
Я сел в кресло, где только что сидела Сюзанна, и попросил по телефону ее секретаршу соединить меня с лейтенантом Бастианом. Через минуту он ответил, и я передал ему все, что рассказала мне Сюзанна Дрю.
Сюзанна вошла в комнату уже в конце нашего разговора.
— Ты не теряешь времени зря, — сказала она, когда я повесил трубку.
— Твои показания очень важны.
— Я рада, но боюсь, что это все, чем я могла тебе помочь.
Она все еще была бледна и шла ко мне так, словно пол у нее под ногами качался.
— Отвезешь меня домой?
Жила она на бульваре Беверли-Хиллз, в мезонине, который выходил во внутренний дворик. На стенах в доме висели африканские маски. Она попросила меня приготовить нам обоим выпить, и мы сели, заговорив о Кэрол, а затем о Томе Хиллмане. Видимо, история Тома ее заинтересовала.
Старое чувство к Сюзанне опять проснулось во мне. Сидя перед ней, вглядываясь в ее лицо, я спрашивал себя, смогу ли при моих физических, финансовых и моральных возможностях жениться на женщине со всеми ее африканскими масками.
Чертов телефон зазвонил в соседней комнате. Она положила левую руку мне на колено и встала. Я услышал, как она сказала:
— Так это ты? Что тебе сейчас нужно от меня? Она закрыла дверь, и больше я ничего не слышал.
Вернулась она через пять минут, но лицо ее уже изменилось: вместо грусти в ее глазах стояла злость, как будто она узнала что-то похуже, чем смерть.
— Кто это, Сюзанна?
— Ты никогда не узнаешь об этом.
Я выехал в город в горьком настроении и поругался со своим другом Колтоном, следователем прокуратуры штата: я просил его запросить Сакраменто, нет ли в их списках Гарольда или Майкла Харлея или еще какого-нибудь Харлея. В ожидании ответа я спустился по лестнице к газетному киоску и купил вечернюю газету. На первой же странице сообщалось об убийстве и похищении, но ничего нового для меня там не было, за исключением сведений о том, что Харлей был военно-морским летчиком, что он имеет воинские награды, а позже служил на гражданских линиях. Ему также приписывалось миллионное состояние.
Я сидел перед кабинетом Колтона и пытался отделаться от мысли, что Бастиан отпихнул меня куда-то на задворки этого происшествия. Это ощущение усилилось, когда из Сакраменто пришел ответ, что ни Гарольда, ни Майкла Харлея нет ни в калифорнийских списках, ни даже в списках дорожных нарушителей. Я уже засомневался, иду ли я по следу реального человека.
Вместе с потоками вечернего транспорта я вернулся на Стрип. Были уже почти сумерки, когда я добрался до своего офиса. Не зажигая света, я уселся у окна и стал наблюдать, как зеленое небо постепенно теряет свой цвет. Отчетливо стали видны звезды и неоновый свет рекламы. Самолет — целая груда звездочек — сделал вираж и стал удаляться в сторону Санта-Моники.
Я закрыл окна с венецианскими стеклами — препятствием, могущим поставить в тупик любого снайпера, включил настольную лампу и просмотрел дневную почту. Она состояла из трех официальных постановлений и предложения от Института мотелей в Сент-Луисе. Институт предлагал работу управляющего за двадцать тысяч долларов в год.
Все, что я должен был сделать, — это заполнить регистрационную анкету и отправить ее в Институт регистратору. Если у меня есть жена, следовало послать и ее данные.
Я сидел, забавляясь мыслью о том, не заполнить ли в самом деле анкету, но потом решил сначала пойти пообедать. И еще я принял одно чрезвычайно важное решение: позвонить Сюзанне Дрю и пригласить ее пообедать со мной, объяснив, что это сугубо по делу.
В телефонной книге ее номера не было. Я запросил справочную. Но и в их списках этот номер не значился. Она оказалась недостижимой.
Но прежде, чем выйти на улицу, я проверил свою справочную службу. Сюда и передала для меня Сюзанна свой номер.
— Я все время пытался разыскать тебя, — сказал я.
— А я все время была у себя.
— Я хочу сказать — все время до тех пор, пока не узнал, что ты специально передала свой номер.
— Вот как? Что это тебе взбрело в голову?
— Институт мотелей из Сент-Луиса сделал прекрасное предложение для супружеской пары.
— Это достойно внимания. Мне всегда так хотелось уехать и заведовать мотелем.
— Прекрасно. Тогда пойдем пообедаем и обсудим наши намерения. Поскольку тебе это по сердцу, телевидение оставим. Так же как и все эти авангардистские движения.
— Извини меня, Лью, я с удовольствием пообедаю с тобой, но только в другой вечер, не сегодня. Но я очень благодарна, что ты подумал обо мне сегодня днем. Мне было очень плохо.
— Боюсь, что я же и был виной этому.
— Нет. Просто у меня сейчас паршивая жизнь. А ты и твои фотографии сыграли роль своеобразного катализатора.
— Тогда не можешь ли ты принять меня у себя? Я принесу обед из кулинарии. И куплю тебе гардении.
— Нет. Сегодня я не хочу тебя видеть.
— Ты еще не изменила решения ничего не говорить мне о своем сегодняшнем телефонном разговоре?
— Нет. В моей жизни есть кое-что, о чем тебе совсем не обязательно знать.
— А я предположил, что именно это и навело тебя на мысль оставить мне свой номер. Если не это, то что же?
— Я обнаружила кое-что для тебя: фотографию Кэрол, сделанную в сорок пятом году.
— Я приеду за ней. Ты ведь так и не рассказала, как вы встретились. Ты знаешь, о чем я говорю.
— Пожалуйста, не приходи. Я пришлю с посыльным.
— Ну, если ты настаиваешь... Я буду у себя в конторе. — Я дал адрес.
— Лью? — она говорила почти шепотом, с особым напряжением в голосе. — Ты ведь не начнешь действовать, а? Стараться выведать мои собственные секреты? Ты ведь не играешь сейчас?
— Это не игра, — ответил я.
— Тем более. Благодарю тебя.
Я сидел и еще и еще раз вспоминал наш разговор. Я подумал, что ей сильно досадил мужчина или мужчины. В конце концов я не пошел обедать и рассердился на самого себя. Так я сидел и растравлял себя, пока не появился посыльный от Сюзанны.
Это был молодой негр в форме, говоривший так, словно он окончил колледж. Он вручил мне запечатанный конверт, который я тут же вскрыл.
В нем находилась одна-единственная глянцевая фотография, положенная между двумя листами плотной гофрированной бумаги. Фотография юной блондинки, одетой в парик пажа и купальник. Объяснить ее красоту было непросто. Она заключалась в ее чистом лбе, и в гармоничной линии щек, и в совершенной округлости подбородка, и в ее абсолютной женственности, светившейся в глазах.
Из праздного любопытства я перевернул отпечаток, надеясь увидеть имя фотографа. На обратной стороне красными чернилами при помощи резинового штампа было выдавлено: Фотопредприятие «Гарольд „Хар“ Харлей», отель «Барселона».
— Я больше не нужен? — спросил посыльный.
— Нет. — Я дал ему десять долларов.
— Это слишком много. Мне уже заплатили.
— Знаю. Но прошу вас купить букет гардений и передать их миссис Дрю.
Он сказал, что сделает.
Глава 12
События 1945 года ушли в далекое прошлое. Здание отеля существовало, но, помнится, я слышал, будто его закрыли. Я долго ехал вниз по Сансет-стрит по направлению к шоссе, идущему по побережью, обдумывая свои шансы разыскать Гарольда Харлея. Поэтому я и хотел взглянуть на дом, где когда-то жили Харлей и Кэрол.
Это было огромное старое строение в стиле «ранней голливудской Византии» с оштукатуренными куполами и минаретами и закругленными верандами, где выдающиеся личности далекого прошлого потягивали контрабандный ром. Яркие лучи фонарей со станции технического обслуживания, расположенной на другой стороне шоссе, освещали дом с отслоившейся краской и выбитыми окнами.
Оставив машину возле заросших сорняками разломанных бетонных ворот, я подошел к парадной двери. За стеклом на штукатурке висела табличка с объявлением о банкротстве и приписка, что здание в сентябре будет продаваться с аукциона.
Я зажег фонарик и посветил внутрь, в коридор. Обстановка в коридоре еще полностью сохранилась, но создавалось впечатление, будто несколько поколений домовладельцев не заменяли ее. Ковры были вытерты, кресла продавлены. Вообще это местечко показалось мне вполне подходящим для того, чтобы здесь собиралась толпа привидений.
Я пошел вдоль круглой веранды, прокладывая себе путь между размокшей под дождями плетеной мебели, затем посветил фонарем в доходящее до полу окно. Там оказалась столовая: стояли столы, на них лежали свернутые треугольниками салфетки, но все это было покрыто толстым слоем пыли. Самое подходящее место для вечерней трапезы привидений.
Отдав таким образом дьяволу дьявольское и утвердив себя через это в настоящем времени, я вернулся к входным дверям и громко постучал фонарем по стеклу. Где-то внутри здания в дальнем конце коридора показался свет. Он двигался по направлению ко мне.
Огромный мужчина, шедший так, словно у него больные ноги, нес электрический фонарь. В его отблесках я смог рассмотреть лицо этого человека. Грубый, загнутый книзу нос, выпуклый лоб, пересохшие губы. Это было как бы усохшее лицо ребенка, никогда не пившего ни одного глотка воды. И еще я увидел в его руке револьвер.
Он направил оружие на меня, ослепил светом фонаря и прокричал сквозь стекло:
— Здесь закрыто! Ты что, читать не умеешь?
— Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу! Убирайся вон, мошенник!
Он сделал недвусмысленное движение револьвером. По его голосу и взгляду я понял, что он здорово пьян. Пьяный с револьвером и явным намерением пустить его в ход. Это мог быть и убийца. Тогда я сделал еще одну попытку:
— Вы не знаете фотографа по имени Гарольд Харлей, который когда-то бывал здесь?
— Никогда не слышал о таком. А сейчас ты уберешься отсюда раньше, чем я сделаю в тебе дырку. Ну!
Он поднял свой тяжелый револьвер. Я ретировался через шоссе к станции техобслуживания. Подвижный мужчина в испачканном комбинезоне вылез из-под подвешенной на крюк машины и предложил мне бензин.
— Мне хватит десяти литров, — сказал я. — Что это за личность в отеле «Барселона»? Он выглядит так, словно его обработал медведь.
— Вы нарвались на Отто Сайпа.
— Если это и есть имя сторожа...
— Да. Он так долго работал там, что теперь убежден, будто все это его собственность.
— Долго? Как долго?
— Лет двадцать, а то и побольше. Я сам здесь с войны, а он пришел еще до меня. Он был их сыщиком.
— Гостиничный детектив?
— Он говорил мне, что когда-то служил офицером в полиции. Если это так, он, должно быть, не многому там научился. Масло проверить?
— Не беспокойтесь, я только что менял его. Вы уже были здесь в сорок пятом году?
— Именно тогда я открылся. Видите ли, я рано ухожу с работы, так что...
— Я частный детектив. Мое имя — Арчер. — Я протянул ему руку.
— Дали. Бен Дали.
— В сорок пятом году в «Барселоне» останавливался человек по имени Гарольд Харлей. Он был фотографом.
— Да, я помню его. — Лицо Дали вновь стало приветливым. — Он сфотографировал меня с женой в качестве платы за бензин. Эта фотография все еще висит у нас дома.
— Вы не знаете, где он сейчас?
— Извините, но я не видел его лет десять.
— Когда вы его встречали в последний раз?
— У него была небольшая студия на «Тихоокеанских скалах». Я заходил туда к нему раз или два — поприветствовать. Но не думаю, что он до сих пор там.
— Я вижу, он нравился вам?
— Конечно. Это был совершенно безобидный человек.
Люди могут и измениться. Я показал Дали фотографию Кэрол. Он ее не знал.
— Не можете ли вы дать мне его адрес на «Тихоокеанских скалах»?
— Я могу лишь объяснить, как туда добраться.
Он рассказал мне, что студия находилась на соседней улице, следующая дверь за небольшим ресторанчиком.
Найти ресторанчик оказалось довольно просто, но здание со следующей дверью было занято под книжную лавку.
Молодая женщина в розовых чулках и с прической «хвостик пони» командовала кассовым аппаратом. Она печально посмотрела на меня, а когда я спросил о Гарольде Харлее, вообще закрыла глаза.
Это было огромное старое строение в стиле «ранней голливудской Византии» с оштукатуренными куполами и минаретами и закругленными верандами, где выдающиеся личности далекого прошлого потягивали контрабандный ром. Яркие лучи фонарей со станции технического обслуживания, расположенной на другой стороне шоссе, освещали дом с отслоившейся краской и выбитыми окнами.
Оставив машину возле заросших сорняками разломанных бетонных ворот, я подошел к парадной двери. За стеклом на штукатурке висела табличка с объявлением о банкротстве и приписка, что здание в сентябре будет продаваться с аукциона.
Я зажег фонарик и посветил внутрь, в коридор. Обстановка в коридоре еще полностью сохранилась, но создавалось впечатление, будто несколько поколений домовладельцев не заменяли ее. Ковры были вытерты, кресла продавлены. Вообще это местечко показалось мне вполне подходящим для того, чтобы здесь собиралась толпа привидений.
Я пошел вдоль круглой веранды, прокладывая себе путь между размокшей под дождями плетеной мебели, затем посветил фонарем в доходящее до полу окно. Там оказалась столовая: стояли столы, на них лежали свернутые треугольниками салфетки, но все это было покрыто толстым слоем пыли. Самое подходящее место для вечерней трапезы привидений.
Отдав таким образом дьяволу дьявольское и утвердив себя через это в настоящем времени, я вернулся к входным дверям и громко постучал фонарем по стеклу. Где-то внутри здания в дальнем конце коридора показался свет. Он двигался по направлению ко мне.
Огромный мужчина, шедший так, словно у него больные ноги, нес электрический фонарь. В его отблесках я смог рассмотреть лицо этого человека. Грубый, загнутый книзу нос, выпуклый лоб, пересохшие губы. Это было как бы усохшее лицо ребенка, никогда не пившего ни одного глотка воды. И еще я увидел в его руке револьвер.
Он направил оружие на меня, ослепил светом фонаря и прокричал сквозь стекло:
— Здесь закрыто! Ты что, читать не умеешь?
— Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу! Убирайся вон, мошенник!
Он сделал недвусмысленное движение револьвером. По его голосу и взгляду я понял, что он здорово пьян. Пьяный с револьвером и явным намерением пустить его в ход. Это мог быть и убийца. Тогда я сделал еще одну попытку:
— Вы не знаете фотографа по имени Гарольд Харлей, который когда-то бывал здесь?
— Никогда не слышал о таком. А сейчас ты уберешься отсюда раньше, чем я сделаю в тебе дырку. Ну!
Он поднял свой тяжелый револьвер. Я ретировался через шоссе к станции техобслуживания. Подвижный мужчина в испачканном комбинезоне вылез из-под подвешенной на крюк машины и предложил мне бензин.
— Мне хватит десяти литров, — сказал я. — Что это за личность в отеле «Барселона»? Он выглядит так, словно его обработал медведь.
— Вы нарвались на Отто Сайпа.
— Если это и есть имя сторожа...
— Да. Он так долго работал там, что теперь убежден, будто все это его собственность.
— Долго? Как долго?
— Лет двадцать, а то и побольше. Я сам здесь с войны, а он пришел еще до меня. Он был их сыщиком.
— Гостиничный детектив?
— Он говорил мне, что когда-то служил офицером в полиции. Если это так, он, должно быть, не многому там научился. Масло проверить?
— Не беспокойтесь, я только что менял его. Вы уже были здесь в сорок пятом году?
— Именно тогда я открылся. Видите ли, я рано ухожу с работы, так что...
— Я частный детектив. Мое имя — Арчер. — Я протянул ему руку.
— Дали. Бен Дали.
— В сорок пятом году в «Барселоне» останавливался человек по имени Гарольд Харлей. Он был фотографом.
— Да, я помню его. — Лицо Дали вновь стало приветливым. — Он сфотографировал меня с женой в качестве платы за бензин. Эта фотография все еще висит у нас дома.
— Вы не знаете, где он сейчас?
— Извините, но я не видел его лет десять.
— Когда вы его встречали в последний раз?
— У него была небольшая студия на «Тихоокеанских скалах». Я заходил туда к нему раз или два — поприветствовать. Но не думаю, что он до сих пор там.
— Я вижу, он нравился вам?
— Конечно. Это был совершенно безобидный человек.
Люди могут и измениться. Я показал Дали фотографию Кэрол. Он ее не знал.
— Не можете ли вы дать мне его адрес на «Тихоокеанских скалах»?
— Я могу лишь объяснить, как туда добраться.
Он рассказал мне, что студия находилась на соседней улице, следующая дверь за небольшим ресторанчиком.
Найти ресторанчик оказалось довольно просто, но здание со следующей дверью было занято под книжную лавку.
Молодая женщина в розовых чулках и с прической «хвостик пони» командовала кассовым аппаратом. Она печально посмотрела на меня, а когда я спросил о Гарольде Харлее, вообще закрыла глаза.