– А я так не думаю. Слишком много людей интересовались Люси. Я бы не остановился на первом подозрении. Все не так просто.
– Вы меня не верно поняли, – возразил Брейк. – Я считаю, что мальчишка действительно виновен. За тридцать лет я насмотрелся на их лица и наслушался их болтовни.
Он мог бы этого не говорить. Все тридцать лет были ясно видны на нем, как кольца на спиленном дереве.
– Да, я по-прежнему стою за убийство второй степени. Вот так. Это мое убеждение. Убийство второй степени.
– Убеждение в виновности – штука сложная и можно сказать психологическая.
– Нет уж, позвольте. У нас голые факты. Мы набрасываемся на него с вопросами – он пытается убежать. Мы ловим его и привозим назад, а он не хочет говорить. Я пытаюсь с ним поговорить – он молчит. Спроси его, плоская ли земля – он не ответит ни да, ни нет.
– Как вы с ним обращались?
– Даже пальцем его не тронул, и вообще никто ему ничего не повредил.
Брейк опустил рукав и застегнул запонку.
– У нас свои психологические методы.
– Где он?
– В морге.
– Но это несколько необычно.
– Для меня – нет. У меня в этом городе в месяц по убийству, а иногда по два. И я их раскрываю, понятно? Большую часть. Обстановка в морге такая, что развязывает языки убийцам быстрее, чем любое другое средство.
– Психология.
– Вот это я и говорю. Ну, так что, играете со мной заодно или будете плакаться в тряпочку? Если вы со мной заодно, поедем туда вместе и посмотрим, готов ли он говорить.
Глава 20
Глава 21
Глава 22
– Вы меня не верно поняли, – возразил Брейк. – Я считаю, что мальчишка действительно виновен. За тридцать лет я насмотрелся на их лица и наслушался их болтовни.
Он мог бы этого не говорить. Все тридцать лет были ясно видны на нем, как кольца на спиленном дереве.
– Да, я по-прежнему стою за убийство второй степени. Вот так. Это мое убеждение. Убийство второй степени.
– Убеждение в виновности – штука сложная и можно сказать психологическая.
– Нет уж, позвольте. У нас голые факты. Мы набрасываемся на него с вопросами – он пытается убежать. Мы ловим его и привозим назад, а он не хочет говорить. Я пытаюсь с ним поговорить – он молчит. Спроси его, плоская ли земля – он не ответит ни да, ни нет.
– Как вы с ним обращались?
– Даже пальцем его не тронул, и вообще никто ему ничего не повредил.
Брейк опустил рукав и застегнул запонку.
– У нас свои психологические методы.
– Где он?
– В морге.
– Но это несколько необычно.
– Для меня – нет. У меня в этом городе в месяц по убийству, а иногда по два. И я их раскрываю, понятно? Большую часть. Обстановка в морге такая, что развязывает языки убийцам быстрее, чем любое другое средство.
– Психология.
– Вот это я и говорю. Ну, так что, играете со мной заодно или будете плакаться в тряпочку? Если вы со мной заодно, поедем туда вместе и посмотрим, готов ли он говорить.
Глава 20
На двери стоял номер 101. Комната, находящаяся за ней, была без окон, с низким потолком и бетонным полом. Когда дверь за нами плотно закрылась, мы очутились как бы в очень глубоком склепе. Каблуки Брейка звонко стучали по бетонному полу. Когда он приблизился к единственной в комнате лампочке, его тень легла у моих ног. Лампа была конусообразная, тусклая. Она висела на передвижной штанге над каталкой с резиновыми колесиками. На каталке под белой простыней лежала Люси. Лицо ее было открыто и обращено к Алексу Неррису. Он сидел на стуле у дальнего конца каталки, неотрывно глядя на лицо мертвой женщины. Его правая рука была скована с ее рукой тонкой стальной цепочкой, отливающей голубым. Механизм системы охлаждения, скрытый в бетонной стене, тикал и постукивал как уходящее время. За двойными стеклянными дверями морозильника лежали, в ожидании судилища, другие накрытые простынями тела на пути к уже близкому аду. И холодно было как в аду.
Полицейский в форме, сидящий напротив Алекса, встал и поднял руку в небрежном приветствии.
– Доброе утро, лейтенант.
– Ну, что, устраиваете здесь поминки, Шварц?
– Вы велели мне не трогать его. Как вы сказали, я предоставил природе взять свое.
– Ну, и она взяла?
Брейк остановился над Алексом, крупный и непроницаемый.
– Теперь вы хотите сделать заявление?
Алекс медленно поднял голову. У него было утомленное лицо. Перипетии прошедшей ночи забрали плоть с его висков и скул. Его широкие, хорошо очерченные губы раздвинулись и снова сомкнулись, не пропустив ни единого звука.
– Хотите сидеть так весь день?
– Ты слышишь, что тебе сказали? – проворчал Шварц. – Он не врет. Будешь сидеть здесь, пока не заговоришь. Через час судебный доктор будет ее резать, доканчивать твою работу. Может быть, хочешь занять место в первом ряду?
Алекс не прореагировал ни на слова Брейка, ни на слова его помощника.
Его взгляд снова обратился к лицу умершей и уже не отрывался от него. Под жестким безжалостным светом ее волосы сверкали как металлическая стружка. – Что с вами, Неррис? В вас умерли все человеческие чувства?
В этой таинственной тишине голос Брейка прозвучал почти жалобно, словно согласившийся на все юноша победил Брейка его же оружием.
– Брейк.
Это слово подействовало на него сильнее, чем я предполагал.
– Что вас там гложет?
Он повернулся ко мне. Лицо его было хмурое и смущенное. Потухшая сигара торчала из уголка рта и была похожа на черный палец. Я двинулся к двери, а он повернулся вслед за мной, так что карикатурно удлиненная тень оказалась у меня под ногами.
– Хотите поплакаться в жилетку?
Тихо, но так, чтобы услышал Алекс, я ответил:
– Вы не правильно с ним обращаетесь. Он чувствительный парнишка, а вы относитесь к нему, как к паршивому подонку.
– Он – чувствительный?
Брейк перекатил сигару в другой угол рта и сплюнул на пол.
– Он толстокожий как носорог!
– Не думаю. Во всяком случае, дайте мне с ним поработать. Снимите с него наручники и позвольте мне поговорить с ним наедине.
– Мы с женой собирались сегодня в горы, – раздраженно проговорил Брейк. – Обещали устроить детишкам пикник.
Он скосил глаза на погасшую сигару и вдруг бросил ее и растоптал каблуком.
– Шварц, освободи его! И давай его сюда.
Звук открываемых наручников был тихим, но многозначительным, словно нечто очень важное сделало оборот вокруг своей оси.
Шварц поднял Алекса на ноги, и они вместе прошли через комнату. Алекс, опустив плечи, оглядывался назад, а Шварц грубо поддерживал его.
– Отвести его назад в клетку, лейтенант?
– Пока не надо.
Брейк обратился к юноше:
– Мистер Арчер ваш друг, Неррис. Он хочет с вами немного поболтать. Лично я думаю, что он напрасно потратит время, но для вас это неплохо. Будете говорить с мистером Арчером?
Алекс перевел взгляд с Брейка на меня. Его гладкое юное лицо хранило такое же выражение, какое я видел на лице старой индианки – выражение, которое не способен понять ни один белый. Он молча кивнул и оглянулся на тело Люси.
Брейк и Шварц вышли, дверь за ними захлопнулась. Алекс пошел назад через комнату неуверенными шагами, волоча ноги как старик. К центру комнаты бетонный пол слегка понижался, поскольку там проходила дренажная труба. Алекс чуть не потерял равновесие на этом незначительном уклоне и, с трудом обретя его, подошел к каталке с другой стороны.
Склонившись над Люси, он спросил ее сухим твердым голосом:
– Почему они это сделали?
Я подошел и накрыл ее лицо простыней, потом взял его за плечи и повернул к себе лицом. Несколько секунд он почти висел на мне, затем его мускулы окрепли.
– Возьми себя в руки, – сказал я.
Он был одного роста со мной, но низко опустил голову. Я взял его правой рукой за подбородок.
– Держись прямее, Алекс. Посмотри на меня.
Он отпрянул. Я положил ему другую руку на плечо. Он вдруг весь напрягся и сбросил мою руку с подбородка.
– Держись тверже, мальчик.
– Я не лошадь! – крикнул он. – Не говорите со мной, как с лошадью. Уберите свои руки.
– Ты хуже лошади! Ты упрямый мул! Твоя девушка лежит мертвая, а ты не желаешь открыть рот и сказать мне, кто ее убил.
– Они думают, что я.
– Это по твоей вине. Не нужно было убегать. Тебе еще повезло, что тебя не пристрелили.
– Повезло.
Слово прозвучало бесцветно как зевок.
– Повезло, что ты остался жив. Это надо ценить. Ты думаешь, что сейчас уже хуже быть не может, но все равно это не причина, чтобы превращаться в марионетку. Через некоторое время ты сам захочешь узнать, что же случилось с Люси на самом деле. Только тогда будет уже поздно. Нужно браться за дело сейчас.
Я дал ему время подумать. Он постоял с нерешительным видом, теребя нижнюю губу пальцем с обкусанным ногтем, потом сказал:
– Я сперва пытался говорить с ним этим утром, когда меня забрали. Но он с районным прокурором вбили себе в голову, что это сделал я, и хотели заставить меня сознаться. А зачем мне было убивать свою невесту?
Вопрос вырвался из самой глубины его груди. Он стоял как слепой от усилия, которое над собой делал.
– Мне бы хотелось умереть, как Люси.
– Тогда бы ты не смог нам помочь.
– Никто не просил у меня никакой помощи. Кому нужна моя помощь?
– Мне.
– Вы не считаете меня убийцей?
– Нет, не считаю.
Он долго смотрел на меня, стараясь проникнуть взглядом в глубину моих глаз.
– Она ведь не сама это сделала, правда? Вы не думаете, что Люси... перерезала себе горло?
Он задал этот вопрос шепотом, чтобы не смутить им лежащую за его спиной мертвую женщину.
– Это маловероятно, но как предположение – годится. А ты что об этом думаешь?
– Никаких причин для этого не было, кроме того, что она боялась. Вчера она была ужасно напугана. Вот почему я дал ей нож, когда она уходила из дома. Она попросила у меня что-нибудь для защиты. У меня не было пистолета, – проговорил он с сожалением, – и я дал ей нож.
– Тот, которым ее убили?
– Да. Мне показали его сегодня утром. Маленький нож с кривым лезвием, который прислал мне отец из южного полушария.
– Она унесла нож с собой?
– Ну да, в своей сумочке. Она положила его в сумочку перед тем, как выйти из дома. Сказала, что если ее схватят, то она оставит на них свои пометки.
Между его бровями появилась морщинка.
– Кого она боялась?
– Ее преследовали двое мужчин. Это началось в пятницу, когда она вернулась автобусом из Эройо-Бич. Она сказала, что один мужчина вышел из автобуса и следовал за ней до самого дома. Сначала я подумал, что она морочит мне голову, придумывая таинственные истории. Но на следующий день я сам увидел его, когда Люси возвращалась домой после ленча. Он прятался на нашей улице, а вечером явился к ней, и она сказала мне, что это детектив-мошенник. Он пытался заставить ее что-то сделать против ее воли, но она не согласилась.
– Она назвала его имя?
– Сказала, что его фамилия Десмонд. Джулиан Десмонд. На следующий день ее стал преследовать еще один человек. Его я не видел, а Люси видела. А потом у нас в доме произошла неприятность, и Люси переехала.
Я почувствовал во рту горький привкус своей вины.
– Она собиралась уехать из города?
– Она еще определенно не решила. Сказала, что позвонит мне. Позвонила она мне со станции. Поезда нужно было ждать еще пару часов, а мужчины ее караулили. Она попросила меня приехать на машине. Я подхватил ее на станции, и мы удрали от них по старой дороге на аэропорт и поговорили. Она была страшно напугана. Тогда мы и решили пожениться. Я думал, что смогу ее защитить, если мы будем вместе.
Его голос зазвучал глухо, едва слышно.
– Я плохо сработал?
– И мы тоже все плохо сработали.
– Она хотела немедленно уехать из города, но сначала нам нужно было заехать в мотель за ее багажом.
– Ключ от комнаты у нее был?
– Она сказала, что потеряла его.
– Разве она не отдала его тебе?
– Зачем ей было это делать? Я не мог пойти туда с ней. Даже если бы я был таким же светлым как она, я все равно не пошел бы с ней туда. Она пошла одна и больше не вышла. Кто-то ждал ее там. Он вырвал у нее нож и зарезал ее.
– Кто ждал?
– Может быть, Джулиан Десмонд. Она же не захотела делать то, что он ей велел. Или другой, который за ней охотился.
Мне было стыдно признаться ему, что этим другим был я. Его плечи сгорбились, кожа вокруг рта обвисла. Силы снова покидали его. Я подставил стул Шварца поближе к нему и силой заставил его сесть.
– Сядь, Алекс. Тебе осталось совсем немного рассказать мне. Поговорим о деньгах. На что вы собирались жить?
– У меня было немного своих денег. – Сколько?
– Сорок пять долларов. Я заработал их на сборе помидоров. – Для совместной жизни сумма невелика.
– Я собирался найти работу. Я сильный.
В его глазах зажглась угрюмая гордость, но на меня он не посмотрел.
– И Люси тоже могла работать. Она раньше работала медсестрой.
– Где?
– Она мне не сказала.
– Она должна была что-то сказать тебе!
– Нет, сэр. Я никогда не спрашивал ее.
– У нее были деньги?
– Я ее не спрашивал. Я все равно не взял бы денег у женщины.
– Если бы только ты их не заработал, – заметил я. – А разве она не обещала выделить тебе долю, если ты сможешь увезти ее из города?
– Долю?
– Из вознаграждения, – сказал я. – Из вознаграждения за сведения о Синглентоне.
Взгляд его черных глаз медленно поднялся до уровня моих и быстро метнулся вниз. Он сказал, глядя на пол:
– Люси не нужно было платить мне деньги за то, что я на ней женюсь.
– Где вы хотели пожениться? Куда вы собирались вчера поехать?
– В Лас-Вегас или куда-нибудь еще. Это не имело значения. В любое место.
– В Эройо-Бич?
Он не ответил. Удар был неожиданный и слишком сильный. Глядя на его упрямый круглый затылок, я понял, какая устойчивая и отчаянная злость должна была накопиться в Брейке за тридцать лет попыток уложить людскую правду в дубовые рамки параграфов, выдуманных законниками и судьями. И, думая о злости Брейка, я ощутил прилив своей.
– Послушайте, Алекс. Вернемся снова к тому, с чего начали. Люси была убита, и мы оба хотим найти убийцу, чтобы он понес наказание. И у тебя больше причин желать этого, чем у меня. Ты же утверждаешь, что любил ее.
– Да!
Резвость его голоса била по нервам как ток.
– Значит, одна причина есть. А вот тебе другая: если мы не найдем убийцу, ты проведешь много лет в тюрьме.
– Теперь мне все равно, что со мной будет.
– Вернемся к Люси. Пока ты ждал ее у мотеля, кто-то этим ножом перерезал ей горло. Почему?
– Я не знаю, почему.
– Что хотел от нее Джулиан Десмонд?
– Чтобы она была его свидетельницей, – медленно ответил парень.
– Свидетельницей чего?
– Не знаю чего.
– Убийства, – сказал я. – Какого?
– Может быть, я не знаю.
– Речь шла об убийстве, не так ли? Он хотел, чтобы она помогла ему получить вознаграждение. Но Люси считала, что сможет проделать все сама и сама получит деньги. Разве не из-за этого ее убили?
– Об этом я не думал, мистер.
– Но насчет денег ты знал. Ты знал, что она надеется их получить?
– Я не собирался делить их с ней, – упрямо ответил он.
– В четверг она поехала в Эройо-Бич повидать мать Синглентона, но в последний момент у нее сдали нервы. Разве не так?
– Да, сэр. Я так понял.
– Вчера она собиралась попытаться снова.
– Может быть. Я не имел ничего общего ни с каким убийством. И Люси тоже.
– Но она знала о том, что случилось с Синглентоном?
– Кое-что она знала.
– Ты тоже кое-что знаешь.
– Она мне сказала. Я не спрашивал ее и не хотел принимать в этом участия, но она мне сказала.
– Что она тебе сказала, Алекс?
– Его застрелил один человек. В него выстрелил один сумасшедший, и он умер. Вот что она мне сказала.
Полицейский в форме, сидящий напротив Алекса, встал и поднял руку в небрежном приветствии.
– Доброе утро, лейтенант.
– Ну, что, устраиваете здесь поминки, Шварц?
– Вы велели мне не трогать его. Как вы сказали, я предоставил природе взять свое.
– Ну, и она взяла?
Брейк остановился над Алексом, крупный и непроницаемый.
– Теперь вы хотите сделать заявление?
Алекс медленно поднял голову. У него было утомленное лицо. Перипетии прошедшей ночи забрали плоть с его висков и скул. Его широкие, хорошо очерченные губы раздвинулись и снова сомкнулись, не пропустив ни единого звука.
– Хотите сидеть так весь день?
– Ты слышишь, что тебе сказали? – проворчал Шварц. – Он не врет. Будешь сидеть здесь, пока не заговоришь. Через час судебный доктор будет ее резать, доканчивать твою работу. Может быть, хочешь занять место в первом ряду?
Алекс не прореагировал ни на слова Брейка, ни на слова его помощника.
Его взгляд снова обратился к лицу умершей и уже не отрывался от него. Под жестким безжалостным светом ее волосы сверкали как металлическая стружка. – Что с вами, Неррис? В вас умерли все человеческие чувства?
В этой таинственной тишине голос Брейка прозвучал почти жалобно, словно согласившийся на все юноша победил Брейка его же оружием.
– Брейк.
Это слово подействовало на него сильнее, чем я предполагал.
– Что вас там гложет?
Он повернулся ко мне. Лицо его было хмурое и смущенное. Потухшая сигара торчала из уголка рта и была похожа на черный палец. Я двинулся к двери, а он повернулся вслед за мной, так что карикатурно удлиненная тень оказалась у меня под ногами.
– Хотите поплакаться в жилетку?
Тихо, но так, чтобы услышал Алекс, я ответил:
– Вы не правильно с ним обращаетесь. Он чувствительный парнишка, а вы относитесь к нему, как к паршивому подонку.
– Он – чувствительный?
Брейк перекатил сигару в другой угол рта и сплюнул на пол.
– Он толстокожий как носорог!
– Не думаю. Во всяком случае, дайте мне с ним поработать. Снимите с него наручники и позвольте мне поговорить с ним наедине.
– Мы с женой собирались сегодня в горы, – раздраженно проговорил Брейк. – Обещали устроить детишкам пикник.
Он скосил глаза на погасшую сигару и вдруг бросил ее и растоптал каблуком.
– Шварц, освободи его! И давай его сюда.
Звук открываемых наручников был тихим, но многозначительным, словно нечто очень важное сделало оборот вокруг своей оси.
Шварц поднял Алекса на ноги, и они вместе прошли через комнату. Алекс, опустив плечи, оглядывался назад, а Шварц грубо поддерживал его.
– Отвести его назад в клетку, лейтенант?
– Пока не надо.
Брейк обратился к юноше:
– Мистер Арчер ваш друг, Неррис. Он хочет с вами немного поболтать. Лично я думаю, что он напрасно потратит время, но для вас это неплохо. Будете говорить с мистером Арчером?
Алекс перевел взгляд с Брейка на меня. Его гладкое юное лицо хранило такое же выражение, какое я видел на лице старой индианки – выражение, которое не способен понять ни один белый. Он молча кивнул и оглянулся на тело Люси.
Брейк и Шварц вышли, дверь за ними захлопнулась. Алекс пошел назад через комнату неуверенными шагами, волоча ноги как старик. К центру комнаты бетонный пол слегка понижался, поскольку там проходила дренажная труба. Алекс чуть не потерял равновесие на этом незначительном уклоне и, с трудом обретя его, подошел к каталке с другой стороны.
Склонившись над Люси, он спросил ее сухим твердым голосом:
– Почему они это сделали?
Я подошел и накрыл ее лицо простыней, потом взял его за плечи и повернул к себе лицом. Несколько секунд он почти висел на мне, затем его мускулы окрепли.
– Возьми себя в руки, – сказал я.
Он был одного роста со мной, но низко опустил голову. Я взял его правой рукой за подбородок.
– Держись прямее, Алекс. Посмотри на меня.
Он отпрянул. Я положил ему другую руку на плечо. Он вдруг весь напрягся и сбросил мою руку с подбородка.
– Держись тверже, мальчик.
– Я не лошадь! – крикнул он. – Не говорите со мной, как с лошадью. Уберите свои руки.
– Ты хуже лошади! Ты упрямый мул! Твоя девушка лежит мертвая, а ты не желаешь открыть рот и сказать мне, кто ее убил.
– Они думают, что я.
– Это по твоей вине. Не нужно было убегать. Тебе еще повезло, что тебя не пристрелили.
– Повезло.
Слово прозвучало бесцветно как зевок.
– Повезло, что ты остался жив. Это надо ценить. Ты думаешь, что сейчас уже хуже быть не может, но все равно это не причина, чтобы превращаться в марионетку. Через некоторое время ты сам захочешь узнать, что же случилось с Люси на самом деле. Только тогда будет уже поздно. Нужно браться за дело сейчас.
Я дал ему время подумать. Он постоял с нерешительным видом, теребя нижнюю губу пальцем с обкусанным ногтем, потом сказал:
– Я сперва пытался говорить с ним этим утром, когда меня забрали. Но он с районным прокурором вбили себе в голову, что это сделал я, и хотели заставить меня сознаться. А зачем мне было убивать свою невесту?
Вопрос вырвался из самой глубины его груди. Он стоял как слепой от усилия, которое над собой делал.
– Мне бы хотелось умереть, как Люси.
– Тогда бы ты не смог нам помочь.
– Никто не просил у меня никакой помощи. Кому нужна моя помощь?
– Мне.
– Вы не считаете меня убийцей?
– Нет, не считаю.
Он долго смотрел на меня, стараясь проникнуть взглядом в глубину моих глаз.
– Она ведь не сама это сделала, правда? Вы не думаете, что Люси... перерезала себе горло?
Он задал этот вопрос шепотом, чтобы не смутить им лежащую за его спиной мертвую женщину.
– Это маловероятно, но как предположение – годится. А ты что об этом думаешь?
– Никаких причин для этого не было, кроме того, что она боялась. Вчера она была ужасно напугана. Вот почему я дал ей нож, когда она уходила из дома. Она попросила у меня что-нибудь для защиты. У меня не было пистолета, – проговорил он с сожалением, – и я дал ей нож.
– Тот, которым ее убили?
– Да. Мне показали его сегодня утром. Маленький нож с кривым лезвием, который прислал мне отец из южного полушария.
– Она унесла нож с собой?
– Ну да, в своей сумочке. Она положила его в сумочку перед тем, как выйти из дома. Сказала, что если ее схватят, то она оставит на них свои пометки.
Между его бровями появилась морщинка.
– Кого она боялась?
– Ее преследовали двое мужчин. Это началось в пятницу, когда она вернулась автобусом из Эройо-Бич. Она сказала, что один мужчина вышел из автобуса и следовал за ней до самого дома. Сначала я подумал, что она морочит мне голову, придумывая таинственные истории. Но на следующий день я сам увидел его, когда Люси возвращалась домой после ленча. Он прятался на нашей улице, а вечером явился к ней, и она сказала мне, что это детектив-мошенник. Он пытался заставить ее что-то сделать против ее воли, но она не согласилась.
– Она назвала его имя?
– Сказала, что его фамилия Десмонд. Джулиан Десмонд. На следующий день ее стал преследовать еще один человек. Его я не видел, а Люси видела. А потом у нас в доме произошла неприятность, и Люси переехала.
Я почувствовал во рту горький привкус своей вины.
– Она собиралась уехать из города?
– Она еще определенно не решила. Сказала, что позвонит мне. Позвонила она мне со станции. Поезда нужно было ждать еще пару часов, а мужчины ее караулили. Она попросила меня приехать на машине. Я подхватил ее на станции, и мы удрали от них по старой дороге на аэропорт и поговорили. Она была страшно напугана. Тогда мы и решили пожениться. Я думал, что смогу ее защитить, если мы будем вместе.
Его голос зазвучал глухо, едва слышно.
– Я плохо сработал?
– И мы тоже все плохо сработали.
– Она хотела немедленно уехать из города, но сначала нам нужно было заехать в мотель за ее багажом.
– Ключ от комнаты у нее был?
– Она сказала, что потеряла его.
– Разве она не отдала его тебе?
– Зачем ей было это делать? Я не мог пойти туда с ней. Даже если бы я был таким же светлым как она, я все равно не пошел бы с ней туда. Она пошла одна и больше не вышла. Кто-то ждал ее там. Он вырвал у нее нож и зарезал ее.
– Кто ждал?
– Может быть, Джулиан Десмонд. Она же не захотела делать то, что он ей велел. Или другой, который за ней охотился.
Мне было стыдно признаться ему, что этим другим был я. Его плечи сгорбились, кожа вокруг рта обвисла. Силы снова покидали его. Я подставил стул Шварца поближе к нему и силой заставил его сесть.
– Сядь, Алекс. Тебе осталось совсем немного рассказать мне. Поговорим о деньгах. На что вы собирались жить?
– У меня было немного своих денег. – Сколько?
– Сорок пять долларов. Я заработал их на сборе помидоров. – Для совместной жизни сумма невелика.
– Я собирался найти работу. Я сильный.
В его глазах зажглась угрюмая гордость, но на меня он не посмотрел.
– И Люси тоже могла работать. Она раньше работала медсестрой.
– Где?
– Она мне не сказала.
– Она должна была что-то сказать тебе!
– Нет, сэр. Я никогда не спрашивал ее.
– У нее были деньги?
– Я ее не спрашивал. Я все равно не взял бы денег у женщины.
– Если бы только ты их не заработал, – заметил я. – А разве она не обещала выделить тебе долю, если ты сможешь увезти ее из города?
– Долю?
– Из вознаграждения, – сказал я. – Из вознаграждения за сведения о Синглентоне.
Взгляд его черных глаз медленно поднялся до уровня моих и быстро метнулся вниз. Он сказал, глядя на пол:
– Люси не нужно было платить мне деньги за то, что я на ней женюсь.
– Где вы хотели пожениться? Куда вы собирались вчера поехать?
– В Лас-Вегас или куда-нибудь еще. Это не имело значения. В любое место.
– В Эройо-Бич?
Он не ответил. Удар был неожиданный и слишком сильный. Глядя на его упрямый круглый затылок, я понял, какая устойчивая и отчаянная злость должна была накопиться в Брейке за тридцать лет попыток уложить людскую правду в дубовые рамки параграфов, выдуманных законниками и судьями. И, думая о злости Брейка, я ощутил прилив своей.
– Послушайте, Алекс. Вернемся снова к тому, с чего начали. Люси была убита, и мы оба хотим найти убийцу, чтобы он понес наказание. И у тебя больше причин желать этого, чем у меня. Ты же утверждаешь, что любил ее.
– Да!
Резвость его голоса била по нервам как ток.
– Значит, одна причина есть. А вот тебе другая: если мы не найдем убийцу, ты проведешь много лет в тюрьме.
– Теперь мне все равно, что со мной будет.
– Вернемся к Люси. Пока ты ждал ее у мотеля, кто-то этим ножом перерезал ей горло. Почему?
– Я не знаю, почему.
– Что хотел от нее Джулиан Десмонд?
– Чтобы она была его свидетельницей, – медленно ответил парень.
– Свидетельницей чего?
– Не знаю чего.
– Убийства, – сказал я. – Какого?
– Может быть, я не знаю.
– Речь шла об убийстве, не так ли? Он хотел, чтобы она помогла ему получить вознаграждение. Но Люси считала, что сможет проделать все сама и сама получит деньги. Разве не из-за этого ее убили?
– Об этом я не думал, мистер.
– Но насчет денег ты знал. Ты знал, что она надеется их получить?
– Я не собирался делить их с ней, – упрямо ответил он.
– В четверг она поехала в Эройо-Бич повидать мать Синглентона, но в последний момент у нее сдали нервы. Разве не так?
– Да, сэр. Я так понял.
– Вчера она собиралась попытаться снова.
– Может быть. Я не имел ничего общего ни с каким убийством. И Люси тоже.
– Но она знала о том, что случилось с Синглентоном?
– Кое-что она знала.
– Ты тоже кое-что знаешь.
– Она мне сказала. Я не спрашивал ее и не хотел принимать в этом участия, но она мне сказала.
– Что она тебе сказала, Алекс?
– Его застрелил один человек. В него выстрелил один сумасшедший, и он умер. Вот что она мне сказала.
Глава 21
Шварц был в коридоре один. Я спросил его, где Брейк.
– В своей машине. Говорит по радио.
Я направился к выходу из морга и по пути встретил Брейка.
– Неррис что-нибудь сказал?
– Достаточно сказал.
– Признался?
– Нет. Но он готов дать показания.
– Сейчас я занят, у меня более важные дела. Я собираюсь в горы на большой пикник с зажаренной целиком тушей.
Он мрачно улыбнулся и крикнул в коридор Шварцу:
– Отведи Нерриса назад в камеру. Если он захочет дать показания, вызови Пирса из прокуратуры. Я вернусь, как только смогу.
– С зажаренной целиком тушей? – спросил я.
– Угу.
Он рывком распахнул обитую белым металлом дверь и отпустил ее так, что она захлопнулась перед самым моим носом. Я последовал за ним к его машине и сел рядом с ним.
– Я так и думал, что вы заинтересуетесь, Арчер.
Какой-то автомобиль обогнул наш, и его шины зашуршали по гравию больничной стоянки.
– Один человек дал себя зажарить. Мужчина.
– Кто?
– Еще не опознан. Сегодня рано утром его машина кувыркнулась в каньон Ранчерио и загорелась. Когда ее нашли, то сначала даже не поняли, что в ней тело. До него не могли добраться, пока не вызвали пожарную машину. К тому времени от парня не осталось ничего, кроме головешек.
– Убийство с поджогом?
– Хэлман вроде тоже так думает. Капитан из дорожного патруля. Это происшествие считали несчастным случаем, пока не осмотрели бензобак. Он был цел, значит горевший бензин взялся откуда-то еще.
– А какая машина?
– "Бьюик-седан" 1948 года. Номерной знак уничтожен. Номер мотора ищут по спискам владельцев. Последние лачуги пригорода остались позади. Стрелка спидометра уверенно пересекла 80, 95, 110 и заколебалась около ста двадцати пяти. Брейк включил сирену. Она завыла низким тоном.
– Машина не двухцветная? – спросил я. – Синглентон уехал на «бьюике»
1948 года. Эта машина не зеленая, двухцветная?
Брейк снял шляпу, показав красную вмятину на лбу, и швырнул ее на заднее сиденье.
– У вас все Синглентон на уме. О цвете мне не сообщили. Но что это может дать?
– Неррис сказал, что Синглентон убит.
Мне приходилось кричать, чтобы перекрыть вой сирены.
Брейк выключил ее.
– А что Неррис об этом знает?
– Люси Чампион сказала ему, что Синглентона застрелили.
– Только свидетельница будет из нее не очень хорошая. Не позволяй ему морочить тебе голову, парень. Он скажет все, что угодно, лишь бы спасти свою черную шкуру.
Стрелка спидометра миновала цифру 125. На вершине небольшого подъема наша машина приподнялась и чуть не взмыла в воздух. Мне показалось, будто нас уносит ввысь, с корнем вырывая Брейка с разбитых мостовых Белла-сити. – Неужели вы не считаете, что вам пора признать свою ошибку?
– Это при том, что у меня есть оружие – его собственный нож?
– Она взяла нож для защиты. Он лежал в ее сумочке.
– А он сможет это доказать?
– Ему и не надо. Доказательства – ваше дело.
– Черт, вы рассуждаете точно какой-то адвокатишка. Терпеть не могу этих сладкоречивых деляг, которые пытаются встать на пути закона.
– Сколько красноречия!
– Вот еще!
Проселочная дорога, по которой мы ехали, свернула и влилась в шоссе, бегущее через долину на восток и запад. Брейк проехал мимо красного знака и повернул. Тормоза завизжали.
– А что я должен делать, когда они пыряют друг друга ножами и поджигают один другого. Трепать по спинам и говорить «продолжайте»? А по-моему, их надо задерживать и убирать.
– Но убирайте тех, кого нужно. Вы не сможете распутать эти убийства по отдельности, навесив Люси на Алекса, а этого новенького – еще на кого-то.
– Смогу, если они не связаны.
– Я считаю, что связаны.
– Представьте мне доказательства.
– А я и не собираюсь бросать слов на ветер.
Дорога начала подниматься вверх, все чаще и чаще стали появляться желтые дорожные знаки. Даже при полном газе стрелка спидометра замерла на ста десяти, как у остановившихся часов. Ветровое стекло оправляло в рамку складчатые голубые уступы восточных гряд. Они казались такими близкими, будто до них можно было дотянуться рукой. Минутой позже, ставши на милю ближе, они показались куда более далекими. Я начал чувствовать на своих ушах действие высоты. Мы поднялись еще выше, и за пиками, как белая крыша, появились белые облака. Внизу, подобно шахматным фигуркам, рассыпанным в пыли, виднелись дома Белла-сити.
Вскоре мы подъехали к полукруглой площадке, расположенной по левую сторону шоссе. На ней стояло несколько автомобилей, грузовик-буксир и красная пожарная машина. У края площадки стояла группа мужчин. Все смотрели вниз. Брейк остановил машину за новеньким «фордом» со знаками дорожного патруля. От группы мужчин отделился офицер в оливковой форме дорожного патруля и направился к нам.
– Хэлло, Брейк. Я приказал своим ребятам оставить все, как было после того, как погасили огонь. Мы даже сделали для вас фотографии.
– Ваши люди знают свое дело. Если бы у меня была золотая звезда, я бы повесил ее вам на лоб. Познакомьтесь с мудрецом Лью Арчером. Капитан Хэлман.
Капитан одарил меня озадаченным взглядом и твердым пожатием руки. Мы подошли к низкой ограде, опоясывающей край площадки. Дальше склон обрывался к песчаному берегу, поросшему дубом. С той высоты, где мы находились, сентябрьские воды бухты казались хрустальными, с точками случайно замутненных участков. На берегу лежал игрушечный автомобиль, посылающий кверху струйки пара, исчезающие в лучах солнца. Это был двухцветный зеленый «бьюик».
Масса сломанных и частично обугленных кустов отмечала путь, по которому «бьюик», свернув с дороги, катился вниз.
– Нашли что-нибудь на дороге? – спросил Хэлмана Брейк.
– Следы шин на обочине. Машине ехала слишком быстро, именно это сразу же вызвало у меня подозрение. Никаких следов торможения. Кто-то поджег ее, отпустил тормоза и столкнул ее вниз.
Хэлман добавил решительно и твердо:
– Тот, кто облил машину бензином и поджег, совершил большее, чем убийство. Нам просто повезло, что не начался пожар. К счастью нет ветра.
– Когда это случилось?
– Должно быть, рано утром, еще до рассвета. Фары были включены. Я получил сообщение только в восемь часов. Потом, когда я решил, что это убийство, мы оставили парня в таком же положении, как его нашли.
– Вы еще не знаете, кто он?
– Подождите, пока сами не увидите его. Это все равно, что разглядывать яичницу. Получить бы скорее ответ по номеру мотора.
– Это машина Синглентона, – сказал я Брейку.
– Может быть вы и правы, – ответил он и вздохнул. – Что ж, видно, придется мне лезть вниз.
– Сказывается возраст? – заметил Хэлман. – Вам приходилось спускаться в дыры и поглубже этой. Я бы полез с вами, но я и так уже два раза был внизу. Я оставил там на страже своих мальчиков. Я видел их, сидящих на валуне за разбитой машиной. В прозрачном воздухе все было видно ясно, как в телескоп, и по движению их губ можно было понять почти все, что они говорили.
Брейк перешагнул через низкий барьер и стал спускаться вниз. Я последовал за ним, точно придерживаясь его импровизированного извилистого пути и тормозя свой спуск с помощью ветвей деревьев. Когда мы спустились, то оба дышали часто и глубоко. Двое патрульных провели нас по берегу к обломкам машины.
Я встал справа от них. Капот, крыша и решетка радиатора имели такой вид, словно над ними поработала артель кузнецов. Все четыре шины были спущены, левая дверца повисла.
– Боюсь, что с ней уже ничего не сделаешь, даже если бы и удалось поднять ее наверх, – сказал патрульный.
Брейк круто повернулся к нему.
– Это никуда не годится. Я еще рассчитывал на ней прокатиться!
Он взобрался на верхнюю часть машины и отвел висевшую дверцу насколько возможно в сторону. Я заглянул в обгоревшую, залитую водой кабину. У лежавшей на земле правой дверцы приткнулась лицом вниз обгоревшая скрюченная фигура человека.
Брейк нагнулся над дверным проемом. Держась одной рукой за останки руля, он протянул другую к черной фигуре. Большая часть одежды сгорела, но брючный ремень мало пострадал. Когда Брейк ухватился за ремень и потянул, он порвался. Брейк протянул мне кусок ремня. На тыльной стороне серебряной пряжки стояли инициалы: Ч.Э.С.
– В своей машине. Говорит по радио.
Я направился к выходу из морга и по пути встретил Брейка.
– Неррис что-нибудь сказал?
– Достаточно сказал.
– Признался?
– Нет. Но он готов дать показания.
– Сейчас я занят, у меня более важные дела. Я собираюсь в горы на большой пикник с зажаренной целиком тушей.
Он мрачно улыбнулся и крикнул в коридор Шварцу:
– Отведи Нерриса назад в камеру. Если он захочет дать показания, вызови Пирса из прокуратуры. Я вернусь, как только смогу.
– С зажаренной целиком тушей? – спросил я.
– Угу.
Он рывком распахнул обитую белым металлом дверь и отпустил ее так, что она захлопнулась перед самым моим носом. Я последовал за ним к его машине и сел рядом с ним.
– Я так и думал, что вы заинтересуетесь, Арчер.
Какой-то автомобиль обогнул наш, и его шины зашуршали по гравию больничной стоянки.
– Один человек дал себя зажарить. Мужчина.
– Кто?
– Еще не опознан. Сегодня рано утром его машина кувыркнулась в каньон Ранчерио и загорелась. Когда ее нашли, то сначала даже не поняли, что в ней тело. До него не могли добраться, пока не вызвали пожарную машину. К тому времени от парня не осталось ничего, кроме головешек.
– Убийство с поджогом?
– Хэлман вроде тоже так думает. Капитан из дорожного патруля. Это происшествие считали несчастным случаем, пока не осмотрели бензобак. Он был цел, значит горевший бензин взялся откуда-то еще.
– А какая машина?
– "Бьюик-седан" 1948 года. Номерной знак уничтожен. Номер мотора ищут по спискам владельцев. Последние лачуги пригорода остались позади. Стрелка спидометра уверенно пересекла 80, 95, 110 и заколебалась около ста двадцати пяти. Брейк включил сирену. Она завыла низким тоном.
– Машина не двухцветная? – спросил я. – Синглентон уехал на «бьюике»
1948 года. Эта машина не зеленая, двухцветная?
Брейк снял шляпу, показав красную вмятину на лбу, и швырнул ее на заднее сиденье.
– У вас все Синглентон на уме. О цвете мне не сообщили. Но что это может дать?
– Неррис сказал, что Синглентон убит.
Мне приходилось кричать, чтобы перекрыть вой сирены.
Брейк выключил ее.
– А что Неррис об этом знает?
– Люси Чампион сказала ему, что Синглентона застрелили.
– Только свидетельница будет из нее не очень хорошая. Не позволяй ему морочить тебе голову, парень. Он скажет все, что угодно, лишь бы спасти свою черную шкуру.
Стрелка спидометра миновала цифру 125. На вершине небольшого подъема наша машина приподнялась и чуть не взмыла в воздух. Мне показалось, будто нас уносит ввысь, с корнем вырывая Брейка с разбитых мостовых Белла-сити. – Неужели вы не считаете, что вам пора признать свою ошибку?
– Это при том, что у меня есть оружие – его собственный нож?
– Она взяла нож для защиты. Он лежал в ее сумочке.
– А он сможет это доказать?
– Ему и не надо. Доказательства – ваше дело.
– Черт, вы рассуждаете точно какой-то адвокатишка. Терпеть не могу этих сладкоречивых деляг, которые пытаются встать на пути закона.
– Сколько красноречия!
– Вот еще!
Проселочная дорога, по которой мы ехали, свернула и влилась в шоссе, бегущее через долину на восток и запад. Брейк проехал мимо красного знака и повернул. Тормоза завизжали.
– А что я должен делать, когда они пыряют друг друга ножами и поджигают один другого. Трепать по спинам и говорить «продолжайте»? А по-моему, их надо задерживать и убирать.
– Но убирайте тех, кого нужно. Вы не сможете распутать эти убийства по отдельности, навесив Люси на Алекса, а этого новенького – еще на кого-то.
– Смогу, если они не связаны.
– Я считаю, что связаны.
– Представьте мне доказательства.
– А я и не собираюсь бросать слов на ветер.
Дорога начала подниматься вверх, все чаще и чаще стали появляться желтые дорожные знаки. Даже при полном газе стрелка спидометра замерла на ста десяти, как у остановившихся часов. Ветровое стекло оправляло в рамку складчатые голубые уступы восточных гряд. Они казались такими близкими, будто до них можно было дотянуться рукой. Минутой позже, ставши на милю ближе, они показались куда более далекими. Я начал чувствовать на своих ушах действие высоты. Мы поднялись еще выше, и за пиками, как белая крыша, появились белые облака. Внизу, подобно шахматным фигуркам, рассыпанным в пыли, виднелись дома Белла-сити.
Вскоре мы подъехали к полукруглой площадке, расположенной по левую сторону шоссе. На ней стояло несколько автомобилей, грузовик-буксир и красная пожарная машина. У края площадки стояла группа мужчин. Все смотрели вниз. Брейк остановил машину за новеньким «фордом» со знаками дорожного патруля. От группы мужчин отделился офицер в оливковой форме дорожного патруля и направился к нам.
– Хэлло, Брейк. Я приказал своим ребятам оставить все, как было после того, как погасили огонь. Мы даже сделали для вас фотографии.
– Ваши люди знают свое дело. Если бы у меня была золотая звезда, я бы повесил ее вам на лоб. Познакомьтесь с мудрецом Лью Арчером. Капитан Хэлман.
Капитан одарил меня озадаченным взглядом и твердым пожатием руки. Мы подошли к низкой ограде, опоясывающей край площадки. Дальше склон обрывался к песчаному берегу, поросшему дубом. С той высоты, где мы находились, сентябрьские воды бухты казались хрустальными, с точками случайно замутненных участков. На берегу лежал игрушечный автомобиль, посылающий кверху струйки пара, исчезающие в лучах солнца. Это был двухцветный зеленый «бьюик».
Масса сломанных и частично обугленных кустов отмечала путь, по которому «бьюик», свернув с дороги, катился вниз.
– Нашли что-нибудь на дороге? – спросил Хэлмана Брейк.
– Следы шин на обочине. Машине ехала слишком быстро, именно это сразу же вызвало у меня подозрение. Никаких следов торможения. Кто-то поджег ее, отпустил тормоза и столкнул ее вниз.
Хэлман добавил решительно и твердо:
– Тот, кто облил машину бензином и поджег, совершил большее, чем убийство. Нам просто повезло, что не начался пожар. К счастью нет ветра.
– Когда это случилось?
– Должно быть, рано утром, еще до рассвета. Фары были включены. Я получил сообщение только в восемь часов. Потом, когда я решил, что это убийство, мы оставили парня в таком же положении, как его нашли.
– Вы еще не знаете, кто он?
– Подождите, пока сами не увидите его. Это все равно, что разглядывать яичницу. Получить бы скорее ответ по номеру мотора.
– Это машина Синглентона, – сказал я Брейку.
– Может быть вы и правы, – ответил он и вздохнул. – Что ж, видно, придется мне лезть вниз.
– Сказывается возраст? – заметил Хэлман. – Вам приходилось спускаться в дыры и поглубже этой. Я бы полез с вами, но я и так уже два раза был внизу. Я оставил там на страже своих мальчиков. Я видел их, сидящих на валуне за разбитой машиной. В прозрачном воздухе все было видно ясно, как в телескоп, и по движению их губ можно было понять почти все, что они говорили.
Брейк перешагнул через низкий барьер и стал спускаться вниз. Я последовал за ним, точно придерживаясь его импровизированного извилистого пути и тормозя свой спуск с помощью ветвей деревьев. Когда мы спустились, то оба дышали часто и глубоко. Двое патрульных провели нас по берегу к обломкам машины.
Я встал справа от них. Капот, крыша и решетка радиатора имели такой вид, словно над ними поработала артель кузнецов. Все четыре шины были спущены, левая дверца повисла.
– Боюсь, что с ней уже ничего не сделаешь, даже если бы и удалось поднять ее наверх, – сказал патрульный.
Брейк круто повернулся к нему.
– Это никуда не годится. Я еще рассчитывал на ней прокатиться!
Он взобрался на верхнюю часть машины и отвел висевшую дверцу насколько возможно в сторону. Я заглянул в обгоревшую, залитую водой кабину. У лежавшей на земле правой дверцы приткнулась лицом вниз обгоревшая скрюченная фигура человека.
Брейк нагнулся над дверным проемом. Держась одной рукой за останки руля, он протянул другую к черной фигуре. Большая часть одежды сгорела, но брючный ремень мало пострадал. Когда Брейк ухватился за ремень и потянул, он порвался. Брейк протянул мне кусок ремня. На тыльной стороне серебряной пряжки стояли инициалы: Ч.Э.С.
Глава 22
Я дал три звонка с длинными промежутками. Только воскресные колокола ответили на мои звонки. Наконец к двери подошла миссис Беннинг. Купальный халат из грубой коричневой шерсти был застегнут на ней по самое горло. Лицо ее было сонное, будто она боролась со сном все утро.
– Снова вы?
– Снова я. Доктор дома?
– Он в церкви.
Она попыталась захлопнуть дверь, но моя нога препятствовала этому.
– Вот и прекрасно. Мне надо с вами поговорить.
– Я даже еще не одета.
– Вы сможете одеться позже. Снова произошло убийство. Еще один ваш друг. – Еще!
Ее рука взлетела к губам, как будто я по ней ударил.
Я втолкнул ее в переднюю и закрыл дверь.
Укрытые от полуденного света и медленных звуков воскресного звона, мы стояли рядом и смотрели друг другу в лицо.
Мне показалось, что между нами забрезжил свет понимания. Она отвернулась от меня и собралась идти, но я удержал ее.
Обращаясь к зеркалу, она спросила:
– Кого убили?
– Я думаю, что вы знаете.
– Моего мужа?
Она все еще обращалась к зеркалу, и лицо ее было застывшее как маска.
– Это зависит от того, за кем вы замужем.
– Сэма?
Она повернулась движением танцовщицы, не меняя положения тела.
– Я не верю этому.
– А я думал, что вы были замужем за Чарльзом Синглентоном.
Неожиданно она рассмеялась. Смех был неприятный, и я был рад, когда он оборвался.
– Я никогда даже не слышала о Синглентоне. Что это за фамилия – Синглентон? Я уже больше восьми лет замужем за Сэмом Беннингом.
– Но это не помешало вам достаточно близко познакомиться с Синглентоном. У меня есть к тому доказательства. Сегодня утром он был убит.
Она отпрянула от меня, тяжело дыша, и выдохнула:
– Как он был убит?
– Кто-то ударил его молотком или другим тяжелым предметом. От удара на его черепе осталась вмятина, глубиной в дюйм. Потом его на собственном автомобиле отвезли в горы, облили машину бензином и подожгли. Машина рухнула вниз со стометровой высоты, продолжая гореть с Синглентоном в кабине.
– Как вы узнали, что это его машина?
– Это «бьюик» с темно-зелеными боками и светло-зеленым верхом, выпуска 1948 года.
– Вы уверены, что в нем сидел он?
– Его опознали. Большая часть его одежды сгорела, но ремень почти не пострадал. На тыльной стороне пряжки были выгравированы его инициалы. Почему бы вам не съездить в морг и не проделать процедуру опознания?
– Я же сказала вам, что не знаю его.
– Тогда вы выказываете слишком большой интерес к незнакомцу.
– Естественно, раз вы приходите сюда и чуть не обвиняете меня в его убийстве. Когда это, по крайней мере, произошло?
– Снова вы?
– Снова я. Доктор дома?
– Он в церкви.
Она попыталась захлопнуть дверь, но моя нога препятствовала этому.
– Вот и прекрасно. Мне надо с вами поговорить.
– Я даже еще не одета.
– Вы сможете одеться позже. Снова произошло убийство. Еще один ваш друг. – Еще!
Ее рука взлетела к губам, как будто я по ней ударил.
Я втолкнул ее в переднюю и закрыл дверь.
Укрытые от полуденного света и медленных звуков воскресного звона, мы стояли рядом и смотрели друг другу в лицо.
Мне показалось, что между нами забрезжил свет понимания. Она отвернулась от меня и собралась идти, но я удержал ее.
Обращаясь к зеркалу, она спросила:
– Кого убили?
– Я думаю, что вы знаете.
– Моего мужа?
Она все еще обращалась к зеркалу, и лицо ее было застывшее как маска.
– Это зависит от того, за кем вы замужем.
– Сэма?
Она повернулась движением танцовщицы, не меняя положения тела.
– Я не верю этому.
– А я думал, что вы были замужем за Чарльзом Синглентоном.
Неожиданно она рассмеялась. Смех был неприятный, и я был рад, когда он оборвался.
– Я никогда даже не слышала о Синглентоне. Что это за фамилия – Синглентон? Я уже больше восьми лет замужем за Сэмом Беннингом.
– Но это не помешало вам достаточно близко познакомиться с Синглентоном. У меня есть к тому доказательства. Сегодня утром он был убит.
Она отпрянула от меня, тяжело дыша, и выдохнула:
– Как он был убит?
– Кто-то ударил его молотком или другим тяжелым предметом. От удара на его черепе осталась вмятина, глубиной в дюйм. Потом его на собственном автомобиле отвезли в горы, облили машину бензином и подожгли. Машина рухнула вниз со стометровой высоты, продолжая гореть с Синглентоном в кабине.
– Как вы узнали, что это его машина?
– Это «бьюик» с темно-зелеными боками и светло-зеленым верхом, выпуска 1948 года.
– Вы уверены, что в нем сидел он?
– Его опознали. Большая часть его одежды сгорела, но ремень почти не пострадал. На тыльной стороне пряжки были выгравированы его инициалы. Почему бы вам не съездить в морг и не проделать процедуру опознания?
– Я же сказала вам, что не знаю его.
– Тогда вы выказываете слишком большой интерес к незнакомцу.
– Естественно, раз вы приходите сюда и чуть не обвиняете меня в его убийстве. Когда это, по крайней мере, произошло?