– Сегодня утром до рассвета.
   – Всю ночь и все утро я была в постели. Я выпила две таблетки снотворного и до сих пор не пришла в себя. Зачем вы ко мне пришли?
   – И Люси Чампион, и Чарльз Синглентон были вашими друзьями, так ведь, Бесс?
   – Нет, не были.
   Она спохватилась:
   – А почему вы называете меня Бесс? Меня зовут Элизабет.
   – Горас Уилдинг называл вас Бесс.
   – Я о нем никогда не слышала.
   – Он живет в Скай-Роут, неподалеку от студии Синглентона. Он говорил, что Синглентон представил вас ему в 1948 году.
   – Уилдинг лжет, он всегда был лжецом.
   Она прикусила нижнюю губу кончиками белых зубов, и довольно больно прикусила.
   – Вы же сказали, что не знакомы с ним.
   – Вы так много болтаете, что можете заговорить до смерти.
   – С Люси так и случилось.
   – Не знаю, что случилось с Люси.
   – Она была вашим другом. Она приходила сюда, чтобы поговорить с вами. – Люси Чампион была пациенткой моего мужа, – заметила Бесс невыразительным тоном. – Я уже говорила вам об этом минувшей ночью.
   – Вы лгали. А сегодня утром мне солгал ваш муж, чтобы покрыть вас. Он вдавался в объяснения, почему у него нет на нее карточки, потом ему пришлось объяснять, от чего он ее лечил. Любая физическая болезнь подтвердилась бы при вскрытии – он это понимал. Поэтому он представил ее ипохондричной особой, чьи болезни были вызваны страхом. Фобии не оставляют посмертных следов. – Она и была ипохондричкой. Сэм мне говорил.
   – Я не знаю ипохондрика, который не измерял бы себе температуру по меньшей мере раз в день, а Люси не трогала свой термометр две недели.
   – Но такое утверждение ведь не будет достаточным в суде против слова врача-профессионала? И его жены?
   – Для меня оно вполне достаточно. А это значит, что вы уже почти в суде.
   – Ну, как же! Вы – и судья, и присяжные, и все прочее! Слишком много всего для одного маленького человека!
   – Не испытывайте мое терпение. Если мне надоест говорить с вами, то вам лучше не будет. Увидите, какого рода суд вы найдете в городе. А я даю вам шанс до того, как передам свои улики фараонам.
   – Почему вы это делаете?
   Она умышленно заставила меня обратить внимание на ее фигуру. Слегка повернувшись, она подняла руку к волосам, и ее груди асимметрично поднялись под тканью халата. Широкий рукав спустился до белого плеча, лицо ее обратилось кверху.
   – Зачем столько неприятностей из-за такой ничтожной бедняжки, как я? Разве я такая уж опасная?
   – Какие же это неприятности? – спросил я.
   Она приложила к моей щеке прохладную ладонь, затем провела ею по моему плечу.
   – Пойдемте на кухню. Я только что сварила кофе. Мы сможем там поговорить.
   Я последовал за ней, не зная, кто из нас выполняет желания другого. Кухня была большая и слабо освещенная. Свет проходил только через окно над раковиной. Последняя была загромождена грязной посудой. Я сел за стол с выщербленной эмалью и стал наблюдать за тем, как она наливает в чашки кофе из автоматической кофеварки. Когда она покончила с этим, я взял ее чашку и подвинул к ней свою.
   – Значит, вы мне не доверяете, господин хороший! Как вы сказали ваше имя?
   – Арчер. Последний из рода Арчеров. Так что быть отравленным мне совершенно ни к чему.
   – И детей нет? И жены?
   – Никого нет. А вас это интересует?
   – Может быть.
   Она выпятила полные хорошо очерченные губы.
   – Я в этом смысле лучше устроилась – у меня есть муж.
   – Вы находите его неплохим?
   Ее глаза, не смягчившиеся вместе с лицом, сузились и сделались холодными голубыми щелками.
   – Его в это не вмешивайте.
   – Потому что вы играете с ним, как с маленьким ребенком?
   – Я же сказала: не вмешивайте его. А то получите горячий кофе в лицо.
   Она потянулась за чашкой.
   – А как насчет горячего бензина?
   Чашка дрогнула и немного кофе пролилось на блюдце.
   – Разве я кажусь вам похожей на убийцу?
   – Мне попадались убийцы с отличной внешностью. И вы не можете отрицать того, что вы – трудная дамочка.
   – Я прошла трудную школу, – ответила она. – Знаете район Гейры в Индиане?
   – Проезжал там.
   – Я с честью закончила там образование.
   В ее улыбке мелькнул огонек странной гордости.
   – Хотя оно и не сделало меня преступницей. И все же я могла ею стать, если бы Сэм меня не вытащил. Он на мне женился, когда я была освобождена на поруки.
   – Что же вы натворили?
   – Немногое. Я была, что называется, «малолетней преступницей». Но я не считала себя таковой. Мой старик был старых взглядов, да, настоящий деревенский ханки. И как все ханки, он вбил себе в голову, что он главный, и что в каждый субботний вечер нужно бить женщин. Мне надоело каждый раз нырять под кровать, и я решила жить самостоятельно. Ушла в большой мир, ха! Сначала я прислуживала в ресторане, потом познакомилась кое с кем. И этот тип устроил меня гардеробщицей в один из клубов на восточном берегу. Не очень-то это было чистое местечко, но в ту пору мне было шестнадцать, и я получала чаевых больше, чем мой старик выжимал из своего зерна. Только недолго мне так светило. В том клубе, где я служила, шла игра. Кто-то капнул, и я вместе с другими попала под облаву. Я наняла защитника, и меня взяли на поруки. Злючка судья не разрешил мне больше работать в клубах. Но это было еще не самое худшее. Я должна была отправиться домой и жить с семьей.
   Она замолчала во власти своих дум. Я тоже молчал.
   – Конечно, я использовала даже такую возможность, чтобы выбраться из этой вони. За меня взялись благотворительницы. Они заставили меня поселиться поближе к моему старику, чтобы он мог до меня добраться. Сэм спас мою жизнь. Он подцепил меня в кино. Сначала я подумала, что он волк, но он был невинный. Просто смешно было видеть такого невинного врача. Сэм тогда служил во флоте. Они стояли в Грет-Лейне. Он был первым мужчиной, который хотел на мне жениться, и я согласилась. Его как раз перевели в Калифорнию, и мы поехали туда вместе.
   – Он знал, что приобрел?
   – Ну, он же видел меня, – спокойно ответила Бесс. – Согласна, я не сказала ему, что удираю с порук. Но давайте-ка уясним одно насчет меня и Сэма, прежде чем покончить с этой темой. Это я делала Сэму одолжение, и так было всегда.
   Глядя на нее, я вспоминал ее мужа и поверил ей.
   – Для жены доктора из провинциального городишки прошлое у вас довольно цветистое. И не думаю, что вы рассказали мне даже половину своей истории.
   – И я не думаю. Еще кофе?
   – Еще сведение. Когда вы Беннингом приехали сюда?
   – Весной сорок третьего. Его направили служить в Порт-Хуэнем, недалеко отсюда. Шесть месяцев мы снимали коттедж в Эройо-Бич. Потом он стал служить на корабле. Следующие два года он был военным врачом на большом корабле. Я виделась с ним несколько раз, когда корабль заходил в Сан-Франциско.
   – А еще с кем вы виделись?
   – Идиотский вопрос!
   – Идиотский ответ. Почему через два года вы ушли от Беннинга?
   – Поразнюхали как следует, да? У меня были личные причины.
   – Вы удрали с Синглентоном, не так ли?
   Она начала было вставать из-за стола, и замерла на мгновение, наклонившись над чашкой с застывшим лицом.
   – Почему бы вам не заняться своими делами?
   – Сегодня утром Синглентона пустили под откос. И мое дело – узнать, кто чиркнул спичкой. Странно, что вас это не интересует.
   – Да ну?
   Она твердой рукой налила себе чашку кофе. Где-то в трущобах Чикаго или бродя по стране в мирное и военное время она приобрела твердость духа и научилась владеть собой. Я посмотрел на ее крепкие белые ноги. Она перехватила мой взгляд и ответила неторопливой усмешкой. Со стороны наша беседа могла показаться мирной домашней картиной воскресного утра. Я почти пожалел, что это не так.
   Я встал и подошел к окну. Задний двор зарос и был завален многолетним хламом. В задней его части прятался в тени перцовых деревьев маленький полуразрушенный сарай и еще что-то.
   Бесс подошла ко мне и остановилась за моей спиной. Я чувствовал ее дыхание на своей шее. Она коснулась меня своим телом.
   – Ты ведь не захочешь причинить мне неприятности, Арчер? У меня и так их было достаточно. Могу я хоть немного пожить спокойно в мои пожилые годы?
   Я повернулся, ощущая тяжесть ее бедер.
   – А сколько вам лет?
   – Двадцать пять. В этих краях воскресная служба тянется долго. А потом он обычно идет в воскресную школу.
   Я положил ей на плечи руки. Ее груди были полными и упругими. Она обняла меня. Я смотрела на белую дорожку пробора, разделявшую ее гладкие черные волосы. Кое-где вдоль него волосы у корней были светлые.
   – Я никогда не доверял блондинкам, Бесс.
   – Я натуральная брюнетка, – хрипло возразила она.
   – Вы натуральная лгунья, вот вы кто.
   – Может быть, – сказала она безразличным тоном. – Ну и что? Это дело наполовину высушило меня, если хотите знать правду. Я стараюсь хоть как-то держаться.
   – И держать своих друзей подальше от неприятностей?
   – У меня нет друзей.
   – А как насчет Уны Дюрано?
   Ее лицо сделалось глупым, то ли от неведения, то ли от удивления.
   – Прошлой весной она купила вам шляпу. Полагаю, вы ее хорошо знаете.
   Ее губы искривились, будто она собиралась заплакать. Но она промолчала.
   – Кто убил Синглентона?
   Ее голова дернулась в одну сторону, потом в другую. Короткие черные волосы упали ей на лицо, оно стало бледным и жалким. Мне было стыдно своего поведения, но я продолжал:
   – Вы вместе с Синглентоном уехали из Эройо-Бич. Это было что, похищение? Вы действовали для банды, а потом его пришлось убить? Вы убили его, потому что Люси пришла в голову грандиозная мысль? Люси мечтала о пяти кусках, но так и умерла, не получив их?
   – Все это совсем не так. Я не тронула Чарли Синглентона. Я не причинила бы никакого вреда ни ему, ни Люси. Она была моим настоящим другом.
   – Продолжайте!
   – Не могу, я не фискалка, – ответила Бесс.
   – Поедемте в морг. Посмотрите на Чарли, тогда скажете.
   – Нет!
   Это слово вырвалось как бы из самой глубины ее души.
   – Дайте мне немного отдохнуть. Обещайте ненадолго оставить меня в покое, тогда я расскажу вам кое-что, чего вы не знаете. Кое-что очень важное.
   – Насколько важное?
   – Вы от меня отстанете? Клянусь, что я ни в чем не виновата.
   – Давайте-ка перейдем к самому важному.
   Ее голова была опущена, но голубые глаза искоса смотрели мне в лицо.
   – В морге не Чарли Синглентон.
   – А кто же?
   – Не знаю.
   – Где Синглентон?
   – Я больше не буду отвечать на ваши вопросы. Вы обещали оставить меня в покое.
   – Откуда вы знаете, что это не Синглентон?
   – Не спрашивайте меня об этом, – тихо проговорила Бесс.
   Взгляд ее голубых глаз метнулся из-под опущенных век, как колеблющийся огонек.
   – Спрошу по-другому. Вы знаете, что сегодня убили не Синглентона, потому что он был убит две недели назад. Его застрелили, и вы видели, как это произошло. Да или нет?
   Бесс ничего не ответила. Вместо ответа она упала вперед на меня. Мне пришлось ее подхватить.

Глава 23

   Высокий пронзительный голос хлестнул мне в спину:
   – Руки прочь от моей жены!
   Доктор Беннинг стоял у входа в кухню, держась за дверную ручку. Он был в шляпе и с черной библией под мышкой. Я встал между ним и его женой. – Я ждал вас, доктор.
   – Развратники! – закричал он. – Распутники! Я возвращаюсь из дома Господня...
   Его губы задрожали, и он не смог закончить фразу.
   – Ничего не было, – проговорила Бесс за моей спиной.
   Глаза Беннинга метнули молнии. Всей тяжестью тела он опирался на дверную ручку и на плечо, которым прислонился к косяку. Он трясся всем телом, словно подключенный к току.
   – Вы оба лжете. Вы ее обнимали. Совокуплялись тут...
   Слова комком встали у него в горле, едва не задушив его.
   – ...как собаки. Как две собаки у меня в кухне.
   – Хватит!
   Бесс вышла из-за моей спины.
   – Я сказала, что ничего не было, и не желаю тебя слышать. Да и что бы ты мог сделать, если бы так было на самом деле?
   Не ответив на вопрос, он сказал:
   – Я помог тебе, я вытащил тебя из сточной канавы. Все, что у тебя есть – от меня.
   Можно было подумать, что в голове у него крутится и крутится какая-то дурацкая пластинка.
   – Добрый доктор, добрый самаритянин! Так что бы ты сделал, если бы так было?
   – Сколько можно терпеть из-за женщины? У меня в столе лежит пистолет... – с трудом выдохнул он.
   – Значит, ты пристрелил бы меня как собаку, да? Ведь я как собака?
   Она твердо стояла на чуть расставленных ногах. Шагнув к нему движением торговки, она, казалось, подавляла его своей силой, черпая ее из его слабости.
   – Я убью тебя! – крикнул он высоким голосом.
   Несколько слезинок выкатилось из его глаз и побежало по унылым колеям, тянувшимся от крыльев его носа к подбородку. Он был характерным типом человека, склонного к самоубийству, но никогда бы не решившегося его совершить. Внезапно я понял, почему его описание страхов Люси звучало так убедительно: он описывал свои собственные.
   – Давай, действуй! – сказала она. – Может быть эта мысль не так уж и плоха.
   Стегая его словами, она подступала к нему мелкими шажками, уперев руки в бедра.
   Он отпрянул от нее, протянув к ней руку в умоляющем жесте. Его шляпа зацепилась за край вешалки и упала на пол. У него был совершенно потерянный вид.
   – Нет, Бесс, – заговорил он так быстро, что я едва различал слова. Я не это хотел сказать. Я тебя люблю. Ты – все, что у меня есть.
   – С каких пор я у тебя есть?
   Он отвернулся к стене, уткнулся лицом в пластик, и плечи его затряслись. Библия упала на пол.
   Я взял Бесс сзади за локоть.
   – Оставьте его в покое.
   – Это почему?
   – Я не могу смотреть на мужчину, раздавленного женщиной.
   – Так можете уйти.
   – Это вы уйдете.
   – Да вы знаете, с кем вы разговариваете?
   В ней все еще горел огонь, но это скорее был предупредительный сигнал.
   – С подружкой Синглентона, – ответил я ей на ухо. – А теперь убирайтесь отсюда. У меня есть ряд вопросов к вашему мужу.
   Я вытолкал ее за дверь и закрыл ее. Она не сопротивлялась, но я чувствовал, что она стоит за дверью.
   – Доктор Беннинг. Он не ответил. Через некоторое время он повернулся ко мне лицом. Несмотря на возраст, лысину и помятый вид, он был похож на подростка, одетого как взрослый.
   – Она – все, что у меня есть, – повторил он. – Не отбирайте ее у меня.
   Он опускался все ниже и ниже в ад самоуничижения. Я потерял терпение.
   – Я бы не принял ее даже в подарок. А теперь возьмите себя в руки и ответьте мне: где вчера была ваша жена от пяти до шести часов вечера?
   – Здесь, со мной.
   Каждое его слово прерывалось всхлипываниями.
   – Где она была между двенадцатью часами ночи и восемью часами сегодняшнего утра?
   – В постели, конечно.
   – Вы можете поклясться на библии?
   – Да, могу.
   Он поднял с пола библию и держал ее, положив на нее правую руку ладонью вниз.
   – Клянусь в том, что моя жена между пятью и шестью часами вчерашнего вечера и всю прошедшую ночь, от полуночи до утра была со мной, в этом доме. Этого достаточно?
   – Да, благодарю вас.
   Этого совсем не было достаточно, но на большее мне нельзя было рассчитывать, пока я не найду улик.
   – Это все?
   Его голос звучал как-то неуверенно. Я подумал, уж не боится ли он оставаться наедине со мной в доме.
   – Не совсем. До вчерашнего дня у вас была прислуга, Флори. Так?
   – Да, Флорида Гутиерец. Жена рассчитала ее за некомпетентность.
   – Вам известен ее адрес?
   – Конечно. Она ведь прослужила у меня почти год. Восточная Гидальго-стрит, 437, квартира Е.
   Миссис Беннинг стояла у двери. Она прижалась к стене, чтобы дать мне дорогу. Ни она, ни я не сказали ни слова.
* * *
   Длинный одноэтажный дом 437 находился на правой стороне Гидальго-стрит и выходил окнами на захламленную заднюю улицу. По другую сторону улицы находилась высокая проволочная ограда склада лесоматериалов. Выйдя из машины, я почувствовал запах сосны.
   У входа на крытую галерею, опоясывающую дом, сидел в кресле у стены толстый мексиканец. На нем была ярко-зеленая вискозная рубашка, подчеркивающая каждую складку его живота и груди.
   – Доброе утро, – сказал я.
   – По-моему, добрый день.
   Он перекатил коричневую сигарету из одного угла рта в другой и изменил положение тела, навалившись всем весом на одну ногу, обутую в тапки. На стене, в том месте, где покоилась его седая голова, виднелось сальное пятно. На открытой двери за его спиной красовалась большая красная буква "А".
   – Тогда добрый день. Где квартира "Е"?
   – Вторая дверь от конца.
   Он указал сигаретой на дальний конец галереи, где сидели в тени и созерцали лесной склад несколько темнокожих мужчин и женщин в воскресных одеждах.
   – Если вы ищите Флориду, то ее там нет.
   – Флориду Гутиерец.
   – Гутиерец, – поправил он меня, делая ударение на второй слог. – Она уехала.
   – Куда?
   – Откуда мне знать куда? Мне она сказала, что уезжает жить к сестре в Салинас.
   Его темные глаза хранили насмешливо-циничное выражение.
   – Когда она уехала?
   – Вчера вечером, около десяти. Она задолжала мне за пять недель. Пришла с кучей денег в руках и спросила: «сколько я должна? Я переезжаю и буду жить у сестры в Салинасе». Я видел, что возле дома у большой машины ждет мужчина, и сказал: «Флорида, твоя сестра изменила внешность». А она ответила: «Это мой зять». А я сказал: "Счастливая ты женщина, Флорида. Вчера чуть не попала в армию голодных, а сегодня уезжаешь с зятем в «бьюике».
   Он зажег сигарету, зажал ее в смеющихся белых зубах и выпустил клуб дыма.
   – Вы видели «бьюик»?
   – Прекрасный большой «бьюик», – ответил он. – С дырой в боку. И на нем уехала глупая девчонка с дырявой головой. Что я мог подлать?
   Он развел руками в насмешливо-покорном жесте.
   – Она ведь, слава богу, не член семьи Мартинес, – тихо добавил он.
   – Вы заметили цвет машины?
   – Точно сказать не могу, было темно. Кажется голубая или зеленая.
   – А что за мужчина?
   Он недоверчиво посмотрел на меня.
   – С Флоридой что-нибудь случилось? Вы из полиции?
   Я показал ему свое удостоверение и прослушал, как он читает его по слогам.
   – Я так и подумал, что будут неприятности, – спокойно заметил он.
   – Мужчина был молодой и красивый?
   – Он был среднего возраста. Он даже не вышел, когда Флорида вытащила свои вещи. Никаких манер! Я не видел, как он выглядит.
   – Вы можете его описать?
   – Я его как следует не разглядел.
   – Есть у меня один на примете, – сказал я. – Короткие темные волосы, полноватый, хитрый вид, глаза как вишни, в панаме и светло-коричневом пиджаке. Называет себя Джулианом Десмондом.
   Мексиканец щелкнул пальцами.
   – Это он самый. Флорида называла его Джулианом. Он правда ее зять?
   – Нет. Вы были правы насчет него. Думаю, вы хорошо знаете этот город, мистер Мартинес?
   Это предположение видимо приободрило его.
   – За шестьдесят-то три года – как не знать. Здесь родился еще мой отец.
   – Тогда вы, наверное, сможете ответить на такой вопрос. Если бы вы были на месте этого Джулиана и хотели повести Флориду в отель переночевать, какой бы вы выбрали?
   – Любой в нижнем городе, думаю.
   – Не назовете ли вы мне самые вероятные?
   Я достал записную книжку.
   Он посмотрел на нее с несчастным видом, обеспокоенный тем, что сказанное им превратится в буквы.
   – А что, серьезные неприятности?
   – Для нее – нет. Она нужна как свидетельница.
   – Свидетельница? Ну и ну! Для чего же свидетельница?
   – "Бьюик", на котором они уехали, попал сегодня утром в аварию. Мне нужно установить личность водителя.
   Старик облегченно вздохнул.
   – Буду рад помочь.
   Уходя от него, я располагал адресами семи отелей: «Ринчерия», «Бесса», «Оклахома», «Калифорния», «Великий Запад», «Тихоокеанский» и «Ривьера».
   Повезло мне в третьем по счету, которым оказался «Великий Запад».

Глава 24

   Это был старый железнодорожный отель на Мейн-стрит, зажатый между проселочной дорогой и автострадой. Его кирпичный фасад с узкими окнами был таким печальным, будто большие грузовики, годами проезжавшие мимо, разбили его каменную душу. В холле по углам стояли медные плевательницы, на стенах висели старые фотогравюры с видами Тихого океана. За карточным столом в углу сидело четверо железнодорожников. У них были спокойные лица и твердые руки людей, привыкших жить по расписанию.
   Клерк был старый, с морщинами на лице и зелеными тенями под глазами.
   На нем была черная альпаковая шляпа. Да, мистер и миссис Десмонд были зарегистрированы, номер 310, третий этаж. Телефона нет, можно просто подняться. Посыльный по воскресеньям выходной, – так рассказал он.
   Я направился к лифту. Клерк остановил меня.
   – Подождите минутку, молодой человек. Вы же все равно идете наверх. Передайте, пожалуйста, телеграмму мистеру Десмонду. Она пришла сегодня утром и мне не хотелось его беспокоить.
   Зеленые тени придавали его лицу какой-то загробный вид.
   Я взял запечатанный желтый конверт.
   – Я передам его.
   – Лифт не работает, – проныл он. – Вам придется подняться по лестнице.
   На втором этаже было жарче, чем на первом, на третьем стояла духота.
   В конце глухого, без окна, коридора, освещенного двадцативаттной лампочкой, я нашел дверь, которую искал. С ее ручки свисала картонка с надписью: «не беспокоить».
   Я постучал. Застонали пружины кровати. Женский голос сонно спросил:
   – Кто это? Джулиан?
   – Флори? – отозвался я.
   Нетвердые шаги прошлепали к двери. Флори промямлила в замочную скважину:
   – Минутку. Я сегодня ничего не соображаю.
   Я сунул телеграмму в карман пиджака. Дверь отворилась внутрь, и я шагнул в комнату. В течение долгих пяти или шести секунд Флори молча смотрела на меня. Ее черные волосы были спутаны и скручены в спирали. Глаза под нависшими веками устало блестели. При той странной испуганной позе, какую приняло ее голое тело, ее бедра и грудь казались какими-то лишними. Очерченные ярко-красной помадой губы на желтоватом лице были похожи на увядшую розу, втиснутую в пластилин.
   Она вдруг рванулась к кровати и натянула на себя простыню. Ее рот широко раскрылся, и я увидел бледные нежные десны.
   – Что вам угодно?
   – Не вас, Флори. Не бойтесь.
   Воздух в комнате был спертый, пропитанный запахом дешевого спиртного и духов. На полу возле кровати стоял полупустой кувшин с мускатным пойлом. Одежда Флори была разбросана по полу, валялась в кресле и на комоде. Я догадался, что она снимала ее с привычной яростью еще до того, как напилась до потери сознания.
   – Кто вы? Вас послал Джулиан?
   – "Служба охраны отелей" наняла меня для проверки фальшивых регистраций.
   Я не упомянул о том, что работа моя на этом поприще окончилась лет десять назад.
   Флори вцепилась в край простыни.
   – Я не регистрировалась. Это все сделал он. А больше мы ничего не делали. Он привез меня сюда вчера вечером и оставил с кувшином этой мускатной бурды. Потом он уехал, и с тех пор я его не видела. Я прождала его полночи, но он так и не вернулся. Так что причем здесь я?
   – Я заключу с вами сделку. Если будете со мной сотрудничать – никакого штрафа.
   Тень подозрения легла на ее лицо.
   – Как понимать – сотрудничать?
   Ее тело напряженно застыло под простыней.
   – Просто ответить на мои вопросы. Нужен-то мне Десмонд. Похоже, что он от вас сбежал.
   – Сколько сейчас времени?
   – Час тридцать.
   – Сегодня воскресенье?
   – Угу.
   – Удрал! Он обещал взять меня с собой.
   Она села, продолжая прикрывать простыней свое чрезмерно пышное тело.
   – Как вы с ним познакомились?
   – Мы не знакомились. Как-то вечером на прошлой неделе он явился в приемную, кажется во вторник. Я только что закончила уборку. Доктор уже ушел, в библиотеку или куда-то еще, и я была совсем одна.
   – А где была миссис Беннинг?
   – Наверху, я думаю. Да, она была наверху с этой цветной девушкой, своей подругой.
   – С Люси Чампион?
   – Да, с ней. У некоторых людей такие странные друзья. Эта Люси пришла к ней в гости, и они поднялись наверх. Джулиан Десмонд сказал, что хотел увидеть именно меня. Он рассказывал мне сказки о том, как на Гавайях нанял медсестру за четыреста долларов в месяц! А я вела себя как дура. Позволила выспрашивать меня о моей работе, а вечером он встретился со мной, напоил и задал мне кучу вопросов о миссис Беннинг и этой Люси. Я сказала ему, что понятия не имею ни о Люси, ни о миссис Беннинг. Ему хотелось узнать, когда она вернулась к мужу, крашеные ли у нее волосы, на самом ли деле они женаты и тому подобное.
   – И что вы ему сказали?
   – Сказала, что она вернулась в конце уикэнда, две недели тому назад. Когда я пришла в понедельник утром, она уже была дома. Доктор сказал: «Познакомьтесь с моей женой. Она была в санатории». Она не показалась мне крашеной...
   Внезапно Флори замолчала. Посидев немного, она сказала:
   – Вот все, что я ему рассказала. Я поняла, к чему он подбирается, и вам не удастся поймать меня на игре в шантаж.
   – Понятно. А было еще о чем рассказать?
   – Нет. Больше ничего, совсем ничего. Я ничего не знаю о миссис Беннинг. Она для меня тайна.
   Я изменил тактику.
   – Почему она вас уволила?
   – Она меня не увольняла.
   – Почему же вы уехали?
   – Я больше не хотела на нее работать.