Хэйс слегка подтолкнул меня. Его влажные глаза сияли, видимо, он был уверен в себе.
– Я знаю, что за этим делом стоят большие деньги.
– Сколько?
– Пять кусков. Готов быть с тобой в пополаме.
– Почему?
– Простая предосторожность, дружок.
В отличие от большинства закоренелых врунов, он умел эффектно использовать правду.
– Ударь меня – и я готов. Выстрели в меня – и я истеку кровью. Напугай меня – и я потеряю над собой контроль. Я не из числа храбрецов. Мне нужен партнер, который не бросит меня.
– Или мишень?
– Что за гадкая мысль! Это дело легальное, поверь мне. А легально не часто удается перехватить кусок в двадцать пять сотен.
– Продолжай.
– Минутку. Обменяемся знаниями, вот что я предложил. А ты пока не сказал мне ничего. Например, о том, что наговорила тебе эта леди.
– Леди?
– Женщина, дама, кто она там. Та, с мальчишеской прической и бриллиантами. Она тебя наняла?
– Ты все знаешь, Макс. Похоже, что я не смогу сообщить тебе ничего нового.
– А ты попробуй. Так что же она тебе рассказала?
– Кое-что о пропавших драгоценностях. Но это звучало не очень убедительно.
– Все же лучше той чепухи, какую она наболтала мне. Знаешь, что она мне наговорила? Будто девушка была служанкой ее покойного мужа, а когда тот умер, то оставил ей что-то по завещанию. Она же – душеприказчик, и должна, во исполнения желания покойного мужа, найти Люси и заплатить.
Он передразнил унину фальшивую сентиментальность.
– Она, наверно, решила, что имеет дело с идиотом.
– Когда это было?
– С неделю назад. Я добрую неделю рыскал в поисках этой черномазой.
Он бросил злобный взгляд в окно на согнутую спину Люси.
– Я ее нашел, и что же происходит? Звоню своей доброй нанимательнице, прошу дальнейших инструкций, а она меня вышибает.
– Что она хотела узнать, Макс?
– А ты со мной в деле?
– Зависит от обстоятельств. – Дьявол. Я предлагаю тебе половину в крупной сделке, а ты говоришь, что это зависит от обстоятельств. Я перед тобой весь, как голенький, а ты молчишь, как устрица. Это не этично.
– А пять кусков этично?
– Я же тебе обещал... Я уже горел, я уже терял свою лицензию...
– Никакого шантажа?
– Абсолютно. Если хочешь знать чистую правду, то вот она: дело настолько легально, что я его боюсь.
– Хорошо. Вот что я думаю. Ей нужна совсем не Люси. Люси – путь к кому-то еще.
– Быстро соображаешь. А ты знаешь, к кому именно?
– Имени я не знаю.
– Ага.
Его улыбка была полна превосходства своего знания.
– Это он. У меня есть его имя, приметы и все остальное. А эта малышка должна вывести нас на него.
Хэйс отдался своей эмоциональности. Его вишнево-карие глаза выкатились из орбит, руки поздравляли одна другую. Для меня же его история была слишком хороша, чтобы быть правдой, но она была правдой.
Люси внезапно выпрямилась, вскочила на ноги и кинулась к выходу. Я оставил Хэйса и последовал за ней. Когда я завернул за угол станции, Люси садилась в зеленый «форд». За рулем сидел Алекс Неррис. Машина отъехала прежде, чем захлопнулась дверца.
На стоянке за станцией было одно такси. Его шофер, развалившись, дремал на переднем сиденье. Форменная фуражка закрывала верхнюю часть его лица, рот был широко открыт. Он храпел. Уголком глаза я увидел, что «форд» повернул налево к шоссе.
Я потряс шофера за плечо. Он был маленький и седой, но рвался в бой.
– Полегче, полегче, пожалуйста. Что такое?
Я показал ему деньги.
– Давайте за тем «фордом».
– Ладно, ладно, полегче.
Макс Хэйс намеревался устроиться рядом со мной, но я захлопнул дверцу перед его носом, и такси рванулось с места. Мы выехали на шоссе и успели заметить, как «форд» повернул налево, где дорога пересекалась с шоссе на Лос-Анджелес. На перекрестке нас остановил красный свет. Прошла целая вечность, пока он сменился на зеленый. Мы быстро выехали из города и помчались по шоссе. Никакого «форда» не было видно.
В пяти километрах от города я велел шоферу повернуть.
– Извини, – сказал он. – Я не мог ехать на красный свет при таком движении. У тебя неприятности с этими людьми?
– Нет, ничего.
Когда я вернулся на станцию, Хэйс уже ушел. Это меня вполне устраивало. Я заказал завтрак – самую безопасную еду в этих стационарных закусочных – и, приступив к еде, обнаружил, что голоден.
Было немного больше пяти, когда я покончил с беконом и яйцами. Я вернулся пешком в мотель «Горный вид».
Глава 6
Глава 7
– Я знаю, что за этим делом стоят большие деньги.
– Сколько?
– Пять кусков. Готов быть с тобой в пополаме.
– Почему?
– Простая предосторожность, дружок.
В отличие от большинства закоренелых врунов, он умел эффектно использовать правду.
– Ударь меня – и я готов. Выстрели в меня – и я истеку кровью. Напугай меня – и я потеряю над собой контроль. Я не из числа храбрецов. Мне нужен партнер, который не бросит меня.
– Или мишень?
– Что за гадкая мысль! Это дело легальное, поверь мне. А легально не часто удается перехватить кусок в двадцать пять сотен.
– Продолжай.
– Минутку. Обменяемся знаниями, вот что я предложил. А ты пока не сказал мне ничего. Например, о том, что наговорила тебе эта леди.
– Леди?
– Женщина, дама, кто она там. Та, с мальчишеской прической и бриллиантами. Она тебя наняла?
– Ты все знаешь, Макс. Похоже, что я не смогу сообщить тебе ничего нового.
– А ты попробуй. Так что же она тебе рассказала?
– Кое-что о пропавших драгоценностях. Но это звучало не очень убедительно.
– Все же лучше той чепухи, какую она наболтала мне. Знаешь, что она мне наговорила? Будто девушка была служанкой ее покойного мужа, а когда тот умер, то оставил ей что-то по завещанию. Она же – душеприказчик, и должна, во исполнения желания покойного мужа, найти Люси и заплатить.
Он передразнил унину фальшивую сентиментальность.
– Она, наверно, решила, что имеет дело с идиотом.
– Когда это было?
– С неделю назад. Я добрую неделю рыскал в поисках этой черномазой.
Он бросил злобный взгляд в окно на согнутую спину Люси.
– Я ее нашел, и что же происходит? Звоню своей доброй нанимательнице, прошу дальнейших инструкций, а она меня вышибает.
– Что она хотела узнать, Макс?
– А ты со мной в деле?
– Зависит от обстоятельств. – Дьявол. Я предлагаю тебе половину в крупной сделке, а ты говоришь, что это зависит от обстоятельств. Я перед тобой весь, как голенький, а ты молчишь, как устрица. Это не этично.
– А пять кусков этично?
– Я же тебе обещал... Я уже горел, я уже терял свою лицензию...
– Никакого шантажа?
– Абсолютно. Если хочешь знать чистую правду, то вот она: дело настолько легально, что я его боюсь.
– Хорошо. Вот что я думаю. Ей нужна совсем не Люси. Люси – путь к кому-то еще.
– Быстро соображаешь. А ты знаешь, к кому именно?
– Имени я не знаю.
– Ага.
Его улыбка была полна превосходства своего знания.
– Это он. У меня есть его имя, приметы и все остальное. А эта малышка должна вывести нас на него.
Хэйс отдался своей эмоциональности. Его вишнево-карие глаза выкатились из орбит, руки поздравляли одна другую. Для меня же его история была слишком хороша, чтобы быть правдой, но она была правдой.
Люси внезапно выпрямилась, вскочила на ноги и кинулась к выходу. Я оставил Хэйса и последовал за ней. Когда я завернул за угол станции, Люси садилась в зеленый «форд». За рулем сидел Алекс Неррис. Машина отъехала прежде, чем захлопнулась дверца.
На стоянке за станцией было одно такси. Его шофер, развалившись, дремал на переднем сиденье. Форменная фуражка закрывала верхнюю часть его лица, рот был широко открыт. Он храпел. Уголком глаза я увидел, что «форд» повернул налево к шоссе.
Я потряс шофера за плечо. Он был маленький и седой, но рвался в бой.
– Полегче, полегче, пожалуйста. Что такое?
Я показал ему деньги.
– Давайте за тем «фордом».
– Ладно, ладно, полегче.
Макс Хэйс намеревался устроиться рядом со мной, но я захлопнул дверцу перед его носом, и такси рванулось с места. Мы выехали на шоссе и успели заметить, как «форд» повернул налево, где дорога пересекалась с шоссе на Лос-Анджелес. На перекрестке нас остановил красный свет. Прошла целая вечность, пока он сменился на зеленый. Мы быстро выехали из города и помчались по шоссе. Никакого «форда» не было видно.
В пяти километрах от города я велел шоферу повернуть.
– Извини, – сказал он. – Я не мог ехать на красный свет при таком движении. У тебя неприятности с этими людьми?
– Нет, ничего.
Когда я вернулся на станцию, Хэйс уже ушел. Это меня вполне устраивало. Я заказал завтрак – самую безопасную еду в этих стационарных закусочных – и, приступив к еде, обнаружил, что голоден.
Было немного больше пяти, когда я покончил с беконом и яйцами. Я вернулся пешком в мотель «Горный вид».
Глава 6
Ключ Люси, со свисавшим на медном кольце номером, торчал в двери. Повинуясь импульсу, я постучал. Никакого ответа. Я оглядел двор, погруженный в истому жаркого вечера. На дальнем его конце в прицепах, как сверчки, щебетали дети. Я снова постучал и, не получив ответа, нажал ручку и вошел в комнату. Люси лежала почти у моих ног. Я закрыл дверь и посмотрел на часы. Пять семнадцать.
Жалюзи на окне были опущены, свет проникал в щели между планками, и пылинки в его полосках отплясывали пляску святого Витта. На стене возле двери находился выключатель, и я нажал на него ключом. Желтые стены сомкнулись вокруг меня, потолок с кольцами концентрических кругов сдавил голову. Круг света падал прямо на лицо Люси, на ее серое, как глиняная маска, лицо, плавающее в луже черной крови. Ее перерезанное горло зияло, как пасть грифа.
Я прислонился к двери и немного отодвинулся от Люси, но смерть уже связала меня с ней крепче, чем любая церемония.
Одна рука ее была вытянута и возле распростертой на полу ладони сверкнуло что-то металлическое. Я наклонился и посмотрел. Это был ручной работы нож с кривым пятнадцатисантиметровым лезвием и черной деревянной рукояткой, украшенной резными листьями. Кровь застыла на нем пятнами.
Я переступил через тело и подошел к кровати. Она была точно такая же, как и в моей комнате. Зеленое покрывало было смято в том месте, где она лежала. Возле кровати стояли закрытые чемоданы. Я открыл один из них, пользуясь для этой цели чистым носовым платком, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. В нем лежало аккуратно сложенное форменное платье медсестры, хрустящее от крахмала. Во втором чемодане вещи находились в полном беспорядке. Туда покидали без разбора клубок чулок, поношенное платье, несвежие блузки, нижнее белье, пачку журналов с любовными историями и альбом пластинок Эллингтона, завернутый в красную шелковую пижаму. В боковом кармане, среди коробок с пудрой и кремами, я нашел конверт.
Он был адресован миссис Неррис, Белла-сити, Мезон-стрит, 14, для Люси Чампион. Судя по марке, он был отправлен из Детройта девятого сентября. На вложенном в него письме не было ни даты, ни обратного адреса.
"Дорогая Люси!
Я очень сожалею, что ты потеряла работу. Мы все думали, как ты там живешь одна. Но ты никогда не понимала, что это такое. Конечно, мы хотим, чтобы ты вернулась, только вот деньги на билет собери сама, а то у нас нет. Твой отец снова без работы и я снова тащу семью, трудно сводить концы с концами. Всегда сможем дать тебе постель и что поесть, приезжай, дома будет лучше. Брат учится в школе хорошо, пишет это за меня.
Надеюсь, ты сможешь справиться сама со своими неприятностями.
Мама.
Как поживает твой друг? Ты знаешь, кто".
Письмо изобиловало орфографическими ошибками. Я положил его на место и закрыл чемодан. Его замок тяжело щелкнул, будто в последний раз. Сумочка Люси лежала в углу, у кучке пыли. В ней находилась губная помада, испачканный ею носовой платок, несколько десяти, пяти и однодолларовых банкнот и несколько монет, билет до Детройта, страховая карточка и вырезка из газеты. В ней старомодным шрифтом было напечатано сообщение под заголовком:
МАТЬ ПРЕДЛАГАЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА СВЕДЕНИЯ ОБ ИСЧЕЗНУВШЕМ СЫНЕ "Эройо-Бич, восьмого сентября. Миссис Чарльз А. Синглентон, лицо, занимающее видное положение в жизни этого курортного города, объявила сегодня о вознаграждении в 5000 долларов за информацию, касающуюся местонахождения ее исчезнувшего сына. Сын, Чарльз Э. Синглентон-младший, исчез из местного отеля неделю назад, вечером первого сентября. С тех пор друзья и родственники о нем ничего не слышали.
Синглентон, выпускник Гарвардского университета и лейтенант запаса Воздушного Флота, имеет средний рост и атлетическое сложение, темные вьющиеся волосы, карие глаза и ярко-белое лицо. В последний раз на нем был серый костюм из камвольной шерсти, белая рубашка и темно-красный галстук, верхней одежды не было. Исчезнувший сын покойного мистера Чарльза Э. Синглентона является наследником сельскохозяйственного предприятия Синглентона. Его дедом с материнской стороны был полковник Айзек Вельдес, женившийся на Мэри Карлайл, дочери основателя огромного состояния.
Местная полиция отклоняет предположение о принуждении, хотя сама миссис Синглентон выражает опасение за безопасность своего сына. Местный шериф Оскар Ленсон заявил: «Похищение следует полностью исключить». Прежде всего, не было никакого требования о вознаграждении. Что же касается принуждения, то обстоятельства указывают на то, что мистер Синглентон покинул Эройо-Бич по своей воле, руководствуясь личными причинами. Следует помнить, что он человек молодой, холостой и любит путешествовать. Тем не менее, мы делаем все для того, чтобы его разыскать, и будем рады любой информации.
Лица, имеющие какую-либо информацию о Синглентоне, должны срочно связаться с капитаном Кеннеди из конторы шерифа Эройо-Бич."
Я дважды прочел объявление, запомнил имена и места, потом убрал вырезку в сумочку, а сумочку положил в угол. В некотором смысле, я знал теперь меньше, чем раньше. Так что-то, написанное на непонятном языке, только усугубляет ваше невежество. Я посмотрел на часы. Пять двадцать четыре. С того момента как я нашел Люси, прошло семь минут.
Чтобы пройти к двери, мне пришлось снова перешагнуть через ее тело. Прежде, чем выключить свет, я посмотрел на ее серое лицо. Отчужденное и уже сильно изменившееся, оно ни о чем мне не сказало.
Во дворе желтый солнечный свет казался слабым и поблеклым, словно это время дня было для него невыносимым. Старая машина свернула с шоссе и покатила по двору к прицепам, оставляя за собой облачко пыли в неподвижном воздухе. Я подождал, пока уляжется пыль, потом пошел к офису. По дороге туда я заметил, что из-за ворот за мной наблюдает Алекс Неррис.
Он побежал ко мне, неуклюже и быстро, в слишком тесном для него отглаженном голубом костюме. Я остановился и приготовился к нападению. Он был тяжелый и сильный и знал, как использовать свой вес. Он саданул меня плечом в диафрагму и повалил на землю на спину. Я встал. Пользоваться кулаками он не умел. Я выдал ему хук левой, и от удара в тело голова его оказалась в удобном для апперкота положении. Но вместо этого, спасая свои кулаки и его лицо, я зажал его правую руку и вывернул ее за спину.
– Отпустите меня! – воскликнул он. – Будем драться честно. Я вам покажу!
– Ты мне покажешь. Я слишком стар для драки.
– Я могу вышибить из вас мозги. Пустите меня. Что вы делали в комнате Люси?
– С ней кое-что случилось.
Я держал его руку, не давая ему возможности двигаться, так что ему пришлось повернуть шею и взглянуть на меня сбоку. На его черном лбу блестели капельки пота, а глаза были большие и блестящие от предчувствия несчастья.
– Вы лжете, пустите меня!
– Ты можешь постоять спокойно и выслушать меня, как разумный человек?
– Нет!
Но его ответ был лишен убежденности. Глаза его затуманились, еще минута – и на них выступят слезы. Он был мальчиком в мужском обличье. Я отпустил его.
Он медленно выпрямился, потирая скрюченную руку. На другом конце двора собралась кучка зрителей, медленно подогревавшая себя до соблазна насилием.
– Идем в офис, Алекс.
Он окаменел.
– Кому я там понадобился? – Никому. Все равно, идем. – Мне незачем туда идти.
– Тебе сколько лет, Алекс? – Девятнадцать, скоро будет двадцать.
– Имел когда-нибудь неприятности с полицией?
– Никогда. Спросите у моей матери.
– Люси твоя подруга?
– Она мне не подруга. Мы собирались пожениться... Я могу содержать жену, – добавил он патетически.
– Конечно, можешь.
Взгляд его ярких карих глаз впился в мое лицо.
– Что-нибудь случилось? Что вы там делали?
Я отступил назад, повинуясь импульсу.
– Я заходил поговорить с ней. Хотел предупредить ее, чтобы она не уезжала из города.
– Мы сегодня уезжаем. Вот почему я здесь жду. Она пошла за вещами.
Он обернулся и посмотрел на дверь седьмого номера.
– Почему она не выходит? Она больна?
– Она не выйдет, – ответил я.
Толпа зрителей двинулась от прицепов к нам, издавая короткие возгласы угроз и волнения. Я открыл дверь офиса и придержал ее для Алекса. Он прошел мимо меня, шевеля одними ногами.
Человек, который любил только Этель, сидел на кровати спиной к двери, зажав в руке полупустую бутылку кока-колы. Он встал и подошел к стойке, потом взглянул на оставленную кровать. С обложки разложенного на подушке журнала гологрудая красотка молча взывала о помощи.
Оставив ее мольбы без внимания, лысый клерк спросил:
– Чем могу быть вам полезен?
Потом его мозг медленно прореагировал на чернокожего парня.
– Что ему надо?
– Позвонить, – ответил я.
– Звонок местный?
– В полицию. Вы знаете номер?
Номер он знал.
– Неприятности?
– В седьмом номере. Идите, поглядите. Но я бы не стал и другим не посоветовал бы.
Он наклонился над прилавком и его лысина замаячила, как деревенский сыр.
– Что случилось?
– Посмотрите сами. Но сначала дайте мне телефон.
Он поставил на прилавок аппарат и ушел. Алекс сделал попытку последовать за ним, но я удержал его правой рукой, а левой набрал номер. Когда он услышал мое сообщение дежурному сержанту, то упал ничком на стойку, навалившись всей тяжестью на руки. Его тело затряслось от рыданий. Сержант сказал, что немедленно высылает машину.
Я положил руку на спину юноши, но он стряхнул ее.
– Что ты здесь делал, Алекс?
– Это мое дело.
– Ждал Люси?
– Если знаете, то нечего спрашивать.
– Сколько времени ты ее ждал?
– Почти полчаса. Я несколько раз объехал вокруг квартала и вернулся. Я посмотрел на часы – было пять тридцать одна.
– Она пришла около пяти?
– Около пяти.
– Она вошла одна?
– Да, одна.
– А потом кто-нибудь входил?
– Я никого не видел.
– Кто-нибудь выходил?
– Вы. Я видел, как вы выходили.
– А кроме меня? Раньше меня?
– Я не видел. Я объезжал вокруг квартала.
– А ты входил к ней?
– Нет, сэр, не входил.
– Почему?
– Она сказала, что забежит только на пять минут. Ее чемоданы были уже уложены.
– Ты мог бы зайти.
– Я не хотел. Она этого не хотела.
– Люси выдавала себя за белую, так ведь?
– А если и так? В штате нет закона, запрещающего это.
– Ты хорошо информирован, – сказал я. – Ходишь в школу?
– Я только что поступил в колледж первой ступени. Но я ухожу из него.
– Чтобы жениться?
– Я никогда не женюсь. Теперь я никогда не женюсь. Убегу и сгину.
Он повесил голову и, казалось, говорил со стойкой.
– Тебе придется остаться здесь и ответить на множество вопросов. Возьми себя в руки.
Я с силой потряс его за плечо, но он не шевельнулся и не двинулся.
Лишь когда послышался воющий звук сирены, голова его дернулась вверх, как у загнанного зверя.
Жалюзи на окне были опущены, свет проникал в щели между планками, и пылинки в его полосках отплясывали пляску святого Витта. На стене возле двери находился выключатель, и я нажал на него ключом. Желтые стены сомкнулись вокруг меня, потолок с кольцами концентрических кругов сдавил голову. Круг света падал прямо на лицо Люси, на ее серое, как глиняная маска, лицо, плавающее в луже черной крови. Ее перерезанное горло зияло, как пасть грифа.
Я прислонился к двери и немного отодвинулся от Люси, но смерть уже связала меня с ней крепче, чем любая церемония.
Одна рука ее была вытянута и возле распростертой на полу ладони сверкнуло что-то металлическое. Я наклонился и посмотрел. Это был ручной работы нож с кривым пятнадцатисантиметровым лезвием и черной деревянной рукояткой, украшенной резными листьями. Кровь застыла на нем пятнами.
Я переступил через тело и подошел к кровати. Она была точно такая же, как и в моей комнате. Зеленое покрывало было смято в том месте, где она лежала. Возле кровати стояли закрытые чемоданы. Я открыл один из них, пользуясь для этой цели чистым носовым платком, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. В нем лежало аккуратно сложенное форменное платье медсестры, хрустящее от крахмала. Во втором чемодане вещи находились в полном беспорядке. Туда покидали без разбора клубок чулок, поношенное платье, несвежие блузки, нижнее белье, пачку журналов с любовными историями и альбом пластинок Эллингтона, завернутый в красную шелковую пижаму. В боковом кармане, среди коробок с пудрой и кремами, я нашел конверт.
Он был адресован миссис Неррис, Белла-сити, Мезон-стрит, 14, для Люси Чампион. Судя по марке, он был отправлен из Детройта девятого сентября. На вложенном в него письме не было ни даты, ни обратного адреса.
"Дорогая Люси!
Я очень сожалею, что ты потеряла работу. Мы все думали, как ты там живешь одна. Но ты никогда не понимала, что это такое. Конечно, мы хотим, чтобы ты вернулась, только вот деньги на билет собери сама, а то у нас нет. Твой отец снова без работы и я снова тащу семью, трудно сводить концы с концами. Всегда сможем дать тебе постель и что поесть, приезжай, дома будет лучше. Брат учится в школе хорошо, пишет это за меня.
Надеюсь, ты сможешь справиться сама со своими неприятностями.
Мама.
Как поживает твой друг? Ты знаешь, кто".
Письмо изобиловало орфографическими ошибками. Я положил его на место и закрыл чемодан. Его замок тяжело щелкнул, будто в последний раз. Сумочка Люси лежала в углу, у кучке пыли. В ней находилась губная помада, испачканный ею носовой платок, несколько десяти, пяти и однодолларовых банкнот и несколько монет, билет до Детройта, страховая карточка и вырезка из газеты. В ней старомодным шрифтом было напечатано сообщение под заголовком:
МАТЬ ПРЕДЛАГАЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА СВЕДЕНИЯ ОБ ИСЧЕЗНУВШЕМ СЫНЕ "Эройо-Бич, восьмого сентября. Миссис Чарльз А. Синглентон, лицо, занимающее видное положение в жизни этого курортного города, объявила сегодня о вознаграждении в 5000 долларов за информацию, касающуюся местонахождения ее исчезнувшего сына. Сын, Чарльз Э. Синглентон-младший, исчез из местного отеля неделю назад, вечером первого сентября. С тех пор друзья и родственники о нем ничего не слышали.
Синглентон, выпускник Гарвардского университета и лейтенант запаса Воздушного Флота, имеет средний рост и атлетическое сложение, темные вьющиеся волосы, карие глаза и ярко-белое лицо. В последний раз на нем был серый костюм из камвольной шерсти, белая рубашка и темно-красный галстук, верхней одежды не было. Исчезнувший сын покойного мистера Чарльза Э. Синглентона является наследником сельскохозяйственного предприятия Синглентона. Его дедом с материнской стороны был полковник Айзек Вельдес, женившийся на Мэри Карлайл, дочери основателя огромного состояния.
Местная полиция отклоняет предположение о принуждении, хотя сама миссис Синглентон выражает опасение за безопасность своего сына. Местный шериф Оскар Ленсон заявил: «Похищение следует полностью исключить». Прежде всего, не было никакого требования о вознаграждении. Что же касается принуждения, то обстоятельства указывают на то, что мистер Синглентон покинул Эройо-Бич по своей воле, руководствуясь личными причинами. Следует помнить, что он человек молодой, холостой и любит путешествовать. Тем не менее, мы делаем все для того, чтобы его разыскать, и будем рады любой информации.
Лица, имеющие какую-либо информацию о Синглентоне, должны срочно связаться с капитаном Кеннеди из конторы шерифа Эройо-Бич."
Я дважды прочел объявление, запомнил имена и места, потом убрал вырезку в сумочку, а сумочку положил в угол. В некотором смысле, я знал теперь меньше, чем раньше. Так что-то, написанное на непонятном языке, только усугубляет ваше невежество. Я посмотрел на часы. Пять двадцать четыре. С того момента как я нашел Люси, прошло семь минут.
Чтобы пройти к двери, мне пришлось снова перешагнуть через ее тело. Прежде, чем выключить свет, я посмотрел на ее серое лицо. Отчужденное и уже сильно изменившееся, оно ни о чем мне не сказало.
Во дворе желтый солнечный свет казался слабым и поблеклым, словно это время дня было для него невыносимым. Старая машина свернула с шоссе и покатила по двору к прицепам, оставляя за собой облачко пыли в неподвижном воздухе. Я подождал, пока уляжется пыль, потом пошел к офису. По дороге туда я заметил, что из-за ворот за мной наблюдает Алекс Неррис.
Он побежал ко мне, неуклюже и быстро, в слишком тесном для него отглаженном голубом костюме. Я остановился и приготовился к нападению. Он был тяжелый и сильный и знал, как использовать свой вес. Он саданул меня плечом в диафрагму и повалил на землю на спину. Я встал. Пользоваться кулаками он не умел. Я выдал ему хук левой, и от удара в тело голова его оказалась в удобном для апперкота положении. Но вместо этого, спасая свои кулаки и его лицо, я зажал его правую руку и вывернул ее за спину.
– Отпустите меня! – воскликнул он. – Будем драться честно. Я вам покажу!
– Ты мне покажешь. Я слишком стар для драки.
– Я могу вышибить из вас мозги. Пустите меня. Что вы делали в комнате Люси?
– С ней кое-что случилось.
Я держал его руку, не давая ему возможности двигаться, так что ему пришлось повернуть шею и взглянуть на меня сбоку. На его черном лбу блестели капельки пота, а глаза были большие и блестящие от предчувствия несчастья.
– Вы лжете, пустите меня!
– Ты можешь постоять спокойно и выслушать меня, как разумный человек?
– Нет!
Но его ответ был лишен убежденности. Глаза его затуманились, еще минута – и на них выступят слезы. Он был мальчиком в мужском обличье. Я отпустил его.
Он медленно выпрямился, потирая скрюченную руку. На другом конце двора собралась кучка зрителей, медленно подогревавшая себя до соблазна насилием.
– Идем в офис, Алекс.
Он окаменел.
– Кому я там понадобился? – Никому. Все равно, идем. – Мне незачем туда идти.
– Тебе сколько лет, Алекс? – Девятнадцать, скоро будет двадцать.
– Имел когда-нибудь неприятности с полицией?
– Никогда. Спросите у моей матери.
– Люси твоя подруга?
– Она мне не подруга. Мы собирались пожениться... Я могу содержать жену, – добавил он патетически.
– Конечно, можешь.
Взгляд его ярких карих глаз впился в мое лицо.
– Что-нибудь случилось? Что вы там делали?
Я отступил назад, повинуясь импульсу.
– Я заходил поговорить с ней. Хотел предупредить ее, чтобы она не уезжала из города.
– Мы сегодня уезжаем. Вот почему я здесь жду. Она пошла за вещами.
Он обернулся и посмотрел на дверь седьмого номера.
– Почему она не выходит? Она больна?
– Она не выйдет, – ответил я.
Толпа зрителей двинулась от прицепов к нам, издавая короткие возгласы угроз и волнения. Я открыл дверь офиса и придержал ее для Алекса. Он прошел мимо меня, шевеля одними ногами.
Человек, который любил только Этель, сидел на кровати спиной к двери, зажав в руке полупустую бутылку кока-колы. Он встал и подошел к стойке, потом взглянул на оставленную кровать. С обложки разложенного на подушке журнала гологрудая красотка молча взывала о помощи.
Оставив ее мольбы без внимания, лысый клерк спросил:
– Чем могу быть вам полезен?
Потом его мозг медленно прореагировал на чернокожего парня.
– Что ему надо?
– Позвонить, – ответил я.
– Звонок местный?
– В полицию. Вы знаете номер?
Номер он знал.
– Неприятности?
– В седьмом номере. Идите, поглядите. Но я бы не стал и другим не посоветовал бы.
Он наклонился над прилавком и его лысина замаячила, как деревенский сыр.
– Что случилось?
– Посмотрите сами. Но сначала дайте мне телефон.
Он поставил на прилавок аппарат и ушел. Алекс сделал попытку последовать за ним, но я удержал его правой рукой, а левой набрал номер. Когда он услышал мое сообщение дежурному сержанту, то упал ничком на стойку, навалившись всей тяжестью на руки. Его тело затряслось от рыданий. Сержант сказал, что немедленно высылает машину.
Я положил руку на спину юноши, но он стряхнул ее.
– Что ты здесь делал, Алекс?
– Это мое дело.
– Ждал Люси?
– Если знаете, то нечего спрашивать.
– Сколько времени ты ее ждал?
– Почти полчаса. Я несколько раз объехал вокруг квартала и вернулся. Я посмотрел на часы – было пять тридцать одна.
– Она пришла около пяти?
– Около пяти.
– Она вошла одна?
– Да, одна.
– А потом кто-нибудь входил?
– Я никого не видел.
– Кто-нибудь выходил?
– Вы. Я видел, как вы выходили.
– А кроме меня? Раньше меня?
– Я не видел. Я объезжал вокруг квартала.
– А ты входил к ней?
– Нет, сэр, не входил.
– Почему?
– Она сказала, что забежит только на пять минут. Ее чемоданы были уже уложены.
– Ты мог бы зайти.
– Я не хотел. Она этого не хотела.
– Люси выдавала себя за белую, так ведь?
– А если и так? В штате нет закона, запрещающего это.
– Ты хорошо информирован, – сказал я. – Ходишь в школу?
– Я только что поступил в колледж первой ступени. Но я ухожу из него.
– Чтобы жениться?
– Я никогда не женюсь. Теперь я никогда не женюсь. Убегу и сгину.
Он повесил голову и, казалось, говорил со стойкой.
– Тебе придется остаться здесь и ответить на множество вопросов. Возьми себя в руки.
Я с силой потряс его за плечо, но он не шевельнулся и не двинулся.
Лишь когда послышался воющий звук сирены, голова его дернулась вверх, как у загнанного зверя.
Глава 7
Черная патрульная машина остановилась на гравии возле входа в офис.
Из нее вышел полицейский в штатском, поднялся по ступенькам и вошел в комнату. Несмотря на серую шляпу и мешковатый серый костюм, он выглядел так, будто всю жизнь был полицейским – защелкивал наручники и расследовал преступления, пробивая свою карьеру на разбитых мостовых и в темных улочках. На его огрубевшее и обветренное лицо за пятьдесят лет работы под солнцем, как на карту местности, легло отражение жизни долины.
– Я Брейк, лейтенант-детектив. Это вы звонили?
– Да, я. Она в седьмой комнате, в конце двора.
– Мертвая?
– Совершенно.
Алекс издал какой-то сдавленный звук. Брейк шагнул к нему и внимательно оглядел его.
– Что ты тут делаешь?
– Жду Люси.
– Это ту, что умерла.
– Да, сэр.
– Долго тебе придется ждать. Это ты ее зарезал?
Алекс посмотрел на детектива, словно на дерево, притом слишком толстое, чтобы на него можно было взобраться.
– Нет, сэр.
– А как это понравится твоей матери?
Не дожидаясь ответа Алекса, Брейк повернулся ко мне.
– Он ее зарезал?
– В этом я сомневаюсь. Он пришел после того, как это случилось. Говорит, что они собирались пожениться.
– Это он так говорит.
– Я ее не убивал, – заявил Алекс. – Я не тронул бы и волоса Люси.
Его тело безвольно обвисло над стойкой, поддерживаемое только локтями, как будто оно больше не могло ему пригодиться.
Вошел толстый клерк. Дверь за ним мягко захлопнулась. Он двинулся в обход вдоль стены и вокруг стойки, пробираясь к своему миру бумажной наготы, грязных простыней и молчаливых просьб о помощи. Вид смерти напомнил ему о грехах, похороненных в глубине памяти, и он подскочил, когда Брейк сзади спросил его:
– Вы портье?
– Да, сэр.
– Мне нужен ключ от седьмого номера, даже все ключи.
– Их нет, мистер Брейк.
Он подобострастно повернулся, как бы предлагая в жертву свое дрожащее тело.
– Я дал ей один, когда она сняла комнату, а потом она вернулась и попросила у меня дубликат. Сказала, что первый потеряла. Я сказал, что ей придется заплатить.
– Ключ в двери, лейтенант, – сказал я. – Почему вы этого раньше не сказали? Брейк вышел и поручил своему шоферу следить за Алексом. Подъехала вторая полицейская машина и остановилась за первой. Кольцо зрителей разомкнулось и снова сомкнулась вокруг нее. Сержант в форме пробился через толпу и подошел к Брейку. В одной руке и под мышкой он нес фотокамеру и треножник, в другой – сумку с принадлежностями для снятия отпечатков пальцев. – Где труп, лейтенант?
– Вон там. Коронеру сообщили?
– Он в пути.
– А ну, люди, дайте пройти.
Толпа расступилась и двинулась за ними.
В офисе Алекс и его страж сидели на кушетке в угрюмой близости. Страж был крупным молодым фараоном в голубой форме патрульного. На фоне его широкой грудной клетки Алекс казался меньше и худее. Его взгляд был устремлен в себя. Кажется, он впервые понял, что это такое: черный парень, попавший в сеть законов белых, и это ранило его так глубоко, что он не осмеливался шевельнуться.
За стойкой портье устроился поудобнее с остатками своей кока-колы. Я сел рядом с ним на диван-кровать.
– Мне бы хотелось поподробнее выяснить насчет ключей.
– Вопросы! – патетически воскликнул он.
Коричневая струйка жидкости поползла из угла его рта по красной сыпи на подбородке.
– Вы, возможно не поверите мне; на вид я кажусь здоровым, но у меня очень слабые нервы, у меня даже есть освобождение от армии, так что вот вам доказательство. Перекрестный допрос и труп – всего этого я не вынесу. Да еще этот лейтенант так на меня смотрел, будто я все это с ней сделал. Он состроил гримасу и стал похож на раскормленного придурковатого ребенка.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Должно быть, около пяти. Я не смотрел на часы.
– Ей нужен был второй ключ?
– Точно. Я спросил ее, что случилось с тем, какой я ей дал, когда она въезжала. Она ответила, что, должно быть, потеряла его. Откуда мне было знать, что она идет на рандеву с убийцей?
– Она казалась обеспокоенной?
– Не знаю. На такие вещи я внимания не обращаю. Это мне нужно было беспокоиться. Зачем ей нужно было приходить сюда чтобы получить ножом по горлу? Ниже по Гидальго с ней сделали бы это безо всяких хлопот.
– Для вас это, конечно, ужасно, – заметил я. – А для нее – пустяки.
– Вот тут вы чертовски правы.
Никакой иронии или насмешки в его ответе не было, лишь жалость к себе, от которой у него булькнуло в горле.
– Откуда я мог знать, что она только выдает себя за белую? Что она собирается искровенить мне весь пол? Теперь придется мыть его!
Алекс сидел со своим стражем по ту сторону стойки. Мне был виден только его затылок, но я слышал его дыхание.
– Входил ли кто-нибудь в комнату девушки после ее возвращения? – спросил я.
– Я не видел. Я обычно не обращаю внимания на такие вещи. Они приходят и уходят.
Эта фраза понравилась ему и он повторил:
– Приходят и уходят.
– И вы никого не видели?
– Нет. Я сидел здесь и убивал время. Они приходят и уходят.
Однако в нем тлели остатки гнева.
– Хотел бы я его видеть! Задушил бы гадину, который сделал это и испачкал пол...
– Вы думаете, это был мужчина?
– Почему?
– Вы сказали «который».
– Это только оборот речи. И вообще, зачем женщине резать женщину? Наклонившись ко мне, он громким шепотом сказал:
– Если хотите знать мое мнение, то я думаю, что это дело рук того черномазого. Резать горло – это, знаете, у них в крови.
Раздался грохот. Алекс Неррис бросился через стойку головой вперед и упал перед клерком на четвереньки. Вскочив на ноги, он изо всех сил ударил его по голове. Тот слабо пискнул и свалился мне на ноги.
Алекс кинулся к закрытому окну. Я никак не мог высвободить ноги и завопил:
– Остановись, Алекс! Назад!
Алекс вышиб стекло и перекинул ногу через подоконник. Голубой пиджак распоролся у него на спине.
Охранник бегом огибал стойку. Его черная кобура была расстегнута, револьвер выпрыгнул ему в руку, как попрыгунчик из коробки. Он поднял правую руку, щелкнул предохранитель. Алекс все еще был на подоконнике, стараясь просунуть другую ногу через узкий проем. Прекрасная мишень!
Я спихнул клерка со своих колен на пол и прыгнул на линию огня. Охранник, не убирая пальца со спуска, грозно посмотрел на меня и крикнул:
– Прочь с дороги!
Алекс вылез в окно, я бросился за ним. Он мчался по высокой сухой траве к изгороди, которая шла вдоль шоссе. Она была двухметровой высоты. Он подбежал к ней и одним махом перелетел через нее. Его «форд» стоял у изгиба дороги. Я влез на изгородь и свалился на другую сторону. За моей спиной прогремел выстрел. Алекс был в машине, отчаянно нажимая на стартер. Пуля ударилась в капот «форда», хлопнув, как тяжелая капля дождя, и оставила в нем дырку. «Форд», словно подстегнутый, рванулся вперед, его задние колеса взбудоражили гравий. Я побежал за ним и вцепился в опущенное окно.
Алекс не повернул головы от руля, но неожиданно нажал на тормоз, свернул в сторону и прибавил газу. Рука моя разжалась, и я потерял равновесие. Я упал и покатился по земле. Красочный мир слился в одну сплошную массу и на секунду вообще померк. Молодой патрульный с пистолетом помог мне встать на ноги. «Форд» исчез из вида.
– Послушай, ты, – набросился тотчас на меня патрульный. – Я мог бы его пристрелить, не встань ты на моем пути. Чего ты добивался?
Пистолет в его руке угрожал мне. Левой рукой он механически стряхивал частицы гравия с моего пиджака.
– Он нужен живым. Подстрели ты его – и попал бы в переделку. Он ведь не был арестован.
Лицо полицейского побледнело под загаром, как будто я перекрыл его сердечный клапан. Он тотчас опустил пистолет.
Брейк выскочил из ворот и побежал к нам быстро и неуклюже, как медведь на задних лапах. Уже на бегу он отдал распоряжение:
– Не теряйте времени, Тренчер. Садитесь в машину и давайте за ним. Я передам сообщение. Какой номер?
– Я не заметил, лейтенант.
– Отлично работаете, Тренчер.
Брейк взмахом руки отпустил его.
Я сообщил ему номер машины. Брейк, раздраженный, поспешил к патрульной машине и настроился на волну полицейского управления. Я стоял рядом и ждал его.
– В чем дело, лейтенант?
– Тревога номер один. Надо блокировать дороги.
Он пошел к комнате Люси.
Толпа людей из прицепов – мужчины, женщины и дети – перегородили ему путь. Один мужчина спросил:
– Парень удрал от вас, лейтенант?
– Мы его вернем. На всякий случай все оставайтесь сегодня на местах.
Я побеседую с вами позже.
– Это убийство?
После этого вопроса наступила тишина, нарушаемая лишь перешептыванием женщин и детей.
– Это я гарантирую, – ответил Брейк. – Она не порезалась при бритье. Теперь довольно, возвращайтесь к себе.
Толпа, гудя, подалась назад. Повинуясь молчаливому приказанию Брейка, я последовал за ним к двери комнаты номер семь. Там работал сотрудник полиции, делая замеры и фотографии. Люси лежала под его манипуляциями со скучающим видом хозяйки, шалости гостей которой вышли из рамок.
– Входите и закройте дверь, – сказал Брейк.
Один чемодан стоял на кровати открытый, и Брейк вернулся к его осмотру. Я остался возле двери, наблюдая за тем, как его большие ловкие руки ощупывали белый халат. – Очевидно, медсестра, – заметил он и добавил как бы вскользь:
– Каким образом вы нашли ее?
– Я постучал в дверь, а она не ответила. Дверь была не заперта, и я заглянул.
– Зачем?
– Я остановился в соседней комнате.
Он перевел взгляд узких серых глаз на мое лицо.
– Вы знаете ее?
– Никогда не встречал.
Из нее вышел полицейский в штатском, поднялся по ступенькам и вошел в комнату. Несмотря на серую шляпу и мешковатый серый костюм, он выглядел так, будто всю жизнь был полицейским – защелкивал наручники и расследовал преступления, пробивая свою карьеру на разбитых мостовых и в темных улочках. На его огрубевшее и обветренное лицо за пятьдесят лет работы под солнцем, как на карту местности, легло отражение жизни долины.
– Я Брейк, лейтенант-детектив. Это вы звонили?
– Да, я. Она в седьмой комнате, в конце двора.
– Мертвая?
– Совершенно.
Алекс издал какой-то сдавленный звук. Брейк шагнул к нему и внимательно оглядел его.
– Что ты тут делаешь?
– Жду Люси.
– Это ту, что умерла.
– Да, сэр.
– Долго тебе придется ждать. Это ты ее зарезал?
Алекс посмотрел на детектива, словно на дерево, притом слишком толстое, чтобы на него можно было взобраться.
– Нет, сэр.
– А как это понравится твоей матери?
Не дожидаясь ответа Алекса, Брейк повернулся ко мне.
– Он ее зарезал?
– В этом я сомневаюсь. Он пришел после того, как это случилось. Говорит, что они собирались пожениться.
– Это он так говорит.
– Я ее не убивал, – заявил Алекс. – Я не тронул бы и волоса Люси.
Его тело безвольно обвисло над стойкой, поддерживаемое только локтями, как будто оно больше не могло ему пригодиться.
Вошел толстый клерк. Дверь за ним мягко захлопнулась. Он двинулся в обход вдоль стены и вокруг стойки, пробираясь к своему миру бумажной наготы, грязных простыней и молчаливых просьб о помощи. Вид смерти напомнил ему о грехах, похороненных в глубине памяти, и он подскочил, когда Брейк сзади спросил его:
– Вы портье?
– Да, сэр.
– Мне нужен ключ от седьмого номера, даже все ключи.
– Их нет, мистер Брейк.
Он подобострастно повернулся, как бы предлагая в жертву свое дрожащее тело.
– Я дал ей один, когда она сняла комнату, а потом она вернулась и попросила у меня дубликат. Сказала, что первый потеряла. Я сказал, что ей придется заплатить.
– Ключ в двери, лейтенант, – сказал я. – Почему вы этого раньше не сказали? Брейк вышел и поручил своему шоферу следить за Алексом. Подъехала вторая полицейская машина и остановилась за первой. Кольцо зрителей разомкнулось и снова сомкнулась вокруг нее. Сержант в форме пробился через толпу и подошел к Брейку. В одной руке и под мышкой он нес фотокамеру и треножник, в другой – сумку с принадлежностями для снятия отпечатков пальцев. – Где труп, лейтенант?
– Вон там. Коронеру сообщили?
– Он в пути.
– А ну, люди, дайте пройти.
Толпа расступилась и двинулась за ними.
В офисе Алекс и его страж сидели на кушетке в угрюмой близости. Страж был крупным молодым фараоном в голубой форме патрульного. На фоне его широкой грудной клетки Алекс казался меньше и худее. Его взгляд был устремлен в себя. Кажется, он впервые понял, что это такое: черный парень, попавший в сеть законов белых, и это ранило его так глубоко, что он не осмеливался шевельнуться.
За стойкой портье устроился поудобнее с остатками своей кока-колы. Я сел рядом с ним на диван-кровать.
– Мне бы хотелось поподробнее выяснить насчет ключей.
– Вопросы! – патетически воскликнул он.
Коричневая струйка жидкости поползла из угла его рта по красной сыпи на подбородке.
– Вы, возможно не поверите мне; на вид я кажусь здоровым, но у меня очень слабые нервы, у меня даже есть освобождение от армии, так что вот вам доказательство. Перекрестный допрос и труп – всего этого я не вынесу. Да еще этот лейтенант так на меня смотрел, будто я все это с ней сделал. Он состроил гримасу и стал похож на раскормленного придурковатого ребенка.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Должно быть, около пяти. Я не смотрел на часы.
– Ей нужен был второй ключ?
– Точно. Я спросил ее, что случилось с тем, какой я ей дал, когда она въезжала. Она ответила, что, должно быть, потеряла его. Откуда мне было знать, что она идет на рандеву с убийцей?
– Она казалась обеспокоенной?
– Не знаю. На такие вещи я внимания не обращаю. Это мне нужно было беспокоиться. Зачем ей нужно было приходить сюда чтобы получить ножом по горлу? Ниже по Гидальго с ней сделали бы это безо всяких хлопот.
– Для вас это, конечно, ужасно, – заметил я. – А для нее – пустяки.
– Вот тут вы чертовски правы.
Никакой иронии или насмешки в его ответе не было, лишь жалость к себе, от которой у него булькнуло в горле.
– Откуда я мог знать, что она только выдает себя за белую? Что она собирается искровенить мне весь пол? Теперь придется мыть его!
Алекс сидел со своим стражем по ту сторону стойки. Мне был виден только его затылок, но я слышал его дыхание.
– Входил ли кто-нибудь в комнату девушки после ее возвращения? – спросил я.
– Я не видел. Я обычно не обращаю внимания на такие вещи. Они приходят и уходят.
Эта фраза понравилась ему и он повторил:
– Приходят и уходят.
– И вы никого не видели?
– Нет. Я сидел здесь и убивал время. Они приходят и уходят.
Однако в нем тлели остатки гнева.
– Хотел бы я его видеть! Задушил бы гадину, который сделал это и испачкал пол...
– Вы думаете, это был мужчина?
– Почему?
– Вы сказали «который».
– Это только оборот речи. И вообще, зачем женщине резать женщину? Наклонившись ко мне, он громким шепотом сказал:
– Если хотите знать мое мнение, то я думаю, что это дело рук того черномазого. Резать горло – это, знаете, у них в крови.
Раздался грохот. Алекс Неррис бросился через стойку головой вперед и упал перед клерком на четвереньки. Вскочив на ноги, он изо всех сил ударил его по голове. Тот слабо пискнул и свалился мне на ноги.
Алекс кинулся к закрытому окну. Я никак не мог высвободить ноги и завопил:
– Остановись, Алекс! Назад!
Алекс вышиб стекло и перекинул ногу через подоконник. Голубой пиджак распоролся у него на спине.
Охранник бегом огибал стойку. Его черная кобура была расстегнута, револьвер выпрыгнул ему в руку, как попрыгунчик из коробки. Он поднял правую руку, щелкнул предохранитель. Алекс все еще был на подоконнике, стараясь просунуть другую ногу через узкий проем. Прекрасная мишень!
Я спихнул клерка со своих колен на пол и прыгнул на линию огня. Охранник, не убирая пальца со спуска, грозно посмотрел на меня и крикнул:
– Прочь с дороги!
Алекс вылез в окно, я бросился за ним. Он мчался по высокой сухой траве к изгороди, которая шла вдоль шоссе. Она была двухметровой высоты. Он подбежал к ней и одним махом перелетел через нее. Его «форд» стоял у изгиба дороги. Я влез на изгородь и свалился на другую сторону. За моей спиной прогремел выстрел. Алекс был в машине, отчаянно нажимая на стартер. Пуля ударилась в капот «форда», хлопнув, как тяжелая капля дождя, и оставила в нем дырку. «Форд», словно подстегнутый, рванулся вперед, его задние колеса взбудоражили гравий. Я побежал за ним и вцепился в опущенное окно.
Алекс не повернул головы от руля, но неожиданно нажал на тормоз, свернул в сторону и прибавил газу. Рука моя разжалась, и я потерял равновесие. Я упал и покатился по земле. Красочный мир слился в одну сплошную массу и на секунду вообще померк. Молодой патрульный с пистолетом помог мне встать на ноги. «Форд» исчез из вида.
– Послушай, ты, – набросился тотчас на меня патрульный. – Я мог бы его пристрелить, не встань ты на моем пути. Чего ты добивался?
Пистолет в его руке угрожал мне. Левой рукой он механически стряхивал частицы гравия с моего пиджака.
– Он нужен живым. Подстрели ты его – и попал бы в переделку. Он ведь не был арестован.
Лицо полицейского побледнело под загаром, как будто я перекрыл его сердечный клапан. Он тотчас опустил пистолет.
Брейк выскочил из ворот и побежал к нам быстро и неуклюже, как медведь на задних лапах. Уже на бегу он отдал распоряжение:
– Не теряйте времени, Тренчер. Садитесь в машину и давайте за ним. Я передам сообщение. Какой номер?
– Я не заметил, лейтенант.
– Отлично работаете, Тренчер.
Брейк взмахом руки отпустил его.
Я сообщил ему номер машины. Брейк, раздраженный, поспешил к патрульной машине и настроился на волну полицейского управления. Я стоял рядом и ждал его.
– В чем дело, лейтенант?
– Тревога номер один. Надо блокировать дороги.
Он пошел к комнате Люси.
Толпа людей из прицепов – мужчины, женщины и дети – перегородили ему путь. Один мужчина спросил:
– Парень удрал от вас, лейтенант?
– Мы его вернем. На всякий случай все оставайтесь сегодня на местах.
Я побеседую с вами позже.
– Это убийство?
После этого вопроса наступила тишина, нарушаемая лишь перешептыванием женщин и детей.
– Это я гарантирую, – ответил Брейк. – Она не порезалась при бритье. Теперь довольно, возвращайтесь к себе.
Толпа, гудя, подалась назад. Повинуясь молчаливому приказанию Брейка, я последовал за ним к двери комнаты номер семь. Там работал сотрудник полиции, делая замеры и фотографии. Люси лежала под его манипуляциями со скучающим видом хозяйки, шалости гостей которой вышли из рамок.
– Входите и закройте дверь, – сказал Брейк.
Один чемодан стоял на кровати открытый, и Брейк вернулся к его осмотру. Я остался возле двери, наблюдая за тем, как его большие ловкие руки ощупывали белый халат. – Очевидно, медсестра, – заметил он и добавил как бы вскользь:
– Каким образом вы нашли ее?
– Я постучал в дверь, а она не ответила. Дверь была не заперта, и я заглянул.
– Зачем?
– Я остановился в соседней комнате.
Он перевел взгляд узких серых глаз на мое лицо.
– Вы знаете ее?
– Никогда не встречал.