– Я хотел бы нечто более определенное. Вознаграждения обычно исчезают в карманах полицейских. Деньги инстинктивно тянутся к должностным лицам. Мне же хотелось быть уверенным в своих пятидесяти долларах в день и оплате расходов. – Вполне естественное желание.
Она выпустила клуб дыма, мурлыча за его завесой, как кот на сметану.
– Но я не могу понять, по какой причине я должна оплачивать вашу деятельность.
– Я не могу позволить себе работать ради удовольствия. К тому же, было бы полезно для дела заручиться вашим именем, как клиентки.
– Это я могу понять.
Ее голова, словно изваянная из серого камня, застыла в величественной позе, характерной для позднеримских императоров. Тихий голос повысился и приобрел силу, словно собираясь доминировать на званом чаепитии.
– Но я действительно сомневаюсь, нужно ли вам заниматься моими делами. Я уже наняла детективное агентство. Оно уже обошлось мне в изрядную сумму, намного большую, чем я могла себе позволить, а результата абсолютно никакого. Я небогатая женщина.
На языке ее круга это означало, вероятно, что ей хватит пальцев одной руки для подсчета своих миллионов. Чтобы вызвать сочувствие к себе, она добавила:
– Я не отказываюсь платить за ценные сведения, но если крупное агентство не смогло вернуть мне сына, то не думаю, что мне может помочь человек, действующий в одиночку. Разве я не права?
Сигарета в углу ее рта потухла. Сильвия молча встала, взяла ее и положила в пепельницу.
– Дайте мне возможность попытаться, и посмотрите, на что я способен, – сказал я. – Я намерен узнать причину убийства Люси Чампион. Если я это узнаю, то ниточка приведет меня к вашему сыну. Во всяком случае, это моя зацепка.
– Ваша зацепка, – презрительно сказала он. – Если Чарльз был увезен насильно ради выкупа, то ваш сегодняшний визит можно рассматривать, как начало переговоров с его похитителями. Вы были знакомы с этой негритянкой, которую, по вашим словам убили?
– Она действительно была убита. А вы ее знали?
Ее лицо озарилось тусклой вспышкой злобы.
– Предупреждаю вас, молодой человек, не будьте назойливы. Я знаю как вести себя с назойливыми людьми.
Я посмотрел не Сильвию. Она слегка улыбнулась и чуть заметно покачала головой.
– Вы, должно быть, очень устали, миссис Синглентон. Уже очень поздно.
Старая женщина не обратила внимания на ее слова. Она подалась ко мне, и ее обтянутые шелком колени хрустнули как металл.
– Только сегодня утром, при очень сходных обстоятельствах, сюда явился человек, представившийся, как и вы, частным детективом. Он заявил, что если я уплачу ему вперед часть вознаграждения, то он сможет разыскать моего Чарльза. Я естественно отказалась. Тогда он потратил битый час моего времени, задавая мне вопросы. А когда я, в свою очередь, попыталась задать ему вопрос-другой, то он не ответил ни слова. Какая была его фамилия, Сильвия?
– Хэйс.
– Хэйс! – с силой проговорила старуха, словно это было кульминацией разговора.
Глаза ее были подернуты слезами и пеленой горя, и все же взгляд был острый.
– Вы знаете его?
– Что-то не припомню.
– В высшей степени отталкивающая личность. В заключение он осмелился предложить мне, чтобы я написала обязательство уплатить ему пять тысяч долларов, если он представит мне сына живым или мертвым. Он хвастался своими связями с преступным миром. Я пришла к выводу, что он либо замыслил меня обмануть, либо представляет какую-то гангстерскую организацию. Я велела ему убираться из моего дома.
– Вы считаете, что я тоже играю подобную роль?
– О нет, – мягко возразила девушка.
Миссис Синглентон обмякла, ее энергия исчезла. Голова упала на резную спинку софы, словно подставляя шею невидимому ножу. Слабой струйкой потекли слова:
– Я не знаю, что и думать. Я больная, старая, измученная, лишенная своего ребенка женщина. Это мир лжецов. Никто ничем мне не поможет. Сильвия встала и мягким беспокойным взглядом указала мне на дверь. Старуха с неожиданной живостью обратилась ко мне:
– Мистер Арчер! Это Чарльз прислал вас ко мне? Это он? Ему нужны деньги?
Перемена в ее голосе вызывала тревогу. Она говорила как испуганная девочка. Я повернулся, взглянул на ее лицо и увидел, что это кажущееся детство на миг осветило его красотой. Но красота исчезла, подобно скользнувшему лучу прожектора и оставила ее губы изогнутыми в циничной пародии на материнскую любовь.
Ситуация была слишком сложной и я не мог ее понять, не знал, как дальше себя вести. Может быть, связь ее с сыном, оборвавшись, так больно ударила ее. Но, может быть, она поняла, что он умер, и говорила так, чтобы не впасть в отчаяние. Но как бы то ни было, она готова была верить почти всему и подозревать всех и каждого. Она потеряла чувство реальности.
– Я никогда не встречал Чарльза, – ответил я. – Спокойной ночи. Желаю удачи.
Старуха не ответила.
Глава 12
Глава 13
Она выпустила клуб дыма, мурлыча за его завесой, как кот на сметану.
– Но я не могу понять, по какой причине я должна оплачивать вашу деятельность.
– Я не могу позволить себе работать ради удовольствия. К тому же, было бы полезно для дела заручиться вашим именем, как клиентки.
– Это я могу понять.
Ее голова, словно изваянная из серого камня, застыла в величественной позе, характерной для позднеримских императоров. Тихий голос повысился и приобрел силу, словно собираясь доминировать на званом чаепитии.
– Но я действительно сомневаюсь, нужно ли вам заниматься моими делами. Я уже наняла детективное агентство. Оно уже обошлось мне в изрядную сумму, намного большую, чем я могла себе позволить, а результата абсолютно никакого. Я небогатая женщина.
На языке ее круга это означало, вероятно, что ей хватит пальцев одной руки для подсчета своих миллионов. Чтобы вызвать сочувствие к себе, она добавила:
– Я не отказываюсь платить за ценные сведения, но если крупное агентство не смогло вернуть мне сына, то не думаю, что мне может помочь человек, действующий в одиночку. Разве я не права?
Сигарета в углу ее рта потухла. Сильвия молча встала, взяла ее и положила в пепельницу.
– Дайте мне возможность попытаться, и посмотрите, на что я способен, – сказал я. – Я намерен узнать причину убийства Люси Чампион. Если я это узнаю, то ниточка приведет меня к вашему сыну. Во всяком случае, это моя зацепка.
– Ваша зацепка, – презрительно сказала он. – Если Чарльз был увезен насильно ради выкупа, то ваш сегодняшний визит можно рассматривать, как начало переговоров с его похитителями. Вы были знакомы с этой негритянкой, которую, по вашим словам убили?
– Она действительно была убита. А вы ее знали?
Ее лицо озарилось тусклой вспышкой злобы.
– Предупреждаю вас, молодой человек, не будьте назойливы. Я знаю как вести себя с назойливыми людьми.
Я посмотрел не Сильвию. Она слегка улыбнулась и чуть заметно покачала головой.
– Вы, должно быть, очень устали, миссис Синглентон. Уже очень поздно.
Старая женщина не обратила внимания на ее слова. Она подалась ко мне, и ее обтянутые шелком колени хрустнули как металл.
– Только сегодня утром, при очень сходных обстоятельствах, сюда явился человек, представившийся, как и вы, частным детективом. Он заявил, что если я уплачу ему вперед часть вознаграждения, то он сможет разыскать моего Чарльза. Я естественно отказалась. Тогда он потратил битый час моего времени, задавая мне вопросы. А когда я, в свою очередь, попыталась задать ему вопрос-другой, то он не ответил ни слова. Какая была его фамилия, Сильвия?
– Хэйс.
– Хэйс! – с силой проговорила старуха, словно это было кульминацией разговора.
Глаза ее были подернуты слезами и пеленой горя, и все же взгляд был острый.
– Вы знаете его?
– Что-то не припомню.
– В высшей степени отталкивающая личность. В заключение он осмелился предложить мне, чтобы я написала обязательство уплатить ему пять тысяч долларов, если он представит мне сына живым или мертвым. Он хвастался своими связями с преступным миром. Я пришла к выводу, что он либо замыслил меня обмануть, либо представляет какую-то гангстерскую организацию. Я велела ему убираться из моего дома.
– Вы считаете, что я тоже играю подобную роль?
– О нет, – мягко возразила девушка.
Миссис Синглентон обмякла, ее энергия исчезла. Голова упала на резную спинку софы, словно подставляя шею невидимому ножу. Слабой струйкой потекли слова:
– Я не знаю, что и думать. Я больная, старая, измученная, лишенная своего ребенка женщина. Это мир лжецов. Никто ничем мне не поможет. Сильвия встала и мягким беспокойным взглядом указала мне на дверь. Старуха с неожиданной живостью обратилась ко мне:
– Мистер Арчер! Это Чарльз прислал вас ко мне? Это он? Ему нужны деньги?
Перемена в ее голосе вызывала тревогу. Она говорила как испуганная девочка. Я повернулся, взглянул на ее лицо и увидел, что это кажущееся детство на миг осветило его красотой. Но красота исчезла, подобно скользнувшему лучу прожектора и оставила ее губы изогнутыми в циничной пародии на материнскую любовь.
Ситуация была слишком сложной и я не мог ее понять, не знал, как дальше себя вести. Может быть, связь ее с сыном, оборвавшись, так больно ударила ее. Но, может быть, она поняла, что он умер, и говорила так, чтобы не впасть в отчаяние. Но как бы то ни было, она готова была верить почти всему и подозревать всех и каждого. Она потеряла чувство реальности.
– Я никогда не встречал Чарльза, – ответил я. – Спокойной ночи. Желаю удачи.
Старуха не ответила.
Глава 12
Сильвия проводила меня до конца холла.
– Мне очень жаль, мистер Арчер. Две последние недели были для нее ужасно трудными. Она уже много дней находится под действием наркотиков. Когда реальность не согласуется с ее представлениями, она просто не слышит того, что говорят, или забывает об этом. Но сознание у нее не затуманено. Она так много страдала, что не выносит разговоров о фактах, не желает даже слышать о них.
– О каких фактах?
Неожиданно Сильвия спросила:
– Мы не могли бы посидеть в вашей машине? Думаю, что ей все же хочется, чтобы я с вами поговорила.
– Нужно быть психиатром, чтобы понимать подобные вещи.
– Я и есть психиатр во всем, что касается миссис Синглентон. Знаете, как бывает, когда постоянно находишься у кого-нибудь под рукой?
– Приходится изучать отпечатки пальцев этой руки. Давно вы у нее служите?
– Только с июня. Но наши семьи знакомы уже пропасть лет. Отец Чарльза вместе с моим отцом учился в Гарварде.
Девушка потянулась к ручке двери.
– Извините меня, я хочу выйти на свежий воздух.
– А ей разве не нужна помощь?
– Слуги дежурят. Они помогут ей лечь.
Сильвия направилась к моей машине.
– Минутку, Сильвия. У вас есть фото Чарльза? Лучше всего недавний снимок.
– Конечно есть.
– Вы не принесете его мне?
– У меня есть один с собой, – ответила она безо всякого смущения. Девушка вынула из кармана костюма бумажник и извлекла из него маленькую моментальную фотографию, которую и вручила мне.
– Она достаточного размера, достаточно ясная?
На фото был заснят молодой человек в теннисных шортах и рубашке с короткими рукавами и открытой шеей, улыбающийся на солнце. Сила и тонкость его черт подчеркивалась стрижкой ежиком. Он был атлетического сложения, с широкими покатыми плечами и мускулистыми руками. Но в нем было что-то деланное, актерское. Его поза была нарочитой, грудь выпячена, живот втянут, словно он боялся холодного взгляда камеры или горячих глаз солнца. – Достаточно ясная, – ответил я. – Можно ее взять?
– На сколько вам будет нужно. Он здесь очень похож.
Забираясь в машину, она показала прекрасные округлые ноги. Скользнув за руль, я почувствовал, что она наполнила машину чистым, каким-то весенним запахом. Я предложил ей сигарету.
– Спасибо, я не курю.
– Сколько вам лет, Сильвия?
– Двадцать один год.
Совершенно не к месту, она добавила;
– Я как раз получила от поверенного матери чек за первый квартал.
– Очень хорошо.
– Чек почти на тысячу долларов. Так что я могла бы нанять вас, если вы согласитесь на меня работать.
– Я не могу обещать ничего определенного. Вы очень хотите его найти, не так ли?
– Да.
Казалось, вся ее жизнь была вложена в это короткое слово.
– Сколько денег должна я вам дать?
– Сейчас об этом не беспокойтесь.
– Почему вы должны доверять мне?
– Вам бы любой стал доверять. Куда более удивительно, что вы мне доверяете.
– Я немного разбираюсь в мужчинах, – ответил девушка. – Мой отец – хороший человек. И вы не похожи на этого Хэйса.
– Вы с ним говорили?
– Я присутствовала при его разговоре с миссис Синглентон. Все, что он хотел – это денег. И это было так... обнаженно. Мне пришлось пригрозить ему полицией, чтобы он ушел. До чего же жаль, ведь миссис Синглентон могла бы откровенно поговорить с вами, если бы он не испортил все дело.
– А что именно могла она мне рассказать?
– О всей жизни Чарли, – уклончиво ответила девушка. – Как выглядела эта негритянка?
Я подробно описал Люси Чампион.
Сильвия прервала меня прежде, чем я закончил:
– Это она самая.
Открыв дверцу, она принялась выбираться из машины. Все ее движения были мягкими и осторожными, словно каждое ее действие было опасной игрой. – Вы ее знали?
– Да. Я хочу вам кое-что показать.
Девушка ушла.
Я закурил. Не успел я выкурить половины сигареты, как Сильвия вернулась и снова устроилась рядом со мной.
– Вот это ее вещь.
Она протянула мне мягкий темный предмет. Я включил верхний свет и осмотрел его. Это был женский тюрбан, связанный из черной шерсти с золотой ниткой. Внутри был пришит ярлык «Дениза».
– Где вы его взяли?
– Она была здесь два дня назад.
– Хотела увидеться с миссис Синглентон?
– Теперь я думаю, что да. Она приехала на такси в середине дня. Я срезала в саду цветы и увидела ее, сидящей в машине. Казалось, она вышла, а такси вскоре уехало. Какое-то время она стояла на улице и смотрела на дом. А потом, я думаю, она потеряла над собой контроль.
– Это можно понять.
– Дом впечатляющий, правда? Я окликнула ее, хотела спросить, что она хочет, но когда она увидела, что я к ней направляюсь, она просто побежала. Я подумала, неужели я похожа на людоедку-великаншу. Я крикнула ей, чтобы она не боялась, но она только быстрее побежала. Ее шляпа упала, а она даже не остановилась ее поднять. Вот как эта вещь очутилась у меня.
– Вы не пытались ее догнать?
– Как я могла? У меня в руках был огромный букет. Шофер увидел, что она бежит за ним, и затормозил. Во всяком случае, я не имела права ее останавливать.
– Вы никогда не видели ее раньше?
– Нет. Я подумала, что она туристка. Она была очень мило одета, и шляпа эта очень хорошая. Но все же, то, что она не остановилась, заинтриговало меня.
– Вы обращались в полицию?
– Миссис Синглентон не захотела. Я подумала, не спросить ли в «Денизе», но против этого она тоже возражала.
– Вы знаете женщину, которая сделала эту шляпу?
– Знаю. У нее магазин недалеко от побережья, возле отеля.
– Здесь, в Эройо-Бич?
– Конечно. Если бы вы ее расспросили, то она может быть сказал бы вам что-нибудь новое о мисс Чампион.
– Вполне возможно. А почему вы сами не поговорили с Денизой? Неужели вы так боялись миссис Синглентон?
– Нет.
Девушка немного помолчала.
– Вероятно, я боялась того, что могла услышать. Теперь я уже не боюсь. Видите ли, Чарльз убежал с женщиной.
Она сообщила это с большой неохотой.
– Мне кажется, я боялась, что эта девушка негритянка могла быть... другой его женщиной.
– Похоже, что и мать его разделяет ваши опасения. К этому есть особые причины?
– Не знаю. Она очень многое о нем знает, даже больше, чем может признаться самой себе.
– Сильно сказано.
– Это правда. Эти дофрейдистские женщины знали все, но никогда ни о чем не говорили, даже в мыслях. Вся их жизнь проходила в переодеваниях к обедам во всяких притонах. Так говорил мой отец. Он преподает философию в Брауне.
– Кто была та женщина, с которой убежал Чарльз?
– Высокая блондинка, очень красивая. Это все, что я о ней знаю. В тот вечер, когда он исчез, их видели вместе в баре отеля. Служащий на стоянке видел, как они уехали в машине Чарльза.
– Это еще не означает, что он сбежал с ней. Больше похоже на похищение.
– Нет, они все лето жили вместе. У Чарльза есть домик в горах на Скай-Роут, и эту женщину видели там с ним почти каждый уикэнд.
– Как вы узнали это?
– Я беседовала с другом Чарльза, который живет в том же каньоне. Это Горас Уилдинг, художник – вы, может быть, слышали о нем. Он был очень скрытен, но все же сказал мне, что видел там Чарли с этой женщиной. Может быть, вам стоит с ним поговорить? Как мужчине с мужчиной?
Я включил свет и достал записную книжку.
– Адрес?
– Мистер Уилдинг, Скай-Роут, 2712. Телефона у него нет. Он сказал мне, что она красивая.
Я повернулся и увидел, что Сильвия плачет. Она сидела спокойно, сложив руки на коленях, и по ее щекам текли слезы.
– Я никогда не плакала! – с досадой бросила она, и уже без всякой досады проговорила:
– Как бы мне хотелось быть такой красивой, как она. Как бы я хотела, чтобы у меня были светлые волосы.
На мой взгляд, она была красивая и такая нежная, что, казалось, дотронься до нее – и палец пройдет насквозь. Ее фигура не заслоняла от меня огней Эройо-Бич. Между неоновыми огнями улицы с ажурными строчками огоньков магазинов высилось, подобно аэропорту, величественное здание отеля. За ним, словно маленький аэростат, поднималась луна, таща за собой световую дорожку по поверхности океана.
– Если вы хотите быть блондинкой, то почему бы вам не обесцветить волосы, как это делают другие девушки? – спросил я.
– Это бы мне ничего не дало. Он бы даже не заметил этого.
– Вы влюблены в Чарльза?
– Конечно.
Она ответила таким тоном, будто каждая девушка должна была любить Чарли. Я подождал, и она продолжала:
– Я полюбила его с первого взгляда. Вернувшись после войны из Гарварда, он провел с нами уикэнд в Провиденсе. Я в него влюбилась, но он в меня – нет. Я тогда была еще девочкой. Но он был мил со мной.
Ее голос понизился до доверительного шепота.
– Он читал со мной Эмили Диккинсон. Говорил мне, что хотел быть поэтом, а я думала: если бы я была Эмили Диккинсон! И учась в колледже, я часто мечтала, что Чарльз приедет за мной и женится на мне. Конечно, он этого не сделал.
Я видела его несколько раз, однажды на ленче в Бостоне; он был мил со мной, но не больше. Потом он уехал домой, и я долго о нем не слышала. Прошлой весной, когда закончилась моя учеба, я решила съездить на Запад и навестить его. Миссис Синглентон искала компаньонку, и мой отец устроил меня на это место. Я надеялась, что если буду жить в одном доме с Чарльзом, то он может в меня влюбиться. И миссис Синглентон тоже была не против этого. Если Чарльзу суждено было на ком-то жениться, она предпочла бы для него жену, которой могла бы управлять.
Я посмотрел ей в лицо и убедился, что она говорит искренне.
– Вы странная девушка, Сильвия. Вы действительно говорили об этом с миссис Синглентон?
– Мне не пришлось. Она оставляла нас вместе при каждом удобном случае, и я понимала причину этого. Отец говорил, что главная добродетель женщины заключается в уменье видеть то, что происходит у нее перед носом. И она должна говорить правду о том, что видит – это ее основная черта.
– Беру свои слова назад. Вы не странная, вы уникальная.
– Я тоже так думаю, но Чарли – нет. Он редко бывал дома и не дал мне приличного шанса влюбить его своей близостью. Большую часть свободного времени он проводил в своем домике или в автомобильных поездках по Штатам. Тогда я не знала о женщине, но думаю, она имела прямое отношение к тому, что он пытался сделать. А пытался он, притом безнадежно, порвать с матерью и с ее деньгами и самому строить жизнь. Видите ли, миссис Синглентон владела всеми деньгами еще при жизни своего мужа. Он был старомодным типом мужа богатой женщины – яхтсмен, игрок в поло и мальчик на побегушках у жены. Чарли мыслил совсем не так, как его отец. Он считал, что у него и всего его класса порваны связи с действительностью. Считал, что нужно спасать свою индивидуальность, погружаясь на самое дно и проникая в суть вещей.
– И он это сделал?
– Он пытался, но это оказалось труднее, чем он думал. Например, этим летом он работал в долине сборщиком томатов. Мать предложила ему место управляющего ранчо, но он не согласился. Конечно, долго это продолжаться не могло. Он подрался с десятником и потерял работу, если это вообще можно назвать работой. Миссис Синглентон чуть не умерла, когда он вернулся домой весь избитый, с синяками на лице. Я тоже чуть не умерла, но Чарльзу это, казалось, даже доставило некоторое удовольствие.
– Когда это было?
– В июле, через несколько дней после моего приезда. В середине июля.
– А где произошла драка?
– На ранчо, неподалеку от Бейкерфильда. Точно я не знаю.
– И после этого он оставался здесь до сентября?
– Уезжал и приезжал. Он часто уезжал на два-три дня.
– Вы не думаете, что и сейчас он в такой поездке?
– Может быть. Но я не надеюсь, что на этот раз он вернется по собственной воле.
– Вы думаете, он умер?
Вопрос был задан чересчур в лоб, но Сильвия смогла его принять. Внешне мягкая и неуверенная, она имела достаточный запас сил.
– Если бы он умер, я бы знала. Я не могу в это поверить. Я надеюсь, что он сделал последний рывок от своей матери и от денег, которые принесла его деду земля.
– Вы действительно хотите, чтобы он вернулся?
Она помедлила, потом ответила:
– По крайней мере, я должна знать, что он в безопасности и ведет сносную жизнь. Во время войны он сбивал вражеские самолеты, и все же остался ребячливым и слишком большим мечтателем. Неподходящая женщина может разбить ему жизнь.
Сильвия глубоко вздохнула.
– Надеюсь, я не очень мелодраматично говорю?
– По-моему, вы говорите очень хорошо. Может быть, вы только даете слишком большую волю своему воображению.
Я заметил, что она не слушает меня, и замолчал.
Ее мысли блуждали по каким-то далеким извивам, и она попыталась воплотить это путешествие в слова.
– Он чувствовал угрызения совести из-за денег, которые никогда не зарабатывал. Это еще усугублялось тем, что он разочаровался в своей матери. Чарльз хотел страданиями искупить свою вину. Он хотел, чтобы вся его жизнь была искуплением. Он мог выбрать женщину, которая заставила бы его страдать.
В свете луны ее лицо казалось девственно белым. Мягкость очертания ее губ и подбородка нарушалась угловатыми тенями.
– Так вы знаете, какого сорта была эта женщина? – спросил я.
– Не совсем. Вся моя информация получена из третьих рук. Детектив передал миссис Синглентон те сведения об этой женщине, которые получил от буфетчика отеля. А миссис Синглентон рассказала мне.
– Поедемте туда со мной, – предложил я. – Я угощу вас выпивкой. Надеюсь, спиртное вы употребляете?
– О нет, я никогда не была в баре.
– Вам же двадцать один год.
– Дело не в этом. Мне уже пора идти. Я всегда читаю ей перед сном. Спокойной ночи.
Я наклонился чтобы открыть ей дверцу и увидел, что по лицу ее, как весенний дождь, текут слезы.
– Мне очень жаль, мистер Арчер. Две последние недели были для нее ужасно трудными. Она уже много дней находится под действием наркотиков. Когда реальность не согласуется с ее представлениями, она просто не слышит того, что говорят, или забывает об этом. Но сознание у нее не затуманено. Она так много страдала, что не выносит разговоров о фактах, не желает даже слышать о них.
– О каких фактах?
Неожиданно Сильвия спросила:
– Мы не могли бы посидеть в вашей машине? Думаю, что ей все же хочется, чтобы я с вами поговорила.
– Нужно быть психиатром, чтобы понимать подобные вещи.
– Я и есть психиатр во всем, что касается миссис Синглентон. Знаете, как бывает, когда постоянно находишься у кого-нибудь под рукой?
– Приходится изучать отпечатки пальцев этой руки. Давно вы у нее служите?
– Только с июня. Но наши семьи знакомы уже пропасть лет. Отец Чарльза вместе с моим отцом учился в Гарварде.
Девушка потянулась к ручке двери.
– Извините меня, я хочу выйти на свежий воздух.
– А ей разве не нужна помощь?
– Слуги дежурят. Они помогут ей лечь.
Сильвия направилась к моей машине.
– Минутку, Сильвия. У вас есть фото Чарльза? Лучше всего недавний снимок.
– Конечно есть.
– Вы не принесете его мне?
– У меня есть один с собой, – ответила она безо всякого смущения. Девушка вынула из кармана костюма бумажник и извлекла из него маленькую моментальную фотографию, которую и вручила мне.
– Она достаточного размера, достаточно ясная?
На фото был заснят молодой человек в теннисных шортах и рубашке с короткими рукавами и открытой шеей, улыбающийся на солнце. Сила и тонкость его черт подчеркивалась стрижкой ежиком. Он был атлетического сложения, с широкими покатыми плечами и мускулистыми руками. Но в нем было что-то деланное, актерское. Его поза была нарочитой, грудь выпячена, живот втянут, словно он боялся холодного взгляда камеры или горячих глаз солнца. – Достаточно ясная, – ответил я. – Можно ее взять?
– На сколько вам будет нужно. Он здесь очень похож.
Забираясь в машину, она показала прекрасные округлые ноги. Скользнув за руль, я почувствовал, что она наполнила машину чистым, каким-то весенним запахом. Я предложил ей сигарету.
– Спасибо, я не курю.
– Сколько вам лет, Сильвия?
– Двадцать один год.
Совершенно не к месту, она добавила;
– Я как раз получила от поверенного матери чек за первый квартал.
– Очень хорошо.
– Чек почти на тысячу долларов. Так что я могла бы нанять вас, если вы согласитесь на меня работать.
– Я не могу обещать ничего определенного. Вы очень хотите его найти, не так ли?
– Да.
Казалось, вся ее жизнь была вложена в это короткое слово.
– Сколько денег должна я вам дать?
– Сейчас об этом не беспокойтесь.
– Почему вы должны доверять мне?
– Вам бы любой стал доверять. Куда более удивительно, что вы мне доверяете.
– Я немного разбираюсь в мужчинах, – ответил девушка. – Мой отец – хороший человек. И вы не похожи на этого Хэйса.
– Вы с ним говорили?
– Я присутствовала при его разговоре с миссис Синглентон. Все, что он хотел – это денег. И это было так... обнаженно. Мне пришлось пригрозить ему полицией, чтобы он ушел. До чего же жаль, ведь миссис Синглентон могла бы откровенно поговорить с вами, если бы он не испортил все дело.
– А что именно могла она мне рассказать?
– О всей жизни Чарли, – уклончиво ответила девушка. – Как выглядела эта негритянка?
Я подробно описал Люси Чампион.
Сильвия прервала меня прежде, чем я закончил:
– Это она самая.
Открыв дверцу, она принялась выбираться из машины. Все ее движения были мягкими и осторожными, словно каждое ее действие было опасной игрой. – Вы ее знали?
– Да. Я хочу вам кое-что показать.
Девушка ушла.
Я закурил. Не успел я выкурить половины сигареты, как Сильвия вернулась и снова устроилась рядом со мной.
– Вот это ее вещь.
Она протянула мне мягкий темный предмет. Я включил верхний свет и осмотрел его. Это был женский тюрбан, связанный из черной шерсти с золотой ниткой. Внутри был пришит ярлык «Дениза».
– Где вы его взяли?
– Она была здесь два дня назад.
– Хотела увидеться с миссис Синглентон?
– Теперь я думаю, что да. Она приехала на такси в середине дня. Я срезала в саду цветы и увидела ее, сидящей в машине. Казалось, она вышла, а такси вскоре уехало. Какое-то время она стояла на улице и смотрела на дом. А потом, я думаю, она потеряла над собой контроль.
– Это можно понять.
– Дом впечатляющий, правда? Я окликнула ее, хотела спросить, что она хочет, но когда она увидела, что я к ней направляюсь, она просто побежала. Я подумала, неужели я похожа на людоедку-великаншу. Я крикнула ей, чтобы она не боялась, но она только быстрее побежала. Ее шляпа упала, а она даже не остановилась ее поднять. Вот как эта вещь очутилась у меня.
– Вы не пытались ее догнать?
– Как я могла? У меня в руках был огромный букет. Шофер увидел, что она бежит за ним, и затормозил. Во всяком случае, я не имела права ее останавливать.
– Вы никогда не видели ее раньше?
– Нет. Я подумала, что она туристка. Она была очень мило одета, и шляпа эта очень хорошая. Но все же, то, что она не остановилась, заинтриговало меня.
– Вы обращались в полицию?
– Миссис Синглентон не захотела. Я подумала, не спросить ли в «Денизе», но против этого она тоже возражала.
– Вы знаете женщину, которая сделала эту шляпу?
– Знаю. У нее магазин недалеко от побережья, возле отеля.
– Здесь, в Эройо-Бич?
– Конечно. Если бы вы ее расспросили, то она может быть сказал бы вам что-нибудь новое о мисс Чампион.
– Вполне возможно. А почему вы сами не поговорили с Денизой? Неужели вы так боялись миссис Синглентон?
– Нет.
Девушка немного помолчала.
– Вероятно, я боялась того, что могла услышать. Теперь я уже не боюсь. Видите ли, Чарльз убежал с женщиной.
Она сообщила это с большой неохотой.
– Мне кажется, я боялась, что эта девушка негритянка могла быть... другой его женщиной.
– Похоже, что и мать его разделяет ваши опасения. К этому есть особые причины?
– Не знаю. Она очень многое о нем знает, даже больше, чем может признаться самой себе.
– Сильно сказано.
– Это правда. Эти дофрейдистские женщины знали все, но никогда ни о чем не говорили, даже в мыслях. Вся их жизнь проходила в переодеваниях к обедам во всяких притонах. Так говорил мой отец. Он преподает философию в Брауне.
– Кто была та женщина, с которой убежал Чарльз?
– Высокая блондинка, очень красивая. Это все, что я о ней знаю. В тот вечер, когда он исчез, их видели вместе в баре отеля. Служащий на стоянке видел, как они уехали в машине Чарльза.
– Это еще не означает, что он сбежал с ней. Больше похоже на похищение.
– Нет, они все лето жили вместе. У Чарльза есть домик в горах на Скай-Роут, и эту женщину видели там с ним почти каждый уикэнд.
– Как вы узнали это?
– Я беседовала с другом Чарльза, который живет в том же каньоне. Это Горас Уилдинг, художник – вы, может быть, слышали о нем. Он был очень скрытен, но все же сказал мне, что видел там Чарли с этой женщиной. Может быть, вам стоит с ним поговорить? Как мужчине с мужчиной?
Я включил свет и достал записную книжку.
– Адрес?
– Мистер Уилдинг, Скай-Роут, 2712. Телефона у него нет. Он сказал мне, что она красивая.
Я повернулся и увидел, что Сильвия плачет. Она сидела спокойно, сложив руки на коленях, и по ее щекам текли слезы.
– Я никогда не плакала! – с досадой бросила она, и уже без всякой досады проговорила:
– Как бы мне хотелось быть такой красивой, как она. Как бы я хотела, чтобы у меня были светлые волосы.
На мой взгляд, она была красивая и такая нежная, что, казалось, дотронься до нее – и палец пройдет насквозь. Ее фигура не заслоняла от меня огней Эройо-Бич. Между неоновыми огнями улицы с ажурными строчками огоньков магазинов высилось, подобно аэропорту, величественное здание отеля. За ним, словно маленький аэростат, поднималась луна, таща за собой световую дорожку по поверхности океана.
– Если вы хотите быть блондинкой, то почему бы вам не обесцветить волосы, как это делают другие девушки? – спросил я.
– Это бы мне ничего не дало. Он бы даже не заметил этого.
– Вы влюблены в Чарльза?
– Конечно.
Она ответила таким тоном, будто каждая девушка должна была любить Чарли. Я подождал, и она продолжала:
– Я полюбила его с первого взгляда. Вернувшись после войны из Гарварда, он провел с нами уикэнд в Провиденсе. Я в него влюбилась, но он в меня – нет. Я тогда была еще девочкой. Но он был мил со мной.
Ее голос понизился до доверительного шепота.
– Он читал со мной Эмили Диккинсон. Говорил мне, что хотел быть поэтом, а я думала: если бы я была Эмили Диккинсон! И учась в колледже, я часто мечтала, что Чарльз приедет за мной и женится на мне. Конечно, он этого не сделал.
Я видела его несколько раз, однажды на ленче в Бостоне; он был мил со мной, но не больше. Потом он уехал домой, и я долго о нем не слышала. Прошлой весной, когда закончилась моя учеба, я решила съездить на Запад и навестить его. Миссис Синглентон искала компаньонку, и мой отец устроил меня на это место. Я надеялась, что если буду жить в одном доме с Чарльзом, то он может в меня влюбиться. И миссис Синглентон тоже была не против этого. Если Чарльзу суждено было на ком-то жениться, она предпочла бы для него жену, которой могла бы управлять.
Я посмотрел ей в лицо и убедился, что она говорит искренне.
– Вы странная девушка, Сильвия. Вы действительно говорили об этом с миссис Синглентон?
– Мне не пришлось. Она оставляла нас вместе при каждом удобном случае, и я понимала причину этого. Отец говорил, что главная добродетель женщины заключается в уменье видеть то, что происходит у нее перед носом. И она должна говорить правду о том, что видит – это ее основная черта.
– Беру свои слова назад. Вы не странная, вы уникальная.
– Я тоже так думаю, но Чарли – нет. Он редко бывал дома и не дал мне приличного шанса влюбить его своей близостью. Большую часть свободного времени он проводил в своем домике или в автомобильных поездках по Штатам. Тогда я не знала о женщине, но думаю, она имела прямое отношение к тому, что он пытался сделать. А пытался он, притом безнадежно, порвать с матерью и с ее деньгами и самому строить жизнь. Видите ли, миссис Синглентон владела всеми деньгами еще при жизни своего мужа. Он был старомодным типом мужа богатой женщины – яхтсмен, игрок в поло и мальчик на побегушках у жены. Чарли мыслил совсем не так, как его отец. Он считал, что у него и всего его класса порваны связи с действительностью. Считал, что нужно спасать свою индивидуальность, погружаясь на самое дно и проникая в суть вещей.
– И он это сделал?
– Он пытался, но это оказалось труднее, чем он думал. Например, этим летом он работал в долине сборщиком томатов. Мать предложила ему место управляющего ранчо, но он не согласился. Конечно, долго это продолжаться не могло. Он подрался с десятником и потерял работу, если это вообще можно назвать работой. Миссис Синглентон чуть не умерла, когда он вернулся домой весь избитый, с синяками на лице. Я тоже чуть не умерла, но Чарльзу это, казалось, даже доставило некоторое удовольствие.
– Когда это было?
– В июле, через несколько дней после моего приезда. В середине июля.
– А где произошла драка?
– На ранчо, неподалеку от Бейкерфильда. Точно я не знаю.
– И после этого он оставался здесь до сентября?
– Уезжал и приезжал. Он часто уезжал на два-три дня.
– Вы не думаете, что и сейчас он в такой поездке?
– Может быть. Но я не надеюсь, что на этот раз он вернется по собственной воле.
– Вы думаете, он умер?
Вопрос был задан чересчур в лоб, но Сильвия смогла его принять. Внешне мягкая и неуверенная, она имела достаточный запас сил.
– Если бы он умер, я бы знала. Я не могу в это поверить. Я надеюсь, что он сделал последний рывок от своей матери и от денег, которые принесла его деду земля.
– Вы действительно хотите, чтобы он вернулся?
Она помедлила, потом ответила:
– По крайней мере, я должна знать, что он в безопасности и ведет сносную жизнь. Во время войны он сбивал вражеские самолеты, и все же остался ребячливым и слишком большим мечтателем. Неподходящая женщина может разбить ему жизнь.
Сильвия глубоко вздохнула.
– Надеюсь, я не очень мелодраматично говорю?
– По-моему, вы говорите очень хорошо. Может быть, вы только даете слишком большую волю своему воображению.
Я заметил, что она не слушает меня, и замолчал.
Ее мысли блуждали по каким-то далеким извивам, и она попыталась воплотить это путешествие в слова.
– Он чувствовал угрызения совести из-за денег, которые никогда не зарабатывал. Это еще усугублялось тем, что он разочаровался в своей матери. Чарльз хотел страданиями искупить свою вину. Он хотел, чтобы вся его жизнь была искуплением. Он мог выбрать женщину, которая заставила бы его страдать.
В свете луны ее лицо казалось девственно белым. Мягкость очертания ее губ и подбородка нарушалась угловатыми тенями.
– Так вы знаете, какого сорта была эта женщина? – спросил я.
– Не совсем. Вся моя информация получена из третьих рук. Детектив передал миссис Синглентон те сведения об этой женщине, которые получил от буфетчика отеля. А миссис Синглентон рассказала мне.
– Поедемте туда со мной, – предложил я. – Я угощу вас выпивкой. Надеюсь, спиртное вы употребляете?
– О нет, я никогда не была в баре.
– Вам же двадцать один год.
– Дело не в этом. Мне уже пора идти. Я всегда читаю ей перед сном. Спокойной ночи.
Я наклонился чтобы открыть ей дверцу и увидел, что по лицу ее, как весенний дождь, текут слезы.
Глава 13
Когда я вошел, двое филлипинцев бросили на меня любопытные взгляды и тотчас потеряли ко мне интерес. Напротив входа под мавританской аркой стоял за конторкой помощник управляющего с видом святого в смокинге. Над аркой горела красная неоновая надпись «Контина». Завершив в холле необходимые формальности, я вышел в патио. В тени сидели парочки. Я быстро прошел в бар.
Это была большая Г-образная комната, украшенная картинами, изображавшими бой быков, синяя от дыма и шумная как обезьянник. Вдоль стойки бара пестрели белые женские плечи, синие и клетчатые вечерние пиджаки. У мужчин были неестественное здоровые самоуверенные лица спортсменов, никогда не имевших шанса на успех, если не считать их успеха у женщин. Тела женщин, казалось, были больше наполнены смыслом, чем их головы. Где-то за стеной оркестр заиграл самбу. Некоторые плечи и вечерние пиджаки ринулись прочь от стойки.
Работали два бармена: проворный юнец, южноамериканского вида и редковолосый мужчина, державший в поле зрения всех остальных. Я подождал затишья в их деятельности и спросил редковолосого, постоянный ли он работник. Он бросил на меня непроницаемый взгляд.
– Конечно. Что будете пить?
– Пшеничное. Я бы хотел задать вам вопрос.
– Давайте, если придумали что-нибудь новенькое.
Его руки работали независимо от языка, наполняли мой бокал и ставили его на стойку.
Я заплатил.
– Я о Чарльзе Синглентоне младшем. Вы видели его в тот вечер, когда он исчез?
– Опять.
Он посмотрел на потолок в насмешливом отчаянии.
– Я говорил об этом шерифу. Говорил частным сыщикам.
Его глаза, серые и непроницаемы, опустились до уровня моего лица.
– Вы репортер?
Я показал ему свое удостоверение.
– Еще один частный, – невозмутимо заметил он. – Вам бы следовало вернуться к старой леди и сказать, что она зря тратит время и деньги. Младший удрал с такой шикарной блондиночкой, что лучше не найти. Так зачем же ему возвращаться?
– А зачем ему было удирать?
– Вы ее не видели. У этой дамочки есть все.
Он руками проиллюстрировал свое высказывание.
– Кошечка с младшим удрали в Мексику или в Гавану и наслаждаются там жизнью. Попомните мои слова. Так зачем ему возвращаться?
– Вы хорошо разглядели эту женщину?
– Конечно. Она купила у меня порцию спиртного, пока ждала младшего. Кроме того, она и раньше была здесь с ним пару раз.
– А что она пила?
– "Том Коллинз".
– Как она была одета?
– Темный костюм, ничего яркого. Со вкусом. Не высший класс, но ближайшая ступень. Она натуральная блондинка. Я и во сне мог бы ее описать.
Он закрыл глаза.
– Может быть, так я и делаю.
– Какого цвета у нее глаза?
– Зеленые или голубые, или что-то вроде этого.
– Бирюзовые?
Он открыл свои собственные глаза.
– Один вопрос означает на твоем языке слишком многое, дружок. Может быть нам бы следовало обратиться к стихам, но это уж как-нибудь в другой раз. Если вам нравятся бирюзовые – ладно, пусть бирюзовые. Она была похожа на одну из тех польских малышек, которых я видывал в Чикаго, но от Вест-Мэдисон она держалась далеко, в этом я уверен.
– Случается ли что-нибудь, чего вы не замечаете?
– Конечно. И не думайте, что она чем-нибудь угрожала ему. Они просто приклеились друг к другу. Он от нее глаз не мог отвести.
– Как они уехали? В машине?
– Насколько я понимаю, в машине. Спросите у Дьюи на стоянке. Только сначала суньте ему немного мелочи. Он не станет задаром, как я, упиваться звуками своего голоса.
Заметив приближающийся костюм, он отошел от меня.
Я выпил и вышел на улицу. Отель смотрел на море сквозь усаженный пальмами бульвар. Стоянка находилась за рядом маленьких магазинчиков со стороны берега. Направляясь туда, я прошел мимо витрины с серебряными и кожаными украшениями, мимо двух восковых манекенов в приятных юбочках, затем мимо витрины, забитой янтарем и остановился как вкопанный под вывеской «Дениза». Это имя было написано золотой вязью на стекле витрины шляпного магазина. За стеклом красовалась всего одна шляпа, точно шедевр скульптуры в музее. Магазин был погружен в темноту, и после секундного замешательства я прошел мимо.
Под аркой света на углу стоянки находилась будка сторожа – маленькое зеленое строение. К стене его было прикреплено объявление: «Единственный доход служителя – чаевые». Я встал возле него, держа на свету доллар. Откуда-то из рядов машин, похожих на партию консервных банок, появился маленький человечек. Фигура его была тощая и серая. Под старым флотским свитером, как куски источенного водой плавника, выступали кости плеч. Он бесшумно двигался в своих теннисных туфлях, подавшись вперед, словно невидимая рука тащила его за длинный нос.
– Почистить и протереть? Где ваш лимузин, мистер?
– Моя машина стоит за углом. Я хотел спросить вас о другой машине.
Наверно, вы Дьюи? – Наверно, так. Он моргнул выцветшими глазами, наивно обдумывая сей факт. Макушка его нечесанной седой головы торчала вровень с моим плечом.
– Держу пари, вы хорошо разбираетесь в машинах!
– Держу пари, и в людях – тоже. Вы фараон, или я не угадал? Держу пари, вы хотите спросить меня о молодом Чарли Синглентоне.
– Я частный, – сказал я. – На сколько держите пари?
– На доллар.
– Вы выиграли, Дьюи.
Я передал ему доллар.
Он сложил его в маленький квадратик и спрятал в карман грязнейших на свете штанов. – Так будет по честному, – доверительно сказал он. – Я трачу на вас свое ценное время. Я протираю ветровые стекла. По субботам я зарабатываю кучу денег. – Тогда приступим к делу. Вы видели женщину, с которой он уехал?
– Совершенно верно. Она была что надо. Я видел, как она приехала и уехала.
– Расскажите подробнее.
– Приехала и уехала, – повторил он. – Леди блондинка прикатила на новеньком голубом «плимуте». Большая модель. Я видел, как она вылезала из нее перед отелем. Я неподалеку принимал машину и видел, как она вылезла и вошла в отель. Она была что надо!
Его серая челюсть отвисла, и он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на приятном воспоминании.
– А что было потом с машиной?
– Другая ее увела.
– Другая?
– Другая, что тоже сидела в машине. Темнокожая, которая привезла леди-блондинку. Она потом укатила.
– Она была цветная?
– Та, что правила? Может, и так. Кожа у нее темноватая. Но я к ней особенно не приглядывался, я смотрел на блондинку. Потом я вернулся сюда, а Чарли Синглентон приехал немного погодя. Он вышел и вернулся с блондинкой, а потом они уехали.
Это была большая Г-образная комната, украшенная картинами, изображавшими бой быков, синяя от дыма и шумная как обезьянник. Вдоль стойки бара пестрели белые женские плечи, синие и клетчатые вечерние пиджаки. У мужчин были неестественное здоровые самоуверенные лица спортсменов, никогда не имевших шанса на успех, если не считать их успеха у женщин. Тела женщин, казалось, были больше наполнены смыслом, чем их головы. Где-то за стеной оркестр заиграл самбу. Некоторые плечи и вечерние пиджаки ринулись прочь от стойки.
Работали два бармена: проворный юнец, южноамериканского вида и редковолосый мужчина, державший в поле зрения всех остальных. Я подождал затишья в их деятельности и спросил редковолосого, постоянный ли он работник. Он бросил на меня непроницаемый взгляд.
– Конечно. Что будете пить?
– Пшеничное. Я бы хотел задать вам вопрос.
– Давайте, если придумали что-нибудь новенькое.
Его руки работали независимо от языка, наполняли мой бокал и ставили его на стойку.
Я заплатил.
– Я о Чарльзе Синглентоне младшем. Вы видели его в тот вечер, когда он исчез?
– Опять.
Он посмотрел на потолок в насмешливом отчаянии.
– Я говорил об этом шерифу. Говорил частным сыщикам.
Его глаза, серые и непроницаемы, опустились до уровня моего лица.
– Вы репортер?
Я показал ему свое удостоверение.
– Еще один частный, – невозмутимо заметил он. – Вам бы следовало вернуться к старой леди и сказать, что она зря тратит время и деньги. Младший удрал с такой шикарной блондиночкой, что лучше не найти. Так зачем же ему возвращаться?
– А зачем ему было удирать?
– Вы ее не видели. У этой дамочки есть все.
Он руками проиллюстрировал свое высказывание.
– Кошечка с младшим удрали в Мексику или в Гавану и наслаждаются там жизнью. Попомните мои слова. Так зачем ему возвращаться?
– Вы хорошо разглядели эту женщину?
– Конечно. Она купила у меня порцию спиртного, пока ждала младшего. Кроме того, она и раньше была здесь с ним пару раз.
– А что она пила?
– "Том Коллинз".
– Как она была одета?
– Темный костюм, ничего яркого. Со вкусом. Не высший класс, но ближайшая ступень. Она натуральная блондинка. Я и во сне мог бы ее описать.
Он закрыл глаза.
– Может быть, так я и делаю.
– Какого цвета у нее глаза?
– Зеленые или голубые, или что-то вроде этого.
– Бирюзовые?
Он открыл свои собственные глаза.
– Один вопрос означает на твоем языке слишком многое, дружок. Может быть нам бы следовало обратиться к стихам, но это уж как-нибудь в другой раз. Если вам нравятся бирюзовые – ладно, пусть бирюзовые. Она была похожа на одну из тех польских малышек, которых я видывал в Чикаго, но от Вест-Мэдисон она держалась далеко, в этом я уверен.
– Случается ли что-нибудь, чего вы не замечаете?
– Конечно. И не думайте, что она чем-нибудь угрожала ему. Они просто приклеились друг к другу. Он от нее глаз не мог отвести.
– Как они уехали? В машине?
– Насколько я понимаю, в машине. Спросите у Дьюи на стоянке. Только сначала суньте ему немного мелочи. Он не станет задаром, как я, упиваться звуками своего голоса.
Заметив приближающийся костюм, он отошел от меня.
Я выпил и вышел на улицу. Отель смотрел на море сквозь усаженный пальмами бульвар. Стоянка находилась за рядом маленьких магазинчиков со стороны берега. Направляясь туда, я прошел мимо витрины с серебряными и кожаными украшениями, мимо двух восковых манекенов в приятных юбочках, затем мимо витрины, забитой янтарем и остановился как вкопанный под вывеской «Дениза». Это имя было написано золотой вязью на стекле витрины шляпного магазина. За стеклом красовалась всего одна шляпа, точно шедевр скульптуры в музее. Магазин был погружен в темноту, и после секундного замешательства я прошел мимо.
Под аркой света на углу стоянки находилась будка сторожа – маленькое зеленое строение. К стене его было прикреплено объявление: «Единственный доход служителя – чаевые». Я встал возле него, держа на свету доллар. Откуда-то из рядов машин, похожих на партию консервных банок, появился маленький человечек. Фигура его была тощая и серая. Под старым флотским свитером, как куски источенного водой плавника, выступали кости плеч. Он бесшумно двигался в своих теннисных туфлях, подавшись вперед, словно невидимая рука тащила его за длинный нос.
– Почистить и протереть? Где ваш лимузин, мистер?
– Моя машина стоит за углом. Я хотел спросить вас о другой машине.
Наверно, вы Дьюи? – Наверно, так. Он моргнул выцветшими глазами, наивно обдумывая сей факт. Макушка его нечесанной седой головы торчала вровень с моим плечом.
– Держу пари, вы хорошо разбираетесь в машинах!
– Держу пари, и в людях – тоже. Вы фараон, или я не угадал? Держу пари, вы хотите спросить меня о молодом Чарли Синглентоне.
– Я частный, – сказал я. – На сколько держите пари?
– На доллар.
– Вы выиграли, Дьюи.
Я передал ему доллар.
Он сложил его в маленький квадратик и спрятал в карман грязнейших на свете штанов. – Так будет по честному, – доверительно сказал он. – Я трачу на вас свое ценное время. Я протираю ветровые стекла. По субботам я зарабатываю кучу денег. – Тогда приступим к делу. Вы видели женщину, с которой он уехал?
– Совершенно верно. Она была что надо. Я видел, как она приехала и уехала.
– Расскажите подробнее.
– Приехала и уехала, – повторил он. – Леди блондинка прикатила на новеньком голубом «плимуте». Большая модель. Я видел, как она вылезала из нее перед отелем. Я неподалеку принимал машину и видел, как она вылезла и вошла в отель. Она была что надо!
Его серая челюсть отвисла, и он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на приятном воспоминании.
– А что было потом с машиной?
– Другая ее увела.
– Другая?
– Другая, что тоже сидела в машине. Темнокожая, которая привезла леди-блондинку. Она потом укатила.
– Она была цветная?
– Та, что правила? Может, и так. Кожа у нее темноватая. Но я к ней особенно не приглядывался, я смотрел на блондинку. Потом я вернулся сюда, а Чарли Синглентон приехал немного погодя. Он вышел и вернулся с блондинкой, а потом они уехали.